Это скоро закончится

Тик-так.

-…Ну и вот, здоровенная, значит, такая каменная чаша, а в ней - огонь. И он там прям, представляешь, горит. И тебя греет. Можно обнять руками да так и стоять.
-Круто. А пожаров у них не бывает?
-Бывают. Год назад полгорода выгорело. Не того, про который я, а другого, соседнего.
-А ты что там вообще делала?
-В отпуск ездила.

Тик-так.

-Ну всё, я пошёл, мне до работы ещё за продуктами заскочить. До связи, давай.

Тик-так. Тик-так. …Боммм!

-Да, мне тоже работать. До скорого.

…Интересно, как его, всё-таки, зовут. И где он живёт. И как выглядит. Связь хорошая, значит, где-то недалеко. Может, даже вообще рядом. Но имена друг другу назвать - это ж сумасшедшими надо быть. Это уже совсем.

Она гасит экран, протягивает руку, снимает меня с крючка. Крючок - длинный гвоздь в стене. Считается, что на нём я ночую, но поздно вечером, закрывшись на ключ, она берёт меня снова, и мы с ней спим вместе: я - с человеком, она - в скудном, но всё ж хоть каком-то тепле. Во всех помещениях - нормативные плюс пятнадцать. Но вешать замки - можно.

Десять минут - запихать в себя бутерброд, залить холодным чаем. Пять минут - набросить меня, застегнуться. Я - шуба. Шубы - можно. Потому что красиво. Кто-то из столичных шишек когда-то так решил. Раньше, годы назад, когда это ещё пытались лечить.

Коньяк обжигает язык, гортань и нутро. Я чувствую, как по её телу проходит дрожь. Будь оно проклято, чёртово пойло. Особенно, по утрам. Но только так ей можно продержаться там сорок минут. Шапку нельзя, тёплую обувь нельзя. Варежки - тоже. У неё их и нет. А снаружи у нас, извините меня, «нормативные минус пять». Стабильность, будь она снова неладна. Такая, во всяком случае.

Башмаки, сумка. Маска, чтобы не был заметен пар изо рта. Время.

-Пошли, зайчик ты мой облезлый. Держись.

Она допивает глоток, делает вдох и выходит в колкую тьму.

*
-…Слева - городская управа. Здание в псевдоготическом стиле. Раньше здесь располагались…

«Хвала равновесию!». Молодая пара из «ближнего зарубежья». Говорят мало, как и положено всем… э… излеченным. Хозяйке это тоже на руку: не надо много трепаться. Меньше расспросов - меньше риска и больше сил. Экскурсанты оба в атласных пиджаках, с неподвижными лицами. Движения скупы: она идёт медленно - высокий каблук, он кивком делает знаки остановиться, там, где сочтёт нужным.

-Ну а в этом городе что с деревьями?
-Не рубили. Вымерзли сами. Заменить решили на это. Из металла. Прочно, долговечно.
-Что за металл?
-Какой-то сплав.
-Экскурсовод и не знаете, что за сплав?

По пути сюда нам попались два патруля. Целых два. Ох и не к добру они  тут расшастались. Вынюхивают что-то, значит. Кого-то. Хозяйка сейчас как натянутая струна. Впрочем, почти всегда, когда не спит, но сейчас - особенно.

*
-…Отец Силентий говорил, что страх разрушает. А ненавидеть - всё равно, как пить яд и ждать, что умрёт другой. Но я не могу больше. Я так больше не могу.
-Ты что рехнулась - выходить со смартфона?! Брехня это всё, ничего тут не шифруется. Нас засекут!
-Ага, плетьми. До смерти на городской площади.
-Смотри, досмеёшься.

*
После работы - проведать маму. Она уже встала.

-Хвала равновесию.

Мраморное лицо, синеватый оттенок губ. Температура тела - тридцать пять с половиной. Даже я это чувствую, даже отсюда. Руки у мамы твёрдые и ледяные.

-Мам, привет! Как ты? Еды привезти?
-Нет.
-Как ты… вообще?

Тишина. У хозяйки колотится сердце. Всё это абсолютно бесполезно, но по-другому, видимо, просто не получается.

-Ют вчера получил высший балл. У Эрики опять ложные схватки. У верхних соседей течёт труба, и к нам попадает немножко. В кухне возле двери и в сестриной спальне. Мам, я… скучаю ужасно.

Показалось, или в глазах у старушки промелькнула тёплая искра?

Тишина. В окна колотится снег. Тикают антикварные ходики: тик-так. Тик-так. Что-то мокрое и горячее падает на меня, прямо на воротник. …Ну когда же ты, наконец, поумнеешь?

*
Тик-так.

После обеда - проверка тетрадей для районной учительницы. Платят за это меньше, чем за экскурсии, но всё равно выгодно, потому что работы побольше. И зять у учительницы - шеф окружных патрулей.

Челюсти сжаты, лицо как гипсовый слепок. Хорошо, мне отсюда не видно, что там в тетрадях. Наверное, и к такому можно привыкнуть. Может быть, вообще ко всему. Когда-то считалось, что детей оно не берёт. Как бы не так.

Стук в дверь.

-Хвала равновесию.

Эрика входит, ставит на пол ведро с водой, сверху схваченной льдом.

-Колонка сломалась. Это - ополоснуться.

Колонка в порядке, дело совсем не в ней. Просто с сестрой, всё-таки, явно что-то не то, и это надо проверить. Да, она излечилась совсем недавно. Говорят, на первых порах тело ещё может быть тёплым, это потом пройдёт… И всё же. Она всегда была такой упрямой. И глупой.

Хозяйка в футболке, монитор под матрасом, я - на крючке. Если хоть что-нибудь будет не так, Эрика донесёт.

*
Тик-так.

-Слушай, и правда, будь осторожен. Мне вчера попались аж два патруля. За пятнадцать минут. Прямо с утра! ...Эй, ты здесь?

На экране пляшет снежинка. Ответа нет. Этого ещё не хватало. Что там могло случиться? Он говорил, что живёт один. По улице бегает в тоненькой парке. У него дистония, и руки всегда холодные, безо всяких там ухищрений, он же сам говорил… …Снаружи что-то кричат. Мне отсюда не видно окно, но видно лицо хозяйки. Её тревога сменяется ужасом, зрачки заливают глаза темнотой, а потом всё каменеет. Застывает.

Мне не надо видеть окно, я и так всё это знаю. Они всегда ходят по трое. Один сзади, двое по сторонам. Подконвойный - посередине. Отморозки ведут его медленно, они всё делают медленно, но если дёрнется - отхватит прикладом. Быстро. С несвойственной им прытью, можно сказать. Связь, и правда, была очень хорошей - почти соседями оказались. Говорят, отловленных холодом не вакцинируют. Сразу казнят.

Снежинка продолжает свой гипнотический танец. Они сейчас выплывут из-за угла и пропадут за другим. Хозяйка вернётся за стол, к стопкам тетрадей. И просидит там, ни разу не шелохнувшись, всю ночь.

*
Тик-так.

Ледяной душ из ведра, холодный чай, бутерброд. Коньяк. Мышцы напряжены, но сердце стучит ровно. На улице снова метель. Время от времени по крыше строем шагает град.

То, что она сейчас всё делает медленно - это понятно. Ещё бы: всю ночь не спать. Холод, всё-таки, вынимает у теплокровных уйму сил. А страх - и того больше. А вот что руки у неё сегодня такие холодные - это уже не дело. Может, из-за воды, а может… Кровь течёт еле-еле, пульса почти нет. Прежде, чем снова выйти наружу, она идёт к монитору, извлекает оттуда «память» - маленький радужный диск. Прячет в сливной бачок. Всё это больше не нужно: ни память, ни монитор. На том конце тишина. И всегда так будет. Но записи разговоров может найти сестра или ещё кто-нибудь из своих. Из своих.

Выходя, она чуть не забыла надеть башмаки. И меня совсем не застегнула. Но дышит спокойно. Очень ровно. Хочется выть. И рвать гвозди из стен.

*
После работы - проведать маму. Она уже встала. Тик-так.

-Мам, привет. Тебе привезти еды?

Теперь и хозяйкин голос - как скрип неисправной колонки. Руки опущены, глаза сухие.

-Нет.

Тишина. И снова как будто что-то в мамином взгляде. Какой-то отблеск, слабый, призрачный, почти невозможный. Или просто так хочется в это верить? Ничего там нет и не может быть. Она замёрзла одиннадцать лет назад. Тик-так.

Хозяйка идёт к двери, без единого слова. Не кивнув, не моргнув. Нет, с ней точно сегодня не ладно. Сердце не бьётся совсем. Эй! Я блох заведу, чтоб они тебя покусали! Не пытайся даже! Слышишь? Не смей!

Сзади какой-то шорох. Так горит древесная кора в костре, шебуршит ветер в высокой сухой траве на морском берегу. Мама стоит неподвижно, как и всегда. А что у неё в руках? Что-то в шуршащей бумаге.

Все молчат. Хозяйка, на миг задержавшись, делает шаг к двери. Очень хочется есть, а потом - проверка тетрадей… Тик-так. …Странно, кстати, что можно коньяк: это же жидкий огонь. Или нельзя? Она его, вроде, не прячет…

Тик-так. Тело как тетива. Только очень холодное. Но теперь она развернулась. Идёт к маме, медленно, замороженно, наверно, не чувствуя ног.

В какой-то момент за свёрток держатся двое.

-Это тебе. В тон шубе. Посмотри.

Снова шёпот костра, шелест травы, и теперь уже точно - искры в глазах, карих, совсем не мёртвых. В свёртке - пара шерстяных рукавиц. Немного колючих, с вышивкой в виде стручка красного перца.

-Это всё скоро закончится - Тихо роняет мама.

*
Часы что-то бьют, глухо и далеко. Кажется, полдень, но хозяйке, вроде, уже не важно. Она смотрит на варежки. Долго, не отрываясь, взглядом человека, которого только что, в последний момент вытащили из проруби.