Мелодия заката. Часть первая. Отрывок

1.

(...)


Ромашки, ромашки... Они росли здесь повсюду – заполонили луга, которые простирались перед отелем, усеяли белыми островками береговой склон, даже упрямо пробивались у бордюров, нарушая строгость ровных газонов. Какое ромашковое лето было в тот год! И наверное, единственный человек, кто ни на миг не удостоил своим вниманием эти цветы, в чьи мысли вплоть до того вечера не проникал ни единый ромашковый лучик, был Антон. Он сидел на самой отдалённой скамье аллеи небольшого нового сквера с недавно посаженными и не успевшими ещё возмужать деревцами. Аллея очерчивала полукруг небольшой набережной и вела вниз, к озеру. Антон смотрел с береговой возвышенности на лёгкую рябь воды от чуть заметного вечернего ветерка, приятно разбавлявшего уходящий июльский день, на запоздалых купающихся, которых в тот день было довольно много, на далёкий противоположный берег и ровную линию растущих там деревьев, рассечённую посередине речным притоком, вытекающим из озера. Озеро было искусственным; раньше здесь пряталась от всего мира скромная, неприметная заводь, которую при строительстве санаторно-курортного городка расширили, углубили, придали форму овала, обустроили набережную, пляж, сделали причалы для моторных лодок и катамаранов, построили пристань для прогулочных катеров. Получилось очень мило. Санаторий был новым и многофункциональным: здравница, дом отдыха, отель, аквапарк, парк развлечений – всё в комплексе, а главное, всё это только недавно открылось, поэтому всё работало, пахло свежестью, ничто пока ещё не успело сломаться, осыпаться, провалиться, заржаветь, заскрипеть… И всего лишь в тридцати километрах от города, в том месте, где заканчивались луга и начинался сосновый лес.

Надо отдать должное: коллеги по работе, посоветовавшие это место, оказались правы. Для Антона санаторий был террой инкогнито. Он сильно сомневался, стоит ли тратить первую неделю своего отпуска в июле на этакое «захолустье». Но, во-первых, ему так или иначе стоило поправить здоровье после долгой северной командировки с холодными ливневыми дождями, ветрами и прочими погодными сюрпризами, а во-вторых, достойное «не-захолустье» вроде Арабских Эмиратов, Испании, Сейшел было доступно Антону, увы, пока только в виде телевизионных программ канала путешественников и спутниковых 3D-карт на Google Earth.

Впрочем, оказавшись здесь, в курортном санатории, Антон понял, что это – настоящий оазис. Он наслаждался отелем, солнцем, озером, едой в ресторане, аттракционами, музыкой на танцплощадках, оживлённым гомоном городка, весёлыми голосами отдыхающих, радовался и веселился, превратившись в двадцатисемилетнего ребёнка…

Первый день своего пребывания.

А потом заскучал. Обладая тяжёлым характером, будучи довольно замкнутым и угрюмым, он не стремился завести новые знакомства, на ночные дискотеки под открытым небом и с красочной цветомузыкой предпочитал смотреть со стороны, словно через объектив своей рабочей фото- и видеокамеры. Даже в аквапарк так и не решился зайти, наслушавшись жалоб на безумно скользкие полы, невыносимую духоту и влажность внутри. Всё, что его интересовало, он попробовал. И теперь, уже скучая на исходе третьего дня, будучи во власти нахлынувших душевных бед в виде англицкого сплина, русской хандры и вечерней прохлады, с тоской думал о том, чем же заполнить оставшиеся пять дней.

…Она сидела в лодке, покоящейся на мели у пустынного дощатого причала, и была занята какой-то работой. На вид ей было лет двадцать. Рядом с ней на лодочной скамье лежал целый ворох полевых цветов – кажется, ромашек. Вероятно, она нарвала их здесь же, на берегу. На ней был синий, в цвет неба, сарафан. Тёмные длинные волосы она убрала в хвост. И сосредоточенно занималась цветами.

Он заметил её далеко не сразу. А когда увидел, почему-то удивился. До этого момента он считал, что никто здесь, кроме него, не проводит время в одиночестве. С пляжа доносилась музыка, длинный шатёр-бар постепенно заполнялся голосами – вся молодёжь в это время постепенно подтягивалась туда. Но эта девушка, видно, и не собиралась уходить.

Антон поднялся со скамьи и повесил на шею свой фотоаппарат – рабочий инструмент, с которым он старался никогда не расставаться. Нерешительно прошёлся вдоль аллеи. Вернулся назад и снова посмотрел в сторону лодочного причала – девушка была всё там же. Мимо него прошумела небольшая компания, направлявшаяся в сторону пляжа. Кто-то что-то весело и громко рассказывал, кто-то звонко рассмеялся, а кто-то бросил мимолётный взгляд на Антона и через секунду забыл о нём. Антон ещё с минуту потоптался на месте. И направился к спуску на берег.

Она подняла взгляд и посмотрела на него только тогда, когда он уже оказался перед носом лодки, остановился и стоял некоторое время в нерешительности, не зная, как заговорить с нею. В её лицо нельзя было не влюбиться. На Антона она смотрела большими удивлёнными глазами милого, но немножко сердитого котёнка, которого оторвали от игры с мячиком. Лицо у неё было совсем детское. Пухленькие щёки и губы, носик-курносик, непослушная прядь волос на лбу. В руках она держала почти законченный венок из ромашек. На плечах у неё была наброшена лёгкая джинсовая ветровка, но руки были обнажены. Он обратил внимание на бледную кожу девушки, лишённую всякого загара.

- Простите, - выдавил, наконец, он из себя. – Я снимал здесь виды и заметил вас… И подумал, может быть, вы разрешите мне сфотографировать вас в этой лодке на фоне озера?..

Девушка склонила голову, а глаза выразили ещё больше удивления.

- Зачем? – необычно тихо спросила она.

- Просто так… - пожал он плечами.

- Нет, не надо. Спасибо, - и, вернувшись к ромашкам, дала понять, что не желает продолжать разговор.

Антон виновато улыбнулся и закивал.

- Да, конечно… простите. Простите за беспокойство, - и, понурившись, побрёл прочь.

Она снова посмотрела на него исподлобья и едва заметно, беззвучно рассмеялась.

Если бы он отошёл ещё на пару шагов дальше, то и вовсе не услышал бы её голос, которого словно и не было совсем, который будто сон проникал прямо в сознание:

- Ладно! Фотографируйте. Но учтите, позировать не буду. И если фотографии мне не понравятся, вы их удалите.

Больше всего он обрадовался даже не внезапному согласию, а особенности её речи. Для него словно музыка прозвучали эти слова – «фотографируйте» и «фотографии». Он ненавидел плебейские фотки. Когда кто-нибудь просил его что-то сфоткать, он убирал свой фотоаппарат. «Простите, но фоткать я не умею. И не хочу». А когда ему удивлённо говорили, что это, мол, его работа, он отвечал то ли язвительно, то ли раздражённо, но, так или иначе, недружественно: «Вы, наверное, ошиблись. Я занимаюсь совершенно другой работой. Я фотографирую».

Его считали заносчивым и надменным. Во всяком случае, неприятным.

А он и правда был уверен, что это абсолютно разные вещи. Фотки можно штамповать десятками и сотнями в день на телефон, смартфон или фотик, и заливать в инстаграм. А фотография – это уже произведение искусства. Над хорошим кадром придётся потрудиться. Но главное – фотографию можно сделать только на фотоаппарат и ни в коем случае – не на телефон или планшет!

Поэтому Антон с большим уважением относился к своему довольно громоздкому фотоаппарату.

Он развернулся и с искренней, благодарной улыбкой произнёс: «Конечно!»

Фотосессия заняла какое-то время. Получалось неплохо: девушка в лодке на фоне вечернего озера, в котором отражались лучи заходящего солнца, и неба, прощавшегося с тонущим в воде светилом ярко-красно-оранжевыми и бардовыми цветами. Прекрасная композиция! Антон сделал пять-шесть снимков. В конце концов, девушка не выдержала и снова рассмеялась.

- Ну хватит! Вы бегаете вокруг меня, как будто я – достопримечательность. Покажите!

Антон залез в лодку и протянул девушке фотоаппарат. Она пролистала снимки.

- Мне нравится, - сказала она. И требовательно добавила – Вторая неудачная. Удалите её.

Он принял назад фотоаппарат и улыбнулся. На тихое, но твёрдое требование девушки можно было ответить только «так точно!» или «слушаюсь!». Но вместо этого Антон сказал:

- Простите, я ведь даже не представился. Меня зовут Антон.

- Настя. Вы фотограф?

- Да. И оператор. Работаю в городской медиакомпании, знаете, наверно?

Она кивнула.

- Ну а вы? Работаете или ещё учитесь?

- Конечно, работаю, - игриво ответила Настя. – Вашей музой, разве не заметно?

Антон чуть-чуть покраснел.

- Не смущайтесь, - усмехнулась она. А потом, хитренько посмотрев на него, сказала:

- Хотя ладно, смущайтесь! У вас это хорошо получается, мне нравится.

Тут уже рассмеялся Антон. Настя показала ему свой венок из ромашек. Ещё один, законченный, лежал у неё на коленях.

- Как вам?

- Здорово! Очень красиво получается.

- Ещё немного, и будет готов.

- А почему их два?

- Так надо. Сфотографируете меня в нём?

Через несколько минут работа была завершена. Настя надела венок на голову и превратилась в настоящую фею: в небесном сарафане и вся в цветах. Антон сошёл на берег в поисках ракурса. Неожиданно перед ним открылась чудесная картина: красное солнце, уже заходящее за горизонт, садилось словно бы за озером, прямо посередине разорванной линии далёких тёмных деревьев, окрашивая всё в багряный цвет. И в самом центре этого красочного волшебства была лучистая фея Настя, в ромашках, которая словно только что прибыла на своей лодке из той далёкой солнечной долины. Антон сделал снимок.

И вдруг заметил, что силуэт девушки получился совсем тёмным. Ведь он снимал против солнца.

Пришлось сделать ещё пару снимков в другом ракурсе, а потом он вернулся в лодку.

- Готово? – спросила Настя. И добавила:

- А теперь смотрите!

Неожиданно он сняла венок с головы и бросила его перед собой в воду. Антон ойкнул.

- Зачем же?..

Настя некоторое время смотрела на венок, а затем развернулась и села на скамью. С минуту она молчала, глядя на Антона. Небольшое раздражение и, наверное, страх, вызванные его неожиданным появлением, приутихли в ней, но зато их место постепенно заполняло недоверие вперемешку с любопытством. Кто он, этот высокий, спортивного вида молодой человек, в джинсах и светлой рубашке навыпуск, с мужественным скуластым лицом? Что ему нужно от неё? Неужели некого «подцепить» на танцплощадке у пляжа? Настолько некого, что он решил вторгнуться в её укромный уголок! И именно сейчас, в самое неподходящее время, когда ей очень хочется побыть одной… Но всё же она заметила в нём нечто, вызвавшее в ней интерес. Этот странный и непрошенный гость очень хотел ей понравиться, и при этом изо всех сил держался горделиво, иногда даже переигрывал, отчего порой принимал высокомерный и снисходительный вид. Выдавали его глаза. Выразительные и смущённые. Он пытался стойко выдерживать её взгляды, иногда это ему удавалось, но он очень забавно краснел. Ему было, кажется, уже около тридцати, а вёл он себя как подросток… Смешной.

Наконец, она сказала:

- Я с детства плету венки из ромашек и одуванчиков. Летом всегда делала их для родителей и бабушки. Два года назад бабушка умерла. Вот в такой же летний вечер. Теперь один венок я бросаю в реку или озеро. Пусть плывёт к ней…

Антон не нашёлся, что ответить. Они оба смотрели на скрывшееся уже до половины солнце, на его отражение в воде, которое превратилось в длинную, сверкающую алмазами и рубинами дорожку, на колышущийся венок, белый с жёлтыми точками, слушали лёгкие всплески воды у деревянного причала.

- Красивые здесь закаты, - наконец, вымолвил он.

- Да, - задумчиво произнесла она. – Иллюзии чуда всегда красивы, но обманчивы. Мы радуемся краскам заката. А потом понимаем, что это прощалась жизнь…



В санаторий они возвращались в молчании. Вместе и порознь, шли по одной дороге, а мысли их бежали по разным путям. Он был словно в онемении от её последних слов. А она, прикрывшись от всего мира своим вторым большим ромашковым венком, была где-то так глубоко внутри себя, что, наверно, и вовсе забыла о нём. Лишь когда он попытался взять её за руку и притронулся к пальцам, она, словно проснувшись, отдёрнула руку. Он успел почувствовать приятно тёплую, но немного огрубевшую ладонь, как это бывает у тех, кто занимается ручной работой.

Он по привычке вышел на центральную аллею, ведущую к гостинице. Настя остановилась у поворота.

- А мне направо, - сказала она, указывая на дорожку, ведущую к лечебному сектору санатория.

- Ой, простите, - замешкался Антон. – Вы здесь на лечении?

Настя ответила, что живёт здесь с отцом. Пока Антон и Настя шли, она рассказала ему, что у папы больное сердце. И пробудут они ещё недели две. Прошлым летом он уже провёл здесь несколько недель. Ему здесь очень нравится. Озеро, сосновый лес, удивительный воздух…

Пока она рассказывала, Антон наблюдал за ней. Все движения Насти были неторопливые, а порой даже настороженные. Она шла неспешным шагом, а голос её лился как тихая музыка, вечерняя серенада ромашек.

Оба остановились у больших стеклянных дверей лечебного корпуса. Перед тем, как проститься, Антон наконец-то осмелился предложить ей перейти на «ты». Она была не против.

- Увидимся с тобой завтра? – спросил он.

- Может быть, - ответила она.

Антон сказал ей, что она словно ромашковая фея, чем наконец-то снова вызвал улыбку Насти. И тут ему очень захотелось прикоснуться к ней, ещё раз хотя бы на мгновение ощутить её тепло, как на аллее несколько секунд чувствовал тепло её ладошки. Он потянулся, чтобы поцеловать её в щёку, и в этот же момент Настя, быстро пролепетав «Спокойной ночи!», почти молниеносно развернулась и юркнула в стеклянный холл – так стремительно, что Антон даже не успел опомниться, как за ней уже закрылись автоматические двери. Будто рукой сняло всю её неторопливость…

Фея растворилась, не оставив Антону ничего.

Словно в поисках доказательств её существования, он вернулся к озеру. Солнце уже село и теперь небо на горизонте было окрашено в фиолетовые и сиреневые тона. Вода потемнела, а музыка, доносившаяся с танцплощадки, стала громче и веселее.

Ромашковый венок, оставшийся от феи, прибило к берегу. Антон взял его, подошёл к самому краю помоста и изо всех сил забросил в воды озера. Может быть, его вынесет в реку и он уплывёт вслед за солнцем, как и хотелось Ромашковой Фее…

2016