Животный страх
Я лежу в тени одинокой чинары у песчаных дюн и щурусь от яркого света вокруг. Малолетние мои дети уснули в номере пансионата. Вдруг, словно молния, стремительная мысль, жгучее, непреодолимое желание, противостоять которому нет сил: пойду на Сиваш. Здесь совсем рядом. За час-полтора дойду. Жара это моя стихия. Решено. Волна страсти оглушает меня. Я встаю, поудобнее надеваю резиновые вьетнамки, поправляю плавки, отламываю от высохшего перекати-поля сухую веточку, прикусывая её зубами, и отправлаюсь в путь вдоль по Арабатской Стрелке.
Эдуард Багрицкий писал о весёлом Диделе, странствующем по просторам Германии. Мне проще, - обо мне не напишет никто, я напишу о себе сам, - так интересней и достоверней. Я шел, словно Дидель, без палки, птицы и котомки. Из одежды на мне не значилось почти ничего, кроме упомянутых выше пляжных аксессуаров. В загорелую, темно-коричневую лысину мне светило палящее солнце. Я шел на Юг, удаляясь от Геническа, по приазовским степям Украины, некогда Таврической губернии Новороссии.
Земля была тверда, иссушена жарой, покрыта глубокими трещинами, куда при моем приближении юрко прятались любопытные ящерицы. Загорелые ноги мерно печатали шаг. Пот скользил прозрачными солеными каплями, заливая глаза, скатываясь по лицу на шею. Я шел, наслаждаясь уединением, жарой и предстоящей встречей с неизвестным, чем-то удивительным и необычным. Дорога вела вдоль моря, иногда сквозь песчаные дюны можно было услышать шум прибоя.
Спустя полчаса тропа приобрела белёсый цвет, на её поверхности стала выступать соль, а справа вдали, в лучах солнца, казалось бы за бескрайней степью, точно лезвие, блеснула гладь воды, уходящая куда-то за горизонт. Это был Сиваш.
Сиваш по сути своей лиман, огромный и величественный. Полагаю, он во многом схож с Мёртвым морем. Вода в нем отчаянно соленая. Он мелок, и нужно пройти сотни метров, чтобы воды стало по колено. От этого вода прогревается до немыслимых температур, уподобляясь воде в горячей ванне. Грунт его составляют грязи. Сейчас, многие годы спустя, я себе отдаю отчет в тогдашней своей правоте - бальнеологические центры и пансионаты открываются там один за другим.
Но тогда это был мистический пейзаж земли и воды. Я был один, на километры вокруг не было никого, лишь только чайки и альбатросы лениво перелетали через Арабатскую Стрелку к морю, наблюдая с высоты своего полета за одиноким путником во вьетнамках и плавках.
Я свернул с дороги и стал удаляться от моря, переполняемый детской наивной радостью. Кое-где слева попадалась песчаники. Белые, раскалённые. В некоторых местах зыбучий песок проседал, словно проваливался, образуя глубокие воронки, наполнявшиеся изнутри морскою водой. Иногда такие провалы выстраивались в череду небольших, чистейшего цвета лазури, прудов. Вода в них была тепла, почти горяча и солона до горечи. Грунтовая дорога осталась далеко позади. Я был один, и до меня не доносились никакие звуки, кроме робкого шороха ветра и редких криков высоко летящих птиц. Один – состояние, которое может быть столь же замечательным, сколь и тяжким. Однако это было не одиночество, но прекрасное уединение. Оно мимолётно и оттого столь желанно.
Солнце висело над головой, полоска воды, казалось, застыла, будто оставаясь на месте, а весь горизонт являл собой мерцающие испарения Fata Morgana, - то ли кажущиеся поверхности вдруг открывшихся озёр, то ли видимые волны, уходящие наверх, какой-то убогий дом где-то на краю земли. Впрочем, и волны, и озера были столь эфемерны, что сложно было определить, как долго их улавливал взгляд. Дом, однако, не исчезал, хотя в потоках горячего воздуха казался плоским и подвижным. Дом был настоящий. Он, покосившийся, с пустыми проемами окон, одиноко стоял посреди бескрайней пустыни, на твердом, высохшем и белёсом от соли грунте. Крыша его была провалена, штукатурка потрескалась и местами обвалилась. Он был обнесен хлипким забором, а металлическая искривившаяся калитка полуоткрыта. Я шел по кромке твердого грунта, слева от меня простирались пески. Дом вырисовывался всё явственней, я направлялся к нему, да иного пути и не было.
Вдруг посреди тишины я отчётливо услышал металлический скрежет, калитка сдвинулась с места, и в её проёме явился пёс, невероятно тощий, дворняга средних размеров. Он остановился в проёме калитки, уставился на меня, ощерился и недружелюбно зарычал. Мы стояли друг против друга на расстоянии метров пятидесяти, и холодок какого-то неприятного предчувствия полоснул меня по спине. Я не ошибся. Калитка толчком приоткрылась шире, и из нее с лаем, оскалясь и рыча галопом выбежала свора из шести или семи довольно крупных собак. Они неслись на меня, стремительно сокращая расстояние. Вся жизнь пролетела за эти мгновения передо мной. Я стоял в плавках и вьетнамках, более ничего. "Какая нелепая и болезненная смерть" - подумал я, "...сейчас меня будут рвать на части, и противостоять этому нет никакой возможности. Никто меня здесь и не найдет. Я кусками разойдусь по желудкам этих озлобленных голодом, одичавших животных. Пожалуй и кости обглодают, разгрызут всего. А главное, не небытие страшно, а та боль, которую сейчас предстоит испытать, и она будет длительной, мучительно долгой". Меня обуял настоящий, подлинный животный ужас, более мной никогда не испытываемый. Через мгновение я оказался окружен полудюжиной свирепых, горячо дышащих, брызжущих слюной и издающих бесноватый вой животных. Я стоял недвижим, уставившись в землю, старался никому из них не смотреть в глаза. Круг медленно, но неумолимо сжимался. И вдруг, о чудо, в пересохшем и потрескавшемся грунте, я заметил кусок шланга, обычного садового шланга для полива. Он был короток, сантиметров тридцать и уходил куда-то под землю. "Я его сейчас вытащу быстрым рывком из земли и убью кого-нибудь из них, пусть едят своего собрата" - подумал я. Быстро нагнулся, схватил шланг обеими руками, сильно дернул, но.......но шланг остался недвижим, видимо он глубоко и основательно уходил под землю, которая к тому же была тверда, как камень.
"Всё, это конец, тем более я еще и в согбенном положении" - пронеслось молнией в моём сознании. Я приготовился к душераздирающей боли, когда меня зубами будут рвать по живому. Но в это самое мгновение, когда я рванул шланг, когда я понял, что он не поддаётся, когда я приготовился к мучительному концу, они тоже видели это моё движение и какой-то предмет в моих руках. Словно по команде, все как один, поджав хвосты, с визгами ужаса, по головам друг друга они галопом ринулись обратно во двор. Мне хватило смелости притопнуть им в догонку. Теперь боялись меня они.
Несчастные животные были биты человеком, биты нещадно, жестоко, до их визгливого ужаса. Они знали, как выглядит то, что в руках людей доставляло им невыносимую, мучительную боль. Я освободился от бремени страха. Их несчастье стало счастьем для меня. Не знаю, обрадовало ли меня это. Просто стало легче на сердце. Но на то же сердце лёг иной груз сострадания и тоски.
Я шел дальше, приближаясь к кромке горькой, неописуемо солёной, безжизненной воды. Наконец бескрайняя её гладь распростёрлась у моих ног. Я лёг на живот, подставив затылок солнцу и вслушиваясь в тишину. Мысли улетучились, испарились, исчезли. Я уснул. Прямо в воде, положив голову на руки. Уснул сном всепоглощающего отдохновения.
Ближе к вечеру, возвращаясь обратно и проходя мимо злополучного дома, я бросил взгляд во двор сквозь приоткрытую калитку. Несколько пар несчастных собачьих глаз сопровождали меня с тоскою, любопытством и страхом.
Свидетельство о публикации №223072101689
В той критической ситуации, действия автора были единственно верным движением. В поединке со сворой, иногда даже, достаточно (и нужно) хотя бы решительно продемонстрировать движение, имитирующее поднятие "камня" с земли. В той конкретной ситуации, автору ещё не помешало бы отвесить земной поклон тем силам (личному Ангелу, Провидению,....), которые остановили его именно в той "случайной*" точке (возле удачно подброшенного "шланга"), где можно было обеспечить достойную оборону и услышать виртуальный совет-подсказку.
И ещё. Разрешите подсесть к Вашему открытому обсуждению этого замечательного очерка. Хочу дополнить тему своим бескорыстным (не для отзывов и ответов) литературным гостинцем:
- «Страх, как источник храбрости» http://proza.ru/2022/03/23/190;
- "Кулак Коли Баклина" http://proza.ru/2018/07/01/122;
*случайной - "Случайность - сомнительное слово" http://proza.ru/2019/11/05/299
С уважением, Виктор
P.S. Ссылка на рассказ "Кулак Коли Баклина" дана, что бы показать общность поведенческих законов (для управление агрессивным звериным стадом и человеческим):
".............. Но вернёмся в кубрик казармы, где Коля коротал свой «армейский» день томления на службе за неспешным разговором со мной, поигрывая на гитаре. Через некоторое время, мне понадобилось, по службе, выйти из казармы. За её пределами, в небольшом отдалении, я увидел подозрительное скопление агрессивно настроенных солдат не славянской наружности. Там набралось уже достаточно большое количество, но они ждали ещё кого-то. Они все стояли не с пустыми руками, каждый запасся «гостинцем» в виде куска трубы или арматуры. Наиболее активные, держали в руках лом. Особенно трудолюбивые захватили с собой штыковые лопаты. Из всего этого получилась достаточно внушительная и живописная картинка стройбатовских будней. Навскидку, там собралось не меньше полусотни воинов. Такие массовки просто так не скапливаются, поэтому я поспешил навести справки в ближайших «сусеках». Быстро выяснилось, что это войско собрано по душу Коли Баклина. Накануне, он умудрился скрестить «копья» с одним из дембелей соседней роты. Тот бросил клич по землякам и жаждал мести.
Эту «приятную» новость я поспешил довести до сведения Коли, но, как всегда, смешинки в глазах Баклина не оставили свой пост. Он с улыбкой воспринял моё сообщение и остался спокойно лежать на своей койке, продолжая бренчать на гитаре. Я продолжал настаивать на том, чтобы он серьёзнее отнёсся к этой информации. Ему самое время сейчас «делать ноги» через окно комнаты «красного уголка» - за ним спасительный лес, в котором можно немного отсидеться, пока схлынет основная волна ярости, а там уже легче будет «разрулить» ситуацию. В качестве последнего аргумента, я озвучил, что там собралось уже не меньше полусотни солдат. Это, почему-то, очень развеселило Колю. Он сказал, что это признак большого уважения к нему, если для «разговора» с одним человеком собран такой большой кворум.
Словом, вопреки обывательской логике, Коля, неспешно потягиваясь и зевая, направился в сторону противоположную от спасительного окна «красного уголка». В центре деревянной казармы он остановился возле центрального входа и деловито оглядел инвентарь противопожарного щита. Ведро и багры он удостоил только беглым взглядом, а вот топор привлёк его пристальное внимание. Он снял его со щита и хватко повертел в руке. Довольный своим впечатлением, Коля стал спиной к дневальному и начал чутко прислушиваться к звукам за входной дверью. В данный момент, он не предпочёл трусливый цвет «красного уголка» смелому и удалому красному цвету пожарного щита. Этот человек, в прошлой своей жизни, получил богатый тюремный опыт поединков в условиях ограниченного пространства. Вот и сейчас он стал так, что спина его оказалась полностью защищена стеной. Справа и слева он далеко мог видеть пустоту казарменного коридора, это на тот случай, если неприятель проникнет через окна, но основное место для решающего поединка Коля выбрал в узкой горловине возле входной двери, за которой была ещё более тонкая и неуютная «шея» предбанника. Атака через окна была маловероятна потому, что превосходящие силы противника были ослеплены самоуверенностью и чувством превосходства. Они, за дверью нашей казармы, ожидали встретить мечущееся от страха человеческое существо, но, распахнув её, увидели воина, спокойно и твёрдо стоящего на широко расставленных ногах. На его лице застыла зловещая звериная улыбка, в глазах ни тени страха, в руках топор, развёрнутый обухом вперёд. Так, наверное, в стародавние времена, выглядели предводители своего огромного войска, но за этим человеком была только деревянная стена. И всё!
«Пружина» ярости была сорвана с крепления, поэтому под мощным напором агрессивной толпы, узкая площадка перед Колей быстро заполнилась наиболее активными и разъярёнными мстителями, но они внезапно споткнулись об энергетику Коли. Перед ними стоял необычный воин, у которого полностью отсутствует чувство страха. Моментально стало понятно, что этот человек готов в любую секунду умереть, но он не собирается просто так отдать свою жизнь, а, скорее, сейчас бросится отнимать чужие жизни.
В один миг, Коля подкрепил эти подозрения началом активных действий – он не стал уклоняться и защищаться, а перехватил инициативу и бросился сам в атаку, превратив свой топор в разящую мельницу. Град его ударов был стремительным и точечным. Дважды ему бить не было нужды. Он расчётливо расходовал свои силы, приберегая их для массовых оппонентов. Колин топор буквально растворился в воздухе и перестал быть видимым, такая огромная скорость была придана этому предмету. Удары он наносил обухом и только по мышцам ног и рук противника. Помещение казармы наполнилось звуком падающих обрезков арматуры и труб. Особенно неприятно, резали слух глухие удары по человеческой плоти. Агрессивные «гости» стали валиться, как подкошенные снопы. Не разбирая дороги, Коля уверенно становился на упавших и решительно продвигался к выходу.
В рядах нападавших произошли разительные перемены. Самые активные и кровожадные мстители, которым выдалась «счастливая» возможность в первых рядах заполнить помещение казармы, резко перехотели в ней оставаться – так страшно им тут стало теперь находиться. Они шли сюда бить, но не участвовать своим злым телом в кромсающей «мясорубке». Уже давно залёг первый ряд, закончился второй, зашатался третий и тут, произошёл трагикомичный момент – у Коли Баклина неожиданно появилось собственное войско, преумножившее его силушку.
Четвёртый ряд нападавших солдат, резко одумался и пересмотрел свой статус. Они, все разом, развернулись и направили свои арматурные «штыки» против своих же товарищей. Так же поступил и пятый ряд, и они, сообща, принялись дружно пробивать себе дорогу к выходу на улицу, энергично орудуя «гостинцами» заготовленными для борзого Коли Баклина.
Произошёл затор. Толпа продолжала напирать с улицы, ей не видно было того, что сейчас происходит в помещении казармы. Каждому из них не терпелось поучаствовать в лёгкой расправе и хоть разок, но нанести свой мстительный удар. Вместо этого, они встретили сопротивление в лице своих соратников, которые, с перекошенными от ярости и ужаса лицами, остервенело занимались кровавой воинской «гимнастикой». Тем временем, Коля Баклин перестал орудовать своим «молотом Тора» и, с выражением глубокого отвращения и презрения, наблюдал за подлыми действиями своих бывших противников. Страх и трусость превратили этих, недавно «бравых», людей в лютое стадо, для которого нет святости в словах: друг, свой, земляк, однополчанин,… Осталось только одно низменное желание – любой ценой спасти свою шкуру. Любой ценой!? К сожалению, в любой национальности можно встретить такой "коллективчик" беспринципных людишек, где-то он меньше, а где-то больше своим числом, но такова многоликая человеческая сущность.
Вот такие.................".
Виктор Комосов 12.04.2025 09:53 Заявить о нарушении