Одеяло

- И что? Совсем-совсем не ругаетесь? – Катя поправила полог на коляске и пытливо посмотрела на Соню.
- Ну почему? Бывает. Мы же люди, а не роботы. И ссоримся, и дуемся друг на друга после. – Соня тоже заглянула в коляску, поправила легкое одеяльце сыну, а после поудобнее устроилась на скамейке и зажмурилась, когда солнце коснулось ее щеки. – Хорошо как! Наконец-то потеплело. А то и лето не лето с этими дождями.
Но Катя, жизнь которой напоминала то ли Бородинское сражение, то ли Курскую дугу, в зависимости от того, с кем приходилось выяснять отношения – с мамой или с мужем, – оставлять интересную тему вовсе не собиралась.
- А как же тогда?
- Секрет у нас один есть. Мы его давно придумали, когда еще только начинали жить вместе. Точнее, даже не мы, но какая разница, правда? Мы ведь не любили отношения выяснять, да и не за чем было особо. Но знаешь, как бывает – все тихо, хорошо, а потом – раз! Случилось что-то. Может и незначительное, но кажется, же, что ого-го! И все! Претензий миллион и большая часть на пустом месте. Молодые…
- А сейчас что? Старые? – Катя фыркнула и внимательнее глянула на подругу. – Вон у тебя – ни морщинки, ни мешков под глазами! А я? Без косметики вот так на улицу – нетушки! Я тогда на бабу Ягу похожа.
- Все просто, Катюша. Я же сплю по ночам. Три раза в неделю, правда, но и этого хватает.
- Как это? А кормить?
Соня помрачнела.
- Кормит муж. Встает вместо меня по ночам. Сын-то у меня искусственник. Я очень хотела сама… Но не получилось.
- Почему?
Соня открыла глаза и задумалась.
Сколько всего произошло за последние годы… И вспомнить есть что, и порадоваться. Но и проблем, а то и горя, было немало. Ей, балованной папиной и маминой дочке, пришлось очень сильно постараться, чтобы не скатиться в депрессию.
Сначала мама ушла именно в тот момент, когда так была нужна… Потом – отец… Они дышали друг другом. Жили тем, что другому было хорошо… Соня это видела. Вот мама качает головой, глядя на спящего после смены отца, а потом укрывает его пледом, потому, что ни до кровати, ни до душа он так и не дошел. Присел на минутку на диван перед ужином и нет его. Спит и десятый сон видит. Еще бы! Постой на ногах многочасовую операцию, да еще и не одну! Кто угодно свалится!
Вот мама восхищенно ахает, глядя на полные лесной земляники ладони отца. И не забирает ее, а принимается есть прямо так, из его рук, после каждой ягодки нежно касаясь губами папиного запястья.
А вот отец осторожно вынимает запутавшиеся в волосах мамы листочки старой ивы, под которой они обычно устраивались для рыбалки. Берет листок пальцами и замирает, глядя маме в глаза. И стоять они так могли часами. А Соня боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть то счастье, которое, казалось, обнимало их золотистым облаком. Она видела его тогда так ясно, что даже сейчас готова была поклясться, что оно было.
И столько в этих воспоминаниях тепла, что оно греет Соню до сих пор, хотя тех, кто это тепло дарил, давно уже нет рядом. Отец не смог пережить то, что его любовь ушла раньше времени. Боролся за нее как мог, поднял все свои связи. Но даже самый лучший хирург не смог спасти ту, что была тем самым воздухом, без которого и жизни-то нет…
Соня не раз слышала, как люди говорили, что любят сердцем. Только она-то знала, что, когда любят, само сердце живет этой любовью. Отбери ее и сердце перестанет биться. Так случилось с папой. Его сердце просто не выдержало…
Соня вздохнула, вспоминая, как бабушка помогала ей собирать вещи после того как не стало отца.
- Сонечка, фотографии возьми.
- Нет!
- Почему?
Бабушка испуганно вздрогнула от ее крика, и Соня взяла себя в руки.
- Они здесь… Не такие… Я не знаю, как объяснить! Я их помню… Другими… Живыми, настоящими, а тут… Бабулечка, давай мы фотографии пока здесь оставим, а? Я потом…
«Потом» затянулось.
Соня жила у бабушки. Сначала училась, потом нашла работу. Уехать она не могла, так как бабушка сдавала все больше и больше, и к окончанию Соней местного университета, слегла совсем.
- Сонечка, отдай ты меня куда-нибудь! Ты молодая! Тебе жить надо!
- Ба, ты с ума-то не сходи! Никуда я тебя не отдам! Суп есть будешь? Я свежий сварила.
- Когда ты только все успеваешь, родная?
- Не знаю, — пожимала плечами Соня, дуя на ложку, прежде чем протянуть ее бабушке.
Она и правда не знала, как у нее получается все успевать. Да, была соседка, тетя Маша, которая помогала ей, категорически отказавшись от денег.
- Мне неловко! – протестовала Соня. – Вы так много для нас делаете!
- Ох, Соня! Не морочь ни себе, ни мне голову. Что я там такого делаю, Господи! И не бескорыстна я вовсе! – хитро улыбалась Мария Герасимовна. – Я же одинокая. Не дай Бог что – стакан воды подать будет некому. Так что я с дальним заделом.
Именно тетя Маша помогала Соне, когда не стало бабушки.
- Детка ты моя, горемычная! Что ж на тебя все свалилось вот так? Сначала мать с отцом, потом бабушка… Знаешь, Сонечка, если столько горя у человека, то небо сжалиться должно. И радости тебе пошлет не меньше, поверь мне. Закон природы это. Где-то убыло – где-то прибудет.
- Вашими устами бы, тетя Маша. Какая уж тут радость? Где она?
Соня, с опухшими от слез глазами, в странной, нелепой черной косынке, которую принес ей кто-то из соседок, сидела на кухне, съежившись на стуле и подтянув коленки к подбородку. Все вокруг было каким-то серым, словно смытым грязной тряпкой. Единственным ярким пятном была фотография бабушки, которую кто-то поставил на стол, перевязав черной лентой. Бабушка на этом фото была молодая и красивая и Соня вдруг потянулась к рамке, поддела пальцем ленту и стянула ее, брезгливо отбросив в сторону.
- Так детка, так. Пока ты ее помнишь – она живая. Пусть будет молодая и красивая. Ты очень на нее похожа. Посмотри! И глаза, и улыбка! И характер, Сонечка, у тебя тоже ее… Я твою бабушку больше полувека знала. Лучше человека не встречала!
Тетя Маша перекрестилась и обняла Соню. И слезы, теперь уже светлые, легкие, пришли утешением…
Оставаться в квартире бабушки Соня не захотела. Собрала вещи и вернулась в родительскую. Она хорошо помнила, как открыла дверь, вошла в тихую, пустую квартиру, которую уже освободили квартиранты, и прислушалась. Нет… Никого… И ничего такого, что напомнило бы о тех, кто ходил когда-то по этим комнатам. Смеялся, пел песни и любил… Пусто…
Заполнить эту пустоту ей оказалось не под силу. Она довольно быстро нашла работу. Не Бог весть какую, но платили там вовремя и по меркам города – довольно неплохо, а что еще надо на первых порах? Работа ее отвлекала, но домой возвращаться совершенно не хотелось. Соню пугали тишина и одиночество. Она включала телевизор, но и он не спасал. Ходить куда-то вечерами одна она боялась, а друзей у нее не было. С бывшими одноклассниками они расстались настолько давно, что девочка, с которой Соня сидела когда-то за одной партой в первом классе, просто ее не вспомнила при встрече.
Поразмыслив немного, Соня собралась и поехала в гости к тете Маше.
- Переезжайте ко мне.
- Что ты, Сонюшка! Зачем я тебе нужна, такая старая сыроежка? Ты молодая, встретишь кого-нибудь, влюбишься и все у тебя будет!
- Так это еще когда… Пока даже на горизонте никого. А мне плохо… Я боюсь, тетя Маша. Очень боюсь быть одна. Мне плохо. Я все время пытаюсь услышать бабушку. Как она зовет меня. Варю ее любимый суп и делаю тефтельки, а потом не ем все это, потому, что не могу без нее…
- Моя ты девочка! – Мария Герасимовна, обняв Соню, вытирала ей слезы. – Не плачь! Я поеду с тобой. Поживу, пока не наладится все. Только мне время нужно, чтобы собраться. И я же не одна. Ты не забыла?
Соня, улыбнувшись сквозь слезы, погладила кошку тети Маши. Василиса сверкнула на нее зелеными искорками и тут же снова зажмурилась, словно соглашаясь с планом.
Так в квартире Сони появились еще два жильца. Теперь ей не приходилось стоять перед дверью, набираясь смелости, чтобы войти в пустую темную квартиру. Василиса каким-то десятым кошачьим чувством знала, когда Соня возвращается и ждала ее перед дверью. Дежурно мурлыкнув, она трогала ее лапой, приветствуя и бежала на кухню, чтобы доложить тете Маше, что Соня вернулась.
Так они прожили около года, а потом Соня встретила Марка.
Марик, как называла его мама, был чудесным. Он был математик и этим все было о нем сказано. В нем удивительным образом сочетались рассеянность и гениальность. То он сидел, погрузившись в свои формулы, не замечая никого вокруг, то, близоруко щурясь, искал карандаш, который лежал у него прямо перед носом. При этом он умудрялся видеть перед собой Соню. И мало того, что видеть, так еще и смотреть на нее таким же взглядом, каким Сонин отец когда-то смотрел на ее маму.
Взгляд этот Соня оценила по достоинству и его оказалось достаточно, чтобы она потеряла голову и собралась замуж. Тетя Маша, глядя, как она порхает по квартире, тайком смахивала слезы и помогала готовиться к свадьбе.
- Ну вот! Вроде бы все…
Тетя Маша поправляла фату Соне, а сама смотрела на фотографии, которые, наконец-то, заняли свои места на стенах гостиной.
- Жаль, что родители и бабушка тебя сейчас не видят. Порадовались бы! Но знаешь, что?
- Что? – Соня стояла, закинув голову и уставившись в потолок, чтобы не разреветься.
- Они тебя точно сейчас видят! И знают, что тебе хорошо! Понимаешь?
- Тетя Маша! Макияж…
Родители Марка Соню приняли сдержанно. Люди они были занятые, на характер сложные, но спасло то, что у Сони была своя квартира и ей не пришлось жить с ними даже дня.
- Поеду я, Сонечка! – тетя Маша, заварив чай, присела как-то вечером рядом с Соней, которая лепила любимые мужем пельмени.
- Куда это? – Сонины пальцы даже не замедлили свой сложный танец.
- Домой. Я тебе больше не нужна. Ты теперь не одна.
- Даже не думайте!
- Соня! Третий лишний! Неправильно, что я с вами живу.
- Тетя Маша, глупости не говорите! Вы мне и маму, и бабушку заменили! Вот, что бы я без вас делала, а? Какая же вы лишняя?! Да и потом… Это, конечно, Марк у нас математик, но мы же тоже два и два сложить можем, так? Неправильно вы считаете!
- А как надо?
- Не двое нас, а уже – трое. Так что всего нас четверо, получается. А с Василиской так даже пятеро! – Соня отряхнула руки и ухватила тетю Машу за запястья. – Никуда я вас не отпущу! Даже не надейтесь! И не потому, что мне помощь нужна будет. Я девочка не маленькая – справлюсь. Но я очень хочу, чтобы у моего ребенка была бабушка. Настоящая, любимая, как у меня была.
- Ох, девочка! Ты хоть понимаешь, что для меня делаешь? Ты же мне семью подарила… А это…
Марк, заглянув в кухню, испуганно моргнул, снял очки и поинтересовался:
- Потоп решили устроить? Ну-ну! У вас получается! Такими темпами вам понадобится…
Соня не дала договорить мужу. Встала, поцеловала в переносицу, вернула очки на место и выпроводила вон.
- Иди, мой хороший! Скоро все готово будет! А мы пока тут сами, девочками, ладно?
Старший сын Сони родился точно в срок.
- Сын математика! – тетя Маша ловко пеленала крикливого Славика. – Это надо же! Тютелька в тютельку! Как на заказ!
Соня, которую успели выписать прямо перед новогодними праздниками, готовила стол и радовалась. Все хорошо, все славно. Придут родители Марка, посмотрят на внука, порадуются.
Вот только никто особо не обрадовался. Родители Марка действительно приехали, чтобы отпраздновать Новый год вместе с семьей сына и познакомиться с новым ее членом. Вот только посидели за столом всего ничего – ровно десять протокольных минут, а потом, едва взглянув на ребенка, отбыли, чтобы наедине сказать Марку, что ребенок совершенно на него не похож. К счастью, Соня об этом так никогда и не узнала. Марк, впервые в жизни, очень жестко озвучил свои мысли по этому вопросу, а после запретил родителям появляться в их с Соней доме до тех пор, пока им в голову не придет что-то более позитивное. Разговор этот семейных чувств не укрепил и как-то само собой получилось, что у Славика была только одна бабушка – Мария Герасимовна.
Он рос под ее чутким руководством. Соня и Марк работали, а Славик постигал этот мир под предводительством той, что не стеснялась залезть вместе с ним в лужу на глазах у всех, умела делать дудочки из травинки, и громко пела песни, к восторгу малыша, хотя не имела ни слуха, ни голоса.
Когда Славику исполнилось четыре года, Соня узнала, что снова ждет ребенка. Радость, которая снова наполнила их дом счастьем, была омрачена почти сразу.
- Зачем вам второй ребенок? Это и большие траты, и ответственность. Соня, вы меня простите, но это очень не вовремя. Вам не кажется, что нужно думать не только о себе, но и о муже? У Марка защита на носу, а тут младенцы, пеленки, совершенно чужая и не очень здоровая женщина в доме. Я вас не понимаю!
Мать Марка была предельно честна и чувств своих скрывать не собиралась. Соня слушала ее, отодвинув от себя чашку с зеленым чаем, который заказала, лишь бы отвязаться от настойчивого предложения свекрови выпить кофе. Давление скакало в последнее время туда-сюда как ушастый заяц, и, хотя врачи ничего опасного пока не видели, Соня чувствовала, что это не к добру. Она всегда была на редкость здоровой, даже в детстве отделываясь легкой простудой, когда вповалку болел весь класс.
- Соня, я настоятельно рекомендую вам подумать о необходимости рожать этого ребенка. Прислушайтесь к нашим желаниям. Марку нужно развиваться, расти. А вы его держите.
Что-то в ее словах смутило Соню, но что именно, она поняла, только, когда приехала домой. «Нашим желаниям»… Что имела в виду свекровь? Соня злилась на себя. Почему не дошло сразу? Надо было просто спросить! Неужели и Марк думает так же как его мать? Неужели сказал ей что-то, поделился? С одной стороны, она свекровь понимала. Растишь ребенка, стараешься дать ему лучшее, ждешь от него каких-то свершений, реализации…
Но ведь это несправедливо! Обвинять во всем только ее, Соню! Ведь это была не только ее инициатива! Они же вместе с Марком ждали… Хотели этого ребенка! Или нет?
К приходу мужа она уже успела себя хорошенько накрутить и чуть ли не впервые со дня свадьбы встретила Марка не улыбкой, а темными от ярости глазами.
- Марк, ты хочешь, чтобы у нас был еще один ребенок?
Ошарашенный с порога ее тоном и встрепанным видом Марк не сразу нашелся, что ответить. Этой паузы Соне оказалось достаточно.
Истерика у нее была знатная. Соня кричала, плакала, перепугала тетю Машу, которая не знала за что хвататься – за флакон с валерьянкой или за Соню, чтобы та себе не навредила. Переколотив половину посуды в доме, Соня все-таки угомонилась, и глядя на перепуганного мужа, а потом оценив масштабы прошедшего гневного своего урагана, удивленно спросила:
- Это все я?
Марку ничего не оставалось, как кивнуть. Подобных страстей от спокойной обычно Сони он никак не ожидал.
Причину истерики ему позже объяснила тетя Маша.
- Марик, это все нервы. Это – нормально. В смысле, для беременных. Но вот расстраивать ее все-таки нельзя. Я не знаю, о чем они говорили с твоей мамой, но последствия ты видел. Бери одеяло и иди мириться. Поговорить вам надо, а то эта трещина будет только расти, понимаешь?
Марк только кивнул в ответ. Вытащив из шкафа старое одеяло, под которым они с Соней давно уже не спали, он отправился в спальню.
Это был тот самый секрет, о котором Соня говорила Кате.
- Понимаешь, мы, когда только поженились, решили купить новое одеяло. Поехали в магазин, выбрали, но что-то напутали. И оказалось, что оно маленькое. Не то чтобы очень, но спать под ним вдвоем можно только тесно прижавшись друг к другу. Тетя Маша, когда увидела его, смеялась до слез, а потом надоумила нас, как его получше использовать.
- И как же?
- Когда мы ругались, она втихаря убирала у нас в спальне большое одеяло. Специально купила постельное белье такой же расцветки и подсовывала нам то, что меньше. Прятала большое так, что искать будешь – не найдешь. И оставалось только укладываться так, как позволяло одеяло. – Соня мягко рассмеялась. – И не захочешь, а помиришься. Потом мы уже сами с Марком решили, что, если ссоримся, то есть одно условие – не ложимся спать, пока не помиримся. И одеяло нам для этого теперь вроде как не нужно, но мы его все равно достаем иногда, когда сильно поругаемся. Мы же живые люди, Катя. Да, любим друг друга очень, но мне кажется, если люди совсем никогда не спорят и не выясняют отношения, это как-то… Не слишком нормально что ли. Муж и жена ведь разные люди, хоть и говорят, что «одна сатана». Из разных семей с разным укладом и воспитанием. Не может быть так, чтобы никогда не возникало вопросов друг к другу.
- Да, ты права… А вы помирились тогда?
- Да. Не сразу, но помирились. И я поняла для себя еще одну вещь.
- Какую?
- Прежде всего нужно слушать свою половину, а потом уже всех остальных. И слушать очень внимательно. Ведь я видела, как он радовался, когда я сказала, что беременна. Как говорил Славику, что у него будет брат. А услышала в итоге… Не мужа.
Соня вздохнула и потянулась к коляске. Даник спал так сладко и безмятежно, что она невольно залюбовалась сыном.
- А Даник? – Катя откинулась на спинку лавки и прищурилась. Солнце било прямо в глаза, пробиваясь через кружево листвы и она подставила ему щеки. – Море не светит пока, так хоть так позагорать. Сонь?
- А?
- Я хотела спросить, а Даника как ты рожала? Легко? Или нервы сказались?
Соня помолчала немного, а потом все-таки ответила.
- Тот ребенок… Это не Даня… Того мы его потеряли.
Катя ахнула и тут же схватилась за ручку коляски, когда ее дочь недовольно хныкнула сквозь сон, словно почувствовав настроение матери.
Голос Сони, которая продолжала рассказывать, стал каким-то плоским, невыразительным и Катя готова была уже остановить ее, но передумала. Как знать, может ей просто нужно выговориться?
- Срок был уже довольно большим, и я тогда словно с ума сошла. Лежала сутками напролет, отвернувшись от всех, и не желая никого ни видеть, ни слышать. Тетя Маша почти силком заставляла меня поесть и чуть не на руках носила в ванную, уговаривая помыться. А мне казалось, что моя жизнь окончена. Как можно жить, если нет того, кого так ждала. Кого чувствовала и душой, и телом так долго? А потом словно какой-то злобный великан вырвал у тебя из души это счастье, вложив внутрь вместо радости боль. Засунул туда и затолкал поглубже, чтобы ни достать, ни избавиться от него самой… Мне казалось, что никто меня не слышит и не понимает. А они… Они меня так любили… Марк плюнул на все и не отходил от меня ни на минуту. А когда его мать приехала, чтобы настоять на том, что ему нужно вернуться к работе, он просто выгнал ее. Сказал, что важнее меня для него никого и ничего на свете нет. Он не утешал меня, не говорил мне каких-то ненужных слов. Просто достал наше одеяло, приходил и ложился рядом, обнимая так крепко, как только мог… А еще был со Славиком. Тот же был еще маленьким. Ничего толком не понимал. Плакал по ночам, звал меня. А у меня не было сил даже встать…
- И как ты…
- Поднялась? С трудом. Спасибо мужу и тете Маше. Именно тогда я ее мамой Машей называть стала. Уснула как-то и, что уж мне там приснилось, не знаю. Но орала я так, что прибежала соседка сверху. Я звала маму. И она пришла. Сгребла меня с кровати вместе с одеялом, обняла и запела мне ту колыбельную, которую обычно пела я Славику. Мамину… И мне стало почему-то легко. Отпустило. Пусть и не до конца, но стало хоть немного легче.
- А потом?
- А потом она водила меня за руку по врачам. Убеждала, что все возможно. И Даник – это ее победа. Пять лет безнадеги и только она верила, что все получится.
В конце аллеи показались две фигуры, большая и поменьше, и Соня улыбнулась сквозь слезы.
- Вон мой ангел-хранитель идет. Славика из секции забирала. Клуб хороший, только очень уж далеко ездить. Страшновато пока одного отпускать. А мама Маша мне эту честь уступать отказывается. Говорит, что ей адреналина не хватает. Она там даже клуб болельщиков организовала из родителей. Речовки придумывают, шарфы заказали. Ездят на все игры и болеют так, что мальчишки выигрывают почти все время. Говорят, что стыдно не выиграть, когда такой ор стоит на трибунах.
Вихрастый мальчишка в светлой футболке подлетел к коляске, с разбегу сунул в нее нос и шепотом спросил:
- Мам, можно я его домой отвезу?
- Можно, если осторожно! – Соня поднялась и кивнула Кате. – Спасибо тебе!
- За что?!
- За то, что помогла мне все вспомнить еще раз. За то, что помогла еще раз осознать, насколько я люблю тех, кто со мной рядом. До завтра?
- Да. Увидимся!
Соня обняла подошедшую к ней невысокую полноватую женщину, и та что-то спросила, пройдясь ладонью по ее волосам, а потом кивнула Кате:
- Хорошего дня!
- И вам!
Катя смотрела им вслед и думала, что прав был Толстой, когда писал свою «Анну Каренину». А если так, то, стоит, пожалуй, зайти по дороге домой в магазин и поискать там правильное одеяло. Вдруг, поможет? А заодно купить вишни и испечь любимый пирог мужа.
- Это тоже всегда облегчало понимание, – подумала Катя, и улыбнулась.