За наследством для прихода или Пикалевские жители

Это уже из хроник не Соловейкинского, а Жученского прихода будет повествование. Как упоминали мы уже, отец Семен служил в небольшом селе Жучно, а жил в Соловейкине. И вот одна бабушка-прихожанка именем Фаина как-то заявила ему, что желает завещать свой дом с имуществом да садом-огородом в собственность родного прихода. Потому как лета ейные уже весьма преклонные, а оставшимся в живых внукам бабкины владения и даром не нужны. Отец-то Семен выслушал бабулю с пониманием и весьма уважительно ее благодарил. Даже и головою бородатою искренне покивал. Но серьезно не отнесся тогда к делу этому. «Желание желанием, - отметил отче в себе, - а завещание завещанием». Он ведь не раз сталкивался с ситуацией подобной, правда, несколько меньшего масштаба. А бывал отец Семен в домах прихожанских с требами - пособоровать там или причастить, допустим, болящих. И у некоторых заказчиков на стенах висели иконы письма не вполне древнего, но размера явно никак не домашнего. Старенькие хозяйки уверяли батюшку, что иконы эти из церквей закрытых. Но вот как только-де они, бабульки, помрут, так сразу потомки ихние иконы эти  в церковь с честью и принесут. Чего на памяти отца Семена на практике ни разу не происходило. Посему и отнесся батюшко к перспективе нового приходского владения несерьезно...

Немного прошло времени, и ближе к осени вышеупомянутая бабушка-прихожанка действительно преставилась. А после отпевания в Жученском храме к батюшке подошел прибывший из города уцелевший внук и сообщил ему, что его ныне упокоившаяся бабуля в самом деле завещала все свое имущество приходу. Чему он, честный потомок, очень рад, ибо иначе куда-де ему это ломьё девать. Удивился, и немало, отец Семен такому повороту дел. Но человека, конечно, душевно поблагодарил, и принял в руки свои ключи от бабушкиного дома. И через несколько дней решил батюшко лично съездить на место и принять наследство как полноправный представитель прихода. Поехали с ним матушка Мария и дедушко-приходской завхоз Филипп Лексеич, для простоты речи называемый в селе просто Лексеичем.

Деревня, в коей наследство находилось, располагалась километрах в 12 от Жучна и именовалась Пикалевым. Поблизости протекала очень извилистая речка с очень уж широкой долиной. Сама деревня имела поболе километра в длину и была тупиковой на своей дорожной ветке. Последнее обстоятельство, по-видимому, очень сильно и повлияло на состояние дороги. Как до данного населенного пункта, так, особенно, и внутри его. Ближайшая автобусная остановка находилась на краю соседней деревни примерно в трех километрах от начала Пикалева, и эти три километра на обычной машине можно было кое-как преодолеть исключительно в сухую погоду. Дожди же превращали грунтовку в тоталитарное царство весьма чудесных оттенков рыжей пластичной глины, которая ну очень неохотно расставалась с сапогами пикалевцев и тех, кто неразумно вздумал в такую погоду тех посетить. Больше часа понадобилось отцу Семену и его многострадальным спутникам на преодоление этого скорбного пути. Тут батюшко по достоинству оценил мужество бабушки Фаины, которая почти каждое воскресенье в любую погоду посещала Жученский храм. Внутри деревни дорога была разбита тракторами, но вдоль домов по протоптанной тропинке делегация добралась до нужного дома, оказавшегося почти посередине единственной улицы. Отец Семен благословил матушку и Лексеича принимать хозяйство, а сам решил осмотреть все поселение и дойти до его последнего дома.

Пикалево, когда-то имевшее до сорока домохозяйств, теперь почти вымерло. Кроме бабы Фаиного, в нем уцелело с пяток домов. Еще несколько были полуразрушены, а на месте остальных слегка высились заросшие жирной крапивой и мощным кипреем фундаменты. Расстояние между жилыми домами достигало до двухсот метров. В трех из них в сторону другого конца деревни доживали век два старика и бабуля, которые возились в своих заулках. В процессе обследования деревни познакомился отец Семен со всем ее населением. Жители, как оказалось, давно были осведомлены о завещании бабы Фаиного хозяйства церковному приходу, скорее всего, из уст самой завещательницы. Ну и настроены вообще-то положительно к такому грядущему событию. Всё повеселее станет, как будут приезжать сюда люди добрые, а главное - новые.

Ближайшим соседом будущего приходского подворья оказался дедушка Михал Осипыч Ложкин, уроженец хотя и местный, но до полужизни отпахавший инженером на Севере. И по выходе на пенсию вернувшийся в родительский дом. После нескольких вступительных  приветственного типа фраз Осипыч заявил батюшке, что он хотя и неверующий, однако крещен. А к Церкви относится положительно, потому как соседка его Фаина была человеком отзывчивым, и вообще, с большой буквы. После одобрительного кивка отца Семена деда-инженер на одном дыхании выпалил для батюшки кучу нужнейших сведений из всевозможных областей знания. Вот он, Осипыч, к примеру, как инженер-электрик, точно знает, что собирать грибы надо исключительно под высоковольтными линиями электропередач. Это поскольку сильное электромагнитное поле стимулирует их, понимаешь, активный рост в любую погоду. А еще за речкой, в бывшей соседней деревне, от которой сейчас остались только старые яблони да заросли цветов «золотые шары», жил ево боковой братан Коля Ложкин с приятелем Ваней Поварешкиным. Дак эти домашние специалисты могли на гармонях любую музыку, и даже полную службу церковную запросто без запинки наиграть. А еще, говорил крещеный неверующий экс-инженер, указывая рукой в конец деревни, там есть курган старинной, на котором дерево растет и могилы старые остались. И вот-де от этого кургана напрямую в радиусе семи километров в разные стороны света три церкви установлены - в Жучне, Бахове и Малых Дранках. «А еще, - понизив голос, - сообщил Михал Осипыч, - у нас тут воздух вообще целебной и радиоактивной». При таких словах отец Семен, рассматривавший окрестности, даже вздрогнул слегка. «Как это»? «Дак радиация тут повыше будет, чем в других местах». «От Чернобыля, што ли, насыпалась»? «Не, это местная. Говорю же, целебная. Вон, батюшко, видали, какая речка у нас маленькая, а долина-то какая широкая? А это разлом тута древний геологической. А из разлома-то радоновые газы помаленьку сочатся, проникают в воздух, очищают ево и придают лечебные свойства. У нас тут как Швейцария будто, только не верит никто. Долина, косогоры, и медведи, бывает, заходют. На той неделе пошел я на речку. После дождя вот берег скользкой, дак видал я мишку, как он на заднице к воде съезжал». В-общем, с трудом миновал отец Семен старика Осипыча, ссылаясь на дела и дав обещание обращаться при случае за помощью.  Бывшему инженеру хотелось, видимо, как можно дольше поговорить с новым человеком и потому выделить в целебное пикалевское пространство как можно  больше информации...

Метров через двести, рядом с остатками сгоревшего строения, стоял следующий жилой дом. Жительница его, бабушка Ксюта, сидя на скамеечке, кормила с рук зелеными капустными листьями большую белую козу. «Ешь, Мартушка, ешь», - приговаривала она. Отец Семен поздоровался. Эта бабуля была ему немного знакома, потому как посещала Жученский храм на некоторые большие праздники. «Здрасьте, здрасьте, батюшко, - ответила она, не выпуская из рук капустный лист, - теперь вот будете нас тут навешшать. Не глядели Файкино хозяйство-то? Там у ей и пчелки ведь есть, надоть смотреть за им. У меня-то два улья, а у ей пяток, дак вы там поглядите. На зиму-то кормлены оны уже, и  у ей, и у меня». Отец Семен увидел недалеко от бабы Ксютиного дома два пчелиных улья. «Не тяжело с пчелками-то Вам», - спросил отче. «Дак привыкши мы с молодых лет к им, чево ж тяжелого? А куда Вы, батюшко, идете? Тамока дальше курган только, да Нёня живет, больше нету ничево». «Поглядеть вот хочу. как вы тут живете. Дойду до конца, да пойду наследство принимать. А почему Нёня-то? Кличка што ли такая»? «Да дед там живет, чудной он. Лёней ево звать, Лянидом. Раньше как выпьет, все ходил по деревне, да базарил: я Лёня, я Лёня. А язык-то заплетается, ну он и не выговаривал. А мы слышим: я Нёня, я Нёня. Ну раз Нёня, дак Нёней и прозвали. Иди-иди, батюшко, погляди на ево».

И пошел отец Семен к кургану. Дом деда Лёни-Нёни стоял в лощине, которая начиналась от высокой продолговатой сопки и как-то сразу переходила в широкую долину протекавшей совсем рядом речки. Здесь речка подходила к деревне совсем близко. За сопкой долины уже не было - дальше шел высокий сплошной берег. «Вот тут-то разлом радиоактивной и начинается», - подумал отец Семен. Дед Нёня, судя по обстановке вокруг его жилища, хозяином был хорошим и вполне себе трудолюбивым. На лужке у дома паслось небольшое стадо - коза с козлятами  и пяток овец. Ближе к берегу красовались два аккуратных стожка сена. С первого взгляда было видно, что и огород дедулин был в полнейшем порядке. Отец Семен прошел мимо дома, и подойдя к сопке, стал ее рассматривать. Вдруг из-за  кустов у подножия земляной громады проворно появился приземистый дедок с быстрым и живым взглядом. В его руках были тяжело нагруженное ведро и лопата. Отец Семен поздоровался. «Да, да, доброго здоровья, отец священник, - радостно пропел дедуля,  - вот, я тут глинки печку подмазать решил накопать». И, протянув для приветствия руку, представился: «Лянидом Силычем меня звать, а народ местной Нёней кличет. Это вот раньше я, как бывал побольше пьяненькой, так себя называл. Ну да нормально, привык давно». И деда Нёня пригласил отца Семена посидеть с ним «малёха» на лавочке. Потому как подобно его относительно далекому соседу Осипычу, имел желание с новым человеком монолог свой произвести. Отче заметил хозяину, что тот появился перед ним так неожиданно, будто-де из кургана вышел. На это замечание дедуля ответил, что он вообще-то действительно оттуда, только из города Кургана родом. Вкалывал вот, как папа Карло, на целине, там жену нашел, приехали сюда, на ее родину. Да потом  были завербовавшись на Север. Лет двадцать на апатитовом комбинате болванки катал. Да потом рабочим был у геологов и научился шурфы рыть. Ему-де любую яму ничево не стоит вырыть безукоризненно в пределах десяти минут. На пензию вот вышли и приехали сюда. Жена-то вот от раку давно помёрши, а детей нету. «И потому живу себе в спокое с козлами да баранами. Табачок вот, на грядке самосадной рощу, да самогоночку натуральную пользую помаленьку, а иногда и не помаленьку,  с Осипычем. Фая вот, Царствие Небесное, медку за бесплатно по-соседски принесет. У ей там пчелки нового хозяина ждут. Наверно, отец, приехали хозяйство ейное по завещанию принять? Давайте, давайте, соседями хорошими будем. Фая-то хорошая женчина была, простая да богомолебственная. Я-то Бога не отрицаю, знаю, что есть, да дела церковные не по мне. Без меня ведь есть кому религиозностью заниматься. Осипыч-то вот инженер, а я книжки читать люблю. Да вот астрономия мне интересна.  У меня и труба есть, тридцатка, как у Галилея. Как небо ночью чистое, дак беру трубу и лезу на курган. Во-он там дерево, и я с дерева на звезды смотрю. Есть там такая звезда, Мицар, а по-нашему лошадью называется...А вот курган-то наш - это ведь собственность всей нашей деревни, хоть жители в том ни хрена не понимают. У меня там и табличка наверху поставлена - «собственность Пикалево». Осипыч-то говорит, што церкви в наших деревнях по кургану бутто поставлены, потому как древний он. А я точно не знаю, так ли. Да какая разница»!

Посидев на лавочке с дедом Лёней-Нёней, отец Семен распрощался и направился обратно в деревню принимать для прихода его новую собственность...