Наказание за измену Родине

"Для измены Родине нужна чрезвычайная низость души", - Н.Г. Чернышевский.

Это реальная история, которая произошла 2 сентября 1995 года в подмосковном аэропорту Шереметьево.

Было ранее утро, до отлета моего самолета в Лондон оставалось еще два с половиной часа, а я уже сдал багаж, прошел регистрацию и пограничный контроль. Я быстро нашел зону вылета, которая была указана в билете и увидел возле ворот с выходом на посадку моего рейса единственного пассажира, мужчину в сером костюме, который стоял возле посадочной стойки, как будто уже сейчас будет начинаться посадка в самолет.

Ну, и чудак удивился я, чего здесь так рано торчать? А я лучше, что ли, я, ведь, тоже очень рано приехал? Но стоять здесь, как этот мужик, я точно не буду, я схожу попью кофейку, потом поброжу по магазинам дьюти-фри, поглазею, может чего-нибудь куплю полезного, или не полезного, второе, почему-то у меня чаще получается.

Я улетал рейсом компании Бритиш Эйрвэйс на стажировку в юридическую фирму в г. Престон на севере Англии. Нас было десять российских юристов от 25 до 30 лет, которых Правовое общество Англии и Уэльса отобрало на стажировку в Великобританию: кого-то распределили в Лондон, кого-то в Манчестер, кого-то в Глазго, а меня в маленький, ничего из себя не представляющий, английский городок.

Когда нас всех распределили по городам, после окончания подготовительных курсов в Москве, в здании института повышения квалификации работников прокуратуры, Харриет, руководитель проекта, спросила меня, ну, что Серж, обижаешься на меня, за то, что я, как ты сказал, тебя в глубокую ж… послала? Есть, не много, Харриет, ответил я, скрывать не буду, размышляя о том, кто же меня из слушателей курсов сдал? А что тебе не нравится в Престоне, спросила она?  Ну, я же не только работать хочу в Англии, но и иметь культурную жизнь, что вряд ли в Престоне получится, город этот маленький, в котором нет таких же достопримечательностей как в Лондоне, Ливерпуле или Глазго. Местная футбольная команда играет во второй лиге, что я там буду делать, кроме работы?

Ты меня еще благодарить будешь, сказала Харриет, я считаю, что я тебе дала лучшее распределение.  Во-первых, в Ланкашире, это графство, где расположен Престон, самый понятный и простой английский язык в Англии, тебе будет легче всех, кто попал на стажировку, а вот, например, тем кто едет на мою родину в Шотландию, в Эдинбург и Глазго, я не завидую, там очень сложный по произношению английский. Кроме того, жизнь в Престоне дешевле, чем где-либо в Великобритании, у тебя будет оставаться на руках больше денег, которые ты будешь зарабатывать. Когда у тебя будет отпуск ты сможешь поехать и в Лондон, и в Ливерпуль, и в Йорк, который я рекомендую обязательно посетить, но главное в Престоне намного меньше всяких искушений и разврата, какие есть в крупных городах, или тебе нужен разврат, Серж, спросила Харриет? Да, нет, конечно, зачем мне разврат, я так может иногда с ребятами из фирмы пивка схожу попить, я хочу ходить по музеям, выставкам и на футбол, естественно. Ну, и чудно, сказала она, успехов, лети и не о чем не жалей, а на футбол будешь ездить в Блэкбэрн, он рядом с Престоном, команда сейчас идет на первом месте в премьер-лиге! И не забудь передать привет от меня Алану Ширеру, главному бомбардиру футбольного клуба «Блэкбэрн Роверс» и сборной Англии, посмялась она.

С одной стороны, Харриет меня успокоила начет города, как оказалось, не все так плохо, а с другой стороны, подумал я, получается, что я произвел на нее впечатление такого человека, который легко может искуситься развратом или проще говоря женщинами торгующими своим телом, а она, добрая душа побеспокоилась о моем моральном облике и предохранила от возможного грехопадения. Неужели мое поведение дало повод сделать вывод, что я могу быть морально неустойчивым или она пошутила насчет тех искушений, против которых я не смог бы устоять?

Пока я Размышлял на эту тему ко мне подошли две девушки, Маргарита и Баирма, которые также летели в Великобританию на стажировку. Серега, привет, как настроение, что-то ты не весел, спросили они? Я не стал им рассказывать, что был разочарован выбором города стажировки и про разговор с Харриет. Ты может боишься летать на самолете, спросила меня Баирма, юрист из Улан-Удэ, у которой был лучший английский среди нас, так как она, до получения юридического образования, успела закончить институт иностранных языков? Да, нет вроде, не боюсь, сказал я. Боится, боится, сказала Маргарита, по глазам вижу, но мы тебе поможем преодолеть страх. А, как вы можете это сделать, с любопытством спросил я?  Иди сюда, сказала она и садись с нами, указав на лавочку, которая укромно стояла за рекламой какой-то компании.

Мы сели, я по середке, а девушки по бокам, и Маргарита достала зеленую металлическую фляжку с красной звездой на боку и отрыла пробку, которая соединялась с фляжкой цепочкой, она налила в пластиковую прозрачную рюмку жидкость лимонадного цвета из фляжки и выпила. Теперь ты, сказала она. Это что, спросил я? Это французский коньяк «Наполеон», мы купили его в дьюти фри, пей! А где бутылка, спросил я, почему коньяк во фляжке? Серег, ты что не догоняешь, не будем же мы пить коньяк у всех на виду, наливать в стопки из фирменной бутылки, это не прилично, тем более мы девушки. Я купила еще и фляжку в салоне сувениров, а потом в туалете перелила в нее коньяк из бутылки.  Теперь мы как «порядочные» можем культурно отдыхать, кто подумает, что мы пьем алкоголь? Порядочные, переспросил я?  А, ты че сомневаешься, с вызовом спросила Баирма?  Да, нет, не сомневаюсь. Ну, тогда, пей, если не сомневаешься, приказала восточная красавица, подняв вверх длинные ресницы, смеющихся надо мной, больших черных глаз. Как же можно пить без закуски, спросил я?  Жизнь заставит, будешь пить и без закуски, сказал Марго и подмигнула. Интересно подумал я, а пить без закуски ее хорошая жизнь заставила или плохая? Судя по цене напитка, который она купила в аэропорту и модной одежде на ней, выходило, что так пить ее заставила очень даже хорошая и обеспеченная жизнь.
 
Мы еще раз выпили по стопке и решили, что хватит, мы же интеллигентные люди сказал Баирма! А это что значит, спросила Марго? А это значит, что мы должны знать меру, сказал я. Нам вполне хватило двух маленьких рюмок и мы начали друг другу рассказывать разные анекдоты, рассказы про студенческую жизнь, про танцы в общаге по субботам и прочее. Мы все только недавно закончили свои высшие учебные заведения и еще свежа была память о беспечной и счастливой студенческой жизни.

Наговорившись вдоволь, мы решили до полета разъединиться: девушки пошли купить каких-нибудь русских сувениров, чтобы потом их раздавать в юридических фирмах, где они будут работать, а я пошел в зону вылета, так как до посадки на рейс оставалось совсем не много времени. Приспичило же девкам бегать по сувенирным лавкам, как бы не опоздали, побеспокоился я. А с другой стороны, они уже зарегистрировались на рейс, без них мы точно не взлетим, успокоил я себя.

В зоне посадки на самолет компании Бритиш Эйрвэйс, летевший в Лондон, сидело и стояло уже достаточно много пассажиров. Мужчина, который стоял у посадочного входа еще два часа назад был на том же месте как часовой на посту. Присмотревшись к нему, я узнал в нем генерала-майора КГБ в отставке Олега Калугина, который в те времена частенько выступал по центральным каналам российского телевидения и рассказывал о негативной деятельности органов безопасности в годы СССР. Мне не нравилось то, что, во-первых, эти времена уже давно прошли и далеко не все там было только плохое, а с другой стороны, он получил от Родины все, о чем можно было мечтать: прекрасное образование, хорошее жилье, высокую зарплату, а потом и хорошую пенсию, множество наград, но он кричал на каждом шагу, что все плохо, сплошной ужас. Калугин раздражал именно тем, что он только критиковал все подряд, не предлагая ничего, что может улучшить страну, сделать ее сильнее.

Коньяк сделал свое дело, я осмелился подойти к Калугину и уверенно спросить его, не генерал ли он Олег Калугин? Я полагал, что если у него будет желание, мы могли бы до посадки в самолет пообщаться, он мог бы рассказать какой он видит новую Россию, если, конечно, у него было такое видение? После моего вопроса, не Калугин ли он, генерал изменился в лице, оно стало серо-зеленым, ноги у него подкосились, и он оперся спиной на стойку, сидя за которой работники авиакомпании проверяют билеты перед посадкой в самолет. Свою правую руку генерал положил то ли на сердце, то ли на область желудка. Я не ожидал такого эффекта от своего вопроса. Может, подумал, я так совпало, что я спросил, и именно в это время ему стало плохо?

Через минуты три, я спросил, что с вами, может врача вызвать? Не-ет, медленно сказал генерал, растягивая это слово, все нормально, не надо никого звать? Он тревожно посмотрел на меня исподлобья, изучая, что будет дальше, я тоже молчал и изучал его состояние, мне надо было понять, может он зря сказал, что ему хорошо, может, на самом деле, ему нужна помощь?

Мы простояли так еще минуты две. Вы летите в Лондон, спросил я, чтобы развеять неловкую ситуацию? Нет, сказал, сказал он, я лечу в Южную Африку. Странно подумал я, зачем тогда стоять возле входа на посадку самолета в Великобританию больше двух часов, если он летит в ЮАР? Я задумался, а разве из России есть прямые рейсы в Ю. Африку, а если есть, а я обошел весь этаж зоны вылета, то где посадка в какой-либо город ЮАР, я ее точно нигде не видел?  Что-то генерал темнит, подумал я. Я, если что, буду стоять в этой зоне вылета, позовете меня, если вам нужно вызвать врача, сказал я ему и отошел от него на метров пять.

После того как я отошел от Калугина, он, с лицом, которое на моих глазах постарело лет на 20, продолжал смотреть на меня с опаской. Что за генерал такой, слабак, подумал я, ну, подумаешь, я подошел, спросил его кто он и куда летит, что его так сильно напугало?  В это время объявили посадку в самолет. Калугин подал работнику аэропорта и представителю авиакомпании свой билет и первым юркнул на борт, после чего я почувствовал облегчение, мне не надо было больше видеть его испуганное и состарившееся на глазах лицо, обвиняя в этом себя.

Я дождался Баирму и Маргариту, которые прибежали на посадку, и мы последними зашли с ними в салон самолета. Подойдя к своим местам, девушки попросили одного англичанина пересесть на мое место, чтобы я сел с ними. Тот согласился, и мы уселись в наши кресла. Я им рассказал про чудака Калугина, который после моего невинного вопроса кто он и куда летит, позеленел и, чуть, не испортил свои трусы.

Мы долго гадали о причинах его реакции, но не пришли к единому мнению: Баирма решила, что мой вопрос и его болезненные проявления, совпали случайно. Он мужчина в возрасте, сказала она, ничего странного в этом нет, а Маргарита сказала, что Калугин, вероятно чокнулся когда-то на своей работе, у него, по всей видимости, психическое расстройство и ему может показаться все что угодно, у него, наверняка, добавила она, существуют какие-то страхи, один из которых, например, страх преследования, который я возбудил своим вопросом. Лечиться ему надо, пришли мы все трое к консенсусу, либо это нервы шалят, либо какие-то внутренние органы, а может и то и другое.

Мы взлетели, в самолете начали всех кормить и поить пассажиров, но мы с Баирмой к этому времени уже уснули. Марго разбудила нас за пол час до посадки.  Самолет плавно приземлился в лондонском аэропорту Хитроу, и мы втроем, вместе с пассажирами рейса, пошли к пограничной зоне, чтобы после проверки документов и визы, поехать в свою гостиницу.

Когда мы шли в длинной и долгой очереди к пограничному контролю аэропорта,  параллельным курсом с нами шел генерал Калугин и смотрел на нас лютым зверем. Я показал его девушкам, и они были ошарашены его, полным ненависти и презрения, взглядом. Что ты ему сказал, спросила  Баирма, может ты не только спросил куда он летит? Поверь, что нет, ответил я ей. Маргарита, как не самая робкая девушка на этом свете, показала Калугину свой язык, после чего он отстал в очереди, и мы его больше не видели.
 
Мы прошли границу и поехали в гостиницу Уайт Хаус в центре Лондона, где должны были жить три дня до отправки по своим фирмам в разные города Великобритании. В гостинице на первом этаже был просторный бар, где мы собрались всемером. К сожалению, трое наших ребят не смогли быть в баре, они застряли в лифте гостиницы, который располагался в двух метрах от бара. Но мы не дали жертвам английского гостиничного сервиса «умереть» от голода и жажды, мы периодически приносили им в лифт закуску и пиво. Дверь лифта была сделана из металлической решетки с широкими дырками, такие лифты устанавливались в английских гостиницах в 19 веке, поэтому мы, через эти дырки, могли передавать ребятам мелко нарезанные кусочки сыра и ветчины, а пиво они пили через соломинку, когда я или кто-то другой из наших ребят, держали кружку пива рядом с решеткой. Русские своих в беде не бросают!

В баре Марго рассказала всем о съехавшем с катушек чудаке Калугине, который зло пялился на нас, после приземления в Хитроу. Я расшифровала его, сказала, Марго, он точно психически больной, я показала ему язык, и он сразу же от нас отстал, потерялся в очереди. Он всего пугается, Серёгиного простого вопроса испугался, потом меня испугался. Адвокаты, кто практиковал, в основном, уголовное право и уголовный процесс, тут же начали рассказывать, как в действительности можно распознавать психическое заболевание.

Выпив каждый по большой кружке пива, мы расслабились и начали петь и плясать под песню Кай Метова «Позишн намбэ ван». Саня, адвокат из Владивостока взял с собой на стажировку магнитофон с записями русской эстрады, который этот день нам очень пригодился. Наши ребята в лифте, пока ждали лифтера тоже танцевали одновременно с нами, единственная проблема была в том, что один из них, очень захотел в туалет по малой нужде, это желание у него усугубилось выпитым им пивом, которым мы его поили и нам пришлось сообща решать эту проблемы.

Кто-то крикнул, Вадя, давай прямо на пол, не терпи, пошли они, козлы, куда подальше с их старой рухлядью, имея ввиду лифт, сделанный еще в 19 веке!  Но Вадя сказал, что ему будет стыдно делать это на пол, да и в лифте можно забрызгать двоих товарищей рядом с ним, что было бы совсем не удобно.

Где прачечная спросил я Родриго, нашего бармена, и он показал вход в подвал. С криком, Вадя, я тебе спасу, я побежал в прачечную. Там после стирки и сушки, работницы упаковывали белье в белые и объемные пакеты. Прибежав в прачечную я, положив пять фунтов на огромный гладильный стол и взял несколько пакетов, которые лежали на нем стопкой. Сказав девушкам, что нам с Родриго срочно нужны пакеты, я убежал обратно.

Вадя стоял в лифте и ждал меня, как влюбленный по уши юнец ждет на первое свидание девушку, сгорая от жажды ее поцеловать, обнять и далее по списку его самых интимных желаний. Я прибежал к лифту и через дырки решетки засунул туда три пакета. Берешь один пакет, вставляешь в него второй, в потом оба в третий и мочись туда сколько хочешь, сказал я, по окончании процедуры свяжи пакеты крепко узлом на конце и все дела. Пока будешь «это» делать, Димка и Витька станут к тебе спиной, чтобы никто тебя не видел за этим занятием. Зачем столько пакетов спросил Димон, который был также заперт в лифте?  Для страховки, сказал я, через три пакета точно ничего не просочится, а вдруг есть маленькие дырки в каком-нибудь из пакетов?

Как только я передал пакеты в лифт и дал инструкцию что с ними делать, приехал толстый, черный парень, лифтер, и после каких-то не долгих манипуляций, открыл лифт, после чего Вадик пулей, под наши дружные аплодисменты, выскочил из лифта по направлению к самому вожделенному на тот момент для него помещению с водо-бочковым устройством, где он обрел сказочное облегчение.

После того как Вадя вышел из туалетной комнаты, мы спросили его, что он чувствует? Это было как интервью космонавта, который только что приземлился на родную землю. Вадик с улыбкой кинозвезды сказал, что испытал такое невероятное блаженство, которое он мало, когда испытывал в своей жизни. Это была еще одна мудрость, которая посетила в тот день мою голову, оказывается, как мало иногда надо человеку для счастья!

День прошел насыщенно, сумбурно и тяжеловато, было достаточное нервное утро в Шереметьево с чокнутым генералом, да и лондонский вечер прошел не совсем гладко из-за проблем с лифтом и Вадиной физиологией. Когда было за полночь, мы разбрелись по своим номерам и проспали до обеда следующего дня.

Встретившись на следующий день на обеде в ресторане гостиницы, мы забыли прошлый день и обсуждали только то, что нас ждет в ближайшие месяцы, наши города и фирмы, в которых мы будем работать.

Прошло семь лет с того времени, и в 2002 году российское ТВ, газеты и журналы сообщили, что Московский городской суд приговорил О. Калугина к 15 годам заключения в колонии строго режима заочно, признав его виновным в совершении государственной измены, так как он работал на иностранную разведку. Он также был лишен звания генерал-майора и 22 правительственных наград.

Когда я услышал это сообщение, мне сразу вспомнилось 2 сентября 1995 года, когда, по всей видимости, рейсом Москва-Лондон Калугин навсегда покинул Родину, больше, судя по его биографии, он в Россию не возвращался. Это был последний день предателя на российской земле.

Картина прояснилась, стало понятно, почему Калугин так на меня отреагировал. Боясь ареста, понимая, что рано или поздно, его работу на западную разведку обнаружат, он приехал в аэропорт намного раньше времени вылета и с нетерпением ждал посадки на самолет, а когда увидел мою наглую морду испугался невообразимым образом. Генерал подумал, что его разоблачили, а подвыпивший и наглый молодчик из контрразведки ФСБ, в моем лице, пришел его арестовывать.

Понято и почему он, когда мы прилетели в лондонский аэропорту Хитроу, смотрел на меня волком, ведь, я доставил ему очень неприятные минуты жизни в аэропорту, а возможно, у него приключился, после моих вопросов, микроинфаркт или обострение язвенной болезни, кто знает?

Я рад, что так получилось тогда с Калугиным, в далеком 1995 году в Шереметьево! Жаль, конечно, что нашим службам не удалось его поймать до того, как он сбежал на Запад, но, по крайней мере, мне приятно, что предатель, а предательство Родины одно их самых тяжких моральных преступлений, не только уголовных, пережил не самые приятные минуты в тот, последний для него день в России, благодаря мне, хотя это и получилось у меня случайно. Может быть эти минуты уменьшили его дни, о чем я точно никогда не пожалел бы, потому что он работал в пользу наших врагов, которые, наоборот, хотят, чтобы мы меньше и плохо жили, или, вообще, не существовали. Он пошел против своего народа, своих родственников и друзей, предков, нет прощения таким людям и не может быть!