3. У Бога все живы. Костромские Дервизы

ЧЬИ МЫ?
Итак, вернемся к той части Костромской ветки рода фон Дервиз, продолжением ко­торой стала я, и те, кого знала и любила. И те, кого знаю и сейчас, и те, кого узнала недавно, бла­годаря поиску. А именно, к Василию Николаевичу фон Дервиз. Он родился 31.08.1835 в Костром­ской губер­нии. Ви­димо, как и брат, Семен, Василий получил изначально домашнее образование. Роди­тели отдали мальчика в 1847 году во 2-й кадетский корпус, который к выпуску его стал называться Кон­стантиновским кадетским корпусом[1]. Это учебное заведение было преемником того, которое окончили его отец. Туда по-прежнему принимались дети небогатых дворян из губернских учебных заведений. Василий был зачислен в 3-ю Дворянскую роту, во вто­рой специ­альный артиллерийский класс. Мой прапрадед никак не был отмечен за время учебы. Ну, был в наряде, ну болел «рожей» и лежал в лазарете в начале 1855 года. Ничего особенного с ним не происходило, ни по­ощрений, ни взысканий, баллы средние, как и у многих. Только химия ему не давалась. К концу учебы Василий дослужился до чина унтер-офицера и после прохожде­ния лагерей 06.07.1855 был, вместе с другими кадетами, выпущен из корпуса. Два года он прослужил в 12-й артиллерийской бригаде прапорщиком и вышел в отставку подпору­чиком[2].
В 1856 году Василий женился на Софье Владимировне Ма­каренковой. О ней известно мало, только из косвенных источников. Есть две версии ее происхождения. По не вполне прове­ренным данным, она относилась к роду Макаренковых Обоянского уезда Курской губернии, где Софии принадлежало село Ус­ланки. Она имела там 44 души крепостных. Основной источник сведений о ней — это чтение писем, адресованных Софьей к семейству Пыпиных, найденных в РГАЛИ в фонде 395. Из этой переписки семьи Пы­пиных с близкими, в том числе и с семейст­вом фон Дер­виз, я почерпнула основную информацию о своих прапрабабушке и прапрадедушке. Братья и сестры Пыпины приходились двоюродными Н.Г. Чернышев­скому. Благодаря почти­тельному отношению Советской власти к этому писателю, переписка се­мьи сохранилась в Литературном Архиве. Дочь супругов фон Дервиз, Вера была заму­жем за од­ним из братьев Пыпи­ных.
В Курское поместье Софьи Владимировны суп­руги фон Дервиз и от­правились на жи­тельство после свадьбы и окончания военной службы Василия. Все их дети роди­лись в Курской губернии. У них было четверо детей:
1.- Вера Васильевна (17.08.1857 Обоянь Курской губ. — 04.02.1885 Киев);
2.- Владимир Васильевич (17.09.1858 Обоянь Курской губ. — около 1918 Елец);
3.- Николай Васильевич (25.08.1859 Рыльск Курской губ. — 16.01.1916 Киев);
4.- Надежда Васильевна (23.02.1861 Путивль Курской губ. — 04.01.1951 Ленинград).
Наш предок Василий Николаевич фон Дервиз вместе с братьями владел усадьбой Взгляд­нево Костромской губер­нии. 27.02.1858 эти земли доста­лись ему по разделочному акту между бабушками: Екатериной Юрьевной фон Дервиз, ур. Лермонтовой и Матреной Мартьяновной Слащо­вой, ур. Сипягиной. Третьим участником раздела была мать, Александра фон Дервиз, ур. Слащова. Усадьба Взгляднево находилась в 20 верстах от уездного города, при сельце Взгляднево, что в 5-6 верстах от Троицы Зашугомы, где была Троицкая церковь и кладбище, на котором когда-то похоронили деда Василия, Семена Ивановича фон Дервиз. Поместье представляло собой леси­стые земли с редкими поселками, мужское население которых занималось в основном отхожими промыслами. Пахали, сеяли и жали только оставшиеся в поселках женщины. Однако и это имение приносило какой-то доход, в основном за счет сбыта леса и аренды. Арендовал их много лет дьякон местной Троицкой церкви Суворов. Сама родовая усадьба Взгляднево заросла лесом и из строений остались только сарай, да развалившаяся избушка, бывшая когда-то барским домом.
С 1859 по 1864 годы Василий служил лесничествах Курской губернии. В 1863 назначен лесничим в г. Рыльск. При вступлении в должность 25.11.1863 он рапортовал в Курскую палату Госимуществ, что по обширности лесничества и множеству лесоистребления в дачах, не принятых в казенное лесное управление и большому разрешению отпусков в сем же 1863 г. на домашний обиход как государственными крестьянами, так и помещиками, им, Дервизом поручено лесному кондуктору по Тименскому и Щигровскому уездам производить отпуски леса, делать исчисления и свидетельства по лесоистреблению и находиться депутатом при свидетельствах по этим делам. О чем имеет честь донести палате. Госимуществ[3]. Однако, лесной ревизор Демидович увидел нарушения, допущенные Дервизом, и против него началось судебное дело. 16.04.1864 Казенная палата слушала доклад и.д. лесного ревизора поручика Демидовича, в котором он доложил управляющему о поверке вырубленных лесов, и что вырублено больше дозволенного. Дервиз от должности устранен до окончания дела, ему выдана половина жалования. И он теперь обязан передать дела. Дело затягивалось. Сначала палата указала, что виновный не изъявлен, затем, что виновен фон Дервиз. О перерубке леса Дервиз докладывал ранее, прежде Демидовича. Свидетельства о перерубке снимают с Дервиза ответственность. Сначала возбуждено следствие по заявлению Дервиза, затем Демидовича. Прокурор возражает против удаления Дервиза. Это будет незаслуженное наказание. Прокурор просит приостановить дело, находя Дервиза виновным в допущении ограниченных перерубок и в неправильном отпуске порубочных билетов, при этом имея в виду сознание самого Дервиза. Одновременно фон Дервиз обратился с просьбой, в которой доказывает, что акты Демидовича неправильны и не согласуются с действительным количеством переруба. Переруб заключается не в объеме леса, а в месте выруба, т.к. в местах, назначенном для вырубок были голые поляны. Решение об устранении его от должности состоялось без его объяснений, в требовании его разрешить ему объяснить отказано. 16.05.1864 не смотря на заявление прокурора Дервиз удален от должности на время следствия. 30.12.1864 за фон Дервизом учрежден полицейский надзор и взята подписка о невыезде из Курска[4]. 30.11.1865 фон Дервиз освобожден от полицейского надзора на поруки. По мнению палаты губернский секретарь фон Дервиз подлежит преданию военному суду. 08.12.1866 ему отказано в отпуске, т.к. он находится под судом и следствием. Отпуск просит в Олонецкую и Костромскую губ. 28.10.1868 определение: бывший Курский лесничий губ сек. фон Дервиз за превышение власти, заключающееся в увеличении площади лесосек по 5-ти дачам, за самовольное замещение некоторых избранных обществами и утвержденных палатой полесовщиков, а равно за допущение разных беспорядков и упущений по службе: Подвергнуть выговору с занесением в формулярный список. Кроме того, за подложные свидетельства о вырубке по не доказательству освободить. За увеличение площади лесосек к ответственности не привлекать. Резолюция 30.06.1869: к исправлению должности лесничего не допущать.[5]
Не ясно, сколько длились дальше разбирательства, по в приказах по Корпусу лесничих значится: уволен от службы состоящий по корпусу лесничих губернский секретарь фон Дервиз[6]. Прегрешения вольные и ли невольные заставили его покинуть лесное ведомство. Дервиза ждала железная дорога
Василий вышел в отставку в чине губернского секретаря по Кор­пусу лесничих. И, вероятно, почти сразу отправился служить на Ряжско-Вяземскую железную до­рогу. Это была первая часть Сызрано-Вяземской железной дороги, которая в 1874 году пролегла в одном кило­метре от деревни Износки. Собственно, Износки не были уже деревней, захо­лустная дыра стала торгово-промышленным центром края. Это событие послужило развитию всей Калужской губернии, до того момента пребывавшей в упадке. Дорога строилась, там все было в развитии и много рабочих мест. Василий фон Дервиз занял место начальника стан­ции «Алексин­ская» РВЖД. Учеба в кадетском корпусе и подготовка артиллериста давала достаточное количество технических знаний, чтобы можно было служить в таком слож­ном месте, как железная дорога. В 1879—1882 годах Василий Николаевич проживал в Алексинском уезде Туль­ской губернии, трудясь на этой должности[7]. Сыновья Василия были приписаны именно к Алек­синскому по воинской повин­ности присутствию, по месту жительства отца на тот момент. По требованию службы в 1883 году Василий Николае­вич перемес­тился в Рязанскую губернию в Скопинский уезд, на станцию Павелец, где прослужил до 1884 года. В октябре 1883 года, ула­живая отпускные студенческие дела сына Николая, он пишет письмо к директору Земледельче­ской Петровской Академии, подписы­ваясь как «землевладелец фон Дервиз, и указывает именно это место жительства. Пере­становка кадров на железной дороге при­вела его в конце 1884 года на станцию Износки Ме­дынского уезда Калужской губернии. Там Васи­лий прослужил начальником станции недолго, но упомянут в «Памятной Книжке» Калуж­ской губернии за 1885 год,
Именно в Износки пришла в конце 1884 года телеграмма о тяжелой болезни дочери Василия и Софьи, Веры. На исходе 1885 года фон Дервиз был перемещен по службе в Смоленскую губер­нию, где занял место началь­ника станции Вязьма. Об этом косвенно свидетельствует частная переписка Дервизов и Пыпиных. Возможно, он занимал там какую-то другую должность, т.к. в определенных списках начальником он не значится. Но косвенные свидетельства о том, что Василий Николаевич служил на железнодорожной станции. С 1886 года он жил в Вязьме в квартире при станции. Оттуда им тоже было от­правлено письмо в Петровскую Академию, где учился сын Николай, подписанное: «гу­бернский секретарь Корпуса лесничих Василий Николаевич
Брак Софьи и Василия фон Дервиз не был удачным. Супруги были весь­ма разными людьми. Кажется, большую часть своей жизни они проживали врозь и испытывали материальные затруднения. Судя по письмам, Василий Николаевич человек был прямой, сдержанный, может быть и грубоватый. Возможно, эта прямота и послужила причиной того старого судебного дела в Курской губернии, о котором я писала выше. Кто знает, какие неприятности подстерегают слиш­ком прямого человека. Трудно дать оценку характеру и поступкам, когда мало данных, только ко­роткая переписка. Однако вырисовы­вается портрет Васи­лия Николаевича фон Дервиз, как чело­века замкнутого и совсем несветского. Возможно, и про­блемы в семейной жизни наложили отпе­чаток на этот характер. Трудно жить вместе столь разным людям, как су­пруги фон Дервиз. Де­тей, судя по всему, супруга Софья Владимировна поднимала с недостаточной помощью мужа, или ей хотелось большего. Однако надо ска­зать, что те, все же, постоянно поддерживали с отцом связь, значит, не был он столь уж плохим человекам, лживым и жестоким, как описывала в письмах его жена. В важные моменты жизни детей отец всегда подключался. Софья не обла­дала острым умом и разносторонней образованностью, при этом была крайне энергична, прагма­тична и слегка за­носчива. Характер был очень сильный. Обла­дая малыми средствами, она все время улаживала какие-то дела, пристраивала детей в учеб­ные заведения с малой оплатой или вообще бесплатно. Так, старшая дочь Вера, окончила Учи­лище для образова­ния фельдшериц при Покровской Общине под покровительством Великой Княгини Александры Петровны в Петербурге. Мальчики обуча­лись в Лисинском учебном лес­ничестве под Петербургом, где из 200 учебных мест 150 были ка­зеннокоштные, а им, как детям лесничего, полагалась солидная льгота в оплате и при поступле­нии.
Чего стоит только дело поступления сына Николая в Петровскую Академию и устройство до­полнительной от­срочки от воинской повинности, которое уладилось благодаря ее напористо­сти. В одном из писем, написанных к Е.Н. Пыпиной, уже после смерти зятя, об устройстве его мо­гилы она пи­шет: «… я и не о таких делах хлопатывала …». Это письмо по­пало в мои руки раньше, чем дело Николая Васильевича из Академии. Я еще подумала, какая амбициозная дама моя прапра­бабушка, и чего бахвалится?! Но когда я взяла в руки академи­ческое дело ее сына, поняла, что для этой женщины не было преград. Показательно, что сын ее при посту­плении не сдал вступи­тельные испытания. И, тем не менее, он был зачислен в Акаде­мию с обещанием, что все будет сдано осенью следующего года. Все уладилось, благодаря нажиму матери и на директора Академии, и на Канцелярию самого Господина Министра Государственных Иму­ществ. Она посто­янно переписывалась с обоими, при этом металась между Москвой и Петер­бур­гом. Вдо­бавок, ей удалось поначалу скрыть от руководства Академии, что сына ждет воинская по­винность, т.к. одну отсрочку Николай уже использовал при учебе в Лисинской Лесной школе. Ма­маша организовала ему дополнительную отсрочку. В академическом деле Николая Василье­вича фон Дервиз есть переписка между Алексинским Тульской губернии по Воин­ской По­винности Присутствием, Академией и Министерством. Полагаю, Софья бом­била письмами и само присутст­вие тоже, и до того сильно, что чиновники кинулись к Государю, когда тот проездом был в Алек­сине, и Высочайшим Соизволением разрешено было Дервизу воспользоваться еще одной отсроч­кой и отслужить по окончании курса Академии[8].
Не вполне ясно, где училась ее младшая дочь, Надежда. Какой-то закрытый институт. Так или иначе, Софья ценой огром­ных усилий дала детям образование, при котором те могли занять в обществе место, достойное их происхождения. При всем неоднозначном моем от­ношении к этой личности, которая, то раздражает меня, то восхищает кипучей энергией, я благодарна ей, потому что ее дети —это наши прабабушки и прадедушки. А за ними бабушки и дедушки. А за ними наши родители, а потом и мы, троюродные, и наши дети. Все, ныне живущие и уже ушедшие, получили такое образование, которое дает воз­мож­ность считать себя не худшей частью человечества. Тем больше ей чести, что сама она таким обра­зованием похвастаться не могла. От нее же многие из нас, ее потомков, по­лучили ту черту характера, кото­рую сейчас называют «непотопляемостью». Даже, пребывая в сложных материальных обстоя­тельствах, Софья Владимировна находила заработок и помощь. То она владела модным салоном, то, не смотря на слабое здоровье, обучалась массажу и пыталась зарабатывать им. Довелось ей по­служить и в вяземском приюте. Родные мужа тоже помогали ей. И Вера Николаевна фон Дер­виз, известная своей благотворительностью, вдова Павла Григорье­вича. И Дмитрий Григорье­вич фон Дервиз. И Елена Григорьевна, их сестра, у которой Софья какое-то время жила. Вообще, у меня сложи­лось впечатление, что госпожа Софья Владимировна фон Дервиз вполне была принята в кругу род­ных мужа, несмотря на раздельную с ним жизнь. То ли родственники признали его виноватым в разладе, то ли в этой среде уже существовал довольно широкий взгляд на расстава­ние супругов. А может быть, и скорее всего, ее энергия и предприимчивость обладали притяга­тельной силой и обаянием. Будучи вхожей в общество родных мужа, Софья Владимировна присутст­вовала, на правах родствен­ницы, при похоронах вышеупомянутой Веры Васильевны Лермонтовой, урожденной Слащовой. Не удивительно, ведь та была двоюродной бабушкой ее детей и крестной дочерей. Умерла Вера Васильевна-старшая от карбункула на плече, в резуль­тате которого случился, ви­димо, сепсис. Похоронена она в декабре 1884 года на Новодевичьем клад­бище в Санкт-Петербурге. Софья оплакивала смерть крестной своих дочерей вместе с Еленой Гри­горьевной. Она писала дочери, Вере Васильевне Пыпиной, которая в это время хворала после тяжелых родов, так: «А мы здесь похоронили твою бабушку В. Васильевну Лер­монтову. Она забо­лела карбунку­лом. Не перенесла его и так сегодня в субботу ее на Новоде­вичьем кладбище и схоронили. Елена Григорьевна [9] тебе кланяется очень сердечно выбежала к нам на лестницу, <неразб.> о своем, поплакать и очень сокрушается о твоей бо­лезни, так же и другие род. Це­лую тебя и жду нетерпеливо письма.     С. Д.»[10].
Земли в Костромской губернии заложены были в Нижегородско-Самарском Земельном Банке еще в 1875 году[11]. Это было достаточно обычное в то время положение вещей, когда разоряющееся дворянство закладывало свои родовые земли, не в силах содержать их. Хозяйство дворянами зачастую велось нерационально и неэффективно. Обманывал землевладельцев каждый из арендаторов, кто как мог. Да и сами хозяева, не зная правил ведения сельского хозяйства и экономики, делали ошибку за ошибкой. Кроме того, жили они в городах, вдали от своих угодий, имели службу для обеспечения жизненных надобностей. Потому что, как писал П.А. Кривский, Саратовский Предводитель Дворянства, в письме в Саратовское Дворянское собрание: «… что в де­ревнях жить невозможно. И действительно, редкое здоровье и редкие нервы выдерживают эту пытку. Помещики давно уже не пользуются вполне своей собственностью и, скрепя сердце, переносят всевозможные хищения ее и из боязни безнаказанной мести»[12].
В 1875 и 1876, пода­вая прошение о приеме земель в залог, Василий Николаевич указывал в прошении тот же адрес в Санкт-Петербурге, где проживала и его жена: Надеждинская улица д. 67. Однако жил он все время в провинциях, меняя место жительства по мере служебных подвижек на Сызрано-Вязем­ской железной дороге. Жена его, Софья почти всегда в Петербурге, долгое время на улице Гончар­ной д. 7. Это видно из переписки с зятем, Петром Николаевичем Пыпиным и его семьей. И по докладу филера, наблюдав­шего за их сыном Николаем в 1887 году начальнику Смоленского жандармского управления, жила Софья в Петербурге у родных. А из переписки получается, что у Елены Григорьевны Левкович, ур. фон Дервиз. Именно Елена Григорьевна проживала в доме 67 в тот момент.
Не смотря на раздельное проживание, Софья Владимировна все же оставалась официальной супругой Василия Николае­вича фон Дервиз. Чтобы решить свои денежные вопросы, Дерви­зы решили с помощью хитрости поправить ситуацию. И продать землю в интересах семьи. Причем землю, находящуюся под запретом. Чтобы это сделать, супругами была придумана схема, которая, однако, часто использовалась в то время. В 1877 году Василий с разрешения банка продал свое имение жене. Суть была в том, что в момент продажи земля выводилась из-под залога. И пока оформлялись документы на нового хозяина, недвижимость могла быть продана. Софья как могла, тянула оформление, однако имение не прода­валось, т.к. часть его захватил какой-то крестьянин. Она писала дочери в 1884 г.: «У меня бездна переписка с костромичами, но небезуспешно, отыскали несколько десятин земли, которые были захвачены одним кулаком чужим крестьянином и надо будет через суд ее ото­брать». Постоянно опаз­дывая с платежами, Софья Владимировна несколько раз рисковала поте­рять имение совсем, оно могло быть выставлено на продажу с торгов. Слезные ее письма отправлялись в банк с просьбой проявить сострадание, оказать снисхождение, предоставить отсрочку. В последний момент, пусть и с опозданием, заняв и перезаняв деньги, она вносила платеж. Платить так предстояло более 40 лет.
Софья все время надеялась, что денежная ситуация вот-вот улучшится. В ноябре 1884 года в письмах ее к дочери Вере упоминаются эти Костромские земли, которые она намеревалась про­дать, и тогда у нее, наконец-то, должны были появиться деньги: «Теперь можешь придумывать, что заказать мне к исполнению, так как, бог даст, скоро я буду иметь деньги. Меня уведомил уже непременный член об том, что отправил мою сделку в Кострому 11 октября. Из Костромы се­годня получила уведомле­ние, что как заберут справку от старшого нотариуса, то тотчас отправят в Питер». Однако дело не трогалось с места.
После смерти старшей дочери Веры, Софья много переписывалась с зятем, Пет­ром Ни­колае­вичем Пыпиным. При жизни Веры их отношения не были теплыми, теща, которая при первом знакомстве понравилась Петру, стала его раздражать. Она была навязчива, «прилипчива», шумна, постоянно в долгах, вызванных платежами по залогу. Даже у родственника зятя, Петра Петровича Фан-дер-Флита, занимала она деньги под расписку. Ее было слишком «много». Отношения ме­жду тещей и зятем были напряжены, Софья даже не была приглашена на их свадьбу, чем она, ко­нечно, осталась недовольна. Со смертью Веры все изменилось. Сестра Петра, Евгения Николаевна Пыпина, разглядев в Софье ее лучшие качества, доброту и сочувствие к близким писала родным о ней: «Она совсем не производит впечатле­ния, какого я ожидала, судя по словам Пети. Он к ней относился совсем нехорошо, а теперь, говорит она, было совершенно не то; понятно, что не те совсем обстоятельства были, чтобы тут выказывать свое недружелюбие. Она гово­рит о Пете с большим чувством, и очень жалеет его». Теща и зять давали друг другу опору в горе, он был ей вместо сына. Софье, с ее характером и воспитанием, не доставало искренности и открыто­сти. Она оставалась одино­кой, и видимо ей было очень тоск­ливо. Одна дочь, Вера, умерла, вто­рая, Надежда, была далеко замужем на Кавказе. Старший сын Владимир жил своей жизнью, отношения их, кажется, были прохладны. С невесткой, его женой Надеж­дой Оскаровной, моей прабабушкой, дружба, кажется, не складыва­лась. Оставался один сын Николай, который теперь учился в Петров­ской Земледельческой Академии в Москве. Софья писала зятю, о том, что хочет «жить с Нико­лаем около Академии. Покуда мне там будет место покуда я окажусь способной вести какое-нибудь дело, требующее любви к нему и внимания. Я просто не знаю куда бы деваться, чувст­вую себя как-то лишней, никому не нужной. Просто не место мне на земле жить». И адрес: Санкт-Петер­бург, против церкви Крещения, на Канаве, д. 5, кв. 17.
Железная дорога разветвлялась и удлинялась. В 1890 году, уже после смерти дочери Веры и зятя, Петра Николаевича Пыпина, Василий пишет его сестре, Е.Н. Пыпиной: «… дорога перешла в науку …». К этому моменту Сызрано-Вяземская железная дорога из частных рук пе­решла в казну, наступили перемены в работе и жизни Василия фон Дервиза. Требования менялись, жа­лование не увеличивалось. По долгу службы он все время перемещался из города в город, и, к тому же, каж­дому служащему могло грозить сокращение должности. Все это трудно да­лось нашему немоло­дому родственнику. Мне кажется, теперь его мысли занимала работа, родные мо­гилы и раз­мышле­ния о том, кто «правее», он или жена. Супруги постоянно со­ревновались. Друг друга они, кажется, не понимали и не поддерживали, хотя жили с 1888 или 1889 года опять вместе в Вязьме. Какая-то необходимость, а может быть брачные законы того времени, по которым жена обя­зана была следовать за мужем по его требованию, если не имеет от него отдельного вида на житель­ство, заставила чету фон Дервиз попытаться снова наладить совместную жизнь. Скорее всего, это случилось после окончания сыном Николаем Акаде­мии, и отбытия им воинской повинности в части, которая стояла в Вязьме.
Василий был привязан к службе и мог быть послан в другое место по ее надоб­ности в лю­бой момент. Он писал, сравнивая свою жизнь и жизнь жены: «Она живет свободней, а я могу до весны очутиться Бог знает где». Софья же все время перемещалась по своей воле, решая какие-то вопросы. У нее находились дела и в Мо­скве, и в Питере, и в других местах. Так она ощущала себя нужной и важной особой. Как я уже писала, Софья, несмотря на слабое здоровье, была женщиной энергичной.
Сын Николай продолжал все это время общаться с отцом, приезжал к нему и во время студен­че­ских отпусков, оформляя проездные документы в те места, где жил на тот момент отец. В 1887 году Николай фон Дервиз жил в квартирке отца при станции Вязьма, ожидая, пока бюрократиче­ская машина проверок и согласований провернется и ему будет дано место в Смоленско-Витебско-Могилевском Управлении Гос. Имущества. В 1888 году Ни­колай Ва­сильевич женился. Он на­шел себе невесту все в той же Калужской губернии, куда часто приез­жал к отцу. Отец невесты был гласным в городской думе города Медыни и занимал другие должности в Ка­лужской губ. В этом же году семейство фон Дервиз предприняло совместную поездку к дочери Надежде в Кизляр, почти полным составом: мама, папа, сын Николай. С ними ехал ослепший зять-вдовец. Он ничего не ви­дел, но на поездке настояла теща. Видимо она для себя определила, что воздух Кавказа будет ему полезен, и точка. Уж если она взялась за что-то, ее было не оста­новить.
Уже не было дочери Веры, затем не стало зятя. А вскоре и Николай уехал работать на Кав­каз. Внуки, дети Владимира, кажется, супругов фон Дервиз не очень интересовали. Одиноки были Василий Николаевич и Софья Вла­димировна, вот и попытались объединиться. Они все время выяс­няли отношения и имели массу претензий друг к другу. Софья с Василием плотно зани­мались устройством могилы зятя, изо всех сил споря о том, кто важнее в этом деле и кто был ближе к по­койному при его жизни. Теперь не скажешь, кто же из них впустую махал руками, а кто делал дело. При этом жаловались друг на друга семейству Пыпиных, пытаясь при­влечь их каждый на свою сторону. Мне кажется, что Софья слишком много на себя взяла по уст­ройству могилы, одновре­менно пытаясь зарабатывать. Муж не содержал ее, или содержал не­достаточно, или она хотела большего. К занятиям супруги и ее заработкам Василий относился свысока, или так ей ка­залось. Похоже, Василий считал все ее труды блажью. Однако и он тос­ковал, оставаясь в одиноче­стве во время ее частых отъездов, хотя и ворчал: «Живу так себе, дела не веселят казна тре­бует много а помощи не дает, так что работать приходится много, по обыкновению легче не стало — а когда приходишь домой то стараешься поскорее поесть и спать ибо никого — жена почти уже 2 месяца в Петербурге изучает, на что-то ей понадобился массаж — просто на <неразб.> с ума сходит — это бывает». Василию тоже хоте­лось тепла и уюта, но он не умел объяс­нить, что ему надо, да и отношения были подпорчены. И супруга не могла донести до него своих желаний и чувств. Но ведь и они были когда-то молоды, наверное, любили друг друга. А теперь жили каждый своей жизнью. Они были совсем разными людьми, которых слепо свела судьба. Она была эмоциональна, мечтательна и не­сколько театральна, а он груб и прям. Она за многое хвата­лась одновременно, переоценивая свои возможности, а он все делал не спеша, ос­торожно, и, по­хоже, обстоятельно и рационально. Просто не выдержала женщина взятого «веса», вот здоро­вье и дало сбой, Софья Владимировна опять заболела. Она сетовала в письме к Евгении Никола­евне Пыпиной на невнимание мужа, проявившееся вовремя ее болезни, когда тот, якобы, не поддержал ее ма­териально: «… если бы он был в этом случае, как и другие мужья, участлив и заботлив. Он ни гроша не прислал на мое лечение и не спросил где, как и на что лечусь, а как вещей не присылал более недели и потом спросил барышень: не пахнет ли смертью. Деньги же прислал только к моему выходу[13] <неразб.> кроме тех, которые высы­лал ежемесячно несвоевре­менно, а как вздумается, чтобы заставить меня нуждаться».
Супруги рассорились окончательно, и, кажется, до смерти Софьи так и не помирились. Письмо с жалобой на мужа Софья написала в апреле 1891 го­да, незадолго до смерти. Тогда же Софья обращалась, видимо поняв, что сама не справляется с обстоятельствами, к Вере Николаевне фон Дервиз, вдове Павла Гри­горьевича фон Дервиз. Он приходился Василию Николаевичу дво­юродным дядей, и Софья вполне обосно­ванно надеялась на помощь его вдо­вы, известной благотвори­тельницы, которая помогала многим. Как же не по­мочь родственнику? Обращалась мадам фон Дервиз через Ев­гению Николаевну Пыпину к управ­ляющему денежными потоками Дер­визов, А.А. Померанцеву. В РГАЛИ сохранилось его письмо, адре­сованное госпоже Пыпиной, где господин Померанцев пи­шет: «Милостивая Государыня Евге­ния Николаевна, покорнейше прошу меня уведомить, где в настоящее время находится <не­разб.> Софья Дервиз, к которой я имею поручение от Веры Николаевны. Примите уверение в моем совершенном уважении и предан­ности. А. Померанцев».
Вероятно, Софья Владимировна рассчитывала на помощь в лече­нии: «не знаю что принесет мне переданное Померанцевым пору­чение, но (во) всяком случае, мне при­ятно, что В. Ник. не замедлила ответить», писала она в апреле 1891 года. Возможно, эту помощь Софья получила, но воспользоваться ею уже не смогла. Госпожа Со­фья Владимировна фон Дервиз умерла 26.10.1891 и похоронена в Московском Покровском монастыре[14]. Этот мо­на­стырь существует и сейчас, он восстановлен в 1995 году. Но вся та часть Мо­сквы пере­строена, и процесс перестройки начался еще до революции. Нынче на месте клад­бища парк и стадион, а в прежние времена была богадельня для мещан и две половины клад­бища: богадельниче­ская и купеческая. В какой части была ее могила, бог весть. Полагаю, ее похоронами занималась сестра, Глафира Владимировна Кутукова, которая в это время жила вдовой в Москве.
Земля в Зашугомской волости так и оставалась за Софьей Владимиров­ной и после ее смерти[15]. Никто из детей так и не вступил в права наследства, хотя в письме Василия в банк они все были представлены, как наследники, а, по словам отца, Василия, принять землю Дервизов должна была дочь, Надежда Васильевна Кобахидзе. Возможно, ее избрали преемницей потому, что она носила другую фамилию, что могло помочь в бесконечных, но бесплодных попытках про­дать землю. В 1909 году сын Владимир Васильевич при посредничестве троюродного дяди Вла­димира Дмитриевича фон Дервиз, закрыл это тягостное залоговое дело, выплатив всю ссуду. Од­нако и в 1912 году земля продолжала числиться за Софьей, так и не перейдя в разряд выморочен­ных. Никто из потомков Софьи потом не стал хозяином этой земли. Родовое поместье стало обре­менительным владением и ушло. Предводитель Саратовского дворянства Кривский, в том письме к Дворянскому Собранию, о котором я говорила выше, писал: «Уплатить такой долг не только настоящим владельцам, но едва ли удастся их внукам». И еще «… Удивляться следует не тому, что дворянство находится в таком положении, а скорее тому, что при таких условиях оно еще существует. Положение следующего поколения будет еще труднее. Если предста­вить себе его будущность, то за него становится страшно». Благосостояние потомков Софьи, как и многих других, теперь зависело лишь от их собственного труда.
Так и закончилась эта нескладная, путанная и не очень счастливая жизнь нашей прароди­тельницы Софьи Владимировны фон Дервиз. Жизнь, ушедшая на попытки что-то устроить, ула­дить, продумать хитрый ход, вывер­нуться, сыграть роль. Чтобы, в конце концов, уйти, почти забы­той своими потомками. Однако о ней горевали, такой яркий человек не мог не оставить следа в душах близких. О ней печалились и Пыпины. 8 ноября 1891 года Екатерина Николаевна Нейман (ур. Пыпина) писала к Евгении Николаевне среди прочих семейных вещей: «… жалко мне и С.Вл.».
Место и дата смерти самого Василия Николаевича не известны. Точно лишь то, что еще 28 де­кабря 1891 года он был жив. У меня имеется группо­вая фо­тография железнодорожных служа­щих ст. Вязьма. Она относится к концу ХIХ или к началу ХХ вв. Одного из изображенных так и хо­чется назвать родственником. Нахожу его сходство с предполагаемыми потомками, особенно со старшим внуком, Сергеем Владимировичем, моим дедом. Других изображений Василия все равно нет. Специалист по железнодорожной форме предположил, что фото сделано после 1904 г., когда проводилась реформа. Будем считать, что он умер после этого года. Возможно, похоро­нен в Вязьме, на Троицком кладбище, которого уже нет. Оно уничтожено во время Великой Оте­чественной Войны бомбежками. На месте кладбища теперь машиностроительный завод, там воз­ведена часовня в честь Св. Троицы.
[1] ЦГИА СПб 19-112-1205 исповедные ведомости св. Равноапостольных Константина и Елены при дворянском полку 1850
ЦГИА СПб 19-112-1302 исповедные ведомости ц. Равноапостольных царей Константина и Елены при Константиновском к.к. 1855.
Сборник «История «Дворян» и «Константи­нов­цев», 1907 г.,.
[2] РГВИА, 320-2-1589
[3] ГАКО (Курск) 153-1-1013. Дело по рапорту штабс-капитана Яхимовского о сдаче Курского лесничества подпоручику фон Дервиз. 1863 год
[4] ГАКО (Курск) 153-1-1084 дело о недобросовестной работе Курского лесничего губернского секретаря фон Дервиз. 06.05.1864-05.08.1865. т. 1
[5] ГАКО 153-1-1085 дело о недобросовестной работе Курского лесничего губернского секретаря фон Дервиз. 02.08.1865-31.08.1870. т. 2
[6] Лесной журнал 1876 год. Вып. 3. май-июнь. Приказы
[7] «Памятная книжка» Тульской губ. за соответствующие годы.
[8] ЦГА Москвы 228-3-652 фон Дервиз Николай Васильевич. 1882
[9] Видимо, Елена Григорьевна фон Дервиз.
[10] РГАЛИ фонд 395. Переписка семьи Пы­пиных с близкими, в том числе и с семейст­вом фон Дер­виз, Фан-дер-Флит, Нейман и Чернышев­скими.
[11] ЦИАМ 278 (Нижегородско-Самарский земельный банк)-2-89: дело по залогу недви­жимости В.Н. фон Дервиз перешло С.В. фон Дервиз, Костромской губернии Солигаличского уезда.
[12] ГАКО (Курск) 153-1-1013 (1863) дело по рапорту штабс-капитана Яхимовского о сдаче Курского лесничества подпоручику фон Дервиз.
[13] Видимо, имеется в виду выход из больницы.
[14] «Провинциальный некрополь».
[15] Памятная книга Костромской губ. на 1912 г.