Длинный путь домой. Отрывок. Матч

(…)

…Я стремглав бежал вдоль какого-то длинного туннеля. Впереди брезжил слабый свет, но я не обращал на него внимания. Я видел перед собой только мяч – шагах в пяти от меня. Он падал на землю, потом неестественно высоко подпрыгивал – почти к самому потолку туннеля, – пролетал некоторое расстояние и снова падал, и снова отскакивал. Я знал, что это сон, но теперь сон был реальнее любой яви. Мяч словно смеялся надо мной. Догонять его было бессмысленно, он был как живой и знал, что всегда надо держаться на расстоянии пяти шагов. Он смеялся над тем, как легко я ему подчиняюсь. Каждый его удар о землю был оглушительным смешком – я закрывал уши руками, но всё равно бежал за ним. И ненавидел себя. Ненавидел за то, что не в силах прекратить эту комедию, просто взять и остановиться. В самом деле, зачем мне нужен этот бесконечный бег?

Я бежал, сгорая от ненависти к себе. Потому что знал, что должен бежать. Все бегут, Алекс. Все. И никто не останавливается. Никогда. Без оглядки. Только бежать. Nur laufen. Laufen… На правой стене было что-то написано. Мне показалось, что я уже где-то видел эту огромную, метров в пять, надпись – LAUFEN STATT SA…

Дочитать я не успел. Посмотрев вперёд, я с ужасом увидел, что мяч с сумасшедшей скоростью, словно пушечное ядро, летит мне прямо в лицо…



Игру назначили на пять часов вечера. Она проходила на Эссенском футбольном стадионе, но это не давало нам никаких моральных преимуществ: бохумцы оккупировали половину мест, обеспечивая великолепную поддержку своей команде. Впрочем, сюрприз ожидал и нас: помимо эссенцев болеть за нас пришли почти все участники международных курсов – что-то около восьмидесяти человек. Когда мы подъехали к стадиону, то увидели, как двое охранников, одетых в зелёную форму, напоминавшую полицейскую, уводили не в меру разбушевавшегося фаната с бутылкой пива в руках. Не знаю, был ли это наш фэн или бохумский. Наверное, наш, - завидев команду, он издал какой-то совершенно не поддающийся описанию клич и поднял вверх два пальца буквой “V”. Хотя, не исключено, этим жестом он выразил свою уверенность в грядущей победе Бохума.

Глядя на бутылку в его руке, я внезапно вспомнил ту фразу в туннеле – laufen statt saufen. Вот как она полностью звучала. Некоторое время я стоял, глядя вслед этому парню и сопровождавшим его охранникам-полицейским. Почему мне вдруг вспомнились эти слова?..

Весь тот день, вплоть до самой игры, я был в полном смятении. В девять часов утра Рутэ собрал всю команду в спортивном зале общежития, смерил нас суровым взглядом, стараясь заглянуть каждому в глаза, и произнёс:

-Скажу лишь одно. Сегодня будет бой. И на вас будет смотреть почти весь город. Если вы этот бой выиграете, то в октябре, во Франкфурте, на вас уже будет смотреть вся страна. Впрочем… Это всё равно что рулетка. Вас двадцать с лишним человек, а ставки я должен сделать лишь на одиннадцать. И вот кто они.

Он начал зачитывать имена. В воротах – Рудольф. Мартин отправляется в запас. Ничего удивительного, всё правильно. Четыре защитника. Рутэ перечислил их. Три полузащитника. Семир, Ульрих и Клаус. Все трое – прекрасные игроки, которые легко подключатся и к атаке. Два нападающих. Лукас и Кристиан. И центральный нападающий. Форвард. Рутэ замолчал, глядя в свой листок. Потом нахмурился, сложил его и убрал в карман.

-Александр Селин.

Краска ударила мне в лицо. Я готов был поклясться, что в его записях стояло другое имя.

Находясь в жутком замешательстве от неожиданной новости, я никого больше не хотел видеть вплоть до отъезда на стадион и поэтому отправился к себе. Но и одиночество не принесло покоя. Только сейчас я понял, насколько права была вчера Анна. Всё это время я действительно боялся того, что мне всё-таки придётся играть. И вот страхи сбылись. Теперь и в самом деле вся игра держалась на мне – как на главном атакующем. А в тот день нам нужен был только выигрыш. Даже в случае ничьи мы выбывали из дальнейших состязаний…

Почему же Рутэ выбрал всё-таки меня? Он ведь хотел назначить другого, но изменил решение в последний момент. А были ещё и Юрген, и Райнер… Неплохие форварды, а главное – надёжные. И вот, перед самой игрой, Рутэ отметает их в сторону и даёт главную роль самому ненадёжному игроку…

Постой-ка, Алекс. Разве не ты утверждал вчера, что ты главный персонаж в фильме о собственной жизни? Что ты играешь в нём основную роль? Так что же? Где эти слова? Теперь это действительно твоя игра, Алекс, и, как бы ты в неё ни сыграл, она останется твоей. Ты помнишь – эти слова уже кто-то говорил тебе. Ну-ка, угадай с трёх раз – кто?

Я покачал головой. Спокойно, главное с ума не сходить. Этот назойливый тип внутри меня стал слишком часто заявлять о себе в последнее время. Надо успокоиться. Всё равно уже всё решено. Осталось лишь дождаться развязки. Я вышел на улицу побродить – просто так, без дела. Чтобы согнать с себя оцепенение. Это, кстати, помогает – когда идёшь вот так, без цели и без остановок, то в какой-то момент чувствуешь, что стало легче.

Раскалённая улица задыхалась под дневным огненным солнцем. Я почти не чувствовал жары. Уже когда я свернул на Экенбергштрассе, то вспомнил, что мне следовало зайти к фрау Рассицки и заплатить за август.

Когда мы прибыли на стадион, он был уже почти полон зрителей. До игры оставалось ещё полчаса и я решил посидеть на скамье запасных игроков – на том самом месте, которое должно было стать мне прибежищем на всю игру… но не стало. Зелёное поле, сцена скорой драмы, было пока пустынно. Кто-то подошёл сзади и положил мне руки на плечи. Я обернулся: это была Аня. Я буду сегодня играть, сказал я ей. Её глаза засияли. Я положил свою ладонь поверх её ладони, а она сильнее сжала моё плечо. Потом нагнулась к моему уху и прошептала:

-У тебя всё получится.

У тебя всё получится… Этот шёпот я помню до сих пор.


И вот, началось действо. Когда обе команды – наша и бохумская – выстроились в центре поля и принялись обмениваться рукопожатиями, бохумская часть стадиона раскрасилась флагами своих фаворитов. Над болельщиками развивалось множество знамён с символами университетской футбольной команды и гордой надписью RUHR-UNIVERSIT;T BOCHUM. На лицах футболистов не было заметно ни малейшего напряжения: они считали нас лёгкой добычей. В каком-то смысле они были правы.

Когда мы, после этой официальной демонстрации любезности, заняли свои позиции, я взглянул на трибуны с нашими болельщиками и попытался найти глазами Анну. Отыскал я её быстро: она сидела недалеко от поля. Аня поймала мой взгляд и помахала мне рукой, а потом сжала кулачок и подняла вверх большой палец. Мне стало немного легче.

Мы приготовились и я, стоя в самой середине поля, оказался лицом к лицу с бохумским форвардом. Тот посмотрел на меня с насмешкой и произнёс ледяным тоном:

-Ты сегодня проиграешь.

Мы зло уставились друг другу в глаза, но в этом поединке победил действительно он. Я первым отвёл взгляд. И в ту же секунду раздался свисток. Парень выбил мяч у меня из-под ног и помчался к нашим воротам…

Бохумцы задали нам в тот день жару. С самых первых минут игры они начали прессинговать по всему полю. В итоге мы были прижаты к собственным воротам, а на пятой минуте нам уже забили гол. Бохумские болельщики взорвались. Мы попробовали провести атаку, но она быстро захлебнулась – так же, как и все остальные наши попытки атак в первом тайме. Бохумцы расправлялись с нами как с малыми детьми. Эта игра была им в удовольствие. Короче, первый тайм закончился со счётом два – ноль.

Нельзя сказать, что этот счёт был для нас приговором, однако и особого энтузиазма мы, понятно, тоже не испытывали. Мы просто сидели на лавках в раздевалке и отдыхали перед второй половиной игры. Рутэ ничего существенного нам не говорил – ограничился лишь некоторыми комментариями.

Перед тем, как выйти на поле, ко мне подошёл Крис и сказал:

-Алекс, действуем по отработанной схеме. Ты доводишь мяч до штрафной, передаёшь мне, я забиваю. Понял? Больше никаких экспериментов. У нас всё получится…

Второй тайм начался сразу же с того, что мяч вновь оказался в наших воротах. Гол не засчитали: было положение «вне игры». Однако Рудольф, пытавшийся перехватить мяч, очень неудачно упал и повредил себе ногу. Видя, что он не встаёт, мы подбежали к нему.

-Я, кажется, связку потянул, - произнёс он напряжённым от боли голосом.

Так мы потеряли вратаря: Рудольфа пришлось заменить на Мартина. Нам стало ясно, что это конец. Бохумские трибуны громогласно выражали недовольство по поводу не засчитанного судьёй гола.

Уже ни на что не надеясь, я повёл мяч к воротам противника. Мне удалось дойти почти до самой штрафной. Крис был где-то неподалёку, но защитники мешали мне сделать передачу. Я нанёс удар, но неудачно. Мяч ушёл в «аут», был назначен угловой. Подавать угловой отправился я. Крис занял позицию у самых ворот и кивнул мне. Я послал мяч прямо в его сторону, но взял слишком высоко. Тем не менее Кристиан сумел-таки дотянуться до него: он подпрыгнул и головой направил мяч в ворота. Мы забили первый гол.

Наверное, Криса ещё никогда не обнимала такая оголтелая толпа из девяти человек, охваченных бурной радостью. Наши болельщики ликовали. Когда страсти немного поутихли, Кристиан посмотрел на трибуны и послал кому-то воздушный поцелуй. Я бросил взгляд в ту же сторону.

И увидел визжавшую от восторга Катрин.

Я усмехнулся. Ну и Крис! Ловок. Однако обдумывать этот эпизод мне было некогда: игра продолжалась. И, в принципе, весьма неплохо. Семир вскоре заработал для нас пенальти, очень удачно упав в штрафной зоне под натиском защитника.

-Лукас, - я посмотрел на взлохмаченного друга. – Пробьёшь?

Он утвердительно кивнул. Лукас был мастером по пенальти. Не подвёл он и в этот раз. Мы сравняли счёт.

Лукас оказался вторым за тот день, кого мы так жарко обнимали. Наши трибуны взревели, а бохумцы дружно и разочарованно выдохнули.

После этого игра замедлилась. Несколько вялых атак и контратак ни к чему не привели. Но я знал, что бохумцы готовятся к решающему нападению. И оказался прав.

За несколько минут до конца матча соперники начали всеобщее наступление на наши ворота. Мы снова оказались вжаты в свою половину поля. Все мы, независимо от наших амплуа, превратились в сплошную оборону. Бохумцы не могли пробиться. И в этот момент у мяча оказался тот самый форвард, дуэль с которым я проиграл в начале игры. Необыкновенно юркий, он завладел мячом, обошёл всех кого можно, потом почти под прямым углом, не сбавляя скорости, завернул вбок и вынырнул слева у самых наших ворот, оказавшись один на один с Мартином.

Мартин растерянно смотрел на него. Парень направил мяч в дальний угол ворот – даже для опытного вратаря такой удар стал бы роковым. Я зажмурил глаза. Шум болельщиков и крики футболистов слились в единый монотонный гул…

Когда я открыл глаза, то первое, что я увидел – это расплывшееся в безмятежной улыбке лицо Мартина. Он лежал у ворот, придавив своим телом не долетевший до линии мяч. Мгновение назад он совершил немыслимый бросок и спас нас от третьего гола. Вот это Мартин!..

Но шансов у нас всё равно уже не было. Играть оставалось чуть больше минуты; ничья была для нас равносильна поражению. В успех контратаки я не верил. Я отбежал к центру поля и перехватил посланный Мартином мяч. На долю секунды я взглянул на трибуны и вновь увидел Анну. Даже с такого далёкого расстояния я заметил огромное напряжение на её лице. Не отрывая взгляда она смотрела на нас. Она сама была вся, полностью в игре. Ещё ни разу, ни в чьих глазах я не видел такого желания победы и стремления к ней. Через секунду я вновь сконцентрировался на мяче. Подпрыгивая, он скакал впереди меня.

Ровно в пяти шагах…

Мой рассудок затуманился. Мир вокруг снова стал нереальным. Я вновь смотрел фильм, который почему-то показывали теперь в замедленном режиме. Вот три бохумских футболиста медленно-стремглав бросаются вслед за мной, глядя на мяч. Вот Крис, тоже оглядываясь на мяч, направляется к штрафной. Едва шевелясь, защитники в мгновение ока создают стенку – и тоже пялятся на этот мяч. И в этот миг из своего особого пространства и времени, откуда я смотрел этот фильм, я увидел себя.

Вернее сказать, это был не я, а бохумский вратарь. Однако для меня этот человек, что стоял у ворот, вдруг превратился в меня самого. Я вглядывался в это лицо. Ну конечно, это был никакой не вратарь, это был я, но только та, другая часть меня, которая играла роль. Я видел своё лицо или, может быть, лицо своего двойника, неважно, главное, что в этом лице я прочёл ужас, который был вызван летящим мячом. Мяч контролировал моего двойника, управлял его сознанием. Кажется, Крис что-то начал кричать мне в этот момент. Но я не слышал. Я ничего больше не слышал и не видел кроме этого своего двойника. И я чувствовал нарастающую злобу, я чувствовал, что ненавижу его. Себя. Ты думал, что это твоя игра, верно? Да ни черта она не твоя! Ты неудачник. Просто марионетка. Ну что ты уставился на меня? Ты мне противен. Ты ничтожество, Алекс. Вот ты стоишь и трясёшься, потому что догадываешься, что сейчас будет. Вот ты в ужасе смотришь на этот мяч – а знаешь, почему? Потому что не можешь подчинить его себе, это он правит тобой, он играет тобой как куклой, а не ты им. Ведь ты не в силах вырваться из плена этой игры, ты не можешь изменить её, не можешь сказать НЕТ – потому что ты боишься это сделать, боишься подчинить игру своей воле, потому что у тебя НЕТ своей воли, Алекс. И ты ничего не сможешь сделать. Ты раб этой игры. А хотел стать королём. Мне даже смешно. Знаешь, Алекс, что делает король? Король приходит и диктует свои правила, свои законы – хотя бы для самого себя. Но ты… Ты не способен на это! Ты лучше выслушаешь эти правила с раскрытым ртом и потом всю свою жалкую жизнь будешь дрожать от одной только мысли о том, что будет, если сказать НЕТ. Потому что ты раб, Алекс. Ты слизняк. Ты раб этого мяча. Ты видишь этот мяч, Алекс? Ты никогда не будешь владеть им. Это он будет владеть тобой, потому что на самом деле, Алекс, это он – игрок, а ты – всего лишь жалкий круглый мяч, резиновая кукла. И он всегда будет играть тобой, швырять тебя, как ему заблагорассудится, а ты, подчиняясь ЕГО желаниям, будешь летать хоть по всему полю. Ты мяч, Алекс. Вот я бью тебя ногой и ты послушно катишься вперёд, подчиняясь МОЕЙ игре. Как ты себя чувствуешь, Алекс? Каково это – скакать по траве под ударами настоящего ИГРОКА, который создаёт СВОЮ игру? А?! Ты ноль. Ты только с виду кажешься твёрдым шаром, но внутри тебя – пустота, накачанный газ. Ты пустышка. Я ненавижу тебя, Алекс!

-Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!! – заорал я и, ударив по мячу со всей своею яростью, болью и отчаянием, упал на колени и зарыдал, закрыв лицо руками. В этот момент мир перестал для меня существовать.

Не знаю, сколько времени я пробыл в беспамятстве. В тот самый миг, когда я с такой злобой ударил по мячу, я отчётливо ощутил сокрушительный удар на себе самом – и теперь, повергнутый этим ударом, лежал на земле. Всё куда-то ушло. Перед моими глазами стояла лишь одна картина. Это было лицо Анны. То лицо, каким я увидел его в прошлый четверг, сидя на диване в той злополучной комнате. Наверное, тогда она ощущала то же, что и я сейчас – тот же тяжкий душевный удар. Она стояла, со страхом вжавшись в стену, а в её огромных глазах была неописуемая боль. И обида. Ей было плохо, очень плохо. Но она держалась – стойко и мужественно. И она не пролила ни слезинки при мне. Она просто ушла – но ушла так, как это делают уверенные в своей победе люди. Так, как это не смогу сделать я. Помню, что среди тьмы этого забвения в моей голове промелькнула мысль, словно стремительно падающая с ночного неба звезда: наверное, этот мышонок сильнее меня.

Очнулся я оттого, что кто-то начал меня тормошить. Мне протянули руку, помогая встать. Кто-то похлопал меня по плечу. Я огляделся, постепенно приходя в себя. Вокруг меня собралось много игроков, все что-то говорили, но слух пока отказывал мне – в голове был лишь неприятный звон. Несколько футболистов – не помню, наших или бохумских – стояли в стороне и что-то оживлённо втолковывали друг другу, активно жестикулируя. Один игрок, держась за голову, пытался что-то объяснить судье, но тот почему-то отрицательно качал головой. До меня стали долетать обрывки фраз. Подумать только… Просто невероятно… На самой последней секунде…

Вдруг собравшиеся возле меня расступились и я с удивлением увидел идущую ко мне Анну. Она улыбалась самой радостной и весёлой улыбкой, какой только может улыбаться счастливый человек. Дар речи вернулся ко мне.

-Аня, - сказал я, с трудом выговаривая слова. – Я не понимаю… Что произошло?

В этот момент она беззвучно рассмеялась и взяла мою руку в свою.

-Саша, - произнесла она, - ты сделал это. Ты забил гол. Вы выиграли.

Она кивнула на табло. Там высвечивался счёт: ESSEN 3 – BOCHUM 2. Я снова посмотрел на неё.

-Боже мой, - прошептал я, - неужели это правда?

Тогда она подошла ко мне совсем близко и очень тихо сказала:

-Ты победил.

(…)



Победу мы отмечали в ККЦ – студенческом клубе, находящемся в западной части университетского комплекса. Было море музыки, море пива и океан веселья – в общем, как это обычно случается на подобных вечеринках. Однако думал я о другом. Мой невероятный гол произвёл на всех большое впечатление. В один миг я превратился в героя дня и чуть ли не в героя всего университета. Даже тренер усмотрел в моём небывалом броске к воротам профессиональное мастерство. Но я-то ведь знал, как всё было на самом деле. В моей голове вертелись какие-то неразборчивые, смутные мысли, которые были изрядно затуманены выпитым алкоголем, но всё же никак не отпускали меня.

-Алекс! – услышал я знакомый голос.

Я стоял у бара. Обернувшись, я увидел приближающегося ко мне Томаса.

Ну ты и ха-ам, произнёс нараспев Томас, усмехнувшись. Такой наглости он ещё никогда не встречал. С такой лёгкостью разметать в клочья всю их оборону и дойти до самых ворот, словно вокруг никого и не было – это надо быть великим нахалом! Он немного натянуто засмеялся, пожимая мне руку.

-Что-то ты не слишком рад этому, - сказал я, посмотрев прищурившись на него. – Ну-ка, давай выкладывай всё начистоту. Ты что, за бохумцев болел?

Томас усмехнулся ещё раз, чуть отвернувшись в сторону.

-Да нет, конечно. Просто, знаешь… - он вдруг стал серьёзным, - если честно, то гол твой мне как-то… не понравился. Что-то в нём было странное.

Я опрокинул рюмку с какой-то великолепной гадостью себе в рот, зажмурился и выдавил:

-Правда?

-Не знаю, как тебе это объяснить. Такой напор, такая агрессия – и всё в один миг. А потом срыв. Никогда такого не видел. Я тебя мало знаю, но по-моему, это на тебя не похоже. Надеюсь, ты знал, что делал.

Я монотонно покачал головой и уставился бессмысленным взглядом в экран маленького телевизора, висевшего на стене у бармена. Кажется, там был канал Би-би-си, и внизу бегущей строкой шло экстренное сообщение.

120 CHILDREN DEAD. UNGUIDED MISSILE BLEW UP AN ORPHANAGE IN THE SUBURBS OF EL-FALUH. US ARMY COMMANDER DOES NOT EXECUTE THE POSSIBILITY OF SABOTAGE...


Я почувствовал на своём плече руку Томаса. Он уже успел заказать минеральную воду и снова обернулся ко мне.

-Держи себя в руках, Алекс. Ведь это была всего лишь игра, верно?

Я молча кивнул и принялся изучать носки своих ботинок. Dringe nicht so tief ein.

-Всё нормально? – спросил Томас.

-Да. Конечно, - немного неуверенно ответил я, с усилием нарисовав на лице улыбку. – Всё в полном порядке, Томас. Я же обещал тебе чудо, вот оно и произошло.

-Верно, верно, - послышался в этот миг голос подходящего к нам Кристиана. – Честно говоря, я боялся, что ты всё завалишь. Я почти в ухо кричал тебе передать мне мяч, но ты словно ничего не слышал. Нёсся как одержимый.

Крис был не один. Правой рукой он обнимал Катрин. Ну нет, сказала она обворожительным тоном, совсем не как одержимый. Как настоящий герой. Ты герой, Алекс. Я посмотрел на неё. Она уже нашла себе другого героя. Впрочем, подумал я, какое мне теперь до неё дело.

-Это действительно выглядело настолько впечатляюще? – спросил я.

-Ещё бы! – ответил Кристиан. – Ты летел как пушечное ядро. Бедный вратарь! Он ужасно испугался.

Как пушечное ядро… Где-то я уже это видел.

-Эй! – произнёс Крис, ловя мой взгляд. – Почему в этих глазах нет радости? И в такой-то день! Ну-ка, пошли к нашим.
(...)

2014