Нет истины, где нет любви
и Владимира Шляпентоха
В своих историко-биографических исследованиях, в частности, при работе над биографиями, я уже много лет отдаю предпочтение «пристрастности» перед «объективностью». Так, в книге по истории российской социологии я писал: «...пристрастность ориентирует исследователя на всесторонний анализ жизненного пути и творческого наследия людей, долгие годы работавших в науке. Биографу трудно оставаться нейтральным, да и возможна ли в принципе нейтральность, отстраненность от героя биографического анализа, нужно ли к ней стремиться? Идеал научной беспристрастности, по мнению М. Полани, даже в точных науках оказывается ложным, в социологии он просто может стать разрушительным. <…> Нейтральность биографа не гарантирует объективности исследования, ибо нейтральность, холодность не побуждают к новым поискам. Наоборот, пристрастность может быть базой объективности, заставлять искать правду. Так, небольшая заметка Пушкина, резко критиковавшего Радищева за его “Путешествия из Петербурга в Москву”, заканчивается словами: “...нет истины, где нет любви”» [1, с. 418].
Ниже расположено мое письмо членам дружеского российско-американского незримого колледжа, группировавшегося вокруг портала «Международная биографическая инициатива». В него входили: Андрей Алексеев, Борис Докторов, Борис Фирсов, Дмитрий Шалин, Владимир Шляпентох и Владимир Ядов, все мы годами были знакомы и активно переписывались.
После прочтения письма будет ясно, почему я сейчас отмечу, что все члены незримого колледжа, за исключением Шляпентоха и эмигрировавшего в Америку еще в комсомольском возрасте ученика и друга И.С. Кона Дмитрия Шалина, были членами КПСС. Более того, Б. Фирсов был секретарем Райкома КПСС Дзержинского района Ленинграда, В. Ядов – секретарем Василеостровского Райкома ВЛКСМ, А. Алексеев называл себя «правомерным комсомольцем, был заместителем секретаря Комитета ВЛКСМ Ленинградского университета, а позже, уже став журналистом, зачинателем движения за коммунистический труд. Я не занимал никаких видных постов ни в комсомоле, ни в КПСС, но вместе с Фирсовым много лет участвовал в проведении опросов общественного мнения по заданию Обкома КПСС. Конечно же Шляпентох все это знал, и это не препятствовало его дружбе со всеми, к кому 13 октября 2011 года он обратился с посланием «Наши разногласия. Письмо друзьям социологам»
Я не хотел бы, чтобы после прочтения моего текста «Нет истины, где нет любви» у читателей создалось впечатление о том, что описываемая здесь коллизия изменила отношение членов незримого колледжа к Шляпентоху. Я регулярно говорил с ним по телефону и последний раз, он был серьезно болен,- за несколько дней до его смерти.
Вечером 5 октября 2015 года я получил такое электронное сообщение от друга Владимира Шляпентоха – Азария Мессерера, доктора филологических наук, советского и американского журналиста, музыканта: «Sad news! Володя умер. Светлая ему память!» И вот наша переписка того вечера:
- склоняю голову... когда, Азарий?
- Минут 15 назад. Уже несколько дней он ни ел, ни пил и никого не узнавал. Нам звонила Люба, его жена. Как она будет без него, трудно понять. Никогда ни одного счета не заплатила, все домашние дела вел он. Наверное, переедет сюда, во Флориду, где много друзей, есть кому позаботиться о ней. Уезжая, он оставил мне ноты, принадлежавшие его маме, пианистке. Я сейчас сыграю грустный этюд Шопена, который он любил, - по его нотам. А некролог, наверное, должны написать социологи.
- Азарий, нас так много объединят... теперь - и смерть Володи можно «ты»? сейчас сообщу в Москву, в Институт социологии РАН, в другие институции... тем, кто знает, помнит Володю... его ровесников - нет... в этом году ушли четверо... я устал душевно писать некрологи, но - конечно буду... и придется - несколько... сейчас напишу что-либо быстрое... потом - вдумчивое... мы ведь знали друг друга с самых первых 70-х..
- Дорогой Борис!
Конечно, буду рад перейти на ты. Я только что прочитал статью Володи о его умершем коллеге и друге, и в ней отразился портрет его самого. Он написал обо всем, что ценил в человеке и чему старался следовать как истинный интеллигент. Я, наверное, напишу по следам этой статьи небольшой некролог для интернетного варианта «Чайки», где высказанные им идеалы проиллюстрирую несколькими примерами о нем самом, естественно, не касаясь социологии и его научной деятельности
Обнимаю, Азарий
И утром следующего дня я писал в facebook: «5 октября, около 7 часов вечера по Тихоокеанскому времени (в Москве – ночь с 5 на 6 октября) умер Владимир Эммануилович Шляпентох... Он родился 19 октября 1926 года, не дожил нескольких дней до 89 лет... Я отчетливо пониманию, что для подавляющего числа российских социологов Шляпентох – это что-то из очень далекого... к сожалению, почти все его коллеги-ровесники – уже ушли... он из поколения Бориса Грушина, Татьяны Заславской, Андрея Здравомыслова, Юрия Левады, Владимира Шубкина, Владимира Ядова... он дружил с ними... Владимир Шляпентох сделал многое в социологии и своими книгами многих привел в социологию... Он был яркой, преданной науке личностью».
А 7 октября в блоге Андрея Алексеева был размещен пространный некролог «От российской социологии он никуда не уезжал...» [2].
Поводом для письма послужил пост В. Шляпентоха: «Наши разногласия. Письмо друзьям социологам»
Докторов Б. Нет истины, где нет любви (Ответ В.Шляпентоху). [3]
Многое в заметках Володи Шляпентоха по поводу «наших разногласий» прояснится, если рассматривать их в контексте дискуссии по сложным проблемам историко-биографических исследований в рамках изучения прошлого-настоящего российской социологии. Эти исследования проводятся уже четверть века, и активное обсуждение различных подходов к анализу этой многомерной тематики направленно ведется участниками международного «незримого колледжа» с середины июля этого года. К настоящему моменту ряд высказанных в дискуссии точек зрения представлен в серии статей, опубликованных в петербургском журнале «Телескоп», и полный текст обсуждений отражен на сайте проекта «Международная биографическая инициатива» <https://cdclv.unlv.edu/programs/bios.html>.
Началом той части дискуссии, которую Володя в своем блоге назвал «о мертвых или хорошо, или ничего», послужили его слова, сказанные в конце августа в письме к Дмитрию Шалину:
"...ибо Вы не показываете на конкретном примере (на интервью Кона, например) как Вы намерены представлять интервью читателям, не знакомым с советской действительностью. По сути, Вы невольно не информируете о том, “что было”, а создаете ложную картину о борцах за истину (в частности, о Коне, активном члене КПСС, авторе довольно отвратительных статей в "Философском Словаре", 1982, о которых он не упоминает ни словом)".
Полностью это письмо представлено в Протоколе №2, но в конце сентября при финальном редактировании этого документа у его составителя, Андрея Алексеева, возникло предложение убрать из письма приведенный фрагмент. В начале октября я (Боря Д.) попросил Володю не настаивать на публикации пассажа об Игоре Коне и обосновал это следующим образом:
Во-первых, Кон никогда не позиционировал себя в качестве борца за истину... скорее, он всегда оставался академическим ученым.. во-вторых, как ты понимаешь, факт членства в КПСС ну никак не может быть основанием для негативного отношения к человеку... в третьих, полистай «80 лет одиночества», там есть воспоминания Игоря об этих статьях.. в четвертых, не стоит судить о статьях 82 года (три десятилетия назад) с сегодняшних позиций, тем более, что «отвратительными» они не являются.. ты и сам понимаешь, что по тому времени взвешенная статья Кона давала многим право говорить о том, что социология – не только буржуазная наука… далее, так сложилось, что 1 мая я был на похоронах Игоря... и хотя он завещал развеять его прах, можно сказать, что еще земля не осела на его могиле, а уже началась критика Кона… как-будто он ничего не сделал значимого для социологии... последние годы его жизни он натерпелся от РПЦ и националистов... хватило бы кому угодно... не лучше ли изъять эти слова из твоего текста, а придет время, взять текст Игоря, взять то, что писалось в те годы о социологии в СССР (не помню, когда статья была написана, это словарь вышел в 82 году) и рассмотреть ее всесторонне... и на фоне того, что Коном было сделано до 1982 года и после... тем более, что Кон был нашим другом... и сейчас только мы можем защитить сделанное им…
В состоявшемся 5 октября продолжительном телефонном разговоре мы с Володей [БД: Шляпентохом] рассмотрели несколько вопросов, относящихся к природе биографической информации (интервью, мемуары и прочее) и методологии ее использования при освещении истории современной российской социологии. Если говорить о моей конкретной просьбе, то она сводилась к тому, чтобы убрать слово «отвратительное» применительно к статье Игоря Кона в «Философском словаре». Поскольку в настоящем блоге Володя пишет: «хотя конечно термин “отвратительные” можно было бы и не употреблять», то я мог бы и не писать настоящие заметки.
Вместе с тем, мне хотелось бы вернуться к названному телефонному разговору, в котором была намечена тема, в блоге обозначенная Володей Шляпентохом словами: «Я по-прежнему оперирую понятиями “объективной реальности” и “истины”». Кто против? Вопрос в том, как смотреть на «объективную реальность» и как двигаться к «истине».
Мне близка позиция А.С.Пушкина, высказанная им в его краткой биографической заметке об Александре Радищеве и фокусированной на анализе его книги «Путешествие из Петербурга в Москву». Пушкин отмечал, что в книге есть «несколько благоразумных мыслей» и «несколько благонамеренных предположений». И далее: «Они принесли бы истинную пользу, будучи представлены с большей искренностию и благоволением; ибо нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви..» (3 апреля 1836 г. СПб., ПСС, т.7, Л., 1978. С. 246).
Слова: «нет истины, где нет любви» подчеркнуты Пушкиным, и были сказаны им менее, чем за год до его гибели. В то время он глубоко понимал и силу любви и губительность поношения.
Снизим пафос риторики и перейдем от любви к уважению, признанию заслуг ученого, о котором биограф пишет, и от движения к истине к стремлению к объективности анализа. В последние годы я написал несколько книг и множество биографических статей о выдающихся американских полстерах, о классиках изучения эффективности рекламы и о моих современниках – российских социологах разных поколений. И могу утверждать, что доброе отношение ко всем этим людям заставляет стремиться к объективности рассказа о них и быть объективным в оценках сделанного ими. Я выражаю этот принцип словами: «пристрастность раньше объективности».
Работа на над биографией – это всегда общение с тем, о ком пишешь. Я вижу, чувствую и осознаю различие в написании биографий людей, которые давно умерли, которых я не знал и не мог знать, и людей, которых я знаю или знал. И здесь ничего не поделаешь... и дело не в «любви», а во времени (или Времени), отделяющим меня и человека, жизнь и творчество которого я изучаю. История – дальнозорка, и не приветствует поспешность в оценках сделанного недавно. Тем более, что и сама наука (или Наука) постоянно развивается, и потому становится яснее сделанное отдельным ученым и поколениями ученых. Каждый имеет право только на аргументированное суждение о человеке и его работе. Особенно, если эти суждения и эти оценки критические, негативные.
Литература:
1. Докторов Б.З. Современная российская социология: История в биографиях и биографии в истории. — СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013.
2. Докторов Б. От российской социологии он никуда не уезжал... 3. Докторов Б. Нет истины, где нет любви (Ответ В.Шляпентоху)
Фото: Владимир Шляпентох
Свидетельство о публикации №223072001527