После корпоратива

Есть ли жизнь после корпоратива?
Я почему-то подумал о представителях высшего разума, глядящих с далёких звёзд, мерцающих в бездонной глубине неба, на копошащихся под их удивлёнными взорами, многочисленных двуногих хомо сапиенсов.
Которые, подобно сплочённой стае рабочих муравьёв, целеустремлённо ползали по длинному бетонному пандусу огромного складского комплекса, раскинувшегося на десяток квадратных километров.
Должно быть, доводя мудрых наблюдателей до снисходительных улыбок, вызванных чувством собственного превосходства.
Ну, ещё бы!

Ещё вчера все эти существа, созданные по образу и подобию божьему, закидывались жратвой, заливались огненной водой, совершали нелепые телодвижения под не менее нелепые звуки, лезли к особям противоположного пола и били раскрасневшиеся морды представителям своего.
А уже сегодня твари божьи, двигающиеся на нетвёрдых ногах, суетились и толкались, медленно трезвея на декабрьском морозе.
Под неусыпным сверлящим взглядом многочисленных камер наблюдения.
А может, и под незримым оком из чужедальних миров.

Выхлопные газы незаглушённых машин застревали комком в горле, заставляя сдерживать подступающую тошноту.
Складские пошарпанные рохли с оглушительным дребезгом прокатывались по бетону, лязгая длинными металлическими зубами и скрипя ручками при подкачке.
Сталкиваясь друг с другом, как дикие звери в джунглях.
Красные против синих. Полутрезвые погонщики против полупьяных.
Одни грузовики отъезжали, другие занимали их место, покрякивая сигналом о том, что двигаются задним ходом.
Подкрадываясь из просторов склада через безразмерные ворота, шуршали рифлёными покрышками погрузчики.
Гружённые до верха. Так, что не было даже видно водителя.
Я заглянул за груду наваленных пакетов. За рулём находился Боря.
Он же Бахадыр. В зелёном ватнике с предыдущего места работы.
С надписью «Добрый» на спине. Видимо, где-то есть такой же ватник, только красного цвета, со словом «Злой».
Боря подождал, когда содержимое предыдущего поддона перекочует в огромное чрево припаркованного «КАМАЗа» и грузчики оттащут деревяшку в сторонку да закинут на другие опустевшие, формируя новую стопку.
И опустил свой груз с вил на бетонный пол. Чтобы пара узбеков, находящихся в кузове, продолжила погрузку.

— Сколько ещё? — крикнул мне из недр машины Петя Затейников. Водитель, раскладывающий товар внутри вместе с узбеками.
— Поддона два с половиной — три — отозвался я, глядя в прижатую скобкой к планшету, накладную. Отгибая лист, затем другой.
Новый образец накладной — просто хрень какая-то. Лист, испещрённый клеточками, в которые нужно было проставлять количество мест по каждой позиции.
Кроссворд. Судоку. Придуманный от безделья в офисе.

Ноги мёрзли так, что я их почти не чувствовал. Не спасали ни шерстяные носки, ни топтание на месте, ни бесконечная ходьба, ни постукивание ими друг о дружку.
И это, блин, я, коренной петербуржец, родившийся в километре от Финского залива и тридцать лет наматывавший сопли на кулак, стоя под пощёчинами невских ветров!
Что говорить о скакавших вокруг меня таджиках, узбеках, молдаванах, армянах, азербайджанцах, дагестанцах и остальных гастарбайтерах!
Укутанные, как немцы под Сталинградом, азиаты и кавказцы, стоически таскали изделия из прессованных опилок, завёрнутые в картон, мечтая лишь об одном — чтобы рабочий день поскорее закончился и они очутились в своих съёмных квартирах, минуя милицейские посты. В квартирах на самых дальних окраинах, местами культурной, столицы. Где их проживало по шесть-восемь-десять-двенадцать (нужное подчеркнуть) человек.
Грузчики-сатанисты, как их любя именовали кладовщики. Потому, что шайтанисты не прижилось. Обижались и просили так не называть. А сатанисты — другое дело, ага.
Восток — дело тонкое.

Максим Остапенко, старожил местной бригады операторов по перемещению тяжестей, как ещё сами себя определяли грузчики, похмельным колобком выкатывался на пандус, сияя багровым небритым мурлом, разящим таким перегаром, что птицы в радиусе ста метров падали бы с деревьев. Если бы здесь росли деревья.
— Стоять, зорька! — строго приказал он не слушавшейся рохле, и пожал руки доставщиками, забравшимся на пандус из покинутой «Газели».
— Сюда не ставь, Максимбек! Боря не проедет — сказал ему Алишер, щуплый молодой парень, раскрасневшийся на немилосердном дубаке.
— Не умничай здесь, галдырщик! Я за таких как ты, кровь проливал! — ржа над собственной шуткой, трясся Максим.
— Ну, да, банку с кровем на свинарнике разлил! — подколол его Азиз из «КАМАЗа».
— Молчать, холоп! На дуэль вызову! Пойдём за ангаром на ломах сразимся!
Окрест шевелились остальные работники, не обращая на них внимания.
Каждый был занят своим делом.

И вдруг все головы находившихся на улице мужчин, как по команде. развернулись в одну сторону. На месте погрузки, подобно мимолётному виденью, появилась девушка.
Выпорхнувшая из двери, ведущей на лестницу. Счастливая обитательница верхнего этажа. Небожительница из оптового отдела.
Сто семьдесят пять сантиметров красоты и пятьдесят два килограмма сексуальности.
Прижимающая к уху последнюю модель самого дорогого телефона.
— А вот у некоторых, Лиза, — пьяным голосом встретил её появление, Максим, — нет денег на такие телефоны! Представляешь?
— А некоторые, Максим и свою зарплату не пропивают! Представляешь? — с ходу отрезала жгучая брюнетка и в её зелёных глазах вспыхнул озорной огонёк.
— Шапку надень, Суворова! — добавил ей другой работник, — мозги отморозишь!
Или там морозить нечего?
— Ты тоже, штаны бы потеплее надел. Не дай Бог чего!

— Давай я за ватником схожу! — обратился я к Лизе, — накинешь!
— Да я на минуту. Типа, поприсутствовала на отгрузке. Начальства-то всё равно нет.
— Ну да, им, в отличии от нас, не работать на следующий день после корпората.
Это кем нужно быть, чтобы с необъяснимым садистским удовольствием назначать его каждый год то на среду, то на четверг?
— Там всё проще. В эти дни кабаки просто чуть меньше денег дерут. Ты как вообще, живой?
— Конечно. Разве не видно? Я живее всех живых. Даже родился 22 апреля. А ты как?
— Да я не про это. Нормально всё. Я же не пью, как некоторые.
— Лучше и быть не может! Сколько ещё машин от вас сегодня?
— Три ещё. Ну всё, я пошла. Петь, приветики!

Остапенко проводил взглядом удаляющуюся красавицу и улыбнулся дурной улыбкой. Во хмелю его мозг несло, как бумажный кораблик по лужам.
— Слышь, Нурик! А мы всю ночь с Лизкой сегодня проголливудили! Сначала в ресторане она со мной замутила, потом к ней поехали. В лифте её дома чуть не чпокнул, еле сдержался. Потом всю ночь кувыркались. Пять раз ей в пупок кончал.
Улыбка грузчика сияла до ушей.
— Чтобы ты в таком состоянием пят раз кончевал? — криво усмехнулся Нурик, — Пи****бол, ты Максимус.
— Да он Минимус. Хот бы пи****ть научился — добавил подошедший Шухрат.
— Я здес восем лет работаваю, и то не слышал, чтоб Лиса кому-та дала. Пистабол!
— Завидуйте молча, гастрики! — хвастливо заявил Максим и покатил рохлю внутрь склада. — Будете много пи****ть, депортирую, на****й!
— Заткнис, мудлан тупорылый!
— Пшли вон, холопы! Это вам не альмачу в бахор трескать!
— Яблоки осенем собирают, а не весной, алкаш!

— Ну, Максимбек, ну, сказочник! Слышал, Андрюха?
— Слышал, слышал, — ответил я, — сказочник. Ганс Христиан Андерсен.
А про себя подумал: конечно, сказочник. Сказочный муд****б.
Какой там, нафиг, лифт? Лиза на первом этаже живёт. И к тому же в хрущёвской пятиэтажке. Нет там никакого лифта.

Иллюстрация — нейросеть ruDALL-E.