Про Электросталь... и не только. Глава первая
Вместо предисловия
Размышления о том, ст;ит или нет заниматься переводом собственных мыслей в слова и предложения, занимали давно. Особенно ночью, в часы бессонницы. Сформировался даже проект названия: «Электросталь и электрос…цы» (откуда точки – поясню позже). Но до конца всё же не был уверен, что когда-нибудь начну воплощать задуманное.
«Зачем?» – понятно: каждому хочется оставить о себе воспоминания, хотя бы и в виде … хотел написать «рукописных» текстов, но не стал: от руки теперь мало кто пишет. Недавно и самому пришлось писать шариковой ручкой заявление, получилось криво и неразборчиво, как в аптечном рецепте.
«Для кого?» – тоже понятно: для внуков и последующих «колен» рода (поколений), которые, уверен, обязательно будут. Но станут ли читать? Как сейчас, вижу отца на девятом десятке лет, в очках и в кресле, внимательно разбирающего почерк своего родителя, Николая Сергеевича, на пожелтевших страницах писем и открыток, датированных началом XX-го века. Затем периодами войн – гражданской, Великой Отечественной. Иногда отец зачитывал вслух отдельные предложения, что ни на есть незамысловатые: о здоровье родных и самых близких, о ценах на хлеб и на керосин, о том, что «теперь перезимуем, вчера запаслись углем и дровами…». Письма эти были отцом аккуратно сложены стопками, перевязаны, уложены в ажурную деревянную шкатулку. Они и сейчас ждут своего часа в ящике старинного стола в деревенском доме. Вот только прочитаю ли их когда-нибудь?
«Поймут ли?» – вопрос «из бронхов», как выражается мой сын («не из лёгких»). Если сейчас, в начале XXI-го века, мне понятно почти всё из того, о чём писали сто лет назад (например, для чего был нужен керосин), то нынешнее поколение знает «клаву», но может не знать о чернильной ручке, и то, что уголь и дрова необходимы исключительно для мангала. Повальное увлечение новыми, неведомыми прежде терминами («квест», «баттл», «хайп», «хэштэг»), заполонившими всё информпространство, вполне способно в итоге привести к тому, что обычные слова классического русского языка станут непонятными лет через 20-30. Мне так ближе Виктор Степаныч с его знаменитыми «черномырдинками», чем «консенсус» первого и последнего президента СССР, или «понтус» помощника главного тренера хоккейной сборной России (впрочем, последнее можно простить после исторической победы над родоначальниками хоккея, да еще на их площадке, да еще в год 100-летия канадского хоккея!).
Но прочь сомнения («Поймут ли?»)! Главными аргументами «за» лично для меня стали два произведения двух Владимиров Алексеевичей – Гиляровского «Москва и москвичи» и Солоухина «Владимирские просёлки». Упомянуты они в хронологической последовательности, но первым из них прочитал (по совету отца) Солоухина. Сказать, что сходу понял всё, о чем хотел сказать автор, нельзя, это будет неправдой. Только перечитав второй, третий раз, по-настоящему влюбился во владимирские деревеньки с их обитателями и просёлками, а затем прочитал всю изданную прозу Владимира Солоухина. А однажды довелось даже пожать его теплую, шершавую мужицкую руку, когда буквально на удачу заехали с отцом в конце 70-х в его родовое гнездо (отец знал, что в Олепине писатель обычно проводит летний отпуск).
«Зацепило», как модно сейчас говорить, в лирических произведениях Солоухина именно изложение увиденного писателем и его мыслей на этот счет. Точно так же, как в репортерской хронике Гиляровского. Оба описывали современную им жизнь, во множестве ее проявлений и оттенков. Вполне возможно, именно тогда, после прочтения, где-то подспудно и родилась мысль написать когда-нибудь и о своём времени. Форму изложения подсказал тот же Солоухин – казалось бы, прочел все его произведения, но нет: нашелся на книжной полке в нашем деревенском доме томик «Камешки на ладони» (кстати говоря, напечатанный в 1977 году на электростальской Книжной фабрике № 1 и по этой причине, возможно, попавший в коллекцию отца: возглавлял это весьма известное в СССР предприятие Степан Иванович Король, а отец был с ним в приятельских отношениях). Принципы составления этой книги и решено было взять за основу, чтобы не связывать себя рамками какого-то одного жанра.
Глава 1. Пробы, смотрины, СЖ …
Как сказал один известный
писатель - пописывать я начал
практически с рождения
– А ты знаешь, как фамилия пресс-секретаря нашего мэра? – спросил заместитель главы у своей молодой жены (мы сидели за одним столиком на банкете по случаю юбилея первого зама). Та пожала плечами.
– ПИСАРЕВ! Он же всё время пишет! – довольный своей вербальной находкой, чиновник посмотрел на меня и засмеялся…
Сочинение на заданную тему
У всякого дела, как известно, есть начало. Вот я и решил поразмышлять, когда и при каких обстоятельствах проявилась впервые моя тяга к сочинительству. Вспомнилась родная одиннадцатая школа, учитель истории (он же директор) Владимир Ильич Самарский, который на одном из уроков дал нам, пятиклашкам, задание изложить письменно пройденный материал, предложив на выбор несколько тем.
Не теряя даром драгоценное время, класс приступил к выполнению задания. Я же продолжал размышлять. Почему-то совсем не хотелось раскрывать тему особенностей развития сельского хозяйства России в XIXвеке. Скучно и неинтересно! Но куда деваться, пришлось бы и об этом писать, однако нашлась еще одна тема, которая вызвала интерес: «Один день из жизни русского крестьянина»! Эх, была не была, и я начал неистово (хотя и в рамках заданного) фантазировать.
К концу урока материала набралось на три тетрадные страницы, на которых были подробно описаны все работы бедного крестьянина и его большого семейства в течение светового дня. Когда же прозвенел звонок на перемену, я закончил свое сочинение ключевым абзацем:
«Как только стемнело, в окно Матвея кто-то постучал. Затушив лучину, он выглянул за порог и с кем-то долго вполголоса беседовал. Да-да, конечно, он примет завтра, как обещал, участие в крестьянском восстании. Утренний сбор был назначен с рассветом возле овина…».
Была ли выбранная мною тема личной инициативой историка (всё ж таки директор, сам себе хозяин), но в таком случае, сам того не ведая, Владимир Ильич положил начало моему сочинительству. На следующем уроке учитель огласил результаты классной работы, особо отметив меня – единственного из класса, выбравшего и «глубоко раскрывшего» эту тему (чем вызвал румянец на моем лице). И даже зачитал вслух, с выражением, моё доблестное сочинение. Вот так ко мне за литературный труд пришло первое публичное признание…
Каждому тексту – свой стиль
Примерно в те же годы по настоянию отца я начал вести свой дневник. Записывал туда всё подряд: что было в школе и дома, с кем и во что играли во дворе, с каким счетом ЦСКА обыграл «Динамо» и т.д. Теперь-то понятно, что таким образом отец пытался меня дисциплинировать, ведь я не ложился спать до тех пор, пока не заполню очередную страничку. В то же время регулярные письменные тренировки позволяли слагать новые обороты, вырабатывать стиль, оттачивать грамотность.
Теперь, спустя полвека, перечитывая те рукописные, наивные строки и сопоставляя их с текстом, который теперь набираю на клавиатуре, могу с полной уверенностью заявить: тот первый опыт не прошел даром! А со временем пришло осознание, что для каждого отдельного случая существует свой особенный язык, стиль изложения.
Надо сказать, в жизни мне везло с учителями. В школе можно было вволю упражняться в написании бесконечных сочинений по литературе (чего почти нет у сегодняшних школьников). В редакции городской газеты «Ленинское знамя» Михаил Иванович Калакуцкий редактировал мои первые печатные заметки. В институте пришлось оттачивать мастерство в написании пояснительных записок к курсовым проектам, что потом пригодилось при составлении научно-технических отчетов в Центральной научно-исследовательской строительной лаборатории (ЦНИСЛ). Помнится, в самом начале моей трудовой деятельности зам. начальника по науке Валерий Александрович Приходько показал мне, как логически верно излагать и анализировать полученные научные результаты.
Параллельно с научной деятельностью шла учеба в заочной аспирантуре МИСИ им. В.В. Куйбышева. Поступая в нее осенью 1983-го года (на кафедру «Технология вяжущих веществ и бетонов»), искренне считал всех кандидатов наук сродни небожителям. Однако, накопив богатый теоретический и практический материал для диссертации, самонадеянно решил, что напишу её на раз-два! Но не всё было так просто. Выяснилось, у кандидатской существует свой, особый и более свободный по сравнению с текстом технического отчета язык, и привычные шаблоны здесь неприемлемы. Об этом мне вовремя напомнили Владимир Валентинович Иваницкий (любезно согласившийся взять руководство над моей работой) и Вадим Федорович Гончар (оппонент). Дело было в апреле 1996-го во ВНИИСтроме имени П.П. Будникова после предварительной защиты, и я успел вовремя отредактировать текст диссертации и доклад.
Затем, работая уже в городской администрации (2005-2010 годы), набрался опыта в написании проектов распоряжений, постановлений, протоколов и т.д. И у этих документов с сухим текстом был свой стиль написания, свои особенности. Похожие приказы и распоряжения составлял, работая затем зав. кафедрой ПГС и деканом технологического факультета в родном институте…
Сначала «домжур», потом - СЖ
Это ли не было мечтой каждого советского корреспондента, журналиста: оказаться в знаменитом, со своей особой аурой, Центральном доме журналиста на Никитском?! Конечно же, я, в конце 70-х нештатный корр городской газеты «Ленинское знамя», еще не знал ни о какой ауре «домжура» (именно так его небрежно в разговоре называли бывалые журналюги), пока меня не пригласил туда уже упомянутый М.И. Калакуцкий. Дело в том, что попасть внутрь можно было лишь при наличии «корочек» члена СЖ (союза журналистов), а Михал Иваныч в нем состоял и мог провести с собой внутрь еще одного гостя.
На правах завсегдатая мой старший товарищ и наставник предложил начать экскурсию по домжуру с пивбара в подвале. Небрежно кивнув признавшей его официантке, заказал по паре «жигулей» и «фирм;», оказавшуюся необычайно аппетитным рыбным бутербродом. Затем мы поднялись на этаж выше и основательно пообедали в знаменитом домжуровском ресторане, со «Столичной» и ананасовым ликером на десерт. Ну, а завершился вечер коньяком и кофе в баре на выходе. Совершенно естественно, расплачивался за всё съеденное и выпитое я, как благодарный экскурсант, но деньги тогда зарабатывались необычайно легко – игрой на свадьбах в составе ВИА «Доверие». Зато потом, в разных компаниях, козырял фактом причастности к домжуру, в красках описывая свое посещение храма журналистики. Молодой был!
Уже позднее узнал о любопытной информации, опубликованной в «Известиях» 3 марта 1920 года: «Сегодня, в 7 часов вечера, открывается Дом печати. Вступительное слово о задачах Дома сделает товарищ П.М. Керженцев(в те годы руководитель российского телеграфного агентства - РОСТА). Затем состоится беседа на тему «Из прошлого большевистской печати».
«…После официальной части, - вспоминал тогдашний секретарь Правления, кандидат философских наук А. Февральский, - собравшиеся перешли из зрительного зала в уютную столовую, где была устроена роскошная (по тем, совершенно голодным временам) трапеза, состоявшая из чая без сахара, кусочка черного хлеба, селедки и еще какого-то яства в таком же роде. Маяковский всё потчевал нас, сидевших за одним столом с ним, селедкой, приговаривая: „Кушайте сельдя;, замечательный сельдь!“…». Сельдь была у Маяковского и в быту и в стихах существом мужского рода…».
Скорее всего, речь о том самом помещении, где мы с Михал Иванычем обедали и распивали ликёры…
Ну, а своё удостоверение члена Союза журналистов я получил спустя почти четверть века, хотя можно было сделать это гораздо раньше. В СЖ России меня принимали весной 2002-го года. В тот знаменательный во всех отношениях день главный редактор (термины «главный», «генеральный» уже вошли тогда в широкий обиход, хотя непонятно зачем: до этого был просто «редактор» или «директор», и всем было понятно, кто главный), так вот, главный редактор городской газеты «Молва» Сан Саныч Бочаров любезно согласился взять с собой попутно в служебный автомобиль (он ехал по каким-то делам в столицу) кандидатов в СЖ – меня и Люсю Точилину, а еще свежеиспеченного секретаря городской ячейки журналистов Электростали Наталью Наумову.
Собеседование оказалось недолгим: после изучения рекомендаций и нескольких дежурных вопросов председатель комиссии поинтересовался, почему я не вступал в ряды СЖ раньше, ведь моя самая первая заметка в тогда еще «Ленинском знамени» вышла 28 лет назад – в декабре 1974-го (как сейчас помню, это был материал о командном первенстве города среди школьников по шахматам). Не помню, что я ответил (вполне возможно, «не считал себя достойным…»), а затем пришлось подробно и обстоятельно рассказывать о состоянии сферы ЖКХ в родном городе (в ответ на вопрос о моих обязанностях в газете, куда входило в том числе и написание материалов о коммунальщиках и их работе).
В общем, всё завершилось успешно – за исключением того, что на обратном пути пришлось ехать сначала на метро до автовокзала (Бочарова так и не дождались, после оказалось, машина заглохла на Лубянской площади, возле памятника Дзержинскому), а потом на 399-м автобусе «Москва – Электросталь». Если для меня это не было чем-то особенным, то для Людмилы с ее хромотой оказалось огромным испытанием. Кстати, её на собеседовании тоже долго не мучили, приняв во внимание авторство несметного количества публикаций на религиозные темы.
А еще через несколько недель на очередном собрании городской ячейки СЖ Наталья Наумова торжественно вручила нам «корочки». Внутри оказался вкладыш с предоставлением бесплатного посещения музейных объектов (которым, впрочем, я до сих пор ни разу не воспользовался).
Ну, а тот памятный день – день вступления в СЖ – завершился званым ужином в кафе «Восточное». Солировал, помнится, кандидат в депутаты областной Думы Владимир Филин. Незадолго до этого он ворвался в город как черт из табакерки, скупил первые полосы двух главных городских газет («НН» и «Молвы») на 16 выпусков вперед, вплоть до даты выборов, причем сразу заплатил наличными. Показывал всем фото, где он рядом с Аркадием Вольским. Заключил какой-то экологический договор с Машзаводом. Устроил концерт в ДК «Октябрь» Людмилы Зыкиной, которую перед заполненным (ни одного пустого места) залом называл Людой, а она его Владимиром Иванычем (когда Ольга Калиниченко из «Молвы» зашла после концерта за кулисы, чтобы взять интервью у народной артистки, та отвечала на вопросы, не переставая пересчитывать гонорар, почему-то в мелких купюрах).
Только в день выборов стала понятна цель интервенции Филина в Электросталь. В последний момент он снял свою кандидатуру, и выборы не состоялись. В результате переизбиравшийся от города Сергей Тараненко, занимавший в областной Думе прежнего созыва должность председателя комитета по бюджетной политике, остался не у дел. Не додумался взять на выборы дублера на такой случай. Перевыборы состоялись через месяц-полтора (уже с дублером, но без Филина), но прежняя должность Тараненко уже была занята, и Сергей Иванович избрался простым депутатом еще на один срок, после чего пропал с политического горизонта. Поговаривали, он переехал в деревню, где ему удалось исполнить свою давнюю мечту – разводить страусов.
Кстати…
Если начать вспоминать всю мою сочинительскую деятельность, насчитывающую период с описанного выше урока истории в пятом классе и до сегодняшних дней, материала наберётся на целую книгу. Может быть, когда-нибудь ею займусь. Why should no? – говорил в таких случаях мой приятель Володя Бобков: почему нет?
Ну, а эту, самую первую главу моей самой первой книги хочу завершить несколькими историями, что пришли на память здесь и сейчас.
О журналистском братстве
В начале осени 1975-го года я, тогда девятиклассник, стал, наверное, самым счастливым человеком на свете. Потому что именно тогда слились воедино моя страстная увлеченность хоккеем в целом как явлением и любимым «Кристаллом» в частности, а также первые мои репортерские шаги в местной газете «Ленинское знамя» (с тогдашним, между прочим, 28-тысячным тиражом). Когда самый первый материал о подготовке команды к очередному сезону был напечатан, помнится, в одном из субботних номеров, я купил в киоске возле «Рубина» с десяток газет, еще пахнувших типографией. Зачем столько? Теперь уж и не помню, кому-то показывал в школе и во дворе, дарил…
Тогда я искренне переживал за команду и ее игроков, близко к сердцу принимал поражения. Однажды, после того как «Кристалл» проиграл дома очередную игру, я поинтересовался у старшего тренера Анатолия Семёновича Ионова о причинах неудачи. И услышал в ответ: дескать, сил не осталось, команда добиралась на матч с базы своим ходом.
Принимая на веру каждое слово своего кумира из далекого детства (помнился еще голос Николая Озерова из транзисторного радиоприемника «Сокол»: «Шайбу в ворота «Спартака» забросил армеец Анатолий Ионов!»), я выплеснул на страницы газеты своё искреннее возмущение происходившим. В последнем абзаце отчета о матче написал о странном отношении руководства к команде, которое «несмотря на все усилия тренеров, продолжает ухудшаться, а перед последней игрой команде даже не был выделен автобус, и игроки были вынуждены сами добираться с базы до хоккейной арены…».
Репортаж напечатали во вторничном номере, и в тот же день у меня дома раздался телефонный звонок из редакции:
– Серёжа, здравствуй, – тембр голоса Калакуцкого не предвещал ничего хорошего. – Ты не мог бы прямо сейчас приехать в редакцию?
– А в чем дело? – невинно спросил я и тут же вспомнил про свой отчет.
– Приезжай, нужно поговорить, – раздалось на том конце провода.
Оказалось, редактору газеты Красильникову позвонил председатель профкома 12-го завода Григорьев и попенял за вышедший материал о хоккее («Кристалл» тогда был на полном обеспечении Машиностроительного завода, и даже ЛДС «Кристалл» входил в его состав как один из цехов). Причем Викентий Степанович горел желанием встретиться у себя в кабинете с автором этого пасквиля, то есть со мной.
Отправлять меня, 16-летнего, подающего надежды, на съедение в номенклатурное логово одного не стали, а отрядили в помощь и для защиты задиристую Наташу Бычкову. После обмена приветствиями статный и величественный Григорьев, сдвинув седые брови, спросил:
– Что означает фраза: «Несмотря на все усилия тренеров…» (и далее по тексту)?
Ответить я не успел. За меня это сделала Наталья. Далее между ней и хозяином кабинета (я не вымолвил ни слова, настолько всё происходившее стало для меня неожиданным) последовала «непереводимая игра слов», из которой в пылу разгоревшейся дискуссии до моего сознания долетали лишь отдельные фразы.
– Как Вы, советская журналистка, можете так рассуждать? – возмущался Григорьев.
Наталья же, встав с самого начала на мою защиту, не отступала ни на шаг:
– Почему к команде у завода такое пренебрежительное отношение?
Закончилась сеча миром, да и по другому быть не могло. А я для себя сделал тогда два важных вывода:
1. Журналист журналисту друг (я до сих пор благодарен Наталье Бычковой за её смелость).
2. Писать надо, конечно же, о том, что думаешь и в чем уверен. Но обязательно проверять факты и предоставлять слово другой стороне (потому что причиной поражение «Кристалла» было не только отсутствие автобуса).
Вот так!
По дороге в «Белый дом»*
Резкая смена жизненного курса случилась у меня в декабре 2004-го. Тогда, после предвыборного интервью с кандидатом в мэры Сухановым, Андрей Александрович сделал мне неожиданное предложение:
– Если я выиграю выборы, согласитесь стать моим пресс-секретарём?
Следует пояснить, что незадолго до этого я после долгих уговоров Веры Эдемской перешел в газету «Новости недели». До сих пор считаю, что поступил правильно, хотя в «Молве» меня устраивало абсолютно всё – ровно до тех пор, пока редактором была Тамара Степановна Севрук.
____________
* - здание администрации на ул. Мира, 5 (разг.)
И именно в период работы в «Молве» (об этом мало кто знает) мне впервые от кандидата на должность главы (еще до Суханова) поступило предложение работать в администрации. При условии победы кандидата на выборах и даже не пресс-секретарём, а целым зам. главы по строительству.
Осталось назвать имя кандидата. Не удивляйтесь, это Валерий Иванович Лющин. Опальный первый зам Зеленина, открыто протестовавший против сделки по приобретению муниципалитетом от машзавода профилактория, уволенный с высокой должности прямо в день своего 60-летия и продолжавший почти в одиночку сражаться в апреле 2000-го в выборной борьбе! Конечно, сам я вряд ли бы принял решение об информационной поддержке Лющина в городских СМИ, но Валерий Иванович договорился с Бочаровым, на тот момент редактором «Молвы». Целый месяц под моим псевдонимом выходили предвыборные материалы в поддержку бывшего первого зама главы под рубрикой «Верьте делам, а не словам». В самом начале нашей работы я без заднего умысла предложил Валерию Ивановичу наговаривать на диктофон очередной материал, на что он ответил:
– Понимаешь, мне необходимо живое изложение мыслей. Чтобы я мог видеть твои глаза и чувствовать, поймут ли меня люди…
Выиграть тогда Лющину не удалось. Я не стал его замом по строительству. Но спустя пять лет дорожка судьбы все же привела меня в администрацию. Ровно на один срок. Срок главы.
На земле рязанской
Как же это было здорово! (теперь бы сказали: «Круто!»). Я сидел в автобусе вместе с хоккеистами и тренерами «Кристалла», который держал путь на спаренные игры к своим заклятым друзьям в Рязань. Позади остались хлопоты с оформлением справки-освобождения от занятий в институте, резервирование места на 100-120 строчек в двух ближайших номерах городской газеты для оперативных репортажей с выезда (первый из них я должен был надиктовать по телефону из гостиничного номера сразу после первого матча) и короткие домашние сборы. А впереди – увлекательная поездка с любимой командой на целых трое суток в качестве собкора и преданного болельщика по совместительству.
… «Икарус» с включенным мотором стоял у служебного входа в Ледовый дворец. Поздоровавшись с тренерами Ионовым и Рыжковым, я поднялся в салон. Свободное место у окна оказалось в пятом ряду, рядом с защитником Юрием Парфиловым, и я, совсем юный нештатный спортивный обозреватель городской газеты, вежливо спросив разрешения, к нему протиснулся. Затем привстал, закинул на верхнюю (багажную) сетку портфель с вещами и устремил взгляд в окно. На первом же повороте портфель свалился на голову соседа.
– …! – только и нашелся что воскликнуть Парфилов.
– Извините, пожалуйста, – попросил я прощения, проклиная свою неуклюжесть.
– Ничего, бывает! – похлопал меня сзади по плечу Володя Зарембо.
Я мысленно поблагодарил за поддержку бывшего вратаря, а с недавних пор администратора команды, и мысли снова переключились на приятные ожидания от трех предстоящих удивительных дней.
Пожалуй, нет смысла описывать в подробностях все последующие события. Как в полночь мне в номер позвонила дежурная и пригрозила выселением (оказалось, Володя Зарембо в «приподнятом» настроении, в суете забыл заплатить за моё проживание; пришлось наскоро одеваться, спускаться в холл и оплачивать). Как покупал на местном почтамте талон на междугородние переговоры (всё сомневался: хватит ли пятнадцати минут, чтобы продиктовать в редакцию репортаж о первом матче?). Как стоял оба матча на морозе рядом со скамейкой запасных «Кристалла», а на трибунах грозно гудела сплошь черная масса враждебно настроенных рязанских болельщиков («Боря, убей его!» - доносилось в адрес местного любимчика, защитника Бориса Ныркова после гола нашего бомбардира Александра Поветьева). До сих пор в памяти картина: поднимаешь голову, и нет конца трибунам стадиона «Спартак» (без крыши, но с искусственным льдом), уходящим вертикально ввысь – как говорили местные, билетов в кассах продавали столько, сколько купят! А еще румяные на морозе рязанские женщины в белых халатах, разносившие по рядам горячие беляши и пиво (остальное и самое главное для такой стужи было у зрителей с собой), или веселый от мороза водитель снегоуборочной машины, никак не слушавшейся хозяина на поворотах и оставлявшей черные отметины на угловых свежевыкрашенных бортах. Наконец, мой пеший путь по ночной Электростали от Ледового дворца до дома на Пушкина после возвращения из Рязани - с набросками в уме репортажа о второй игре, который я написал на кухне, попив кофе, всего за полчаса (утром, когда я спал, его опустил в почтовый ящик редакции отец по пути на работу).
И в то же утро любители хоккея, купившие свежий номер местной газеты, могли узнать результат и подробности первого матча, что по тем временам считалось верхом оперативности, а через пару дней – и второго.
Это и было моим счастьем, и ничего другого тогда не было нужно!
Свидетельство о публикации №223072101183