Галадэрэси. Вторая часть

СТОЛЕТНЕМУ ЮБИЛЕЮ НАЦИОНАЛЬНОГО КУМИРА ПОСВЯЩАЮ.


1. Главный "Ювелир" разведки.

С утра моросил дождь. Площадь им. Дзержинского блестела от влажности и кичилась от важности. Водитель Майоров, как всегда,  притормозил у главного входа в здание страхового общества «Россия»: «Приехали, Наталья Васильевна.» Он быстро выскочил из-за руля, раскрыл широкий чёрный зонт, открыл заднюю дверь и протянул ей руку.

Наталья Васильевна была тайно влюблена в этого широкоплечего, здорового мужлана: от него всегда пахло потом, табаком и нерастраченной спермой. «Вот бы его искупать в жаркой баньке, ему бы цены не было!» - подумала в который раз и выходя из машины не забыла раскрыть все тайны женских чулок с бретельками.

Часы показывали четверть девятого, когда она входила в лифт в сопровождении старого лифтёра Макарыча. В приёмной товарища Андропова она была минута в минуту.

Юрий Владимирович очень серьёзно относился к регулярным урокам английского языка. Дважды в неделю, по средам и субботам в 8:30 утра он принимал Наталью Васильевну Москвину. Она к тому времени уже оставила работу в посольстве США  в качестве личного ассистента господина Фойа Д. Коллера. Андропов при первой же встрече с ней строго порекомендовал: «Вам лучше сменить работу. Посол слишком сильно засветился в дни Карибского кризиса.» Затем подумав, добавил: «Но не теряйте с ним личных связей. Ни в коем случае.»

Наталья Васильевна сразу же по его распоряжению, была принята на должность доцента Московского Государственного Института международных отношений в звании старшего лейтенанта.  Так называемый, «прощальный» ужин с Послом США состоялся в его резиденции в Спасо-Хаус опять же по рекомендации Андропова. После тесного общения за бутылкой Jack Daniel’s стороны достигли «тайной» договорённости видеться регулярно по понедельникам. Таким образом глава госбезопасности СССР и Посол США стали пользоваться одним и тем же источником энергии, противозачаточной безопасности и ядрёной сбалансированности.

Уроки английского с Юрием Владимировичем по его же  просьбе были построены из нескольких неравных частей.  Длились, как правило, в общей сложности примерно полтора часа. Первые пятнадцать минут обычно закрепляли пройденное, шёл обмен фразами на тему тесного общения Натальи Васильевны с Дэвидом Коллером в предыдущий понедельник. Юрия Владимировича интересовали важные подробности: «Как быстро враг обнаруживает сенсативные точки?» Или «Какой крылатой фразой он обозначает пик своего доминирования?» И особенно -  английская версия эротического самовыражения у американского Посла. Юрий Владимирович ощущал от этого невероятный прилив эрекции.

Затем полчаса отводились на краткую информацию о последних мировых событиях. Ну например, заявление Премьера Израиля Голды Меир об эмигрантах из СССР.  Это наталкивало Юрия Владимировича на едкое замечание вроде: «С каждым новым любовником ей удаётся всё больше обнажаться интеллектуально. Не могу понять, что в ней находят эти политические импотенты!»

Или скажем, неожиданная отставка Президента Франции Шарля Де Голля. Наталья любила напоминать Юрию Владимировичу: «Говорят, у этого старикашки одна-единственная любовница, и это Франция.» Юрий Владимирович делал вид, что не может поверить: «И чем можно заниматься в постели с целой страной?» Эти тридцать минут были особенно эффективными, ибо Юрий Владимирович наслаждался произношением Натальи Васильевны в позе взаимных оральных удовольствий.

Следующие четверть часа Наталья Васильевна посвящала неординарным ситуациям в баре, в гостинице, в публичном доме, в постели, в ванной и даже на унитазе. Эта часть диалога выглядела элегантным стриптизом. И непременно,  под классическую музыку. Наталья, как никто другая, умела подбирать Шопену, Вивальди, Штраусу или, скажем, нетрадиционному Чайковскому соответствующие стиль и тона нижнего белья, чулок, парфюмерии, помады и даже причёсок. Такой расклад позволял Юрию Владимировичу не только преодолевать свой языковой барьер, путешествуя по интимным точкам, но и возвышаться над буднями социалистической морали и чекистской нравственности.

Юрию Владимировичу импонировало в Наталье сочетание блестящего образования с изящной приблатнённостью коренной москвички, тонкого вкуса аристократки с уличной пикантностью, царственной осанки со звериной хваткой в сексе. Она могла совершенно неожиданно изобрести нечто особенно соблазнительное. Например, завести его в ванную, тщательно намылить свой лобок и флиртуя с ним (на английском), позволить ему побрить себя, изящно опустив правую ногу на его измученное подагрой плечо. Юрий Владимирович в такие минуты так преображался, что извергая все свои энергетические ресурсы, не узнавал самого себя.

Первые же полгода доказали ему правильность выбора, сделанного по рекомендации своего предшественника Семичастного Владимира Ефимовича. Неоценимый талант Натальи выражался ещё и в том, что теперь товарищ Андропов даже не мог  представить жизнь без своего любимого педагога Наталья Васильевны Москвиной.

И сегодня, когда  Наталья Васильевна входила в комнату отдыха, Юрий Владимирович беседовал по телефону с Министром иностранных дел Андреем Андреевичем Громыко. Не прерывая беседы, он дружески кивнул и пригласил её к себе поближе. Его глаза были полны любви ко всему английскому. И в первую очередь,- к языку. Она вдруг поймала себя на мысли о том, что с вербовкой главного шпиона страны она справилась легко и профессионально.

Тема беседы по телефону касалась очередного разногласия между двумя ведомствами. Глава Комитета госбезопасности по-прежнему был уверен, что выезжающим на постоянное место жительства в Израиль специалистам следует оплатить все расходы на полученное в СССР образование: «Наша страна дала этим отщепенцам знания, которые очень дорого ценятся в Европе и Америке!»

Наталья опустилась на коврик перед его креслом, уже предчувствуя, что дискуссия двух китов ленинской идеологии затянется. И следовательно, придётся изменить структуру урока. Её ухоженные пальчики расстегнули пуговицы на ширинке и с некоторым трудом обнаружили главного «резидента». «Когда же ты наконец купишь себе приличный импортный костюм с замком на брюках, меньшевик ты мой!» - заметила в сердцах, одновременно подарив ему томный взгляд голодной волчицы. Бывалый контразведчик сразу угадал ход её мыслей. Прикрыв ладонью трубку, щепнул: «Уже заказал, голландский тёмно-серый, чистая шерсть. Ширинка с замком. Ты будешь довольна!»

Губы Натальи Васильевны в знак благодарности обдали неприметного «шпиона»  жаром, и вдохновлённый этим, Юрий Владимирович решил возразить собеседнику: «Говоря строго между нами, Андрей Андреевич, Абдель Насер совершенно прав, когда заявляет, что знания, полученные советскими евреями помогают Мошэ Даяну громить египетские формирования.»

Наталья почувствовала, что «резидент» воскресает из мёртвых. Мысленно пыталась догадаться, кто был причиной такой трансформации: президент Египта, или министр обороны Израиля. Голос Юрия Владимировича уверенно направил на правильный ответ: «Политбюро несёт прямую ответственность за эту...нездоровую эрекцию со стороны израильтян. То есть, я имел ввиду эскалацию, разумеется.»

На другой линии Громыко был категорически против такой позиции КГБ: «Но согласитесь, Юрий Владимирович, эти мизерные траты на советское образование никак не могут быть сравнимы с  дипломатическими потерями в имидже страны. Леонид Ильич постоянно требует от нас преподносить американцам и европейцам уроки демократии.»

Правая рука Андрея Андреевича в это же время гладила роскошные кудри молоденького референта по особым поручениям. Ульвия Мэмишли, недавно прошедшая всесторонюю проверку в Девятом Управлении КГБ СССР, уже в который раз удивляла Андрея Андреевича своим незаурядным талантом и восточными манерами при исполнении служебных обязанностей.

Блестяще владеющая арабским, турецким и французским языковыми искусствами, Ульвия в свою очередь была изумлена физиологическими способностями шестидесятилетнего Министра. Он умел концентрироваться на своей эрекции, даже ведя серьёзные дебаты по телефону. И по её экспертным оценкам мог, между прочим, дать фору многим из тех, с кем ей довелось встречаться на долгом и интересном пути из бакинского Университета в златоглавую столицу.

Отвечая на её изумительные ласки, Андрей Андреевич отпарировал собеседнику: «Позвольте возразить, Юрий Владимирович! Такие же наши специалисты служат и в вооружённых формированиях Египта. Но Ваши хвалёные арабские друзья не могут пропустить время намаза, несмотря на наши рекомендации. Чёрт их побери!»

Ульвия почувствовала, что он возбудился до предела. Она решила, что наступил час «Х».  Изящно приподняв юбчонку, плавно опустилась на  величественный трон советской дипломатии. И в который раз убедилась в том, что в телефонных дискуссиях с коллегами по Политбюро Андрею равных нет. Её удовлётворённый стон «;;;;; ;;; ( Альхамдульилла! Хвала Аллаху!)» понравился Министру. Он слегка прикрыв рукой трубку,  произнёс: «Мне ни с кем не бывает так хорошо, ;;;;;;; ;;;;;  (Бэрэкалла Да хранит тебя Аллах!)»
 
Профессиональный слух  Юрия Владимировича тут же уловил сигнал: «Андрей Андреевич, может быть,  вернёмся к нашей дискуссии завтра у Леонида Ильича?» - и не дождавшись ответа, удовлетворённо положил трубку высшей првительственной связи на отбойный рычаг.

Между тем, по телевизору показывали «Новости». Наталья обернув в салфетку из буфета ЦК КПСС утомлённого и раскрытого «резидента», не спеша переводила диктора Анну Шатилову на английский язык: «На Пленуме ЦК Компартии Азербайджана Первым Секретарём единогласно избран товарищ Алибеков Гейдар Алекперович. Он родился в 1923 году в селении Сицзиньпин Армянской ССР. »

Наталья вспомнила: их первая встреча состоялась в гостинице «Москва».  Гейдар Алибеков в постели был тогда на высоте. И проводил её, как настоящий мужчина из Кавказа. Пачек с долларами ей хватило на норковую шубку и отдых в Карловых Варах. А между тем, её нынешний высокопоставленный «студент» по фамилии Андропов расплачивается с ней в советских рублях. В полном соответствии с довольствием старшего лейтенанта госбезопасности.  С ностальгией в глазах она выключила телевизор: «Говорят, этот Алибеков твой «фаворит». Это правда, Юр?»

Юрий Владимирович уже выглядел размякшим и удовлетворённым: «Дорогая моя Наталья Васильевна, я не Екатерина Великая, а скромный генерал армии, и у  меня в этой стране «фаворитов» нет. У меня есть цель. Я достигаю эту цель, седлая того или иного скакуна.»

Наталья поняла, что урок подошёл к концу. Правда, с некоторым опозданием.  Но даже уходя, она хотела и умела вернуть его мужское внимание: попросила застегнуть бретельки на чулках, продемонстрировав трусики времён Лаврентия Павловича Берии . И  Наташа вновь наслаждалась искорками в его глазах. «С паршивой овцы хоть клок шерсти!»-отметила про себя с чувством мести.

В это время раздался голос помощника по селекторной связи: «Вы просили доложить, Юрий Владимирович: к Вам пришли из «Девятки».


2. Бог советского производства.

В просторном зале Драматического театра яблоку негде было упасть: праздновали  50-летие создания Университета в Азербайджане. Обычно, такие памятные даты принято отмечать в клубе чекистов имени Феликса Дзержинского. Однако Гейдар Алибеков хорошо знал отношение университетской публики к органам госбезопасности. «Театр драмы – самое подходящее для этого место» - сказал он.

Секретарь парткома Университета, прошедшая огни и медные трубы, Зиннят Вели-заде кокетливо поправила на нём галстук и лукаво подмигнула: «Ещё лучше было бы в театре трагедии. Но его ещё не построили. Хотя есть театр музыкальной комедии.» Затем спохватившись вспомнила: незаметно застегнула ширинку брюк босса и вытерла платочком следы шалости на своих порочных губах.

Новоизбранный Первый секретарь ЦК стал нервно ходить взад и вперёд в кабинете директора театра. Ждал машинопись своей речи, которую окончательно выправил минут десять назад. Глава личной охраны, подполковник Джаппаров осторожно, на цыпочках подошёл сзади: «Вход и выход на «замке», «наружка» дала «добро». За столом Президиума ждут только Вас.»

Гейдар спросил: «А почему здесь так жарко?»  Ответила осведомлённая обо всём Зиннят-ханым: «А потому что директор театра расстратил деньги, выделенные на кондиционеры.» Первый секретарь пригласил её подойти поближе: «С этого места поподробнее, товарищ Вели-заде.» Но Зиннят-ханым, приложив ладонь к правой щеке, шепнула: «Это не так уж и важно!  Вам  лучше знать о нездоровом увлечении нашего ректора Дайандур-заде: он тайно коллекционирует нижнее бельё своих шлюх!» Гейдар удивлённо вскинул брови. Она вытерла ему вспотевший лоб тем же платочком и добавила: «Держит в комнате отдыха.»

Подполковник Джаппаров схватил со стола какую-то картонку и стал размахивать, как веером: «Уже  октябрь, но жара не спадает!» В дверь постучали. Вошла симпатичная девушка с листками бумаги в руках: «Всё готово, сама отпечатала.» Его взгляд упал на выпирающую вперёд нереально большую грудь чевёртого размера. Грудной голос и голубые глаза  почему-то  напомнили ему встречу с другой женщиной,  в Москве. Мысли унеслись на Красную площадь. После встречи с Брежневым он тогда отпустил водителя и пешком отправился покупать, кажется,  фетровую шляпу. Но так и не купил.

В главном магазине СССР, который известен, как ГУМ, вокруг него взад и вперёд ходила толпа покупателей, зевак и влюблённых пар. Гейдар вдруг замер от неожиданности, когда женщина, назвавшаяся Арегой, сказала, что познакомилась с ним...во сне. Он не знал, что отвечать, потому что это было правдой: он и сам видел её в сновидениях не раз. По его растерянному виду, она поняла, что попала в точку: именно он во сне овладел ею в ту ночь, когда она вышла замуж.  Улыбнулась: «Всё в порядке. Можете не отвечать. Но если вдруг надумаете поговорить....вот Вам мой телефон.» И сунула ему в руку листок бумаги с цифрами....

.....Голос девушки в драмтеатре вернул его в реальность: «Извините, но тут в тексте была допущена небольшая ошибка в дате приезда Микояна в Баку. Я исправила.» Гейдар Алекперович внимательно посмотрел ей в глаза: «Как Вас зовут? И кто Вы?» Девушка смутилась и тихо представилась: «Гаянэ Мирзоян, из филфака, кафедра «История КПСС».»  Гейдар кивком поблагодарил её и направился к дверям.

Зал встретил его стоя, бурными и продолжительными аплодисментами. Это было его первое публичное выступление в новой роли. Впервые он сидел в центре стола Президиума. Шла прямая трансляция по телевизору и радио. Вся общественность замерла у телевизоров и радиоприёмников. Теперь весь Азербайджан знал, кому будет обязан своим плодотворным и широко шагающим будущим.

Правда, не обошлось и без ложки дёгтя. Когда аплодисменты наконец стихли, в верхней ложе напротив сцены поднялся высокий молодой человек с копной чёрных волос и бородой. Он держал в руках довольно большой плакат с лозунгом на азербайджанском языке, написанный крупным шрифтом: «Турция, или смерть!»

Публика партера, заметив орлиный взгляд товарища Алибекова, направленный в сторону ложи, тут же повернулась к антипартийному плакату и замерла в тишине. Замешательство длилось секунд тридцать-сорок. Первым добежал до баламута глава Октябрьского райкома партии Айдын Самедов. Вслед за этим, охрана взяла мерзавца под руки и вынесла из зала. Гейдар Алекперович вытер вспотевший пот платочком Зиннят Вели-заде и щелчком пальцев проверил готовность микрофона: «Внимание, товарищи. Нам с вами предстоит поговорить о более важных делах.»

После торжественной части, в перерыве перед праздничным концертом Гейдар Алекперович впервые услышал от главы КГБ имя диссидента. Генерал-майор Красильников был краток:  «Филолог-арабист Абульфаз Ордубадлы, преподаватель кафедры «История КПСС». Со слов начальника ЖЭКа пытается основать политическое движение. Пока безуспешно». Выслушав доклад, Хозяин также ёмко бросил: «Не раздувать! Установить контакт. Желательно, завербовать! В случае отказа отправить в Маштагинскую больницу. С диагнозом «шизофрения»,  пожизненно.»

Спустя пару недель, ректор Университета Мехти Шафаятович Даяндур-заде вызвал к себе мятежного историка и предложил ему выбор: должность доцента, или койка в отдельной палате  психиатрической клиники. Товарищ Ордубадлы обещал подумать. Но тут же предложил ректору ответную сделку: «Не стану рассказывать своим студентам о странном увлечении профессора Даяндур-заде.» Хотя о нём к тому времени не знал лишь ленивый.

Дело в том, что этот симпатичный Член (пока корреспондент), награждённый по случаю юбилея вуза Звездой Героя Социалистического труда,  имел один единственный, но довольно неприличный изьян: увлекался фотографиями. Сугубо интимно-эротического характера. Это был своего рода недуг. Причём, труднопреодолимый.

И как раз сразу после встречи с будущим доцентом (или пациентом клиники?) секретарша (куколка!) Наргиз, войдя к нему своей фирменной изящной походкой,  положила на стол совсем свеженькие фотки. «Муж снимал» - шепнула и стыдливо ретировалась.

На них она выглядела так соблазнительно, так аппетитно, так зазывающе, что профессор решил пораньше завершить все дела и увезти её к себе на дачу в Пиршаги. «Как говорится, куй железный пока горячий!» -пошутил про себя и  нажал на кнопку звонка, чтобы предупредить куколку. Но был крайне удивлён, когда вместо Наргиз в распахнувшихся  дверях  неожиданно возникла молодая и перспективная преподовательница филфака вся в слезах: «Если ты хочешь меня уволить, мог бы сделать это ...более порядочно, как мужчина! А не таким образом!» Профессор вскочил, как ужаленный.

Оказалось, во время лекции по «Истории КПСС» на втором курсе филологического факультета в аудиторию вошёл...Первый секретарь ЦК  товарищ Алибеков! Студенты замерли от шока. Гейдар Алекперович, которого чуть ли не каждый день показывали по телевизору,  вошёл живее всех живых,  вальяжной походкой и с широкой улыбкой на лице. В наступившей гробовой тишине раздался его  высокий сопрано: «Не вставайте, пожалуйста. Продолжайте лекцию. Я посижу с вами, если не возражаете.»

Заложив руки за спину, он величественно поднялся на самый последний ряд  амфитеатра и уселся рядом с рыжей девушкой, Настей Козловой, племянницей Сергея Васильевича, второго секретаря ЦК. Двое офицеров охраны грозно встали у дверей. Гейдар Алекперович вскинул брови: «Мы Вас внимательно слушаем, Гаянэ Мовсесовна.» Настя прыснула со смеху. Гейдар ей подмигнул.

Старший преподаватель кафедры товарищ Мирзоян стояла, не шевелясь.  Не могла поверить своим ушам и  глазам: сам лично! Между тем, с недавних пор в Баку поползли слухи: где бы не появлялся этот генерал КГБ, там обязательно  происходят кадровая чехарда, обсуждения персональных дел, исключения из рядов партии и комсомола,  даже судебные расследования.

У неё непроизвольно задрожали пальцы рук и коленки. Появились предательские спазмы ниже живота, в области мочевого пузыря. Копна густых светлокаштановых волос на голове моментально вспотела, словно оказалась в котле с кипящей водой. Потекла струя пота. Медленно поползла по шее к  застёжкам лифчика и затем дальше,  к резинкам трусиков.

Такого волнения Гаянэ никогда не испытывала за всю свою тридцатилетнюю жизнь. «Неужели начались гонения на армян?» А затем пришла догадка: «Скорее всего, он запомнил, как я исправила ошибку в его речи!» И наконец, с испугом спросила сама себя: «А может опять начались волнения в Степанакерте?»

Самая страшная мысль была о диссертации. Ведь она была уже почти готова к защите. Ещё вчера ночью научный руководитель Мехти Шафаятович, полистав автореферат у неё в девичьей постели, был восхищён: «Это тянет на докторскую!» И она в ответ на радостях (как дура) согласилась позировать ему в одном нижнем белье. Но теперь все три года научных изысканий коту под хвост!

Она подняла свой затуманенный взор на товарища Алибекова и заплетающимся от волнения языком прошептала: «Извините, но мне нужно...в туалет...срочно.» Аудитория заржала! Гаянэ побежала, не обращая на это внимания. С трудом прошмыгнула между охраной и через две минуты уже стояла перед  ректором: «За что ты так...со мной? Сукин сын! А говорил, «на докторскую тянет»! Лишь бы получить... грязные фотки! Негодяй! Я же к тебе со всей ...душой, почти голой.»

Он испуганно смотрел на  бледную Гаянэ, не понимая, что происходит. Усадил её за приставной столик и налил воды из графина: «Успокойся. Расскажи, что случилось? Только без паники. Сделаю всё, что смогу.»

В тот же миг двери распахнулись, и в кабинет вошёл Гейдар Алекперович, сопровождаемый красоткой Наргиз. Гаяне Мирзоян вскочила и скрестила руки на груди, будто хотела уберечь самый ценный предмет соблазна. И вдруг почувствовала, что не может контролировать спазмы. Боялась опустить глаза на свои мокрые ноги. Ей казалось, что они оба – ректор и Первый секретарь ЦК – слышат и видят, как она... писает посреди отполированного паркета.

Гейдар Алекперович подошёл к ней вплотную и мягко положил руку на плечо: «Уважаемая Гаянэ Мовсесовна, мне очень хвалили Ваши лекции. Это очень важный для нашей Партии предмет. Я специально приехал, чтобы лично познакомиться с таким талантливым педагогом. Нам в ЦК нужны такие.... кадры.» Его тяжёлый взгляд проникал сквозь бюстгальтер и обжигал соски.

Она покрылась густой краской.  Исподлобья посмотрела на ректора. Тот слащаво улыбался, словно его наградили второй звездой Героя.  Опустила взгляд на  мокрые туфли и попыталась улыбнуться: «Извините меня, товарищ Алибеков. Но я ...сейчас не совсем ...уютно себя чувствую.»

Опытный контрразведчик тут же оценил провальную для вербовки ситуацию: «Я понимаю, Гаянэ Мовсесовна. И даже предполагал, что такое может произойти. Простите, пожалуйста. Сейчас мы всё исправим.»  Он подошёл к письменному столу. Полистал лежащую на нём чёрно-белую любительскую порнуху. Наргиз, проследив за его пальцами,  тут же сложила губы «бантиком», выражая полную готовность. Но Гейдар Алекперович не проявил интереса. Во всяком случае, пока.

Посмотрел на ректора своими скользящими, оливковыми глазами: «Мехти Шафаятович, мне кажется, в правом ящике шкафа в  комнате отдыха найдётся чистая смена женского белья для ...непредвиденных обстоятельств.»   Член-корреспондент вспотел до самых интимных мест: «Да, Вы совершенно правы, Гейдар Алекперович. Моя секретарша....Наргиз... предусмотрительна в этом плане. Уверен, что её размеры подойдут.»

Наргиз подарила Гаянэ взгляд львицы, стоящей у клетки самца в брачный период. Гаянэ взглянула на неё глазами тигрицы, которую обманом завели в клетку с бульдогом. «Оказывается, этот мерзавец спит с секретаршей» - брезгливо подумала про себя – «А ведь она замужем, сучка! Да ещё с тремя детьми, мал-мала меньше!»

Царственной походкой Гаянэ прошла мимо ректора и резко открыла дверь в его комнату отдыха. Её губы произнесли фразу, словно выстрелом-дуплетом поразили обе цели: «Гейдар Алекперович, Вы не могли бы помочь мне привести себя в порядок?» У Мехти Шафаятовича отвисла нижняя губа и потекли слюни. Наргиз попыталась сесть на стул, но оказалось, что это горшок с цветами.

Гейдар Алекперович с ухмылкой направился вслед за товарищем Мирзоян, гордо подняв свою квадратную челюсть. И на ходу бросил: «Мехти Шафаятович, спасибо. Вы свободны пока. Мы ещё побеседуем.» И плотно закрыл за собой дверь.

Войдя по-хозяйски, раскрыл дверцы шкафа и взял из небольшой стопки трусики малинового цвета с кружавчиками и бирочкой «Made in France»: «Мне кажется, это подойдёт?» Затем добавил: «Я отвернусь и не стану Вас смущать.» Она таинственно улыбаясь, шепнула: «Мне нечего скрывать от нашей родной Коммунистической партии.»

Они вышли в коридор администрации минут через двадцать. Старший преподаватель Мирзоян выглядела уравновешанной и вполне себе гордой. Они спускались по широкой лестнице, как старые добрые друзья. Водитель открыл даме заднюю дверь чёрной «Чайки». Гейдар Алекперович сел слева: «Дорогая Гаянэ Мовсесовна, назовите Вагифу свой адрес. У него хорошая память, и в следующий раз не придётся больше напоминать.»

Гаянэ показалось, что она видит волшебный сон. Каким-то шестым чувством понимала: она ему нужна для каких-то целей. Даже понятно, каких.  Но это неважно. Рядом с ней сидел Хозяин, которого с первого же дня толпа боится и уважает. В Азербайджане всегда уважают, когда боятся. И даже больше боятся, когда уважают. Национальная особенность. О Гейдаре уже ходят легенды. Одна кошмарнее другой. Народ восхищён и уважительно провозглашает: «Bacarana can qurban! (Долго ли умеючи!)»

И вот эта живая легенда, у которой ширинка лопается от желаний,  не скрывая порочных мыслей, ухаживает за ней, и скорее всего, спешит уложить её в царскую постель. Гаянэ мысленно уже была готова к этому.  Тело правда,  еще чуточку сопротивлялось. Но первые симптомы знакомых позывов она ощущала в области лобка: «Какая женщина не мечтает соблазнить короля? Какая армянка не грезит приручить турецкого султана!»

Положила свою ладонь на его колено: «Зовите меня просто Гаянэ. Вы меня сегодня так напугали, что я уже не помню, по какому адресу живу...и вообще, живу ли я, или уже витаю на небесах. И если это моя  первая встреча с самим Богом, то везите меня сразу... в Рай!»

Всевышний советского производства погладил ей руку,  встретился взглядом с водителем и машина взяла с места. Приложился губами к кончикам пальцев: «Вы заслужили свой Рай на Земле.»


3. Mister No.

Ульвия едва успела накрыть белоснежной салфеткой фонтан извержений в тот самый момент, когда Андрей Андреевич громко выругавшись, швырнул трубку телефона на рычаг. Она никогда прежде не встречала мужчин, способных на подобный «дубль»: всплеск спермы в процессе дискуссии! Это был коронный почерк товарища Громыко, непревзойдённого мастера политических оргазмов.

Отдышавшись, он не спеша надел тёплые кальсоны времён позднего сталинизма. Не сводя глаз с обнажённой груди Ульвии,  туго завязал ремень на брюках и вежливо, как обычно, извинился: «Ты меня прости, детка. Нервы уже ни к чёрту!  Частое общение с ...дегенератами не позволяет как следует сосредочиться на более важных ...моментах твоего очарования! Ты хоть успела...так сказать...?»

Она жеманно вложила двумя пальчиками возбуждённые соски в чашечки бюстгальтера: «Не бери в голову, дорогой. Я бы не сказала, что телефонная перепалка уж очень отразилась на пике моего наслаждения. Ты был великолепен. Собственно говоря, как всегда.»

Он внимательно слушал, получая удовольствие от комплимента. Она догадывалась об этом: «Мне импонирует, как ты умеешь ставить ...его на место...одновременно овладевая мной. И мне кажется, от этого ты становишься ещё сильнее и крепче. Я это буквально ощущаю внутри себя.» Он повернулся лицом и положил руку на её бедро: «В моих победах есть и доля твоей соблазнительности, деточка. Твоя грудь словно написана кистью французского живописца. Забыл его имя...»

Ульвия попросила застегнуть бюстгальтер: «Теодор Шассерио? «Арабка, выходящая из ванны». Ты его имел ввиду?» Она уже слышала подобное сравнение раньше. Он долго возился с застёжками. Было заметно, что намеренно: «Где ты видела его работы?» Ульвия глазами поискала бельё: «Не знаешь, куда я девала трусики? У одного арабского мецената. У него есть и другой шедевр Шассерио - «Две сестры». Говорят, автор полотна был влюблён в обеих сестричек одновременно.»

Андрей Андреевич загадочно приподнял свою подушку и показал ей, где спрятал бельё: «Как жаль, что у тебя нет сестры.» Она шутливо пригрозила пальчиком: «Шалун ты, Андрюша! Ну а сестра у меня, между прочим... есть. И даже близнец. Но я никогда тебя с ней делить не стану. Даже не проси!» Это был тот самый крючок, на который она хотела бы посадить важного любовника.

Он притянул её к себе и обнял за ягодицы: «Тебе это ничем не может грозить: ты ни с кем не сравнима.» Она приложила палец к его губам: «Перестань. Даже не пытайся. Мы настолько похожи, что ты  не заметишь разницы.» Зазвонил телефон. Он даже не пошевельнулся: «Обещаю быть послушным исполнителем твоих желаний. Поверь мне, это чистое любопытство. Ведь такое в жизни мужчин происходит не так уж и часто!»

Она поцеловала его в щёчку: «Подумаю. Может быть. Во всяком случае, один единственный раз. Надеюсь, на сегодня я больше тебе не нужна?» Он подошёл к большому зеркалу, надел тёмно-синий галстук в горошек: «Ты мне всегда нужна.» Потом добавил: «Завтра Лидия Дмитриевна уезжает в Минск, к родне. Проведём чудесную ночь на даче во Внуково. Обещаю отключить все телефоны! Куда прислать машину?» Ульвия открыла сумку и достала помаду: «Ты знаешь, куда. На основную работу, куда ещё?»

И тут как раз зазвонил телефон. Это был помощник Арутюнов: «Плохие новости. Только что сообщили, что погиб генерал Абдул Риад.» Андрей Андреевич нисколько не изменился в лице. Положил трубку:  «Ты знаешь, Уля, что произошло?» Она поправила на нём чуть сьехавший вбок галстук: «Знаю. Снаряд попал в блиндаж начальника Генштаба. Это произошло, когда в Москве было раннее утро. Я просто не имела возможности тебе сказать.» Он посмотрел на неё с некоторым удивлением. Она добавила: «Ведь нам с тобой было не до Египта, если не забыл. Но мне интересно, почему не сказал тебе об этом «Ювелир?»»

Он поджал губы: «Да, это странно. Не знать он не мог.» Затем с улыбкой добавил: «Бог с ним. Но этот Абдул Риад слишком сильно высовывался. По моим сведениям, хотел сместить Насера.» Подошёл к окну и приоткрыл форточку: «Мне почему-то кажется, здесь не обошлось без «подсказки». Как ты думаешь?»   

Ульвия уловила ход мыслей: «Это будет нетрудно...подтвердить, если прикажешь. И я даже знаю, как.» Он спросил: «Кажется, ты «вела» пару лет назад военного министра....этого, как его?» Ульвия напомнила: «Шамсаддина Бадрана? «Ювелир» интересовался им. И я сумела «оседлать» этого «бедуина» в дни его памятного визита в Москву. Кстати, мы с ним всё ещё в контакте, если он тебя волнует.»

Министр кивнул: «Да, именно его я имею ввиду. Но давай не будем спешить. Попробуй  начать здесь. «Раскрути» пока... Мухаммеда  Мурада Калеба?»  Ульвия захлопнула сумку, давая понять, что спешит: «Хорошо. Шамсаддин нас с ним знакомил у себя на вилле. Они по-моему даже родственники. Более того: Мурад тайно встречается с младшей сестрой Бадрана. Она учится в Баку.»

Уже у дверей игриво спросила: «Насколько тесно можно контактировать?» Андрей Андреевич усмехнулся и после паузы ответил: «Знаешь, что Сталин сказал по этому поводу: «Женщина должна уметь разбить сердце мужчины ещё до постели. Ибо в постели у женщины могут отказать мозги.»

Перед тем, как открыть дверь, Ульвия демонстративно задрала юбку и не спеша поправила колготки: «Если, не ошибаюсь, это было сказано Полине Жемчужиной, чтобы правильно уложить её в постель к Послу США Уильяму Буллиту. Говорят, у неё  действительно что-то не выдержало. То ли сердце, то ли что-то пониже. Но точно не мозги: запила!»

Громыко улыбнулся: «С каждым разом убеждаюсь: не ошибся в тебе, детка. Ты настолько же обоятельна, насколько умна и образованна.» Он открыл двери сам, не отнимая  руки от её упругой и всё ещё девственной попы: «До завтра.»

Её поджидала автомашина с номерами Министерства иностранных дел. Водитель Костя помог сесть и спросил: «Как всегда в Институт востоковедения?» Уля покачала головой: «Нет, сегодня высади меня возле «Детского мира». У племянника день рождения на носу.»

Майор госбезопасности Ульвия Мэмишли, между тем,  спешила не в магазин, а на запланированную встречу с «Ювелиром». Там же, на площади имени Дзержинского. Лифтёр Макарыч приветливо улыбнулся: «Здравия желаю, барышня.» В приёмной было тихо. Помощник кивнул головой и поднял трубку внутренней связи: «Вы просили доложить, Юрий Владимирович. К Вам пришли из «Девятки».

У массивных двойных дверей Ульвия столкнулась лицом к лицу с дамой средних лет. Это была Наталья Васильевна Москвина: «Ювелир» завершил урок английского языка. Они несколько секунд изучали друг друга. Затем разошлись с вежливой улыбкой.

Юрий Владимирович что-то писал. Ульвия доложилась по уставу: «Агент «Кобра» прибыла по Вашему распоряжению.» Он аккуратно вложил карандаш в коробку «Сакко и Ванцетти» и взглядом пригласил сесть. Снял очки, протёр мягкой тряпочкой, пригубил уже остыший чай с лимонной корочкой.

По еле слышному голосу Ульвия сразу поняла: урок был насыщенным и несколько утомил главного чекиста страны: «Ну так что у нас новенького? По-прежнему безуспешно пытаемся преодолеть «гром и молнию»?» Взял паузу и посмотрел на Ульвию поверх очков. Он хотел найти на её лице признаки еврейских корней. Гейдар Алибеков утверждал, что её бабушка носила фамилию Флекенштейн. Так и не найдя искомое, он добавил: «Мне начинает казаться, что мы  слегка переоценили Ваши способности.»

Ульвия ждала, чтобы он завершил свою мысль. Но тут же поняла, что напрасно: он ждал ответа. Вот уже два месяца она скрывала от него успешно налаженные интимные отношения с Громыко. Интуитивно приберегала их в качестве ценного козыря. Ей всё ещё удавалось держать Юрия Владимировича в напряжённом ожидании.

Она плодняла на него свои чистые изумрудные глаза: «Товарищ Председатель, если бы он не планировал затащить меня в постель, то вряд ли стал бы приглашать с такой регулярностью и настойчивостью на Ленинский проспект. Я бы могла давно войти с ним в контакт. Но, как женщина,  считаю это пока преждевременным. Я его подогреваю на медленном огне.»

Он устремил свой взгляд на правую от себя стену, где на постаменте стоял бюст Феликса Дзержинского. «Я читаю Ваши рапорты. И как долго по-Вашему придётся ждать до температуры кипения?» Она поняла, что кроме неё за министром иностранных дел никто не прикреплён. Иначе, он бы уже знал об их отношениях.

«Мы с ним видимся около двух месяцев. С прошлой недели я оформлена на полставки референтом по особым поручениям.  Насколько я понимаю, «Мистер Нет» из той категории мужчин, которых следует брать долгой осадой. Поверьте моей интуиции: он уже почти созрел. Осталось лишь вовремя захлопнуть капкан.»

Она выждала паузу. Юрий Владимирович хотел было возразить, но раздался голос помощника: «На проводе Татьяна Филлиповна.» Ульвия встала, чтобы выйти, но Андропов рукой остановил её и ответил жене: «Да Танюша, как у тебя дела?» Она говорила громко, как будто боялась, что её не слышат: «Они опять тебе недоплатили. Целых сорок шесть рублей пятьдесят копеек! Почему ты позволяешь бухгалтерам дурить себя?»

Он смущённо улыбнулся Ульвие: «Хорошо, дорогая. Я разберусь. Но дело в том, что именно столько я заплатил за твои новые ботинки. Помнишь, в прошлую пятницу?» Наступила пауза. Затем женский голос прозвучал иначе: «Когда ты вернёшься домой? Неужели опять поздно? Мне нужно тебе кое-что рассказать.»  Он ответил: «До семи вечера» и повесил трубку: «После Венгрии она никак не может восстановиться.»

Затем продолжил прерванную беседу: «А не может ли быть так, что наш «друг».... вообще не интересуется женщинами? Так сказать, физически безразличен?» Ульвия подумала про себя «Желаемое выдаём за действительность?», и  поддакнула: «Думаю, что Вы очень близки к истине. Это возрастное.  Кстати, я видела у него в ящике стола несколько упаковок американского препарата. Заказал недавно. Судя по всему, именно для стимулирования эрекции.»

Глаза Андропова оживились: «Что за препарат?» Ульвия достала ручку, написала на листе  из его блокнота: «Производят в Бельгии. На сегодня наиболее эффективное средство.» Он прочёл, сложил вчетверо и положил во внутренний карман: «И давно он принимает?» Ульвия почувствовала, что тема становится актуальной: «Думаю, уже пару недель. Знакомый фармацевт мне обьяснил: в основе сильный наркотик – кокаин.»  Андропов откинулся назад: «Ну в таком случае, есть надежда. Имейте ввиду: важен прямой контакт. И как можно скорее.»

Ульвия кивнула: « Я понимаю. Его супруга улетает на отдых, в Минск. Почти не сомневаюсь, что он захочет пригласить меня к себе на дачу во Внуково. Надеюсь, там и станет... есть с моих рук.» Генерал улыбнулся: «С рук ли? Но в любом случае, помните: в зависимости от успеха операции можете расчитывать на внеочередное звание.»

Затем перевёл разговор в главное русло: «Что можете рассказать о смерти Абдул Муним Риада?» Ульвия ждала этот вопрос: «Меня удивило, что господин «Гром» будто знал об этом раньше Насера.» Андропов нетерпеливо спросил: «Дальше?» Ульвия решила поделиться: «У меня есть канал связи в Баку: младшая сестра супруги военного министра учится в аспирантуре.»

Андропов вопросительно посмотрел: «Пока не вижу связи.» Она тихо завершила: «Тайная любовная связь с Мухаммедом Калебом. А его несколько раз видели с Аркадием Шевченко, советником.» Брови Юрия Владимировича вздрогнули: «Насколько достоверна информация?» Ульвия улыбнулась: «Информация нуждается в анализе, товарищ Председатель. Если позволите, я запрошу запись телефонных бесед».

Андропов дал понять, что время вышло: «Думаю, есть смысл. Держите меня в курсе.» Затем отметил у себя на календаре: «Через две недели, как обычно.»

Длинная очередь в Посольство Египта рассосалась к полудню. Ульвия приехала вместе с советником министра иностранных дел Аркадием Шевченко. Выразив соболезнования военному атташе по случаю трагической гибели начальника Генерального штаба Абдуллы Мунима Риада, они отошли в сторону лестницы.

В это время к ним подошёл Чрезвычайный и Полномочный  Посол  Мурад Мухаммед Калеб: «Позвольте поблагодарить Вас, господин советник Шевченко. А с Вами, очаровательная госпожа....простите, что забыл фамилию...мы кажется уже встречались?» Ульвия вежливо протянула ему руку: «Да, это было лет пять назад в Каире, у господина Шамсаддина. Можете звать меня просто Ульвия.»

Аркадий Николаевич извинился: «Простите, но мой самолёт в Лондон вылетает через три часа. А мне необходимо успеть ещё так много. Ульвия, надеюсь, Вас не оставят без транспорта?» Мурад Калеб с улыбкой пожал ему руку: «Не беспокойтесь. Счастливого полёта.  Уверен, что ещё встретимся.»

Проводив его взглядом, он заговорщически спросил: «Вы позволите пригласить Вас на скромный обед. Здесь, в нашем Посольстве. Нам с Вами есть что вспомнить об общих друзьях.» «Он уже просится на эшафот!» - подумала Ульвия и протянула ему карточку: «Боюсь, не получится. Мой каждый шаг наблюдается. Я попробую сообщить Вам, где и когда я могу с Вами встретиться. Постараюсь вырваться. ;; ;;; ;;;;;;, (Иншааллах. Если позволит Аллах!)»

Через пару дней господин Посол получил от своего водителя запечатанный конверт с короткой запиской: «Жду Вас завтра в полдень на Центральном телеграфе. В кабине, куда пригласят на телефонный разговор с Баку.»

В кабине было тесно и душно. «Но зато достаточно безопасно для меня». – обьяснила она, присев к нему на колени с телефонной трубкой в руке.  От Ульвии исходил запах свежей сирени. Она была в лёгком ситцевом сарафане. Мухаммед Калеб очень легко убедился в том, что на ней нет записывающих устройств. Зато есть упругое тело, от которого веет доступностью.

Его губы припали к плечу: «Но согласитесь, для мужчины – это просто пытка. Неужели мы не можем найти более удобное место для встречи?» Она вытерла платочком пот с его лба: «В пятницу еду в служебную командировку в Баку. Если найдётё возможность, встретимся в международном вагоне, в двухместном купе.» Вначале Мухаммед удивился: «Но у меня были иные планы на конец недели. Супруга и дети хотели сьездить в Ленинград.»

Ульвия скривила губки: «В таком случае, как-нибудь в следующий раз.» Но Посол перебил её: «Как ни странно, в следующем месяце я и сам собирался в Баку, на встречу со студентами из Египта. Но если Вы настаиваете, можно изменить планы.» Перед тем, как выйти из кабины, он опередил её: «За билеты не беспокойтесь, мои помощники займутся этим.» Ульвия позволила себя поцеловать, но только в щёчку.


4. Молитва старшеклассницы.

Учёный Совет Университета единогласно поддержал кандидатуру соискателя в области исторической науки -  Баладжи-ханым Джебраиловны Алибековой на степень доктора по кафедре «История КПСС». Члены Совета стоя и аплодисментами проводили супругу Первого секретаря. Несколько букетов роз несла еле поспевая за ней старший преподаватель кафедры Гаянэ Мирзоян. Автореферат в тот же день отправили в Москву, на рассмотрение Высшей Аттестационной Комиссии.

В последнее время Баладжа-ханым испытывала особый эмоциональный подьём, появляясь на публике. Ей казалось, что народ просто сходит с ума, видя её на подиумах, сценах, на площадях и улицах, в магазинах и учебных заведениях. Ей импонировало внимание, аплодисменты, комплименты и восторженные взгляды...мужчин. Это последнее придавало ей уверенности в том, что даже в свои сорок семь она всё ещё привлекательна и желанна.

Сегодня, в день успешной защиты докторской диссертации, Баладжа Алибекова выглядела так царственно и обаятельно, что ректор Даяндур-заде не выпуская из рук немецкий фотоаппарат, недавно приобретённый у известного спекулянта Солтана по кличке «Халлы», щёлкал её во всех позах.

Баладжа прекрасно знала, по какой причине её щёлкают: чёрная прозрачная кофта с достаточно глубоким вырезом на грани приличия раскрывала непозволительную тайну – она была без бюстгальтера. Узкая, в обтяжку юбка светло-кремового цвета привлекала внимание всех, кто знает толк в женских ягодицах, облачённых в только что вошедшие в моду «бикини». Её лёгкие и в то же время властные шаги по блестевшему паркету Университета не могли оставить равнодушными ни женщин, ни мужчин.

Следуя за ней на небольшом расстоянии, толпа журналистов долго не решалась задать хоть какой-нибудь, даже невинный вопрос. Она шла по длинному коридору с недоступным видом королевы. Отважился лишь специальный корреспондент газеты «Вышка» молодой и сексопильный Эльдар Хасмамедов. Ходили тайные слухи о том, что ему удалось покорить сердце дочери главного редактора Насруллы Имангули-заде. (Строгая и замужняя Аида сдала свою непослушную крепость через две недели после словесного шторма.)

Сразу после этой победы Эльдар быстро прославился своими интервью с известными певицами, спортсменками и партийными кадрами. Каждая его шумная статья сопровождалась чьими-то неслыханными абортами в клинике 4-го Главного управления Минздрава. Именно по этой веской причине Баладжа-ханым силилась не смотреть в его сторону: слишком рискованно для Первой леди.

В коридорной тишине молчаливого шествия  раздался приятный баритон: «Баладжа Джебраиловна, не могли бы Вы уделить газете «Вышка» десять минут Вашего драгоценного времени?»

Толпа замерла на месте, ибо без пяти минут доктор исторических наук резко остановилась и снизошла вниманием к корреспонденту: «Если Вы имеете ввиду взять.... у меня...что-то вроде интервью, то.... разумеется. Но... только не здесь, и не сейчас. Я не совсем ....готова. Вы меня понимаете?» Он стоял перед ней, как перед иконой. В его глазах читалось восхищение и влюблённость.

Это был высокий стройный и белокожий шатен с тёмно-синими глазами и приятным баритоном. Мужской голос любого тембра, особенно в пору половой зрелости, действовал на эмоции Баладжа-ханым, словно утренний азан (призыв к молитве) на искренне верующих. В ней поднималась неудержимая страсть к естесственным потребностям: послушно опуститься на колени и ....молиться, молиться, молиться. Не жалея губ!

Вдруг откуда ни возьмись, к ним подошла Гаянэ Мирзоян с цветами в руках: «Мне кажется, я бы смогла удовлетворить..... Ваше любопытство, товарищ Ханмамедов... если речь идёт об..... автореферате.» Наступила неловкая пауза. Баладжа-ханым резко повернула к ней своё восковое лицо и приказала с металлом в голосе: «Отнесите цветы в машину, товарищ Мирзоян. И предупредите водителя, что я спускаюсь. Позвольте мне самой...удовлетворить прессу.»

Затем с милой улыбкой на лице, своим фирменно-тонким мецо-сопрано продолжила с молодым человеком: «Позвоните мне завтра после пяти вечера. Вы получите....то что Вам нужно. И даже автореферат.  Люблю, когда мне задают вопросы ....умные молодые....и специальные корреспонденты.» Глядя ему прямо в глаза, она взяла у него из рук блокнот и ручку, записала номер телефона, сложила бумагу вчетверо и протянула.

Она заметила, что его пальцы дрожали, когда он взял блокнот из её рук: «Да хранит Вас Всевышний, Баладжа Джебраиловна.» Он явно не расчитывал на такую благосклонность Первой ханым.  Затем его острый взгляд вдруг заметил что-то у её ног: «У Вас потерялась застёжка на левой туфле!» Нагнулся быстро, и она поймала его порочный взгляд под короткую юбку: «Не беспокойтесь, пожалуйста. Мне починят в мастерской.»

У открытой двери  «Чайки» Вагиф стоял по стойке смирно. Прежде чем сесть, она попросила: «Мне нужно заскочить к сапожнику. Найди хорошего. Это испанская обувь, нужен высококлассный мастер.»

Алиаббас был не просто сапожником. Он был сапожником от Бога. Его клиентура имела самое прямое отношение к КГБ, Прокуратуре, МВД,  ЦК и Совмину. Дети, жёны, мамы, папы, бабушки и дедушки, а также любовницы и любовники ответственных и даже безответственных работников знали: Алиаббас примет, обслужит и проводит по высшему классу.   

Мастерская была расположена в самом центре, на улице им. 28 апреля (или Телефонной), через дорогу от престижной школы № 23. Но на дверях ателье всегда висела  вывеска с коротким и  категорическим словом «Закрыто». Иначе говоря, заказ на ремонт и изготовление обуви осуществлялся только по записи и по рекомендации,  исключительно для постоянных клиентов.

Водителю Вагифу Ахундову не было необходимости ссылаться на рекомендацию: «Позвольте, Баладжа-ханым, я отнесу туфлю. Вы можете подождать в машине.» Баладжа-ханым узнала мастерскую по надписи «Закрыто»: «Мне подруги и знакомые уши прожужжали про этого крутого Алиаббаса. Я хочу познакомиться с ним.»

Крепыш лет под пятьдесят, с седой бородкой «клином» встретил её своим густым басом, не выпуская из губ папиросу «Казбек»: «Добро пожаловать Баладжа-ханым. Позвольте проводить Вас.» В соседней небольшой комнатушке, оборудованной мягким диваном и креслом работал кондиционер и тихо играла музыка.

Спиной к дверям сидела дама в широкополой шляпе. Каково же было удивление Баладжа-ханым, когда она повернулась к ней лицом: это была Сурая-ханым Сафарова, супруга нагорно-карабахского секретаря обкома. Они обнялись, как закадычные подруги.

Сурая фамильярно хлопнула по плечу Алиаббаса: «Вот теперь, мы не откажемся от французского коньячка.» Затем подмигнула подруге и добавила: «И «Казбек» для гостьи не забудь!»  Алиаббас позвал помощника, который снял с ноги Баладжа-ханым туфлю: «Через полчаса будет готово. А Вы пока отдохните.»

Фрукты, коньяк и папиросы появились на столе через минуту. После второй рюмки дамы задымили и обменялись новостями. Через приоткрытую дверь Баладжа-ханым вдруг увидела совсем юную девицу, которая сидя на низком стуле припала губами к паху стоявшего перед ней Алиаббаса. Она удивлённо посмотрела на Сураю: «Тебе не кажется, что она.... «молится» на его ...святую «палку»? Даже не верится!»

Сурая расхохоталась: «Обожаю твоё чувство юмора! А ты знаешь, кто это девица?» Баладжа-ханым помотала головой: «Не знаю, каких она кровей, но ...сосёт  профессионально, должна тебе сказать!». Сурая затянулась дымком и прыснула со смеху: «Это внучка Насруллы Пиргулиева. Алиаббас говорит,  лучших губ он не пробовал даже сидя в зоне в Сибири.»

Баладжа-ханым с изумлением вскинула брови: «Боже мой! Она же на вид ....ещё только  старшеклассница!» Вдруг вспомнила про сына Парвиза, который недавно поступил на первый курс МГИМО. «Не дай бог получить такую шалаву в невестки!» - с брезгливостью подумала Баладжа-ханым. Сурая, словно прочитав её мысли добавила: «Эти «школьницы» могут нас с тобой научить, как Родину любить!»

Алиаббас между тем,  застегнул ширинку, опустился на колени и сам надел на ножки девицы её фирменные сапожки итальянского производства. Мюлаим, или просто Мехриша, ученица одиннадцатого класса школы №23,  любила расплачиваться именно «орально» за мелкий ремонт обуви. Алиаббас протянул ей коробку начинённых папирос в качестве бонуса. Но она их не стала курить в ателье. Положила в свой портфель, облизнула губы,  попрощалась и вышла.

Перейдя на другую сторону улицы Мила, увидела долговязового юношу, который поджидал её у дверей школы. Она подбежала к нему, взяла под руку, завела в тёмный подьезд и подставила ему свои "непорочные" губы для поцелуя: «Я так соскучилась, Пэрвиз. Как хорошо, что ты приехал.» Пэрвиз Алибеков от неё просто балдел: «Поехали ко мне: у меня есть шикарная кассета, эротика! Ты просто офигеешь!»

Но Мила вроде бы не спешила: «Подожди. Мне хочется сначала «пошабить» чуть-чуть.» Она открыла портфель, вытащила папироску из пачки и прикурила. Затянувшись пару раз, она протянула ему: «Возьми, «кайфани». В прошлый раз у тебя ничего не получилось. Побробуй: это люкс! Обалдеешь!» Пэрвиз как-то уже пробовал с домработницей Катей, и действительно всю ночь с неё не слезал.

Они вышли из подьезда с затуманенным взором: начинка "Казбека" оказалась внушительной. Пэрвиз, у которого кружилась голова и всё плыло перед глазами, заметил, как на другой стороне улицы, его мать садится в папину «Чайку». Он поднял руку и стал махать, чтобы его увидел водитель  Вагиф, но между ними был поток машин. Правительственная машина, включив сирены, промчалась мимо них, как стрела. Пришлось добираться на такси.


5. Армянские будни.

После встречи в Кремле Антон Кочинян ехал в гостиницу «Националь» в хорошем настроении. Главное: ему удалось убедить Брежнева приехать в Ереван на юбилей установления Советской власти в Армении. Правда, Леонид Ильич пару раз крякнув, строго предупредил: «Но ты должен к тому времени разобраться с этими националистами. Уж очень они у тебя разгулялись.» Затем добавил: «И не устраивай нам новую русско-турецкую войну. Мы с турками навоевались! Это же член НАТО!»

Сразу после кнута подкинул пряник: обещал внимательно ознакомиться с докладной запиской о политических интригах второго секретаря Георгия Тер-Газарянца: «Тут хоть и немало страниц, но постараюсь сам прочесть, а потом приму решение. Слышал о коррупции и кумовстве. Поручу взять под наблюдение». Прочитав пару абзацев, спросил: «Говоришь, ко всему прочему ещё и  развратничает? Ну-ну!»

Уже прощаясь Брежнев дал понять, что внимательно следят и за самим Кочиняном: «Мне докладывают, что и ты, Антон Ервандович, не такой уж и праведный.» Товарищ Кочинян покраснел и хотел обьясниться, но Леонид Ильич примирительно добавил: «Мы все не безгрешны. Но надо же знать меру: со школьницами шалить....неудобно как-то!»

Антон Ервандович вспыхнул, как факел на могиле неизвестного солдата: «Кланус партблятом, дорогой Леонид Ильич, клевещут! Эта девочка – родная племяница моей супруги! И даже дальняя родственница.... Георгия Тер-Газарянца!» Но Леонид Ильич уже его не слушал. Прикрытые веки и лёгкий храп убедили Кочиняна, что вопрос исчерпан.

Войдя в люксовый номер «Националя», товарищ Кочинян был приятно удивлён. Милена уже ожидала его в лёгком пеньюаре, стоя у дверей: «Сколько можно тебя ждать? Мне же скучно!» В прозрачной накидке, которую он подарил ей в прошлом году на день рождения, она выглядела немного старше своих шестнадцати.

Антон Ервандович открыл бутылку коньяка и разлил в две рюмки: «Сначала давай выпьем за сегодняшний удачный день, цаветанэм.» Она чуть пригубила, поморщилась и подставила ему грудь: он любил закусывать левым сосочком. И как раз в это время совсем некстати раздался телефонный звонок. «Это наверное, твоя жена. Даже здесь от неё нет покоя!»-со злостью подняла трубку: «У нас всё в порядке, тётя Шахун....»

Но оказалось, это был Альберт Степанян из орготдела ЦК: «Антона Ервандовича можно?» Товарищ Кочинян схватил телефон, плюхнулся на диван, потащив за собой Милену. Голос Степаняна показался слегка взволнованным: «Вы помните молодую женщину из КГБ?» Милена растегнула ширинку на его брюках и добралась губами до главного источника «марксизма».

Антон Ервандович вздохнул со стоном: «Да,разумеется. Дочка нашего министра образования Эрны Мовсесян?» У Милены прикрылись веки, она привычно стала работать губами и языком. Он погладил её локоны, вдохновляя задержаться на вершине.

Голос Альберта зазвучал заговорщически: «У неё волшебные способности предвидеть события. Она хочет поделиться с Вами важной информацией о бакинском «друге», который неожиданно взлетел так высоко.» Кочинян откинулся в кресле и окунулся в мир наслаждений: «А где она? В Москве, говоришь? Дай ей мой номер телефона, пусть найдёт меня. Лучше всего завтра. Сегодня у меня тяжёлый день.»

На том конце провода раздался вкрадчивый голос Степаняна: «Надеюсь, все вопросы решили положительно?» Антон Ервандович задышал чаще: «А как же? Ты что, сомневался? Приеду, обо всём поговорим. И со всеми разберёмся. Сейчас я очень занят.» Переговорив с боссом, Альберт Степанян быстро вышел из кабинета и направился в сторону приёмной Тер-Газарянца.

Георгий Арташесович говорил по телефону, но рукой пригласил его сесть. Положив трубку, вопросительно посмотрел: «Что-нибудь важное?» Степанян оглянулся на дверь, а затем полушёпотом ответил: «Он клюнул. Надо срочно предупредить агента Мовсесян». Георгий тут же набрал КГБ: «Это я. Свяжись с ней и направь в гостиницу «Националь». «Бриллианта» пора посадить на наживку».

Арега с предельными предосторожностями «вела» Сурена Меликяна, когда неожиданно для себя столкнулась.... с Гейдаром Алибековым, на втором этаже ГУМа. Он рассматривал фетровые шляпы в витрине магазина верхней одежды. Они встретились взглядами в отражении на стекле.

Гейдар замер от неожиданности, когда она подошла к нему вплотную и в упор сказала: «Ах вот ты какой в жизни! Я видела тебя во сне!» Он не знал, что отвечать. Но по его растерянному виду, Арега поняла, что это именно его она и видела в том злополучном сновидении в свою  брачную ночь (будь она неладна!)

Она улыбнулась: «Не беспокойся. Всё в порядке. Можешь не отвечать. Но если вдруг надумаешь встретиться и поговорить....вот мой телефон в Москве. Я буду здесь ещё пару дней.» Её взгляд между тем мельком следил за  молодым человеком с большим рюкзаком за спиной. Не попрощавшись с Гейдаром, Арега пошла вслед за Суреном Меликяном, соблюдая дистанцию.

Молодой человек вошёл в метрополитен и вышел на станции «Юго-западная». Внимательно оглядываясь, направился к жилому массиву. Войдя в подьезд, нажал на кнопку лифта. Вежливо пропустил вперёд Арегу и спросил: «Вам на какой этаж?» Арега, вытирая слезу, растерянно ответила: «Я даже не знаю, куда мне идти. Меня преследует пьяный муж.» Молодой человек нажал на седьмой этаж: «Пойдёмте ко мне, Вы будете в безопасности.»

Скромно обставленная московская «двушка» выглядела уютно. Хозяйка, пожилая женщина, представившаяся Екатериной Владимировной, пригласила: «Располагайтесь. Я успела прибраться. Застелила кровать. Правда, не знала, что вас двое.» Сурен тут же достал из рюкзака деньги и отсчитал две сотни рублей: «Это дополнительно....Я и сам не знал. Так уж получилось.» Арега тут же запротестовала: «Нет-нет, я ненадолго,  Екатерина Владимировна. Побуду здесь часа два, не больше. И вообще, мы с мужем остановились в гостинице «Советская».

После ухода хозяйки они познакомились ближе. Сурен Меликян, студент Политехнического института из Еревана. Вынужден скрываться от КГБ Армении: «Строго между нами, сестрица: я из Союза воссоединения Армении. Слышали, наверное? Приходится часто перемещаться. А Вы из Еревана?» Арега соврала: «Нет,  из Степанакерта. Тоже в бегах, кстати. Мой отец сидит в тюрьме в Баку.» Сурен уронил рюкзак на пол и обнял её: «Как я тебя понимаю, сестрица. Смерть туркам!»

Он быстро выложил на стол палку копчённой колбасы, буханку хлеба и две бутылки вина. После первой бутылки Сурен выложил Ареге все ближайшие планы. Их поручил реализовать его старший брат, основатель Союза,  Вальтер.  Вскоре Сурен спохватился: закончились сигареты. «Я сейчас мигом.»

Закрыв за ним дверь, Арега прошла к телефону и набрала Ереван. «Полковник Тарджиманов слушает.» - раздался голос заместителя председателя КГБ Армении.  Арега следя из окна за выходящим из подьезда  Суреном, доложила: «Это агент «Пуля», Мкртыч Оганезович. Я вошла с ним в контакт. Запланирован взрыв автомобиля Толстикова из  Ленинграда. Это должно произойти во вторник примерно в 8:30-9:00 утра на Ленинском проспекте в районе станции метро «Октябрьская».

Полковник был доволен: «Умница. Теперь запоминай, но не записывай. Сергей Николаевич Антонов. Это «Девятка». Он тебя примет и выслушает. Кстати, можешь его закадрить: ему импонируют кавказские женщины.» Арега быстро схватила пустую коробку из под спичек и  записала номер телефона.

Тарджиманов продолжил: «Но это ещё не всё. В гостинице «Националь» остановился «Бриллиант». Он хочет тебя видеть. И скорее всего, не только.... видеть. Ты же знаешь, он не пропускает ни одной юбки.» Наступила пауза. Арега спросила: «А Георгий....Арташесович одобряет?» Ответ её возмутил: «Он очень расчитывает на тебя, джаник.» Арега швырнула трубку: «Сукин сын!»

Вернувшийся вскоре Сурен настойчиво просил Арегу остаться на ночь: «Когда мы свернём шею коммунистам, я тебя озолочу!»  Но Арега лишь нежно поцеловала его: «Сегодня вряд ли ...мы свернём им шею. Мне ещё надо уговорить пьяницу-мужа, чтобы он вернулся в Степанкерт. А завтра я позвоню тебе...и обещаю.... покайфуем.»

После встречи с генералом Антоновым, которая завершилась договорённостью задержаться в Москве ещё на неделю, Арега вошла в свой  номер гостиницы около девяти вечера, усталая, но гордая. Сергей Николаевич мучил её недолго: минут двадцать. Но зато предложил переехать в Москву с получением внеочередного звания.

Только успела переодеться, как зазвонил телефон. Его голос она могла бы узнать из тысячи голосов: «Я звал тебя в том сне...каким-то, не помню именем...но ты мне так и не ответила.» Она засмеялась: «Потому что ты звал меня по фамилии... А надо было позвать «Арега».»

Спустя минуту, Гейдар Алибеков уже стучался в дверь.  «Звонил из вестибюля.» - он сбросил свою шляпу на диван и раскрыл свои обьятия. Но Арега протянула ему руку: «Не могу с тобой обняться: ты переспал с моей матерью, Эрной Мовсесян, надеюсь помнишь? И подарил ей вот этот медальон. Теперь ты хочешь уложить в постель её дочь?» Он засмеялся: «Такие планы были...но после твоих слов, мне уже кажется, это маловероятно. Но перед тем, как уехать в Баку, я решил повидаться с тобой.»

Она предложила выпить: «Есть коньяк. Давай выпьем за...твоё новое назначение.» Он удивился: «Откуда тебе это известно? Я ещё даже не избран, а только....» Она глотнула коньяк: «Знаю, ты был в Кремле, и получил благословение царя-батюшки.» После паузы добавила: «Иногда я и сама удивляюсь тому, что происходит в моём мозгу. Я предвижу многие события. Пусть это тебе не покажется странным. Именно поэтому меня пригласили работать в систему госбезопасности.»

Она прошла в сторону вазы с фруктами. Его взгляд упал на коробку спичек. На нём был записан номер телефона 9-го Управления КГБ СССР. Арега протянула ему вазу: «Тебе не кажется странным, что мы оба видели практически один и тот же сон?» Он выпил залпом: «Я видел тебя во сне, как сейчас помню, 14 октября 1964 года. Это был день, когда Пленум освободил Хрущёва.»

Арега улыбнулась: «А я ту ночь запомнила по другой причине. Я вышла замуж, и это была моя брачная ночь. И я видела тебя уже под утро.» Она долила ему коньяк: «Не уверена, что ты в ту ночь спал со своей женой.» Гейдар вскинул брови: «Да, ты права.» Он был со своей золовкой Джейран.

Он посмотрел на часы: «Время позднее. Не хочу тебя беспокоить. Если будешь в Азербайджане, позвони. Попроси соединить и назови волшебное слово: «Арега». Она проводила и у дверей сказала: «Очень может быть мы скоро с тобой встретимся. Но не в Азербайджане.»

Утром в 10 часов  Арега уже звонила Антону Ервандовичу Кочиняну: «Вас беспокоит капитан Мовсесян Арега Суреновна. Мне подняться в номер, или встретимся в вестибюле?»
   

6. Инжирные страсти.

В комнате для отдыха нового Хозяина Азербайджана раздался телефонный звонок по ВЧ: «Добрый вечер, Хайдар Али Акперович, это Елютин беспокоит. Надеюсь, не помешал?» И услышал в ответ смешок, характерный для «князя из грязи»: «Дорогой Вячеслав Петрович, для Вас я никогда не занят. Совсем наоборот, Вы легки на помине.»

Его рука в эту минуту ласкала пушистый лобок, сидевшей на его коленях Гаянэ Мирзоян.  «Как раз собирался сам позвонить и пригласить Вас в Баку. У нас началась очень интересная пора: новый урожай инжира созрел.» Провёл рукой по её взбухшим соскам: «Вы наверняка, слышали о лечебных свойствах....инжира.» Она поняла, что пора растегнуть бюстгальтер.

Министр образования был приятно озадачен: «Что Вы говорите! Если честно,  уже наслышан о бакинских фруктах. Коллега из Минздрава недавно была в ваших краях. Вернулась помолодевшей.  Но...нельзя ли поподробнее об инжирах?» Гейдар Алекперович словно читал его мысли, лаская подушками пальцев изумительный, целомудренный пупок Гаянэ: «Вы даже не представляете себе, как он помогает мужчинам...ну,  Вы понимаете, в каком плане? В нашем возрасте это ...почти как ...вражеская насмешка над «марксизмом»!»

Гаянэ овладела «идеологом» тёплыми ладошками. Голос Гейдара стал приобретать предсьездовские тона: «Иногда так неудобно выглядеть..... разоружённым.» Гаянэ подняла глаза и шёпнула: «Уже «вооружаемся»!» Он одобрительно кивнул головой, давая понять, чтобы она продолжала.

На другом конце связи ВЧ раздался тяжёлый и протяжный вздох: «Я Вас так хорошо понимаю, Хайдар Али Акперович. Вы попали прямо в «яблочко»! Последние два года у меня особенно обострилось.... «упадническое» настроение. Никакая урология...простите – «идеология» не помогает. Уже не осталось доверия ко всей нашей системе.... «просвещения»!»

Гейдару оставалось лишь затянуть петлю потуже: «Я сам многие годы борюсь с этим ....проклятым «троцкизмом». Сменил пять....толкователей. Принимал нафталановые грязевые ванны. Пробовал даже пресловутый татарский анальный массаж. Бесполезно!»

Гаяне прошлась средним пальцем по указанному адресу. Гейдар открыл глаза и ожил: «Но оказалось, из бакинского инжира наши долгожители по старинному рецепту могут готовить волшебного свойства джем.» Гаянэ поняла, что настала пора приспустить трусики и повернуться к «большевизму» попой. Она медленно оседлала «партийную трибуну.»

Вячеслав Петрович непроизвольно поглаживал ширинку: «Ну и...как? Неужели есть эффект?» Голос Гейдара опустился на полтонны ниже, ибо он  входил в тугие «райские врата» с тыла: «Эффект ещё тот! Поверьте мне, как рукой.... поднимает! В буквальном смысле! Вот даже супруга ....не даст мне соврать! Она называет это «шлагбаумом женской мечты.»

Сравнение было принято на «ура». Оба дружно и долго хохотали. Гаянэ так понравился «шлагбаум», который она успешно преодолела, что ей пришлось прикрыть рот выступлением Брежнева на последнем Пленуме в мягкой обложке. Чтобы её не услышали в Москве.

Вячеслав Петрович был возбуждён перспективой излечения от простаты. Первым делом позвонил племяшке: «Слышь, Сонечка, завтра же вылетаешь в Баку. Тебя встретят на самом высоком уровне. Привезёшь ящик инжирного джема.» Она взвигнула: «С ума спятил? У меня сессия на носу. И на кой... тебе бакинский? Болгарский гораздо лучше. Вон у Стёпки моего так.... возникает, что трусы по швам расходятся. Жену свою отправь!»  Дядя Слава перешёл на шёпот, чтобы помощник не услышал: «Что значит, на кой? Что значит жену отправь? Ты же сама потом меня благодарить будешь! После этого инжира ты про Стёпку своего быстро забудешь!»

Затем вызвал помощника: «Где там документы на Алибекову из Азербайджана?» Помощник мягко напомнил: «Вы же хотели доложить об... откровенном  кумовстве...или,  кем она там ему приходится? Мы уже подготовили для Парткомиссии ЦК КПСС. » Вячеслав Петрович кратко оборвал: «Ситуация круто изменилась. Давай, тащи на подпись, тебе говорят!» По специальной фельдегерской связи документ был тут же направлен в Баку. Елютин лично поздравил соискателя по телефону.

В пятницу доктор исторических наук  Баладжа Джебраиловна Алибекова с нескрываемым удвольствием  отвечала на телефонные звонки родственников, подруг, бывших и потенциальных любовников. Стоя перед зеркалом в новом итальянском халате, она игриво поглядывала на сидящего на полу у её ног специального корреспондента газеты «Вышка». Этот голубоглазый образец для женских мастурбаций с прилежностью первоклассника выводил абзац за абзацем интервью, который должен был пойти в ближайший воскресный номер.

Время от времени Баладжа-ханым распахивала и запахивала халат, обнажая ярко-красное бельё и поддерживая температуру кипения в глазах кровожадного быка-производителя: «Тебе не кажется, что у нас жарко?» Эльдар поставил последнюю точку в последней строке. Поднялся и протянул руки, чтобы снять и последнее препятствие, закрывающее доступ к прохладе: тонкие шёлковые трусики. Но она кокетливо остановила его: «Не спеши с этим. Лучше прочти мне ту часть, где ты даёшь оценку моей диссертации. Это меня так возбуждает!»   

Он подошёл к ней со спины и прошептал на ухо предпоследний абзац. Она ладошкой проверила между его ног, насколько он искренен. И решила немного подурачиться: «Ты знаешь, фраза о роли Степана Шаумяна в формировании революционной мысли в Азербайджане звучит не убедительно.»  Эльдар почувствовал под её руками наплыв эрекции и замурлыкал: «Что значит «не убедительно»? Я же пишу в предыдущем абзаце, что именно он... встал во главе коммуны?»

Её рука прошлась по всей длине его «изложения». Дойдя до двух главных «аргументов» в сжатой мошонке, она многозначительно заметила: «Он должен не просто встать. А встать во весь рост, как памятник! И этим он может впечатлить....меня, как учёную... как педагога.... как женщину наконец.»  Она медленно повела его к холодильнику. В её руках была стекляная банка: «Открой ротик, qurban olum (да буду я твоей жертвой).» Вложила между губ полную столовую ложку. И сразу опередила его вопрос: «Это джем из чёрного инжира.  Его готовят специально для моего мужа. От него твой......«степаншаумян»..... будет стоять не бюстом, а во весь рост до утра... удовлетворит, наконец мою истосковавшуюся «коммуну»!»

Эльдар послушно проглотил чудо-препарат и потянул Баладжа-ханым в сторону спальни: «А разве мой «шаумян» дал тебе повод заподозрить его в...  «меньшевизме»?» Она с улыбкой сбросила халат, легла на спину и поманила его пальчиком: «Скорее в.... «троцкизме». В прошлый раз этот сукин сын так спешил, что взбесившаяся «коммуна» даже не успела.... прослезиться.» Она томно прикрыла глаза, облизнулась и добавила: «Ты сложил оружие быстрее, чем пала моя крепость. Разве это демократично?» Она похотливо посмотрела ниже его пупка: «Твой «комиссар» просто обязан доводить дело до революционной ситуации!»

Он стоял перед ней полностью обнажившись. И не только идеологически. Баладжа-ханым не могла оторвать свой взгляд от убедительного «аргумента», который по слухам, наделал столько абортов в высших политических кругах. Эльдар медленно опустился к её ногам и губами припал к вратам, жаждущим коммунистических знаний.

Она застонала навзрыд, и уже отбросив все условности, голосом уличной девки провозгласила свой главный призыв:«Я хочу долго! И кончить...несколько раз!»  Его язык ответил на призыв влажным приветствием наиболее слабой точки во вратах любви. Баладжа прижав его голову к своему лобку, взорвалась: «Только не спеши! Вознеси меня, и я.... вознесу тебя.»

Эльдар вспомнил, что его предыдущая дама сердца,  Аида Имангули-здаде, по секрету сообщила ему: «Эта сучка «образцово» трахалась с бывшим водителем мужа.  Узнав об измене, не только засадила его в тюрьму, но и приказала «опустить» его в камере, сделав «петушком» для всей зоны. Так что, имей ввиду и такую перспективу!»

Именно поэтому новый фаворит сейчас старался из всех сил. И не только потому, что не хотел потерять свободу, и страшно боялся «петушиных боёв». Наоборот, он мечтал попасть в орбиту ценных  кадров. И потому твёрдо знал, кто и что конкретно помогут ему взойти на Олимп. Баладжа-ханым стонала под ним, как израненная лань под метким дулом молодого олимпийца.

Она балдела от его  ласк. Особенно, когда это сопровождалось её беседами  по телефону. Ей импонировало удивление подруг, которые слышали в трубке откровенные вздохи и стоны. Это доводило её до оргазма.

Измотав его минут двадцать так необходимой ей прелюдией, она оседлала Эльдара, уложив его поперёк кровати. Когда часы пробили восемь вечера, Эльдар побил прежний рекорд: двадцать четыре минут без остановки. И этому ещё не видно было конца. В это время зазвонил спасительной телефон. Это было время звонка сестрички Джейран. Обычно она звонила, чтобы предупредить: Гейдар слез с неё и возвращается домой.

Баладжа придвинула аппарат поближе. На сей раз ошиблась, звонил сам Гейдар: «Поздравляю, дорогая. Только что получили по почте сообщение из Москвы: тебе присвоена учёная степень доктора исторических наук! Это происходит крайне редко! С тебя причитается. Хочу попробовать лэвэнги в твоём исполнении.»  Оторвав трубку на секунду, он  прикоснулся губами к сосочку ставшей любимой Гаянэ. Она приподняла и вторую грудь, сменив сосок. И в это время услышала голос в трубке: «Чуточку выше бери. И глубже!» Эльдар Хасмамедов тут же приподнял её ногу и положил на подушку.

Гейдару показалось, что слышит нечто вроде «Оооооооо!»: «Не понял, что значит «оооооо»?»- спросил он жену.  Гаянэ загадочно улыбнулась, повернулась к нему лицом и уселась поудобнее. В это время в резиденции Баладжа прижала голову Эльдара к  паху и обратилась к мужу: «Во первых, ты опоздал: меня первым поздравил Елютин из Москвы. А во-вторых,  ты  обещал мне звание профессора! И даже – академика!»

Гейдар рассмеялся: «Ну это же не относится к компетенции Москвы, дорогая. Такая мелочь в наших руках. Через неделю приказом ректора ты получишь должность профессора кафедры. Через полгода сделаем тебя заведующей. А там смотришь, опубликуем пару монографий, и как говорится....» Гаянэ Мирзоян резко остановила скачку и в упор спросила: «С моей диссертацией и в Академию! А на мне только кончать можешь!»

Гейдар прикрыл ей рот ладонью: «Во вторник на Бюро ЦК тебя утвердим в отдел агитации и пропаганды, замзавотделом. Со всеми привилегиями, с персональной машиной. А потом, через полгода-год хочу сделать тебя руководителем Нагорного Карабаха.» Гаяне быстро соскользнула с его колен и припала губами к «трибуне вождя».

Наступила пауза. В трубке было слышно частое и глубокое дыхание Баладжи-ханым. Гейдар решил, что жена что-то заподозрила: «У тебя всё в порядке?»   Гаянэ сошла с «микрофона» и тоже прислушалась. Затем тихо шепнула: «Мне кажется, она с кем-то ...трахается.»  Гейдар умехнулся: «Да ты что! Она даже тени моей боится! Продолжай!» И тут снова услышал по телефону «Оооооо!». Но на этот раз в другой тональности. Супруга кому-то приказала: «Да входи же, наконец!»

Гейдар вспомнил, что газета «Вышка» берёт у жены интервью: «Я так и знал: у тебя в гостях Эльдар Хасмамедов? Он талантливый сукин сын, умеет брать интервью! Не буду вам мешать.»  На том конце провода успели воскликнуть: «Оооооо!» Гаянэ отняла трубку и швырнула на рычаг: «Я тебе не жена: не смей кончать без меня!»  Но было поздно:  Гейдар взвыл, как раненный леопард и свалился в глубокий сон. Джем из чёрного инжира творил чудеса!

Напольные часы в кабинете Первого Секретаря отбарабанили десять раз. Он спал недолго, всего полчаса.  Гаянэ вопросительно смотрела на него, полулёжа на диване: «Мне уже одеваться?» Гейдар открыл веки и внимательно посмотрел на её полные груди, не обтянутые бюстгальтером: «Ты не рожала?» Она покачала головой: «Не успела пока.» Он загадочно улыбнулся: «Только что видел тебя во сне. Ты пела на армянском языке. Ещё раз повтори то, что сказала тогда в машине, когда ты....описалась от страха».

Она с улыбкой подошла к нему и  нагнулась губами к уснувшему «партаппарату»: «Ты хочешь услышать это на армянском?». Он прикрыл веки и кивнул. Её грудной голос убаюкивал: «;;; ;; ;;; ;;;;;;;  (Инч вор бан кутек? Что хочешь поесть?) »  Губы обдали теплом. Она тихо добавила: «;;;;;;;;; ;;, ;;;;;;;;;,  (Шноракал ем, ачуйков, Спасибо, с удовольствием.)»

Гейдар слышал армянскую речь в детстве. Бабушка пела ему колыбельные. Гаянэ произносила слова на том же нахичеванском диалекте. Голос напоминал бабушкин. Он натянул брюки и надел сорочку: «Такую грудь я прежде не встречал. Тебе не надо рожать.»


7. Пиршагинская сага.

Под мерный стук колёс скорого поезда Москва-Баку они не спеша разделались с девственным цыплёнком, не успевшим познать своего петуха, белужьей икорочкой со сливочным маслом и бутылочкой коньяка «Вардзия». После третьей рюмки Чрезвычайный и Полномочный Посол Мухаммед Мурад Калеб признался, что никогда прежде не пробовал грузинского алкоголя: «Напоминает шотландское виски, но притягивает, как наркотик. И совсем не опьяняет.» Положил руку под столиком на её колено и добавил: «Сильнее коньяка опьяняют Ваши глаза.»

Ульвия кокетливо поправила плечик бюстгальтера и подарила ему обворожительную улыбку: «Коньяк предназначен для утончённых мужчин. А на женщину достаточно посмотреть влюблёнными глазами, и она  может опьянеть, как от вина.» Налила себе сухого белого. Он протянул рюмку: «Давайте выпьем за брудершафт, как принято в Европе.» Она пересела к нему поближе: «Не означает ли это, что будем лишь братом и сестрой?» Его губы дышали жаром у её щёк: «Ну что Вы, намного ближе.»

Его рука прошла под подол и быстро подобралась к резиночкам трусиков. Ульвия растегнула на нём галстук: «Давайте не будем спешить, Мухаммед. Нам ещё долго ехать.» Мысленно задалась вопросом: «Почему же не действует порошок?» Он растегнул ширинку на брюках и положил её руку на маленького спящего «бедуина»:

"Твой взгляд пьянит меня сильней вина,
К чему вино, коль сердце мне дано?
Хмель от вина прошла б давным-давно,
А строки льются. И в том твоя вина".

Ладонь Ульвии накрыла «бедуина» теплом, но он просыпаться и не думал. Её вкрадчивый голос ответил традиционным арабским бейтом:

"Мной овладеет кто не лжёт,
Моя любовь не знает меру.
Аллах велик, нас сбережёт
Любовь и страсть, и нашу веру".

Его глаза стали обволакиваться туманом: «Я кажется, переоценил свои силы... и выпил много коньяка. Извините.....» Она обнадёжила его: «Главное, успокойтесь. Это бывает с каждым. В таких случаях следует отвлечься. Поверьте женской интуиции, этот спящий «тигр» ещё сумеет меня удивить. Но сейчас нам лучше поговорить на отвлечённую тему. У нас вся ночь впереди.»

Она включила ночное освещение. Его глаза закрывались. Казалось он вот-вот уснёт. Она налила ему минеральной: «Послушайте, Мухаммед, расскажите мне, что Вы думаете о странной гибели Абдул Риада? Я ведь была знакома с его супругой.» На лице Мухаммеда появилась пьяная ухмылка: «А почему его смерть Вам кажется странной? Это должно было произойти. Он кое-кому здорово насолил. И даже пытался....прыгнуть выше головы.» Она вспомнила слова Андрея Громыко: «Он сильно высовывался....хотел сместить Насера.»

Ульвия уложила его к себе на колени, прижала затылок к своему лобку и приложила влажную салфетку к его лбу: «Но кто же мог знать о времени и месте инспекции на линии фронта?» Наступила пауза. Он лежал с полуприкрытыми глазами. Затем прошептал:

«Шепот волшебный, как горный ручей,
Взгляд проникает глубже лучей.
Потерян мой дар и слов, и речей:
Я сам стал не свой. Лишь твой. И ничей.

Поцелуй меня.»

Их губы слились Его рука ласкала ей грудь. Она чуть прижала «бедуинчика». Но он  по-прежнему дремал. Белый порошочек начинал свою чёрную работу.

Он с трудом поднял веки, чтобы ответить: «Женщины и власть. Вот что его погубило. Он ведь был любовником жены...генерала Бадрана. Но затем, неожиданно увлёкся старшей дочерью самого...Насера.  И об этом доложили Президенту.»

Ульвия задумалась. Теперь логическая цепочка была завершена. За день до бомбёжки египетских окопов лежащему сейчас на её коленях Послу Калебу звонил сын Насера, Халид. Беседу записали. Речь шла о какой-то короткой шахматной партии из трёх ходов. Но именно там были обозначены место и время инспекции Риада. Вслед за этим наружное наблюдение засняло завтрак Калеба с советником МИДа Шевченко в кафе гостиницы «Националь». И сразу после этого Аркадия Шевченко видели уже в обществе военного атташе США. К тому времени дипломатические отношения с Израилем были разорваны.

В наступившей тишине под стук колёс Ульвия услышала лёгкий храп. Между тем, её мысли унеслись в далёкий 1964 год. В начале мая сразу после праздников Никита Сергеевич Хрущёв принял окончательное решение самому ехать на торжественное перекрытие реки Нил. Причём, непременно с золотой Звездой Героя для Президента Египта. Тем самым он пожелал попасть в Историю, как главный «проектировщик» Ассуанской плотины.

Ульвия Мэмишли,  юная выпускница арабского факультета из Баку была срочно вызвана в КГБ, к самому товарищу Семичастному. Там устроили настоящий конкурс среди переводчиков, предполагаемых для работы с Хрущёвым. Ульвия блестяще выдержала экзамен. Она безукоризненно знала многие диалекты арабского, досконально помнила наизусть все суры Корана и биографию Пророка Мухаммеда. Гамаль Абдель Насер был глубоко верующим человеком. Особую роль сыграли потрясающая восточная красота, разрез огромных изумрудных глаз и точёная фигура.

Никита Сергеевич впервые обратил на неё внимание, когда летел в самолёте. Он подозвал присесть напротив: «Говорят, мусульманские девушки должны оставаться целомудренными до брака. Неужели это так важно?» Ульвия присела, поправив короткую юбку: «Мне кажется, целомудрие не зависит от соития. Девушка может быть беспутной в мыслях и желаниях, даже не вступив в половую связь. И наоборот, замужняя женщина может умереть девственницей, так и не познав блуда.  У Пророка Мухаммеда было десять жён, но только одна из них, Аиша была девственницей.» Никита Сергеевич отложил газету: «Неужели это правда? Никогда не слышал.» Он смотрел ей в глаза с хитринкой, и Ульвия добавила почти неслышно: «Я пока не замужем, если Вы хотели спросить меня именно об этом.»

Гамаль Абдель Насер встретил Хрущёва с обьятими и широкой улыбкой. Когда Никита Сергеевич нацепил на его пиджак Звезду Героя,  взгляд Абдель Насера остановился на изумрудных глазах переводчицы. Вслед за этим он услышал её певучий голос на безупречном каирском диалекте. Вскоре камеры и пищущие журналисты покинули зал. Лидеры остались наедине. Президент Египта восхитился: «Господин Хрущёв, у Вас изумительная переводчица. Если она также хорошо владеет русским, то попрошу Вас одолжить её  мне.... на пару лет.»

Спустя полгода Ульвия уже была вхожа в дом Насера, подружилась с его супругой Тахиёй, сблизилась с дочерьми и сыновьями. Ни одна встреча Президента с главным инженером проекта гидроузла Николаем Малышевым не проходила без неё. В правительстве уже поползли слухи об их  близости. Гамаль Абдель Насер несколько раз публично и  грубо обрывал ревнивые выпады супруги. В то же время осыпал Ульвию безумными подарками. Кульминацией было вручение Ордена Нила. Это была «награда за несколько незабываемых ночей», как потом признался Президент.

Между тем,  с Николаем Александровичем постоянно работал высокий бородатый переводчик, Абульфаз Ордубадлы, её земляк из Баку. Он слушал её с открытым ртом.

Вскоре Ульвия была приглашена в Посольстве, где её по телефону связали с главой КГБ Семичастным. Владимир Ефимович отозвал её в Москву для обстоятельной беседы. В распоряжение Президента Насера она вернулась лишь через месяц. Но уже в ранге капитана госбезопасности и с широкими полномочиями.

Они расстались с Мухаммедом на перроне железнодорожного вокзала на Сабунчинской площади. Договорились встретиться вечером следующиго дня в гостинице «Интурист», что на приморском бульваре.

Стояла бархатная бакинская осень. Ульвия любила бывать в такую пору на даче у своей сестры в Пиршаги. Они не виделись около года. Эльмира выглядела немного по-иному. Ульвия даже пошутила: «Теперь нас с тобой смогут легко отличить по размеру попы.» Эльмира накрыла стол под виноградной лозой: «Это временно. Обещаю скинуть через пару месяцев.» Сестра подмигнула: «Любовь?» Она улыбнулась: «От тебя ничего не скроешь, товарищ следователь.»

За болтовнёй двух сестричек время пролетело быстро. Фарид, которому тётя привезла кучу подарков к предстоящему пятнадцатилетию, стал зевать: «Уже скоро полночь. Иду спать.» Убрав со стола, Эльмира шепнула: «Устала? Или махнём к морю, как бывало прежде?» До дикого пляжа добрались за десять минут. Сбросив одежду под высокой скалой, прозванной народом скалой «Любви», они нагишом побежали к волнам. В знойные летние дни в тени этой скалы целовались (и не только) парочки влюблённых.

Не успел Фарид лечь, как около двух часов ночи зазвонил телефон. Подняв трубку, услышал незнакомый мужской голос: «Это генерал Антонов. Позовите, пожалуйста Ульвию.» Узнав, что она на пляже, оставил свой номер телефона: «Пусть перезвонит. Буду ждать.» Фарид как был в трусах, так и побежал в сторону  дикого пляжа. Он твёрдо знал, что мать и тётя ещё с детства облюбовали это место для ночных купаний.

Ещё издали он увидел два обнажённых тела, которые обнявшись выплыли из под большой волны и направились в сторону скалы. Вскоре они скрылись из виду. Но Фарид  отчётливо почувствовал, что в следующий миг станет свидетелем чего-то таинственного и любопытного. И оказался прав: под выступом скалы тётя Ульвия приподняв на своих руках маму, долго целовала её в губы. Затем они медленно опустились на широкое полотенце и мать на этот раз оседлала сестру верхом. Они обе раскачивались, не отрывая взгляда друг от друга. Руки Ульвии ласкали грудь Эльмиры. В тишине раздался глухой стон, и мать припала к губам сестры.

Первой заметила его Ульвия: «Нас кажется, застукали. Фарид всё видел.» Они вскочили и быстро надели на влажное тело одежду. Он сидел в отдалении, начерчивая палкой круги на песке: «Тётя Уля, тебе звонили из Москвы. Какой-то генерал Антонов. Просил перезвонить.»

Проводив сына спать, Эльмира подсела на край постели, где они собирались спать вдвоём: «Он глупый, так влюблён в тебя, что теперь наверняка станет ревновать ко мне. Ты должна поговорить с ним....наедине.» Ульвия набрала коммутатор: «А ты заметила как из под трусов торчала его «палка»? Боже мой, как время летит. Будто только вчера водила его в туалет и держала в этих руках его.... пиписку.»

К телефону подошёл сам генерал Антонов: «Сергей Николаевич слушает.» Ульвия отпила вина: «Это «Кобра». Даже отдохнуть не дадите, товарищ генерал.» Он извинился: «Знаю, но такая вот обстановка. Поступила информация, что наш подопечный «Дильчибей» пытается соскочить в Турцию, через Нахичевань. Он тебя должен знать по работе в Египте. Надо его либо приструнить, либо.... пристегнуть. Но ни в коем случае нельзя его выпускать!»

Пока она уточняла детали, Эльмира уже  провалилась в глубокий сон. Ульвия в раздумьях закончила бутылку вина: не спалось. Не включая света, подошла  к комнате племянника. Через полуоткрытую дверь увидела, как он барахтается в постели. Его попа то вздымалась, то падала. «Мучает и себя, и подушку» - промелькнуло в голове любящей тёти. Перья разлетались по всему полу, но он никак не мог достичь удовлетворения.

Ульвия присела у его ног. Он испуганно вскочил. Она приложила палец к его губам: «Тихо. Молчи. Ничего не говори. Ложись на спину. Я просто хочу тебе помочь. Потому что дико люблю тебя. Люблю больше жизни, мой вкусный.»  Фарид не мог поверить в реальность происходящего. Он протёр глаза и рукой дотронулся до её соска, чтобы убедиться, что это не сон.

Ульвия медленно стянула с себя сарафан и осталась совершенно нагой. Припала губами к его шее, затем к груди и стала опускаться всё ниже и ниже. Пока не достигла той цели, к которой они стремились оба. Услышав его стон, она подняла к нему глаза: «Тише, ради бога, не разбуди маму.»

Утро она встретила в постели племянника. Фарид тихо сопел, как юный леопард, получивший первую добычу.  Эльмира уже возилась на кухне: готовила завтрак. Ульвия ласково убрала руку возмужавшего мальчика со своего лобка,  подкралась к сестре со спины и обняла её. Эльмира загадочно улыбнулась и прошептала любимые строки из юности:

«Спеши познать себя, ведь жизнь так быстротечна,
Коль счастье прозевал, знать прожил ты беспечно,
Кто страстью не горел, тот  глупый лицемер,
Живи и насладись. Ведь красота не вечна.»


8. Турецкая мечта арабиста.

В небольшом селении Нэлбэки (Блюдечко), что на забытой Всевышним нахичеванской земле, граничащей с Турцией, наступил вечер. На календаре была самая рутиная среда. В это время село обычно покрывается тьмой. Все жители уже давно шалят в постели. Кто с женой, кто с соседкой, кто с тёщей, а кто-то со свёкром. В кромешной тьме поди разберись. Есть и такие, кто смотрит сон, порой такой непристойный, что просыпаются от шока в чужой постели. Село настолько крохотное, что все двадцать дворов связаны родственными узами.

То есть ваша мать может быть сестрой соседа. А его жена вашей кузиной. А наутро может оказаться и наоборот. Одним словом, все односельчане знали всё обо всех. Если чей-то бычок рано утром покрыл чью-то тёлку, то к полудню об этом знала секретарь парткома колохоза «Дорогой коммунизма», она же жена председателя, пышнногрудая Сусанна Дашдамир (в девичестве Сусаник Джанджигярян). Если о чём-то узнала Сусанна, то значит знали все устойчивые члены партии. И даже колеблющиеся кандидаты в члены.

Так вот сегодня во всех окнах горел яркий свет. Через партийное бюро и трезвых членов партии распространилось важное сообщение: В Нэлбэки вернулся односельчанин Абульфаз Ордубадлы, первый и пока единственный на всю деревню учёный-арабист, сумевший защитить кандидатскую диссертацию.

Нетрудно представить себе, что все двадцать дворов переполошились. Всем вдруг приспичило вживую пообщаться с таким редким дарованием. Мужчины доставали из сундуков парадные костюмы, крахмалили белые и цветные рубашки, тщательно чистили обувь от свежего навоза. Женщины нагревали баки с водой, чтобы ополоснуться по такому важному случаю. Юноши пытались состроить умные рожи. Девицы изобретали новые фасоны из старых халатов. Одним словом, деревня окунулась в праздник, не предусмотренный социалистическими нормами.

Халида приходилась товарищу Ордубадлы двоюродной сестрой со стороны матери, Валиды. И  одновременно внучатой племянницей со стороны отца, Муртуза, главного агронома колхоза «Дорогой Коммунизма». Перед закатом солнца Сусанна Дашдамир, оглядываясь по сторонам вышла из сеновала вслед за Муртузом, который находу застёгивал ширинку. Именно он и сообщил жене: «Быстро готовь Халиду. Абульфаз приехал. Именно такой зять нам и нужен.»

Мать вбежала, схватила дочь и повела в баню: «Даст Аллах, обратит на тебя внимание, возмёт замуж, переедем в Баку.» Обе разделись и стали обливаться горячей водой. В натопленной бане стало жарко. Мать натирая кисёй нежные ягодицы дочери, наставляла: «Если выберешь удобный момент, скажи ему, что его дедушка как-то затащил меня к себе на трактор. Или комбайн, уже не помню. Мне тогда и тринадцати не было.»

Халида вздрогнула: «Он с тобой что-то сделал?» Мать вылила на неё ведро воды: «Не говори глупости. Ничего такого, чего бы я не хотела. Пару раз поцеловал меня.... чуть ниже пупка. Ты просто намекни ему, что из-за того случая твой отец взял меня замуж с условием.» Халида вопросительно посмотрела на мать: «С каким условием?» Мать окатила её ведром воды: «Тебе рано ещё знать такие вещи. Выйдешь замуж, тогда узнаешь, in;allah (Даст Бог)».

Когда вышли из бани, Халида спросила: «Как ты думаешь, он захочет поцеловать меня.... ниже пупка?» Мать вытащила из сундука свой свадебный наряд и примерила на дочь: «Не знаю. В наши дни мир перевернулся. Говорят, теперь мужчинам нравится, когда их самих целуют ниже пупка.»

Деревня встречала учёного, как «моллу насреддина»:  с раскрытыми ртами, удивлёнными глазами и воздетыми к небу руками. Стояла длинная очередь к дверям лачуги  семейства Ордубадлы. Мужиков интересовали подробности его научной победы, а женщин щекотал вопрос семейного положения: в тридцать лет и не женат!?

Наиболее образованные, с аттестатом зрелости, пытали Абульфаза на тему научной диссертации. Партком распространил слух: «ему, мол,  удалось доказать, что турки и нахичеванцы – родные братья и сёстры» . Ведь по сути дела Абули, как его ласково называли в Нэлбэки, наконец-то пролил  свет на их корни. Подвёл жирную черту под  тысячилетними спорами о главном: «Кто мы? Где мы? Куда мы?» По мнению Сусанны (в девичестве Джанджигярян) - «Не в ту степь! Прямиком в Алтай!»

Но главное: арабист сумел-таки обьяснить всё это на простом русском языке. Причём не где-то там в глухой Монголии, а в столице СССР – городе Москве! В непростое время: в самый расцвет социалистического реализма!

Односельчане не знали, что в Комитете госбезопасности уже получили письмо от доброжелателя (Сусанны Дашдамир) на предмет очередной антисоветчины. Там диссертацию пока не читали. Но обещали оязательно прочесть. Пригласить. Побеседовать. Взять подписку. Предупредить. Но уже в личном деле появился агентурный псевдоним «Дильчибэй» (Языковед).

Но Абульфаз об этом узнает позже. А сейчас он со счастливым лицом обнимал и целовал каждого, кто почтил его своим вниманием и уважением. В самом конце длинной очереди стыдливо прятали своё лицо в цветастых платках немногочисленные  девственницы. Их было всего семь. Семь красавиц.  Мал-мала меньше: от двеннадцати до пятнадцати. Но уже с формами, обтянутыми в тесные бабушкины панталоны и в сшитые вручную лифчики.  После пятнадцати могли оставаться целомудренными лишь самые бесформенные. Зато каждая из семи красвиц точно знала, каким боком она приходится роднёй Абульфазу. С датой,  местом свиданий и другими интимными подробностями и игривыми деталями.

Ближе к полуночи почётный гость успел ответить на все интересующие вопросы селян. Каждому сумел обьясниться в любви и преданности. Каждой девственнице пожелал счастья и верного мужа, обещал быть тамадой на свадьбе. Когда гости разошлись,  мать постелила ему на его любимом топчане на крытой веранде под марлевым пологом, спасающим от комаров.

Абульфаз с наслаждением  умылся колодезной водой, надел свежие отцовские кальсоны, присел на краю постели, потушил папиросу и попытался лечь под одеяло. Но каково же было его удивление, когда рядом с собой увидел смуглого ангелочка. Это была  абсолютно голая и застенчиво улыбающаяся Халида.

Он боялся пошевелиться и шёпотом спросил: «Мать тебя не  видела?»  Халида хихикнула: «Сона хала сама меня раздела и уложила. Она сказала, что я не должна торчать среди толпы. Она хочет, чтобы я стала ей невесткой.»  Абульфаз после этих слов немного воспрял духом. Повернулся к ней лицом: «Напомни мне, Халида, сколько тебе лет. В последний раз я видел тебя на коленях матери, которая кормила тебя грудью.» Она погладила его густую бороду: «Это было наверное лет четырнадцать назад. Потому что мне уже пятнадцать.» Его взгляд упал на её упругую девичью грудь: «Но ты выглядишь старше, quzu bala (ягнёнок).»

Она взяла его руку и положила на свой сосок: «Тогда считай, что меня уже можно целовать....ниже пупка.» Он удивлённо спросил: «Ты только так хочешь?» Она покачала головой: «Нет, can;m (душа моя). Просто мать просила тебе передать, что твой дедушка Гасым был первым, кто целовал мою мать в кабине трактора. Или комбайна? Ей тогда не было и триннадцати.» Абульфаз  почувствовал добротную эрекцию.

Чтобы как-то контролировать свою страсть, он протянул руку за пачкой папирос. Она тут же нашла спички, чиркнула  и дала ему прикурить. При свете пламени он увидел перед собой настоящую красавицу. Груди, как спелые груши с розовыми сосками, тонкая талия и широкие, арабские бёдра. Чисто выбритый лобок, звал своим гостеприимством. Он притянул её к себе: «Ты хочешь выйти за меня замуж?» Вместо ответа Халида медленно сползла вниз и приспустила вниз его кальсоны: «Для этого я и здесь, Абули. Мама говорит, теперь мужчины сами любят поцелуи ниже пупка.»

Она вознесла его в рай своим неумением, абсолютно бессмысленным чмоканием и тихим сопением. Он усадил её на свой диссидентский «меч» и  вошёл в неё как острый нож, входит в масло: туго и влажно, не спеша и торопясь, ласково и упорно. Халида раскачивалась на нём, откинув голову назад с прекрасными распущенными по плечам чёрными локонами.

Они так увлечённо догоняли друг друга в любовной скачке, что даже не заметили, как из  приоткрытых дверей, ведущих в комнаты, за ними с наслаждением наблюдает его мать, Сона ханым.

Перед самым рассветом, Абульфаз взял её ещё раз. На сей раз, чтобы убедиться в своей предыдущей победе. С первыми петухами обещал сыграть свадьбу ровно через год, когда ей исполнится шестнадцать: «Я увезу тебя в Турцию. Мы будем жить в свободной стране. Ты получишь лучшее образование.»

В ту лунную ночь и наступивший четверг Абульфаз наконец-то нашёл свою единственную, которая обязательно станет его женой на долгие годы.  В пятницу он отправил мать со сладостями в гости к Халиде: «Надень на её палец кольцо. Я завтра уезжаю в Карс.» Мать была сильно удивлена: «Но это же в Турции! Разве тебе разрешили?» Он покачал головой: «Об этом пока знаешь только ты.» Мать с грустью возразила: «В Нэлбэки любую новость первой знает шалава Сусаник.»

На следующее утро она разбудила сына: «Qurban olum (да буду я твоей жертвой), вставай: тебе звонят из Баку.» Нехотя подняв трубку, он уже интуитивно знал: засекли! Услышав голос звонившей, Абульфаз сразу понял: его планы раскрыты. Это была таинственная Ульвия, которую он часто видел, работая в Египте. На строительстве Ассуана она была нарасхват. К ней благоволил сам Абдель Насер. Наградил орденом. И судя по всему, она служит в КГБ.

Её голос по телефону завораживал, как дуа (молитва) моллы у тела покойника: «Абульфаз, это Ульвия. Надеюсь, не забыл меня? Срочно возвращайся в Баку. Я должна кое о чём тебя предупредить.»  Он молчал, как русский партизан в плену у немцев.

Не дождавшись ответа, она поставила точку: «Ашот Габриэлян, который обещал тебя переправить в Карс, уже даёт показания в Ереване. А Институт востоковедения в Москве хочет отозвать утверждённую ВАКом твою диссертацию. После всего этого ты проведёшь остаток жизни в психиатрической клинике.»

В это время пятнадцатилетний, но уже возмужавший Фарид  прижался своим юношеским «задором» к её голой попе, задрав на ней юбку и спустив бельё. Ульвия чуть пригнулась, чтобы помочь любимому племяннику, и добавила со сладостратным стоном: «Между прочим, сожительство с малолетними карается законом. Если мне не веришь, спроси у секретаря парткома  колхоза «Дорогой коммунизма».»


9. Званый гость .


Сенатор от Северной Дакоты Джэкоб Маккевин был неожиданно для себя приглашён на приём в Посольство СССР. Фуршет был посвящён 100-летию основателя новой России, Владимира Ленина. Он повертел в руках красочный конверт с изображением Красной площади и вызвал секретаря: «Соедини-ка меня с ФБР».

Джейн кокетливо подошла вплотную к его креслу: «Если не против, наберу отсюда?». От неё веяло запахом лимонной шампуни в сочетании с парфюмом от Mary Kay. Присела краем попы на подлокотник кресла на его руку. Как он и ожидал под юбкой не было трусиков. Он взял трубку из её рук и положил на рычаг: «Потом.»

Джейн бросила на него взгляд послушной кошечки и опустилась на пол между его ног. Джэкоб прикрыл веки и попытался вспомнить имя Посла. Джейн не отрывала от него влюблённых глаз, усиленно работая языком. Сенатор думал долго и напряжённо. В тот самый момент, когда Джейн успела вытащить из бюстгальтера салфетку, он оросил её губы и выдохнул: «ОК, мистер Добрынин!»

Джейн выглядела олимпийской чемпионкой по гимнастике на бревне. Не забыла помассировать «бревно» специальным кремом: «Mary Kay заботится о мужчинах. Это от сухости.» Косметическая фирма недавно вошла в рынок и быстро набирала популярность.

Эдгар Гувер был в своём амплуа: «Захвати с собой бейсбольную биту, на всякий случай! Русским нельзя доверять!» Но потом многозначительно добавил: «Если у тебя есть планы баллотироваться в офис, то это может быть палкой о двух концах: или ты дашь хороший козырь сопернику, или получишь козырь против него. Так что, я бы на твоём месте хорошенько подумал. Но если рискнёшь, буду рад услышать твои впечатления.»

Анатолий Фёдорович Добрынин лично проверил степень готовности к юбилейному приёму и просмотрел меню холодных и горячих закусок. В это время зазвучал телефон специальной связи. Звонил Андропов. У Посла с КГБ сложились весьма особые отношения: уважительно-сухие.

Юрий Владимирович не любил вступления, и потому начал с главного: «Мы отправили к Вам Наталью Васильевну Москвину с важным заданием. Пусть покрасуется на приёме. Наш товарищ всё обьяснит.» Это означало, что никто ничего не обьяснит.

Приём не отличался ничем особенным, за исключением московских красавиц. Жёны, тёщи и дочери советских дипломатов, пользуясь возможностью, вступили в социалистическое соревнование по нарядам. К девяти часам вечера в воздухе царили пьянство и флирт. Но среди публики выделялась одинокая дама средних лет в изящном черном платье и с крупным бриллиантовым колье на ложбинке белоснежной груди. С совершенно трезвым лицом.  Сенатор Джэкоб Маккевин не мог не обратить на неё внимание, ибо она время от времени бросала в его сторону томные взгляды.

Они случайно столкнулись лицом к лицу в узком коридоре, ведущем в туалетные комнаты. Извнинившись, она таинственно улыбнулась сенатору. Он спросил, не может ли чем-то помочь очаровательной мадам. Она очень приветливо поблагодарила и представилась: «Пани Ковальска Мэри, из Посольства Польской народной республики.»

Джэкоб с такой же улыбкой поцеловал ей руку: «Всегда к Вашим услугам, пани Ковальска. Вот моя карточка.» Она внимательно прочла и двумя пальчиками вложила его в левую чашечку бюстгальтера: «Мне следует быть осторожной. Особенно здесь. Слишком много наблюдателей.» Издали к ним шёл Посол Добрынин. Сенатор успел прошептать: «Embassy Suites Hotel. Сразу после приёма. Назовите моё имя, Вас проводят».

Анатолий Фёдорович издали протянул руку: «Благодарю, что приняли приглашение, господин сненатор. Буду рад, если Вы представите меня Вашей очаровательной мисс Маккевин.» Джэкоб покачал головой: «Спасибо за приглашение, но пани Ковальска из Польши.» Она первой  протянула руку Послу: «Товарищ Ежи Михаловски срочно вылетел в Варшаву, а я пресс-атташе Посольства. Мэри Ковальска. Очень приятно, товарищ Добрынин.» Посол поцеловал ей руку: «Вы прекрасно говорите по-русски.» Она поблагодарила: «Это не удивительно: я долго жила в Москве.»

К беседе подключился подошедший помощник Добрынина: «Анатолий Фёдорович, Вам звонят.» Посол извинился и через минуту из кабинета уже принимал поздравления 37-го Президента США Ричарда Милхауза Никсона: «Передайте мои наилучшие пожелания мистеру Брежневу. Уверен, что в ближайшем будущем нам удастся не только встретиться, но и договориться о важных решениях.» Недавно установленная прямая телефонная связь с Овальным офисом работала безупречно.

Тем временем, специальный литерный поезд Брежнева приближался к станции «Минеральные воды». Серафима Петровна, приступившая к смене, раскрыла небольшой спортивный чемоданчик, с которым не расставалась. В нём она хранила отглаженную юбку и пиджак бортпроводницы, две смены чистого белья, несколько пар ажурных чулок и поясок с пряжками. Леонид Ильич относился к белью проводниц с особой требовательностью. Хозяйственное управление тщательно следило, чтобы гардероб обслуги соответствовал вкусу Генсека.

Серафима посмотрела на часы. Оставалось минут десять до ежедневной процедуры: хозяин любил локальный массаж перед чаем. Он особо ценил волшебные губы Серафимы Балуевой.  Она знала об этом и гордилась своим искусством. Брежнев буквально менялся на глазах, когда Серафима приступала к оральной части. В эти минуты она считала себя причастной ко всем победам советских людей в период зрелого социализма.

И сейчас разглядывая фигуру перед зеркалом, она не спешила надеть кружевные трусики и накрахмаленный бюстгальтер. В целом осталась довольна собой: в тридцать восемь после трёх непредвиденных абортов, она сумела сохранить соблазнительные формы, от которых многие сходили с ума. Не случайно, сам начальник спецпоезда Кузьмич проходу не давал. Даже оборудовал для этого специальное купе в хвостовом вагоне.

Не успела Серафима оценить свои прелести, как своим ключом открыл и без стука ворвался Гавриил Степанович Куропаткин, подполковник из «девятки» КГБ. Его тяжёлая ладонь легла на её голую ягодицу: «Здорово, Серафима. А что так поздно? Заждался тебя!» Она стыдливо прикрылась бюстгальтером: «А я-то думала, что тебя уже перевели в Ленинград.»

Он деловито запер дверь на щеколду: «После этой командировки. Давай-ка попрощаемся по-людски.» Серафима отработанным движением повернулась к окну, опершись на столик: «Только давай быстро, бычок, времени мало! Не дай Бог, опоздаю.»

Гавриила не надо было долго упрашивать: он был готов ещё с предыдущей поездки. Этот крепко сложенный бывший артиллерист так привык к военно-полевым условиям, что быстро вошёл в ритмичный стук правительственных колёс. Серафима прикрыла веки и почувствовала, что после такой «кувалды» ей будет тяжело массировать Генерального. Но Гавриила она уважала ещё и за то, что он долго не ходил «вокруг да около»: орошал её «пустыню» через три с половиной, четыре минуты максимум. В высшей степени пунктуально!

За дверью раздался знакомый кашель: «Серафимушка Петровна, это я. Массаж отпадает. Сделай мне стаканчик чая.... индийского.» Она глухо ответила: «Поняла, Леонид Ильич. Сию минуту.» Тяжело дышащий Гавриил рванул дверь и откозырял: «Подполковник Куропаткин ...» Брежнев затянулся сигаретой: «Вольно! А ты что тут делаешь?» Чекист вытянулся по струнке: «Да...вот..согласно инструкции проводил..... личный осмотр персонала». Леонид Ильич усмехнулся: «Ну тогда ступай. Только не забудь ширинку застегнуть... после «осмотра»!»

Когда Серафима вошла в просторный кабинет вождя, он был на телефонной связи. Бровями велел захлопнуть дверь и пригласил подойти поближе. Она положила перед ним горячий подстаканник и завернула ручку в салфеточку: «Не обожгитесь, Леонид Ильич.» Он отодвинулся от стола, растегнул ширинку и продолжил разговор по связи: «Слушай, Фикрят Ахмеджанович, ты мне зубы не заговаривай. Лучше расскажи,  как там идут дела со строительством КАМАЗа. Не забыл о своём обещании завершить за 5 лет?»

Серафима встала на колени и приступила к своим прямым обязанностям. Рука вождя тяжело опустилась на её густые локоны, словно вдохновляла на подвиги.  Она знала, что самыми сложными обычно были первые десять-пятнадцать минут: медленно, но верно повышался его «интерес». Достигнув предела,  Ильич уже не сопротивлялся. Дело продвигалось по нарастающей.

Его голос постепенно перешёл на тягучие тона: «Не надо мне лекции читать про юбилей Ленина. Говори, прямо что тебя беспокоит,  без церемоний. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе.» Первый секретарь обкома партии Талеев решил, что настало время резать «правду-матку»: «Леонид Ильич, это же позор какой!  В период строительства развитого социализма до сих пор в обиходе оскорбительная для нас пословица «незваный гость хуже татарина.»

Наступила пауза. Брежнев сконцентрировался на характерных звуках, сопровождающих стук колёс: губы Серафимы Петровны приближали его к очередным «бурным аплодисментам». Наконец, раздался протяжный «лозунг» Генерального секретаря с традиционным «кряком». На другом конце связи Талеев вздрогнул: выговор на Политбюро обеспечен точно!  Серафима с победным видом вытерла губы тёплой салфеточкой от подстаканника и шёпотом подсказала вождю на ухо: «А может .....лучше татарина?»

Брежнев попрощался: «Подумаем, посоветуемся с членами Политбюро. Задача не из простых.» И положил трубку. Поезд замедлил ход, и вскоре впереди  показался перрон вокзала. Из-за дверей раздался голос Константина Устиновича: «Станция «Минеральные воды». Предусмотрена остановка на тридцать минут. Горбачёв уже на перроне. И Андропов здесь... на отдыхе.»

В эту минуту зазвонил телефон специальной связи. На проводе был Посол в США Добрынин: «Леонид Ильич. Тут такое дело. Наши «соседи» затеяли опасную игру. Посадили на «крючок» местного сенатора. А он, насколько мне известно, может быть следующим в местном «обкоме партии». Прежде чем, звонить в МИД, решил с Вами посоветоваться.»

Серафима аккуратно прибрала за собой, застегнула главную ширинку страны, поправила юбку и вышла с чувством исполненного долга перед миролюбивым человечеством. Брежнев открыл портсигар и чиркнул спичкой: «Ты пораскидай своими мозгами. Ведь «Львиное сердце» хочет встретиться со мной? Так вот «продай» ему «наживку», чтобы стал помягче с нашими условиями по ядрёному  разоружению.»

Вдоль перрона в три шеренги стояла толпа встречающих с транспарантами и портретами Брежнева. На здании вокзала висело огромное приветствие: «Добро пожаловать, дорогой Леонид Ильич». У главного вагона стояли трое: Юрий Владимирович Андропов, Михаил Сергеевич Горбачёв и его жена, Раиса Максимовна.

Они обнялись и троекратно поцеловались. С Раисой Максимовной - традиционно  в губы и дольше: «Ну, здравствуй, красавица Ставрополья. Не меняешься! Пора тебе перебираться в столицу.» Затем взял её под руку и отвёл в сторону: «Ты у меня умница. И поможешь решить сложную задачу. Тут мне звонил Талеев из Казани. Говорит, обижаются они на известную русскую пословицу. Вот я подумал, а что если «незваный гость.... лучше татарина»? Как думаешь?» Раиса Максимовна задумалась. Затем вскинула брови от восхищения: «Это же гениально, Леонид Ильич! Разумеется, лучше татарина!»


10. Кто брал Бастилию?


Встреча главы Армении Антона Кочиняна с сотрудником КГБ Арегой Мовсесян вскрыла такие глубинные процессы, что пришлось срочно паковать чемоданы и возвращаться в Ереван. Арега располагала конкретными доказательствами готовящегося государственного переворота. Его возглавлял второй секретарь ЦК Георгий Тер-Газарянц. Он сумел привлечь на свою сторону некоторую часть партийного актива. В его команде оказался даже заместитель председателя КГБ полковник Мрктыч Тарджиманов.

Антон Ервандович убедился в серьёзности угрозы, когда Арега назвала источник: её мать, министр образования Эрна Мовсесян выуживала информацию буквально из спальни Тарджиманова. Заговорщики знали больное место творческой интеллигенции Армении: они обвиняли Первого секретаря ЦК в мягкотелости и непоследовательности в вопросе Карабаха и Нахичевани.

Заседание бюро Карабахского Обкома партии затянулось до десяти вечера. Глава области Георгий Сафаров нервно поглядывал на часы: в полночь намечалась секретная встреча с Первым секретарём Армении Кочиняном. А тут, как снег на голову, свалился Гейдар Алибеков из Баку. Причём не один, а с новоиспечённым ответработником ЦК Гаяне Мирзояном.

Еще вчера жена Георгия, Сурая-ханым вернулась от своего молодого любовника в два часа ночи пьяная вдупель: «Робик сказал мне, что тебе готовят замену.» Надо сказать, что начальник областного КГБ Роберт Саркисян имел прямой доступ к телу Алибекова через его золовку Джейран.

Гейдар Алибеков налил из графина воду, отпил пару глотков, прочистил горло и в наступившей тишине обьявил: «Ну, а теперь давайте обсудим кадровый вопрос. Бюро ЦК поручило мне рекомендовать на пост председателя Облисполкома товарищ Мирзоян Гаянэ Мовсесовну. Думаю, нет необходимости представлять её вам. Товарищ Мирзоян, заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК Компартии Азербайджана. Уверен, что на предстоящем пленуме коммунисты области проголосуют единогласно».

Он безусловно знал, что Антон Кочинян намерен сегодня тайно посетить область соседней республики на границе, в райцентре Лачин. Гейдару об этом успела нашептать супруга главы КГБ Армении Белла Гурджиян. Она навестила его в Баку ещё позавчера в сопровождении Гургена по кличке «Арч». Он посмотрел в глаза Сафарову и подвёл итоги: «Думаю, на этом мы можем закруглиться, товарищи.»

Сразу после заседания «Чайка» Первого Секретаря ЦК  Азербайджана направилась к границе с Арменией. Он подьехал к Лачину ровно в полночь и был уверен, что застигнет «заговорщиков» врасплох.

И действительно, Антон Кочинян уже сидел во главе застолья справа от Георгия Сафарова и слева от очаровательной Ареги Мовсесян. Стол ломился от закусок и горячих блюд. Кочинян успел выпить первую стопку галадэринской тутовки и даже закусить долмой. Но ничуть не удивился и даже не поперхнулся, когда  в дверях показался Гейдар Алибеков с  красавицей Гаянэ Мирзоян.

Нисколько не растерявшись, он широко улыбнулся коллеге: «Вот как раз Арега-джан только что предсказала, что Вы опоздаете минут на пять-десять.» Гейдар Алибеков встретился взглядом с дамой, но сделал вид, что не узнал её. Он протянул руку Кочиняну: «Давно хотел лично познакомиться и пообщаться. К сожалению, времени никак не хватает. И даже сейчас тороплюсь: готовимся к  визиту Леонида Ильича.»

Антон Ервандович вытер губы салфеткой: «У нас в Армении есть пословица: «Давать не бойся, брать не стыдись». Явно намекал на подарки.  Гейдар ухмыльнулся и на армянском языке ответил: «А ещё у вас говорят: ;;; ;; ;;;;;;; — ;;; ;;;; (Больше знаешь, меньше болтай)”.

Антон Кочинян налил тутовки и протянул ему: «Очень чёткий нахчиванский акцент. Приятно слышать от Вас армянскую речь. Недавно я был в Москве: товарищ Брежнев мне обещал приехать и в Армению, сразу после Баку.» Арега нагнулась к его уху и о чём-то напомнила. Кочинян с улыбкой продолжил: «Кстати, случайно встретился в Кремле с Валентином Зориным. Он оказывается преподаёт Вашему сыну в МГИМО. Говорит, очень талантливый мальчик. Весь в отца! Предлагаю выпить за это.»

Гейдар почувствовал подвох: «Зорин...знакомая фамилия...Ах да, вспомнил: журналист-международник, кажется?» Он поднял стопку: «Спасибо. Но я здесь по другому поводу.» Пригубил и отложил стопку: «Во-первых, добро пожаловать на азербайджанскую землю. А во-вторых, пользуясь случаем, Антон Ервандович, хочу представить нового главу Карабахского облисполкома, Гаянэ Мирзоян. Как говорится, прошу любить и жаловать.»

Арега протянула бокал в её сторону: «Поздравляю, Гаянэ. Наслышана о Вас. Надеюсь, Вы найдёте новую тему для докторской диссертации по истории.» Кочинян облизнул губы: «Птицу узнают в полёте, а женщину – по делам. Будем всячески помогать по-соседски».

Вскоре Гейдар извинившись встал: «Надо успеть проверить подготовку к встрече высокого гостя». Проводив  Алибекова в Баку, Сафаров хотел было пригласить гостей в Степанкерт. Но Антон Кочинян поблагодарил за гостеприимство: «Спасибо, Георгий. Но мы переночуем в Горисе. А потом мне пора в Ереван. Кое-кто там спешит занять моё место, и ищет любой повод.»

Затем положил руку на плечо Гаянэ: «Золото даже в грязи блестит, цаветанэм. Поедем с нами. Заодно познакомлюсь поближе: может уговорю вернуться на Родину?  Из слов плова не сваришь: нужны рис и масло.» Гаянэ посмотрела на Арегу, словно вопрошая: «Я не буду третьей лишней?» Она улыбнулась: «Читаю твои мысли: ты рождена быть первой.»  Гаянэ поняла, что перед ней не обычная женщина. До Гориса ехать было недолго. Но  Кочинян,  дойдя до постели так захрапел, будто ему дали снотворное. Арега подмигнула Гаянэ: видимо, что-то подмешала. Она  сняла с него обувь, костюм, сорочку и укрыла одеялом.

Гаянэ была впечатлена тем, как она профессионально управляет хозяином Армении: «И давно эта рыба в твоих сетях?» Арега выключила свет, скинула с себя одежду, взяла её за руку и повела в сторону ванной: «Ты не поверишь: он даже ещё не видел меня обнажённой. Я ему нужна для других целей. Ты же слышала, у него есть сильный конкурент, который копает под него. Я для него что-то вроде спасательного круга.»

Закрыв двери, она помогла Гаянэ: «Раздевайся, детка. Я тебе расскажу ещё много интересного. В том числе и о тебе самой.» Гаянэ почувствовала, будто находится под гипнозом. Пальцы Ареги легли на её взбухшиеся соски: «Гейдару нравится твоя грудь?». Гаянэ прикрыла веки и «поплыла» от возбуждения: «Откуда тебе это известно? Неужели ты колдунья?» Губы Ареги коснулись мочки её уха: «Он тебя взял своим величием. Ты отдалась ему, испытав сильный испуг.»

Гаянэ кивнула: «Даже стыдно признаться: я тогда от страха...описалась при нём.» Арега приблизила руку к влагалищу: «Кажется, ты и сейчас не против ...облегчиться. Ведь так?» Гаянэ почувствовала, что уже потекла. Она умоляюще попросила её: «Я... никогда не была с.... женщиной...Только не торопи меня.» Арега направила струю тёплой воды в сторону её лобка: «Проблема в том, что я и сама никогда не имела секса с женщиной.»

Утро они встретили втроём в одной постели: по обе стороны от храпящего Первого секретаря ЦК Компартии Армении.

Между тем,  Гейдар Алибеков тем же ранним утром вьезжал в свою городскую резиденцию.  В спальне почему-то уже горел свет. И не случайно:  Баладжа-ханым глаз не сомкнула и встречала его в дурном настроении: «Пэрвиза исключают из МГИМО! Представляешь? Какой-то Зорин отказывается принимать у него повторный экзамен! Неужели ты позволишь этому сукиному сыну издеваться над нашим Пэрвизчиком!»

Гейдар прямиком направился в комнату сына. Застал его в постели. От шума распахнувшейся двери из-под простыни выскочила голова незнакомой девицы лет пятнадцати. Но простыня продолжала торчать возбуждённо.  Она вытерла влажные губы его трусами и прикрыла руками соски: «Тебя не учили стучаться, деревня?» Затем повернулась к Пэрвизу: «Сначала твоя грубиянка маханя, а теперь – пахан невоспитанный! Я больше никогда не буду у тебя брать! Даже не проси!»

Он вяло прикрылся подушкой, насыпал белого порошка на коробку из под спичек, вдохнул дважды. Громко чихнул и даже пукнул. Затем посмотрел на отца затуманенным взором: «Привет, папаша.» Гейдар сурово спросил: «Почему не в Москве?» Сын протянул руку за сигаретами: «Меня исключили из института. Там мне больше нечего ловить.» Наступила пауза. Гейдар попытался выглядеть вежливым: «За что могли тебя исключить? Совсем недавно твой педагог хвалил тебя, как  очень талантливого студента.»

Не успел Пэрвиз ответить, как вбежала домработница Катерина: «Москва на проводе!» Звонили из Кремля. Этот писклявый голос знали в основном по сьездам КПСС: «Это я, Михаил Андреевич.» Гейдар непроизвольно прижался спиной к стене: «Слушаю Вас, товарищ Суслов.» Девица услышав имя испуганно слезла с кровати и стала натягивать трусики. В наступившей тишине был слышен тоненький кремлёвский фальцет: «Тут у меня сидит наш уважаемый Валентин Сергеевич Зорин. Говорит, не сумел ты, Хайдар, воспитать своего сынка! Он у тебя настоящий недоросль. Классический! Хотя, не уверен, что ты сам читал в школе Фонвизина.»

Гейдар присел на край кровати: «Читал-читал, Михаил Андреевич! Как сейчас помню. Из белых эмигрантов. Но если Вы рекомендуете, то обязательно перечитаю!» Суслов рассмеялся: «Да, боюсь, уже поздновато. Видимо, сын прямо в отца: хочет реже учиться, а чаще жениться.» Гейдар хотел превратить разговор в шутку: «Жениться ему рановато. Но я подумаю над Вашим предложением.» Секретарь ЦК КПСС понял, что теряет время: «Уму непостижимо: студент первого курса путает битву при Ватерлоо со свадьбой в Малиновке.»

Гейдар Алибеков пытался вспомнить нашумевшую музыкальную комедию, но внимание отвлекала девица: она, развалившись в кресле, натягивала чулки, демонстрируя ему свои костлявые прелести.

Суслов между тем, подвёл итоги: «Имей ввиду, Хайдар: институт международных отношений не бакинский колхозный рынок. Мы не можем обучать начинающих наркоманов и законченных болванов. Твой недоросль не может найти на глобусе даже континенты! Надеюсь, ты понимаешь, о чём идёт речь?»  Он даже не стал ждать ответа от Алибекова. Просто положил трубку и повернулся к Зорину: «Это безнадёжно. Гони его в шею.»

В двери спальни постучали. Это был глава личной охраны Александр Иванов: «Гейдар Алекперович. Литерный поезд Генерального через полчаса проедет через станцию Баладжары.» Гейдар в задумчивости последовал за ним в сторону гаража. Усаживаясь на заднее сиденье, подумал: «Вся надежда теперь на Леонида Ильича.»

Закрыв  за отцом, будущий дипломат потащил Мюлаим в постель: «Слышала новый анекдот? Профессор спрашивает студентку: «Кто взял Бастилию?» А та клянётся: «Честное слово, не я.» Мюлаим посмотрела на него, скривив свои губы: «Если намекаешь на меня, то напрасно: я больше брать твою «бастилию» не буду. Лучше отвези меня к сапожнику, напротив моей родной 23-й школы.»

Усаживаясь на заднее сиденье чёрной правительственной «Волги», она прикрыв веки уже предвкушала возбуждающий интимный запах кожи и спермы, исходящий от ширинки Алиаббаса в его сапожной мастерской.


11. Верди – это диагноз.

Её лицо напоминало мадонну. Но не ту мадонну, которую мы привыкли видеть на древних иконах. Нет-нет! Скорее, древнеримскую матрону, под маской ангела умело скрывающую тайную похоть, фонтан постельных оргий, искусство соблазнять, обольщать, оседлать и истощать мужскую потребность до последней капли. И всё это под маской ангела. Ангелы, как известно, безропотны, общедоступны и привлекательны. Но знают, чего хотят.

Земфире повезло не только с ангельскими чертами лица. Мраморная кожа, стройные ноги, крутые бёдра и роскошная грудь придавали ей магнетизм и неоспоримое первенство в любом окружении. Тёмно-пшеничные локоны сочетались с будто нарисованными бровями, огромными тёмно-зелёными глазами, римским изгибом носа и подчёркнуто сладострастными губами.

Единственное чадо сапожника Алиаббаса и терпеливой домохозяйки Сакины, Земфира с детства была избалована вниманием семьи и родни. Особенно, мужской половины. Никто из них не мог отказать себе в удовольствии посадить её на колени и угостить шоколадкой. В школе мальчишки не могли приблизиться к ней ближе, чем на полметра: директор школы оберегал её как свой личный предмет обожания. Под его сильным вЫниманием у Земфиры рано проявился интерес ко всему европейскому. И она любила исполнять его школьные (а иногда и домашние) задания с французским уклоном.

Спустя годы, уже в вузе её способности заметил сам ректор педагогического института иностранных языков. Он оценил её дипломную работу, как уже кандидатскую диссертацию. По всем общепринятым параметрам, лично полистав каждую главу, не вылезая из постели. И лично помог отшлифовать Земфиру до докторской степени профессионализма.

Когда на бюро ЦК партии встал вопрос «кто же в республике достоин встретить Генерального Секретаря традиционными хлебом и солью», Земфира в числе первых была вызвана на ковёр помощником товарища Алибекова, известным «кадровиком» - Тураном Мамедовым.

Между тем, вот уже два часа шли прения. Гейдар Алекперович в задумчивости смотрел на маленький бюст Ленина, листающего газету «Правда». Восемь возбуждённых членов и и трое легко возбуждаемых кандидатов в члены уважаемого собрания вполголоса пытались вспомнить вслух имена своих близких и более чем родных дам сердца. Каждому из них хотелось сделать приятное дорогому Леониду Ильичу. И мысленно они уже представляли себе уровень удовлетворённости Генерального. Хлеба и соли в республике было много, а орденов и медалей мало.

Старенький, но не сломленный пока Председатель Совета Министров Энвер Назарович Алиханов обнародовал имя своей юной племянницы: «Нигяр сумеет создать верное представление о наших успехах и достижениях.»  Он вспомнил, что еле расстался с ней лишь под самое утро. У него даже защемило в груди: «От сердца отрываю для высокого гостя!»

Грозный как туча, глава Бакинского горкома Али Габибович Керимов предложил пригласить на бюро свою молоденькую секретаршу: «Леонид Ильич убедиться в том, что Азербайджан – это край истиных восточных красавиц!» Гейдар Алибеков нехотя отвернулся от Ленина, испытующе посмотрел на коллегу и с загадочной ухмылкой поставил крест в своём блокноте: он видел как-то в приёмной горкома эту толстозадую Гюльшэн.  «Брежнев пожалеет, что приехал к нам!»

Сергей Васильевич Козлов собрался было пожертвовать по такому случаю племянницей, огненно рыжей Настей, студенкой первого курса исторического факультета университета.  Но именно в эту минуту Гейдар, словно прочёл его мысли,  вырвал листок из блокнота, записал пару строк и протянул второму секретарю ЦК. Запись гласила: «Анастасию пригласите ко мне на собеседование.»

В наступившей тишине все услышали знакомое и в то же время такое понятное всем слово: «Верди!» Это шустрый референт Туран Мамедов, внимательно подслушивающий ход прений за дверью, словно почуяв момент истины, открыл дверь, обьявил и затем торжественно впустил в кабинет Первого секретаря  красавицу неземного происхождения,  Земфиру Верди.

Фамилия Верди была всем понятна не потому, что она созвучна с именем итальянского композитора. О великом Джузеппе Верди мало, кто из присутствовавших был наслышан в целом, и даже в частности.  Хотя, с именами «аида», «травиата», «отелло» и даже «риголетто» часто встречались в процессе подбора кадров. В том числе, партийно-государственных. Не говоря уже о кадрах для души. Но тем не менее, фамилия Верди в Азербайджане ласкала слух, как зовущая и говорящая. А на характерном бакинском слэнге – даже возбуждающая и конкретно оповещающая.

Дело в том, что «верди» в оригинальном переводе означает «дарованный». По существу,  отломившаяся частичка от полного имени «Аллахверди», «Худаверди» («дарованный Богом»), или Имамверди («дарованный Пророком»). Но в самостоятельной форме приобретает значение «дал, дала». А если встречается в слэнге – означает (Да простит меня Всевышний!) «отдавшаяся, совокупившаяся, падшая.»

Когда Земфира величественно ступая по паркету, вошла в самый высокий кабинет республики, взоры сидевших за длинным столом мужчин были готовы не только раздеть,  обьять и  сожрать, но даже оставить кусочек этой красоты на предстоящий отпуск без супруги. Первым взял себя в руки товарищ Козлов: «Клянусь святым партбилетом, Гейдар Алекперович... это не Верди. Это... Ваш мудрый и дальновидный.... вердикт в адрес всех наших недоброжелателей!»

После секундной паузы кабинет буквально взорвался от бурных, продолжительных аплодисментов и вскочил вверх.  Сам Гейдар Алекперович не рискнул встать: джем из чёрного инжира продолжал влиять на него слишком продуктивно.

Не отрывая взгляда от вставшей напротив него матроны с ангельски доступным выражением личика, он охрипшим голосом обьявил: «Думаю, мы с вами товарищи, сумели решить все необходимые вопросы. Орготдел подготовит проект нашего единогласного решения и представит опросным путём. Все свободны.» Затем пригласив рукой сесть, обратился к даме: «А Вас, товарищ... Верди, попрошу задержаться.»

Когда спустя полчаса Туран Мамедов (не постучавшись) вошёл в кабинет Первого с докладной запиской от Красильникова из КГБ, из комнаты отдыха раздавались характерные звуки обстоятельного собеседования. Помощник внимательно прислушался, чтобы в случае необходимости использовать яркие выражения и крылатые фразы в очередном докладе Первого. Но мешал шум слишком японского кондиционера. Тем не менее,  судя по отрывкам, стало понятно: кандидатура одобрена с высокой степенью подьёма.

«Если бы я знала...mon amour! (моя любовь - франц.)»-выдохнула Земфира, словно стала задыхаться. «Где ты была раньше....с таким французским....стилем?- не уставал удивляться Гейдар Алекперович, - Ты восхитительна, словно кандидат партийных наук.»

Земфира пыталась войти в ускоряющийся ритм беседы: «Из Парижа я вернулась готовым докторантом....» Раздался шлепок по заднице и изумлённый возглас Первого: «Не сомневаюсь: она у тебя тянет даже  на ректорат, Земфира Алиаббасовна!» В ответ она издала стон львицы: «С правительственным телефоном?» Гейдар почувствовал приближение вулкана: «О да! Я уже установил в тебя такую ... связь!»

Вдохновлённая преодолением наиболее тесных «врат любви» со стороны тыла, Земфира наградила своего опекуна смачным поцелуем в самое острие его утомлённого авторитета: «Значит, мне предстоит встречать товарища Брежнева? Неужели только хлебом и солью? Или на всякий случай... подобрать бельё?» Из уст тяжело дышащего Гейдара последовало окончательное решение ЦК Компартии республики: «Жду тебя послезавтра на перроне Сабунчинского вокзала. Товарищ Брежнев будет рад вкусить соли и хлеба...с твоего пупочка.»

Земфира с западноевропейским изяществом поправила чашечки бюстгальтера и взялась за трусики: «Бельё сойдёт?» Гейдар принюхался и после паузы скорректировал: «Лучше, отечественное. Наш гость старомоден.»

Референт Мамедов с удовлетворением вышел на своё рабочее место. Он оказался прав, оценивая уровень образованности в Советском Азербайджане: «У нас чем ниже поцелуй, тем выше поднимается наша культура.»

Железнодорожный вокзал, расположенный в самом сердце Баку, блестел, сверкал и (ах)чванился в ожидании специального литерного. Электровоз ещё издали провозгласил начало визита высокого гостя. Стройными рядами на перроне стоял весь цвет рабочего класса, колхозного крестьянства и творческой интеллигенции.

Под яркими лучами солнца сверкали медали и ордена. Искрились глаза у женщин и вдохновлённо торчали челюсти у мужчин. Роли были давно расписаны и не раз отрепетированы. Каждый знал когда кричать, что кричать и даже на какой октаве кричать. Народным хором руководил маленький усатый мужчина в чёрном фраке с чёрной бабочкой. Это был дважды лауреат, трижды герой и всенепременно язвительный Ниязи!

Волнение масс нарастало с приближением поезда к перрону. Гейдар Алибеков ещё раз критически окинул ястребиным взглядом стоявшую справа Земфиру Верди с хлебом и солью, и  - слева рыженькую Анастасию Козлову с букетом цветов. Первая выглядела слишком заманчиво. А вторая – чересчур обманчиво.

Наконец, раздались долгожданные звуки тормозных колодок, и специальный поезд остановился в строго намеченном месте, слегка коснувшись козырька начальника вокзала. Глаза Гейдара Алибекова устремились к главному тамбуру мирового пролетариата. Спустя пять минут, которые всем показались вечностью, на лесенке появились знакомые всему миру легендарные брови Генерального Секретаря Леонида Брежнева. За его спиной выглядывала лысая голова товарища Шелеста Пётра Ефимыча, главы Украины и могущественного Члена Политбюро.

Гейдар Алибеков увидев Шелеста, испытал электрический заряд, стрельнувший от главной макушки до... второй макушки! Именно в эту секунду его вдруг осенило: это же тот человек, который ему нужен! Ведь институт международных отношений (будь он неладен!) есть не только в Москве, но и в Киеве! Именно Шелест может проигнорировать писклявого товарища Суслова, воспылавшего ненавистью к его сыну Пэрвизу.

Встретившись взглядом с Петром Ефимычем, Гейдар обнял за хрупкие плечи Анастасию: «Цветы даёшь лысому. И облобызай его трижды! Дальше знаешь, что, куда и как долго! Это тебе партийное задание!»

Леонид Ильич впервые вьезжал в Азербайджан. И слава богу, не на танке. Честно говоря, подьезжая к столице, не был в восторге от пустынного бакинского пейзажа за окном. Старые и покосившиеся лачуги, пыльные дороги, уныло качающиеся нефтяные вышки, босоногие мальчишки, сгорбленные старушки и обкуренные мужики в папахах вряд ли могли придать Генсеку вдохновения.

Но теперь, уже стоя на тамбуре своего персонального вагона, он с удовольствием разглядывал близкую для него толпу в черных костюмах и тёмных галстуках, женщин в строгих длинных нарядах с цветами, школьниц в коротких юбчонках с длинными транспарантами в руках. Эта толпа была готова лечь под партию и правительство по одному лишь сигналу Генерального секретаря.

«А вот и Хайдар Али Акперович при полном параде и весь сияющий, как николаевская «десятка».- бросил через плечо Петру Ефимовичу, - Но подожди минуточку! Кто же стоит рядом с ним в коротком платье, которое развевается на ветру, словно одинокий парус без капитана? Неужели его супруга?»

Шелест покачал головой:  «Да нет, не думаю. Совсем молоденькая. Вроде бы с хлебом и солью. Кажись, тебе предназначена, шельмец! Но вот мне по душе вторая, рыженькая.» Брежнев довольный улыбнулся и крякнул: «Оно и понятно: кесарю кесарево, а богу богово!»

Не успел он сойти на перрон, как ему всучили микрофон. И в эту минуту толпа следуя дирижёрской палочке маэстро Ниязи прогремела на всю округу: «Салам алейкум, Леонид Ильич!» Брежнев вспомнил наказ Черненко: ответ должен быть прямо противоположным. Он с радостью прохрипел: «Алейкума салам!»

Раздались аплодисменты и крики «ура». Когда наступила тишина все услышали голос молодого бородача Абульфаза Дильчибея, взобравшегося на высокий парапет: «Доктор Живаго!» Леонид Ильич не растерялся: «Живаго доктор!» И к его губам припали уже влажные до слёз губы Гейдара Алибекова.


12. Одевайся и сопротивляйся.

За окном шёл неприятный моросящий дождь. В недавно построенном комплексе, расположенном между рекой Потомак и Вирджиния авеню, шла напряжённая работа. Сотрудники избирательного штаба демократов усердно демонстрировали сенатору Маккевину своё неистребимое желание сделать его 38-м Президентом США.

Пройдясь по всему штабу и сказав каждому волшебное слово, Джэкоб посмотрел на часы и направился к лифту.  В люксовом номере отеля, названного «Водными вратами», его ждала пани Ковальска. Пресс-атташе польского посольства сумела подобрать такие ключи к его душе и телу, что сенатор порой даже забывал о правилах безопасности.

Джэкоб Маккевин никуда не спешил сегодня. Мэри обещала устроить ему феерическую оргию любви. Бутылка шампанского Don Perignon, наполовину пленённая льдом, была готова взорваться сразу, как только Мэри, наконец,  выйдет из под душа. Дэкоб никогда раньше не имел связи с дамами из Восточной Европы. Польская красавица умела возбуждать его с полуоборота. Один только томный взгляд её необычных глаз моментально вызывал у сенатора подьём желаний.

Чтобы отвлечься, сенатор включил телевизор. Республиканцы в очередной раз крутили по всем популярным каналам записи приёма в Белом доме Эльвиса Пресли, его обьятия с Ричардом Никсоном. Джэкоб нервно выключил экран, и посмотрел в сторону ванной.

Мэри мылилась не спеша, оставив дверь приоткрытой: знала, что сидя в кресле, он наблюдает за ней, расслабившись и  мастурбируя. Пани Ковальски (она же Наталья Москвина, если кто забыл), стоя под тёплой струёй, мысленно была далеко от маккевинских похотливых иллюзий. Вчера в дешёвом мотеле в пригороде Вашингтона, она встретилась с младшим братом Президента Никсона, Эдвардом.

У этого крепыша  по его собственному признанию уже давно была серьёзная проблема с эррекцией. Наталье пришлось побыть с ним дольше, чем планировалось. Ей и самой было интересно, сумеет ли произвести эффект на безнадёжного с точки зрения врачей импотента. Спустя каких-то пятнадцать минут «малыш» у Эдварда настолько «повзрослел», что его глаза были готовы выйти из орбиты. Честно говоря, и она сама была  впечатлена таким полярно противоположным преобразованием.

Он оседлал её с таким неистовством, что под ними затрещала кровать. Во избежание ущерба для отеля пришлось переместиться на кресло. Через сорок минут Наталья поняла: теперь у Эдварда проблема совсем иного качества. Он никак не мог «поставить точку». Возбуждённый до предела, младший Никсон смотрел на неё напряжённым взглядом охотника, у которого слишком много пороха, но он не может его выпустить.  «Винчестер» был готов пригвоздить её, но он никак не мог нажать на «курок».

Тут она вспомнила, как в первый раз с трудом  сумела добиться оргазма у комплексовавшего Володи Семичастного, в бытность главой КГБ в Баку. Тогда это здорово помогло. Наталья решила попробовать на английском. Глядя в глаза Эдварда, приблизила губы к уху и гортанным голосом прошептала: «Fuck me, Honey. Mommy wants you cum inside Son! (Трахни меня, сыночек! Мама хочет твоё семя!)» Эдвард взорвался такой «лавой», словно долго и терпеливо берёг себя много месяцев.

Эффект ошеломил его. Одевшись и причесавшись, он уже собирался прощаться.  Пани Ковальски пришлось напомнить: «Где же «прослушка», милый мальчик?» Положив в сумочку маленький «жучок», Наталья поспешила в отель Watergate, где её ждал кандидат в Президенты от демократической партии сенатор Джэкоб Маккевин.

Во время ланча пани Ковальска  вдруг вспомнила, что забыла сумочку в его оффисе на третьем этаже. Там воспользовавшись случаем, когда не было на месте и ревнивой секретарши Джейн, которая спешила на свидание с агентом ФБР,  она сумела воткнуть «жучок» в телефонный аппарат.

Джэкоб уже успел раздеться от нетерпения и еле удерживал в кулаке грозное орудие любви, когда  Мэри выключила воду и накинула на себя банный халат. Медленно подошла к мастурбирующему сенатору и укоризненно заметила: «Зачем же ты «его» так  мучаешь, если мои губы соскучились по «нему?» Джэкоб расслабился и потянулся за шампанским. Незаметно для себя он выпил полбутылки, любясь высочайшим искусством польской дипломатии. Она умела расставлять акценты, приводить нужные аргументы и добиваться поставленной цели. Мэри Ковальска оседлала потенциального главу Белого дома буквально  лишь накануне полной его капитуляции.

Когда они легли в постель, чтобы отдышаться перед заключительным актом, зазвонил телефон. Это был Джон Митчелл, генеральный прокурор: «Слушай, Джэкоб. Нам нужно срочно встретиться. Поступила важная информация из ЦРУ. Там у них есть надёжный «крот» в Кремле. Это не телефонный разговор. Жду тебя через полчаса.»

Сенатор Маккевин довёз пани Ковальски до посольства, поцеловал и обещал позвонить, как только освободится. Сразу же помчался в Министерство юстиции. Наталья завернула за угол, поймала такси и через двадцать минут уже входила в кабинет Посла СССР Добрынина.

Выслушав её подробный доклад, Анатолий Фёдорович вручил ей новый паспорт, авиабилет и конверт: «Вы летите через Вену. Здесь 250 долларов. Это на непредвиденные расходы. Думаю, достаточно.» Наталья тоскливо посмотрела ему в глаза: «И это всё? А как же...моя зарплата?» Добрынин пожал плечами: «Остальные тысячу пятьсот рублей получите сертификатами, но уже в «конторе». Так распорядился Юрий Владимирович. Все вопросы к нему. Но насколько я знаю, ближайшую неделю он проведёт в клинике. Так что, можете считать, что Вы в краткосрочном отпуске.»

Проводив Москвину, Посол Добрынин позвонил и кратко сообщил кому-то на английском: «I’m on my way. (Я выезжаю.)» Автомобиль Посла покрутился вокруг квартала. За ними был совершенно очевидный «хвост».  Тем не менее, они направились в сторону индийского ресторана The Bombay Club,  в пяти милях от здания Посольства. В ресторане его ждали и встретили с улыбкой.

Молоденькая владелица, как всегда в  великолепном ярком сари, подчёркивающем её широкие бёдра, упругую грудь и с цветастым платком, покрывающим чёрные локоны, повела его в дальний конец: «Выглядим на миллион долларов, Mister Ambassador!» Её уже престарелый муж, восседавший в кресле с неизменной сигаретой в зубах, тут же встал и поздоровавшись впустил их через потайную дверь рядом с барной стойкой.

Усевшись в уютном отдельном кабинете, Анатолий Фёдорович посмотрел на часы и сказал Джагине: «У есть есть минут двадцать до встречи с моим другом, дорогая. Успеем?» Она заперла дверь на двойной замок: «Всё зависит, насколько соскучился по мне твой строгий «атташе». Меня ты  знаешь: у меня никого кроме тебя нет.» Анатолий Фёдорович вдруг представил себе её мужа за дверью, который прекрасно знал, чем она с ним сейчас займётся. Она будто прочитав его мысли, добавила: «Он давно уже не муж, а банковский счёт.»

Слегка приподняв сари, она изящно сняла с себя тонкие шёлковые трусики и нацепила ему на голову. Это уже становилось приятной традицией. Хотела было снять и покрывало с головы, но Добрынин остановил: «Мне больше нравится, когда ты это делаешь с платком.» Она с улыбкой присела на колени, опустила голову и припала губами к ожидающему её «атташе».

Облизав его по всей длине своим чувственным языком, Джагина подняла свои поплывшие глаза: «А ты действительно соскучился. Жена снова уехала в Москву?» Добрынин лишь кивнул,  откинулся на спину и вознёсся к кремлёвским курантам, по которым успел соскучиться и сам.

Не прошло и десяти-двеннадцати минут, как опустившись на грешную американскую землю, товарищ Добрынин не спеша уже разделывался с курицей в приправе гарам масала. Собирался попросить вторую порцию, как в дверь постучали: это был Генри Киссинджер, советник по национальной безопасности.  Он видимо, задержался у бара: держал в руках Jack Daniel’s со льдом. Обменявшись рукопожатием, они подождали, пока закроется дверь за Джагиной.

Анатолий Добрынин отпил чаю с лимоном и нашёл нужным предупредить: «За моей машиной опять наблюдают. Неужели появился новый игрок?» Генри покачал головой: «Это скорее наблюдение, чтобы за Вами не было хвоста.» Посол улыбнулся: «Это другое дело. Но что слышно об окончательной дате визита?» Советник ковырнул вилкой в салате и отодвинул его от себя: «Не люблю индийскую кухню. Даже салат слишком сексуален.» Добрынин не повёл и бровью.

Генри продолжил: «Все склонны к мысли, что он состоится в середине мая, или ближе к концу. Но «наш друг» вновь хотел бы напомнить о неприятном впечатлении, которое он до сих пор не даёт покоя после предыдущего визита в Москву. Имеется ввиду неуместные выражения мистера Кукурузы.»

Добрынин хорошо помнил хамство Никиты Сергеевича при открытии первой американской выставки в 1959 году. Он вытер губы салфеткой: «Меня лично просили довести до сведения господина.. «нашего друга», что с тех давних пор у нас многое изменилось в восприятии западных ценностей.» Затем поднял бокал пива: «Но «Бровастого» в свою очередь беспокоит отношение "друга" к ограничению ядерных сил.»

Господин Киссинджер многозначительно кивнул головой: «Да-да. Это очень важно. В этой связи, хотел бы напомнить о Вашем обещании, господин Посол.» Добрынин ожидал этот вопрос: «Разумеется, помню. Передайте, что наша мышка вошла в клетку с бесплатным сыром.» Генри Киссинджер поднялся: «Мой босс предпочитает услышать хорошие новости немедленно. Кстати, передайте мои самые наилучшие пожелания миссис...Ковальски. Или, может быть товарищу Москвиной?»

Между тем, Мэри Ковальска, уже вернувшаяся к своему прежнему облику Натальи Васильевны Москвиной с двумя тяжеленными чемоданами вглядывалась в сторону дверей аэропорта «Внуково». Наконец к своей радости увидела идущего вразвалочку в её сторону водителя Майорова. Но шёл он не один, а в сопровождении высокого и стройного грузина. И кажется, она догадывалась, кто это мог быть.

Виталий Майоров с улыбкой приветствовал: «С возвращением, Наталья Васильевна.» Он по-прежнему «благоухал» спиртным, потом и спермой. Тем не менее, после импотентной Америки ей хотелось обнять его, как своего родного. Ведь это был тот самый мужик, которого ей порой так не хватает в одинокой постели. Успела подумать про себя: «Когда же ты, сукин сын, станешь регулярно мыться?»

Водитель сконфуженно представил спутника: «Знакомьтесь, Это мой кореш, Отари. Давно мечтает познакомиться с Вами». Наталья так и поняла: это был известный советский миллионер из Грузии, Отари Лазишвили. О нём ходили легенды. Говорили, будто он переспал со всеми жёнами партактива Грузии. Якобы даже «царица Виктория», которая обожает редкий антиквариат и бриллианты, встречает его в пеньюаре. Отрыто  балует его своей женской щедростью. Верилось с трудом.

Укладывая чемоданы в багажник «Волги», Отари вежливо спросил: «Для себя купили барахла, или на продажу?» Наталья поняла, что весь товар она сможет реализовать быстро, выгодно и за наличные. Она пригласила Отари сесть с ней рядом на заднее сиденье: «Зачем мне столько. Разумеется, на реализацию. Но ...» Отари остановил её: «Знаю, оптом и за «зелень» Это для нас не проблема». Затем хлопнул по плечу Виталия: «Наталья Васильевна наверное голодна,  гони в «Арагви», биджо!»

Грузинский ресторан в центре Москвы был всегда забит. Особенно после сумерек. У дверей уже стояла длинная очередь, а бородатый Варфоломей в длинной ливрее с позолотой по бокам, пропускал лишь по одной паре. Завидев выходящего из машины Отари, старик грубо оттолкнул двоих  у входа и крикнул: «Добро пожаловать, батоно Отари.» Отари помог Наталье Васильевне выйти, а Виталию сказал: «Мы скоро вернёмся.»

Столик на двоих в самом дальнем углу ресторана за две минуты стал выглядеть свадебным пиршеством. У Натальи перед глазами поплыли круги. Она умиленно посмотрела на Отари: «Ты так быстро сводишь с ума, что я не успеваю восхититься.» Он налил холодной водочки и предложил выпить: «Это всего лишь небольшая прелюдия, Наталья Васильевна. Я мечтаю Вас сильно удивить сегодня ночью.»

Она коснулась краем бокала его пальцев: «Можешь звать меня Натальей. Только не спеши, мне нравится медленный грузинский танец.»   Издали к их столу спешил мужчина средних лет. Поцеловал ей руку, перекинулся с Отари на грузинском и представился: «Гиви, к Вашим услугам в любое время.»

Отари подмигнул ей: «Это директор ресторана.» Затем обратился к Гиви: «У нас очень мало времени, генацвалэ. Упакуй еду и напитки в машину. Увидимся позже.» На стол легла пачка двадцатидолларовых купюр, достаточных для оплаты за все столики. Гиви аккуратно вернул пачку в карман Отари: «Твой счёт давно оплачен, биджо.» Наталья обожала такого рода соревнования среди грузин.

Люксовый номер гостиницы «Националь» напомнил Наталье часы, проведённые здесь с Гейдаром Алибековым. Но Отари Лазишвили затмил его своей элегантностью римских цезарей. После лёгких закусок, извинившись он подошёл к телефону и набрал коммутатор: «Соедините меня с Тбилиси, пожалуйста.» Наталья так устала после перелёта, что буквально валилась с ног. Раздевшись, легла и забыла укрыться.

Сквозь сон слышала его бархатный баритон: «Это квартира Мжаванадзе? Викторию Фёдоровну, пожалуйста.» И через минуту: «Привет моя принцесса. Слушай, я сам соскучился по твоим губам. Почему не веришь? Жди меня с твоим любимым доказательством завтра. Кстати, везу тебе два чемодана шмоток. Последний писк американской моды! Таких нарядов и обуви нет ни у кого даже в Москве! Только у моей царицы Виктории!»

Закончив беседу, он вошёл в спальню, встал у дверей, скрестил свои руки и с привычным грузинским акцентом приказал: «А ну-ка, вставай! Одевайся и ....сопротивляйся!»

13. «Ильхам» - значит вдохновение.


К восьми часам вечера делегация, возглавляемая высоким гостем, направилась к гостевому дому, расположенному рядом со зданием ЦК Компартии. Автомашина Генерального Секретаря уже минуты две, как стояла у входа. У дверей терпеливо ожидали товарищи Шелест, Алибеков, управляющий делами Павлов и заведующий канцелярией Черненко. Личный телохранитель  генерал Александров стоял навытяжку у задней пассажирской двери.

Через тонированные стёкла можно было едва уловить Леонида Ильича, сидящего вполоборота. Он был напряжённо занят. Его губы категорически отказывались оторваться от возбуждённого соска изумительной красоты дамы, вручившей ему недавно на перроне традиционные хлеб и соль. Её рука ласково обняла измученный властью царский «жезл». Голос заставлял дрожать каждый кусочек плоти: «Я принадлежу Вам и только Вам, Леонид Ильич. Неудобно же так долго заставлять их ждать. Что они могут подумать?»

Он наконец поднял голову: «Им думать не положено, Земфирочка. В этой стране это моя работа.» Повернул голову в сторону окна и кивнул генералу. Тот тут же открыл дверь.

Гейдар Алибеков, уже взмыленный от волнения, увидев счастливое лицо Генерального, вздохнул с облегчением. Вслед за ним выпрыгнула и Земфира. Они вошли в здание, словно новобрачные в отделение городского ЗАГСа.

Пётр Ефимович Шелест не успел расположиться в своём люксовом номере, как вошёл Алибеков в сопровождении милой весёлой и рыженькой Анастасии Козловой с букетом цветов. Шелест поблагодарил её за цветы и показал на дверь в ванную: «Ты, детка, пока прими душ, а мы с Гейдаром Алекперовичем немного потолкуем.»

Положив цветы в вазу с водой, он позвал помощника. Тот открыл большой чемодан и вытащил полдюжины фетровых шляп.  Пётр Ефимович похвастался: «Это я тебе в подарок привёз. Сами шьём в Закарпатье. Лучше английских!» Гейдар тут же примерил пару из них и поблагодарил: «Откуда узнали, что я их искал ещё в Москве, в «200-й секции» ГУМа. Но так и не нашёл. А эти – именно то, что я искал!»

Пётр Шелест подмигнул ему: «Разведка не дремлет. И кстати, у этой маленькой сучки, Анастасии «шляпки» как раз моего размера. Правда, ты мне не сказал, что и  как....» Гейдар отвёл его под руку в сторону спальни: «Никаких ограничений. Всё опробовано мной лично. Останетесь довольны. Можете располагать ею до утра.» Пётр Ефимович разлил холодной водочки: «Ну давай тогда «вздрогнем» по такому случаю. А то ты и так устал с нами. Я тебя больше не задерживаю.»

Двери ванной открылись и на пороге стояла Настя с влажными огненно-рыжими волосами,  укрытая полотенцем только ниже пояса. Её девичьим «шляпкам» по выражению Шелеста могла бы позавидовать голливудская звезда.  Пётр Ефимович чуть не поперхнулся водкой. Гейдар с улыбкой оценил эффект: белоснежная и стройная фигура девочки действительно впечатляла.

Он взглядом велел ей пройти в спальню, а сам тихо добавил: «Завтра после банкета я кое о чём попрошу Вас, Пётр Ефимович.» Шелест проводив взглядом Настю, заинтересовался: «Зачем оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня?»

Гейдар плотно прикрыл двери в спальню и тихо сказал: «Тут такое дело. Михаил Андреевич был неправильно информирован о моём сыне, который учится в МГИМО. И потребовал его исключения. Я подумал, может нам перевести его в ваш Киевский институт? Как Вы на это посмотрите?» Глава Украины задумался на секунду, а потом кивнул: «Давай-ка мы сделаем так. Пусть подаёт документы, а я потолкую с ректором. Он прислушается. Но желательно, чтобы сынишка сменил имя. А то с Сусловым потом хлопот не оберёшься.»

Проводив Гейдара до дверей, Пётр Ефимович уже предвкушал наслаждения, которые его ожидали в спальне. Анастасия встретила его лёжа в постели, совершенно нагой. Она выключила свет и зажгла две свечи на тумбочках. В полумраке её детское личико светилось невинностью и доступностью. Не веря своим глазам, Пётр Ефимович разделся, прилёг рядом и дотронулся до её рыжих волос: «До чего же ты хороша, мать твою, каналья....Ты мне мою первую  ...супругу напоминаешь, Любу. Царствие небесное. Тоже рыженькой была.»

Её рука прошла под одеялом к его паху: «А можно Вас поцеловать...вот сюда?»  От неё пахло свежестью и хозяйственным мылом. Он с лёгкостью поднял её и уложил к себе на живот: «Я не люблю пошлостей. Никаких минетов! Но ты только не торопи меня...Мне  уже давно не восемнадцать.» Она поцеловала его в губы: «Давайте тогда сложим наши годы и поделим их пополам.» Идея ему понравилась: «Я тебя, ангелочек, до утра никуда не отпущу!»  Настя почувствовала, что к её пупочку подбирается нечто серьёзное, надутое и властное.

Выйдя от Шелеста, Алибеков решил проведать и Брежнева. Проходя мимо главного гостевого номера, он столкнулся у дверей с Управляющим делами Павловым. Тот широко улыбнулся: «Умеете же Вы, Гейдар Алекперович, принимать высокого гостя!» Алибекову понравилось начало: «Надеюсь, Леонид Ильич доволен отдыхом.»

Управделами отвёл его подальше от дверей: «Как только они вышли из ванной, он тут же вызвал меня. Поручил, чтобы сменили Вашу персональную машину. Вместо «Чайки» поручил выделить «ЗИЛ-117». Обязательно предусмотрю в заявках на будущий год». Гейдар Алибеков засиял, как царский полтинник: «Спасибо огромное. За мной должок, Георгий Сергеевич.»

Гость продолжил: «У Вас отменный вкус. Эта дамочка ...кажется, Земфира Алиаббасовна..Просто феноменально красива! Скажите, а кто она по профессии? Танцовщица?» Гейдар усмехнулся: «Ну что Вы! Она доктор филологических наук, знаток французского и немецкого языков. Мы вот думаем, наверное она теперь заслуживает ...высокого положения в обществе.»

Павлов был удивлён: «Что Вы говорите? Разумеется! Обязательно доложу Леониду Ильичу.» Гейдар покачал головой: «Не стоит. Я уже подробно рассказал о ней. Леонид Ильич согласился с моим предложением назначить её на должность ректора института иностранных языков. Я уже поручил, чтобы подготовили решение Бюро ЦК. Думаю, она прошла аттестацию на самом высоком уровне.»

В ту же минуту за дверью раздался лёгкий шорох. Они оба замолкли, прислушиваясь к шуму. Дверь неожиданно открылась и на пороге появилась Земфира Верди. Из разорванного декольте  выглядывали аппетитные соски. Помада была размазана по всему лицу, чёрная тушь потекла под глазамаи, роскошные локоны были взлахмочены. Но несмотря на это, она вся светилась от счастья: экзамен сдала на «отлично».

Гейдар взял её под руку и с беспокойством на лице повёл в сторону лифта, даже забыв попрощаться с Павловым: «Почему так быстро? Надеюсь, ты ответила на все его.... запросы?» Она прижалась грудью к его локтю и прошептала: «Не поверишь: кончил за рекордные три с половиной минуты. И потом полтора часа облизывал «зачётку». Обещал звание Героя соцтруда.»

Гейдар Алекперович сел в машину в приподнятом настроении: «Ты ничего не перепутала? Он так и сказал?» Она положила ладонь на его приподнятую ширинку: «С вручением ордена Ленина! Клянусь...твоим божественным «аппаратом»! Вези меня...куда хочешь. Хочу тебя разорвать на части!» Затем пожаловалась: «Жаль только, что он уснул на моём белье. Не стала будить. Придётся тебе купить мне новый комплект!»

Из кабинета в ЦК Гейдар Алибеков первым делом позвонил супруге: «Can;m  (Душа моя), я с гостями. Не жди меня, ложись спать. Но у меня есть хорошая новость. Договорился с кем надо, чтобы Пэрвиза перевели в Киевский институт международных отношений. Правда, надо будет сменить ему имя. Как ты думаешь?»

В резиденции было вроде тихо. Баладжа-ханым пригласила сапожника Алиаббаса, чтобы заказать новые ботинки на высоких каблуках. Она прижала плечом трубку к уху и приподняла правую ногу, чтобы мастер сумел точно измерить ступню: «Я всегда мечтала назвать сына Ильхамом. Помню, зачала его с вдохновением! Ты тогда был совсем другим.» Затем задумчиво спросила: «А где находится Киев? За границей?»

Гейдар откинулся в кресле и погладил шелковистые локоны Земфиры, припавшей к его растёгнутой ширинке: «В Украине. Но не имеет значения. Год проучится, затем вернём в Москву.» Земфира подобралась к самому чувствительному «пику» любви. Голос Гейдара стал обретать романтические тона: «Ильхам – это здорово!  Пусть будет Ильхам.  Ладно, спокойной ночи, я тут занят очень.»

Алиаббас похотливо вложил в губы большой палец ноги Баладжа-ханым и стал его посасывать. Знал пройдоха: Баладжа балдеет от этой процедуры. Она прикрыла веки и с наслаждением прислушалась к пиршагинскому баритону мастера: «B;h-b;h-b;h! Ma;allah, maral barmaqlara qurban olum! (Возглас восторга. Хвала Всевышнему, пальчики косули!)»

Сквозь хумарную дремоту Баладжа-ханым протянула руку к папиросе с «начинкой», которая дымилась на его губах. «Он умеет подбирать лучшие сорта конопли, сукин сын!» - промелькнуло в её голове с первой затяжкой. Он услышал её полушёпот: «И как ты можешь мириться с этим, Алик? Ведь твоя дочь-сучка не вылезает из постели моего мужа! И даже сейчас он скорее всего трахается с ней!» Алиаббас с улыбкой матёрового «дон-жуана»  взял её на руки и понёс в спальню: «Ещё неизвестно, кому из нас с ним двоих повезло больше.»

С годами Баладжа-ханым стала более избирательно относится к знакомству с претендентами. Алиаббас приглянулся ей ещё в тот первый раз, когда она случайно, сквозь приоткрытую дверь в его мастерской увидела, как школьница Мюлаим ублажает его «монстр» на своих губах. Та самая шлюшка, которая сумела как-то вскружить голову её единственному сыну. Именно тогда Баладжа-ханым была впечатлена невиданным масштабом грозного инструмента пиршагинца.

Уже потом, обратившись за его помощью в следующий раз, она решилась пригласить к себе на старую квартиру по улице им. Шаумяна. В ту ночь он её очаровал так, что с тех пор Баладжа практически забыла про все свои старые связи. Алиаббас рождён, чтобы творить чудеса! И не только, как сапожник. Несмотря на внушительный возраст (ему было под шестьдесят), он был физически вынослив, прекрасно сложён и опрятен. Но главным его оружием был талант слагать комплименты в стиле Омара Хаяма.

В свои почти пятьдесят Баладжа-ханым всё ещё нуждалась в мужском «внимании». Причём, с каждым годом всё более похотливом и ненасытном. Она заметила, что молодые поклонники «выдыхались» спустя месяц-другой. У них пропадал азарт, в глазах исчезали искорки влечений. Большинство из них исполняли свои роли без «гармонии», словно расстроенный инструмент. Даже у мужа, Гейдара, в редкие часы «прилива» парус не тянул уставшую яхту.

Баладжа-ханым, между тем, искала в отношениях ежедневный и ежечасный «огонь»,  искренние комплименты, «пожар любви и страсти». Тот самый  «пожар»,  который в состоянии потушить лишь мощный и надёжный «шланг». Вот такой «брандспойт» она наконец нашла у сапожника Алиаббаса. Что особенно важно было для неё, так это его неугасающая страсть к развратным позам. Вот уже полгода этот «монстр» буквально сводил с ума стареющую Первую леди.

Она опустилась перед ним на колени и шёпотом спросила: «Скажи, кому из вас двоих повезло больше? Мне это важно знать!» Он спустил на ней бельё,  раздвинул ягодицы, прошёлся большим пальцем: «Такого сокровища нигде в мире больше нет. Твой муж насытился тобой и уже не замечает.»

Баладжа-ханым таяла от его неприличных комплиментов. Её губы с жадностью обхватили «молот» любви, и она с наслаждением прислушалась к его протяжному стону.
 

 14. Фокус Галины Леонидовны.

Галина уже выходила из ванной, когда Юрий крикнул ей через дверь: «Звонила Светлана Владимировна. Просила перезвонить.» С чалмой на голове она стала искать свой халат. Юра даже не обратил внимания, что жена разгуливает нагишом. А ведь было время проходу не давал: лапал при людях, кружил вокруг неё, как кобель перед сучкой. «Неужели так быстро остыл?» -подумала Галя и набрала свою лучшую подругу.

Света предложила встретиться ближе к обеду: «Так хочется плюнуть на всё и уехать к ё...й матери! Всё надоело!» Вновь жаловалась на трения между мужем Колей и Юрием Андроповым. Галина возмутилась: «Не понимаю, куда смотрит папа? Этого мудозвона давно пора отправить на хрен в музей!» Затем посмотрела в сторону Юрия, который искал свежую майку. На его спине были следы характерных царапин. «Опять трахался с секретаршей, сукин сын!»- тут же определила Галина.

И её осенила дерзкая идея: «Слушай, Света, а давай-ка мы с тобой махнём так далеко, чтоб нас долго искали!» Они встретились в сауне на Тверской. Галина поделилась своей идеей: «Там у них столько камушек, что нам с тобой хватит на всю оставшуюся жизнь. Отари всё устроит!» Светлана её чуточку поправила: "Отари под наблюдением. Я тебя познакомлю с Джабой. Он просто офигенный мужик!" Затем призадумалась и спросила: «Но как ты устроишь цирк в Армении?» Галина успокоила: «Не я, а Игорь устроит. Это будет новый фокус, мы с тобой обхохочимся!»

В Армении, как известно,  исторически прослеживается тайная любовь к цирковому искусству. Существует множество легенд о повальном увлечении древних армян иллюзиями, ловкостью рук, манипулированием толпы, различными трюками и фокусами. Одним словом, им не занимать мастерства в формировании массового сознания.

Историки не дадут мне соврать: с каждым новым столетием этот талант шлифуется, совершенствуется и достигает определённого эффекта. В той или иной степени. Хотя по правде говоря, иной раз палят из пушек по воробьям. С соответствующим успехом.

И вот представьте себе при таком раскладе,  всемирно известный волшебник, гениальный фокусник всех времён и народов Игорь Эмилевич Кио решил удивить самих армян. Его гастроли были обьявлены буквально неожиданно. Надо сказать, что в Армении подошли к этой новости со всей серьёзностью. Занявший год назад высокий пост Первого секретаря ЦК товарищ Демирчян пригласил к себе недавно назначенную на пост заместителя главы правительства Эрну Мовсесян. Ещё в прошлом году она была министром образования, и их с Кареном Серобовичем связывали не только тесные служебные узы.

Она ответила на его вопрос «как дела?» после неприличной паузы с обидой в голосе: «Хорошо что вспомнил обо мне. Где же ты был на мой день рождения?» Ей в прошлом месяце стукнуло пятьдесят. Карен Серобович перешёл на нижнюю октаву. Ибо секретарша Кларета имела обыкновение подслушивать и затем докладывать до мелочей своей тёте, известной поэтессе Сильве Капутикян.

«Цаветанем, совсем из головы вылетело! Прости, пожалуйста. Но подарок у меня в сейфе. Жду тебя через полчаса по очень важному вопросу: к нам едет фокусник!» Эрна Арутюновна посмотрела на часы: «За полчаса я не успею... даже подмыться. Буду через час.» И бросив трубку, вызвала водителя.

Вошёл бывший, но всё ещё любимый зять. Эрна Арутюновна припудривала носик: «Самвел-джан, быстренько езжай домой, зайди в спальню, найди во втором ящике комода чёрный бюстгальтер, в третьем ящике – голубые в горошек трусики. В самом нижнем – сиреневую комбинацию. В ванной - французский дезодорант. Привези мне срочно.» Самвел кивнул головой, но дойдя до двери вдруг впомнил: «А ты уверена, что нужны голубые в горошек? Я же вчера утром их бросил в грязное бельё.»

Она вновь оценила здравость его рассуждений: «Да, да. Совсем потеряла голову. Принеси черные, или... любые на свой вкус. Только поскорее: этот идиот опять зовёт, будто на «пожар». Сочиняет про какого-то фокусника, как будто я ему школьница, не знаю его фокусы!» Самвел остановился у дверей: «А ты разве не в курсе? Говорят, Игорь Кио приготовил какие – то новые номера специально для Армении.» Эрна Арутюновна призадумалась. Затем поменяла планы: «Тогда отпадает. И так сойдёт!»

Она отличалась пунктуальностью. Особенно, когда речь шла о встречах с любовниками. Уже входя в приёмную товарища Демирчяна, она обратила внимание, что часы над головой секретарши показывали 2 часа тринадцать минут. Кларета учтиво поздоровалась с ней и доложила шефу: «Карен Серобович к Вам зампредсовмина.» Раздался его зычный голос: «Очень хорошо, пусть входит.» Прикрыв за Эрной Арутюновной двойную дверь, Клара чуть задержалась в проёме. Услышав характерные звуки поцелуев, она побежала к столу и набрала знакомый номер: «Тётя Сирвард, эта шалава опять здесь и уже целуются!»

Между тем, Карен Серобович всего лишь  хотел лично проинструктировать Эрну Арутюновну: «Дело тут не в Игоре Кио, как ты понимаешь. Для тайной встречи с  ним в Ереван летит Галина Брежнева. Мы не можем упускать её из виду 24 часа в сутки. Тем более, что она хочет сохранить свой визит в секрете.» Эрна удивилась: «Но ведь она же замужем уже. В секрете от мужа, или от отца?»

Карен понизил голос: «От обоих. Отец, кстати на Кубе, а муж уехал в командировку на Дальний Восток.» Эрна задумчиво улыбнулась: «А в Галине проснулась былая любовь. Как я её понимаю, Карен!» Её голос прозвучал в такой тональности, что он нажал на кнопку селектора: «Не соединяй меня ни с кем ...минут двадцать!» Спустя девятнадцать минут Самвел увозил её на дачу: Эрна решила вызвать к себе свою дочь. С этими фокусами одной не справиться.

Арега приехала к матери на дачу, заодно чтобы повидаться со своим уже пятилетним сыном. Мальчик рос под наблюдением бабушки и  няни-домработницы. Ребёнок спал, и Арега решила подняться к матери на второй этаж, где она обычно отдыхает после работы . У дверей пришлось остановиться. Из спальни доносились характерные звуки. Судя по стонам, мать явно была не одна.

Арега вдруг вспомнила, как несколько лет назад она вот также неожиданно застала в спальне своего мужа Самвела, с его юной племянницей Марго. После этого они и разошлась. Но недавно была удивлена, когда узнала, что мать взяла его на работу в качестве персонального водителя. Хорошо зная неуёмный аппетит их обоих, Арега понимала, что тут не всё так просто. Мать всегда принимала сторону зятя. И даже не скрывала своих планов на него.

Арега спустилась вниз. Не прошло и полчаса, как вновь заскрипела лестница. Первой спустилась мать, на ходу застёгивая халат. Они обнялись. Ареге показался знакомым запах мужского одеколона. И в ту же минуту увидела на лестнице Эрика. Была готова увидеть кого угодно, даже Карена Демирчяна! Но только не Эрика! Это был тот самый Эрик, который провёл с ней сказочную ночь перед своим отьездом в Карабах, когда она была беременна. И это был отец той самой маленькой шлюхи Марго, с которой изменял её бывший теперь муж. «Значит, моя мать спит и с Эриком?! Уму непостижимо!» - подумала Арега, но не подала виду.

Эрик, увидев её покраснел, словно школьник, застигнутый за мастурбацией.  Сухо поздоровавшись с Арегой, он пробурчал себе под нос: «Я тороплюсь. Ужинать не буду. Увидимся позже.» Эрна заметила его смущение, но не придала этому значения. Проводив Эрика, она отпустила и домработницу: «Можешь уйти сегодня пораньше, Кнарик-джан.»

Затем отвела дочь в сторону стола: «Как хорошо, что ты приехала. Я как раз собиралась тебе звонить. Завтра к нам прилетает Галина Брежнева. Хочу тебя с ней познакомить.» Мать даже не собиралась обьяснить дочери ситуацию с Эриком. Как будто, ничего не произошло!  Арега отпила глоток красного вина, чтобы не выдать испорченное настроение: «Она прилетает за бриллиантами, наверное.»

Мать покачала головой: «Не совсем. За пипиской! Её первая любовь уже здесь, Игорь Кио. Причём, это теперь государственная тайна. А Карен Демирчян хочет, чтобы я сопровождала её.» Арега улыбнулась: «Неужели даже в постели?» Эрна подвинула к дочери вазу с салатом: «Я слишком стара для этого. А вот ты могла бы составить ей кампанию.» Арега с удивлением посмотрела на мать: «Ты с ума сошла?» Эрна отпила вина и добавила: «Насколько я знаю, Галина....как бы это тебе сказать.. «обоюдоострая». У неё есть любовницы.» Мать смотрела на неё однозначно давая понять, что подозревает дочь в том же.

Арега покраснела от мысли, что мать узнала о её отношениях с Гаянэ Мирзоян.  Эрна положила руку на плечо дочери: «О тебе тоже уже ползут слухи. И я даже знаю, откуда растут ноги.» Арега догадалась сама:  «Кочинян?» Мать усмехнулась: «На пенсии ему скучно, вот и веселит своих партнёров по домино».   

Арега решила сменить тему: «А зачем всё это нужно Демирчяну? Галина хоть и дочь Брежнева, но не в Политбюро пока.» Мать положила салат к себе в тарелку: «Карен Серобович хочет, чтобы я  сблизилась с Галиной. Она носитель важной информации.»

Арега допила вино и спросила: «А ты всё ещё близка с Кареном?»  Эрна усмехнулась: «Я ещё не помню, чтобы ко мне кто-нибудь остыл, прежде чем станет покойником». Дочь оценила самодостаточность матери. В ней всё ещё было нечто суперженственное, какая-то изюминка, которая притягивает многих мужчин. Она с улыбкой призналась: «Мне надо многому научиться у тебя». А потом решила спросить: «А ты не боишься, что Демирчяну вряд ли понравятся...твои шалости с женатым мужчиной».

Эрна решила, что настал момент, когда необходимо раскрыть тайну. Она  положила дочери обед в тарелку: «Карен знает, что Эрик мне не чужой человек. Я долго скрывала, пока был жив ...твой отец. Хотя Сурен вовсе не был твоим отцом. Но теперь и ты должна знать правду.  Дело в том, что я зачала тебя от Эрика. И Сурен лишь перед смертью узнал об этом от меня».

Бокал с вином выпал из рук Ареги. Она застыла, словно её парализовало. Ей стало трудно дышать. Мать увидела её бледность и вскричала: «Что с тобой, детка? Не пугай меня! Напрасно я рассказала тебе!» Арега посмотрела на мать со слезами на глазах: «Что ты натворила, мама? Почему ты так поздно...сказала мне об этом?» Эрна только сейчас поняла, почему смутился Эрик: «Ты ...с ним ...спала?»   В наступившей тишине послышались детские шаги: на их крики проснулся маленький Эрик.

Эрна вскочила на ноги и обняла внука. Стала внимательно всматриваться в его лицо, как будто видела впервые. Затем вопросительно посмотрела на дочь. Арега прочла её мысли и покачала головой: «Нет, он от Самвела, твоего любимого водителя».

Арега ехала домой с мыслями о детстве. Теперь когда мать раскрыла свою тайну, Арега стала отрывочно припоминать её частые перешёптывания, слишком тесные обьятия, многозначительные взгляды с Эриком в присутствии родни. Было ясно, что мать скрыла это и от Эрика. Между тем, уже будучи подростком, Арега постоянно ощущала на себе его игривые взгляды. Она и сама испытывала к нему необьяснимое влечение.

Его крепкие руки, волосатя  грудь, приятный баритон притягивали к себе магнитом девочку-подростка. Её всё время тянуло посидеть у него на коленях. Ощущать своей попой его возбуждённый член. Запах табака и мужского одеколона сводил её с ума. Позже уже когда у неё начались месячные, она стала видеть эротические сны, героем которых непременно был Эрик. Она просыпалась из-за влажного белья.

Однажды, когда мать была занята беседой по телефону, неожиданно открылась дверь в ванную, где Арега купалась. Это был дядя Эрик. Но она даже не вскрикнула. Наоборот, шутливо спросила: «А ты не хочешь натереть мне спину?» Он с улыбкой взял из её рук мочалку и стал намыливать ей попу. Она прикрыла веки и не хотела, чтобы он останавливался. Но тут раздался крик матери: у неё пригорел обед на плите.

После того случая между ними возникли особые отношения. Будто оба совершили преступление и обьединены тайным сговором. И наконец,  та первая и последняя ночь с Эриком запомнилась ей, как самый счастливый миг в её жизни.

Она пристроила «Москвич» к тротуару и поднялась к себе. Не успела переодеться, как зазвонил телефон. Это была её теперь уже самая близкая подруга, Гаянэ Мирзоян из Степанакерта: «Можешь меня поздравить, зайка. Я теперь Первый секретарь Обкома Партии.»  Арега присела от неожиданности: «Ты меня просто пригвоздила этой новостью! Значит Алибеков выполнил своё обещание.  Хочу тебя обнять. И не только...обнять!»

Гаянэ после паузы призналась: «Я и сама соскучилась. Может, приедешь? Хотя бы на пару дней.»  Арега призадумалась. Затем вдруг её осенило: «Ты знаешь, возможно приеду. И даже не одна. Завтра к нам едет самая важная дама из Москвы. Ты догадываешься, о ком я?» Гаянэ спросила: «А разве у нас есть такая...? Я думала, только в Америке бывают первые леди.» А потом вдруг поняла: «Не может быть! Слушай, вези её к нам. Я такую встречу организую, что Алибеков в Баку сдохнет от зависти!» Арега не хотела её разочаровать: «Завтра буду с ней в цирке. Попробую уболтать.»

Ереванский цирк был реконструирован несколько лет назад,  и теперь вмещал почти полторы тысячи зрителей. Билеты на Кио были распроданы за неделю вперёд. У входа перед началом представления спекулянты предлагали по баснословной цене: в десятикратном размере. В первый день на Кио мог попасть только счастливчик: подавляющее число зрителей были из номенклатурного списка ЦК, Совмина и горкома партии.

Зал был забит до откза. Но в ложе для руководства никого не было. И только когда потух свет и загремел оркестр в полумраке появились Галина Брежнева и Эрна Мовсесян, заместитель Председателя Совета министров. Дамы были в вечерних нарядах. На голове Галины красовалась широкополая чёрная шляпа, лицо было наполовину прикрыто вуалью. Открытое декольте не скрывало от публики пышную белоснежную грудь, пухлые губы были густо напомажены. Рука царственно обмахивалась китайским веером.

Эрна Арутюновна выглядела строго. На ней был тёмно-синий костюм, без особых украшений. На груди сверкал депутатский значок. То есть чисто деловой партийно-правительственный прикид! Вслед за ними зашёл директор цирка с маленьким столиком,  бутылкой армянского коньяка и вазой с национальными персиками. Он сам лично разлил по рюмкам и тихо провозгласил: «С приездом на арену древнего армянского Госцирка.»

Галина протянула рюмку в сторону Эрны: «Приятно с Вами познакомиться. Можете звать меня просто Галей.» Мовсесян с улыбкой поддержала: «Я тоже не люблю церемоний, зовите меня Эрной.» Когда в ложу вошла Арега, Галина внимательно измерила её взглядом ценителя женской  красоты: «А это наверное Ваша красавица твоя дочь, о которой Вы говорили! Садись, детка, поближе. Ты просто прелесть, как хороша!»

Раздались зрительские овации и на арене появился главный герой: Игорь Кио. Он был, как всегда, на высоте. Зал с замиранием сердца наблюдал за тем, как он «сжигает» одну женщину в огне, превращает другую красавицу в львицу. Особый эффект, как всегда,  вызвал номер с распиливанием изящной и послушной дамы. Галина нагнулась к уху Ареги: «Не удивлюсь, если он разденет кого-то из зрителей донага.»

Ареге показалось, что Галина пытается показаться слишком....настоящей. В ней разыгралось любопытство: «А Вы бы согласились, чтобы он раздел Вас в присутствии зрителей?»  Галина положила руку ей на бедро, коснувшись пальцем лобка: «Только если ты меня очень попросишь, крошка.»  Арега поняла, что это был откровенный зов, и ночь пройдёт в обьятиях этой настойчивой мадонны.

В антракте директор цирка вновь появился в ложе, но теперь для того, чтобы прикрыть бархатный занавес: «Игорь Эмилевич хотел бы выразить вам, дамы, своё уважение.» И тут же за его спиной появился фокусник. Первым делом он поцеловал руку Эрне Мовсесян: «У вас в Армении столько красивых женщин, что можно потерять голову.» Эрна улыбнулась: «А Вы не бойтесь потерять голову. Я всегда могу помочь вернуть голову на место.» Они обменялись взглядами, не оставляющими сомнения во взаимности намерений.

С Галиной они сухо обнялись, но даже не поцеловались. Игорь шутливо спросил: «А муж-то в курсе, что Вы здесь, Галина Леонидовна?» Она игриво шлёпнула его по губам: «А кто тебе сказал, что я замужем? Это муж ...за мной!» Его взгляд остановился на Ареге: «Вы очень похожи на мать, но она выглядит Вашей сестрой.» Это был комплимент, вновь адресованный Эрне. В это время раздался звонок, возвещающий о втором отделении.

Игорь Кио поклонился: «Буду счастлив, если мы продолжим знакомство в гостинице. У меня по такому случаю есть пара бутылок французского шампанского.» Эрна ответила за всех: «Только если Вы не разрежите нас, раздев догола и надев на свою шпагу.» Это зазвучало так откровенно неприлично, что Галина ущипнула Арегу за попу: «С такой мамой не пропадёшь!» Игорь таинственно улыбнулся Эрне: «Вы достойны лишь настоящего рыцаря с настоящей шпагой!»

В гостинице «Эребуни» были всего четыре люксовых номера. Совет министров зарезервировал все четыре. Администратор встретил гостей у регистратуры. Эрна Мовсесян поманила его пальцем к себе и на армянском приказала: «Покажи нам самые лучшие номера.» Ей хотелось произвести эффект на Игоря Кио.

Номера оказались друг против друга. Опередив Эрну, Галина взяла один из ключей из рук администратора и потянула за руку Арегу: «Я так долго терпела, что боюсь описаюсь прямо здесь в коридоре. Пусть меня простят мужчины.» Арега поняла, что это всего лишь повод уединиться.

Войдя в номер, Галина не включая свет,  повернула ключ в замке и прижала её к стене. Они стояли лицом к лицу, неотрывно изучая друг друга. Галина дышала часто и нервно. От неё пахло коньяком  и табаком. Её осоловевший взгляд напоминал Ареге пьяных мужчин, готовых изнасиловать свою жертву. Когда её губы приблизились для поцелуя, Арега прикрыла их рукой: «Прости, но в постели командовать я люблю сама. И тебе надо бы пописать сначала.»

Галина обмякла, словно получила удар ниже пояса: «Как скажешь, принцесса. Я хочу лечь под тебя.» Арега вдруг поняла, что эта дама всего лишь играет чью-то роль, и решила довести «спектакль» до занавеса. Она слегка подтолкнула её: «Разденься и пошли под душ, Галина Леонидовна...если не врёшь.»

При свете в ванной Арега увидела перед собой женщину лет тридцати, не больше. Слегка полноватая и небольшого роста. Когда тёплая вода смыла макияж, Арега уже почти была уверена, что это не Галина Брежнева. На левой ягодице красовалась необычная татуировка: опущенный мужской член. Арега погладила тату: «У тебя в зоне была одна хозяйка, или ты шла по кругу?» У Галины искривилось лицо: «А тебе не всё равно. Я же согласна быть снизу.» Арега прошлась рукой по её соскам: «Мне не всё равно, кому позволю лизать себя. Назови погоняло, сука.»

Они проснулись очень рано: кто-то настойчиво стучался в двери. Арега набросив на себя кофту и юбку, открыла с недовольным лицом. Перед ней стоял молодой и симпатичный генерал-майор милиции: «Чурбанов, Юрий Михайлович. Мне сказали, что Галина Леонидовна, моя жена в этом номере. Могу я войти?» Арега улыбнулась: «Вас обманули, товарищ генерал-майор. Галины Леонидовны здесь нет. Ищите её в Грузии.» Из-за спины Ареги испуганно выглядывала Машка по кличке "Полтинник".

На утренний шум чуть приоткрылась дверь напротив. Мать Ареги, Эрна Арутюновна в одной прозрачной комбинации протирала заспанные глаза. Дождавшись, когда генерал прошагал по коридору не солоно хлебавши, она заплетающимся языком пожаловалась: «Вот тебе и номер. Мой фокусник час назад признался про розыгрыш. Не цирк, а сплошное кино.» Потом приложила палец к губам: «Только смотри,  строго между нами!»


15. О внутренних делах.

Она была моложе Коли на целых семнадцать лет. Но познакомившись с ним в юном возрасте, Светлана не раздумывая бросилась к нему в обьятия. Этот стройный и красивый майор свёл её с ума в первую же ночь. И даже позже, спустя годы она в постели ещё долго не замечала разницы в годах. Проблемы начались позже, когда она достигла критического для женщин возраста. Она стала хотеть близости всё чаще, а он мог «фонтанировать» всё реже.

У Николая начались проблемы с простатой. Она как врач, прекрасно понимала сложности, помогала ему советами, как могла. Но урология в СССР, как и собственно говоря, вся медицина развивалась от сьезда к сьезду согласно решениям Партии и Правительства.

Кто-то внушил Коле, что эрекция у мужчин улучшается в зависимости от разнообразия партнера. Света подозревала, что его склоняет к этому некая Москвина, андроповская шлюха.  С каждой новой женщиной ему казалось, что в следующий раз будет выше, крепче и дольше. Но «станок» перестал его слушаться. Не помогали ни врачи, ни лекарства.

Она стала замечать пятна на брюках, засосы на шее и прочие симптомы измен. Но все попытки, закрыв на это глаза,  получить некое подобие оргазма заканчивались слезами в ванной.  После разговора с Галиной Брежневой она поняла: дело тут даже не в урологии, а в обычной женской притягательности. У Галины, по её словам,  не проходило даже дня без полнокровного удовлетворения в постели: «Да я сдохну, если не кончу!Иногда даже несколько раз". Она поделилась с подругой главным секретом: «Каждая новая «шпага» стоит наголо пока видит в тебе свою «ножну» . Надо менять «шпаги» раньше, чем она найдёт для себя другую задницу.»

Лёжа в постели, с брезгливостью прислушиваясь к храпу мужа, от которого пахло чужими духами, Светлана никак не могла уснуть. Встала, накинула халат и прошла на кухню. Уже начатая бутылка «Царской» водки тянула к себе продолжить. Обычно после второй стопки Светлана начинала ощущать некоторый спад напряжённости.

Расскачиваясь в кресле, рукой прошлась под резиночки трусов и приласкала лобок. Пальцы сами вошли в уже влажные «врата любви» и слегка ущипнули возбуждённый клитор. С этой минуты она уже по накатанной плыла в приятных воспоминаниях.

Впервые она изменила мужу ещё в 1969-м, в сорок два года. Был самый обыкновенный понедельник. Запись больных к отоларингологу был невелик: всего три человека. Третьим был высокий, широкоплечий, с восточным загаром и музыкальным грузинским акцентом мужчина. Нет, не мужчина, а красавЕц! Светлана стала изучать его карту, боясь поднять на него глаза. Отари Лазишвили, 39 лет, начальник текстильного цеха, в Москве проездом.

Но тяжёлые веки стали сами подниматься, ибо ниже пояса в ней уже бушевал чисто биологический интерес к этому откровенному самцу. Больше трёх месяцев они с Николаем не только не были в близости, но уже несколько недель даже не разговаривали. Она узнала о его связи со своей родной племянницей.

Теперь сидя напротив пациента, от которого исходила мужская потенция, Светлана чувствовала, что её неприступная крепость готова пасть под его «клинком».  Его взгляд «шалил» по её взбухшим соскам, пробивающим даже накрахмаленный белый халат. Она непроизвольно запахнула воротник и подняла на него свои истосковавшиеся по мужской ласке глаза: «Что Вас беспокоит, больной Лазишвили?»

Он с улыбкой ответил шуткой: «Беспокоило горло, пока ждал своей очереди. Но теперь уже прошло. Вы умеете лечить даже своим взглядом, доктор.» Это её рассмешило и сняло напряжение. Она усадила его в кресло и села напротив: «Откройте рот пошире, высуньте язык.» Их ноги соприкасались, халат слегка распахнулся. Она вспомнила, что под халатом была в короткой комбинации. Заметила его взгляд. И почему-то шире раздвинула ноги.

Он теперь наслаждался не только комбинацией, но и розовыми трусиками. Подсознательно Света понимала, что этим самым она подаёт ему сигналы. Но ничего не могла с собой поделать. Вспомнила слова Гали: «С ним я кончала по пять раз подряд!» Имела ввиду юного Игоря Кио. Светлана Владимировна обратилась к медсестре: «Ты можешь идти домой, Танечка. Я справлюсь сама.»

Они смотрели друг другу в глаза. Светлана испытывала необьяснимое и фантатстическое влечение к этому грузину. Словно находилась под его гипнозом. Его вопрос застиг её врасплох: «А можно Вас пригласить на ужин?» Она покрылась краской. Должна была вроде послать его ко всем чертям со словами: «Я Вам не уличная девка!» И удивилась собственному голосу: «Я люблю кухню в «Метрополе».

Дальше всё закружилось, как в карусели. Она прилетела домой словно на крыльях. Велела водителю Косте заехать за ней к половине восьмого. Перерыла весь свой немаленький гардероб, чтобы найти подобающий наряд. Остановилась на крепдешиновом платье тёмно-сиреневого цвета с глубоким декольте. Почти час рылась в поисках подходящего белья. И наконец, нашла среди драгоценностей любимые когда-то бусы из натурального жемчуга.

Оглядела себя в зеркале: «Такое впечатление, что снова выхожу замуж!» -подумала про себя. Даже Костя, всегда подтянуто-серьёзный водитель, увидев её, изменился в лице: «Едем на день рождения, Светлана Владимировна?» Она даже не ответила, подбирая в голове слова при встрече с Отари. Но тут заметила, как строгий всегда Костя, поправил зеркало заднего видения. Светлана поняла, что его привлекло: подол платья задрался слишком высоко. «Господи, сколько в мире мужчин, желающих уложить меня в постель! А у Коли даже не стоит на меня!»

Ужин не отличался чем-то особенным. За исключением шампанского: оно в тот вечер было таким вкусным, зараза, что Светлана не могла остановиться. Уже к половине одиннадцатого они лежали в его номере в гостинице «Москва» в чём мать родила. Она была пьяна не только от выпитого. Её голова кружилась от шквала любви и страсти. Он практически не оставил на её теле ни сантиметра без поцелуев и ласк. Она впервые за сорок с лишним лет открыла для себя любовь в позе «валетом». Отари доставил ей такое наслаждение своим языком, что она буквально рыдала от бесконечных оргазмов.

И никакой «шпаги» у Отари не было и в помине! Он обладал «автоматом калашникова»: стоит грозно и безупречно, стреляет без осечки, и после каждой стрельбы «смазывает» языком следы на месте преступления. Светлана вдруг поняла простую истину: до сих пор она никогда не занималась любовью. Коля просто трахал её, чтобы выпустить пар!

К двум часам утра она уже одетая, стояла у дверей и была готова ехать домой на такси. И вдруг совершенно неожиданно для себя присела перед ним на колени, растегнула ему ширинку и шёпотом спросила: «Можно ещё раз на посошок?» Вроде бы уже обессилевший «автомат» выглядел опустошённым. Но к её удивлению вновь стал «заряжаться». Её пальцы ощутили вздувшийся «приклад».  Он воодушевился вновь и через пять минут мгновенно «выстрелил» и попал в цель с таким апломбом, что ей пришлось пройти снова в ванную, что умыться.

В половине четвёртого утра он подвёз её к дому, уже в машине надев на её средний палец кольцо с бриллиантом.

В субботу на даче за завтраком она как бы невзначай спросила мужа: «А кто такой Отари Лазишвили? Ты слышал о нём?» Николай Анисимович с удивлением поднял на неё глаза: «Я-то слышал. Это же барыга, известный расхититель социалистической собственности.» Светлана доложила ему отбивную котлету с чарующей улыбкой: «Вот бы познакомиться с ним поближе. Иной раз так нужен расхититель собственности!»

Николай отодвинул тарелку, встал и надел китель: «Шуточки у тебя какие-то шальные. Ты смотри у меня.» Она подошла со спины со щёткой для одежды. Начала, как всегда с плеч: «И когда Лёня подарит тебе одну, но большую звезду? И почему ты уменя такой умница ещё не в Политбюро?» Коля таял от таких комплиментов. Его рука тяжело легла на попочку жены. Правда, без особых желаний: «Обещал скоро. Но ты имей ввиду: этот сукин сын из Лубянки, "Ювелир", наблюдает за нами под микроскопом!»

В тот день Светлана поняла: Отари – один из немногих  подпольных миллионеров. Соломон Фельдман, эксперт по драгоценностям из МУРа оценил стоимость кольца в триста тысяч рублей. Он же рассказал об Отари более подробно. «Большой сердцеед,  уложил в постель всех даже целомудренных жён партактива Грузии. От него без ума и сама «царица Виктория», жена Мжаванадзе. Недавно узнал, что министр внутренних дел Эдуард Шеварднадзе приревновал Отари к своей двоюродной сестре, с которой сам перепихивается. С тех пор они кровные враги».

Света не находила себе места в ожидании его звонков. Они встречались почти каждую неделю. Но до каждого следующего тайного свидания она считала часы и минуты. Однажды он неожиданно завалился в ту сауну, где они с Галиной часто расслаблялись вдвоём. Светлана уже была подшафэ и не могла отказать себе в удовольствии уединиться с ним в парной. Стоя коленями на полотенце, растеленном на полу, она так увлеклась, что даже не заметила, как в парную вошла подруга. Подняв голову она была поражена: Галина целовала его взасос.

Она выскочила в предбанник, будучи уверена, что и он последует за ней. Но они вышли оттуда только через полчаса измочаленными, будто после олимпийской скачки. Уже после того, как Отари ушёл, произошёл скандал. Светлана, напившаяся с горя, уже окончательно потеряла контроль и с размаху отхлестала подругу по лицу сухим веником. Галина сначала опешила. А затем вдруг так взбесилась, что Света даже испугалась. Опрокинула Свету голым задом на горячую лавку в парной, оседлала лицо своей плотью и взорвалась матом на всю баню: «Лизать будешь меня, сучка, всю жизнь! Опущу тебя, как последнюю шлюху!» И опустила ведь. Светлана задыхалась, барахталась, вопила, но в конце концов сдалась. Через минут пятнадцать Галина взвыла от очередного оргазма и выпустила, наконец, её на свободу.

Чай самоварный пили уже, как ни в чём не бывало. Свете показалось, что она приобрела для себя хозяйку. С того рокового дня ещё не было случая, чтобы Светлана не исполняла пьяных капризов подруги. И чеcтно говоря, нашла в этих шалостях, вначале унизительных, а потом даже приятных,  своеобразный способ выпускать пар. В следующий раз, когда позвонил Отари, она отшила его металлическим тоном: «Вы ошиблись номером». И с тех пор он исчез из её поля зрения.

Когда она сквозь прикрытые веки увидела, как стрелки часов показывают пять тридцать утра, Светлана так и не получив удовлетворения, поплелась в ванную: скоро проснётся муж. Генерал-полковник обычно начинал утро с пробежки километров пять по кварталу на набережной. Затем нырял под душ и садился за завтрак, приготовленный любимой женой. Но сегодня обойдётся. Пусть его кормит буфетчица в Министерстве.

Светлана любила стоять под душем ранним утром. Никто не мешал, да и напор воды был тот, что требуется для баловства. Когда струя тёплого потока коснулась измученного клитора, она прислонилась к кафелю и окунулась в прошлое. После разрыва с Отари Света выглядела состарившейся лет на десять. В поликлинике сослуживцы тайком перешёптывались, строя догадки. Даже Николай заметил её удручённый вид.

Как-то вернулся с работы с бумажным пакетом в руках: «Здесь путёвка в наш санаторий. Отдохни месяц, на тебя страшно смотреть.» Она хотела сразу отказаться, но он обнял её сзади и прошептал: «Он тебе не пара. Скоро его «закроют», причём надолго.» Светлана взяла отпуск и уехала на Минеральные воды, в Кисловодск. Санаторий «Красный восток» был местом лечения и отдыха для сотрудников МВД СССР.

Помимо прочих процедур ей предложили и специальный массаж. Алина Васильевна, женщина лет под пятьдесят, с громадными ручищами имела богатый опыт. Через эти руки прошли десятки генеральских жён. Под тихую классическую музыку, она проникала буквально во все щели организма. Светлана выходила от неё, словно её поимела рота солдат. Но поимела с наслаждением.

Как-то придя в назначенное время,  она обратила внимание, что Алины Васильевны нет. Девушка из регистратуры предложила раздеться и лечь: «Алина Васильевна приболела. Но её сегодня заменят.» Через минуту в комнату вошла симпатичная и величественная дама. Это была Лили Иоселиани. Светлана узнала её по спектаклю, который смотрела в Ленинграде пару лет назад. «Я разумеется умею делать и массаж, дорогая Светлана Владимировна. Но сегодня упросила главврача встретиться с Вами по другому поводу. Мой брат мечтает поцеловать Вам руку, если позволите.»

Так весьма необычно она познакомилась с Джабой. Высокий и стройный, блестящий знаток русской поэзии и мировой литературы, он обладал тончайшим вкусом и был настоящим аристократом. Он покорил её спустя час после их первой встречи. В отличие от Отари он доводил её до оргазма, ещё даже не раздев: только своим баритоном и божественными стихами. Это он посвятил ей задолго до знакомства:

«Пара печальных, тоскливых очей
Лишила покоя и дней и ночей,
Потерян мой дар и слов, и речей,
Я стал сам не свой, лишь твой. И ничей.»

Уже позже он рассказал, что эти строки были написаны в тот вечер, когда он совершенно случайно увидел чету Щёлоковых на приёме в Тбилиси. Светлана была потрясена от этих строк. Они провели волшебную ночь в пятигорской гостинице. Прощаясь, он спросил: «У нас не принято расставаться с любимой женщиной без подарка. Не откажи принять это колье от меня.» Это была работа испанского ювелира 18-го века с росыпью алмазов и с одним редчайшей красоты красным алмазом посередине. Он сам застегнул подарок на её шее.

Она спросила вслух, будто разговаривая с собой: «А что я скажу мужу, министру внутренних дел?» Он стоял за её спиной пожирая её своими ненасытными глазами. И ответил очень своеобразно, коснувшись именно «внутренних дел». Приподнял подол платья и аккуратно приспустил трусики. Она непроизвольно опёрлась руками об столик под зеркалом. Удивлённо спросила: «Опять? Ты же кончил... десять минут назад! Причём, уже во второй раз!» Веки прикрылись от соприкосновения с чем-то крепким и настойчивым. У неё спёрло дыхание, и она лишь успела попросить: «Только не спеши....дай мне хотя бы опомниться.»

Он проводил её на вокзал с роскошным букетом роз. После знакомства с Джабой Светлана вернулась в Москву порхающей бабочкой. Она бросилась на шею Николаю, который встречал её в парадной форме: «Как я соскучилась по моему генералу! Спасибо тебе за праздник. Я наконец-то пришла в себя после тяжёлой болезни.»

Он был безумно счастлив такой перемене. И даже ночью попытался сделать ей приятное в постели. Но Света поцеловала его в лоб и успокоила: «Не это главное, Коля. Лишь бы ты был у меня здоров и держался на плаву.»

На следующее утро он не стал будить жену для завтрака. Придя на работу велел адьютанту связаться с буфетом. Надежда впорхнула в кабинет министра с чарующей улыбкой: «С добрым утречком, Николай Анисимович.» Белая поварская куртка была раскрыта на груди до неприличия: знала, что министр сделает комплимент. Разложила яичницу, хлеб с маслом и сыром прямо на докладную записку. Николай Анисимович недовольно схватил бумагу: «Осторожно, Надюха. Я ж ещё даже не читал.» И пробежал глазами. Речь шла о задержании Отари Лазишвили с чемоданом денег в приёмной Генерального Прокурора Руденко.

От неожиданности Щёлоков откинулся назад в кресло и тяжело вздохнул. Надежда по-своему поняла министра: «Двери закрыть, или сделать Вам по-быстрому минет?» Он посмотрел на неё словно видел впервые: «Спасибо, Надежда, за завтрак. Иди к себе...я позову, если понадобишься.»

Дождавшись, когда дверь за ней захлопнется, Николай позвонил домой: «Слушай, Свет очей моих. «Закрыли» твоего расхитителя. И ты знаешь, с кем он ночевал в гостинице накануне? Не поверишь! С этой сучкой «Ювелира». Москвиной Наташей.»

Светлана хмыкнула: «Туда ему и дорога. Постарайся и её «закрыть». Щёлоков после небольшой паузы ответил: «Этим занимаются в конторе «Ювелира». Но меня волнует лишь вопрос не «запоёт» ли грузин о камушках твоих?» Светлана тут же его успокоила: «Не беспокойся. Есть люди, которые закроют ему пасть в клетке.»

Николай Анисимович решил задать вопрос, который его мучил после её приезда из Кисловодска: «А кто тебе подарил колье с красным алмазом?»

Светлана отрезала властно и безапелляционно: «Кто подарил, тот и займётся, если надо болтливым расхитителем. Хочешь с ним познакомиться?»


16. Московские тайны.

Заседание Пленума было кратким. Никаких особых судьбоносных постановлений не было, да и не планировалось. Леонид Брежнев обратился к залу: «Дорогие товарищи.» Наступила тишина. Он долго рылся в бумагах, затем повернул голову в сторону Суслова и спросил: «Так о чём идёт речь?»  Михаил Андреевич шёпотом подсказал: «Выдвижение товарища Алибекова.» Брежнев кивнул головой: «Вот что, товарищи. Предлагается ввести в состав Политбюро Первого секретаря ЦК Компартии Афганистана товарища Алибекова Гейдара Али Акпер оглы.» Суслов тут же поправил: «Азербайджана, Леонид Ильич. И всего лишь кандидатом.»

В зале раздались жидкие аплодисменты. Карен Демирчян толкнул локтём сидевшую рядом поэтессу Сильву Капутикян. Она подняла руку. Михаил Андреевич оживился: «Давайте послушаем уважаемого члена ЦК, Сильву Барунаковну.» Она встала с места и поправила задравшееся от воленения  платье: «Дорогой Леонид Ильич, уважаемые товарищи. Предлагаю дать Алибекову испытательный срок. И спросить его, как коммуниста, когда наконец, он собирается вернуть Армении её исторические земли?»

Армянская делегация встала и встретила предложение шквалом аплодисментов. Михаил Суслов хотел было похлопать, но суровый взгляд Андропова заставил его передумать. Леонид Брежнев постучал по микрофону: «Соблюдайте порядок, товарищи. Мы здесь собрались не для того, чтобы перекраивать карту СССР. У нас другие с вами задачи. Да здравствует дружба между советскими народами!»

Зал взорвался аплодисментами и поднялся на дыбы. Гейдар Алибеков принимал поздравления. Произошёл тот самый случай, о котором он давно мечтал: стал на полголовы выше соседей, Шеварднадзе и Демирчяна.

На следующий день Леонид Ильич пригласил его на свою дачу в Завидово. Побродили по лесочку, постреляли кабана и когда наконец пропустили по стопке, Брежнев вспомнил: «А как там поживает красавица по имени.... Эльмира?» Гейдар сразу понял, о ком идёт речь: «Земфира, Леонид Ильич. Передаёт Вам горячий привет. Готова по первому зову партии, так сказать....»

Леонид Ильич с удовольствием крякнул, закусил хрустящим огурчиком: «Да! Были времена, а теперь моменты. Мне Чазов Евгений Иванович запрещает спать даже с женой Викторией. Хотя я должен тебе сказать...ей хоть и семь десятков лет, но она баба хоть куда! Многим может дать фору после полуночи.»

Услышав имя супруги Генерального тут же подскочила медсестра Нина. Она укрыла его пледом, дала таблеточку с водой. Подождала пока он проглотит и властным тоном почти приказала: «Пора отдыхать, Леонид Ильич. Идёмте в постель. Вы простите, Гейдар Алекперович, но нам пора прилечь.» При этом многозначительно посмотрела на Алибекова. Гейдар с у лыбкой кивнул: «Спасибо, Леонид Ильич. Я Вам обязательно доложу о встрече с Демирчяном. Не беспокойтесь, я всё улажу.» Леонид Ильич тяжело поднялся и уже изменившимся после таблетки тоном промямлил: «Вот эта красавица Нина, моя единственная надежда. Её минету равных нету!»

Через двадцать минут Нина Александровна вернулась. Они с Гейдаром Алекперовичем углубились в сторону леска. По дороге она всунула ему в карман записку и тихо шепнула: «Освобожусь к восьми. Кое о чём попрошу тебя.» Он взял её под руку, коснулся пышной груди и улыбнулся: «Ну ты же знаешь, где меня найти. Имей ввиду: улетаю домой послезавтра.»

В половине десятого вечера позвонил офицер охраны из проходной Постоянного представительства в Москве: «Гейдар Алекперович, к Вам посетительница. При ней нет документов и она не хочет назваться.» Алибеков понял, о ком идёт речь: «Знаю, пропустите.»  Нина уже выглядела иначе, чем в Завидово. Модная ярко-жёлтая кофта выгодно подчёркивала упругую грудь, тесная кожаная юбка едва прикрывала ноги выше колен. На голове была фетровая шляпа с торчащим слева пером и вуалью. От неё исходил аромат Елисейских полей.

Гейдар обнял её: «Ты редко стала баловать меня своим вниманием, Ниночка. Хотя меня трудно упрекнуть в невнимательности к тебе.» Она ласково погладила его ниже спины: «Если бы я была свободна, переехала бы к тебе. Ты же знаешь, как крепко меня привязали к этому....мешку с говном!» Он приложил палец к губам, призывая к осторожности, разлил коньяк и подал ей фужер: «Твой любимый, французский. За встречу.» Она опрокинула его залпом и протянула: «Налей ещё, хочу напиться до безумия! Соскучилась по тебе.»
 
Она ему нравилась именно такой: хмельной и бесшабашной. В такие минуты Нина своими губами и языком творила чудеса. Гейдар давно не виделся с ней, и взорвался быстро, минут через десять. Они легли в постель, и он спросил: «Ты вроде бы хотела попросить меня о чём-то.» Она допила коньяк и взяла шоколадную конфетку: «Да ерунда! Моя родственница живёт в посёлке Сураханы. Многодетная семья, нуждается в жилплощади. Желательно, в Баку. Её данные в той записке, что я тебе дала в Завидово.»

Она посмотрела на часы: «Господи, как время-то летит! Муж ждёт в машине. Нужно бежать.» Гейдар передал ей две небольшие коробки с таблетками: «Это из Тегерана. Начинай давать ему по полтаблетке, не больше. Они очень сильные.» Затем открыл ящик письменного стола и достал бумажный кулёк: «Здесь полмиллиона «зелёными». Не отказывай себе ни в чём.»   

И тут она обратила внимание на несколько вспышек за его спиной в открытом окне. Гейдар проследил за её взглядом, и только сейчас вспомнил, что забыл выключить свет. Накинул сорочку, брюки и подошёл ближе. В жилом здании напротив на том же этаже в окне мелькнула женская тень с фотоаппаратом в руке. И тут же потух свет. Чутьё контразведчика подсказало: это слежка.

Среагировал молниеносно. Позвонил в проходную: «Ахундов там? Срочно пригласите его к телефону.» Перейдя на азербайджанский язык, велел личному охраннику сделать пару кругов вокруг жилого дома напротив и перезвонить ему, если заметит что-то подозрительное. Вагиф Ахундов поднялся к Алибекову через пятнадцать минут: «Женщина лет около тридцати-тридцати пяти, в тёмном плаще с вместительной сумкой через плечо быстрым шагом направилась к станции метро и скрылась в толпе. Не успел задержать.»

На следующее утро Председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов принимал своего друга и лечащего врача, профессора Евгения Чазова. Евгений Иванович когда-то в середине шестидесятых категорически опроверг версию об инфаркте у Андропова. Но в то же время первым обнаружил у него почечную недостаточность.

Хозяин кабинета предложил профессору чай: «Люблю индийские сорта. Не желаете стаканчик?» Чазов отказался: «Открою Вам секрет: чай надо уметь заваривать, и следует пить только первые пятнадцать-двадцать минут после заварки. Иначе, это уже токсичный напиток.»

Юрий Владимирович включил громкую связь: «Людочка, когда ты заварила чай для меня?» Людочка никогда не врала: «Вчера, Юрий Владимирович. Просто подогрела и налила, как Вы любите, побольше заварки.» Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. Андропов попросил: «Людмила Александровна, зайдите ко мне.» Через минуту вошла  юная, лет семнадцати,  стройная девушка. Юрий Владимирович познакомил: «Это товарищ Шкребнёва, она ведёт хозяйство в буфете. Познакомься, Людочка, с Евгением Ивановичем. Он гениальный кардиолог. Профессор сердечных дел. Да и приятный во всех отношениях мужчина.»

Чазов смотрел на неё, не скрывая своего чисто мужского интереса: «Очень приятно, барышня. Буду рад, если когда-нибудь Вам понадоблюсь.» Люда покраснела от такого внимания сильных мира сего: «Спасибо, Евгений Иванович. У моей мамы проблемы с сердцем. Если можно будет....» Евгений Иванович вытащил визитку, быстро чиркнул несколько цифр и протянул ей: «Позвоните по номеру, написанному от руки. Это мой личный телефон.» Людмила смущённо посмотрела на Андропова, взглядом спрашивая, как поступить. Юрий Владимирович кивнул: «Обязательно позвоните. Он позаботится и о маме тоже.»

Давая понять, что она может идти, протянул ей подстаканник с недопитым чаем: «Впредь приносите мне только свежезаваренный чай. Евгений Иванович при вашей встрече поделится рецептом приготовления чая. Это не простое искусство.» Лена прикусила нижнюю губу, отчего Евгений Чазов пришёл в полный восторг: «Людмила Александровна, было очень приятно познакомиться с Вами».

Подождав пока она выйдет, Юрий Владимирович продолжил: «Теперь перейдём к нашим баранам. Какие проблемы с сердцем у вождя мирового пролетариата?» Чазов испуганно оглянулся по сторонам и смущённо обьяснил: «Не знаю, каким стенам нынче можно доверять.» Андропов таинственно улыбнулся: «Только моим.»

Профессор придвинулся ближе и изобразил грустную мину: ««Пустышки» вроде бы работают. Хотя он всё равно требует увеличить дозу. Но как ему обьяснишь, что это нонсенс? А тут ещё эта медсестра Нина Коровякова, которая играет роль главврача! Нельзя ли нам её чуточку подвинуть?» Юрий Владимирович хотел было что-то сказать, но раздался голос помощника: «Агент «Кобра» здесь, Вы велели доложить.» Андропов потребовал: «Впустите.»

«Кобра» была в цивильной одежде. Тем не менее, доложилась по форме: «Подполковник Ульвия Мэмэшли прибыла по Вашему приказу.» Юрий Владимирович пригласил сесть: «Думаю, Вы знакомы с профессором Чазовым. Докладывайте, не стесняйтесь.»

Ульвия открыла папку и вытащила оттуда несколько чёрно-белых фотографий. Юрий Андропов полистал снимки. И задержался на одном из них: «Что он тут делает?» Ульвия не будучи уверенной, о какой фотке идёт речь, предположила: «Оральный секс. Или обычный минет.» Чазов попытался заглянуть через письменный стол.

Андропов несколько раздражённо повернул снимок в их сторону. Она сразу поправила себя: «На этом снимке он передаёт ей какие-то коробки. Наши эксперты утверждают, что это могут быть наркотики. А на следующем – по всей видимости . наличные.» Андропов многозначительно посмотрел на профессора Чазова: «Как мы можем получить информацию об этих препаратах?»

Евгений Иванович закивал головой: «Лабораторным путём. Повторный анализ крови и мочи даст  ответ. Но медсестру в любом случае нужно аккуратно изолировать от него.» Затем посмотрел на часы: «Если ко мне нет вопросов, Юрий Владимирович, то мне пора на заседание Учёного Совета.»

Андропов встал и проводил его до дверей: «Пока не забыл: постарайтесь помочь нашей Людочке. И не только с рецептом заварки чая. Она слишком одинока, и мечтает о внимании и опеке.» Чазов понял, о чём речь: «Обязательно позабочусь. Она просто восхитительна.» Андропов добавил шёпотом: «И девственна. Пока во всяком случае.»

Вернувшись к столу, он присел в кресло напротив Ульвии: «Спасибо за отличную службу, товарищ подполковник. Хочу лично поблагодарить Вас за прямой контакт с мистером «Нет» и поздравляю с очередным званием.» Ульвия хотела было вскочить, но он рукой велел сидеть: «Для меня не важны церемонии. Главное для меня, лояльность. Ну а теперь вот что.  У меня есть к Вам новое поручение. Обьекты под номерами «Четыре» и «Одиннадцать» по нашим сведениям планируют поездку в специальном вагоне поезда Москва-Тбилиси. Проследите лично.»

Когда Ульвия выходила из кабинета Председателя, Евгений Чазов увлечённо беседовал с буфетчицей Людой. В тишине был слышен её тихий шёпот: «У меня дома нельзя. Живу в коммуналке, нет никаких удобств.» Он возбуждённо прервал её: «Даже не стоит беспокоиться. Жду Вас завтра в семь вечера в гостинице «Националь». И кстати, у меня есть друзья в Мосгорисполкоме. Дворцов не обещаю, но приличную "двушку" на Юго-Западе Вы получите.»


17. Гроб рухнул в Историю.

Анкара встретила нового Посла США несколько напряжённо: столица, как и вся страна, постепенно оживала после очередного военного переворота. Начальник Генерального штаба Ахмет Кенан Эврен, взявший на себя управление Турцией, всё ещё не мог избавиться от генеральских привычек, и был строг.

Посол Роберт Страус Хюпе, американец австрийского происхождения турецким, разумется, не владел. После нескольких радужных лет, проведённых в Бельгии, Швеции и НАТО, он неожиданно для себя с интересом окунулся в многокрасочный Восток. Для быстрой адаптации ему нужен был доверенный переводчик. Несмотря на достаточно преклонный возраст (78 лет), он был преисполнен желания даже изучить турецкий язык.

Из предложенных трёх кандидатов на вакантную должность ассистента он остановил свой выбор на весьма приятной внешности даме персидского происхождения. Другие двое были отклонены по простой причине: оба молодых человека показались слишком лояльными к военному правительству. Да и к тому же Роберт предпочитал общество слабого пола: первая супруга покинула сей мир  лет пять назад, а вторая предпочла остаться в США. Ходили сплетни, не одна, а с богатым любовником.

Фатима Шахбази, хрупкая и миловидная вдова 42 лет была родом из Тебриза. Её рекомендовал Послу близкий друг бежавшей из Ирана семьи Пэхлэви. Она приходилась дальней родственницей шахини Фарах, и покинула страну из-за угроз со стороны новых властей. Первая же встреча и беседа с ней склонила Роберта к окончательному вердикту: это именно то, в чём нуждается пожилой одинокий американец в восточной стране.

Блестящий английский, грудной голос и европейские манеры делали её вне конкуренции.  Спустя неделю, увидев всё ещё нераспакованный багаж и полный хаос в резиденции Посла,  она предложила свою помощь в распаковке и декорировании обстановки. Результат превзошёл все его ожидания. Оказалось, что она обладает тонким вкусом и хозяйственным даром.

Более того: изысканное персидское блюдо, приготовленное к ланчу,  сломило дипломата, нуждающегося в домашней пище. После вечернего бассейна Фатима изумила его способностью массажа. Именно так они познали друг друга в интимной близости и провели вместе первую фантатстическую ночь. Он проснулся в заботливых обьятиях щедрой на любовь женщины. Роберт был окончательно покорён, когда Фатима приготовила классический американский завтрак с апельсиновым соком и ароматным кофе.

После традиционного вручения верительных грамот, глава Турецкой республики Ахмет Кенан Эврен пригласил Посла в загородный дворец Чанкая для более дружеского знакомства. Соединённые Штаты были для него главным военно-политическим союзником.  Во встрече принимал участие и Премьер адмирал Бюлент Улусу. Оба они были при полном парадном обмундировании, что означало степень уважения к Послу. Роберта, облачённого во фрак, сопровождала очаровательная переводчица Фатима, одетая в изумительной красоты персидский национальный наряд.

Американский дипломат, как и положено, передал господину Эврену приветствия от Президента США Рональда Рейгана. Поблагодарив, тот спросил: «Как себя чувствует господин Президент после неудачного (слава Всевышнему) покушения?» Посол ответил шутливо: «Гораздо лучше, чем мистер Брежнев в соседнем с Вами СССР. Кстати, для Турецкой республики важно знать: по имеющейся у нас информации там ожидаются значительные изменения в руководстве. Буквально скоро.»

Премьер Улусу с согласием кивнул головой: «У них так часто происходят подковёрные схватки, что никогда не знаешь, кто выйдет из под ковра живым в очередной раз.» Ахмет Кенан обратился к Фатиме: «Ваша красота поистине неповторима.» Фатима поблагодарила, смущённо опустив глаза. Глава Совета нацбезопасности продолжил: «Спросите уважаемого Посла, что известно о главе Советского Азербайджана? До меня дошли слухи о его предстоящем карьерном росте. В соседнем Иране поползли слухи о том, что он будто претендует на верховную власть в Москве.»

Господин Страус Хюпе многозначительно улыбнулся: «Вы имеете ввиду генерала КГБ, который провёл несколько успешных провокаций в Стамбуле, Измире, Багдаде и Тегеране?» Глава Турции оживился: «Да, разумеется. Хотя об успешности операций в Турции я бы поспорил. Мы сумели вовремя раскрыть сеть курдских агентов Кремля. Кстати, во многом благодаря помощи ЦРУ. Но этот генерал КГБ курдского происхождения, насколько мне известно.»

Посол повернул голову в сторону Фатимы: «То что я сейчас скажу, не обязательно протоколировать.» Господин Эврен согласно кивнул головой и взглядом отпустил сидевшую в отдалении стенографистку. Роберт Страус продолжил: «Вы правы: и в России, и здесь в Турции принято считать его азербайджанским тюрком из курдского клана. Но это не совсем так с этнической точки зрения. По нашим сведениям мать генерала Алибекова – происходила из армянской семьи, но приняла Ислам и сменила имя выйдя замуж за его отца. Отец его действительно из курдской семьи, но ассимилировавшейся в армянской общине. Хотя сам генерал тщательно скрывает эти факты. Пользуясь наделённой властью, он уже подчистил многие архивные данные о собственном происхождении. И даже сменил надгробную плиту на могиле матери.»

Премьер и Президент переглянулись. Бюлент Улусу усмехнулся: «Наши азербайджанские братья видимо ещё долго будут в неведении о тех, кто ими правит.» Кенан Эврен добавил: «Но опасность в другом: по всей вероятности Армения попытается, используя эти обстоятельства присоединить Карабах и Нахичеван.»

Американский дипломат внимательно выслушав перевод, ответил: «Ваши опасения не беспочвенны. Ведь его супруга по линии матери – также армянского происхождения. Но тем не менее, генерал Алибеков достаточно хитёр. И скорее всего, сумеет как-то договориться со своим  коллегой из Еревана. Ведь при таком раскладе, его популярность в Азербайджане пошатнётся. Нетрудно догадаться, на каких условиях они найдут общий язык.»

Открыв папку, он выложил на стол несколько фотографий. На них Гейдар Алибеков с цветами в руках склонил голову перед внушительным сооружением. Посол дал разьяснения: «Это памятник, который армяне воздвигли недалеко от Еревана в честь победы над турецкой армией в Садарапате в 1918 году. Рядом с Алибековым стоит глава Армении. Преклоняя колени перед победителями турок, он тем самым бросает вызов всей Турции.»

Выждав несколько секунд для оценки реакции, американец подвёл черту: «Согласно источнику, заслуживающему доверия, генералу было дано устное обещание не поднимать территориальных претензий к Азербайджану, пока у власти ...этнический армянин Алибекян.»

На следующий день Премьер-министр, адмирал Улусу позвонил главе Национальной разведывательной службы Ибрагиму Дурсуну с вопросом: «Есть ли способ взять в разработку главу соседнего Азербайджана? Ни в коем случае не навредив нашим отношениям с Кремлём?» Ибрагим Дурсун обещал доложить через несколько дней.

Спустя неделю в  коммуналке по Басковому переулку 12 в Ленинграде раздался телефонный звонок. Ответил Серёга Фурсенко из пятой квартиры. Незнакомец с иностранным акцентом попросил к телефону Аркашу.

Отложив трубку, мальчик постучался в дверь квартиры Роттенберга. Не дождавшись ответа, он толкнул и дверь открылась. Аркадий лежал на широкой тахте со спущенными брюками. На нём «скакала» абсолютно голая светловолосая молодая женщина. Её руки раздвигали ягодицы, а голос вопил то ли от удовольствия, то ли от гнева.

Сергей застыл от неожиданности. Он во второй раз в жизни видел, как взрослые занимаются сексом. В первый раз он застал тётю Клаву, сестру матери, стоящей на коленях перед грозным дядей Толей. Он уже знал к тому времени, что такое «минет».

Анатолий Семёнович Рахлин был знаменитым среди ленинградских мальчишек тренером по самбо. Заходил к тёте Клаве раз в неделю, когда её муж  Саркис дежурил в таксопарке. Особенно запомнилось Серёге, как она провожая гостя, спрятала в лифчик двадцать пять рублей. В тот день Сергей получил от неё в подарок старые часы «Победа»: «Смотри, только, чтобы Саркис не знал! Ты ничего не видел!»

Сергей,наблюдая за "скачкой" на тахте, почувствовал, что долго не продержится, и ещё раз постучался, уже громче. Девушка вскрикнула от испуга, обернулась и вся покраснела. Сергей узнал её сразу: это была тётя Люда с третьего этажа. Она пару месяцев назад вышла замуж за Вовку Путина, которого весь двор звал «Молью». Людмила быстро соскочила и прикрылась одеялом.

Аркадий, мрачнее тучи, тяжело привстал и спросил: «Зачем врываешься без стука, придурок?»  Мальчик понял, что когда тот натянет брюки, будет поздно. Быстро юркнул за дверь, на ходу крикнув: «Тебя к телефону...какой-то иностранец.» Пока Аркадий шел по коридору, чтобы ответить на звонок, пацан уже был у себя и закрылся на все замки.

Звонившим оказался сапожник Алиаббас из Баку: «Я тут проездом, братан. Есть базар. Надо бы срочно повидаться.» Договорились о месте и времени, затем Аркаша вернулся к себе. Постарался успокоить Людмилу: «Я с пацаном перетру. Он никому не скажет. А вечером зайду, мне обещали клёвую видеокасету. Твой хмырь офигеет.»   

Людмила посмотрела на него с сомнением и быстренько собралась. По пути к себе на третий этаж она всё же остановилась возле квартиры Фурсенко и тихо постучала. Сергей испуганно приоткрыл дверь. Она приложила палец к губам: «Тихо, Серый. Можно к тебе? Поговорить надо.» Войдя первым долгом поинтересовалась, есть ли кто дома? Он покачал головой: «На работе все». Она открыла сумку и вытащила оттуда две красные «десятки»: «Это всё что у меня есть с  собой. Но могу добавить через неделю, в получку. Ты понимаешь?  Пусть это останется между нами. Обещаешь?»

Он взял деньги, заглядывая ей в грудь: «Добавлять не надо.» А потом тихо попросил: «Лучше сделай минет.» Людмила опешила: «А сколько тебе лет? Не рановато?» Её глаза опустились к его вздувшейся ширинке: «Хоть пятнадцать-то есть?» Он стоял весь красный и надутый: «Через месяц будет.»

Людмила тяжело вздохнула и повернула замок на двери: «Ну что мне с тобой делать?» Затем оглянулась: «Но не здесь же, дружок?» Он повёл её за ширму, где обычно спал старший брат. Людмила встала на колени,точно также, как стояла тётя Клава перед дядей Толей. Но теперь расплатилась за удовольствие сама тётя Люда.

Вечером к молодожёнам заскочил Аркадий. Он показался Людмиле хмурым. Из пластикового пакета вытащил пару белых сапожков: «Это мой подарок твоей жене, Вован.» Затем протянул видеокасету: «Редчайший фильм. Весь мир балдеет. Это «Крёстный отец». Вруби посмотрим.»

Владимир только недавно, назначенный опером в ленинградское управление КГБ, давно слышал об этом фильме. С первых же кадров Дон Корлеон так затянул его в свои сети, что он забыл обо всём на свете. Этот фильм впоследствие станет для него путеводителем по жизни.

Людмила прошла в спальню, чтобы примерить сапожки. Вслед за ней вошёл Аркаша. Закрыв за собой дверь, он резко схватил её за волосы: «Ещё раз узнаю, что сосала у кого-то, убью сука!» Людмила знала, что он способен на это, и стремглав выскочила на кухню. Вытащила из холодильника бутылку водки, финскую колбасу, хлеб, помидоры и огурцы: «Всё что есть, на столе. Ешьте, пейте. Только оставьте меня в покое!»

Володя подозрительно посмотрел на них обоих, но промолчал.  После второй рюмки Аркадий велел Вове поставить фильм на паузу: «Тут вот какое дело. Слушай сюда. Можем заработать два «косаря». Разумеется, «зеленью». Всё что от тебя требуется, это две страницы про  расклад в Кремле. Просто соображения.»

Вова чуть не поперхнулся: «Ты что, совсем рехнулся? Я кто тебе, Андропов?» Потом понизив голос спросил: «Куда это пойдёт?» Аркаша подсел ближе: «За кордон. Кажется, туркам интересно.» Владимир опрокинул стопку, закусил колбасой: «Тут важно преподнести им правдоподобно. Но мне ни к чему «светиться». Затем позвал жену: «Людмила, иди к нам.»

Она вошла и нехотя присела на край стула: «Я всё слышала. Можешь сослаться на Евгения Ивановича Чазова, он лечит весь Политбюро. Позавчера я с ним виделась. Случайно проговорился, что скоро Андропов займёт место Брежнева.»

Володя с улыбкой притянул Люду к себе на колени и погладил по груди: «Мне кажется, доктор Чазов  и тебя иногда «подлечивает» на койке. Ну-ну!» И вдруг с размаху наградил её оплеухой. Аркаша вскочил, как ужаленный: «Ты что руки распускаешь, «Моль»?  Владимир посмотрел на него с ухмылкой: «Жена моя, хочу бью, хочу убью. » Аркадий плюхнулся на табуретку и замолчал.

В наступившей тишине раздался стук. В дверях стоял Сергей с фингалом под левым глазом: «Включите телек! «Бровастый» откинулся!»

Гроб оказался невероятно тяжёлым. И не только из-за избыточного политического веса покойника: грудь Генсека по свидетельству очевидцев украшали ордена и медали всех сортов, в многокилограммовом исполнении. То ли по этой причине, то ли обслуживающий  персонал превысил допустимую дозу поминальных литров, но гроб неожиданно выпал из рук и с грохотом на весь мир рухнул в глубокую яму Истории. Аркадий Ротенберг застыл с открытым ртом. Володя Путин перестал икать. Людмила Шкребнёва описалась, сидя на коленях мужа.

Говорят, от грохота упашего в бездну Генсека вскочил в постели среди ночи сам Рейган, 40-й Президент вражеской державы. Проснулся весь в поту и позвал почему-то свою бывшую жену: «Джейн! Нет-нет! Только не с ним!» На его крик встрепенулась Нэнси. Принесла стакан воды: «Выпей и успокойся. Твоя Джейн уже давно никого не интересует. Так вот, оказывается с кем ты провёл прошлый уикэнд, извращенец».

Рональд сделал пару глотков и посмотрел на супругу странным взглядом: «Кажется, мир потерял самого главного злодея. Мне снился Брежнев. Он сношался с.... Джейн. Каждый раз, когда я вижу эту сучку во сне обнажённой в позе 69, в мире происходит нечто экстраординарное!» Нэнси погладила взбодрившийся под одеялом символ его страсти: «Ох уж эти твои эротические сны! Давай-ка спи, ещё слишком рано.»

Но он уже заснуть не мог. Прошёл в гостиную, налил виски и включил канал ABC. После минутной рекламы телеведущий сообщил: «Леонид Брежнев, возглавлявший СССР с 1964 года скончался сегодня утром в своей загородной резиденции. Кремлёвское руководство в ближайшие часы определится с кандидатом на пост главы государства.»

«Империя зла»  погрузилась в траур. Уставший от длинных прощальных церемоний Константин Устинович Черненко выглядел мрачным, но продолжал держать дрожащую  руку на пульсе страны: «Внимание, товарищи» - обратился он своим хриплым басом,-. «Всех членов и кандидатов в члены прошу пройти в буфет.»

Юрий Владимирович Андропов осторожно поправил: «Вы забыли ключевое слово «политбюро». Черненко даже не  удивился: «Не стану спорить с Вами, Юрий Владимирович. Вы правы, как всегда: нет Политбюро, нет и члена.»

Министр обороны маршал Дмитрий Фёдорович Устинов протянул руку за фужером с водочкой: «Помянуть-то, конечно можно и нужно. Сердце кровью обливается. Но как говорили древние гугеноты «Умер Максим – да здравствует Король!» Предлагаю на ваше рассмотрение кандидатуру Андропова Юрия Владимировича. Кто «за»? Единогласно. За здоровье нового Генерального Секретаря нашей Партии! Троекратное ура!»

Юрий Владимирович с улыбкой стал принимать поздравления, долго пожимая руку каждого и внимательно изучая мимику его лица. Когда завершился скромный алфавит, он недоумённо спросил: «А где же товарищ Алибеков?» Все устремили взгляд к  дверям.

В ту же минуту они распахнулись настежь. С огромным букетом цветов явился Гейдар Алекперович, с едва скрываемой гордостью на лице: «Дорогой и любимый Юрий Владимирович! Примите мои самые искренние поздравления с назначением на высокий пост Генерального Секретаря ЦК Коммунистической Партии Советского Союза».

Раздались старческие хлопки. «Умеет же, сукин сын, срывать овации!» - подумал Виктор Васильевич Гришин и незаметно подкрался к нему со спины: «Неужели в туалете узнал о назначении, шельмец?» Гейдар Алекперович вытащил из кармана небольшой радиоприёмник Grundig: «Представьте себе, да. Сидя на унитазе. Благодаря «Голосу Америки». Сволочи, уже знали и обьявили!»

Андрей Андреевич Громыко мрачно обратился к собравщимся: «Надо бы семью пригласить, Викторию Петровну, Галину Леонидовну. Неудобно как-то, не по-людски.»  Андропов тут же успокоил: «С Викторией Петровной я уже беседовал, она просила её не тревожить. А что касается Галины Леонидовны, то она ...мягко говоря, пока недоступна.»

Галина ехала в специальном вагоне поезда Москва-Тбилиси. Вагон был оборудован для самых особых пассажиров, и прицеплялся к тому или иному поезду по распоряжению из кремлёвской канцелярии. Состоял из спальни, комнаты для отдыха, столовой на четыре персоны, ванной комнаты и туалета.

Симпатичная проводница уже опередив желание важной пассажирки, накрыла великолепный стол. Мясной и куриный шашлыки, чёрная и красная икорочка, салаты «Оливье» и из свежих овощей. Одним словом, как в лучших ресторанах Лондона и Парижа.

Первая бутылочка ледяной водки опорожнилась спустя пару километров пути. Галина подмигнула проводнице: «Как тебя звать, куколка?» Дама смутилась и тихо ответила: «Наталья Васильевна. Но подруги зовут меня Натой.»  Галина хмельным голосом спросила: «Ты случайно, не стукачка из конторы Андропова?»  Ната даже не смутилась. Поставила на стол вторую бутылку: «Нет, конечно. Но если прикажете, то стану, Галина Леонидовна. Только ради Вас!» Галина оценила юмор и добавила: «Через пару остановок в мой вагон попросится мужчина ...в самом соку...из грузин. Впустишь и исчезнешь с глаз моих долой!»

Спустя километров сорок в купе вошёл высокий мужчина в тёмно-синем костюме. Галина посмотрела на него алчным взглядом людоедки: «Ах вот ты какой, товарищ Джаба Иоселиани. Светка обещала, что удивишь меня. Раздевайся, ложись: гостем будешь!» Джаба поцеловал ей руку и после паузы тихо произнёс: «Примите мои искренние соболезнования, Галина Леонидовна. Только что узнал: Леонид Ильич скончался этим утром.»


 18. Давайте разберёмся.

После возложения венков к памятнику героям-победителям турков в садарапатской битве, Гейдар Алибеков уединился с Демирчяном: «Так и договоримся, Карен Серобович. Пока землями Азербайджана управляю я, никаких территориальных претензий. Я обещал это Юрию Владимировичу. Не будем подводить Генсека.» Демирчян кивнул головой: «Ваша родословная служит для нас достаточным основанием для спокойствия за судьбу соотечественников.» Затем предложил: «Может останетесь? Завтра у нас мероприятие международного уровня!» Но Гейдар Алибеков вежливо отказался.

Международный симпозиум востоковедов, начавший свою работу в Ереване, как и было принято, направил приветственное письмо в адрес Политбюро ЦК КПСС. Профессионалы ближневосточной культуры и искусства благодарили Партию и Правительство, а также лично товарища Андропова Юрия Владимировича за отеческую заботу и постоянное внимание.  Письмо  зачитала представительная во всех отношениях дама, кандидат филологических наук, ведущий арабист из братского Азербайджана Аида Насруллаевна Пиргулиева. Зал ответил бурными, непрекращающимися овациями, провожая стройную фигуру и изумительной красоты пышную причёску молодого учёного.

После пленарного заседания к ней подошёл известный академик из Москвы Хачатур Мовсесович Осипов: «Хочу выразить своё восхищение. Ваша красота превзошла ....научную значимость симпозиума, Аида Насруллаевна. Позвольте мне пригласить Вас на скромный обед в столовой Академии наук.» Это звучало, как многообещающий намёк на тесное сотрудничество. Профессор Осипов возглавлял группу экспертов союзной Академии в области зарубежной филологии. Его авторитетное мнение имело вес окончательного вердикта при оценках докторских диссертаций в Высшей аттестационной Комиссии.

Обед как и предполагалось, мягко перешёл в ужин в уютном номере, который Аида снимала в гостинице «Эребуни». Хачатур разумеется был далеко не «аполлоном» в своём раннем седьмом десятке. Да и мужской потенции в нём было гораздо меньше, чем научных достижений. Но Аида ничуть не сомневалась, что успех защиты докторской диссертации уютно раположен меж дрожащих колен ненасытного профессора.

Помимо всех прочих достоинств, профессор Осипов прослыл в академических кругах своими широкими связями в Министерстве иностранных дел. Его зять, Мелик Арутюнов уже много лет был помощником Андрея Андреевича Громыко. Именно таким образом его тесть пользовался возможностями проникать в самые потайные архивы страны. Один из немногих, профессор Осипов обладал пропуском даже в святая святых: архив КГБ. Правда, с ограниченным доступом.

И тем не менее, Аида была крайне удивлена, когда рано утром Хачатур Мовсесович в качестве благодарности за оказанную ему услугу, поделился с ней важной информацией. Вкрадчивым голосом прошептал: «Совершенно случайно наткнулся на документы, которые могут тебя заинтересовать, моя прелесть. Честно говоря, я долго не мог поверить в такое. Но тем не менее, вот что произошло. По просьбе руководства МИДа я работаю над монографией о советско-арабских отношениях. И мне понадобилось покопаться в архивах КГБ, в том числе и  Азербайджана. И вдруг совершенно случайно наткнулся на документы, которые относятся к твоей родословной. Даже поверхностное изучение документов не оставило у меня никаких сомнений. И я решил, что надо непременно поделиться с тобой».

Он открыл папку с несколькими ксерокопиями архивных документов.  В одном из них сообщалось о расстрельном приговоре в отношении врага народа Акопяна Самвела Бабаевича, 1914 года рождения, уроженца города Елизаветполя (ныне Кировабад), инженера нефтепромыслов Сталиннефти. Приговор приведён в исполнение 10 октября 1941 года во дворе НКВД Азербайджанской ССР, в городе Баку.

Вторая докладная, датированная августом 1943 года, сообщала о пропавшем без вести лейтенанте НКВД Акопян (Иштоян) Сусанны Артёмовны, 1917 года рождения, уроженки Галадэрэси Шушинского уезда. Впоследствие её труп был опознан на территории Турции (город Стамбул) с пятью колотыми раненями и следами изнасилования. Докладная была направлена в ЦК Компартии Азербайджана. На ней стояла резолюция Мир-Джафара Багирова: «Минпрос, Управление опеки. Тов. Н. Пиргулиеву».

Аида внимательно пробежала глазами и с удивлением посмотрела на профессора Осипова: «И каким образом это относится ко мне? Только потому что в резолюции стоит имя моего отца?»  Он вытащил из папки третью копию. Это была справка, выданная Детским домом № 5 Сталинского района города Баку. В нём говорилось о том, что девочка трёх лет, записанная под именем Аида Самвеловна Акопян, 1939 года рождения, урождённая в роддоме им. Азизбекова города Баку  передаётся на попечение в семью Насруллы Пиргулиева.

У Аиды перед глазами поплыли круги. Только теперь она поняла, что речь идёт о ней. Иначе говоря, рождённая в армянской семье в 1939 году, она уже в три-четыре года была круглой сиротой. И нынешние родители её удочерили. Осипов закрыл папку и протянул ей: «В этих данных совпадают лишь твой год рождения и имя. Не делай преждевременных выводов. Но в любом случае, пусть это останется у тебя, родная моя. Решение, что делать с этой тяжёлой для тебя информацией, принять можешь только ты. И последнее: оригиналы документов всё ещё хранятся в архиве КГБ в Баку.»
 
Аида возвращалась домой поездом. Кошмарные мысли стучали в голове, словно колёса по рельсам. Слава богу, в двухместном купе международного вагона не оказалось попутчика. Глядя за кадрами летящими в окне поезда, Аида незаметно для себя окунулась в воспоминания из детства.

Она помнила себя лишь с тех лет, когда пошла в детский сад. И с той поры её окружали любовь и забота матери и отца. Она даже на миг не могла предположить, что они ей люди не только чужие, но и другой веры, другой нации, другого языка.

Уже в старших классах Аида выделялась своими вполне созревшими формами. Даже мать поражалась: «И в кого ты пошла такая полногрудая?» Очень скоро она стала носить бюстгальтеры на два размера больше, чем мать. Подруги провожали её завистливыми взглядами, мальчики отпускали смачные комплименты, явно не скрывая природных желаний. Единственная дочь известного замредактора  газеты «Коммунист», она по совету отца держалась гордо и недоступно. Правда, иногда получалось, надменно.

Впервые почувствовала женскую слабость, когда директор школы представил выпускному классу нового педагога по литературе. Это был стройный, широкоплечий мужчина с загорелым, волевым лицом, изящными манерами и чарующим баритоном. С той минуты Аида не могла оторваться от его проницательных глаз и потрясающей причёски в стиле итальянского неореализма.

Назим-мюэллим очень быстро стал кумиром всех девчонок. На переменах Аида слышала от подруг такие откровенности, что начинала задумываться о плотских удовольствиях. Соседка по парте Шаргия переплюнула всех. Она как-то шепнула ей прямо на уроке: «Вот кому я бы дала с удовольствием, это Назим-мюэллим!» Аида не поверила своим ушам: «Что бы...дала?»  Шаргия покрутила пальцем возле виска, намекая на необразованность, и добавила: «А потом и отсосала бы!»

В окне ночного поезда Аида увидела, как покраснела: вспомнила, как учась в восьмом классе застала за этим занятием соседку Пистэ-ханым вместе со своим отцом. Мать была на даче. Аида в ту ночь не смогла сомкнуть глаз.

Память сохранила и выпускной вечер.  Шаргия довольно навязчиво пригласила Назима-мюэллима на танец. Но он с улыбкой отказал ей, при этом многозначительно посмотрел в сторону Аиды. К девяти вечера многие стали расходиться. Все спешили домой: ожидалась трансляция по радио большого концерта певицы Шовкэт Гадимовой.

Она столкнулась с учителем на первом этаже у выхода. Он непринуждённо обнял её за плечо: «Кто-нибудь провожает тебя домой? Если нет,то  я могу подвезти.» Аида застыла от неожиданного предложения: «А Вы на машине?»

Новенькая белая «Победа» была припаркована на другой стороне улицы, недалеко от городской мэрии. Она едва успела вскочить на заднее сиденье, как вдруг полил летний проливной дождь. Он ехал медленно, глядя ей в глаза через зеркало. Аида улыбнулась ему. Он ей подмигнул. Она вдруг инстиктивно почувствовала, что он сейчас остановится и пересядет к ней. А может ей этого захотелось?  Вдруг вспомнила: как-то пару лет назад поздно вечером случайно увидела во дворе, как двое занимались любовью прямо в кабине грузовой машины.

Было прохладно, но Аида из любопытства решила досмотреть, дождавшись конца. Спустя минут пять первой вышла полноватая женщина, оглянулась по сторонам, поправила бельё, опустила платье. Аида от неожиданности замерла: это была народная артистка Шовкэт Гадимова, которую боготворил весь Баку! Вслед за ней из кабины выкатился круглый, как колобок,  мужчина. Он демонстративно застегнул ширинку и протянул ей деньги. Она спрятала деньги в лифчик, и они расстались.

Воспоминание о прелюбодеяния в тесной кабине самосвала так впечатлило Аиду, что теперь сидя в роскошной «Победе», она от волнения стала задыхаться. В наступившей тишине Назим-мюэллим вдруг свернул в сторону Нагорного парка и остановился в тёмной аллее. Молча уселся рядом с ней.  От него исходил запах табака и мужского одеколона. Аида боялась шелохнуться. Он взял её за руку, положил на свою ширинку и спросил: «Ты ведь хотела, чтобы мы познакомились ближе, не правда?»

Она почувствовала в ладони нечто большое,  упругое и пульсирующее. Облизнула высохшие от напряжения губы, опустила глаза, чтобы рассмотреть, что держит в руке. «О Аллах! Какой огромный!» - промелькнуло в мыслях.  Тихо спросила: «Здесь нас никто не увидит? А как же милиция?»

Он даже не ответил. Его шершавые пальцы проникли под тесный лифчик. Пуговицы на спине разорвались. Сосок предательски возбудился на его губах. Глаза закрылись, и она поплыла, словно в тумане. Когда он снимал с неё трико, она успела попросить: «Я ...в первый..раз. Осторожно, пожалуйста.»

Он не спеша повернул её в сторону двери машины, опустил голову на сиденье и приподнял бёдра. Затем она почувствовала его палец. И вслед за ним то самое большое и грозное! И вскоре потеряла чувство времени и пространства: он овладел ею мягко и с любовью. Она прислушивалась к его дыханию с каким-то вдохновением, словно слышала это во сне. Очнулась, когда уже сидела на нём всей своей девственностью, задрав подол выпускного платья.

От первого в жизни оргазма из глаз полились слёзы. Он испуганно спросил: «Тебе больно?» Она покачала головой и лишь плотнее обхватила его ногами: «Не останавливайся! Я хочу ещё!» Её командный тон так его возбудил, что он еле успел вовремя снять её с «трона». Аида припомнив слова сумасшедшей Шаргии, тут же припала губами к пульсирующему эпицентру любви.

Назим-мюэллим дышал часто и тяжело: «Какая же ты вкусная! У Шаргии так не получается.» Аида вдруг отрезвела.  Дома она обнаружила у себя в сумке купюру в сто рублей. «Ах вот почему эта шлюха так настойчиво приглашала его танцевать!»- сделала первый жизненно важный вывод Аида. При втором свидании она спросила Назима: «Что тебе больше всего нравится во мне?» Он прихватил двумя пальцами её за ноздри: «Твой армянский носик!»

Для продолжения учёбы она выбрала факультет восточных языков. Он считался наиболее престижным, и потому попасть туда было проблематично. Но Назим обещал помочь: Аида лишь тогда узнала, что его старший брат был Председателем Совмина. Шли слухи, что Вели Ахундов скоро возглавит ЦК.

Между тем, арабистов в республике было мало, а ещё меньше – среди женщин. Благодаря своей природной красоте, Аида очень быстро оказалась в центре внимания университетского, а позже и академического востоковедения.

На перроне вокзала её встречал муж с небольшим букетом цветов. Он выглядел возбуждённым: «Отгадай, куда тебя попросили позвонить?» Аида перечислила два-три знакомых учреждения. Но Акиф качал головой с таинственной улыбкой: «Никогда не отгадаешь! В ЦК!» Дома на кухне лежал лист бумаги с номером телефона. Ответил помощник Первого секретаря ЦК Тогрул Мамедов: «Гейдар Алекперович приглашает Вас к себе. Есть возможность сегодня в 5 вечера?» Аида много слышала о «вечерних собеседованиях» в ЦК и не знала, что ответить. Мамедов вновь спросил: «Может быть завтра, в 10 утра?» Аида схватилась за возможность: «Да. Лучше завтра.»

Положив трубку, вспомнила как несколько лет назад вернувшись домой раньше времени, неожиданно застала пятнадцатилетнюю дочь с сыном Алибекова в своей супружеской постели. Она тогда осторожно спросила: «Мехриша, а он хоть предохраняется?» Дочь аккуратно вытирая салфеткой ещё влажные губы, скучным тоном ответила: «А зачем? Это ни к чему, мамуля. Существует надёжный способ совместить для меня полезное с приятным. Все завидуют моей коже!»

«И что она нашла в этом истукане с бараньим взглядом?» - думала Аида, лёжа ночью с открытыми глазами, пока Акиф исполнял свою рутинную супружескую нужду. Когда он по традиции завопил на весь подьезд, Аида пошутила про себя: «Даже не подозревает, что столько лет спит с чистокровной армянкой!» Вернувшись из ванной, она продолжила свои воспоминания под мерный храп благоверного.

Годы пролетели быстро. В 60-е весь мир облетели трогательные фотографии обворожительной Жаклин Кеннеди. Несмотря на информационные блокады советской пропаганды, эта женщина неожиданно стала весьма популярной в СССР. В том числе и среди продвинутых бакинок.

Стало модным одеваться, носить причёски, даже флиртовать в стиле a la Jacklin. На защите диплома арабиста, подражающая во всём американской леди, Аида получила откровенное предложение от заведующего кафедрой восточной литературы, профессора Фархада Шихали-заде: «Мне как раз необходим ассистент... вроде Вас, дорогая!" Профессор оказался ужасно нерасторопным в первую же ночь. Он так «наследил», что через пару месяцев Аиде пришлось лечь в клинику на аборт.

Именно тогда на молодёжных прогулках по улице Торговой в Баку появилась очаровашка, даже походкой напоминавшая окружающим Жаклин Кеннеди. Толпа юношей шла вслед за ней, напевая песни и приглашая на свидание. Увивался за ней и Полад Мамедов, впоследствие ставший Бюль-бюль Оглы. Но она вовремя поняла, что это самый обычный воробей. На свой крючок Аида крепко подсадила молодого физика Акифа Паша-заде, на пять лет старше и солиднее. Они поженились по законам естесственных наук: всякая колба находит нужную пробирку.

Это был очень удобный брак: «полупроводник» был влюблён главным образом в причёску и глаза, не замечая других прелестей. И как-то даже не понял, когда  спустя медовый период, уже переселившись в общежитие московской аспирантуры,  Аида ошарашила его упрёком: «Я же просила тебя кончать на попу! По твоей несуразности я теперь беременна!»  Кандидат физических наук воспринял новость с лирической высоты: «Я помню чудное мгновение! Он просто не успел!»

Малышку назвали Мюлаим. Хотя бабушка с дедушкой упрямо звали её Мехрибан: в споре победа осталась за ними. Аида не возражала: в Азербайджане принято давать детям двойные имена. Глядишь станет звездой!

Вот так прошла вся ночь. Не ночь, а сплошное кино! Но усталости вроде бы не было. Аида была возбуждена от приближающейся встречи с Гейдаром Алибековым. Особых надежд на родство она не питала: «Этот Ильхам, сукин сын, слишком несерьёзен. Говорят, пьёт и колется, еле отучился в институте. Такие как он, поматросят и бросят. А для Мехрибан придётся искать ...полупроводника вроде отца.»

Тогрул Мамедов встретил её с улыбкой: «Вы пунктуальны, как короли! Сейчас доложу.» Вслед за этим двери открылись и показались Муслим Магомаев с Тамарой Синявской. Гейдар Алекперович провожал их до дверей: «Увидимся на концерте.» - попрощался и поднял глаза на гостью.  Аида обратила внимание, что Первый секретарь ЦК заметно прибавил в весе, стал гораздо «величественнее»: старался соответствовать новому титулу кандидата в члены Политбюро. Ходили слухи, что вот-вот перебирётся в Москву.


Орлиный взгляд Гейдара Алибекова остановился на изумительно уложенных локонах Аиды, её пышной груди и обворожительных бёдрах. У отца в отличие от бараньих глаз сына был по-волчьи ненасытный взор.  Он её узнал: память была феноменальной. Вальяжно повернулся в сторону Аиды. Его лицо озаряла известная всем бакинцам улыбка скрытого «;or;;z» («донжуана»).

«Добро пожаловать, Аида-ханым. Давно хотел с Вами лично познакомиться. Но никак не получается.» Щёки Аиды тут же порозовели и этим выдали готовность лечь под него без сопротивления: «Видимо, нам суждено было встретиться. Вы как всегда, неотразимы, Гейдар Алекперович. Мы гордимся Вами.» Он долго не отпускал её руки. Они обменялись взглядом, который не оставлял сомнений в ближайших намерениях. И он проводил её в свой кабинет. Успел на ходу поручить: «Сделай-ка нам чай, Тогрул. И не соединяй ни с кем.»

Они расположились в комнате для отдыха в двух мягких удобных креслах друг против друга. Между ними стоял низкий овальный столик с двумя дымящими стаканами «армуды» с горячим чаем. Гейдар Алекперович протянул ей вазу с лимоном. Она отказалась: «Не люблю кислый чай. Хотя мне нравится аромат лимона.» Он бросил ломтик в свой стакан: «Я знаю, Вы гурман, Аида Насруллаевна. Давно наблюдаю за Вашим научным творчеством. Читал монографию, которую представили на докторскую диссертацию.»

Аида покрылась краской от такого комплимента: «Ещё рано говорить. Но академик Осипов вроде бы обещал поддержать.» Гейдар Алекперович проницательно посмотрел на неё: «Кстати, это тот самый профессор из Москвы, который недавно обратился с просьбой допустить его в архив Комитета госбезопасности? Мне буквально пару дней назад звонил Юсиф-заде.»

Аиду из огня бросило в сибирские морозы: «Так вот почему я здесь? Он уже знает обо всём!» Увидев её растерянность Алибеков положил ладонь на её руку: «Скажите, товарищ Осипов вернул Вам все копии документов?» Аида дрожащим голосом прошептала: «Надеюсь. Не уверена. Но в любом случае, оригиналы по-прежнему...» Гейдар перебил её: «Уже нет. Я поручил Зие Мамедовичу почистить архив от излишней макулатуры.»  Аида почувствовала, что слёзы размазали по щекам чёрную тушь. И увидела, как он салфеткой их вытирает: «Успокойтесь, Аида-ханым. Всё будет хорошо.»

Он нажал на кнопку и через две секунды вошёл помощник, вручил папку и вышел. Гейдар Алибеков подал ей документ за своей подписью: «Это решение Бюро ЦК. Вы назначены директором Института востоковедения Академии наук.» Она бросилась к нему на колени, обняла за шею и стала осыпать поцелуями: «Как мне отблагодарить Вас?» Он обнял рукой её упругую попу, приласкав резинку от трусиков: «Это мой подарок на свадьбу наших с Вами детей. Нам надо спешить: они уже успели наследить. Скоро мы станем дедушкой и бабушкой.»

Аида смотрела на него с сомнением: «Вы уверены, что речь о моей дочери? Она умеет предохраняться. Правда, очень своеобразно.» Он усмехнулся: «Женщины умеют планировать потомство. Видимо, она приняла решение!» Затем прижал Аиду к себе поближе: «Нам-то предохраняться, я думаю, не надо?»

Он был исключительно ласков и обходителен в гостевом доме во дворе ЦК. С такой заботливостью её ещё никто не раздевал. Его губы прошлись по всему её телу, прежде чем она почувствовала, что крепость пала. Он выпустил её из своих крепких рук только в два часа утра. Аида шаталась от дикого голода. Усевшись за стол в банном халате, она не могла наесться, уплетая всё подряд. Он смотрел на неё из спальни, лёжа в постели. Она со смехом обьяснила: «Кажется, ты опустил уровень сахара у меня  в крови.» Он ответил в том же духе: «Зато как он у меня  поднялся!»


 19. "ПРИЯТНО ИМЕТЬ ДЕЛО".

Победа в Фолклендской войне безусловно была заслугой группы талантливых офицеров Её Величества. Но в итоге политической славой покрыла себя Маргарет Хильда Тэтчер, в девичестве Робертс. К тому времени, уже в свои пятьдесят семь она из некогда рыженькой и вспыльчивой девушки уже перевоплотилась в очаровательную и величественную даму, способную ставить в неловкое положение многих мировых политиков. А после военного триумфа она стала и выдающимся полководцем.

Каким-то странным и необьяснимым образом она именно сейчас, в ореоле военного лидера страны, почувствовала себя не просто женщиной, а настоящей ...самкой. Просыпающейся самкой. Но рядом с засыпающим самцом. Она, разумеется,  бесконечно любила Дэниса, за которого вышла замуж в двадцать пять. Но только теперь стала физически понимать разницу в целых десять лет.

Принять капитуляцию у Аргентины она поручила своему тайному фавориту, симпатичному генерал-майору Джереми Муру. К этой мысли она пришла после его впечатляющей победы над превосходящими силами аргентинцев. Он подарил эту победу Великобритании, даже не имея достаточной воздушной поддержки. Такой подвиг заслуживал её внимания.

Она пригласила его на чай в капитанской каюте авианосца «Центавр». Общение с утончённым аристократом в чине генерала так увлекла, что церемония чаепития плавно перешла в ужин без свидетелей. Маргарет уже не сомневалась в том, что ей будет трудно удержаться от первой супружеской измены, если только этот симпатичный генерал сделает первый шаг. Джереми оказался боевым и решительным не только с противником: он признался ей, что все эти годы был влюблён в её голубые глаза.

Это был удар ниже пояса! Она однозначной улыбкой дала ему понять, что бастион готов пасть после столь удачного выстрела. Он взял крепость Правительства Великобритании также галантно и изящно, как и Фолклендские острова.  Внушил Маргарет такое уважение в постели, что она уже утром в той же каюте, стоя перед зеркалом в чём мать родила, заявила ему: «Тебе предстоит принять капитуляцию от имени Её Величества.» Он вскочил с постели, обхватил её за плечи и поцеловал в шею.

Надев любимый тёмный костюм и белую шляпку, она добавила: «А за прошлую ночь ты заслужил звание Рыцаря-коммандора, сэр Джереми Мур. Я лично буду просить об этом Елизавету Вторую.» Джереми поцеловал её во властные губы: «Надеюсь, тебе не придётся обьяснять Королеве за какую именно позу я удостоился этой чести.»

Маргарет провожая его своим проницательным взглядом подумала: «Как жаль, что больше такого со мной не будет. Но мне бы поиметь такого же элегантного победителя в битве с Москвой.»

Дома её ждал сюрприз: умер Леонид Брежнев, и власть перешла к главе КГБ Юрию Андропову. Переговорив по телефону с Президентом США Рональдом Рейганом, госпожа Тэтчер решила отказаться от идеи контактов с этим монстром: «Он слишком красный для меня. Говорят, его почки чересчур токсичны для капиталистов. Надеюсь, ненадолго.»

Рональд предложил присмотреться к потенциальным преемникам. Назвал двоих: Григория Романова и Михаила Горбачёва. Её помощник Чарльз Пауэл добавил в список ещё одного: Гейдара Алибекова. Но Маргарет Тэтчер не спешила остановить свой выбор на какой-либо кандидатуре: «Врага, конечно же надо знать в лицо. Но этому лицу следует удостоиться моего внимания.»

Лавры «полководца в юбке» позволили Маргарет Тэтчер сохранить кресло Премьера во второй раз. В ночь перед сном после волнительного избирательного марафона она выбрала наиболее сексуальный пеньюар. Он был достаточно прозрачен, чтобы Дэнис мог увидеть её намерения. И каково же было её разочарование, когда он лёг в супружескую постель, даже не сняв пижамы. Это означало, что близости не будет и этой ночью. Собственно говоря, как и все предыдущие пять лет.

Он словно прочитал её мысли, и видимо, чтобы сгладить вину, протянул Маргарет книгу в мягкой обложке: «Это Арчи Браун, эксперт по СССР. Он тебе понравится».Она раздражённо взяла: «Ну хоть что-то!» С обложки симпатично улыбался жизнерадостный молодой мужчина. Она уже не сомневалась в том, что  он во многом выгодно отличается от храпевшего рядом Дэниса, и стала листать.

Арчи Браун был приглашён на Даунинг стрит, 10 на ближайший понедельник в 9 часов утра. Это был тот самый тип мужчин, которым она симпатизировала: высокий, стройный и со вкусом одетый. Профессор был среднего возраста, чуть больше сорока, но точно меньше пятидесяти.

Беседа шла в основном о Советском Союзе. Арчи провёл там почти год и имел достаточно глубокое представление о политической системе, пирамиде власти и персоналиях.  Она слушала его внимательно. Хотя умела одновременно думать о посторонних предметах. Он очень напоминал ей сокурсника по Оксфорду. Джозеф, с которым она изучала химию,  неожиданно стал её первым мужчиной. Правда, второго раза у них уже не было: он оказался малоинтересным собеседником.

Мысли Премьера вернулись к гостю. Арчи умел убеждать. Он считал Михаила Горбачёва наиболее подходящей фигурой для встречи: «Это, пожалуй, единственный адекватно мыслящий человек в Кремле. Пригласив его, Вы тем самым подадите положительный сигнал... для смены власти в СССР.» Госпожа Тэтчер призадумалась. Затем, как бы думая о своём, сказала: «Мне удаётся снижать инфляцию и налоги, охлаждать пыл профсоюзов и сажать на место даже канцлера Германии. Но сумею ли я справиться с крутыми яйцами коммунизма?»

Арчи улыбнулся: «Вам повезло: крутых яиц там давно уже нет. В последний раз они были только у Иосифа Сталина. И с ним окончательно разобрались Чёрчиль и Рузвельт.» Голубые глаза Маргарет оживились. Она показала на книгу, стоящую на столе и шаловливо пошутила: «Мой муж преподнёс мне Вас в мягкой обложке. Но что-то мне подсказывает, что Вы крепкий орешек.» Арчи в ответ улыбнулся: «Если это Вам по вкусу, то попробуйте прикусить.» Маргарет ничего не ответила, но подумала:  «Любопытно было бы проверить твои яйца на прочность!»

Она предложила продолжить беседу в ближайший уикэнд за ужином в старинном особняке на окраине Лондона. Это звучало, как откровенное приглашение на «танго». Арчи покидал оффис Премьера не только окрылённый, но и опьянённый. Мисс Тэтчер умела расставлять сети. Она была похожа на изысканное вино, которое с годами становится только ароматнее.

Маргарет долго подбирала наряд для встречи с Брауном. Сменила полдесятка платьев и костюмов. Перебрала весь набор головных уборов.  Наконец, посмотрела на себя в зеркале, стоя в бирюзовой комбинации на голое тело, и пришла к выводу: «Любой наряд теряет значение, когда тебя укладывает в постель джентльмен в крепкой обложке.»

Арчи оказался гораздо элегантнее, чем она могла предположить. С ним она впервые за многие годы почувствовала себя вновь двадцатилетней рыженькой Маргарет Хильдой Робертс. Он сумел не только очаровать своей изысканностью в близости, но и потом, когда она нехотя вылезла из постели. Мужчины обычно любят раздевать самок. Арчи с большой любовью помог одеться величественной даме.

По телевизору шли новости, когда Маргарет наводила последние штрихи к макияжу. Телеведущий назвал Константина Черненко «самой тусклой канцелярской крысой» в истории СССР. Она связалась с помощником Чарльзом Пауэлом: «Устрой-ка мне встречу с нашим информатором. Его кажется, зовут Гордиевский? В понедельник в пять вечера. Место пусть определит мистер Колин Фигерс из MI-6».

Центральная клиническая больница в Москве с некоторых пор стала центром принятия многих партийно-правительственных решений. Страна не могла оставить своего вождя в покое даже на больничной койке. Ибо без его одобрения не наступало утро, не завершалась неделя, не начинался Новый год. Народ был уверен: «За весной наступит лето, коль Генсек одобрит это!»

Вначале Юрий Андропов, а после его кончины – Константин Черненко проводили значительную часть рабочего времени под пристальным вниманием врачей, медсестёр и санитарок. Все они были в белых халатах, но непременно  с погонами. На страницах газет, журналов, на экранах телевизоров Генсек красовался бодрым и здоровым, раздающим государственные награды, встречающимся с высокими гостями и принимающим военные парады.

Народу ни в коем случае не было положено знать о гнилых почках, скачущем кровяном давлении, аритмии сердца, умственной слабости и половом бессилии главы государства. Эта информация относилась к категории государственной тайны. Распространение каралось длительными сроками в условиях малоприятных.

Перед ноябрьскими праздниками Константин Устинович ближе к вечеру почувствовал некоторое облегчение: медсестра Клавдия Петровна сделала ему оральный массаж ниже пупка. У неё был талант и сорокалетний опыт. Получивший в некотором роде удовлетворение вождь позвонил по «вертушке»  товарищу Алибекову: «Зайди ко мне. Надо кое о чём потолковать.»

Гейдар Алекперович знал, что в Девятом управлении КГБ звонок был уже взят на заметку. Он вошёл в палату Генерального Секретаря ровно в девять часов тридцать минут вечера. Обратил внимание, что Генсек дышит ровно и выглядит вменяемым. Констатнтин Устинович попросил пересадить его в кресло-каталку: «Говорят, свежий воздух полезен перед сном.» Алибеков понял: разговор предстоит строго конфиденциальный.

Прокатившись по тёмной аллее подальше от здания, Черненко начал издалека: «Перед смертью Юрий Владимирович просил меня при первой же возможности утвердить тебя Председателем Совмина. Мол, Тихонову пора на покой. Но я, к сожалению,  встретил сильное сопротивление. Не хочу называть имён.» Гейдар Алибеков оглянулся: на  аллее никого не было видно. Он решил уточнить: «Миша, или Гриша, или Витёк?»

Черненко улыбнулся: «Вот видишь? Ты и сам знаешь! Вся святая троица. Но ты не переживай: как только... и если только.... выберусь отсюда живым, откажусь от должности в Президиуме в твою пользу.» Гейдар Алекперович подкатил коляску к деревянной лавке и присел: «Спасибо, Констанстин Устинович. Но проблема в том, что Вам не дадут выйти отсюда живым. Надо бы вывезти Вас на лечение в Баку. У нас там есть гениальный уролог, Джавад-заде. Он поставит Вас на ноги.  Под моим личным контролем.»

Черненко усмехнулся: «Ты хочешь, чтобы Рейган и Тэтчер подняли нас на смех? Мы же у них, как микробы под микроскопом.» Затем прервал самого себя: «Кстати, именно поэтому я и пригласил тебя. Эта сучка Маргарет предполагает встретиться со мной в Москве. Но я не хочу в таком разобранном виде выглядеть живым трупом. Слишком большая ответственность. Через помощника я  предложил ей твою кандидатуру. Но она склоняется больше к Михаилу Горбачёву.»

Алибеков расстроился: «Но это же не разумно. Он мягкотелый и быстро попадает под  влияние. Даже жена ведёт его на коротком поводке.  Он в Англии может наломать дров, а нам потом придётся расхлёбывать.» Черненко усмехнулся: «Знаю, что ты прав. Но поезд ушёл: его кандидатуру поддержал Громыко и Федорчук. Визит уже согласован и состоится через несколько недель, 15 декабря. Но я хочу тебя попросить вот о чём. Горбачёв настоял на том, чтобы его сопровождала Раиса Максимовна. Пришлось согласиться, опять же под давлением.»

Гейдар Алибеков на лету уловил ход мыслей вождя: «Вы хотите, чтобы я позаботился о ней?» Черненко кивнул: «Уж слишком прыткая баба! Уверен: проколется.»

На следующее утро Алибеков уже внимательно просматривал состав делегации, которую пригласили в Англию. Среди трёх десятков лиц его заинтересовал инспектор международного отдела ЦК КПСС Георгий Шахназаров. Бывшие коллеги из «девятки» обратили внимание: он за последний год четырежды выезжал на пару-тройку дней в Ставрополь. Там же в эти дни находилась и Раиса Горбачёва.

Попросил помощника пригласить к нему доцента МГУ Москвину Наталью Васильевну. Покойный Андропов просил Гейдара заботиться о своём учителе английского языка. Наташа в свои пятьдесят с хвостиком всё ещё была в полной боевой готовности.

Гейдар Алекперович выглядел несколько озабоченным: «Скорректируй свои планы. Тебе предстоит командировка в Лондон.» Затем показал ей фотографию. Она сразу узнала: «Это же «Шах». Гейдар кивнул: «Установишь жёсткое наблюдение. Прояви изобретательность и фантазию. Мне нужны «горячие» снимки».

После задания от Алибекова Наталья Васильевна доложилась начальству. Полковник госбезопасности Илья Захаров одобрил поездку в Лондон, но попросил доложить о результатах наблюдения за «подопечными». Капитан Москвина протянула ему папку с фотографиями: « Всё по-прежнему. Сын Алибекова числится в аспирантуре МГИМО, но продолжает увлечение кокаином. Его жена нашла двух новых любовников: Сергей Арутюнов, офтальмолог, и Тельман Исмаилов, совладелец ресторана «Прага».

С паспортом на имя Джейн Хопкинс капитан Москвина приземлилась в аэропорту Хитроу за пару дней до начала визита делегации Верховного Совета СССР, возглавляемой секретарём ЦК Михаилом Сергеевичем Горбачёвым. Горбачёв с супругой решили расположиться в Посольстве СССР, а вся остальная делегация разместилась в Royal National Hotel. Правда, один из визитёров, мистер Шахназаров, в самый последний момент попросил поселить его в Central Park Hotel, ссылаясь на близость к Гайд парку.

На третий день визита после скучной встречи с министром иностранных дел Джеффри Хау Михаила Горбачёва увезли на швейную фабрику, где он решил заказать себе несколько костюмов. Его супруга Раиса Максимовна с самого утра занялась шопингом. Её повсюду сопровождал юркий и услужливый сотрудник ЦК КПСС Георгий Шахназаров.

Буквально по пятам за ними двигалась  изящная Джейн Хопкинс. Она приспособила свою небольшую сумочку на плече таким образом, чтобы могла незаметно для окружающих запечатлеть интересные пейзажи.

В ювелирном магазине она вдруг столкнулась лицом к лицу с мужчиной, которого ей нетрудно было узнать: это был советник Посольства в ранге полковника Первого Управления КГБ Олег Гордиевский. Она нечаянно толкнула его и тут же извинилась: «Простите, но у меня вдруг закружилась голова. Не могли бы вы мне помочь добраться до такси.»

Он был достаточно воспитан и предложил подвезти. Так они познакомились. Мисс Хопкинс представилась вдовой из Дувра, пригорода Лондона, и вскоре без особого сопротивления оказалась в холостяцкой постели резидента КГБ Гордиевского. Опытный разведчик, и даже двойной агент, тем не менее он стал лёгкой добычей для многолетней помощницы Андропова, Натальи Москвиной. Пока Олег принимал душ, она успела присвоить несколько негативов из ящика письменного стола.

Обед в честь советской делегации был в самом разгаре, когда помощник принёс Премьер-министру небольшой конверт. В нём она нашла две фотографии. На одной из них супруга «Горби» Раиса Максимовна примеряла в кабине супермаркета голубой бюстгальтер. Его застёгивал мужчина, совсем не похожий на Михаила Сергеевича. На втором снимке, она примеряла кольцо с внушительным драгоценым камнем, целуя в щёку того самого джентльмена в черных очках. В примечании к фото указывалось его имя: «Георгий Шахназаров».

Премьер-министр подняла бокал и посмотрела в сторону будущего Генсека из Кремля: «Позвольте предложить тост за Вас, господин Горбачёв. Вы именно тот человек, с которым надо иметь дело.»


20. Подвиг резидента.

Она старалась не мешать мужу, недавно назначенному директором Дома дружбы в Дрездене. После переезда из Ленинграда он стал замкнутым и раздражённым. Его нервировало всё: от писка новорожденной дочери  до автомобильных гудков, раздающихся из окон небольшой квартиры. Раз в неделю он регулярно ходил на почту, как на работу: ожидал некие посылки и письма «до востребования». Постоянно спрашивал почтальона о конкретной почте из СССР.

Наконец, в конце октября он вернулся из отделения связи возбуждённым и приветливым. Даже обнял жену, что случалось с ним крайне редко: «Люда, в пятницу тебе надо будет  сьездить в Западный Берлин, и встретиться там с одним человеком. Передашь ему вот эту запись». Протянул ей кассету. И после паузы добавил: «Он передаст конверт для меня. Спрячешь под днищем детской коляски.»

Люда испуганно поинтересовалась: «И только всего? Надеюсь, ночевать там с ребёнком не придётся.» Он пожал плечами: «Зависит от обстоятельств. Если он попросит остаться, то возьмёт на себя все расходы. Обязательно позаботится о тебе и Маше. Это же немец. Немцы - не как наши: они ответственные и аккуратные.» Он разбудил её в шесть утра. Сам приготовил завтрак, чем крайне удивил супругу.

Вошёл в спальню, когда она стала собираться в дорогу. Неожиданно сделал замечание: «Когда наконец, ты выкинешь эти старые трико? Неужели ты не можешь купить нормальное немецкое бельё?» Она сначала удивилась. Но потом нашла в этом приятное изменение: он стал замечать её, как женщину! Отыскала симпатичные розовые трусики: «Эти тебе больше нравятся?» Он кивнул головой и вернулся на кухню.

Сажая её в поезд, он попытался успокоить её: «Главное, ты не волнуйся. Всё под контролем из Центра. Мужчина сам к тебе подойдёт в кафе Schwarzes на улице Канстрит, 148.»  Володя выглядел необычно дружелюбным. Обнял её, даже поцеловал в губы. И тихо прошептал: «Будь с ним поласковее, ладно?»

Она почему-то вспомнила их ленинградскую жизнь, соседей, в том числе, лучшего друга мужа, Аркашу Ротенберга. Молча посмотрела ему в глаза, словно что-то уточняя. Он понял её взгляд сразу,  подмигнул: «Запомни: это нужно для дела.»

Депутат Бундестага от Нижней Саксонии герр Шрёдер перелистал календарь, сделал пометку и вызвал помощницу: «Завтра с утра мне надо быть в Западном Берлине. Предупреди канцелярию парламента.» Хильтруд положила ему на стол чашку свежего кофе и почту. Пригнулась к уху: «Муж в отьезде. Если хочешь, мы могли бы сегодня пообедать у меня.»  Он  тут же набрал телефон и сообщил кому-то: «Не жди меня, дорогая. Мне надо срочно ехать в Западный Берлин. Увидимся в субботу.»

Хильтруд жила в трёх кварталах от его оффиса. Худенькая и загорелая, она всегда старалась держать шефа в повышенном настроении. Знала, что Анна Ташенмахер, с которой он только что созвонился, с некоторых пор уже находится в разводе с ним, хотя они по-прежнему и живут вместе.

При каждом удобном случае, Хильтруд старалась удовлетворить нужду босса где бы то ни было. Чаще всего на работе, усаживаясь на полу у его кресла. Нередко они уединялись в туалете, верхом на унитазе. Бывало, что ему было невтерпёж, и это происходило на заднем сиденье машины. Герхард так привык к её доступности, что уже подумывал о том, чтобы как-нибудь завести разговор о более серьёзных отношениях. Уж слишком она была изобретательна при любых стеснённых обстоятельствах.

По пути к ней Герхард вытащил из папки несколько фотографий. Сидящая за рулём Хильдтруд краем глаз увидела симпатичную молодую женщину с новорожденным ребёнком на руках. «Это с ней встречаешься завтра?» Герхард с улыбкой заметил: «От тебя трудно что-либо утаить. Но ради Бога, без ревностей: это чисто деловая встреча.»

Они поднялись на лифте на четвёртый этаж, Хильтруд закрылась на все замки и стала его раздевать: «У неё черты лица типичной русской женщины.» Он снял с неё кофту и вновь был восхищён упругостью её  груди, выступающим соскам: «Ты попала в точку, она из России, но живёт в Дрездене.»

Хильтруд уже была возбуждена. Это было видно по её дрожащим рукам. Опустилась на колени, не дойдя до постели,  растегнула ему ширинку: «С русскими женщинами деловые встречи как правило, заканчиваются в постели.» Он почувствовал жар её губ, и хотел было её успокоить. Но она не дала ему даже рта открыть: «Единственное о чём я прошу, не забудь предохраняться. Я не имею права заражать своего мужа, даже если он у меня патологический рогоносец!»
 
Рано утром выйдя из поезда в Западном Берлине, Герхард обнаружил в кармане две упаковки «резинок». Хильтруд не только проявляла заботу, но и не возражала против лёгких шалостей на стороне. «Из неё вышла бы великолепная жена!»-подумал он, переходя улицу в направлении телефонной будки.

Друг детства Макс Филин, как-то пару лет назад рекомендовал ему услуги молодого человека из  Ленинграда. Это был один из тех, кто в условиях начавшейся в СССР перестройки пытался сколотить деньги на перепродаже дефицитных товаров.  Общения начались с обмена сувенирами, затем пошли мелкие торговые сделки по продаже видеотехники, фотоаппаратуры, нижнего белья, сигарет, джинсов, жвачек...  «Господи боже мой,-думал Герхард-не страна, а рай земной для бизнеса!»

Но вскоре переписка стала касаться таких тем, которые могли быть чувствительными для советских властей. Пришлось пользоваться дипломатической почтой. Пару недель назад Аркадий Ротенберг предложил Шрёдеру полное описание развёрнутой структуры органов госбезопасности по Ленинградской области. Цену запросил достаточно скромную: 10 тысяч американских долларов.

По большому счёту, его как члена Парламента ФРГ мало интересовала такого рода информация. Но герр Шрёдер решил закрепить интригующую связь на перспективу. Сегодня он прибыл в Западный Берлин, чтобы встретиться со связным и передать наличные. С ближайшего телефона-автомата набрал номер Макса. Он ответил на третий гудок: «Всё в силе, Герхард. Пароль и ответ без изменений.»

В 11:15 к столику Людмилы подошёл высокий широкоплечий немец среднего возраста с газетой в руках. Поздоровался и спросил: «Могу я присесть за Ваш столик?» Она молча кивнула, кормя из бутылки с соской малышку в коляске. Он заказал чашку кофе, а потом обратился к ней: «Скажите, в Калининграде есть школа номер 8?» Людмила поняла, что это именно тот человек, и ответила с улыбкой: «Я там училась.»

Так состоялось их знакомство. Он представился: «Меня зовут Герхард. В Западном Берлине проездом. Остановился в отеле в двадцати минутах езды.» Она назвала себя. Герхард предложил: «Позвольте пригласить Вас в отель.» Она невольно вздрогнула: в Ленинграде, как и во всём Союзе, незнакомых женщин приглашали в гостиницу с определёнными намерениями. Поняла, почему муж ей подмигнул. Вспомнила его замечание по поводу старомодного белья. «Но я же на задании!»-успокоила себя.

По пути в отель Маша заснула на руках: её всегда укачивала езда в машине. Номер оказался скромным и одноместным. Герхард помог занести коляску, снял плащ с Людмилы, усадил её в кресло и предложил итальянский ликёр: «За знакомство, Людмила?» Ликёр оказался крепким, а Людмила не успела ещё пообедать. Почувствовала, как напиток обжёг гортань и постепенно опустился до лобка. После второй рюмки у неё голова пошла кругом, хотя она и старалась держаться. Положила на стол кассету, переданую мужем.

Герхард между тем долго возился с замком небольшого узенького чемодана: видимо, забыл цифры кода. Наконец сумел открыть и положил перед ней на стол плотный и полураскрытый конверт желтого цвета. В нём лежали американские доллары: «Здесь десять тысяч. Хотите пересчитать?» Она покачала головой: никогда не держала в руках столько «зелени».

Подняла на руки Машу и уложила её поперёк постели. Затем приподняла днище коляски и попыталась спрятать там конверт, как советовал Володя. Но никак не получалось. Герхард нагнулся с другой стороны, чтобы помочь. Их взгляды встретились. Оба замерли одновременно.

Он опустил глаза: из глубокого выреза кофты готовы были выскочить наружу набухшие груди кормящей матери. Он улыбнулся: «Вы кормите грудью?» Она покраснела и облизнула высохшие губы: «Подкармливаю. И кажется уже упустила время.» Он уложил конверт под подкладку и поправил днище коляски: «Вы можете покормить девочку. Хотите, чтобы я вышел? Или не возражаете, если я полюбуюсь божественным зрелищем?»

Она смущённо покачала головой: «Лучше пусть поспит пока. Хотя... мои груди уже так.. переполнены, что боюсь испачкаю бюстгальтер.» Герхард поднялся и помог ей привстать. Его глаза были возбуждёны до предела: «Тогда может быть, накормите.... меня. Я вырос без материнского молока. Это были годы войны.» Людмила растерялась: «Материнское молоко...оно говорят,  ведь не вкусное....вряд ли Вам понравится. Моему мужу, например как-то даже стошнило от этого.»

Он неожиданно обнял её за бёдра и поцеловал в губы: «Я ни разу не пробовал. Но уверен: молоко из Вашей груди для меня бесценно.» Сел на кровать рядом с малышкой. Она смотрела ему в глаза, как завороженная, стоя перед ним. Сама не понимая, что делает, задрала вверх кофту. Правая грудь буквально выпрыгнула из чашки бюстгальтера.  Он растегнул и высвободил вторую грудь. Напряжённо разглядывал влажные соски, не зная, с какого начать.  Появилась предательская капля на левом. Он с жадностью  припал к нему губами.

Она была готова потерять сознание от прикосновения его языка к воспалённому и тоскующему по ласкам соску.  Рукой чуточку надавила на грудь. Герхард от удовольствия закрыл веки. Его рука проникла под юбку и опустила трусики. Людмила поняла, что уже влажная. Она очнулась неожиданно, услышав писк Маши. Он оторвал свои губы, взял на руки малышку и поднял к её груди. Она с благодарностью подарила ему взгляд женщины, готовой отдаться.

Он аккуратно задрал ей подол юбки, снял бельё и усадил кормящую мать к себе на «трон». В тишине он услышал грудной стон Людмилы: она была впечатлена размером. Вслед за этим стала медленно раскачиваться, продолжая кормить дочь. Он слышал размереную и монотонную русскую речь: это Людмила по привычке рассказывала дочери сказку про принцессу, которая встретила своего принца на белом коне.

Когда малышка наевшись вволю, вновь уснула, Людмила уложив её в коляску, сбросила с себя комбинацию и уселась на нём во всей обнажённой красе женщины, давно лишённой супружеских ласк. Почувствовала его руки на своих бёдрах, словно её оберегали от опасностей. Она с удовольствием смотрела на него в зеркальном отражении: это был взгляд опытного и голодного самца. Его мускулистые плечи, покатая грудь и внушительный предмет страсти приводили её в восторг.

Герхард не шёл ни в какое сравнение ни с чересчур интеллегентным  профессором Чазовым, который думал, что он у неё первый, ни с блатным Аркадием Ротенбергом, вечно пьяным спортсменом. Не говоря уже о Владимире благоверном! С ним она за три года замужества так ни разу и не получила полноценного оргазма: он «опорожнялся» так быстро, будто спешил поймать американского шпиона.

Немец нёс её в ванную на руках. Стоя под струями душа, она впервые ощутила мужскую силу: он с лёгкостью удерживал её, хотя худой она никогда не была. Не уставая раскачивал на своём неутомимом инструменте. Она еле дышала, боялась стонать, чтобы не разбудить малышку. Ибо тогда пришлось бы остановить это бешеное наслаждение.

Когда она уже была в полной отключке от оргазменного цунами, он понёс её на руках к постели. Она уснула, словно провалилась в пропасть. Проснулась лишь к утру. Герхард ходил по комнате совершенно голый, качая на руках проснувшуюся Машу. Люда с умилением наблюдала, как его огромный инструмент раскачивается из стороны в сторону. Зрелище было не для слабонервных! Ей вдруг так захотелось попробовать его на вкус. Он прочёл её мысли на расстоянии. Подошёл к постели так близко, что ей оставалось лишь раскрыть свои губы.

Перед тем как проводить её на вокзал,  он положил перед ней небольшой белый конверт: «А это лично для тебя. Владимиру об этом не обязательно знать. Мне трудно будет тебя забыть. Ты была со мной также щедра, как Екатерина Великая с князем Потёмкиным.» Людмила спрятала конверт в лифчик: единственно надёжное место, которое никогда не интересовало мужа.

Спустя девять месяцев у Маши родилась сестричка. Девочку назвала Екатериной.  К тому времени Володя  успел доложить главе советской резиндентуры в ГДР полковнику Лазарю Матвееву об успешной вербовке депутата Бундестага Герхарда Шрёдера. С подсказки Людмилы агент получил псевдоним «Потёмкин». Это заслуживало досрочного присвоения следующего звания - подполковника.

Вскоре докладная из Дрездена легла на стол Председателя КГБ  Чебрикова Виктора Михайловича. Пухленькая помощница Лиза уже собиралсь уходить, но генерал остановил её. Пробежав глазами двухстраничную записку, он поручил помощнице соединить его с Эрихом Мильке  из ГДР.  Имя регионального политика из Нижней Саксонии ни о чём не говорило Чебрикову. Было трудно оценить «рыбку», с такой лёгкостью попавшую в сети малоприметного серого майора по кличке «Моль».

Министр Мильке был одним из самых ценных руководителей Восточной Германии. Он прошёл большой путь, заслуживающий полного доверия в Кремле. Блестяще владел русским. Штази под его руководством превратился в наиболее мощный разведывательный центр в Восточной Европе. Генерал обладал феноменальной памятью.

Услышав имя Герхарда Шрёдера, он рассмеялся в трубку: «Это маленькая акула, которая очень скоро может превратиться в кита. И можете поздравить: уже три года, как плавает в моём бассейне. Я его называю «Канцлером», и ему это нравится.»

Виктор Михайлович расстроился. Он не стал делиться с Мильке сообщением о повторной «вербовке» «Канцлера-Потёмкина», но попросил отправить в Москву  материалы по наружному наблюдению. Затем поручил кадровикам приостановить процесс награждения «Моли»: «Не заработал ещё!»

На следующий день специальный курьер из Восточного Берлина доставил секретный пакет, предназнеченный лично товарищу Чебрикову В.М.  Содержание пакета было небольшим, но содержательным. На фотографиях он увидел «Канцлера», сидящего в кафе в кампании молодой дамы с детской коляской. На другой – они уже принимали душ в очень выразительной позе. Следующая фотография запечатлела плотный конверт, спрятанный под днищем коляски. И наконец, последний снимок: возвращение дамы домой в Дрезден в обьятия мужа.

В короткой записке Эрих Мильке писал, что знал об этой «операции» с первого дня, но не хотел расстраивать раньше времени: «Бывают случаи и похуже.»  Чебриков решил избежать распространения позорных сплетен. Он лишь поручил полковнику Матвееву усилить наблюдение за подчинёнными. Управлению кадров дал распоряжение при первой же возможности прервать служебную командировку агента «Моли", и подобрать ему соответствующее место в пределах Ленинградской области.

Эти фотки и записка главы Штази так расстроила его, что Виктор Михайлович понял: надо срочно расслабиться. Его крайне редко можно было «выбить из седла». В таких случаях у него в запасе всегда был способ восстановиться. Одним помогает водка, или коньяк, другим классическая музыка. Андропов, например, советовал ему окунуться в холодный бассейн.

Но Виктора Михайловича всегда спасала Лиза. Её пальцы, губы и язычок творили волшебство!  Он нервно нажал на селекторную связь: «Елизавета Никитична, зайди и ...поплотнее закрой за собой дверь!» Лиза твёрдо усвоила: когда босс зовёт её официально по отчеству, значит приспичело. Она прошла в туалет, сняла трусики, аккуратно сложила в сумочку, побрызгалась дезодарантом, вошла к Председателю и повернула дверной замок дважды.

Это обычно не занимало больше, чем минут двадцать-двадцать пять. Три самые излюбленные позы на кожаном диване в комнате отдыха были отточены до миллиметра. Всякий раз услышав победный клич генерала, Лиза проникалась глубоким уважением к своей пышной фигуре. Виктор Михайлович просто балдел от её упругой попы.

На сей раз Чебриков едва успел поблагодарить Лизу, поправляющую чулки, как зазвонил телефон Генерального. Голос Михаила Сергеевича звучал нервозно: «Есть ли какие-нибудь новости по нашему «Гаврику»? Надо спешить с персональной пенсией. Поручи надёжному человеку, чтобы сели ему на хвост 24 часа в сутки. Глаз не спускать! Причём, результативно.»

Это было уже третье поручение по одному и тому же вопросу: в Кремле готовили дело против Гейдара Алибекова. Выглядело похуже «рашидовского». До ушей Чебрикова дошли слухи, что у Зампреда Совмина надёжно спрятаны интимные фотки Раисы Максимовны. Но все ухищрения пока не приводили к обнаружению тайника. «Надо что-то предпринять: в такого рода делах можно сломать хребет в два счёта»- подумал Чебриков.

Он решил поручить Первому отделу представить наиболее подходящего агента из Европы,  якобы для работы в МИДе. Расчитывал на сверхконфиденциальность задания: местные опера не справятся, нужен «иностранец». Когда речь идёт о слежке за бывшим главой КГБ Азербайджана, следует быть высокопрофессиональным опером.

Наталья Васильевна Москвина, доставшаяся в наследство от Андропова, уже потеряла нюх. Да и говорят, не раз побывала в постели у Алибекова.  За полтора года слежки наскребла ерунду. В основном на сына и невестку. Но эти материалы тянули лишь на порнофильмы с дешёвыми номерами: кокаин у сынка и неутомимый минет у невестки. А Горбачёв требует участия в сьёмках главного героя. Причём, с казнокрадством, коррупцией, тайными связями с иностранными лидерами.

Вскоре начальник Управления кадров и замглавы Первого управления зашли с личным делом на подполковника Ульвию Мэмишли (она же Фатима Шахбази). Смазливая дама уже несколько лет - помощник Посла США в Турции. Установила прочные контакты с турецкими политиками. Среди них и Президент. В последних донесениях  сообщает о близком контакте  с Торгутом Озалом, победившим на последних выборах.

Виктор Михайлович спросил: «Что значит «близкий контакт»? Перепихнулась, что ли?» Ответ был написан на лице кадровика генерала Тургунбаевой Зухры Исаевны: её глаза засветились, губы разошлись, как ножки балерины.  Внимательно полистав её данные, Виктор Михайлович решил попробовать. «Эта сучка с Алибековым из одного теста, это именно то, что нужно!» - подумал про себя и добавил вслух : «Срочно «деактивизировать» и вернуть в Москву в моё распоряжение.»

21. «Евлах» - это сплошной «евпаторий».

Горбачёв обычно задерживался на работе допоздна. Во всяком случае, раньше шести вечера его дома не ждали. За стол чаще всего садились к восьми, а иногда даже к девяти часам. Приближалась дата официального визита в Китай, и Михаил Сергеевич просил не отвлекать его на побочные дела: сконцентрировался на китайских поговорках, пословицах и в целом на философии Дэн Сяо Пина.

Супруга, Раиса Максимовна старалась подстроиться под его умонастроение. Заказала кучу китайских нарядов, шляпок, вееров и парфюмерии. Примеряла при строгой критике молодого подполковника из личной охраны Никонора Велиханова. Этот худощавый, жилистый и высоченный офицер обладал искромётным чувством юмора, утончённым вкусом средней полосы России и бесподобным громовым баском. С недавних пор Раиса Максимовна буквально души не чаяла в нём. Первая леди нежно называла его «Ником», и практически не отпускала его от себя ни на шаг.

В пятницу после лёгкого обеда под бутылочку грузинского «Киндзмараули» она собиралась подремать на гамаке под майским солнышком, но не дали: горничная Матрёна заявила, что получена партия шёлкового нижнего белья из Тайваня. Раиса Максимовна зевнула со скукой: «О, бельё? Ну что ты с ними будешь делать! Зови ко мне Ника.»

Всё началось с невинной шутки в адрес мастеров из острова Тайвань: они умели из обычных женских трусов сооружать многоэтажные панталоны! Раиса Максимовна повертелась перед зеркалом и спросила: «Это же сколько времени нужно, чтобы застегнуться на все пуговицы?» Подполковник подошёл вплотную к её попочке и шепнул: «Смотря, кому. Михаил Сергеевич и до утра не управится. А я растегну за минуту. Правда, застегну за пять.»

Они встретились взглядами через зеркало. Она кокетливо спросила: «Как же так, Никочка? За минуту раздеваешь, а за пять – одеваешь? Это почему?» Он положил свои огромные руки на её бёдра: «Не почему, а как?  Одевать такую красавицу не хочется. Любоваться ею хочется.» Раиса Максимовна резко повернулась к нему лицом: «Такими чувствами не разбрасываются, Никанор Матвеевич. Вы меня.... возбуждаете! А это очень опасно!Могут быть...последствия.» Их губы соединились, а руки начали баловаться.

Когда к пяти вечера они всё ещё шалили в супружеской постели номер один, Михаил Сергеевич уже вьезжал на территорию дачи. Сегодня он почувствовал расстройство желудка после китайской кухни из кремлёвского буфета.  Выйдя у дверей, он отпустил охрану: «Дальше я сам.» Вначале собирался в туалет рядом с гостиной. Но со стороны спальни раздавался размеренный скрип югославского гарнитура. «Надо бы заказать новый комплект» - подумал Михаил Сергеевич, и  решил не шуметь. Тихо подкрался к дверям спальни. Чуточку приоткрыл и.... тут же замер от увиденного!

Высоченный истукан Никанор Велиханов наяривал Раиску со сторону спины, непорядочно согнув её вниз головой. «Никакого уважения к её высокому статусу!» - возмутился Генсек. Этот шельмец входил и выходил в его супругу с такой твёрдостью и уверенностью, будто выполнял специальное военное задание.

Но больше всего Горбачёва поразил невероятный размер мужского достоинства. Михаил Сергеевич со смущением мысленно сравнил со своим: «Тут с Раисой Максимовной не поспоришь! Разница в разы!» И в ту же минуту супруга заметила его удивлённое лицо в стеклянном отражении картины Репина «Приплыли.» Её недавно подарил им Соложеницын.  Повернувшись к нему, Раиса задыхаясь от скачки, возмутилась: «Мишуня, выйдя пожалуйста! Дай хоть процесс завершить! Ведь неприлично же подглядывать!»

С этим было трудно не согласиться. Он послушно прошёл в кабинет и ответил на телефонный звонок. Это был Арутюнян из Еревана: «Михаил Сергеевич, знаю что сейчас Вам не до Карабаха. Но как говорил товарищ Ленин, сегодня рано, завтра поздно.»

Горбачёв полистал календарь и отметил на нём квадрат: «Значит так, Сурен Гургенович. Не спешите. Давайте позволим, чтобы процесс пошёл. Вот как вернусь из Пекина, можно подкинуть дровишек. Я ещё не совсем разобрался с главным тормозом карабахского вопроса. Он сейчас в клинике. Говорят, одной ногой в могиле. И как говорил товарищ Сталин, нет человека, нет проблемы.»

Как раз в это время шумно захлопнулась дверь в спальню. Раиса Максимовна провожала засидешегося гостя. Проходя мимо кабинета, она крикнула: «Мишенька, пора за стол. Я проглодалась, как волчица.» За ужином налила ему полбокала грузинского: «Тебе много нельзя. Но давай выпьем за нашу любовь. Как говорят в Китае, «любовь заключается не в обладании, а во взаимном уважении.»

За десертом она напомнила: «Кстати, тебя совсем не беспокоит критика Ельцина в твой адрес? Боюсь, что скоро мне самой придётся заняться этим сибирским валенком!» Михаил Сергеевич вытер губы: "Нет уж! Лучше я. У тебя слишком всё однообразно получается!" Поднял телефонную трубку: «Георгий Хосрофович! Сколько раз мне нужно напоминать тебе о Борисе Ельцине?»

Шахназаров вскочил как ужаленный: «Сию минуту, Михаил Сергеевич!» И набрал квартиру Везировых. Голос Ирины Константиновны звучал ностальгически: «Честно говоря, Георгий, я не ожидала такого от тебя! Вы же с Абдуррахманом лучшие друзья, и ты ему устроил такую подлянку! Я так устала от всех этих «непалов» и «пакистанов». Неужели мой муж не заслужил ничего лучшего, чем этот сплошной «евлах»? Почему мы не могли бы работать где-нибудь в Европе? Или на худой конец, в Латинской Америке?»

Георгию Шахназарову импонировала эта пышечка в бальзаковском стиле. Жеманная и кокетливая, Ирина когда-то училась в одной с ним бакинской школе. Правда, он её заканчивал, когда она пошла только в первый класс. Но до сих пор прекрасно помнит, как перед отьездом на учёбу в Москву затащил девятиклассницу Иришу в свою постель. Хорошо помнила об этом и она.

Георгий попытался обьясниться: «Но ты же понимаешь, дорогая моя, что в Азербайджане голод на приличные партийные кадры. Этот гнилой «нахичеванец курдского розлива» сумел построить такую коррупционную систему, что даже твоему Рахману будет нелегко донести до народа партийную совесть, превратить "евлах" в "евпаторий".»

Она всхлипывала. Затем обиженным тоном спросила: «Ты хочешь от меня избавиться и отправить в ссылку? Так быстро надоела тебе? Но я хочу остаться жить в Москве! С меня хватит этой азиатчины!»

Он понял, что Ирина уже перестала капризничать: «Разумеется, ваша московская квартира и дача останутся в полном твоём распоряжении. И я тоже хочу, чтобы он окунулся в это болото без тебя. Более того, ты мне нужна именно здесь, в Москве.» Ирина оживилась: «Почему же ты не заглянешь ко мне?» Георгий подыскал аргумент: «Насколько мне известно, ты теперь дружишь с  Ельциным. И Борис Николаевич, говорят, очень даже неравнодушен к тебе.»

Ирина замолчала. Раздался щелчок в трубке. Затем она прикрыла телефон толстым банным полотенцем. Но Георгий всё равно услышал её шёпот: «Сними носки. Ты же знаешь, я не люблю, когда ты ложишься ко мне в носках!» Затем после паузы она извинилась: «Прости, Георгий, у меня ремонтник из газовой конторы. Так вот.... я действительно часто вижусь с Наиной Ельциной. А что тебя, собственнно говоря, интересует?» Георгий усмехнулся: «Ты же знаешь, как Михаил Сергеевич ревностно относится к его критике. И в тоже время, он очень доверяет друзьям, и хотел бы только взаимности.»

Ирина поняла, что от неё требуется: «Так и передай Михаилу Сергеевичу: мы с Рахманом никогда.... слышишь? Никогда его не подведём. Борис действительно...как бы это мягко сказать...пытается заполучить меня. Но ты же знаешь, как я не люблю алкашей. Но если ты считаешь, что это так необходимо для ....партии, то могу подпустить его на близкое расстояние.» Георгий именно это и хотел услышать: «Прекрасно! Мне кажется, пока наш Абдуррахман будет поднимать культуру в Евлахской республике, ты сумеешь оказать услугу Политбюро.»

Положив трубку, она сняла с себя шёлковый халат, купленный ещё в Исламабаде, и  посмотрела на совсем ещё молоденького оперуполномоченного из КГБ капитана Голушкина: «Ну что стоишь, как не родной? Обиделся на то, что обозвала тебя   «слесарем-сантехником"? Так это же ради конспирации, мой нежный и ласковый зверь. Иди ко мне сейчас же! Маленькая «ириша» соскучилась по твоим губам. »  Когда он послушно пристроился полысевшей головой между её ног, Ирина с протяжным стоном воскликнула: «Как же я обожаю родное девятое управление! Какие клёвые опера заботятся о нашей безопасности!»

Проводив Ростислава, засунув ему в карман брюк пару сотен долларов («Купи деткам игрушек»), она немедленно позвонила Борису Николаевичу: «Слушай, Боренька. Я сегодня не смогу: неважно себя чувствую. Давай послезавтра. Но ко мне нельзя: кажется, напичкали всякой всячины. Могли бы встретиться в другом месте. Где-то на Юго-Западе есть симпатичная гостиница. Как думаешь?»

 Борис спешил на встречу с избирателями: «Я тебе перезвоню. Но думаю, найду более уютное гнёздышко. Не переживай, я с этими мудаками скоро разберусь! А как устроился твой благоверный у себя.... в Туркменистане?»

Ирина оскорбилась: «Ну зачем сразу «туркменистан»? В Азербайджане он. Поднимает культуру нации. Вот, обещал понастроить публичных туалетов, чтобы в подьездах не гадили. Народ его любит, ещё с кировобадских танцплощадок.» Борис рассмеялся: «Да шучу я. Знаю. Вчера слушал его речь. Правда, так и не понял, зачем сажать ореховые плантации? Неужели Горбачёв поручил?»

Ирина задумалась: «Причём тут орехи? Ты ничего не путаешь? Господи, что значит меня рядом нет: опять его понесло!» Борис захохотал: «Умеешь ты орехи ломать на его голове!»  Ирине понравился комплимент: «Подожди ещё! И до твоих орешков тоже доберусь! Но ты будь там, пожалуйста, осторожен: «дружок» может поступить с тобой похуже, чем он разобрался с Гейдаром Алибековым.»

Положив трубку, Ирина вдруг вспомнила, как неделю назад случайно в поликлинике столкнулась с Алибековым. Как-то странно посмотрел на неё и сказал: «Передайте Абдуррахману, что скоро увидемся.» Некогда грозный и недосягаемый, он выглядел ужасно. Осунулся, здорово потерял в весе, жаловался на высокое давление и скачки с сахаром в крови.

Свой шестьдесят шестой день рождения Гейдар Алибеков отметил в полном одиночестве. Жену Баладжа-ханым похоронил года четыре назад. В прошлом году на Пленуме его с грохотом лишили всех постов и регалий. Оказывается, Горбачёву кто-то настучал про его тайную встречу с покойным Константином Черненко. Доложили и о слежке за любовником Раисы Максимовны, Георгием Шахназаровым. Гейдар Алибеков за короткое время стал изгоем.

Главное, и семья стала рушиться на глазах. Единственный сын оказался полным дерьмом: спился, подсел на кокаин и пропадал с проституками в игорных домах. Забросил не только работу в МГИМО, но и собственную жену с дочкой. А о его жене недавно сообщили такое, что остатки волос на голове встали дыбом. Бывший барыга из бакинских еврееев, некто Тельман Исмаил,сумел обыграть Ильхама вчистую, на несколько сотен тысяч долларов. Расплачиваться пришлось женой. Она практически пошла по рукам. С недавних пор стала содержанкой какого-то офтальмолога, Сергея Арутюнова.

Гейдар сидел напротив камина и задумчиво разглядывал несколько пятен на спортивных брюках. Пятна не выводились ни в какую. Пора бы обновить одежду. Но всё тайные сбережения спрятаны далеко от Москвы, в Нахчивани. Выезд ему запретили. Такова была просьба Абдуррахмана Везирова, назначенного Первым секретарём в Азербайджан, и Горбачёв с этим согласился.

Настольные часы простучали шесть вечера. Раздался дверной звонок: это была медицинская сестра Ульвия. Она была очень аккуратна, как часовой, приставленный к мавзолею. Но сегодня она была особенно хороша: с локонами, распущенными по плечам и улыбающимся взглядом.

Она поздоровалась, а затем приложила палец к губам. Это означало: есть нечто тайное, секретное. На столе появился белый конверт, надписанный его именем латинским шрифтом. Он был не уверен, стоит ли к нему прикоснуться: могли потом обнаружить отпечатки его пальцев. И эта медсестра скорее всего работает на КГБ.  Он взглядом велел ей открыть и дать ему прочесть.

Конверт был из Посольства Турции в Москве. Подписано Тургутом Озалом,  8-м Президентом Турецкой республики. В нём было всего несколько строк, но они воодушевляли: «Держитесь, дорогой наш брат. Всё в руках Всевышнего. И Он поможет Вам обрести свободу. Да здравствует свободный Курдистан!» Гейдар изменился в лице. На щеках появился давно исчезнувший румянец.

Он слабым голосом поблагодарил Ульвию на азербайджанском языке: «Спасибо за услуги, красавица. Жаль,что  мы не были знакомы в Баку.» Она подняла конверт, положила его в пепельницу, чиркнула спичкой и хотела сжечь. Но Гейдар остановил её: «Нет! Ни в коем случае! Это исторический документ. Его надо сохранить для потомков.» Он медленно встал, поманил её пальцем следовать за собой. В спальне над супружеской кроватью висел большой портрет покойной Баладжи-ханым.

Он осторожно снял портрет, и на стене показался секретный сейф. Он дрожащими пальцами набрал четыре номера. Это были 3, 2, 9, 1. Ульвия легко запомнила: в обратном порядке эти цифры были годом его рождения. За дверцой небольшого сейфа лежал пожелтевший от времени конверт. Гейдар аккуратно положил письмо из Турции в большой конверт и захлопнул сейф.

Повернулся к ней и встал напротив. Внимательно посмотрел ей в глаза, словно не решаясь сказать нечто важное. Затем опять же на азербайджанском прошептал: «Об этом тайнике не знает даже мой сын. Если со мной что-то произойдёт, передай содержимое сейфа..... Борису Ельцину. Но только лично в руки.»

Ульвия дождалась, пока он примет душ, ляжет в постель. Сделала укол инсулина и собиралась было попрощаться. Но Гейдар вдруг попросил: «Не могла бы посидеть возле меня ещё немного. Что-то неважно себя чувствую.» Она тут же измерила кровяное давление. Оно падало с невероятной быстротой. Ульвия испугалась, и тут же набрала скорую. Медицинская помощь приехала через двеннадцать минут. Гейдара увезли в Центральную клиническую больницу.

Ульвия закрыв двери, направилась в спальню. В сейфе она обнаружила негативы и снимки четырёхлетней давности: шалости Раисы Горбачёвой в дни визита в Англию. Отдельно лежали более свежие фоторафии. Кадры стоили того, чтобы их долго искала чета Горбачёвых: таких уличных поз и такого королевского минета Ульвия давно не встречала! Виктор Михайлович Чебриков искал именно эти снимки по всей Москве, давно и безрезультатно. Для этого Ульвию срочно вызвали из Анкары, где она служила несколько лет.

На следующий день Ульвия уже в десять утра была в кабинете Евгения Чазова. Вердикт был тяжёлый, но обнадёживающий: «Обширный инфаркт миокарда. Но выкарабкается.» Затем предупредил: «У него посетитель. Кажется, из Баку.»

Войдя в просторную палату, Ульвия вначале увидела на койке живой труп. Правда,  глаза Гейдара Алибекова как-то загадочно светились. Справа в кресле сидел бородатый мужчина лет под пятьдесят. Ульвия узнала его не сразу, но уверенно: это был тот самый переводчик с арабского, с которым они вместе стажировались в молодости в Египте, на строительстве Асуанской плотины. Теперь это был известный в Азербайджане борец за независимость Абульфаз Ордубадлы, или как его называли в народе - Дильчибей. Его сторонники собирали на площади в Баку сотни тысяч людей, требующих распада Советской Империи.

Гейдар Алибеков своим прежним высоким тенором заметил: «Знаю, что ты уже нашла то, что искала. Но можешь не спешить докладывать. Подожди немного. Я обязательно вернусь в Баку. И мы с тобой наверстаем упущенное, товарищ полковник.»

Он посмотрел в сторону гостя: «Как ты думаешь, Дильчибей? Наши с тобой планы реализуются?» Абульфаз Ордубадлы вскочил, как по команде: «Мы молимся, чтобы Всевышний продлил Ваши годы, Гейдар-мюэллим. Народ готов встретить Вас, как национального героя.»

22. Три главных атрибута.

Молоденькая инспектор петербургской мэрии Светлана Линник успела поймать Анатолия Собчака в его приёмной, когда он пытался найти своего водителя Митрофана. Секретарь уже ушла домой . А водителя он отпустил в распоряжение супруги, Людмилы. Но Митрофана с ней уже вроде бы не было: «Он уехал полчаса назад. Кажется, поехал заняться тормозами.» Анатолий Александрович посмотрел на часы: уже восемь вечера.

Перед ним стояла Светлана из продовольственной Комиссии. В коротком ситцевом платье, которое выгодно подчёркивало все достоинства молодой дамочки, она стыдливо переминалась с ноги на ногу: «Чем могу помочь, коллега?» В ту же минуту зазвонил телефон: Митрофан нашёлся наконец! Но с плохой новостью: «Как только отвёз Людмилу Борисовну домой, отказали торомоза. Машина будет на ходу лишь завтра к полудню.» Анатолий Александрович выругался, швырнул трубку на рычаг и повернулся к Светлане: «Ну что там ещё у Вас?»

Света улыбнулась шефу с откровенностью начинающей кокетки: «Я к Вам по очень важному вопросу, Анатолий Александрович. Но если Вы в плохом настроении...». Он вынужденно улыбнулся, бросив беглый взгляд на её пышную и упругую грудь, и нехотя пригласил в кабинет. Молодая сотрудница уверенно прошла мимо его письменного стола, открыла дверь в комнату отдыха и игриво посмотрела на босса: «Надеюсь, здесь пока не прослушивают.». Прежде чем сесть, Светлана демонстративно медленно подняла подол широкого платья. Под ним откровенно приглашали белые шёлковые трусики.

Мэр Санкт-Петербурга сел напротив, положив ногу на ногу: «Я Вас внимательно слушаю, Светлана....Владимировна, кажется?» Она якобы попыталась поправить короткое платье, но ещё более раскрыла свои прелести: «У Вас феноменальная память. Мне не хотелось бы долго Вас задерживать...наверное супруга заждалась Вас к ужину. Хотя я сама никуда не спешу.»

Это звучало, как приглашение к интиму. Анатолий Александрович давно привык к вниманию со стороны женщин: известный учёный, успешный политик. К тому же далеко не урод. Но в этой сотруднице он вдруг увидел не только сиюминутную доступность, но и некоторую свежесть, почти девственность. Его всегда тянуло к молодёжи. На вид ей было не больше двадцати двух-двадцати трёх. Собчак вспомнил, что супруга всё равно задержится в хосписе, и раньше десяти просила не ждать: «Вам повезло: я тоже сегодня никуда пока не спешу. Итак?»

Светлана облизнула широкие губы, обнажив ряд белоснежных зубов. Нижняя губа чуточку отяжелела и свисла: «Дело в том, что Марина Евгеньевна готовит бомбу замедленного действия против Вас. И вовсю ищет соратников. Идёт тайный сбор компроматов на Вас и на Людмилу Борисовну Нарусову, Вашу супругу.» Начало беседы заинтриговало. Анатолий Собчак с недавних пор знал о кознях  председателя Комиссии Марины Салье. Но не придавал этому значения: Владимир Путин заверил его, что работает аккуратно и чисто.

Но тем не менее, мэр решил выслушать Свету до конца: «Что Вам известно? Если всё это на стадии догадок, то мы теряем время.» Светлана таинственно улыбнулась: «Вы можете довериться мне: я видела досье на Вас и Володю Путина своими глазами.» Собчак решил поиграть: «Вы не глупая девушка, Светлана Владимировна, и прекрасно понимаете, что страна переживает не самый лучший период своего становления. Казна разворована, стоит в неприличной позе. Кремлёвское руководство без стыда и совести просит Америку о хлебе насущном...».

Светлана подсела поближе на диван и охладила его холодным взглядом: «Анатолий Александрович, Марине Евгеньевне уже известны номера счетов в Германии и Швейцарии, куда сливаются милионы долларов. Причём здесь казнокрадство Ельцина? Я не пришла к Вам слушать лекцию об экономическом положении в стране.» Её рука легла на ширинку его брюк: «У меня всего лишь банальный интерес. Мы с Димой Медведевым, Вашим аспирантом, планируем скоро узаконить наши близкие отношения. Но моя зарплата...не позволяет...расчитывать даже на скромную свадьбу.»
 
Светлана подтянула подол платья повыше, практически предоставив ему на обозрение весь закулисный пейзаж. Это уже становилось невыносимой пыткой для него: они с Людмилой не были в супружеской близости уже несколько месяцев. Якобы, потому что оба в делах, слишком, видите ли заняты!  После его победы на выборах мэра и создания Людмилой онкологического хосписа, секс стал практически запретной темой. И он, кажется понимал истиную причину: спустя одиннадцать лет после брака оба чуточку поостыли.

Его изголодавшийся взгляд по достоинству оценил готовность Светланы к жертвоприношению во имя благосостояния. Собственно говоря, как и готовность почти всей страны.  Он заметно сменил тон: «Я всегда стараюсь оценивать труд своих коллег по заслугам. Особенно, молодых и.... лояльных. Ибо у них должна быть перспектива.  Если Вы дадите мне возможность ознакомиться поближе с Вашими... способностями, то я обязательно найду способ помочь молодой семье.»

Её пальцы быстро справились с замком на его элегантных брюках, производства Италии: «Вы не пожалеете, Анатолий Александрович. Уверяю Вас, мои способности превзойдут все Ваши ожидания.» Она величественно отодвинула локоны и припала губами к таинству. Её губы выразительно дополняли невысказанные мысли. Он еле слышно прошептал: «Но.... мы кажется, не закрыли входную дверь. Нас могут неверно истолковать.» Она тут же успокоила: «Уже некому истолковывать. Во всём здании нет никого, кроме нас с Вами. Уже половина девятого.»

Не отрывая своих томных голубых глаз от его возбуждённых серых, она осторожно опустила семейные трусы в мелкую полоску, чтобы высвободить из плена главную достопримечательность Санкт-Петербурга. Анатолию Александровичу оставалось дотянуться рукой  до выключателя: «Но было бы очень важно, если бы Вам удалось скопировать те...документы.»

Она оторвала губы от уже просыпающегося «шпиля» города и ответила: «Для этого мне надо лишь лечь под Марину Салье...в прямом смысле. Она предпочитает молоденьких женщин, и открыто пригласила меня в постель .» Он краем уха слышал о шалостях главы Комиссии, но никогда всерьёз этому не верил. Теперь же услышанное неожиданно его возбудило.  Приподнял её лицо к себе и поцеловал в губы: «Ей можно лишь позавидовать, крошка. Но согласны ли Вы...?» Светлана спустила бельё и уселась на его коленях легко и влажно: «Только для того, чтобы сделать приятное тебе, мой сладкий!»

Из широкого окна падал лунный свет. Светлана раскачивалась на его коленях абсолютно нагой, если не считать полсуснятого розового бюстгальтера. Раскачивалась не спеша, словно оседлала боевого коня, пленённого у противника. Он прислушивался к её ровному дыханию и лёгкому стону с победным чувством второго дыхания у бравого ветерана.

Её руки время от времени опускались к той части «орудия любви», которая не вместилась в бастион страсти. Постепенно ускорила скачку, издав при этом ласкающий слух возглас: «Боже ж ты мой! У Димки никогда так не встанет!» Это был высочайший комплимент для профессора, чьим ассистентом был её избранник. Он взорвался от оценки так громоподобно, будто скопил потенцию по меньшей мере за весь предыдущий год.

Светлана одевалась также быстро, как и разделась. «Ещё один плюс! – подумал Анатолий Александрович, - Надо бы перевести её в Управление зарубежных связей: будет неоценимой помощницей в командировках в Европу.» Когда уже закрывал за собой дверь в кабинет, зазвонил телефон. Это была дочь Ксюша, перешагнувшая одиннадцать только недавно: «Пап, а ты скоро приедешь?» Он хотел было успокоить её, но вдруг услышал голос супруги: «Ну пока, Митрофанушка. До завтра.» Громко захлопнулась входная дверь и потом спросила: «Это ты с кем, Ксения?»

Митрофанушкой мог быть только лишь один человек: водитель Митрофан. «Так значит, у него проблемы с ...тормозами у моей жены!» Но всё же решил ответить: «Уже скоро еду, дочура. А скажи-ка ты мне, кто у нас в гостях?» Ксения молчала. Телефон выхватила жена: «Где ты пропал, Толенька? Мы успели соскучиться по тебе. И ужин уже стынет.» Он не решился повторить свой вопрос: знал, что услышит опровержение. Светлана, обнимала его со спины, и обратила внимание на изменившееся настроение у Анатолия Александровича. Женщины очень догадливы в определённых семейных ситуациях. Она по-хозяйски взяла его под руку и они стали спускаться по широкой лестнице.

В коридоре на первом этаже раздались чьи-то шаги. Собчак увидев его, удивился: «Ты на работе так поздно? Очень кстати, подбросишь меня домой. Митрофан ремонтирует машину.» Владимир Путин, глава Управления зарубежных связей кивнул с улыбкой: «Разумеется, шеф. Как раз хотел доложить кое о чём.» Подождав пока Светлана попрощается, показал на небольшой чемоданчик-«дипломат» - «Это Вам из Тамбова. Считать будем?» Анатолий Александрович оглянулся и покачал головой: «Ну не здесь же, шутник! Отвези, как обычно.»

Через дорогу стояла его светлокоричневая старенькая «Волга». Анатолий Александрович не стал делиться с ним информацией, полученной от Светы. Решил подождать пока она не доведёт до конца. Но решил подключить его к другой проблеме: «Мне нужна твоя помощь в очень деликатном деле. Организуй наблюдение за моим водителем. По-моему, он крысятничает. Но ни в коем случае не привлекай своих бывших коллег по «конторе». Попроси кого-нибудь из тамбовских. Тебе виднее, кто подойдёт.»

Владимир включил зажигание и развернулся на пустынной дворцовой площади: «Стасик Адамян подойдёт. С завтрашнего дня возмёт Митрофана «на мушку».   

Светлана проводив глазами скрывшуюся за поворотом «Волгу», вошла в телефонную будку, опустила монетку и набрала знакомый номер. Ответили через пять гудков: «Юрий Владимирович слушает.» Светлана торопливо отчеканила: «Это «Куколка Барби» из Питера. Можете доложить Борису Николаевичу: рыбка на крючке. Подробности при встрече.» Юрий Петров поблагодарил за службу: «Что-нибудь интересное есть для ушей Хозяина?» Света решила поделиться: «Он только что узнал, что носит рога".

На следующий день в половине одиннадцатого Митрофан уже был у подьезда. Но вместо шефа вышла Людмила Борисовна: «За ним приехала дежурная машина. Но кажется, он что-то заподозрил. Будем осторожны.» Опытный взгляд Людмилы Борисовны заметил красный «Москвич», тронувший с места сразу вслед за ними. За рулём сидел молодой человек кавказской внешности. Она попросила Митрофана сделать небольшой круг: «Кажется, тебе сели на «хвост». Дай-ка проверить.»

Интуиция не подвела: «Москвич» следовал за ними. Людмила Борисовна велела ехать на Московский колхозный рынок. Там попросила Митрофана не спускать глаз с наблюдателя.

Людмила Борисовна с юности ценила в мужчинах интеллект, финансовую достаточность и мужскую потенцию. Первый муж обладал незаурядным умишком и был на высоте в постели. Уже в первую же ночь она убедилась в том, что бабы врут, утверждая «размер не имеет значения.» Ещё как имеет! Бабы успокаивают то ли себя, то ли слабенького партнёра. Но беда пришла позже. Спустя пару лет пришлось  расстаться по причине банкротства.

Правда, главный мотив в суде прозвучал, как «квартирный вопрос». Эту идею подкинул почти гениальный адвокат по фамилии Собчак. Помимо прочего, этот солидный мужчина обладал всеми тремя необходимыми качествами, и ему было трудно отказать. Она понесла от него в первую же брачную ночь.

У Анатолия Александровича, к тому времени 45-летнего юриста,  первоначально всё было в порядке во всех отношениях. Несмотря на разницу в пятнадцать лет, молоденькая и шустрая Людмила не была обделена даже в постели. Хотя с размером достоинства пришлось смириться. Но очень скоро близость с мужем превратилась для неё в сплошные пытки: то он спешил, то медленно возбуждался, а то вообще отказывался сотрудничать. Но развод на сей раз не входил в её далеко идущие планы: Анатолий Собчак быстро превращался в политическую глыбу.

Жаль конечно, что социальная поддержка избирателей не служит заменой оргазмов. Но это был тот самый случай, когда можно подыскать замену, сохранив два других важных компонента прочного супружества. Жизнь быстро научила Людмилу Борисовну интуитивно определять степень мужского либидо. Кандидатур было несметное число. Будучи красивой и харизматичной дамой в свои сорок, Нарусова не жаловалась на внимание со стороны поклонников. Но она с терпением выжидала, прежде чем прицелиться в «яблочко».

Анатолий Александрович часто ездил, встречаясь с ленинградцами повсюду. Водитель Митрофан, молодой "афганец", достался Собчаку в наследство, когда он возглавил Ленгорисполком. В одну из поездок его сопровождала и супруга. Путь был не близким, и Митрофан извинившись , остановил машину на обочине: «Простите, но мне срочно нужно...»  Он прошёл к багажнику и пристроился по малой нужде. Когда Людмила Борисовна через боковое зеркало увидела «инструмент», она уже не сомневалась в выборе цели.

Дирекция рынка пустовала. Кабинет директора был закрыт. Уже у  выхода её догнал весовщик, Мустафа Билалов: «Товарищ Нарусева, я к Вашим услугам.» «А где директор Панах?» - спросила Людмила Борисовна. И была крайне удивлена ответу: «А он уже давно в Баку. Его назначили..... Председателем Совета министров.»

Она была в шоке и буквально онемела: «Ты наверное шутишь? Он же....» Хотела сказать «торгаш», но вовремя остановилась: «...торговый работник.» Мустафа Билалов усмехнулся: «Вот именно! Поэтому и получил повышение. Там у нас теперь демократия, народная власть!» Людмила Борисовна перевела дыхание и спросила: «А кто теперь на его месте здесь?» Мустафа широко улыбнулся и вытащил из кармана небольшой конверт: «Ваш покорный слуга. А это Вам, как обычно.»

Людмила Борисовна быстро осмотрелась и спрятала конверт в сумку. И тут вдруг подумала. что этот Мустафа может быть ей полезнее, чем бывший директор рынка Панах: «Сможешь меня проводить, Мустафа? Я хочу кое о чём тебя попросить». Красная машина стояла там же, на прежнем углу. Она, не поворачивая головы, показала на «Москвич»: «Поручи пацанам проверить этого ублюдка. Мне нужны все данные о нём. Пока ничего делать с ним не надо. Дальше будет видно.»

Мустафа посмотрел на неё слащавым взглядом «покупателя» товара: «Даже не беспокойтесь. Дайте мне два-три дня...и Ваш телефон. Я Вас так удовлетворю, что Вам будет приятно.»

Вечером ей звонили из Баку: «Это я Панах. Говорят, Вы меня искали, Людмила Борисовна.» Она была приятно удивлена: сам Председатель Совета Министров Азербайджана удостоил её своим вниманием: «Поздравляю, дорогой Панах...с таким высоким полётом! Спасибо, что позвонил. Была рада узнать эту сногсшибательную новость от Мустафы.»

Раздался писклявый голос секретарши: «Панах Чобанович, Вас срочно просит зайти президент Дильчибей! Мы потеряли Агдам!» Панах  отключил селектор: «Вот видите, какая у меня теперь тяжёлая работа! Политика – это не колхозный рынок. Кстати, можете довериться Мустафе, как мне самому. Он может не такой умный, как я, но с остальными «атрибутами» Вам понравится!»

 23."Эмануэль" по-бакински.

Она запомнила фильм от первого до последнего кадра практически наизусть. Почти каждая фраза Сильвии Кристель, исполнившей роль соблазнительной Эммануэль,  отзывалась в ней, как неоспоримый кодекс любви и страсти. Она всем своим нутром осязала потребность в интимной близости с раннего детства.

Её первым учителем французской любви в четырнадцать лет стал известный в Баку мастер сапожного искусства Алиаббас. Его "уроки" она брала в ателье, расположенном через дорогу от школы номер 23.

Собственно говоря, ещё будучи школьницей, не подозревая даже о режиссёрской находке Жюста Жакена, она не могла найти, да и не хотела искать в себе силы, чтобы отказаться от мужской плоти. Она испытывала сверхчеловеческую потребность в этом.

Но теперь, после фильма, она это делала, уверенная в том, что такова природа женщин. И от этого никуда не деться! Теперь её всегда сопровождала  мелодия Пьера Башеле, ставшая хитом. Гармония этой музыки стала гимном каждому полноценному оргазму.

В середине 80-х большинство советских зрителей не было знакомо с фильмом "Эммануэль". Хотя сексуальные гурманы уже были наслышаны об этой чувственной эротической истории.  Видеокассеты с фильмом были доступны лишь очень ограниченному числу счастливчиков. Их крутили, затаив дыхание при полном мраке и чаще всего в постельном режиме. Иногда в диванном варианте. А самые крутые извращенцы - на полу.

Фильм в числе многих других был, понятное дело, под запретом.  Ведь "Эммануэль"  впервые провозгласила с экранов кинотеатров Европы и Америки свободу в выборе партнёра для замужней женщины. Страсть и влечение преподносились, как человеческая потребность наравне с утолением голода и жажды. Стиралась грань между откровенным развратом и справлением взаимной нужды. Границы семейной морали отдвигались на задний план.

Впервые ей удалось посмотреть фильм в доме у сокурсницы по Первому медицинскому имени Сеченова. К тому времени давно пролетел медовый месяц, уже росла дочь, стучалась на выход вторая. Семья потихоньку превращалась в рутинный обряд взаимных обязанностей.

Валентина Краснова, племянница академика и директора НИИ, пригласила к себе на девичник. С некоторых пор Валя записала Её в список лучших подруг, и у них сложились особые отношения. Алибекова уже планировала после окончания учёбы работать в известной клинике глазных болезней в команде Михаила Михайловича.

Собрались четверо подруг, трое из которых имели самое прямое отношение к Политбюро. После обычного застолья с икорочкой под водочку, Валя неожиданно обьявила: "Мне привезли классный фильм. Обалдеете!" Включила видеомагнитофон Panasonic, впихнула туда кассету и вырубила свет.

С первых же кадров наступила полная тишина. Все четверо замерли уже от первых нот музыкальной прелюдии, которая не только завораживала, но и таинственным образом возбуждала в ангелах самого дьявола.

К середине фильма она вдруг обратила внимание, что Ирина со Светой тесно прижались друг к другу и неистово целуются в губы. В тот же миг рука Валентины легла на её колено и ласково потянулась к лобку. Они встретились взглядами и молча соединили свои губы.

Она никогда прежде даже не представляла себе такого рода близость. Но подруга по всей видимости чувствовала себя уверенной. Она чуть прикусив её в мочку уха, прошептала: "Я сделаю тебе приятно."

Это был не просто фильм. Это был мощный вирус любви. Он проникал в сознание и душу, поднимал волну желаний и требовал незамедлительного соития. Он соединял плоти, вызывал глубокий оргазм ещё задолго до прикосновений и доставлял наслаждение, независимо от пола партнёра. Это был сгусток нежности и плотского наслаждения. Перед уходом она получила кассету в подарок от своей новой "хозяйки".

Вернувшись домой, попробовала уговорить мужа посмотреть фильм вместе. Но он, как обычно, весь фильм клевал носом: опять перебрал с "колёсами", запивая  дешёвой водкой. Через месяц молодой и перспективный офтальмолог Серёжа Арутюнов, с которым её познакомила Валя, овладел ею  под мелодию "Эммануэль" нежно и ласково.

Он с первого дня был влюблён в неё. Обожал до потери пульса. Но вскоре понял: она не может постоянно принадлежать только кому-то одному. В ней с момента рождения жила неподвластная морали "эммануэль", которая требовала обновления "декораций". Её женская природа требовала свежести чувств и новых ароматов. Они  расстались очень громко, грубо и публично: за ужином в ресторане "Прага".

Пролетели годы. Вечер пятницы декабря 1999 года она проводила в Москве уже по приглашению хозяина Черкизона Тельмана Исмаила. Он постарался на славу. Если есть меценаты искусства, то Тельман был меценатом женской красоты. Планируя встречу с ней, он не забыл в том числе и о такой мелочи, как фильм "Эммануэль".

Они смотрели его уже по второму кругу, смакуя шампанское, доставленное из Парижа и обмениваясь томными взглядами. Она выглядела изумительно в новом белом наряде  от Пьера Кардена и с ожерельем из бриллиантов. Тельман умел одевать женщин. И не только для того, чтобы затем их раздевать. В нём пробуждался истинный самец, когда он лицезрел результат своих вложений.

На этот раз в постели он был неузнаваем. Молотил её не останавливаясь, словно овладел впервые. Вот уже почти час заставлял менять одну позу за другой, как будто перелистывал Камасутру.  Она уже забыла о числе оргазмов и стала задыхаться: “Что с тобой, Тельман? Можно подумать ты не был с женщиной лет десять! С ума можно сойти!”

Он улёгся на спину и пригнул её тонкую белоснежную шею к своему неутомимому паху: “Не могу обьяснить даже самому себе! Просто схожу с ума...не хочу тебя отпускать в Баку.” Её мысли следуя мелодии, раздающейся из больших спикеров магнитофона, унесли в воспоминания об их первой встрече.

Они встретились в морозную зиму 1985-го. Она сидела в принадлежащем ему ресторане "Прага" в центре Москвы с Серёжей. Вскоре они о чём-то поспорили. Он был ревнив, а она уже собиралась с ним порвать. Обычно интеллигентный Сергей вдруг резко встал, нанёс ей оплеуху, опрокинул на пол скатерть с посудой и зашагал к выходу.

Она совершенно спокойным тоном подозвала официантку: "Передайте Тельману Мадатовичу, что мне надо с ним переговорить." Девушка смущённо подошла к Хозяину: "У клиентки нет с собой денег. Хочет увидеться с Вами лично."  Тельман давно наблюдал за ней, сидя в углу барной стойки. Точёный римский профиль, тонкая шея, большие томные глаза, говорящие губы и пышная грудь выдавали в ней то ли армянку, то ли грузинку. Он решил закинуть удочку.  Так они и познакомились.

Медленно раздеваясь в люксовом номере одной из гостиниц, принадлежащих ему, она рассказала о себе.  В ту ночь он к своему крайнему удивлению узнал, кто она на самом деле. Гейдар Алибеков, на тот момент был окружён властью, почётом и состоянием. Но оказывается взаимоотношения в семье оставляли желать лучшего. Принц на белом коне, как она ласково называла мужа, давно забыл о своих обязанностях, обложен карточными долгами и сидит на "игле". С отцом практически не общается, ночует где попало.

В ней он обнаружил изюминку, которой не достаёт многим жёнам и любовницам. Она совершенно не старалась доставить наслаждение. Ибо она наслаждалась сама,  была полностью сконцентрирована на собственном либидо и оргазмах. В ней бурлил водопад физических потребностей, оглушительная импровизация поз, стонов и крылатых фраз. Её грудной голос фонтанировал от достигаемых целей. Опытному альфа-самцу такое и не снилось.

Через неделю Тельман по собственной инициативе нашёл способ усадить её Принца за уютный карточный столик в тесной кампании. Накачав  высококачественным порошком, он раздел аспиранта МГИМО, образно говоря до трусов. Последней ставкой на кону по настоянию проигравшегося в пух и прах мужа стала его любвеобильная  супруга.

С тех самых пор, она почти официально стала содержанкой Тельмана. И этот статус её здорово спас, когда наступили тяжёлые дни:  Гейдара Алибекова шумно изгнали из Политбюро, а семья стала изгоем. Но минули годы,и фортуна вновь повернулась лицом к Алибековым: Гейдар Алекперович теперь вот уже несколько лет вновь возглавляет теперь уже независимую страну на Кавказе.

Она вдруг отчётливо осознала, по какой причине Тельман так озверел сегодня: его мужское эго вновь превратило половой инстикт в победу над ИМЕНИТОЙ самкой. Под ним абсолютно нагой, доступной и послушной рабыней  лежала невестка самого Президента его исторической Родины! А ведь было время, когда торговый ряд по улице Басина в Баку, где трудились предприимчивые горские евреи, трепещал от речей Первого секретаря ЦК Алибекова. Какому мужику-коммерсанту не знакомо чувство превосходства над властью?

Он успел кончить вовремя. Раздался телефонный звонок. Милый голос из гостиничной регистратуры отчеканил: "Тельман Мадатович, звонят из Баку. Просят госпожу Алибекову." Она взглядом спросив разрешения, подняла трубку. Это несомненно был  муж. Причём, судя по пренебрежительному тону, успел принять на грудь добрую дозу: “Приветлэр-приветлэр! Как там дела? Что слышно от Черкизона?”  Она легла на живот, чтобы Тельман мог пристроиться к ней сзади: “Всё в ажуре. Скоро вот соберу вещи, а утром в аэропорт. Он обещал меня проводить. А ты чем занимаешься?”

Супруг сидел в казино гостиницы “Европа” за элегантным столом-рулеткой. Как раз поставил на чёрную масть десять фишек по тысячу долларов каждая: “Ну ты же знаешь, я не вылезаю из Парламента. Вот только что обсуждали вопрос размещения беженцев.”  В эту минуту Гюля Гаджиева, депутат Милли Мэджлиса, высунула голову из под стола между его ног: "Передай привет от меня!”

Он рукой толкнул её голову обратно под стол,  в нужном направлении: “Короче говоря, масштабные проблемы решаю. Ты же знаешь, папа настаивает, чтобы я глубже вникал в государственные дела.  Но я звоню по другому поводу. Передай Черкизону, чтобы повременил с оплатой прошлогоднего долга. Обьясни ему, какие у нас теперь расходы. И потом, он может расчитывать на крупные вложения здесь. И разумеется, с учётом моей доли.”

Она не ответила. Не потому что проигнорировала. Просто Тельман прекрасно всё слышал, и молчал. Она ждала реакции своего самца. Муж с нетерпением спросил: "Ты куда пропала? Слышала, что я сказал тебе?" Тельман взглядом дал ей понять, что согласен. Но при этом поднял вверх два пальца.

Она вернулась к беседе в скучающем тоне: "Да, слышу. Но тогда мне придётся отложить приезд...на пару дней...наверное придётся его ...уговаривать. Ты не против?" На том конце облегчённо вздохнули: "Конечно, не против. Задержись, сколько надо...но только обязательно уговори его." Она бросила трубку и повернулась к Тельману с улыбкой: "Как тебе нравится мой "Жан"? Можешь располагать "Эммануэль" ещё пару дней!"

Принц между тем,  хотел было добавить что-то ещё, но вдруг почувствовал острую боль: зубы Гюли увлеклись слишком азартно. Он вскочил на ноги, швырнул на стол все фишки, вытащил её за волосы: "Сучка! Ты специально это сделала! Убью тебя, шлюха! Забудь про кресло депутата в моём Парламенте!"

Гюля зажмурилась и прикрылась руками: "Только не по лицу, родной!" Девицу спасло от экзекуции неожиданное появление в дверях министра иностранных дел и по совместительству владельца гостиницы "Европа": "Извини меня, но у меня плохие новости. Папа неожиданно потерял сознание. Правда, всего лишь на несколько минут. Его увезли в клинику. Он требует немедленно доставить тебя к нему." Гусейн Гусейнов был бледен, левый глаз косил сильнее и дёргался чаще. Указательный палец теребил ноздри, очки в тёмной оправе сползли к губам.

Сидевший напротив хозяин казино турок Ибрагим Гартал вежливо протянул руку в сторону Принца: "Я понимаю, что Вам надо уйти. Но сегодняшний долг превысил полтора миллиона американских долларов. А вся сумма за последнюю неделю составила шесть миллионов двести тысяч. Прошу Вас оставить любой залог, если при себе нет наличных." Наступила гробовая тишина.

Он не ответил на рукопожатие. Вместо этого, отсыпал на полированную часть стола остатки белого порошка, свернул в трубочку купюру в сотню долларов и вдохнул через ноздрю. Выждав секунду, громко чихнул. Затем расслабился. И тут раздался звук, который нельзя было спутать ни с чем иным, как с  высвобождением воздуха через анал. Он скомкал купюру и грубо впихнул его в губы турка: "Это всё, что я тебе должен, сын проституки! Ты забыл, в чьей стране тебе позволено зарабатывать? Считай, что мы уже закрыли твой игорный бизнес в Баку!"

Явно сконфуженный, бизнесмен отскочил назад и посмотрел с надеждой в сторону Гусейна Гусейнова. Ведь министр иностранных дел является тайным владельцем отеля "Европа". Даже если, управляет гостиничным хозяйством вне рабочего времени. Тем не менее, имеет не только взаимовыгодный контракт, но и солидную ежемесячную долю наличными. А следовательно, прямо заинтересован в возмещении проигрыша.

Тем временем, министр строго посмотрел в сторону ненужного свидетеля - депутата Милли Меджлиса Гюли Гаджиевой. Та не спеша надевала нижнее бельё. Испуганно посмотрела на  босса с тайной надеждой в голосе: "Qurban olum (да буду жертвой твоей)", я тебе больше не нужна сегодня ?" Босс плюхнулся на диван, откинул голову и ...захрапел.

Гусейн Гусейнов схватил депутата за руку и выволок за дверь, не дав даже возможности застегнуть бюстгальтер: "Думаю, ты уже не нужна никому! Зайди ко мне завтра, вместе подумаем, как я смогу тебе помочь."  Она пренебрежительно фыркнула: "Только если освободишь для меня кресло министра! Иначе я тебе не по карману, импотент несчастный!" Она зашагала прочь, дразня его круглыми ягодицами, прямиком в сторону непримиримой оппозиции.

Разочарованный Гусейнов вернувшись, отвёл в сторону турецкоподанного: "Дорогой Ибрагим-паша, ты очень не вовремя заводишь разговор о взаиморасчётах. У нашего уважаемого гостя  (кстати,  он - глава Комитета Парламента по зарубежным делам) вполне достаточно средств, чтобы внести необходимую сумму хоть завтра. Но сейчас его вызывает к себе Президент, который к тому же болен. Ты же понимаешь, что если Всевышний призовёт его душу, то главой государства станет сын. Неужели ты так безразличен к собственному благополучию?"

Ибрагим Гартал тут же сменил гнев на милость: "Не стоит беспокойства, Гусейн-паша. Великая Турция может подождать, пока братский Азербайджан похоронит Президента, а затем изберёт преемника. И я вместе с Турцией могу подождать. Но всего лишь до конца недели. В понедельник в восемь утра будь любезен выложить весь долг наличными. У нас в стране другие правила: падишахи приходят и уходят, а бизнес страдать не должен!  Считаю,  министерство иностранных дел помимо всего прочего, обязано соблюдать и международные законы."  На том и разошлись.

Спустя полчаса министр и невменяемый сынок входили уже в персональную палату правительственной клиники номер один. Президент, уже достаточно оклимавший, всё же выглядел бледным. Он беседовал с кем-то по телефону, а трубку прижимала к его уху симпатичная женщина в форме полковника службы безопасности.

Голос главы государства был пока слабым: "Очень сожалею, уважаемый Левон Акопович, что ты подал в отставку. Мы с тобой почти договорились по конфликту и могли завершить это дело компромиссом. Но степанакертские сепаратисты поставили палки в колёса."  Выслушав пожелания скорейшего выздоровления Алибеков велел "ангелу"-хранителю: "Я хочу поговорить с сыном. Проследи, чтобы нам никто не мешал."

Полковник Ульвия Мэмишли вместе с министром иностранных дел покинули палату интенсивной терапии и плотно закрыли за собой двери. Гейдар Алибеков слабым голосом подозвал сына: "Подойди ближе, чтобы нас никто не мог слышать." Тот присел на край кровати у его ног: "Что с тобой, папа? Неужели сердце подводит?"

Президент тяжело дыша, прошептал: "Ещё ближе!" И когда сын буквально приблизился к его лицу, отец со всего размаху огрел его оплеухой: "Сукин ты сын! Пропил свою жизнь, прокутил миллионы и даже выставил жену на кон! Таких как ты в народе называют...сам знаешь, как!"

Принц отскочил от койки прижав руку к горящей щеке: "Это всё сплетни. У меня много врагов. Точно также, как и у тебя. Нам многие завидуют. И ты об этом знаешь, лучше меня." Президент поднял руку: "Замолчи сейчас же! И не смей себя сравнивать со мной. Я дважды достиг вершины власти, несмотря на ухищрения грозных врагов. Меня сломить не смогли. А ты готов продать и меня за карточный долг! Кому же мне доверить власть, если завтра расстанусь с жизнью? Ведь ты можешь в один прекрасный день проиграть и страну! Страну, которую я подчинил и покорил."

Он отрешённо посмотрел в потолок, понимая всю бесполезность своих аргументов: судя по выражению лица сына, он даже сейчас находился под воздействием наркотика. Дрожащей рукой Президент нажал на кнопку звонка. Вошла Ульвия. "Теперь настала твоя очередь, полковник. Как договорились." Она кивнула в знак согласия, затем повернулась к Принцу: "Господин Президент устал, и ему необходимо расслабиться."

Министра иностранных дел уже не было видно. Принц потребовал от главврача, стоявшего по стойке смирно: "Мне нужен транспорт, чтобы доехать домой." Тот с улыбкой ответил: "Вас ожидает машина." У ворот стоял Mercedes специальной модели. Незнакомый водитель открыл заднюю дверь. И тут же вслед за ним с обеих сторон подсели двое высоких и натреннированных офицеров спецслужбы. На него надели наручники и просили не шуметь.

Через пятнадцать минут они вьехали во внутренний двор Комитета государственной безопасности. Спустились по лестнице в подвальное помещение и вскоре его заперли в камере-одиночке. На топчане, покрытом серым одеялом, была небольшая подушка. У ног железной кровати стояла параша. В полумраке и в полной тишине он услышал, как лязгнули стальные двери и щёлкнул замок.

Он был в шоке. Интуитивно понимал, что у отца лопнуло терпение, и он приготовил для него нечто вроде испытания. Чтобы как-то успокоиться,  решил уснуть. Лёг на спину и провалился в глубокий сон. Он не знал сколько времени проспал. Был неожиданно разбужен скрежетом открываемой двери. Вошёл рыжий детина невероятного роста и широкий в плечах. Был похож на русского.

Заключённый привстал и спросил: "Почему я здесь?" Богатырь молча поманил его пальцем. Как только подошёл, сразу  же получил сильный удар коленом в пах. Дальше он провалился в беспамятство с острой болью в суставах. Вскоре поплыл в дремотном тумане. Очнулся словно пробыл в коме несколько часов. Оказалось целых два дня. Его трясло. Начиналась "ломка", которой он боялся хуже смерти. И тут в комнату вошла та самая дама, которую он видел возле койки отца.

Ульвия Мэмишли присела на табуретку и положила перед ним пачку фотографий. На них были кадры, свидетельствующие о том, что за ним и его супругой установлена плотная слежка. Фотографии носили такой бесстыдный и откровенный характер, что он был поражён. Поднял глаза: "Отец всё это видел?" Ответ последовал утвердительный: "Более того, это делается по его поручению. Теперь перед вами лишь простой выбор: пожизненная психушка для обоих, или тотальный поворот в сторону власти. Супругу уже привезли из Москвы, и она находится в соседней камере."

Она замолчала. Подошла к телевизору и  включила. Кадры "Новостей" показывали Гейдара Алибекова и  Роберта Кочаряна на приёме у Жака Ширака в Париже.


24.Вопрос Алиаббаса к Пророку.

Пациент едва слышал английскую речь кардиолога и вслед за ним - голос переводчика из Баку. Интуитивно понял: это конец всему. Как бы подтверждая это, появился монотонный гул в ушах: Гейдара Алибекова ввели в состояние искусственной комы. И тут же перед взором, откуда ни возьмись, возникли широкие ворота, напоминаюшие былую мардакянскую резиденцию его предшественника на посту Первого секретаря.

Вокруг было много цветов, порхали птицы, но аромата не было,  пения он не слышал.  Из-за кустов сирени ему хитро улыбался....кто бы мог подумать?...сам Фиридун Юсифович Моллаев! "Ну вот, наконец-то, я тебя дождался! План по хлопку выполнил?" Явно издевается!

За его спиной стояла супруга, Наргиз. Она откровенно дразнила его...языком, поддерживая двумя руками тяжёлую грудь. Явно намекала на близость. "Уйдите прочь! Не до вас!" -вырвался шёпот умирающего. Генерал-майор Вагиф Ахундов решил не придавать этому значения: "Вождь прощается с народом!"

Гейдар стремительно летел ввысь, оставляя позади облака. Летел на большой скорости и долго. Но в какой-то миг резко опустился с небосвода, и оказался теперь в огромной пещере на вершине горы. Кто-то держал его за руку и вёл в сторону странной толпы. Все были без лиц, одеты в белоснежную ткань.

Михаил Суслов о чём-то спорил с Иоганом Моцартом(?). Самед Вургун непристойно лапал грузинскую империатрицу Тамар. Авраам Линкольн на виду у всех оседлал  любовницу Ленина, Инессу Арманд. Одним словом, потусторонний бедлам, сплошная неорганизованность, отсутствие всякой дисциплины, иерархии и цензуры!

На него озирались с таким примерно любопытством, как принято разглядывать новенького заключённого в приличных тюрьмах. Двубортный тёмно-синий английский костюм, купленный в Анкаре, здесь почему-то вызывал насмешки. Эти привидения как-то брезгливо расступились и проводили его... неприличными жестами. Никто здесь не произносил слов,  все общались знаками пальцев и кистями рук. Тем не менее, прекрасно понимали друг друга. Почти как на собраниях глухонемых.

Он хотел рассмотреть человека, который вёл его за руку. Но на нём тоже не было лица. Они вышли из одной пещеры и вошли во вторую. Тут ему повезло: со спины, по походке он определил, что это женщина. Она демонстративно "крутила" бедрами. Мужчины так не могут. (Хотя, есть и исключения: министр иностранных дел Гусейнов.) В какой-то момент ему показалось, что это Мадлен Олбрайт, государственный секретарь США. Он в прошлом году говорил с ней по телефону.

Но попутчица, будто прочитав его мысли,  покачала головой: Мадлен Олбрайт, мол, на рабочем месте, будет жить ещё долго. Значит, он в отличие от Олбрайт уже не существует? Ему снова ответили без звука и слов: ты уже не жив, но ещё не мёртв. Решение о тебе ещё не принято. Именно поэтому ты всё ещё в костюме, а не в белом одеянии, как все мы. И тут женщина фамильярно шлёпнула его по заднице: Ты меня так и не узнал? Это же я - твоя благоверная.

Гейдар в душе не поверил ей: Баладжа-ханым вряд ли согласилась бы на такой скромный наряд. Даже здесь! Дама в ответ приоткрыла ткань на груди: на невидимой шее висело бриллиантовое колье. То самое, которое он подарил ей после её измены с его водителем. В знак примирения. Значит, Баладжа-ханым и здесь сумела приспособиться!

Между тем, в дальнем углу мрачной пещеры он увидел три величественные фигуры в пурпурных одеяниях с капюшонами на головах. Они восседали на высоком постаменте и вели неспешную и... беззвучную (!) беседу. Сопровождающая Гейдара жена незаметно исчезла, успев предупредить: иди мол к ним, они давно ждут. Краем глаза он увидел, как тень супруги мелькнула в окружении нескольких мужчин. Они игриво облапали её и пустились в пляс! Это смахивало на прелюдию перед оргией.

Чувство ревности охватило Гейдара настолько отчётливо, что он даже услышал громкий голос кардиолога в кливлендской реанимационной палате: доктор Брюс Литтл был чем-то недоволен. Тем не менее, Гейдар продолжал непроизвольно идти в сторону важных персон в красном одеянии. Его даже посетило чувство гордости: ведь здесь, в лучшем из миров, его признали и он приглашён к избранным! Скорее всего, приближённые Всевышнего. Нечто вроде Ватикана...потустороннего.

Один из троих ещё издали дал понять:  присоединяйся к нам, разговор будет интересным. Гейдар вдруг понял: это Пророк Мухаммед. И прочёл первые строки молитвы: "Нет Всевышнего, кроме Аллаха, Мухаммед его Пророк."

Его тут же поправили: Пророком Меня обычно принято называть среди землян, а на самом деле Я всего лишь Посланник. За Его спиной светился выход из пещеры. В проёме, как на большом экране, Алибеков увидел тысячи людей, собравшихся у Дворца Республики в его родном городе. То была траурная процессия.

"Интересно, кого хоронят?"- спросил сам себя Гейдар. Посланник, не произнеся ни слова, обьяснил: они пришли попрощаться с тобой. Но это ещё ожидается через несколько дней. А сегодня ты всё ещё в руках Всевышнего. Гейдар приобрёл надежду: вполне возможно,  он вернётся к жизни, к власти, к богатству. К всеобщему почитанию, восхвалениям и благодарениям!

Но Посланник его разочаровал:  сам Иблис хочет продержать тебя между жизнью и смертью. Это ведь он тебя породил по своему подобию и теперь пытается несколько дольше использовать твоё тело для земной толпы. Всевышний, знающий о твоих поступках с первых и до последних минут, размышляет над этим.

Гейдар решил внести ясность: "Но я ведь поклоняюсь Аллаху. Надо бы сообщить Ему об этом.И даже совершил паломничество в святые места. Есть документы, фотографии, видео и свидетели в конце концов!"

В это время к беседе присоединился второй Посланник: Насколько известно, ты долго поклонялся некоему Иосифу Сталину, который также был создан и ниспослан людям Сатаной. Сейчас и он, говорят, обьясняется в любви ко мне, к Иисусу. Что скажешь на это?

Гейдар почувствовал лёгкий холодок между лопатками.Связь со Сталиным опровергнуть трудно, вряд ли поверят. Возразить было нечем. Тогда он решил обратиться к третьему Посланнику: "Преподобный Моисей, снизойди хотя бы ты до меня!  Позволь мне скинуть с себя этот парадный костюм! Хочу выглядеть обычным земным покойником."

Святой мрачно возразил: Прости, двуликий. Твоя судьба определена Всевышним на встрече с Иблисом в день и час твоего рождения. Кстати, ты подменил даже эту дату. О каком доверии может идти речь?

После такого вердикта разговор выглядел оконченным. Все трое Посланников вдруг растворились в темноте, словно их вовсе и не было. Осталось лишь широкое отверствие в стене пещеры. Гейдар приблизился и перед его взором оказалась большая сцена Дворца. Того самого Дворца,  который когда-то воздвиг он сам. И опрометчиво назвал именем Владимира Ленина.

Глава его Администрации, существо карликового роста, ходил вокруг гроба, чтобы лично удостовериться в том, что Президент уже не дышит. Хотя ещё два месяца тому назад ведущий паталогоанатом Кливлендской клиники поклялся на Библии, что никогда в жизни не видел более мёртвой мумии.

Но для академика партийных наук, прозванного "серым кардиналом",  не было более весомых авторитетов, кроме Карла Маркса и Гейдара Алибекова. Второй из них теперь тоже почил в бозе. Мир рушился на его глазах.

Он трижды обошёл вокруг множества венков и отполированного гроба. В зал для прощания ещё никого не впускали: ждали важных мировых персон. А Президент всё не подавал признаков жизни. Хотя в какой-то момент карлику показалось, что Гейдар Алекперович нахмурился и хотел сделать ему замечание. Аж вспотел от такой мысли и подошёл вплотную к его губам. Но вождь упорно молчал и даже не дышал.

Кардиналу не понравилось, что звезда Героя на лацкане пиджака покойного слегка сьехала влево. Осторожно протянул два пальца, чтобы поправить. Но тут же почувствовал на своей щеке чью-то холодную руку. Он вскрикнул от ужаса.

Но тут же успокоился: это была рука вездесущей Зулейхи Самвеловны Шувелян, заслуженной учительницы тюркского языка и азербайджанской литературы: "Тысячу извинений, Рамиз Энверович. Но наш уважаемый Президент опять пропустил очередное занятие. Говорит, ему родной язык ни к чему. Он, мол, будет общаться с мировыми лидерами на русском и английском."

Академик принюхался. От Зули, как обычно, пахло свежим хозяйственным мылом. Этот стерильный запах возбуждал в нём гамму неприличных потребностей.  В своё время, подыскивая педагога для сына покойного ныне Президента, глава Администрации остановил свой выбор на Зуле именно благодаря этому изысканному аромату. "Редкая женщина в наше время умеет хранить целомудрие даже в этом" - изрёк он тогда не спеша раздевая её в дачной сауне.

Госпожа Шувелян была среднего роста, и поэтому нос кардинала упёрся в ложбинку её девственной груди. Надышавшись почти до оргазма, он удовлетворённо заметил: "Мы с Вами обсудим его поведение после похорон. Будьте на месте, я Вас  вызову. Но не забудьте перед следующей встречей с ним надушиться чем-нибудь европейским. Иные нынче времена, к сожалению!"

Алибеков, наблюдавщий за сценой с высоты своего поднебесья, опечалился: "Опять этот идиот ударился в средневековый разврат. На кой чёрт моему сыну сдалась эта старая мымра!" В ту же минуту он был отброшен сильным порывом ветра, и оказался перед громадным существом с двумя рогами, облачённым в золотой наряд, из под которого торчал пугающего размера обоюдоострый меч.

Это несомненно был Иблис собственной персоной! И он ошарашил Гейдара: на безупречном азербайджанском языке нахичеванского диалекта он ВСЛУХ произнёс: "Xo; ;;rd;k, c;nab Prezident!" (Добро пожаловать, господин Президент!) Алибеков весь напрягся: "Откуда Вы знаете мой язык, уважаемый Иблис-мюэллим? И потом, здесь вроде бы  не принято производить голосовые звуки."

Иблис усмехнулся, откашлялся и добавил: "По велению Всевышнего лишь я один владею всеми языками мира и вправе оглашать гласные и согласные. Другого способа вносить смуту среди людей просто не изобрели пока.  Многие внушили себе, что языки якобы обьединяют людей. Изысканная ложь! Языки разделяют людей на племена, на взгляды, на вкусы и запросы. И пусть благодарят за это меня, интернационалиста международных интриг Иблиса." После паузы игриво подмигнул и предложил: "Может, продолжим на армянском?" Гейдар был приятно удивлён, но скромно отказался. На всякий случай.

Затем Иблис жестом велел ему присесть поближе к его трону, окружённому несовершеннолетними  джинами обеих полов в красочных одеяниях, не скрывавших детородные органы: "Мне удалось убедить Аллаха в том, что ты останешься в моём распоряжении. И скоро, как только Всевышний поставит на тебе жирную точку, тобой займутся мои прелестные джины. А пока давай понаблюдаем, что происходит там, в твоей стране."

У него в руках появился пульт ручного управления, а за спиной Гейдара засветился громадный монитор на всю стену пещеры. В мечети Тэзэ Пир в центре Баку яблоку негде было упасть. Полиция пыталась как-то упорядочить толпу. Но народ молился и рыдал навзрыд. Мужчины били свои спины и грудь цепями, женщины рвали на себе волосы и одежду, иной раз до неприличия.

Видя своих родителей в таком горе, молодые девушки и парни растерянно оплакивали потерю великого вождя. На площади вокруг мечети стоял всенародный хаос с чёрными знамёнами, громким  рёвом и непрекращающимся гимном страны. Некоторые особенно ретивые дамы преклонного возраста в порыве гнева задирали подолы платьев и покрывали ими свои головы, чтобы скрыть свои любвеобильные лица.

Неожиданно толпе пришлось расступиться. По красной дорожке в сторону мечети шёл быстрым шагом небольшого роста, толстый мужчина с зелёной чалмой на голове. Гейдар сразу узнал его: это был его агент ещё со времён работы в КГБ. Агент с позывным "Чашка-ложка". В народе его знали, как Шейх уль-Ислама Аллахшукюра Пашазаде.

Шустрой походкой он направился к главной двери. Иблис тут же  переключил канал, и на мониторе Гейдар увидел роскошный кабинет Шейха. "Почти, как президентский!"-отметил про себя Гейдар. "Чашка-ложка" теперь возлежал совершенно голым на диване, а возле него какая-то  женщина в чадре, стоя на коленях обслуживала его весьма аморальным способом.

Гейдар вопросительно посмотрел на Иблиса, интересуясь его реакцией. Тот усмехнулся: "Признаюсь: моё произведение! Но зато как его уважает народ! Кстати, дама в чадре - одна из твоих любовниц, господин Президент. Помнишь, Земфиру Верди?" Гейдар слегка покраснел от гордости.

Иблис переключил канал. С трапа самолёта сходил Владимир Путин. Он остановился возле группы журналистов: "Печальный день для всех нас. Ушёл из жизни человек, который мне лично (буду откровенен) не внушал большого доверия, когда был членом Политбюро. Но я всегда его уважал, как генерала КГБ."

Гейдар нахмурился: "Вот сукин сын!" Иблис милостиво обьяснил: "Это произойдёт только завтра. Если хочешь, я его слегка подкорректирую? Он всегда прислушивается к моим рекомендациям." Гейдар покачал головой. Иблис вдруг спросил: " А тебе интересно знать, чем занят твой сукин сын?" Гейдар не знал, что ответить: боялся застать баловня судьбы в каком-нибудь борделе. Иблис успокоил: "Нет-нет! Не сегодня. Он был там прошлой ночью.  А сию минуту "осваивает" новый для себя родной язык."

И тут же на мониторе появился Ильхам Алибеков. В известной позе всадника он наяривал изо всех сил педагога Зульфию Самвеловну прямо в супружеской спальне, на глазах у жены.  Закончив "занятие", он небрежно бросил: "Женщина должна пахнуть шанелью, а не шинелью, сука! Запомни это, иначе уволю!"  Супруга поднялась с кресла и протянула Зульфие флакон французского парфюма: "Приведи себя в порядок, шалава!"

Гейдар почувствовал резкое недогомание: "Я устал, уважаемый Иблис-мюэллим. Хотел бы окончательно перейти.... в лучший из миров." Иблис кивнул с пониманием. Но попросил подождать. И тут Гейдар почувствовал, что доктор Брюс Литтл отключил его от аппаратов, прошептав ему на ухо: "I am very sory, Mister President." (Простите, господин Президент)

С четырёх сторон Гейдара подхватили джины и понесли в сторону большого костра, над которым возвышался кипящий котёл. Предстояла неприятная процедура очищения от земной грязи. Даже Иблис не обладал здесь правом вето. Запахло серой.

Между тем, в те же часы и минуты в двух кварталах от Дворца Республики (имени Алибекова), в трёхкомнатной квартире сапожника Алиаббаса стояла тишина. Почти гробовая. "Почти", потому что самого гроба там не было.

На большом круглом обеденном столе был традиционно растелен старый хорасанский ковёр, память о бабушке. На ковре лежало тело Алиаббаса, завёрнутое в простой белый саван производства бакинской текстильной фабрики номер один. Алиаббасу крупно не повезло: его хоронили в тот же день, что и Президента Гейдара Алибекова.

Не повезло, потому что бедного нардаранца проводить в последний путь было некому, кроме его жены Сакины-ханым. Ибо все родственники, друзья и даже любовницы рвали на себе последние модные трусы под крики "шахсей-вахсей" у мечети Тэзэ Пир и у Дворца.

Среди потерявшей голову толпы была даже его единственная дочь, Земфира. Та самая, которая прославилась своей говорящей фамилией Верди при встрече дорогого и любимого Леонида Брежнева.

Вдруг совершенно неожиданно для Сакины-ханым открылась дверь и в солнечном просвете появился знакомый силуэт полусогнувшегося старца. Это был закадычный друг детства Алиаббаса, его вечный соперник в сплетнях, нардах и домино, Иосиф Гриль.

Тот самый бакинский еврей, который всегда стеснялся своей профессии адвоката. Ибо в СССР и даже потом в Азербайджане эта профессия считалась враждебной, а в лучшем случае - никчемной.

Тот самый Иосиф Евгеньевич, который несмотря на все советские преграды для евреев, удачно выдал дочь за будущего миллиардера Араза Агаларова. Он прилетел из Москвы, случайно узнав о кончине друга. Сакина-ханым теперь уже плакала от радости: есть кому предать земле её мужа.

Четверо молодых людей, нанятых Иосифом, легко подняли останки Алиаббаса и довезли до фамильного кладбища. Прежде чем опустить в могилу, Иосиф успел прошептать ему в ухо: "Не забудь задать тот самый вопрос. Это очень важно." И ловко всунул в складки савана свою визитную карточку с пятиконечной звездой Давида.

Путь предстоял Алиаббасу недолгий. Как только могилу засыпали благословенной землёй Нардарана, он переступил порог огромной пещеры, расположенной в Поднебесье. Его встретили семеро ангелов и на своих девственных крыльях мягко опустили у ног Посланника Мухаммеда. Он успел заметить, как в соседней пещере переодевали Президента Алибекова. В отличие от толпы на него надели белую рубаху с чёрными полосками. Заклеймили!

Алиаббас переминался с ноги на ногу, держа в руке визитную карточку друга. В глубине души он понимал всю никчемность ситуации, но решил следовать совету до конца. Посланник рассмотрел карточку и протянул её соседу.

Тот странно посмотрел на Алиаббаса и спросил жестами: Что общего у тебя с этим человеком? Алиаббас ответил сразу: "Мы оба ценим любовь к женщинам и справедливость ко всем."

Посланник приветствовал его бессловесно: Шалом алейхем, Алиаббас. Ты небезгрешен, как и все остальные земляне, но Всевышний непременно направит тебя в Рай. Затем все трое  вернулись к своей беззвучной беседе: они были заняты перепланировкой райской обители.

Но Алиаббас не спешил уходить, ибо помнил о просьбе Иосифа. Дотронулся до пурпурного подола первого Посланника: "Прости, но у меня есть вопрос к Тебе: когда же наконец и мой народ дождётся своего Посланника?"

Мухаммед вознёс свои руки к сводам пещеры, а затем ответил, не произнеся ни звука: Аллах велик! Видишь ли, Алиаббас. Народы очень часто поклоняются иблисам, игнорируя Посланников Всевышнего. Твоему племени прежде нужно заслужить воли Милосердного!

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

08. 28. 2023
ДАЛЛАС, ТЕХАС, США.