8. У Бога все живы. Костромские Дервизы

БАБУШКИ, ДЕДУШКИ

Теперь надо бы рассказать о поколении дедов, о тех, кто связал две эпохи, ХIХ и ХХ века. Они пережили революцию, а некоторые две войны, а то и больше. Деды начинали свою жизнь потом­ственными дворянами с хорошим образованием, с рядом привилегий, с гордо­стью за свое сословие, а закончили простыми труженикам, с клеймом «буржуй», с посто­ян­ной опаской за свою жизнь и за близких. На их долю достались все «прелести» новой власти. Они основа интеллигенции в последующих поколениях, носители вечных ценностей и фундамен­тальных знаний во всех областях. Их жизнь разделилась надвое и оставила шрамы, которые тем глубже, чем старше были эти люди в переломный момент. Эти двоюродные братья и сестры знали историю рода, знали друг о друге, общались. А дальше – тишина. Они не передали своих знаний детям, такое было время. Теперь надо вернуть все на круги своя и вытащить род из толщи небытия.
Сначала о тех, чьим продолжением стала я, мои дети и внуки. Мой дед СЕРГЕЙ ВЛАДИ­МИРОВИЧ ФОН ДЕРВИЗ (07.06.1884 с. Поташ, Уманского у., Киевской губ. — 18.01.1937 Мо­сква). Он крещен был в Рождество-Богородичной церкви, в селе Поташ. Его крестили Ни­колай Ники­форович Петров[1], служащий в имении Шуваловой и жена надворного советника, Варвара Его­ровна Кригер, бабушка[2].
Судя по фото, в раннем детстве Сергей был очаровательным ребенком, серьез­ным и задумчивым. Рос, как и его братья-сестры в окрестностях местечка Тальное, на бе­регу реки Горный Тикич. Прекрасные места, очень красивые, и с хорошим климатом. Дальше была Уманская гимназия, вероятно с пансионом, где в последний год учебы ему не удалось сдать эк­замен на аттестат зрелости. 13.02.1903 Сергей был причислен к роду отца, к Костромскому дворянству.
Затем, с переходом главы семьи, отца, Владимира Васильевича на службу в вот­чинную контору Шереметевых в Иванове — Шуйская гимназия, та, в которой когда-то учился поэт К.Д. Бальмонт. В ней Сергей проучился недолго, всего один год, повторяя восьмой класс. Но застал период беспорядков в Шуйской гимназии, которые были частным про­явле­нием брожения в Российской Империи. Да и соседство с промышленным центром, Иваново-Возне­сенском, повы­шало градус протестных настроений среди молодежи. Кроме того, возраст гимна­зистов был таков, что их уже тяготила жизнь школяров. Многим, оканчивающим гимназию, было по 20 лет и больше. Им пора уже было строить свою жизнь, а не действо­вать по указке, пусть даже и уважае­мых педагогов. А уж если педагог был слаб, то эти «детишки» не давали ему спуску. Об этом я рас­скажу позже. В донесениях Господину Попечителю Москов­ского учебного округа о бес­порядках[3] в Шуйской гимназии я не обнаружила упоминания о братьях фон Дервиз. Возможно, их эти собы­тия и не затронули. Со слов мамы я знала о деде, как о спокойном и умеренном человеке, не склонном к выступлениям. По маминым рассказам, ее отец часто вспоминал Иваново, у него были друзья юности, потомки Ивановских предпринимателей Горели­ных и Каретниковых.
Просматривая дело моего деда в Императорском Московском Университете, я узнала, что экзамен на аттестат зрелости он сдавал в несколько попыток. Ни в Умани, ни в Шуе, ни во Влади­мире сдать не удалось. Даже работодателю его отца, графу С.Д. Шереметеву докладывали об «успе­хах» сына управляющего Владимира Дервиза. Один из Трубецких из окружения Шереме­тева, прислал Сер­гею Дмитриевичу такую телеграмму 21.06.1906: «Сыну Дервиза предоставлено держать экзамен экстерном любой гимназии кроме Шуйской Может например экзамено­ваться во Владимире»[4]. Видимо, граф был озабочен делами своих служащих.
Без аттестата зрелости получение высшего образования, действительно, было для Сергея не­возможно. Только в Коммерческий институт он был принят без документа об окончании гимна­зии, и на экономическом отделении проучился один семестр, поступив в октябре 1906 года. По результатам полугодия получил двойку по общей теории права, но и отсрочку от воинской по­винности тоже получил, зачем, собственно, и шел в это учебное заведение. В анкете, при поступ­лении в этот институт, дед указал, как средства к оплате обучения — помощь отца. Стало быть, службы и доходов в это время у него не было[5].
В конце концов, Сер­гей сдал экзамены экстер­ном в 10-ой Московской мужской гимназии в числе прочих, посторонних для этой гимназии лиц и, наконец, получил долгожданный аттестат в 1907 году. В деле из 10-й гимназии, среди обя­зательных документов и справок, был один документ, который назы­вался «жизнеописание». Или, как теперь говорят, биография. Он так информативен, что я при­веду его полностью и без комментариев: «Всю свою жизнь, за исключением последних 2-х лет, я прожил безвыездно в Уманском уезде, Киевской губ. Там же, в Уманской гимназии, я воспитывался в течение восьми лет. О раннем детстве говорить не приходится, т.к. оно, не будучи ознаменовано никакими выдаю­щимися событиями, быстро промелькнуло и скрылось, оставив по себе лишь туманныя воспо­минания.
Яснее представляется мне гимназическая жизнь, которой я прожил 9 лет, да и она, при столь бурной сменяемости впечатлений, какая наблюдается у нас в настоящее время, не смотря на все ее недавнее отдаление, начинает затягиваться дымкой.
Только два момента гимназической жизни, совершенно противоположных по возбу­ж­даемому чувству, ясно представляются мне в настоящее время: это время моего поступ­ления в гимназию, время широких надежд и светлых очарований, и время выбытия из гим­назии, заро­нившее в душу чувство отчаянья и вызывающее глубокое чувство сожаления о потерянном времени. В Уманской гимназии я пробыл восемь лет и в марте 1905 года был допущен к экзаме­нам на аттестат зрелости. Неудачный экзамен по математике сделал невозможным даль­нейшее продолжение экзаменов и я должен был остаться на второй год в восьмом классе. В это же самое время (по семейным обстоятельствам), я должен был пе­рейти в Шуйскую гим­назию. В Шуйской гимназии я получил неудовлетворительные отметки по французскому яз. и по истории, и не был допущен до испытаний. Все же мне было разре­шено держать экзамен в другой какой-нибудь гимназии, но экстерном. Во Владимирской гимназии я выдержал все экза­мены, кроме дополнительного, причитавшегося мне как экстерну и снова не получил атте­стата. Эти последовательные неудачи поставили меня в отчаян­ное положение, потому что при­ближалось время отбытия воинской повинности, а двери высших учебных заведений были для меня закрыты; даже Ветеринарный институт отказал мне в приеме. Отбывать же воин­скую повинность, значило на 2 года бросить даже мысли о продолжении образования, т.к. я записался по жребию. В эту критическую минуту, когда уже все, кажется, было для меня по­теряно, обстоятельства, как будто улыбнулись мне. Мне удалось поступить в Коммерческий инсти­тут, хоть и вольнослушателем, но (все же) институт походатайствовал за меня перед воен­ным начальством об отсрочке мне повин­ности с тем, чтобы дать мне возможность по­лучить аттестат. Подготовившись, на сколько позволили обстоятельства, я еще раз пыта­юсь добиться так упорно не дающегося мне аттестата. Сергей фон Дервиз»[6].
В конце концов, в университет Сергей поступил 06.07.1907 вместе с братом Алексан­дром. По воинской повинности Сергей был приписан к 3-му призывному участку Уманского уезда, по месту проживания семьи в момент взятия его на воинский учет. Идти в войска ему надлежало в 1905 году по жребию, как рожденному в 1884 г., 21-го года от рождения. В личном университетском деле деда есть его заявление декану Московского Император­ского Универси­тета, в котором он выражает желание служить в армии, однако Сергей подавал прошение о том, что бы ему было позволено окончить курс, и отсрочка была дана.
Во время первых лет учебы в уни­верситете мой дед жил в меблированных ком­натах «Ле­вада», принадлежавших графине Ол­суфьевой, в доме № 27 по Тверской улице. На месте того дома нынче стоит большое Сталин­ское здание, а в соседнем — концертный зал им. П.И. Чай­ков­ского. Затем соединился со всей семьей, которая в 1911 году переехала в Москву, и жила в Б. Ко­зихинском пер. д. 6, кв. 20. Вид на жи­тельство в Москве был выдан ему по 1 сентября 1911 года. В октябре 1911 года дед ока­зался в 3-ей Гренадерской Дивизии, в 10-м Гренадерском графа Румян­цева-Задунай­ского Малороссийском полку, дислоцированном в городе Влади­мире[7].
Таким об­разом, Сергей вернулся в полюбившуюся ему Владимирскую губернию. В этот полк, среди прочих призывни­ков, набирали рекрутов, выходцев из Малороссии, каким Сергей, собст­венно, и был. 13.12.1911 фон Дервиза зачислили в 15-ю роту полка и приняли на довольст­вие. Основная масса призывников была безграмотна или малограмотна. О нижнем чине фон Дер­виз, окончив­шем университет, в приказах по полку сказано: «грамотен». Этим немногим образованным солдатам, моему деду и вольноопреде­ляющимся, и дело надо было найти соот­ветствующее, не лопату же им в руки давать. Сергей был откомандирован в Окружной суд Вла­димира. «Поступил кандидатом на судебную долж­ность без заработка с 04.02.1912», так сказано в «Трудовом списке» Сергея. Сохранилась фотогра­фия 1913 года, где мой дед, имеет, бесспорно, молодецкий вид, совершенно не свойст­венный ему. Бескозырка набекрень, на форме унтер-офицера серебряный офицерский нагрудный полковой знак и лихие усы. Весь этот облик, так изумлявший мою маму, абсолютно соответствовал уставу. Начальство 3-й диви­зии строго следило за соблюдением правил поведения и формы в ди­визии вообще, и во Вла­димирском гарнизоне в частности. Приказы по дивизии и полку говорят сами за себя. Началь­ник Владимирского гарнизона, генерал-майор Чаплыгин, про­ходя по городу, увидел однажды в парикмахерской вольноопределяющегося, который брил усы. Начальник воз­мутился и издал приказ по войскам Владимирского гарнизона, где упоминается ста­тья 855, кн. VII, св. В. П. от 1869 года. А в ней значится, что «…все генералы, штаб, обер-офицеры и нижние чины всех ро­дов войск должны носить усы…»[8].
Чтобы солдаты не роняли своего достоинства в глазах обывателей, изданы были и другие при­казы: во избежание пьянства и хулиганства в праздничные дни: «освободить солдат от занятий и особое внимание уделить хоровому пению. Возложить на господ офицеров заня­тия по пе­нию». Запрещена игра в карты на деньги. В приказе от 16.04.1913: «… Запретить нижним чи­нам бесцельно посещать вокзал …», потому что они перелезают под вагонами с од­ной стороны путей на другую, ставя под угрозу свою жизнь. Внешний вид — тоже важно. В при­казе по войскам Вла­димирского гарнизона от 21.12.1912 значится так: «… Продолжаю встре­чать нижних чинов с дурно надетыми фуражками, обращаю снова внимание на правильную носку их, которыя должны быть одеты на бок и несколько назад, и нижним кантом околыша касаться правого уха. Г.-м. Чаплыгин»[9].
И еще, в приказе от 12.09.1912 за № 269 по 10-му Малороссийскому полку: «… Заме­чено, что некоторые нижние чины позволяют себе носить на погонах накладные вен­зеля, а подпра­порщики – галунную обшивку шире установленной. Гг. ротным командирам вну­шить нижним чинам, что бы они отнюдь не отступали от ус­тановленной формы одежды и что ви­новники в нарушении сего будут подвергаться стро­гой ответственности»[10].
И опять, в приказе от 03.04.1913 по 1-й бригаде 3-й Гренадерской дивизии: «Мною заме­чено, что нижние чины, преимущественно вольноопределяющиеся и нестроевые, ходят не по форме одетыми, многие заложив руки в карманы или за спину. Фуражки снова стали надевать прямо, не на правый бок, и вообще не соблюдают правила воинской выправки. Тре­бую, чтобы все гренадеры без исключения, всегда и везде строго соблюдали молодецкую вы­правку … Коман­дир бригады г.-м. Чаплыгин»[11].
Похоже, за 100 лет ничего не изменилось в борьбе за уставную форму одежды со стороны командиров и попыток обойти эти правила со стороны молодых солдат, гренадеров и сверхсроч­ни­ков. По приказу начальника 3-й гренадерской дивизии генерал-майора Горбатовского, все отко­мандированные, и мой дед, направленный в Окружной суд, должны были являться в роту раз в неделю для проверки стрелковой подготовки, под контролем командиров. 04.03.1912 диплом 1-й степени об окончании университета Сергеем был получен, и он смог воспользоваться льготой, предусмотренной для военнослужащих с высшим образованием. Срок службы деду был сокращен, жил он, кажется, вольно. Даже почтовых отправлений не по­лучал в полку, всего один раз, в начале службы. Видимо, свои вопросы решал частным поряд­ком, как штатское лицо. Только однажды ему пришлось пожить солдатской жизнью, когда полк был на учениях в лагерях. Всех, не занятых в этих учениях и оставшихся в городе, зачислили в 4;ю караульную роту с 9 августа 1912 года, даже священника Алексея Лепорского поставили под ружье.
27 мая 1913 Сергей Дервиз, единственный «жеребьевый» гренадер среди испытуемых воль­ноопределяющихся прошел испытания на чин и стал младшим унтер-офицером, затем, 9 сентября 1913 года, сдал экзамен на чин прапорщика и был демобилизован резервистом 1-го разряда[12]. Он наме­ревался отправиться на вновь избранное место жительства, в Кузнецк Саратовской губер­нии, в подчинение тамошнего военного начальника, где в это время служил отец, Владимир Васильевич[13]. С 13 по 27 апреля 1913 года, еще до демобилиза­ции, Сергей увольнялся в краткосрочный отпуск и ездил туда. Туда же в сентябре 1913 года приез­жал и его брат Александр, взяв отпускное свидетельство в университет­ской канцелярии. Однако, уже 25 сентября того же года Сергей фон Дервиз подал прошение на имя началь­ника Север­ных железных дорог о зачислении его на службу в контроль этих дорог, управление которого было в Москве. Весьма удовлетворительно пройдя испытания, мой дед подал прошение на Высо­чайшее имя и был зачислен в штат чиновников Госконтроля, помощ­ником контролера. Так нача­лась его карьера государственного чиновника, которая заверши­лась вовсе не так, как мой дед рассчитывал. Его надежды, как и надежды многих, стоящих на пороге жизни в тот переломный момент, рухнули, или воплотились во что-то неожиданное. Но это случи­лось позже, а пока Сергей Владимирович служил, как и положено было, разъезжая по команди­ровкам. Получив в ноябре 1913 года паспорт и вид на жительство в Москве, с чистым сердцем он отправился по долгу службы в Вологду[14]. Там, в апреле 1914 года Сергея застало предписа­ние от Московского уездного воин­ского начальства пройти обязательный учебный сбор в 5-м Гренадер­ском Киевском Его Императорского Высочества Цесаревича Алексея Нико­лаевича полку. Полк был дислоцирован в Москве. Сергей вернулся в Москву. 17.07.1914 сбор закончился, и мой дед наме­ревался вернуться к своим служебным обя­занностям, о чем и подал рапорт Главному контро­леру Северных железных дорог[15]. Однако нача­лась война и, практически прямо с учебного сбора 30.07.1914 Сергей Владимирович фон Дервиз был направлен в 228-й Задонский полк, входив­ший 57-ю пехотную дивизию в город Тула. В приказах командира 228-го Задонского пехотного полка значится, что 5 августа «прибывших во вверенный мне полк прапорщиков запаса зачислить в списки полка и полагать налицо с 5 сего августа. Прапорщики назначаются младшими офицерами в роты»[16]. Фон Дервиз был зачислен в 16-ю роту и с ней «вы­ступил в составе части на фронт» (из формулярного списка).
Уже будучи на фронте, 02.10.1914, Сергей получил свой первый и последний чин по «Та­бели о рангах», был утвержден коллежским секретарем. С 14.08.1914 и по 26.01.1915 он вме­сте с полком участвовал в «наступательных и отступательных» тяжелых операциях в Восточной Пруссии под Доркеменом, Христианкеменом, Вальцекеменом, Сувалками, Рачками и Штетином. В октябре 1914 года Сергею довелось командовать ротой во время боев, когда командир роты Иванов забо­лел. Шли жестокие бои под Доркеменом[17]. Тогда немцы бросали оружие отступая. Есть фотогра­фия, сделан­ная там с замечательной подписью: «Деревня Доркемен. В ней мы стояли один день. Немцы бежали отсюда, бросив патроны и убитых. Остатки пулемета нашли мы в этой речке». Однако вскоре Доркемен был оставлен нашими. И так на всем участке фронта, наступле­ние и отступление. Но 26 ян­варя 1915 года Сергей был контужен под Иоганесбергом в первый раз, эвакуирован и отправлен в госпиталь в Москву. В том же году произведен из прапорщиков в подпоручики с 19 июля 1915[18].

Это первое ранение не было особенно тяжелым. Уже 18 марта, подлеченный, но еще не готовый встать в строй, Сергей отправился долечиваться в милую его сердцу Шую, где были друзья. Так отметила газета «Русское слово» в субботу, 21-го марта 1915 г. за N 66. Через пять месяцев после ранения 31.05.1915 прапорщик фон Дервиз снова отправился в свой полк. Фронт переместился. С 07.06.1915 по 18.07.1915 Сергей, только оправившись, принял под командование на законных основаниях 13 роту взамен заболевшего командира[19]. Вместе с солдатами участвовал в тяжелых боях на реке Нарев, под Стренковой Гурой и около крепо­сти Осовец, под Ломжинским фортом. Это была героическая крепость. Взяв ее, немцы получили бы самый короткий путь в Россию через Вильно и Гродно. Самая маленькая и слабоос­нащенная из цитаделей Российской Империи, она держалась целых полгода, но так и не была взята. Немецкая артиллерия разрушила ее, но гарнизон оборонялся и был эвакуирован, когда линия фронта изме­нилась, и стратегическая надобность в крепости отпала. На этом участке фронта немцы впервые применили отравляющие газы. Во многих источниках сказано, что это было 6-го августа 1915 года. Но и до этого были газовые атаки. Вот выдержки из приказа по гарнизону Суворов­ский Штаб[20]: «Согласно полученным от пленных сведений, на этих днях немцы вторично пус­тят облако газов в гораздо большем, чем раньше объеме. Дабы избежать бесполезных потерь, предписываю немедленно снабдить всех нижних чинов повязкой противогаз и по возможности очками. Установить рас­творы соды в помещениях…». Так наши войска защищались подруч­ными средствами от смертель­ной опасности, полноценный фильтрующий противогаз Зелинского был взят на вооружение только в 1916 году. Известна судьба одной из рот 226-го Землянского полка, отражавшей атаки немцев. Все солдаты погибли от газовой атаки, но уже после прохода облака газов, когда немцы ожидали, что сопротивляться больше некому, поднялись остатки роты, практически мертвецы. Противник в ужасе бросил оружие и кинулся к своим позициям, попадая под огонь нашей, каза­лось уничтоженной артиллерии. Этот эпизод известен в публицистике как «Атака мертвецов». В одной из таких газовых атак, провоевав только месяц после возвращения в строй 18 июля 1915 года, Сергей Владимирович фон Дервиз был «тяжело контужен снарядом и газами» и эвакуирован в госпиталь на Кавказ, как отмечено в формулярном списке. Та же газета «Русское слово» от 28 июля 1915 г. за № 173 пишет, что предварительно раненых отправляли в распределительный пункт при Покровской мещанской богадельне в Москве, что на Покровской (сейчас Бакунинская)[21] улице. Побывав потом на излечении на Кавказе, Сергей Владимирович смог повидаться и с дядей Николаем Васильевичем, и с тетей Надеждой Васильевной, и с их детьми.
На этот раз он восстанавли­вался еще дольше и даже был отчислен от занимаемой должности и снят с довольствия с 20 сен­тября, как и следовало по приказу от 11 октября о ротных командирах, отсутст­вующих более 2-х месяцев после эвакуации. По возвращении из госпиталя, используя свой отпуск, отправился в декабре в Петроград. А там рукой подать до Лисино-Корпуса, где бабушка и двоюродные сестры. Вернулся мой дед на фронт только 4 мая 1916 года. Его часть отошла к реке Бере­зине в Белоруссии. К этому моменту Сергей был уже назначен юри­стом в штаб 57 дивизии и произве­ден в подпоручики, так что на фронт явился в новом чине и к новой должности. Вероятно, здоровье было уже недостаточным для полевой службы.
Потом моему деду довелось участвовать в Брусиловском прорыве, пройдя со штабом 57-й дивизии с 13.12.1916 по май 1917 походом по Галиции, Румынии, Буковине. Как юриста, Сергея Владимировича 07.07.1917 направили помощником военного следова­теля в Штаб Особой Армии (из формулярного списка)[22]. А в сентябре 1917 года, когда части слились с 3-ей Ар­мией, Сергей был назначен в штаб этой армии по отделению военного контроля. Многие из одно­полчан моего деда примкнули, видимо к Белому движению. Многие были репрессированы на родине. Есть две фотогра­фии военного пе­риода. На одной мой дед, на другой его друг и однополча­нин Павел Васильевич Шмаков[23]. И от этих фотографий отре­заны куски. Кто-то изображен был там, видимо кто-то опасный, кого Советский граж­данин и знать не должен бы. У многих дома есть такие обрезанные фотографии. А ведь эти люди жили и воевали бок о бок с нашими близкими.
Здесь и начался виток карьеры Сергея Дервиз, как военного инспектора Госконтроля. В январе 1918 года он из 3-ей Ар­мии был уволен, как призывник 1905 г., т.е. по возрасту. «Как дос­тигший отпускного возраста уво­лен в запас армии и отправлен на родину. По документам ге­нерал-квартирмейстера штаба VI армии от 30.01.1918 значится поручиком» (из форму­ляр­ного списка). Этот следующий чин так и не был получен. К званию дед был представлен, но так поручи­ком и не стал, не успел. В новой жизни были другие чины и регалии. Четыре года фронта, ранения, ужасы войны — все было позади. Тот, кто сравнивал фото «душки-военного» 1913 года в 10-м Малороссийском полку и фото Сергея Владимировича во время войны и после, утверждают, что это как будто два раз­ных чело­века. Настолько изменили серьезные испытания этого легкомысленного юношу.
Итак, в 1918 г. Сергей фон Дервиз был демобилизован, вернулся к родным в Москву, в Б. Козихинский пер. Молодой и все еще холостой, дед снова стал служить помощником кон­тролера на Северной железной дороге, была еще надежда на карьерный и профессиональ­ный рост, с военной службой, как он думал, покончено. Только здоровье подводило. Ранения, от кото­рых он еще во время войны лечился в госпитале в Москве, давали о себе знать. 30.04.1918 Сергей отправил такой рапорт господину главному контролеру Северных железных дорог:
«Сорокапятимесячное пребывание на фронте в строевых должностях в связи с полу­ченными мною ранами и контузиями разстроило мое здоровье и подорвали нервную систему. Прошу о разрешении мне недельного отпуска с целью воспользоваться необходимым климати­ческим лечением. Документы о ранении могут быть предоставлены в любое время».
В деле есть и свидетельство медика: «Сим удостоверяю, что г. Дервиз страдает по­след­ствиями полученной им общей контузии и отравления удушливыми газами в виде го­ловных бо­лей, бы­строй утомляемости, бессонницы и расстроенной сердечной деятельно­сти. Для ис­правления своего здоровья настоятельно нуждается в укрепляющем лечении в благоприятных климати­ческих условиях».
По возрасту и здоровью мой дед мог считать себя свободным от службы в армии. Предписание о демоби­ли­зации было на руках. Надо было поправлять здоровье, служить по штатской части (его от­правили в командировку в Череповец Вологодской губернии, где он работал и до войны, воз­можно, это и было «климатическим лечением»). Старший в семье, он должен был от­вечать за жизнь и благополучие сестры Веры, матери, отца
Но в сен­тябре 1918 года было издано приложение № 1 к приказу реввоенсовета от сентября 1918 года, того сен­тября, когда в стране водворился «Красный Тер­рор», «О мобилизационных функциях». Это при­ложение касалось, в том числе и офицеров Царской Армии: «Бывшие офицеры могут быть воз­вращены на службу в тех же должностях, что и в войсковых частях, заведениях и уч­реж­де­ниях». Вот-вот Сергея должны были призвать снова, а тут случилась беда с отцом, Владими­ром Васильевичем. Он был арестован в городе Ельце. 24.10.1918 мой дед, написав Главному контро­леру Северной железной дороги рапорт, отправился выру­чать отца. В результате нервот­репки, связанной с этой поездкой, Сергей заболел «острым ката­ром кишечника». Возможно, это было начало рака, как последствие отравле­ния газами на фронте, что через 19 лет унес его в могилу.
В начале 1919 года Сергей Владимирович снова, помимо своей воли оказался в армии, в глав­ном управлении погранвойск. «Красная газета» еще в октябре 1918 года писала: «Мобилизация бывших офицеров. Военный комиссар города Москвы объявил мобилизацию бывших офицеров и военных чиновников, прослуживших не менее года при военных штабах». Он был назначен младшим делопроизводителем в зако­нода­тельно-юридическом и международном отделении. Почему именно туда? В РГВА, в при­казах по Главному Управлению Погранвойск, я обнаружила во 2-м отделении пограннад­зора старшего де­лопроизводителя Кригера Павла Оскаровича. Это был младший брат матери Сергея Надежды Оскаровны, его дядя. Управле­ние погра­ничной охраны только что было переведено из Петрограда в новую столицу, в Москву, сотруд­ники были в основном пет­роградцы. Павел Оскарович, уроженец Санкт-Петербургской губер­нии, был кадровым погранични­ком. Не без его помощи вряд ли со­стоялось это зачисление на службу. Однако в апреле того же года, Сергей Владимирович был уволен из управления приказом от 1 апреля 1919 года[24]. По освобождении от военной службы 31 марта 1919 года он опять приступил к служебным обязан­ностям в родном госкон­троле, но уже в отделе контроля средств сообщений, как теперь назывался контроль на железных дорогах. И не по­мощником контролера, а контроле­ром (из формулярного списка). Специалиста Дервиза посылали в другие города, в частности в Тулу, для налаживания там работы контроля. Военная служба опять за­кончилась. Карь­ера пошла в гору, жизнь налаживалась.
Вот на этом этапе и случился его первый и короткий брак. Запись 653. Дата 06.05.1919. Жених Сергей Владимирович Дервиз, гр. Киевской губ. Уманского у., юрист. 07.07.1884. Жительство 4-я Тверская-Ямская д. 8. кв.2. Невеста Мария Ивановна Манохина, гр. г. Моршанска, сотрудница. 20.01.1896. Жительство М Серпуховская д. 11 кв. 8. Оба супруга носят фамилию Дервиз. Брак расторгнут 20 сентября[25].
О барышне известно, что она из мещан г. Моршанска, служила на телеграфе. Брак был короткий и не нанес большого ущерба, од­нако пропала семейная реликвия, некая кукла, скорее всего подаренная Кригерам Императором Александром III, как семье крестников. Но это семейная легенда. Во втором браке Мария Ивановна была за Александром Максимовичем Отсоличем. В 1920 г. у них родился сын Лев, участник Великой отечественной войны.
Работа в контроле шла полным ходом, но 20 августа 1919 года Сергей был освобожден от должно­сти контролера и с 28 июля 1919 года опять призван на военную службу. 19 октября 1919 года он был мобилизован Упрформюжем (Управление по формированию запасных и ре­зервных частей Южного фронта), в качестве делопроизводителя. К строевой службе видимо был негоден по ранениям. Почти сразу же Дервиз был откомандирован в распоряжение 45-й стрелковой диви­зии (Волын­ской)[26] в качестве старшего делопроизводителя. Молодая республика ну­ждалась в специа­листах старой школы. В РГВА есть такой материал: военком Шульга телеграфирует в штаб 45-й ди­визии: «… сегодня посылаю вам трех бывших офицеров, окончивших школу штабной службы, думаю, что вам пригодятся. Могут быть командиры из бывших офицеров, которые заявляют, что они к строю не годны, но это ловчилы. Возьмите их в ежовые рукавицы и за­ставьте слу­жить республике, так как они служили Николаю …» (без даты).
Другая телеграмма: «… относительное отставание административно хозяйствен­ного аппарата, как в бригадах, полках и частях. Срочно требуются делопроизводители <неразб>… подпись штадив» (без даты).
Полагаю, что именно в то время, когда Сергея фон Дервиз призвали снова на фронт, его первая супруга и сбежала, прихватив семейную реликвию и, вероятно, помотав изрядно нервы его матери и сестре Вере, с которыми она оставалась вместе жить «соломенной вдовой»[27].
В документах второй половины жизни моего деда, после мая 1919 года, вопреки метриче­скому свидетельству, указан год рождения Сергея 1886. К 1920-му году во всех документах РГВА он числится уже 34-летним. На могиле Сергея тоже обозначен 1886 год рождения, следовательно, дата была изменена официально.
Итак, Дервиз стал служить в 45-й стрелковой дивизии (Волынской), в той самой дивизии, что в составе Южной Группы Войск воевала на Украине под командованием Якира. Это подразделение прошлось, наводя революционный поря­док, по тем местам, где предки свивали клубочки своих жизней, аккуратно связывая узелки. Киев, Таль­ное, Шпола, Фастов, Тирасполь, Одесса, даже Вязьма чуть-чуть. Клубки порваны на нитки, нитки разметаны по миру, да так, что троюродные сестры и братья прожили жизнь, даже не зная о су­ществовании друг друга.
Дивизия на момент поступления в нее Сергея, находилась на переформировании в Вязьме (с 29 октября 1919 г.). Похоже, в боевых действиях Гражданской Войны мой дед, слава богу, не участвовал, не успел. В январе 1920 года он был откомандирован в Полтаву и там заболел. При­каз по штабу 45-й стрелковой советской дивизии № 1 от 5 января 1920 года: «Заболевшего и ос­тавшегося в г. Полтава состоящего в прикомандировании при штадиве ст. дело­производи­теля Упрформюжа тов. Дервиз полагать больным и исключить со всех видов доволь­ствия с 1-ого января сего года. Подлинный подписан: начальник штаба Гарькавый, воен­ком Римм, мл. помощ­ник комдива Друнов». (копия и подлинник)[28]. Кстати, находясь на срочной службе еще в Царской Ар­мии, Сергей имел в однополчанах не­коего человека по фамилии Гарькавый. И среди заключенных политических в Архангельском пересыльно-распределительным пункте встретился Горькавый Ро­ман Митрофанович, 21-го года, арестованный 15.10.1920, как служивший в Белой Армии. Не один ли и тот же это человек, не он ли был начальником штаба в Гражданскую Войну, а потом попал под репрессии? Не он ли помог моему деду остаться в Полтаве? Мо­жет быть, Сергей Дервиз действи­тельно был болен, и воспользовался ситуацией, чтобы покинуть военную службу.
Так или иначе, дальнейшие бои Гражданской Войны прохо­дили уже без Сергея Владими­ровича. С 3 февраля 1920 года он был прикомандирован к воен­ному отделу РКИ Харьков­ского Воен­ного ок­руга в Полтаве в качестве инспектора или контро­лера. В РГВА имеется «Список сотрудников воен­ного отдела РКИ на Полтавщине», куда внесен С.В. Дервиз. В нем указаны воз­раст и прежние заня­тия сотрудников. В этом документе указан Сергей как контро­лер на Северной ж/д еще до революции. В РКИ был он посто­янным представителем воен­ного отдела при закупке лошадей. Это все равно была почти военная служба, хотя, более граж­данская, если можно так сказать: «РКИ призвана обслуживать всесто­ронним кон­трольным над­зором обширный круг тыловых красноармейских частей и весь воен­нохозяйственный аппарат по снабжению и комплекто­ванию запасных и других частей, распо­ложенных на территории ХВО. Таким образом, с точки зрения контрольного надзора, РКИ под­чиняется весь военный ко­миссариат со шта­бом Округа, управления и военкоматы».
Начиная с апреля 1920 года, Сергей Владимирович делал постоянные по­пытки возвра­титься в Москву к родным: «В продолжение 1918 года и половины 1919, я служил в Москве в комис­сариате РКИ в контроле Северных железных дорог, а затем в центральном управлении в должности контролера. В июле 1919 года, я как бывший офицер <неразб.> нахо­дился в штабе с <неразб.> фронта по настоящее время с согласия <неразб.>, как нестроевой командирован в распоряжение начальника военной инспекции. Проживаю в Москве, имея здесь старуху мать и больную сестру. Прошу вашего разрешения об откомандирова­нии меня в Мо­скву. Управляю­щему инспектору путей сообщения. С. Дервиз». Так писал Сер­гей главному кон­тролеру. Хочу за­метить, что отца он уже не упоминает, видимо к этому мо­менту Владимира Ва­сильевича уже не было в живых. Мой дед хотел бы вовсе демобилизо­ваться из армии. О нем про­сил замнаркома Аванесов, просили из Инспекции контроля путей сообщения. 22.04.1921 из учетно-распредели­тельного отдела НК РКИ ответили: «… Уведомляем, что возбуждать ходатай­ство перед Особой Центральной Комиссией по отсрочкам при Рев­военсовете об откомандиро­вании из Армии не следует, т.к. он состоит в полевой инспек­ции, являющейся од­ним из орга­нов РКИ. <неразб.> следует возбудить ходатайство орг. НК РКИ о переводе тов. Дервиз на об­щих основаниях в железнодорожную инспекцию, как слу­жившего ранее по означен­ной специаль­но­сти». В конце 1920 года по приказу Народного Ко­миссара Рабоче-Крестьянской Инспекции Ук­раины были соб­раны списки всех сотрудников РКИ, имевших опыт службы в желез­нодорожном контроле. Вскоре вышел приказ о прекраще­нии деятельности уездных контролей и о подчинении их Губерн­ским Инспекциям. Служба деда шла хорошо и его, наряду с другими, реко­мендовали в более крупное подразделение, в Харь­ков. С июля по октябрь 1921 года шла пере­писка между Ад­министратив­ным Отделом Управле­ния Делами Наркомата РКИ, Военно-Морской Инспекцией РСФСР, организа­ционным Отделом военной инспекции УССР, начальником РКИ Киев­ского Воен­ного Округа, на­чальником Полтав­ского губотдела РКИ и т.п. об откомандировании то­варища Дер­виза. Он ждал и ждал в Полтаве[29].
За это время познакомился с моей бабушкой, Алек­сандрой Тимо­фе­евной Сепитой (11.05.1898 с. Красногорка, Полтавской губ. — 21.06.1962 Москва). Она служила с 12.07.1920 в Полтавском губернском отеле Всероссийского Профессионального Союза работни­ков Торго­вых, Советских, Общественных и Кооперативных учреждений и предпри­ятий, в секции «Со­вет­ская ГубРКИ». Александра принадлежала к казачьему сословию. Брак между ними был заключен в сентябре–октябре 1920 года на Ук­раине в Пол­таве. Этот вывод можно сделать на основании записей в бабушкином профсоюзном удостове­рении, где запись о смене фамилии и о членских взносах в октябре 1920 года сделаны одними чернилами. Похоже, что Сергей влюбился сильно, а бабушка вышла замуж без горя­чих чувств.
Алек­сандра окончила в Полтаве восемь классов частной гимназии А.П. Вахниной в 1918 г. и посту­пила в Харь­ковский Архитектурный Институт. Крестный Александры Тимо­фе­евны, дядя по матери, Федор Александрович Асма­ков, был купцом 2-й гильдии в Пол­таве.
В октябре 1921 года деда перевели в Москву по распоряжению Особой Центральной Ко­миссии по отсрочкам и откомандированиям при Реввоенсовете республики. Может быть, помогли ходатайства. Но поскольку он так сильно рвался в Контроль Путей сообщения, туда его не пус­тили, а назначили инспектором в «Москвотоп», или отдел Топлива Московского Совнар­хоза. По возвращении в Москву, молодые поселились вместе с матерью Сергея, Надеждой Оска­ровной и сестрой Верой по адресу 4-я Тверская-Ямская, д. 8. кв. 2. Возможно, Алексан­дра Тимофеевна в живых застала и свекра, Владимира Васильевича, поскольку тот умер после револю­ции. Во всяком случае, фото свекра было в ее личном, а не в семейном фотоальбоме. Отношения Александры Тимофе­евны с золовкой Верой Владимировной поначалу не склады­вались. Видимо, родные не за­были первый брак Сергея, который отнял у них солидный кусок жизни, и были насторожены по отношению к новой его избраннице. Вера была одинока, обла­дала непростым характером. Но и бабушка была не из воска. Что называется, «нашла коса на камень».
С 1916 года упомянутый адрес как-то связан с братом Сергея, Александром. Он жил там в то время, когда вся семья была в Б. Козихинском пер. Почему Александр отделился, неизвестно. Однако этот адрес сохранился вплоть до рождения моей мамы в 1929 года и далее.
Бабушка вспоминала, что при каком-то переезде, вещи везли на подводе, а она шла за подводой и плакала, жалела себя. Пытаюсь поставить себя на ее место и представить, что я в чу­жом городе, в чужой семье, где люди неприветливы, я всем посторонняя, мужа не очень люблю. Тяжело на душе. Бабушка хотела даже уйти от деда, потому долго не решалась иметь от него де­тей. Когда же она сообщила мужу, что уходит, тот ответил: «… Лучше живым положи меня в гроб…». После этого все успокоилось, и родилась моя мама, Татьяна Серге­евна. 21 мая 1929 года. Алексан­дра Тимофеевна, видимо тоже изменилась, стала дамой большого города. Один из дру­зей юности деда, упомянутых выше потомков Ивановских предпринимателей Гарелиных или Карет­никовых, обмолвился в присутствии Татьяны Сергеевны, тогда еще ребенка, о том, что Алек­сандра стала лучше, а то была «галушка Полтавская». Это было уже после смерти Сер­гея. Кто-то из этих назва­ных двоих, был крестным моей матери, но она не сохранила воспоминаний, кто именно.
И ба­бушка, и дедушка были людьми верующими. Дочь была, конечно же, крещена, несмотря на на­чавшиеся уже на­падки на Церковь. Только Сергей Владимирович своих убеждений не скрывал, а Александра Тимо­феевна старалась не афишировать. Мама вспо­минала, что только однажды, на вопрос перепис­чика при всеобщей переписи: «Верующая ли вы?», бабушка не смогла солгать и твердо ответила — «Да», чем очень удивила свою дочь.
С 1936 по 1939 годы Александра Тимофеевна работала в ателье мод «Ростекстильшвей­торга», портнихой. Затем, в ателье «Литфонда».
Этапы же службы деда можно проследить по трудовой книжке или «Трудовому спи­ску», выданному в 1927 году. 20 апреля 1927 года Сергей обращался в МГУ за копией удостовере­ния об окончании Университета. Для устройства на работу требовалось подтверждение диплома. С уходом из контроля путей сообщения, с которым Сергей связывал свои надежды еще до револю­ции, он «выпал» из профессии и потерял путеводную звезду. Работы, соответствующей его специальности, не было. Иногда вообще никакой работы не было. Причем, как только контора, в которой Сергей находил новое место, входила в стадию реорганиза­ций, мой дед терял работу. Думаю, это добавляло сложности в жизнь молодой семьи.
01.03.1929 ему, служащему в дорожном отделе Моссовета (Лубянский пассаж, пом. 1-5) по месту службы было объявлено о лишении комиссиею Сокольнического р-на его избирательных прав, причем мотивов приведено не было. Потом выяснилось, что он лишен избирательных прав как б. дворянин и старый судебный работник и офицер. Он потребовал разобраться. Какое-то время разбирательство тянулось, но с проблемой удалось справится[30].
Только к маю 1930 года положение с работой стало стабильным. Профессиональные знания Сергея Владимировича были востребо­ваны, военный опыт тоже. 16.03.1932 он стал работать в Дорожном тресте Краснопресненского района, причем его туда пригла­сили. Время от времени экономиста Дервиза отправляли на военные сборы, даже совсем неза­долго до смерти. Мама вспоминала, что она хва­сталась детишкам во дворе: «Мой папочка уе­хал в «Орелу», он теперь не папочка, а Красный Ко­мандир». Большую часть своей жизни этот чело­век провел в военных погонах, и все это время хотел рас­статься с армией.
Со слов моей мамы, я знаю, что Александре Тимофеевне нравились люди, увлеченные своей работой (таким оказался ее второй муж). Сергей же Дервиз профессиональных привязанно­стей не имел, «дела всей жизни» у него не было. Он просто ходил на работу. Работая, Сергей пы­тался выжить. Он был человеком веселым и компанейским, Сергей Владимирович охотно встре­чался с друзьями, любил погово­рить о жизни, выпить водочки, попеть русские песни. На­сла­ждался бытием. Где-то приспосабливался, где-то отступал. Как гласит народная мудрость: «Пропади земля и небо – я на кочке проживу». Он был мягким и добрым, видимо в мать. Надежда Оскаровна Кригер тоже была добрым и спокойным человеком, в отли­чие от мужа, Владимира Васильевича. Твердый характер его унаследовали дочери. Большого успеха в жизни Сергей не добился, его звезд­ный час прошел. Карьера в государственном контроле, так удачно начавшаяся в 1913 году, была прервана октябрьскими событиями 1917 года. Очень мягкий человек, в одном он был тверд, строг и даже суров. Это в воспита­нии своей маленькой дочки. Даже бабушка, совсем не «ки­сейная ба­рышня», пыта­лась иногда ос­лабить его строгости. У него был необсуждаемый аргу­мент: «Она должна вырасти хорошим че­ловеком». И это удалось.
Умер мой дед 18.01.1937, на Креще­ние, от рака тонкого кишечника, и был «исключен из списков Рай­дортреста как умерший». Его до­чери, моей маме, было всего восемь лет. Похоронен Сергей Владимирович на Немецком (Введенском) кладбище в Москве. Впоследствии, рядом была похоронена его жена и ее второй муж. Думаю, что мой дед, уйдя из жизни в 1937 году без «помощи Советской власти», при­крыл своей смертью всех по­следующих потомков. Его семья не подверглась никаким гонениям и про­жила самую спокойную жизнь по сравнению с остальными потомками Василия Николае­вича и Софьи Владимировны фон Дервиз. Зная истории остальных его родственников, пони­маю, что не­приятности могли быть не­шуточные.
Второй муж моей бабушки, Александры Тимофеевны Дервиз— Георгий Густавович Боссе, был профессором кафедры ботаники Орехово-Зуевского Педагогиче­ского Института. Брак заклю­чен был в апреле 1941 года. Примечательно, что первый и второй мужья моей бабушки учились в уни­верситете в одни и те же годы, а с братом Сергея, Александром Владимиро­вичем, Георгий Густаво­вич и вовсе учился на одном факультете и на одном отделении, естествен­ном, почти в одно, и тоже время. Если представить себе размеры того старого универси­тета, ста­нет ясно, что все они были знакомы, пусть и шапочно.
Только с появлением сайта, посвященного героям Великой войны, я узнала о наградах деда. Св. Анны 4 ст. с надписью «за храбрость» приказом от 02.06.1916 Св. Станислава 2-й ст. с мечами и бантом приказом от 21.07.1916. Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом приказом от 19.01.1917. Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом приказом от 19.01.1917. Все за отличие в делах против неприятеля. Надо ли говорить, что о них никто не знал?
Сестра моего деда, ВЕРА ВЛАДИМИРОВНА, родилась 25.10.1885 в селе Поташ, Уман­ского уезда, Киевской губернии в имении графини Шуваловой. Крещена в церкви Рождества Богородицы села Поташ. Восприемники: служащий в имении Шуваловых Крондштадский второй гильдии купец Николай Никифорович Петров и дворянка Софья Михайловна Зельгейм[31]. Окон­чила Коломенскую женскую гимназию Императорского Человеколюбивого Обще­ства в Санкт-Петербурге[32]. Образование было отличное, Вера вла­дела двумя язы­ками, обладала недюжинной эрудицией. В 1910 г. поступила на курсы, но не окончила из-за недостатка средств. С переездом родителей в Москву, в 1911 году, Вера стала жить с ними, сначала в Богословом переулке, затем в Б. Козихинском, в д. 6., кв. 20. В Адрес-календаре «Вся Москва» она появляется только в 1913 году, когда оформила вид на жительство.
Из частной жизни Веры в этот период известно, что она дружила с дочерью булочника Филиппова, Ан­ной Ивановной. Они служили вместе в Мосгоруправе, где Анна с 1910 года была писцом. Говорят, Вера Владимировна была высокого роста и очень хороша собой, ее срав­нивали с актрисой немого кино, Верой Холодной. Однако, как это часто бывает с красави­цами, семьи она так и не создала. К Вере сватались вполне уважаемые мо­лодые люди, но в ее прошлом была ка­кая-то история, и Вера выбрала одиночество, всю жизнь, до ссылки, проживая с матерью, а потом в ссылке с сестрой. Обладая твердым и бескомпромиссным харак­тером, именно она принимала решения о переездах, отъездах семьи, а главное, об уничтожении бу­маг подтверждаю­щих дворян­ство и семейных фотографий, хранящихся у них. Потому так трудно найти сейчас сведения о родных. Возможно, Вера была не права с точки зрения истории семьи, но это унич­тожение и забве­ние были необходимы, чтобы выжить в то время, кое-что хранить было опасно.
Трудовой список:
1905-1908 давала уроки
1911 электротехническая контора Полякова
04.08.1912 Вера подала господину члену городской управы Фадею Александровичу Ку­зину прошение о выдаче вида на жительство в Москве на предмет приписки. Она служила в Московской городской управе в качестве писца от­дела по присое­динению владений к горканализации с 01.12.1912 по май 1916 года. Будучи человеком сведущим и добро­совестным, она бы­стро продвигалась по службе и к 16.05.1916 была уже заведующей группой по приему канализа­ционных сборов[33]. Прослужила в управе вплоть до 1918 года.
1918-1918 народный суд 8 уч. Тульской губ. секретарем.
1919-1921 отделение юстиции Моссовета
1921-1924 Московская губ. прокуратура помощник секретаря.
16.03.1922 Народный Комиссариат Продовольствия РСФСР, управление заготовок просит откомандировать к ним Веру Дервиз, т.к. она опытный работник, знакомый с продовольственно-кооперативным делом и опытный бухгалтер со знанием иностранных языков[34].
1924-1925 Наркомтруд делопроизводитель. В 1924 году Вера и мать Наде­жда Оскаровна жили на 4-й Тверской-Ямской в доме 8, кв. 2. Вера тогда временно служила регистратором в Цен­тре управления соеди­ненного страхова­ния в общественной канцелярии в должно­сти регистратора, где пригодились ее навыки делопроизводства и сче­товодства. Взяли ее на не­большой разряд, но и это было хорошо. В названную организацию Вера попала с биржи труда. Видимо, безработица коснулась и ее, до этого работа была, Вера Владими­ровна даже состояла в Профсоюзе советских работников с 01.05.1920, что облегчало определение на службу[35].
1925-1929 Северный жилтрест секретарь.
1929-1930 всехимпром делопроизводитель.
1931-1932 политехнический ин-т.
С 1933 года в учреждения по руководству самолетостроением в СССР.
С предоставлением места уволена по сокращению штатов.
С 11.11.1937 по 13.03.1941 работала в тресте «Роспищепрмпроект» НКПП РСФСР работала в должности архивариуса и корректора. Тов. В.В. Дервиз свой участок работы знает, к работе относится добросовестно[36].
А лучше, пусть Вера сама расскажет о себе. Автобиография из дела репатрианта: «Училась я в гимназии в Петербурге, где жили родные моей матери. Окончив ее, некоторое время жила с родителями, давала частные уроки. С 1905 по 1909 семья наша жила в г. Иваново-Вознесенске, где отец мой также работал лесничим, а в 1910 г. мы переехали в Москву. Здесь я окончила курсы стенографии и машинописи и с 1911 года начала работать по найму. В конце 1918 года я с родителями временно выехала в Тульскую губ., где работала секретарем нарсуда. Отец мой вскоре умер и весной 1920 г. я с матерью снова вернулась в Москву и поступила на должность секретаря районной прокуратуры. И так, работая (в разных учреждениях), я жила с матерью в Москве до марта 1941 года. По реконструкции Москвы, и ввиду сноса дома, в котором мы жили близ Курского вокзала (В. Сыромятническая), по распоряжению Московского совета и выдаче определенной суммы, как тогда было установлено, мы с матерью решили выехать на Украину в Знаменку, где жила моя сестра О.В. Катаула, имея собственную квартиру. В Москве оставаться нам было негде и в апреле 1941 мы приехали в Знаменку.
Когда началась война, эвакуироваться нам не позволила тяжелая болезнь мужа сестры, который умер вскоре после прихода немцев в конце 1941. И так мы остались в оккупации. Отец моей матери был немец (русский подданный), и при отступлении немцев в 1943 году она была взята на учет и по письменному приказу немецкого командования (сдан мною в МВД Знаменки) мы были вывезены в Польшу в Коротошна, затем в Германию, где я работала в пошивочной мастерской и на общей кухне. По приходе нашей армии мы стали возвращаться на Родину. В Торне нас проверяло МВД, так же как и в Знаменке, куда мы приехали в августе 1945. Мне восстановили пенсию, которую назначили в 1940 г. В мае 1946 г. нас вызвали в МВД, и задав сестре несколько вопросов о принадлежности ей квартиры, предложили дать подписку о добровольном выезде в Коми АССР. Через два дня нас выселили из квартиры принудительно и в нее тотчас же въехал сотрудник МВД.
Я была выселена во двор с больной матерью, которая уже три месяца была парализована. Так, под открытым небом, и пробыла с ней 10 суток, пока она скончалась, похоронив ее, я, согласно приказа, выехала из Знаменки и 8 июня приехала в Сыктывкар. В 1947 поступила в фельдшерско-акушерскую школу швейцаром, а с 1950 года работаю до сего дня там же секретарем учебной части»[37].
После отъезда сестры Ольги со спецпоселения, в 1955 году, когда стали отпускать немцев, Вера осталась одна. Я не знаю, где она умерла. Из официального ответа из МВД по республике Коми видно, что в том краю она не умерла и не похоронена, возможно, в 1960-х вернулась на Украину. Знаю со слов мамы, что скончалась Вера в доме престарелых, но не знаю, в како городе. Не за долго до смерти просила племянниц (дочь брата Сергея и дочь сестры Ольги) забрать ее. Но никто не имел такой возможности.
Их брат, АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВИЧ, родился 02.06.1888 в селе Машурово, Уман­ского уезда Киевской губернии. Крещен в селе Машурово в Иоано-Предтеченской церкви. Его крестным был тот же Николай Никифорович Петров, что крестил его брата Сер­гея, а крест­ной — жена Адольфа Ангермана, Бронислава Михайловна[38]. В 1905 году принят в 7 класс Шуйской гимназии по свидетельству из Уманской гимназии[39]
Александр был припи­сан к 1;му призывному участку Шуйского уезда и в 1909 году подлежал исполнению воинской повинно­сти. Учился в Уманской и Шуйской гимназиях. Учился, в общем-то, неплохо, но и не замечательно. Еще в Умани оставался на второй год, в Шуе же много прогуливал, получил даже однажды двойку по поведению за постоянные отлучки из Шуи и, соответственно, пропуски уроков. Видимо, он от­правлялся в Иваново к родителям и сестре. Там, в гимна­зии, из 445 учащихся 220 были приез­жими. Они жили на частных квартирах. Гимназисты отлуча­лись домой довольно часто и собрать их, особенно после каникул и праздников, было трудно.
В 1905/06 учебном году все три брата фон Дервиз (Сергей, Александр и Николай) жили на ул. Миллионной в собственном доме Дилигенского Андрея Александровича, бывшего помощ­ника исправника в Шуе. Поселились братья в его доме по собственному выбору, но директор гимназии отчитывался перед попечителем Московского Учебного Округа о месте и условиях проживания каждого гим­назиста вверенной ему гимназии. С Дервизами проживали еще три ученика этой же гимназии: Стахов­ский и два брата Капацинских. Думаю, им было довольно весело в такой муж­ской компании.
Хотя гимназисты были старше по возрасту нынешних старшеклассников, но, вероятно, им тоже требовался контроль, а его не было, родители были далеко. Жители Шуи, сдающие, гим­назистам жилье были зачастую не проверены и безразличны. Дисциплина в Шуйской гимназии хромала на обе ноги. Начиная с 1905 года, это учебное заведение постоянно лихорадили беспо­рядки. Я упоминала о них при рассказе о Сергее. Но он покинул гимназию до событий, осенью 1906 года, а брат Александр еще оставался и был их свидетелем, если не участником. Школяры требовали по­слаблений в обязательном ношении формы, изменений в преподава­нии ряда пред­метов, особенно словесности, разрешения посещать городской каток и публич­ную библиотеку, а по уставу гимназий, гимназисты не должны были посещать публичные заведения. Преподаватель словесности Михаил Васильевич Сперанский, один из старейших учите­лей гимназии подвергся их жесткой критике. Моло­дые люди требовали изменения списка препода­ваемой лите­ратуры и стиля преподавания. Педа­гога, горячо любимого и уважаемого и учащимися, и роди­телями, и коллегами еще три года на­зад, у которого учился и которого тепло вспоминал поэт К.Д. Бальмонт, гимназисты вдруг обви­нили в наивном и «детском» преподавании предмета. Травля Сперанского продолжалась и в газете «Владимирец». Директор гимназии Виктор Иванович Сто­вичек[40] потребовал через родительский коми­тет, чтобы гимнази­сты извинились, но Сперанский оказался мудрым человеком. Понимая, что фор­маль­ное извине­ние ничего не изменит в его отно­шениях с учениками, он изъявил готов­ность изменить и стиль преподавания, и его содержание. В гимназию для контроля был от­правлен ин­спектором некто господин С. Любимов. Он должен был заносить в кондуит все про­ступки учени­ков, начиная с громкого крика в коридоре во время рекреации, заканчивая почти преступными деяниями. Разуме­ется, его невзлюбили. На беду, Любимов был еще и матема­тик, причем слабый. Конечно же, ме­жду ним и учениками началась настоящая война. Даже роди­тельский комитет, осуждая грубые выходки своих детей, выступал против такого пре­подавания, понимая, что сы­новьям следует дальше учиться, например, в университете, а знаний нет. Госпо­дину Попечителю Московского Учебного Округа постоянно докладывали о положении в Шуйской гимназии. Эти со­бытия отрази­лись в статье «Из жизни Шуйской гимназии» в газете «Владимирец» от 01.12.1906 и данный но­мер был затребован Господином Попечителем Мос­ковского Учебного Округа. Короче говоря, дело было громкое и продолжительное. Настолько все было серьезно, что обсуждалась возмож­ность отмены весенних экзаменов и окончания учебного года 14 апреля, т.к. после Пасхи боль­шинство учащихся вряд ли вернулись бы в гим­назию, будучи удержаны родите­лями. Уже в 1906/07 учебном году дирекция изменила подход к размещению на жительство ино­городних учеников. Больше никакого «собственного» выбора при поисках жилья не было. Только по «вы­бору родителей и с ведома дирекции». В этом учеб­ном году Александр проживал один, без братьев, у меща­нина Шуи, Брюханова Петра Васильевича. Брат Сер­гей искал, где бы ему сдать экза­мены на атте­стат зрелости, а относительно брата Николая у меня до сих пор нет данных. Те­перь принимающие гимнази­стов на постой отчитывались перед дирек­тором гимназии за каждый шаг школяров. Так или иначе, меры по взятию «детишек» под кон­троль были приняты. Но и юноши добились мно­гого. Им было разрешено посещать каток, правда, в присутствии представи­телей родитель­ского комитета, и городскую библиотеку, по­скольку гимназическая была признана скудной[41].
Александр в конце концов получил аттестат. Оценки не хуже и не лучше, чем у других, и 06.07.1907 был принят в Московский Императорский Университет, на физико-математический факультет, на естест­венное отделение, по специальности «почвоведение». Окончен университет 08.09.1913[42]. Пре­по­дава­телем Александра по минералогии был, знаменитый ныне, Владимир Иванович Вернадский, курс определения минералов преподавал Константин Дмитриевич Глинка[43], по учеб­нику химии его потомка я учила химию, а мой младший сын готовился к поступлению в инсти­тут. Пре­подавал там и будущий академик Д.Н. Анучин[44]. В то время эти, известные ныне, люди были обыч­ными преподавателями, мучившими студентов зачетами и экзаменами, читающими лекции прилежным и нерадивым ученикам. Они были одержимы своей наукой. Сейчас эти ученые из­вестны, как клю­чевые фигуры в своих областях знаний.
В сентябре 1913 года, после окончания университета, Александр решил продолжить образо­вание и поступил в Московский Сельскохозяйственный институт[45]. Похоже, брат моего деда должен был, так или иначе, продолжить династию лесничих и егерей, людей близ­ких к при­роде и лесу. Его прадед Отто Иванович Кригер, деды: Василий Николаевич фон Дервиз и Ос­кар Оттович Кригер, дяди: Владимир Оскарович, Николай Оскарович Кригер, Сергей Оскаро­вич Кри­гер и Николай Васильевич фон Дервиз, отец Владимир Васильевич фон Дервиз. Все лес­ники и егеря. Так и не знаю, окончил ли Александр Владимирович МСХ инсти­тут, так как началась война, и в марте 1915 года, он был уволен по прошению. Ему пред­стояло отбывать воинскую по­винность на правах вольноопределяющегося. До определения в войска он один месяц послужил писарем в Милютинском лазарете, который создан был в основном на средства польских общест­венных ор­ганизаций, ожидая отправки к месту службы. Александр Владимирович был призван в 84-й пехот­ный запасной батальон 15.05.1915 юнкером рядового звания, а 3 июня 1915 года отправлен на 4-х месячный курс Александровского пехотного училища. 10 июня он принял присягу и уже 31 августа произведен в унтер-офицеры. Алек­сандр был выпущен по 1-му разряду прапорщи­ком Армейской охраны и оставлен при Училище, где 27.06.1916 Высочайшим приказом был про­изведен в подпо­ручики. В этом звании он прибыл в 194-й пехотный запасной батальон и был на­значен младшим офи­цером 4-й роты. 13.12.1916 его перевели в 19-й Туркестанский полк, доку­менты которого, к сожа­лению, не со­хранились в архивах. В 1916 году Александр фон Дервиз был холост, так указано в его послуж­ном списке[46]. Вернулся ли Александр в институт после войны, не известно.
С 1913 по 1915 годы он жил в Москве вместе с родными, в Б. Козихинском пер., д. 6, кв. 20, а в 1916 году вдруг стал жить отдельно от всех, на 4-й Тверской-Ямской в доме 8. У него там был даже те­лефон с номером 64-70. В списках абонентов московской телефонной сети 1915 года хозяином этого номера был некто Лейкфельдт Георг Эмильевич.
Троюродная моя сестра из Ростова-на-Дону говорила, что знает со слов своей ба­бушки, Александр уехал в Аме­рику. Оказалось, от него приходили в Россию письма, до смерти его се­стры Ольги, с перерывами. Они почему-то не были уничтожены сразу. Лет 40 назад брат Марины, будучи 12;летним мальчиком, ви­дел эти письма. Вроде бы, эти письма были целы еще в 70-х годах про­шлого века. Когда Александр уехал, что предшествовало этому — эти сведе­ния Ольга и ее дочь Наталия унесли в могилу.
Ну, а до того, как все эти тяжелые и печальные события состоялись, была жизнь. Учеба, ра­бота, планы и надежды. Был круг приятелей и друзей. Знакомство Александра Владимиро­вича фон Дервиз со вторым мужем моей бабушки, в бытность обоих в университете на одном факуль­тете не вызы­вает сомне­ний. По косвенным сведениям из биографии его брата Сергея, напра­шива­ется вывод, что в 1919 году его уже не было в стране, или в городе. Неиз­вестно, были ли у него потомки. Если были, то непременно установим с ними связь.
Младший брат моего деда, НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ, родился 06.12.1889. Крещен в Святопреображенской (деревянной) церкви села Маньковки Уманского уезда 02.01.1890. Восприемники: купец Николай Никифорович Петров и Елена Робертовна Задульская, жена дворянина Станислава Антоновича Задульского[47]. Учился в Шуйской гимназии, куда был пе­реве­ден из Уманской ги­мназии в 1905 году в 3-й класс[48]. В первый же год учебы в новой гимна­зии ему была снижена оценка по поведению «за постоянные шалости», видимо это был актив­ный моло­дой че­ловек. В следующем, 1906/07 учеб­ном году, в доне­сениях дирекции этой гимназии Господину Попечителю Московского учеб­ного округа упоминаний о Николае Владимировиче фон Дервиз я не обна­ру­жила, потому что он покинул гимназию и 03.10.1907 при Ярославском кадетском корпусе сдавал экзамен на воль­ноопределяющегося[49]. В какие войска поступил, не известно. Упоминание о Николае в Адрес-календаре «Вся Мо­ск­ва» за 1913 и 1914 годы говорит, что он проживал все в том же Б. Кози­хинском переулке, со всеми дру­гими родными. Затем перебрался в Питербург к бабушке Криге­р, где, в 1914 году он, вместе с кузеном Александром Степано­вичем Новиковым, был поручителем по женихе на свадьбе двоюрод­ной сестры Веры Степановны Новиковой. В его жизненные планы были свя­заны с ле­сом. И 10.04.1915 он сдавал экстерном экзамен, будучи подготов­лен частным образом преподавателем этого лесничества В.С. Бароном. И 08.04.1915 был отправлен на службу в Ремдовское лесничество Псковской губ., откуда уволился 25.09.1917 по болезни[50]. Умер в Москве в Мариинской б-це 11.03.1918 от миокардита. Похоронен 13.03.1918 на упраздненном Лазоревском кладбище[51]. В семье нет ни од­ной фотографии Нико­лая, ни единого документа, с упоминанием о нем.
Младшая сестра Сергея, Веры, Александра и Николая фон Дервиз, ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА ФОН ДЕРВИЗ родилась 04.07.1893 в имении Шуваловой в селе Поташ, Уманского уезда Киев­ской губернии. Крещена в церкви Рождества Богородицы села Поташ в день рождения. Восприемники: служащий в имении Шуваловых Крондштадский второй гильдии купец Николай Никифорович Петров и дочь губ. секретаря Мария Федоровна Брендель[52]. Она училась в Уманской гимназии, а затем, в 1905/06 учебном году, была переведена в третий класс Иваново-Вознесенской женской гимназии. Из класса в класс переходила с разными успехами, не всегда гладко, иногда и с прошениями отца о переэкзаменовках и тогда отец оплачивал ее летние занятия с репетиторами. Особенно не дава­лись Ольге математические дисциплины и рукоделие[53]. Примечательно, что именно ее в дальней­шем жизнь научила делать руками все. Первое полугодие 1910/11 учебного года, седьмого класса, Ольга как обычно, одолела, а во втором перестала учиться, как видно из докумен­тов Ива­ново-Вознесенской гимназии. Видимо, это было связано с переме­нами в жизни всей семьи, переехавшей в Москву. Отчислена она не была, а переведена с припиской «по се­мейным обстоятельствам» и с потерей года в частную гимназию Румянцевой в Москве. Видимо, семейными обстоятельствами и был переезд семьи в Москву. Гимна­зия была новая[54], маленькая и располагалась по адресу: Тверской бульвар, д. 15. Это было совсем рядом с Б. Кози­хинским переулком, где жила вся семья. Можно представить, что туда она шла утром по старым улочкам Арбатской части. По данным ее внучки, Марины Воеводиной, Ольга в октябре 1915 года вышла замуж за некоего Сергея Алексеевича Александрова, двою­родного брата Николая Вави­лова. Поженились Ольга и Сергей в октябре, возможно в Киеве У внучки ее сохрани­лось бабушкино обручальное кольцо с этой датой. Они оба служили в ВСГ[55], в отделе строительных отрядов Комитета Юго-Западного фронта, управле­ние кото­рого находилось в Киеве. Знаю о первом муже Ольги только то, что он со­стоял с 24.08.1911 на Московской Городской службе в качестве писца Дома призрения имени И.Д. Баева[56]. 01.05.1915 там же Александров был назначен на должность старшего делопроизводи­теля 2;го от­дела, а уже 10.06.1915 уволен по прошению. Тогда же видимо вступил в ВСГ. Он пред­седа­тельствовал на собрании Совета сотрудников управления Строительного От­ряда, проходив­шем 01.07.1917 в Одессе, так ска­зано в «Известиях» Комитета Румынского Фронта. В Адрес-календаре за 1914—1917 годы Ольга продол­жала числиться в Москве в Б. Козихинском все еще под фамилией Дервиз. Ведь она уезжала в Киев не навсегда, рассчиты­вала вернуться в родной дом. Проживая в Киеве во время службы в ВСГ, Ольга могла видеться с вдовой своего дяди, Николая Васильевича фон Дервиз, Анны Мечисла­вовны Михаловской. Туда же приезжала и сестра Вера. И тогда же они встретились в Киеве со своей двоюродной сестрой Лидией Ил­лич, ур. Кобахидзе, дочерью Надежды Васильевны фон Дервиз. Сестры сфотографированы втроем один единственный раз. Не исключено, что встре­тились они на похоронах дяди, в январе 1916 года. Возможно, это была послед­няя встреча сестер в отно­сительно спокойное время.
В 1918 году ВСГ вместе с Земским Союзом (Земгор) расформировали. В декабре 1919 года Киев был взят частями Армии Республики Советов и население, вместе с остатками Добро­вольче­ской Армии ринулось к Одессе, в надежде найти там прежний мир и покой. Не знаю, что стало с Сергеем, но Ольга 10.01.1920 была в Екатеринодаре, откуда писала ему открытку, не отправленную: «Не разлучайся, пока ты жив. Ни ради горя, ни для игры. Любовь не стерпит, не отомстит. Любовь отнимет свои дары. Сережа, дорогой, дарю карточку на память о нашей кочующей жизни, но только вспоминай хорошие стороны ея». Екатеринодар был оставлен ВСЮР 17 марта 1920 года и занят частями 9-й армии РККА.
С мая 1921 году Ольга была уже в Москве. На службу поступила 01.07.1921 делопроизводителем судоходно водолазных работ. С 01.11.1921 делопроизводитель части спасения на водах Курского отдела речного пути и сооружений. Из навыков знание французского. Уволена за сокращением штатов 25.04.1922. Адрес: 4-я Тверская-Ямская д.8. кв. 2.
Муж Иван Федорович Катаула, врач. Живет в Харькове.
Из братьев Ольга упоминает только Сергея.
Из автобиографии: в Москве с мая 1921 года. Замуж вышла в 1915 г. и занималась домашним хозяйством.
Член всероссийского профсоюза железнодорожного и водного транспорта.
Поступила заместителем Сретенского отделения.
В Москве с мая 1921 года. Иван Федорович военный врач, служит в Феодосийском 3-м подвижном госпитале 3 бригады ординатором[57].
Она вторично вы­шла замуж за Ивана Федоровича Катаула в 20-е годы. Второй муж Ольги Владими­ровны родился 04.12.1876 в Мариуполе Екатеринославской губернии и крещен в соборной Харлампиевской ц. Отец временно отпускной унтер-офицер Федор Антонов Катаула, мать Агнешка Иванова. Восприемники отпускной мл. вахмистр Гавриил петров Решетников и солдатка Александра Павлова Дахнова.
Окончил Юрьевские частные университетские курсы и в 1916 году подавал прошение о сдаче экзамена на звание лекаря[58]. Из его военного билета: вступил в РККА в июне 1918 в эвакопункт г. Омска и уволен в 1920 году из 2-й Сибирской дивизии. Последняя должность младший врач. 22.04.1932 снят с военного учета по достижении возраста Кременчугским военкоматом. Иван был на 20 лет старше жены. В «Списке медицинских врачей СССР» на 01.01.1924 указан И.Ф. Катаула, врач по внутрен­ним болезням и хирург, участковый врач с. Пустовойтово, Полтав­ской области. После раз­нообраз­ных перемещений по Украине, семье Катаула предоставили дом в Знаменке, в котором до того жил какой-то священник, пострадавший от репрессий. Новые жильцы с ува­жением отне­слись к прежним жильцам дома и к их имуществу, постарались сохранить его. По­падья даже про­должала жить какое-то время вместе с семьей Катаула. Впоследствии дочка этой попадьи разы­скивала Ольгу, которая уже была в ссылке. Иван Федорович был очень ува­жаем местной вла­стью. Ему была выдана бричка, лошади, чтобы он мог посещать больных в дальних районах. Иван Федорович был единст­венный доктор на большую округу. Возможно, его потому и не тронула никакая ВЧК, его просто не кем было заменить. Док­тор Катаула работал много, мама знала его в детстве, бывая ле­том у тети Ольги на Украине. Туда же, в этот дом приезжали летом и Вера Владимировна с мате­рью На­деждой Оскаровной. Бывала там и вдова брата Сергея, моя бабушка Александра Тимофе­евна. Мама вспоминала, что Иван Федорович был всегда занят. Его внучка Марина Воеводина со слов бабушки рассказывала, что тот в любое время суток го­тов был отправиться на помощь боль­ному. Окрестные крестьяне очень ценили доктора. Завидев Ивана Федоровича издалека, жители сни­мали шапки. Ольга Владимировна уважала мужа, была благодарна ему за заботу, но хранила и память о давно умершем первом муже, Сергее Александрове. Иван Федорович Катаула до 1943 года работал врачом в железнодорожной больнице г. Знаменка, а 18.09.1943 умер от белокровия. Знаменка была уже оккупирована немцами. Будучи врачом и, зная свой диагноз, он почувствовал конец и отослал жену под каким-то предлогом из дома. Когда та вернулась, все было кончено. Когда оккупанты в 1943 году отправляли работников в Польшу, женщины уехали практи­чески добровольно. Из дела репатрианта: «
В 1943 году семья Катаула была вывезена немцами в Польшу, а затем в Германию, где и находилась до момента освобождения их Советской армией.
В 1945 году семья Катаула вместе с Дервиз были репатриированы в Советский Союз и возвращены к месту прежнего жительства на ст. Знаменку Кировоградской обл. В 1946 г. они, как члены семьи немецкой национальности, были выселены из Кировоградской обл. в Коми АССР. Муж Катаула О.В. – Катаула Иван Федорович, 1876 года рождения по национальности украинец, до 1943 года работал врачом в железнодорожной больнице г. Знаменка, а 18.09.1943 умер. Учитывая, что Катаула О.В. и Дервиз В.В. имеют преклонный возраст, все трое по национальности украинцы и русские, отсутствие на них компроматериалов полагал бы Катаула Ольгу Владимировну, ее дочь, Катаула Наталию Ивановну и ее сестру Дервиз Веру Владимировну от спецпоселения освободить и выдать справки для получения паспортов без ограничений. 28.01.1954»[59]. В сентябре 1945 года они возвратились в свой дом. Однако все уже пошло не так, как прежде. Я писала, что дом приглянулся местному начальству. Чтобы удалить хозяев, ста­тья нашлась. И дворян­ство, и немецкое происхождение, и работу в Германии, все припомнили. Когда же им было предписано отправиться в Сыктывкар, предельная дворянская порядочность и бескомпро­миссность сыграли с ними опять злую шутку. Как только скончалась бабушка Надежда Оска­ровна фон Дервиз, жен­щины явились в отдел, ведавший высылкой. Офицер, распределявший осужденных к высылке, выдал им на руки гражданские документы, взял с них честное слово, что те поедут в Сыктывкар. В таком случае ехать предстояло в обычном вагоне, взяв с собой какое-то имущество, а не в теп­лушке, почти без вещей. Мо­жет быть, тот офицер просто был добрый человек, а может быть, он сделал так в па­мять об ува­жаемом докторе, Иване Катаула. И мои двоюродные бабушки, Ольга Владимировна Катаула и Вера Владимировна Дервиз дали слово и поехали. Сейчас понятно, что семье, явно или неявно, предостав­лялась возможность сойти на ближайшей станции и затеряться на просторах Родины. Но, верные слову, они отпра­вились в Коми АССР и явились в Сыктывкаре в местный отдел НКВД. Тамошний начальник был изум­лен. Еще бы, сами явились, с гражданскими доку­ментами, практи­чески без справок. И что с ними делать? Я говорила с другими бывшими ссыльными нем­цами, все утверждали, что в самом городе никто не жил. Все размещались в области, на лесопо­валах. Но я в детстве видела письма, при­сланные тетушками моей маме, их племяннице. Ясно помню, что там, в обратном адресе было написано: «г. Сык­тывкар». Оказалось, удивленный офи­цер пред­ложил им за сутки найти в го­роде жилье и работу, в противном случае — лесоповал. Они все это нашли, благодаря счастли­вому случаю и Наталии. В Сыктывкарской фельдшерско-акушерской школе всем трем женщи­нам нашлись и работа, и жилье. А Наталии Ивановне и учеба. Брались за любое дело, в частно­сти, Ольга рабо­тала вахтером в больнице и была нянькой у де­вочки в семье в городе. Она научи­лась делать все, даже рукоделие, с которым в гимназии были проблемы, ос­воила. Там, в Сыктывкаре, было у них замечательное общество, представители из­вестных дворян­ских фами­лий, интелли­генции. Люди, уже намыкавшиеся по ссылкам. Они под­держивали друг друга, держались вместе. Чужие люди, в память о докторе Катаула, присылали Ольге Владими­ровне, его вдове, помощь. Видимо, что-то из фамильных украшений семье удалось сохра­нить в изгна­нии. Это было их финансовой «подушкой безопасности». Изредка, когда стано­вилось очень уж печально, дамы залезали в НЗ, разводили спирт, покупали селедку и устраивали себе праздник. Жизнь продолжалась и там. Были друзья, оставались какие-то приятные воспо­минания. Отношения между ссыльными потом поддерживались и после возвращения из ссылки.
Дочь Ольги, Наталия, была отпущена со спецпоселения в 1954 году и вскоре уехала че­рез Мо­скву в Ленинград, затем в Ростов-на-Дону с мужем. Ее мать Ольга и тетушка Вера остались в Коми. Я помню Ольгу, видела ее один или два раза, когда она проезжала через Москву, отправляясь к дочери в Ростов-на-Дону, уже старушкой. Она поразила меня своей строгостью и устарелыми, на мой тогдашний детский взгляд, понятиями о приличиях. Один эпи­зод остался в памяти до сих пор. Мы ехали с ней куда-то в трамвае, и я рисовала пальцем на стекле, не то замерз­шем, не то запотевшем. Она строго остановила меня, но я решила, что чего-то не поняла и сделала еще попытку. Она стала еще строже. До сих пор гадаю, что было не так. Видно я повела себя не comme il faut. Это было в 60-х годах XX века, мне было лет восемь, а помню до сих пор.
Мама долго переписывалась с тетушкой, и по какой-то межу ними договоренности вы­сы­лала по 10 рублей в месяц. Почему так договорились, не могу сказать. Эта денежная помощь была обстав­лена некой тайной. Мама считала, что отправляет деньги по секрету от остальной семьи Ольги. Однако, там, в Ростове, все знали, что тетушка ждет в определенный день пере­вода и подыг­рывали. Она строго спрашивала: «Перевод был? Уже должен быть». Однажды мама по­слала тетушке б;льшую сумму. Разница была возвращена, последовал выговор, дескать, сумма должна быть такой, какую огова­ривали. Последнее письмо Ольги, в котором содержа­лась крохот­ная часть информации о Дерви­зах, было отправлено ею 01.08.1982. Она писала, что знает о Дерви­зах мало, но кое-что сообщила. Эта «малость» потом помогла мне в поиске, послужив отправными точками в поиске. Ольга прожила большую жизнь, как и ее тетка, Надежда Васильевна Кобахидзе, урожденная фон Дервиз. Мало кто из Дервизов прожил столько. Уверена, что знала она больше, чем напи­сала. Как жаль, что ко­гда бабушка Оля была жива, я была еще ре­бенком и ее знания не имели для меня никакого значения! Умерла Ольга Владимировна Катаула в Ростове-на-Дону, в феврале 1988 года, 95-ти лет. Похоро­нена она на Северном кладбище, 67-й квартал.
В это же время у двоюродных братьев и сестер моего деда Сергея Владимировича, была своя непростая жизнь. По­сле Гражданской Войны все постарались забыть о той родне, которая могла пред­ставлять опас­ность. Троюродные же друг о друге не знали. Моя мама после смерти старшего поколе­ния, пожалуй, не знала вообще никого.
Единственный сын Николая Васильевича, ЕВГЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ ДЕРВИЗ родился в го­роде Сухум в 30.07.1891. Семья переехала в Тифлис с переводом отца. В 1910 году Евгений Ни­колаевич окончил 2-ю мужскую Тифлисскую гимназию[60], расположенную на Вели­кокня­жеской улице. Во время учебы и после он жил с родителями на Никольской (Николаевской) улице, в доме 7. Неподалеку от этого дома, в доме 27, жила барышня, Нина Ефимовна Болотова, из ку­банских казаков, уроженка станицы Успенской. Она училась во 2-й женской Тифлис­ской гимназии, расположенной на той же Великокняжеской улице. И поскольку молодые люди еже­дневно отправлялись утром и вечером вместе, по одному и тому же маршруту из дома в гимназии и обратно, нет ничего удивительного в том, что между ними возникла взаимная при­язнь, пере­шедшая к пятому классу в любовные отношения. Во всяком случае, так утверждали полицейские документы, освещая событие, описанное ниже. Все было настолько серьезно, что возлюбленные собирались обвенчаться. Да только отец Евгения, Статский Советник Ни­колай Васильевич фон Дервиз и его супруга сильно возражали, справедливо считая, что юноша должен учиться. К этому времени, сразу после окончания гимназии, он уже был зачислен на юридический факультет Пе­тербургского Императорского Университета. Родители намеревались 3-го января 1911 года отпра­вить его в столицу. Однако юные любовники, может быть подсознательно, нашли очень действенное средство давления на сопротивляющихся родите­лей. 2-го января, предварительно договорившись, в меблированных комнатах «Восток» в Тиф­лисе Евгений выстрелил в Нину, по­скольку она не смогла этого сделать сама, а затем в себя[61]. При этом они оставили предсмертные письма. Конечно же, прибыли медики и полиция. История угодила в отчеты в Департамент Поли­ции, дело получило огласку и дошло до суда. Евгений по его решению должен был быть осужден на 4 месяца тюрьмы. Шуму натворили много[62]. После всей этой истории родителям ничего не оставалось, как благо­словить их венчаться. И соседи, и государство были в курсе всех событий. Каждый, кто немного знает Кавказ, в этом не усомнится. И детки добились своего. Родители больше не могли сопро­тив­ляться, и Нину с Евгением обвенчали в Кукийской Александро-Невской церкви 15 мая 1911 года. Поручи­телями по жениху были: воспитанники Александровского института Онуфрий Иванович Вергун и Антон Матвеевич Лысков, по невесте: сын священника Шалва Васильевич Карбелов и учитель Иван Ефремович Скурнихин. Отец жениха остался верен Ален­сандро-Невскому епар­хиальному братству[63].
Толковый адвокат так пред­ставил всю историю юношеской любви, что Управление Юстиции Тифлиса обратилось к Его Импе­раторскому Величеству с прошением о по­миловании, что Государь 17 августа 1911 года Высо­чайше Евгению Николаевичу его жаловал. Не знаю, что стало с этим браком, иногда бурные чувства также бурно заканчиваются. Портрет Нины, однако, Евгений Николаевич не убирал, он висел у него дома, и вторая его жена, Алексан­дра Порфирьевна, знала об этой женщине, не подозревая, что та была законной супругой. В конце концов, Евгений фон Дервиз все же окончил Санкт-Петербургский Императорский университет в 1916 году. В 1919 году Евгений женился второй раз на Александре Порфирьевне Воскресенской (21.04.1899—31.05.1982), дочери священника. Думается, что факт первого брака был Евгением утаен. Невеста из священнической семьи могла и не пойти за него замуж. Александра родилась в селе Николо-Дол, Калужского уезда в семье свя­щенника Порфирия Сергеевича Воскресенского и его жены, Лидии Павловны. Сам Порфи­рий Сер­геевич (1865—?) был сыном коллеж­ского регистратора. После окончания Дан­ков­ского духовного училища (1883) он был определен учителем в Полянскую земскую школу Пере­мышльского уезда, где работал до 1894 г. С 1894 по 1897 гг. был в экспедиции по ороше­нию тер­ритории России. Порфирий 30.05.1897 был определен диаконом в Николаевскую церковь на Долу, и 17.03.1901 рукоположен в свя­щенники Гербовецкой церкви при Гурьевской сельскохозяйственной школе. Дальше переме­щался по службе по благословле­нию. В 1904 году служил в селе Ни­коло-Дол, в 1907 в селе Андреев­ском. Служил даже судовым свя­щенником и вновь 18.01.1907 вернулся в село Андреев­ское. В марте 1911 г. Пор­фирий Сергеевич подал за­писку в Калуж­скую Земскую Управу об устройстве в приходе Благове­щенской церкви села Андреевского хутор­ских хозяйств пересе­ленцев из Киевской губернии по примеру Бабаевской, Бобровской и Сугонов­ской волостей, где к тому времени уже существовали хутора. За заслуги по духовному ведомству награжден орденом Св. Анны 3-й степени в 1908 г. В августе 1917 он перешел в Федосовский приход. 07.12.1923 за­регистрировался в органах Советской вла­сти. Дети Порфирия:
Павел (1891—?), священник, окончивший в 1910 г. Калужское духовное училище и опре­деленный псаломщиком к Дмитриевской церкви на Приселках в 1911 г., переме­щенный в село Рождествено Дальнее 13.03.1913. В 1914 г. вновь вернулся в Дмитри­евский приход. 14.02.1924 зарегистрирован органами Советской власти в селе Андре­евское Калужского уезда.
Сергей (1893—?).
Василий (1895—?).
Александра (21.04.1899—31.05.1982).
Порфирий, как и многие священнослу­жители, с приходом Советской власти подвергся ре­прессиям. Он был допрошен в 1924 г. в Калужском НКВД, где подтвердил, что в своих проповедях поминал крамольного патриарха Ти­хона. После революции Порфирий Сер­геевич был второй раз женат, видимо он снял с себя сан. Да и служить по тем временам было почти негде, церкви были закрыты.
Матери Александра лишилась в полтора года. Ее и троих ее братьев воспиты­вала ба­бушка. В 1917 году Александра окончила Калужское епархиальное женское училище с медалью «За бла­гонравие и успехи в науках» и ей было присвоено звание «Домашней Учительницы». Учителем физики у нее был К.Э. Ци­олковский. Вроде бы, Воскресенские были даже с ним в дальнем родстве. С 1918 по 1919 годы Александра Воскресенская работала помощником секретаря нарсуда Калужского уезда. Там она и познакоми­лась с Евгением Николаевичем Дервиз. С 1919 года Александра перешла на педагогиче­скую ра­боту. До 1924 года она работала в школах Калужского уезда, и в школах Сибир­ского края с 1924 по 1934 годы, отправившись туда вместе с мужем и дочерью. В 1934 году семья вернулась на Кавказ, и с 1934 по 1944 год Александра Порфирьевна трудилась в Сухуми, Абхаз­ской АССР. В 1937 году она посту­пила в Тбилисский государственный пединститут, а окончив его, в 1942 году работала воспитате­лем в детском доме. Потом была учителем, завучем, дирек­то­ром школы в Сухуми. Когда мужа, Евгения, перевели в Тарумовку, Дагестанской АССР, стала работать в Та­румовской школе. Она была заме­чательным педагогом, имела множество благодарностей и гра­мот, ученики даже посвящали ей свои стихи. За свой труд Александра Порфирьевна была награж­дена орденом «Знак Почета».
До 1924 года Евгений работал в Калуге и Калужском уезде в нарсуде. Он был на­правлен в 1924 году на работу в про­куратуру, в Восточную Сибирь (Нарымский край, Игарка, Туруханский край, Якутия). С 1934 по 1944 годы Евгений Николаевич работал в городе Су­хуми, Абхазской АССР. После 1944 года он жил и работал в селе Тарумовка, Дагестанской АССР. Такая география его перемещений наводит на мысль, что работая в юридической системе, Дер­виз улавливая опасность, заранее уходил в отда­ленные земли, уводя свою семью. Характер Евге­ний Николаевич имел сложный, чересчур педантич­ный, родным с ним было нелегко. К каждому делу он подходил скрупулезно, был при­дирчив в деталях. Даже у себя дома в Дагестане Евгений по­строил на участке собственный домик, чтобы там был его и только его поря­док, уклад же в се­мье дочери его не устраивал. В письмах к знакомой он жаловался на безалаберность молодежи. Евгений Нико­лаевич держал в своем до­мике коллекцию оружия, будучи заядлым охотником, держал также свору собак с родослов­ными. Он жил в домике, как помещик, которым не был никогда, не был даже его отец, Нико­лай Васильевич фон Дервиз. О педантично­сти Евгения говорит документ, об обмене ружья на ослика по кличке Ленька. Все было зафиксировано, постав­лены печати сельсовета, свидетели при­ведены к при­сяге, и ослик посе­лился у Дервиза вме­сте с воз­ком сена для прокорма и упряжью н. Может быть этим педан­тизмом Евгений Николае­вич пытался вернуться в ушедшую безвоз­вратно жизнь, в которой были другие правила. Он был творческим человеком, лю­бил рисовать, у пра­внука Юрия Ермолко сохранилось несколько его картин. Одна из правнучек Евгения Николаевича фон Дервиз, Татьяна Юрьевна Ермолко, проживаю­щая в Татар­стане с родите­лями, унаследовала склонность к рисованию, окончила худо­жественную школу, была лауреатом местных художествен­ных конкурсах. Был он и талантливым адвока­том, его речи в суде отличались артистизмом, и люди специально приходили их слушать. Служеб­ная деятельность Евгения была гораздо успешнее, чем у двоюрод­ного брата Сергея, тоже юриста. Жаль, что некоторые годы своей работы Евге­ний Нико­лаевич так и не смог подтвердить и воз­никли какие-то проблемы с начислением пен­сии. Был он человеком благородным и добрым. Они с женой офици­ально усыновили девочку, дочь соседей, лет на 12 моложе родной дочери Вале­рии. Ее отец убил жену, мать девочки, и сел в тюрьму. Де­вочка стала носить отчество и фамилию приемного отца: Лидия Евгеньевна Дервиз, в замужестве Вербицкая. Повзрослев, она уехала с мужем в Казахстан, родила двоих детей. Всю жизнь считала себя до­че­рью Евгения Николаевича и Александры Порфирьевны Дервиз, в письмах обраща­лась к ним как к родителям. Умерла Лидия Евгеньевна Дервиз в 53 года от рака. У нее было двое сыновей.
Сам Евгений Николаевич умер 06.04.1959. Супруги Дервиз похоро­нены в Даге­стане, в селе Тарумовка.
На меня от всех этих двоюродных братьев и сестер, Сергея, Евгения, Веры и Ольги и дру­гих веет тоской, как от чего-то, несбывшегося. Не знаю, кто какие политические взгляды имел, но их жизнь прошла не так, как они готовились прожить ее в юности. Но достоинство свое они сохраняли, не изменяя своему воспитанию, до самой смерти. Хранили они и память о роде, так и не передав ее потомкам. Внук Евгения, Юрий Ермолко, гово­рил, что у его деда абсолютно точно была родословная, он не уничтожил ее, как двоюродная сестра Вера Владимировна, и спрятал где-то в доме. Однако уже в наше время, при вынужденной продаже строения, было перевернуто все, но документ не найден. Так надежно спрятал Евгений опасное сокровище.

[1] Петров Николай Никифорович Петров, провизор в имении Шуваловых, предшественник Иоганна Адольфа Фридри­ховича Ангер­мана. В прочих документах назван Кронштадтским купцом, или мещанином. Между ним и Дервизами была крепкая дружеская связь. Они были друг у друга восприемниками на крестинах и поручителями на свадьбах, даже и в Москве.
[2] ЦИАМ, ф.418, оп.321, д.558. личное дело Сергея Владимировича фон Дервиз
[3] Газета «Владимирец» 3 ноября 1906 г.
[4] РГАДА, Личный архив Шереметевых 1287-5. дела Ивановской вотчинной конторы
[5] ЦИАМ 417 Московский коммерческий институт-11-10. 1906 г.
[6] ЦИАМ 241-1-27. 10-я Московская гимназия. Май 1907 г
[7] ЦИАМ 418 (ИМУ)-321-559. Личное дело Сергея фон Дервиз
[8] РГВИА 2600-1-30. 10-й Малороссийский гренадерский полк. Приказы по полку
[9] РГВИА, 2600-2-39. Приказ по войскам Владимирского гарнизона 21.12.1912.
[10] Там же
[11] РГВИА 2600-2-115. Приказ по 1-й бригаде 3-й Гренадерской дивизии от 03.04.1913
[12] РГВИА 2600-2 Приказы по полку-116. 24.05 1913
[13] РГВИА 2600-2 Приказы по полку 41. 9 сентября 1913 года.
[14] ГАРФ А 406-24а-3576. 1913. Личное дело Дервиз С.В.
[15] Там же
[16] РГВИА, ф. 2841-1 Приказ № 23 по 228 Задонскому полку. Тула. 05.08.1914
[17] Ныне Озерск. 21 августа – 23 сентября 1914 г. был окуппирован русской армией, которая затем отступила.
[18] Россия. Военное министерство. Высочайшие приказы о чинах военных. Санкт-Петербург 1916, 16 мая - 31 мая. Стр. 5 (33)
[19] РГВИА 2841-1-17 Приказ № 94 по 228 Задонскому полку. Тула. 05.10.1914
[20] Название населенного пункта, ныне в Гродненской области.
[21] Богадельня Московского мещанского общества выстроена в конце 1850-х годов. Нынешний адрес: Москва, Бакунинская улица 81/55.
[22] Не путать с Особой Армией. Подразделение, названное особой Армией, на самом деле было 13-й, вновь созданной Армией, из суеверных соображений получившей иное название, дабы не употреблять несчастливое число.
[23] Однополчанин деда по 228 полку и 57-й див., один из первых разработчиков телевидения в России. Уроженец Владимирской губ., из крестьян. П.В. при­зван 12 июля 1914 г. в 12 пех. Великолуцкий п., стоящий в Туле, прапорщи­ком. Он быстро двигался по военной службе. В 1916 г., Шмаков был уже штабс-капитаном. Советский учёный в области электроники, Герой Социалистического Труда, Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1948), профессор. Внёс фундаментальный вклад в практику.  Руководил созданием голографической ТВ-установки, создал подводную ТВ-систему. Я помню этого чело­века. Он прожил долгую жизнь. Уже не было ни моей бабушки, ни деда, когда мы с мамой наве­щали его в гости­нице «Москва», в один из его приездов в столицу из Ленинграда.
[24] РГВА 39-1-23. Приказы по главному управлению погранвойск
[25] ЦГА Москвы ОХД после 1917 Р 3830-3-217 ЗАГС Марьинский (Сущевский)
[26] Сформирована в районе Одессы приказом РВС 12-ой А. от 16.06.1919 из частей бывшей 3-й Украин­ской А. (5-й Украинская стр. дивизии) и повстанческих отрядов. С 14 августа 1919 г. входила в состав Южной группы войск 12-й А., оборонявшей Одессу. В ноябре 1919 переброшена под Петро­град, но была возвращена на Южный фронт для поддержки наступления 14-й А. на Харьков. В январе 1920 г. преследовала войска Деникина на Правобе­режной Украине, разоружала махнов­цев в районе Алек­сандровска. В январе-феврале 1920 г. дивизия участвовала в операции в районе Одессы.
[27] РГВА 28993-3-8. Приказы по Волынской дивизии
[28] РГВА. Ф. 1421. Оп. 2. Д. 463.
[29] ГАРФ А 406-24а-3576. 1913. Личное дело Дервиз С.В.
[30] ЦГАМО 7107-1-1029 переписка и личные документы о восстановлении в избирательных правах фон Дервиза Сергея Владимировича
[31] РГИА 387-24-2876 Дервиз Владимир Васильевич
[32] ЦИАМ, 179-50-2249. Дело Московской Городской Управы о прохождении службы по Москов­ско­му Городскому Общественному Управлению.
[33] Там же
[34] РГАЭ 1943 (Народный Комиссариат Продовольствия РСФСР (Наркомпрод РСФСР)-17 ч.3 (Личные дела (Г, Д, Е, Ж, З, И, К)-10451 Дервиз В.В.
РГАЭ 8328 (Объединенный фонд "Учреждения по руководству самолетостроением в СССР." Наркомат авиационной пром-ти)-2 (Личный состав)-683 дело Дервиз В.В. 1933
[35] ГАРФ, ф. Р5515 Наркомтруд СССР, оп.35 Личный состав, д.501 Дервиз Вера Васильевна 19 июня 1924 г. (На самом деле, это дело Дервиз Веры Владимировны).
[36] Черкасское МВД. Категория «немцы репатрианты». Личное дело 21264 выселенца. Дервиз Вера Владимировна. Архивный № 30304
[37] Черкасское МВД. Категория «немцы репатрианты». Личное дело 21264 выселенца. Дервиз Вера Владимировна. Архивный № 30304
[38] РГИА 387-24-2876 Дервиз Владимир Васильевич
[39] ЦИАМ 459 Канцелярия попечителя Московского учебного округа-3-4398. Копии протоко­лов заседаний педагогических советов казенных мужских гимназий по округу за 1905/06 учебный год.
[40] Стовичек Виктор Иванович, директор Шуйской Царевича Алексея мужской гимназии и Председа­тель Педагогического Совета Шуйской женской гимназии, ум. 26.12.1913.
[41] ЦИАМ, ф.495, оп.3, д.4524. «Из жизни Шуйской мужской гимназии» в газете «Владимирец» от 01.12.1906.
[42] ЦГА Москвы 418-321-558 Дервиз Александр Владимирович
[43] Глинка, Константин Дмитриевич, почвовед и геолог (р. 1867 г). Окончил курс в ИСПбУ.
[44] Дмитрий Николаевич Анучин (08.09.1843—04.06.1923). Русский ученый географ, антро­полог, этнограф, археолог, музеевед. Товарищ Предс. Моск. Арх. Об-ва. В 1896 г. избран ординарным академиком по кафедре зоологии Императорской Ака­демии наук в СПб.
[45] ЦГА Москвы 228-3-1817 дело студента Александр Владимирович фон Дервиз, уволенного по прошению 16.03.1915 для отбывания воинской службы.
[46] РГВИА, ф.409, послужной список подпоручика 194 запасного пехотного батальона, Армейской пехотной роты.
[47] РГИА 387-24-2877 Дервиз Николай Владимирович
[48] ЦИАМ, ф.459, Канцелярия попечителя Московского учебного округа, оп.3, д.4398 Копии протоколов заседаний педагогических советов казенных мужских гимназий по округу за 1905/06 учебный год.
[49] РГВИА 1634-1-285. Ярославский кадетский корпус. Дело об экзаменах на вольноопределяющихся 1 разряда
[50] РГИА 387-24-2877 Дервиз Николай Владимирович
[51] ЦГА Москвы 203-782-666 Петропавловская ц. при Мариинской б-це. 1918
[52] РГИА 387-24-2876 Дервиз Владимир Васильевич
[53] ГАИО (Иваново-Вознесенск) 35-1-143. Женская гимназия
ГАИО (Иваново-Вознесенск) 35-1-150. Женская гимназия
[54] Преобразована из прогимназии. В документах Московского Охранного отделения за 1911 г. указан адрес гимназии: Арбат, дом Стромакова. Возможно, гимназия переехала в процессе пре­образования.
[55] Всероссийский Союз Городов. Образован в 1915 г. Эта организация создавалась для помощи больным и раненым во время войны. Бюджет этих организаций складывался из пожертвований городского населения, как правило, либераль­ной буржуазии, и казенных отчислений. Новым вла­стям было, что использовать из средств этих общественных объеди­нений. Упразднена в 1918 г.
[56] Баев Иван Денисович-старший (1828—1899) был основателем крупной московской обувной фирмы "Баев Иван Денисо­вич старший с братом" и жертвовал деньги на содержание Мещанских училищ в Москве, на строи­тельство церквей, а также на призрение душевнобольных.
[57] РГАЭ 1884 РГАЭ 1884 (Министерство путей сообщения СССР (МПС СССР)-23 (Личные дела "К")-664 Катауло Ольга Владимировна. 01.07.1921-25.04.1922.
[58] ЕААА 402-1-11731. Юрьевские Университетские курсы. Катаула Иван
[59] Черкасское МВД. Категория «немцы репатрианты». Личное дело 21264 выселенца. Дервиз Вера Владимировна. Архивный № 30304
[60] ЦГИА СПб 14-3-56412 ИСПбУ фон Дервиз Евгений Николаевич.
[61] ГАРФ. Ф. 102. Д.п. 4, 1911 г. 0п.75, ч. 10, т.1
[62] ГАРФ, ф. 124 уголовное отделение первого департамента министерства юстиции-36-1911 дело о Евгении Дервизе, осужденном Тифлисским окружным судом за покушение на убийство.
[63] Национальный архив Грузии Фонд 487, опись 1, дело 1330 и 489-7-1184 Александро-Невская Кукийская церковь

 

 

;