Тёмные воды души моей. Продолжение 3

               
    
                В больнице. (Апрель 1953г.)

   

  Галина разместилась напротив Магомеда, положив на тумбочку бумажный свёрток в синей авоське, здесь вам покушать.
-   Спасибо, но не стоит, я еще вчерашние гостинцы не осилил. Потом здесь очень хорошо кормят. У меня второй стол. Без особых ограничений. Вы не беспокойтесь. А что у вас сегодня выходной?
-   Да нет, но…
-   Что –то случилось?
-   Нет ничего особенного. – Лучше расскажите, как ваше самочувствие? Вы, я вижу, по-прежнему один. Поговорить не с кем. Может вам принести что-нибудь почитать? Вы любите Лермонтова?
-   Спасибо, я в поэзии… как –то не очень. Всё- таки что –то случилось. Я же вижу – вы другая. Поделитесь. Мы же теперь с вами вроде как кровные братья… сёстры…то есть брат с сестрой. – Магомед положил ладонь на её руку.
   Галина осторожно высвободила свою руку и произнесла нарочито спокойно,- сегодня я осталась без работы.
-   Почему? - искренне удивился Магомед.
   Она задумалась на секунду,- опоздала. Была в милиции, давала показания. И опоздала на автобус. Вот меня и уволили.
-   А, так это ерунда. За это не увольняют,- обрадовался больной,- надо поговорить с Фёдором Васильевичем, пусть он объяснит кадровикам.
-   Так это он меня и уволил, - тихо сообщила Галина.

   Магомед потемнел лицом, - ничего, надо сказать Ивану Дмитриевичу. Он поможет.
-   Ну что вы Магомед, причём же здесь Иван Дмитриевич. Кто я ему? У него и так я думаю хватает забот.
-   Да что вы, Галина. Вы не знаете. Иван Дмитриевич очень хороший человек. Он всем помогает. Семь месяцев назад я …в общем вышел из заключения. Ни одежды тёплой, ни денег.Забирали то летом. В пиджачке и туфельках. А вышел досрочно в сентябре. Мороз уже. Ветер ледяной.  На работу нигде не берут. Как только спросят паспорт, так всё. Кому нужен зэк со справкой?
Думал, всё околею. Потом мне добрый человек подсказал, зайти к Ивану Дмитриевичу.
 
   Он увидел, что Галина заинтересовалась. Глаза её посветлели.
-   Пошёл,-  продолжил, Магомед, поглядывая на Галину,- была – ни была подумал, всё равно пропаду на морозе.
   Сидит секретарь в небольшой комнате, а дальше открыта дверь в смежную и видно за столом склонился он.
   Можно к вам на работу? Спрашиваю у секретаря, а она молчит. Растерялась как потом выяснилось. Увидела меня трясущегося от холода в туфельках и костюмчике подумала сумасшедший.
   А я стою и дрожу видимо. Сам уже не чувствовал ног и ничего не замечал. Это было моё нормальное состояние с некоторых пор.
   И вот как вчера будто, помню, Иван Дмитриевич оторвался от чертежей, поднял голову и посмотрел на меня сквозь проём двери, потом махнул рукой подзывая. Я подошёл, а он вынул из кармана стопку денег, отсчитал 10 сторублёвок и протянул мне.
   Тысяча, для меня это были в тот момент сумасшедшие деньги. Но я удержался и говорю не надо. Я хочу работать.
   А он говорит. - Возьми, сходи в магазин на первом этаже, купи пальто, шапку, валенки и возвращайся поговорим. Я, извините, взял и пошёл. Иду чуть, простите, не плачу. Да.
   Магомед умолк, погрузившись в воспоминания.
   Галина подождала немного из вежливости,- и что же было дальше?
   Юноша не успел ответить. В дверь постучали.
   Они удивленно переглянулись.
   Магомед пожал плечами,- кто это, интересно такой несмелый? – не заперто, крикнул он, повернув голову к белой двери.
   Дверь медленно, со скрипом, отворилась.
   Галина поднялась с табуретки и отошла к окну, повернувшись спиной.

   На пороге стоял невысокий полноватый мужчина в распахнутом драповом пальто на меху с раскрасневшимся лицом,- разрешите? -  И не дождавшись ответа, мелко перебирая ногами, обутыми в белые бурки, прошёл в палату, теребя в руках пепельно- каракулевую ушанку. – Я, собственно, к вам Галина Михайловна.

-   Ко мне? – удивленно повернулась Галина к вошедшему,- вообще-то, Фёдор Васильевич, здесь навещают больных. А что это с вами? – Она вдруг заметила, как притихший заместитель директора по хозяйству периодически притрагивается рукой к своей нижней рассечённой, лиловой губе, распухшей как кипящая сарделька. -  Вы ранены? Может позвать сестру?
-   Нет, спасибо, я это… здравствуйте Магомед,- он словно только заметил больного,- извините я… забежал случайно, вернее по другому поводу, поэтому не захватил…
-   Да, ладно, Фёдор Васильевич, не извиняйтесь. Я ни в чём не нуждаюсь. Здесь всё есть.
-   Но я завтра навещу…- завхоз не слышал Магомеда.
 Странно было видеть его в таком состоянии. Неуклюжий и даже робкий. Куда делись самоуверенность и надменность?
-   Я, Галина Михайловна хотел попросить вас вернуться. Можно уже завтра. Кадры там что-то напутали,- объяснил он, глядя на больного и не дождавшись ответа от Галины, добавил,- а сегодняшний день мы тоже зачтём.
   Галина продолжала молчать.

-   Так что же? Мы договорились? – С надеждой в голосе он придвинулся на шаг к неподвижной девушке. – Вы уж извините,- развёл руками,- так получилось.
-   Хорошо, я подумаю. Можно?
-   Да-да. Конечно. Спасибо. – Человек в бурках неуклюже откланялся и вышел, обернувшись на пороге и сообщив, что будет ждать.
   Магомед ещё какое -то время, удивлённо покачивая головой, провожал взглядом сутулую фигуру,- и что это было? Вы, знаете?
-   Догадываюсь, - в задумчивости ответила девушка.


                Совет. (Апрель 1953г.)

   Горин с обречённым видом поднялся в приёмную к Ясеневу. Секретарь, оглянувшись вокруг, придвинулась и доверительно шепнула ему на ухо: - Ждёт! Но кажется не в духе! Буряк только что вышел. Красный, лицо истекает потом, фу – брезгливо поморщилась она и,отстранившись, недоверчиво прищурилась, - а это правда?
-   Вы о чём, Надежда Васильевна?
-   Ну, что Вы Буряка от... извините, побили?
-   Да бог с Вами, Надежда Васильевна!
   Девушка разочарованно поджала губы.
   Теперь уже Иван Дмитриевич наклонился к её лицу и произнёс заговорщицки: - разве что так, чуть-чуть.
   Секретарь довольно засветилась улыбкой, - а я думаю, что за губа у него пельменная. Так ему и надо козлищу. Да Вы проходите, Иван Дмитриевич.
-   Похоже Вы недолюбливаете несчастного? За что?
-   Даже и не знаю, - пожала плечами девушка, - какой-то он… хитрый, фальшивый насквозь, глаза не живые, противный… и комплименты его липкие, фу. Мне кажется он не тот, за кого себя выдаёт. Опасный тип. Будьте осторожнее.
-   Спасибо, я учту ваши наблюдения, - улыбнулся Горин, открывая дверь к начальнику.

   Ясенев стоял у окна спиной к вошедшему.
-   Разрешите, Николай Павлович?
-   Конечно, - приветливо ответил генерал, разворачиваясь лицом к старому товарищу, - завораживает меня всегда этот снегопад в струе света. Ты присаживайся. Догадываешься зачем позвал?
-   Так точно, товарищ генерал.
-   Ну и какова твоя версия? За каким ты дразнишь этого паука?
-   Николай Павлович, полагаю Вы всё знаете. Он был невежлив с дамой.
-   С дамой твоего сердца?
-   Уже донесли, - глубоко вздохнул Горин. - И когда Вы все успеваете охватить, товарищ генерал? С дамой мы едва знакомы, хотя…
-    Полагаю, ты его недооцениваешь. – Генерал обошёл кресло с сидящим Гориным встав у него за спиной. - Он не так прост, как кажется. Хитёр и ядовит. Имеет высокие связи, скреплённые личными коммерческими интересами. Может нанести удар из-под стола.
-   Николай Павлович, - Горин намеревался встать, но генерал его остановил, положив руки на плечи, - сиди.
-   Я не боюсь ударов, товарищ генерал.  Давно уже. А личные коммерческие интересы в нашей стране не поощряются.
-   Знаю, знаю. Не боишься. Это потому что ты один. Терять тебе нечего.
   Генерал выдвинул стул и уселся рядом, - Брат достойный человек, учёный, воин. Но тоже одиночка. Позволишь совет, по дружбе. Жениться тебе надо.
 
   Иван Дмитриевич сидел с каменным лицом, его руки, лежащие на глянцевой столешнице, отсвечивали синевой вздувшихся вен.

-   Ты не наливайся лицом, друг мой. Я тебе добра желаю. Не потому что жалею. А потому что война не закончилась. Она сменила форму. Теперь это война цивилизаций. Беспощадная и бесконечная. Потому что силы сопоставимы. И в этой войне нет линии фронта. И ты не всегда знаешь где враг, а где друг.  И ты мне нужен живым, здоровым и бодрым. Ценящим и любящим эту жизнь. Готовым её отстаивать и бороться за неё. И я хочу не оборачиваться, когда ты за моей спиной. Впрочем, … кажется я уже говорил тебе об этом.
 
  Иван продолжал молчать, с остановившимся взглядом.

-  А чем тебе нехороша Галина Михайловна, а Вань?

  Горин медленно повернул голову и продолжительно всматривался в серьёзное лицо генерала, - она мне всем хороша, спасибо за совет.


                Знакомство. (Апрель 1953г.)

  -  Знаешь, доченька, я подумала может мне опять попробовать устроиться в школу? – предложила Анастасия Михайловна дочери за вечерним чаепитием, - а ты хоть посидишь с ребёнком, -  она с любовью помахала рукой Игорёше занятому плюшевым медвежонком в своей кроватке. Ребёнок не заметил, продолжая играть.
-   Нет, ну что ты, мама. Я что-нибудь придумаю, устроюсь как-нибудь. Кстати приходил Фёдор Васильевич - начальник мой, в больницу. Нашёл меня у Магомеда. Извинялся. Сказал ошибочка вышла. Кадры что-то напутали. Лжец записной. И низкий человек. Предложил вернуться.
-   Ну так прекрасно, - улыбнулась матушка, значит инцидент исчерпан. Живём дальше.
-   Не знаю, мама. Я попросила подумать. Тошнит меня.
-   То есть как,-  испугалась Анастасия Михайловна, что ты имеешь в виду?
-   Мне действительно надо подумать.
-   Нет, я про тошнит…
-   Мама, ну что ты, - Галина с упрёком покачала головой,-  я имела в виду мою труднопереносимость этого человека.
-   А я-то подумала… померещилось… прости, доченька, - она потянулась к дочери с поцелуем, но замерла. Кто-то звонил в дверь. – Два звонка. К нам. Кто бы это мог быть? - взволнованно прошептала матушка.

   Галина молча смотрела на Анастасию Михайловну.
-   Может всё-таки откроешь? Только позови Виктора. А то я что-то боюсь. Слышишь?

   Дочь не слышала матушку. Она стояла в нерешительности, машинально поправляя на себе платье. – Я открою, мама.

-   Хотя бы спроси сначала, кто. – Анастасия Михайловна последовала за дочерью.

-   Извините за поздний визит. – На пороге стоял Горин,- я хотел убедиться, что всё в порядке. Вас не было на работе и …
-   Да, я… ушла сегодня пораньше… Вернее меня…
-   Да-да, я знаю. Но это как оказалось недоразумение. И вы можете вернуться.
   Иван Дмитриевич говорил не громко, и Анастасия Михайловна вынуждена была напрягать свой ослабевающий в силу возраста, а может в результате многолетнего школьного форсажа, слух.
 -  Ну что же ты, доченька, - подала она голос выглянув из-за спины Галины, - неприлично держать гостя на пороге. И квартиру всю выстудим, вон как несёт холодом.
-   Конечно, извините, я просто сегодня…
-   Проходите, пожалуйста, - она отступила в сторону освобождая место гостю.
 -  Мама знакомьтесь, это Иван Дмитриевич мой сослуживец.  Мы вместе работаем, то есть…
-   Не волнуйся, доченька я знаю, что такое сослуживец, – она протянула свою маленькую, ладонь – здравствуйте Иван Дмитриевич, я Анастасия Михайловна -  мама этой молодой леди. Мы с вами заочно знакомы. Галочка очень тепло о вас отзывалась. Мы все вам безмерно благодарны.
-   Ну что вы, Анастасия Михайловна, спасибо, даже и не знаю, чем обязан столь лестному мнению. Вы слишком добры. Но я, собственно, зашёл уточнить всё ли у вас хорошо? Может нужна какая-то помощь.
-   У нас всё хорошо. Спасибо. – поспешила заверить гостя Галина.
-   А, ну я очень рад. Тогда наверно пойду. Рад был познакомиться лично, Анастасия Михайловна. Если вам, что- то понадобится, не стесняйтесь. Большое спасибо. – Он развернулся к входной двери, но мать Галины ловко подхватила его под руку.
-   Нет-нет, я вас не отпущу. Не по-христиански. Сначала мы попьём чаю. Проходите в комнату, давайте мне ваше пальто. Вот тут повесим на вешалку.
   Галина сходи-ка на кухню поставь чайник. У нас есть прекрасный фруктовый чай и вкусные ватрушки с повидлом. Галочка сама сегодня напекла. Чуть только время свободное появилось. Целую гору. В больницу снесла, вашему шофёру, дай бог ему здоровья, хороший мальчик. А вы присаживайтесь к столу, - указала она на круглый стол в центре комнаты, покрытый кружевной скатертью с вышивкой.
-   Если позволите, я помогу Галине на кухне, спасибо, - он вышел, не дожидаясь ответа и двинулся по наитию через широкий и длинный коридор.
   Галина стояла перед окном и смотрела на тускло освещенную дорогу, где смутно угадывался на белом снегу бежевый силуэт М-20. В углу на столе заунывно шумел чайник на раскалённой докрасна плитке.
-   Не помешаю?
   Девушка вздрогнув обернулась.
 
   Его обветренное, лицо излучало покой и равновесие, будто ничего не происходит ни в мире, ни в стране, ни в этом, затерянном в вечных снегах, городе, холодном и безлюдном. Ни в её жизни, ни в этой случайной мимолётной встрече. Наступит завтра и всё исчезнет, растает как снег на его лице.

-   Вы за мной ухаживаете? – тихо спросила она.

   Гость замешкался на несколько секунд,- у вас плитка не безопасна, шнур надо срочно менять. Иначе случится короткое…

   Она молча ждала ответа.

-   Кажется, да. Ухаживаю. – Иван не уверенно шагнул навстречу Галине и осторожно взял её ладони в свои руки.  -  Но, видимо не очень удачно.
 
   Второй раз их лица были так близко, - ну отчего же, прошептала она, не отрывая взгляда от его расширенных зрачков, - мне кажется вполне достойно.

   Её глаза потемнели, как в чёрном зеркале в них клубился и медленно вращался сиреневый свет далёких туманностей.
   Он зачарованно потянулся к её приоткрытым губам.

-   Кипит! – Анастасия Михайловна неожиданно проворно и легко проскользнула к столу и сняла с огненной спирали, исходящий паром, алюминиевый с круглой деревянной ручкой, чайник. – Пора. Прошу всех к столу.


                Рейд. (Август 1941г.)

   Окружившие немецкий танк бойцы с немым любопытством рассматривали 20 тонную машину и неуклюжую возню сержанта Горина на верху -  он улёгся на башне спустившись головой в люк и широко расставив ноги тянул что- то наверх.
 
-   Эй, сержант, тебе помочь? – закричали снизу. – Что там у тебя? Что ты тащишь? Может ты нам жрачку привёз? Ага, шоколад, да шнапс.

   Иван с усилием тянул что-то снизу, пока не показалась из люка взлохмаченная голова с чумазым круглым лицом.
-   Да это же Брюлик! -   расталкивая бойцов, к танку пробрался красноармеец в разодранной гимнастёрке и полез наверх. – Я помогу,- он ухватил раненого за ворот гимнастёрки, и они вдвоём с Иваном вытянули по пояс безвольного товарища из узкого люка, -  а где младший? ... В смысле лейтенант, - продолжил он, понизив голос, когда увидел внизу Вовку поддерживающего негнущиеся ноги красноармейца Акаева.
-   Вовка выбрался наверх и уселся на башне танка опустив ноги в люк.
   Иван подвинулся к Юркову, рассматривающему свою разорванную гимнастёрку -  Орлика видел?
-   Да жив твой пегас. Сегодня в рейде не участвовал.  Болеет, не ест.
Подоспевшие товарищи помогли аккуратно спустить раненого бойца на землю.
-    Надо его в санчасть. Срочно. Плащ-палатку, - распорядился майор Ясенев. -    Ну что герои, рад что вы живы. Он пожал руки братьям Гориным. -    Сведения о вашей гибели оказались ложными, значит будете жить долго.           Давайте в штаб, там всё и расскажете. Мы пока временно расположились в сельском клубе. Фашистов попёрли. Вы нам конечно здорово помогли.

   В просторном помещении клуба, скамейки были сдвинуты в торец, а впереди перед сценой выгорожено свободное пространство, где за длинным столом стояли над разложенной картой полковник Доватор, старший политрук Лузиков и капитан Фомин.
Из-за кулис на сцене выглядывал старый чёрный рояль.
-   Разрешите товарищ полковник?
-   Конечно, Николай Павлович, присоединяйтесь, полковник вышел на встречу и пожал руки братьям Гориным, - Рады вашему возвращению в строй.
Покажите на карте ваш маршрут рейда. И что вы знаете о дислокации противника.

    В это время, в избе, приспособленной ещё немцами в медсанчасть, военврач второго ранга Екатерина Андреева проводила осмотр младшего сержанта Акаева, лежащего неподвижно с оголённым торсом. Он отвечал на вопросы, но вяло и рассеянно. Она колола его заострённой деревянной палочкой, - чувствуете боль?
   Ответом ей были его непроницаемые раскосые глаза.

-   Медаль «за отвагу». За что вы её получили?
   Он рассеяно обернулся на свою гимнастёрку, лежащую рядом на скамье и его лицо постепенно стало обретать цвет, превращалось на глазах из серо-зелёного в теплый, подобие улыбки тронуло серые с запёкшейся кровью губы.

   После изложенной Гориным- старшим истории спасения брата и младшего сержанта Акаева, а также подробностей рейда на вражеском танке в зоне окружения, поведанных младшим братом, штабисты погрузились на несколько секунд в тугую тишину.
-   То есть, вы вдвоём с младшим сержантом Акаевым подбили два танка из ПТР, а потом ещё с сержантом Гориным два дня громили фрицев в тылу, точнее в окружении?
   В голосе капитана Фомина слышались нотки сомнения и иронии. – Интересно. А танков немецких, из ПТР, подбито было шесть. Кто же по-вашему сокрушил остальные?
-   Вот этого я вам сказать не могу, нам чужого не надо, возможно и их то же мы, но как вы знаете меня легко контузило и если бы не брат, то есть сержант Горин, то, наверное, я бы уже нежился на небесах среди дивных нимф и прочих плеяд.

-   Плеяды, юноша, это те же нимфы и к небесам они не имеют никакого отношения.
 
   Особист Фомин был вежлив, но строг. -  И где же вы брали солярку? И чем кормились эти два дня? И впредь попрошу без шуток, пожалуйста. Вы не в школе.

-   В таком случае, товарищ капитан, я вам не юноша и впредь попрошу вас обращаться ко мне по уставу, как к офицеру Красной Армии. А солярка указанному танку не нужна. Его двигатель карбюраторный. Надеюсь в военной технике вы не меньший дока, чем в мифах древней Греции. Что мы ели не важно. Считайте, были на строгой диете.
-   Так, товарищи офицеры, давайте не горячиться. -  Полковник Доватор свернул лежащую на столе карту.  Лейтенант прав. Что же мы сразу накинулись. Сначала надо было накормить героев. Давайте-ка прервёмся на пол часика. Обед.
-   Товарищ полковник, я вообще то не голоден, разрешите мне отлучиться на пол часа. Мне надо навестить друга. – Иван с надеждой смотрел на командира.
-   Да, Лев Михайлович, мне тоже. Брюлик в санчасти, то есть младший сержант Акаев. Спасибо. В танке был брошен и провиант тоже. Шоколад, печенье, консервы. Так что мы… от пуза.
   Хорошо. Все свободны. Встречаемся через 30 минут. Здесь.
-   Есть, – отдав честь они вышли наружу.

   Воздух очистился. Пахло молоком, навозом и сеном как в мирное время.
   Вовка поднял глаза вверх. – Смотри -ка брат небо синее без облачка. Наверное, Он нас сейчас хорошо видит. – Сделай же что-нибудь, - обратился он к тому, кто выше звёзд.
 
               


                Посиделки. (Апрель 1953г.)

   Они расположились втроём, за покрытым белой, кружевной скатертью, круглым столом в центре большой комнаты, под оранжевым абажуром. По соседству с Анастасией Михайловной расположилась кроватка с безмятежно спавшим ребёнком. Бабушка время от времени любовалась спящим внуком.
За окном не назойливо завывала метель.

-   Действительно очень вкусные плюшки, просто волшебные, как вам это удаётся?
-   Да, Галочке, всегда удаются и булочки, и пирожки,- подтвердила матушка, - тут уж у неё талант. Все признают. Тесто она понимает и любит. А оно видимо отвечает ей тем же. Вот у меня так никогда не выходит.
-   Ну что ты, мама, перестань меня нахваливать перед гостем. Ты меня смущаешь. И потом Ивану Дмитриевичу вряд ли интересны кулинарные подробности.
-   Нет-нет. Мне интересно.

   Он держал на ладони белую с кобальтовой сеткой «Тюльпан» чашку – тонкая работа.
-    Да, - согласилась Анастасия Михайловна, - осколки исчезнувшей эпохи. Остались ещё от моей бабушки. Императорский фарфоровый завод. Теперь Ленинградский. Чашки сохранились, а вот чая хорошего нет.
-    Ну, из такой чашки и вода вкуснее.
   В коридоре послышались шаги, хлопнула входная дверь. Иван Дмитриевич обернулся.
   Виктор проводил очередную подружку, - осуждающе сообщила Анастасия Михайловна, хороший парень, но ловелас.

   В дверь комнаты тихонько поскребли,- Анастасия Михайловна, - зашептали из коридора, - вы не спите?
   Галина нехотя поднялась и прошла к двери.

-   Добрый всем вечерок, - Виктор заглянул за спину Галины,- здравствуйте. Я не слишком вас побеспокоил?
-   Проходите Виктор,- позвала Анастасия Михайловна,- хотите чаю?
-   О, да! С удовольствием, с утра маковой росинки… а то всё в бегах.

   Галина достала из резного дубового буфета ещё одну чашку,- может вскипятить?
-   Нет, нормально ещё горячий, - Виктор самостоятельно, по-хозяйски налил себе чай, -  Вы знаете, Иван Дмитриевич, эти бандиты обвиняют Вас в нападении. Говорят, пришли извиниться перед потерпевшим за своё недостойное поведение, а Вы на них напали. О –о, как я обожаю эти ватрушечки. Галина такая искусница. - Виктор в восхищении причмокивал и качал головой. Вот прямо бы ел и ел. Даже моя мама в детстве таких не делала.

-   Да что Вы такое говорите, Виктор, - возмутилась Галина, - я же была там и всё Вам рассказала, как было.

   Анастасия Михайловна взглянула на внука. Тот не реагировал на громкие речи собравшихся. – Всё же я бы попросила всех излагать свои мысли немного потише. А Вам дорогой сосед, - она обошла дочь и встала за спиной Виктора положив ему руки на плечи,- я бы порекомендовала, как старый педагог, уже обзавестись семьёй.
 
   Виктор перестал жевать и подняв голову оценил смелое предложение соседки: - Это очень серьёзный шаг, Анастасия Михайловна. Боюсь я ещё не готов к такой жертве. Ещё не встретил такую… вот как Галина. Какие- то современные девушки легкомысленные. Не приспособленные к семейной жизни. Избалованные. Ничего не умеют. Эгоистки.
 
-   А мне кажется, Виктор, напротив, это современные мужчины боятся брать на себя ответственность. За семью, за близких. Как Вы думаете, Иван Дмитриевич?

   Гость задумался, обвёл взглядом присутствующих. Галина смотрела на спящего в кроватке сына, но он почувствовал её незримое внимание,- мне кажется всё просто. – ответил Иван Дмитриевич, -  надо любить.

-   Вот! – обрадовался Виктор. – Видимо я ещё не полюбил.
 Кстати, Галина я совершенно не ставлю под сомнение Ваши слова о тех событиях. И показания Ивана Дмитриевича и Толбоева совпадают.
Только Магомед потерпевший, а товарищ Горин в первом эпизоде не присутствовал. К тому же Магомед, я Вам уже докладывал, сам судим. Вот Вы, Иван Дмитриевич, когда принимали его на работу, знали о судимости?

-   Вам не кажется, уважаемый товарищ милиционер, что сейчас эта тема не очень уместна?
-   Ну, Иван Дмитриевич, если Вам сложно ответить. Я не настаиваю.
-   Мне не сложно, но вот наши милые хозяйки заскучали.
-   Нет-нет, Иван Дмитриевич, - оживилась Анастасия Михайловна, - мне очень интересно, такой смелый мальчик, заступился, не испугался ножа. А за что же он сам …

-   Ну, не знаю, не знаю, какой уж он смелый,- не согласился Виктор, - по крайней мере бандитов не задержал и сам пострадал.  Чемпион Страны по боксу. Среди юниоров.
-   Кто чемпион? – удивилась матушка, - Магомед?
-   Именно, - подтвердил сосед,- но почему-то никого не нокаутировал.

-   Ну что же, если вы настаиваете: - этот юноша, на соревнованиях более трёх лет назад, именно нокаутировал соперника, который попал в больницу и через два дня умер, не приходя в сознание.  Магомеда осудили. Ему было шестнадцать. С тех пор, он взял добровольно на себя обязательства, никогда не поднимать руку на человека.  Вот и всё. И бандита он ни разу не ударил. Просто удерживал его, взяв в «клещи». Этим воспользовался второй бандит. И я знал о нём всё, когда принимал на работу, по той простой причине, что он сам мне всё о себе рассказал. Ещё вопросы?

   Повисла неловкая пауза. В кроватке зашевелился ребёнок. Галина взяла его «на ручки» и стала легонько покачивать.
 
-   Пожалуй, мне пора, - запоздалый гость поднялся, - спасибо за прекрасный вечер. Чудесные ватрушки. Но у меня завтра ранняя встреча.

   Он задержался на выходе,-  я, собственно, хотел, Галина Вам предложить, если, конечно, Вам будет интересно, перейти из АХО ко мне на участок. Газомерщицей. Надо будет спускаться под землю, но рабочий день шесть часов и зарплата тысяча четыреста.
-   Как, воскликнула Анастасия Михайловна,- в два раза больше. Соглашайся, доченька. И работа шесть часов. Больше времени будешь проводить с сыном. Иван Дмитриевич, Вы наш спаситель. Спасибо-спасибо. Мы согласны. Правда доченька?

-   Неожиданно. Спасибо. А можно мне немного подумать?
-   Конечно. Подумайте. Я Вас не тороплю. Благодарю за тёплый приём. Анастасия Михайловна, - развернулся он к растерянной матушке, - рад был познакомиться. Обращайтесь. Всегда к вашим услугам.

   Он вышел на воздух, запахнул кожаное меховое пальто, поднял высокий воротник и подставил ладонь под мягко опускающиеся снежинки, - как там младший? Надеюсь отоспался.

   В это время обе провожающие женщины всё ещё стояли молча у двери, словно прислушиваясь к ночной тишине.
 
               

                Экипаж. (Август 1941г.)


   Из-за угла сельского клуба выглянул красноармеец Юрков и короткой пробежкой предстал перед братьями Гориными. – Ну что там, товарищ младший лейтенант, спросил он шёпотом, заглядывая радостно в глаза Вовки   - воздали должное героям? Как вы на такое решились? Раскатывать на вражьем танке, эх жалко меня не было рядом с вами, вот бы вместе повеселились.

-   Да, Урка, -  ответил озабоченно Вовка, - тебя нам не хватало. Заряжающим поработал бы. А Брюлик стрелком.
-   Так давайте, - обрадовался Юрков, - покуролесим. И Брюлика заберём, чего ему там в санчасти прохлаждаться.
-   Да. Если конечно капитан этот не расстреляет нас. За измену Родине.
-   Не понял я товарищ младший лейтенант вашей шутки. – Урка повернулся к Горину старшему,- товарищ сержант, что это?

   Иван набрал полной грудью благоухающий воздух, задержал дыхание и с шумом выдохнул,- вот что, друзья мои, давайте-ка навестим медсанчасть, только сперва на минутку заскочим в конюшню. Показывайте рядовой.

   Конюшня оказалась большой добротной сложенной из разнокалиберных брёвен, утеплённых между собой мхом.
-   Смотри-ка, - удивился Иван, видимо это был колхоз миллионер – и дома хорошие, и конюшня просторная и клуб свой с роялем. Да, Вовка? У нас то поскромнее. А где интересно народ то? Мужики где? Орлик!
   Он увидел отдельный небольшой загон в углу конюшни, перегороженный двумя горизонтальными жердями, где на подстилке из соломы неподвижно лежал его пегас с опущенной головой. Рядом была нетронутая охапка сена.
-   Орлик! Дружочек мой! – Иван протиснулся, распластавшись между жердями и опустившись на колени обнял вздрогнувшего жеребца за шею.
    Сквозь тело коня волной прошла конвульсия. Он испуганно заржал и дёрнулся, пытаясь подняться, но не смог, забил о деревянный настил передними ногами и свалившись на бок, затих.
   Иван увидел в его тёмно-лиловых, широко открытых, испуганно-удивлённых глазах, собственное отражение.
-    Не бойся это же я. -  Успокойся. – он нежно гладил коня рукой по шелковистому носу.
-    Что же ты ничего не ешь? Так нельзя. Сил не будет. Видишь тебя уже ноги не держат. Давай покушаем, - он вытянул клок сена из лежащей рядом охапки, понюхал, - хорошо пахнет попробуй, - поднёс к морде жеребца вяленную траву. Орлик поднял голову, тело его напряглось, - хочешь подняться? Давай я тебе помогу.
   Поддел руками брюхо коня будто собирался его поднять. Жеребец подтянул под себя задние ноги и подскочил.
-   Да ты моя умница!
 
   Они стояли, прижавшись друг к другу щеками.
-   Теперь всё будет хорошо, не бойся. – Уговаривал человек коня. – Мы с тобой наберёмся сил и ещё… послужим Отечеству.
   Он обернулся на непривычно притихших Вовку и Урку: - Вы идите в медсанчасть, а я ещё немного здесь пообщаюсь и тоже приду.

   Военврач второго ранга Андреева продолжала вести душеспасительные беседы с Брюликом, глаза которого уже приобрели вполне осмысленное выражение.
-   Вот, прочтите мне что-нибудь. Из Вашего любимого. Какой поэт Ваш любимый?
-   А -александр С -сергеевич, конечно,- Алмас отвечал негромко, растягивая слова.
-   Вот, давайте из Пушкина Ваше любимое.

   Младший сержант Алмас Акаев задумался, закатил глаза вверх и задержав на секунду дыхание заговорил легко и певуче: - Я Вас люблю. Хоть я бешусь. Хоть это труд и стыд напрасный. И в этой глупости несчастной у Ваших ног я признаюсь. Мне не к лицу и …
-   Что-что? Кто это тут прохлаждается? – Вовка с Уркой шумно ввалились в медсанчасть,- мы то думали он тут при смерти, а он очаровывает поэзией девушку. Виноват, товарищ военврач второго ранга, - Вовка нарочито склонил голову, - очаровывает товарища доктора. Туману напускает. Симулянт.
-   Товарищ младший лейтенант вы мне мешаете работать, потише пожалуйста. Продолжайте больной.
   Но больной уже забыл о болезни, поднялся с импровизированной кушетки навстречу боевым друзьям. Они обнимались и балагурили.

   Доктор Андреева им не мешала, - как дети, - думала она про себя глядя, как рядовой Юрков взлохмачивает рукой волосы на голове азиата и захлёбываясь от удовольствия кричит ему в ухо: - вы их шесть штук набили вон с лейтенантом. Сам капитан Фомин признал, да лейтенант?
-   Что там я признал? Что тут происходит? – на пороге стоял особист Фомин. – Екатерина Ивановна это что больные? Что за цирк? 
   За доктора ответил Горин младший: - мы, товарищ капитан здесь возрождаем боевой экипаж машины, чтобы громить врага по живому, а цирк мне кажется, это больше по Вашей части.
   Нависла нездоровая пауза. Лицо офицера из особого отдела фронта приобрело свинцовый оттенок. – Вы забываетесь лейтенант. - Он говорил еле слышно. Сквозь зубы. -  Вам бы с братом лучше попридержать прыть.
-   Есть, капитан. Попридержать прыть. – Горин младший козырнул рукой отдавая честь капитану, - А при чём тут брат? За компанию что ли? Как у царицы Тамар?
-   Именно лейтенант,- похоже особист уже взял себя в руки, подошёл вплотную, широко улыбаясь, - раппорт у меня на вас с братом лежит. О нападении на конвойного при исполнении. Возбуждено дело.
   Горин младший замер в удивлении,- да что Вы? И на кого же мы напали? Постойте, Вы серьёзно? А-а? Я догадываюсь. Васька – ревнивец несчастный.

-   Товарищи офицеры, - военврач попыталась переключить внимание разгорячившихся мужчин, - вы не забыли, где находитесь?     Если у вас что-то болит, то прошу на осмотр. Если нет, покиньте пожалуйста территорию. Здесь больные. Они нуждаются в помощи, - она многозначительно показала глазами на притихшего Алмаса. А ваши служебные дела лучше обсуждать в соответствующем месте.

-   Да, пожалуй, - капитан Фомин перехватил взгляд доктора, - извините, Екатерина Ивановна, уходим. Как он кстати, - указал головой на Брюлика. Вопросы то ему задавать можно? Я собственно за этим и пришёл. Не сердитесь.
-   Думаю еще не время, дня через три надеюсь поправится.
-   Хорошо. Ещё раз приношу свои извинения. За мной товарищи офицеры. На пра-а-во! – Капитан развернулся к выходу, - шаго-ом марш!

-   Рядовой Юрков, - окликнула доктор красноармейца уже на выходе, - зашейте гимнастёрку, что Вы ходите разодранным. Это угнетает дух солдат. А Вы куда, сержант? Немедленно ложитесь. – Возмущённо потребовала она от потянувшегося за своей гимнастёркой азиата, - у Вас контузия.
-   Нет, я уже нормально себя чувствую, - Брюлик торопливо и неудачно пытался просунуть вторую руку в непослушный рукав, - Товарищ лейтенант подождите я с вами.
-   Екатерина Ивановна, - Вовка вернулся за товарищем и помог натянуть гимнастёрку, - мы ему поможем, Вы не беспокойтесь. С нами он быстрее очухается. Боец Юрков помогите.

   Они вдвоём подхватили Алмаса под руки и повели на выход.
   Военврач Андреева осуждающе покачала головой провожая троицу глазами, - несёте за него ответственность, - крикнула она им вслед. А про себя подумала: - не наигрались ещё, дети.

   Через несколько минут после ухода шумных гостей, в санчасть заглянул Иван,- здравствуйте Екатерина Ивановна, а где же мои соколы? Неужели не долетели? А боец Акаев разве не у Вас?
-   Здравствуйте, Иван Дмитриевич, были здесь все. Но Вы же их знаете. На месте не усидят. Жеребцы игривые. Всё куда-то рвутся. Им бы ещё в горелки играть. Сержанта Акаева утащили с собой, больного. Не в угол же мне их ставить за плохое поведение. – Она опустилась на скамейку, где только что лежал больной, - с капитаном повздорили. Точнее брат Ваш.
-   С Фоминым? А по какому поводу? – Иван присел рядом.
-   Да я даже не вникала. Кажется, капитан говорил о каком-то рапорте. – Но Вы не расстраивайтесь. Мне кажется это всё так, забияки молодые. Проба сил. Не серьёзно.
   Но Иван всё же погрустнел, - Вы знаете, Екатерина Ивановна, они конечно ещё молоды, да игривы, но уже кровь пролили и свою и чужую, знают, что такое боль. Потеря. Смерть их облизывала. При этом легкомысленны и безрассудны.

 –  Он поднялся, - спасибо Вам. Пойду я пригляжу за ними. Как бы чего не натворили сдуру. А капитан не так прост, как кажется, может мягко стелить, а может и жёстко ударить. Тёртый. Кручёный. Умный и хитрый. Будьте с ним осторожнее.
-   Что ж спасибо, за заботу. Постараюсь быть внимательнее. Хотя он меня мало беспокоит. Но как-то зачастил, интересуется все ли есть для лечения раненых. Не нуждаемся ли в чём? Бинты, лекарства?
 Слава богу немцы в спешке всё побросали, так что у нас тут целая аптека.

   Иван вернулся в сельский клуб и оторопел от открывшегося зрелища. На сцене за роялем сидел особист Фомин и вдохновенно играл знаменитый вальс Штрауса, а пониже, в зале около штабного стола кружились в танце выставив вперед сцепленные руки и обнимая друг друга за талию Вовка с Уркой.
   Не веря своим глазам Иван молча наблюдал, вертя головой вслед, за лихо перемещающейся дурацкой парочкой.
-   И что это за танцы? – Услышал он за своей спиной командирский голос.
   Развернувшись взял под козырёк, - извините товарищ полковник, я только что вошёл. А тут … такое. Мне кажется они немного… тронулись. Хотя контуженный, вон сидит спокойно, - указал Иван на развалившегося полулёжа на сдвинутых скамейках, сержанта Акаева.
   Бойцы продолжали веселиться, не замечая вошедшего командира.
   Доватор спустился пониже, и усевшись в крайнем ряду наблюдал за танцами скрестив руки на груди.
   Наконец его увидел разнузданный тапёр.
   Он резко поднялся, бросив клавиши, подтянулся, поправил ремень, - товарищ полковник, разрешите доложить? Группа внедрения репетирует.
   Какая ещё группа, капитан? – лицо командира приобрело фиолетовый оттенок. На лбу вздулась косая вена. Он громко прокашлялся в свой кулак, - не морочьте мне голову.
-   Извините, Лев Михайлович немного отвлеклись. Вспомнили детство.
-   Ладно, - махнул рукой полковник, - наверное это полезно. Но давайте продолжим. Боец Юрков, Вы свободны, остальные к столу.
-   Товарищ полковник, задержите пожалуйста Красноармейца Юркова, у нас есть предложение его использовать в боевой операции внедрения в тыл противника. – Вовка и сам смутился от своей наглости.
-   Вот как? – Полковник удивился, но разрешил,- хорошо, докладывайте.
-   Товарищ полковник,- в импровизированный штаб вошли быстрым шагом Майор Ясенев и старший политрук Лузиков. Начальник штаба обвёл взглядом присутствующих, наклонился к командиру и понизив голос сообщил, что есть информация, - разрешите доложить?
-   Подождите майор, - со сцены спрыгнул, опершись рукой на рампу, капитан Фомин, - сержант Акаев, - обратился он к затихшему Брюлику, - и рядовой Юрков - подождите пожалуйста снаружи.
   Брюлик вздрогнул, словно очнувшись от сна и озираясь по сторонам попробовал приподняться, - есть, товарищ капитан, - козырнул он рукой отдавая честь и немедленно свалился на пол.
   К нему подбежал Вовка и вдвоём с Уркой они помогли Брюлику уместиться обратно на зрительское место.
-   Оставьте, лейтенант. Пусть сидит, – вяло махнул рукой командир Доватор,- а Вы, Николай Павлович докладывайте. Капитан не суетитесь, присядьте.

   Майор Ясенев выпрямился и выдержав короткую паузу сообщил унылым голосом: - Днепропетровск взяли.

   Полковник, сцепив ладони в замок задумчиво отбивал, какой-то, ему одному известный, ритм большими пальцами рук, завороженно глядя сквозь стоящего по стойке «смирно», начальника штаба.
 -  Так, - наконец нарушил он тишину поднявшись, -  значит задача по-прежнему актуальна и более того обостряется. Прошу всех к столу. Лейтенант доложите Ваши соображения, где Вы говорите у них слабые места? – Он вновь развернул на столе карту, над которой с разных сторон склонились сосредоточенные головы.
   Горин младший показал на карте указкой на два места, - вот здесь и здесь, товарищ полковник, - однако нас ведь не интересуют слабые места, а напротив максимально укреплённые, а это здесь, - он со стуком опустил конец указки на карту.
   Штаб, склады с боеприпасами и провиантом. Артиллерийские орудия, - он достал из нагрудного кармана отточенный огрызок карандаша и перегнувшись через край стола обвёл кружочками несколько мест на карте, а вот здесь танки. Восемь единиц. В основном лёгкие, устаревшие Т-1; Т-2, но есть и два тяжёлых Т-4, как наш, то есть как тот на котором мы сюда… кстати должен отметить, что машина так себе, хотя и есть достоинства – электропривод башни, телескопический прицел, но двигатель слабоват для такой массы, подвеска не торсионная как у нас, а рессорная из –за этого раскачивается передок.
   А так конечно, да… можно много чего сотворить, имея боеприпасы и бензин. Главное неожиданность. А они ещё расслаблены. Нас не ждут в тылу. Даже не окопали артиллерию и не спрятали танки.

-   Позвольте, Владимир Дмитриевич, - вмешался деликатно политрук Лузиков, - зачем же нам лезть в наиболее укреплённые места дислокации? Зачем же понапрасну рисковать личным составом? Если можно тоньше. Не на рожон, а умением, как учил великий Суворов?
-   Видите ли Кирилл Никифо… - поперхнулся Вовка не сумев договорить, закашлялся, прикрывая рот рукой.
   За него продолжил капитан Фомин:
 -  Видите ли, старший политрук, Вы всё правильно сказали, только забыли, что не стоит задача пробиваться из окружения.
   Как Вы помните мы напротив добровольно проникли сюда, в тыл противника, чтобы максимально связать врага. Не дать ему продвигаться дальше. Отвлечь от направления главного удара.

   Представитель особого отдела фронта медленно обошёл вокруг стола и приблизившись вплотную к политруку заглянул в его глаза,
 -  А на что Вы рассчитывали Кирилл Никифорович, когда пошли в рейд? Обратной дороги нет. Мы смертники, дорогой товарищ. И мы выполним поставленную нам Наркомом обороны задачу – умрём с честью.

-   Ну, умереть дело не хитрое, - вмешался полковник Доватор, - а вот выполнить поставленную, кстати капитан не наркомом, а с 8 августа Верховным Главнокомандующим, задачу и остаться в живых – вот искусство ведения боя.
    Николай Павлович, сколько Вам потребуется времени для разработки плана операции для внезапного нападения на наиболее укреплённый участок противника, с использованием имеющегося у нас вражеского танка. Надо найти бензин. Боеприпасы отбить в бою. И провиант тоже. 
-   Сутки, товарищ полковник.
-   Нет такого времени, майор. Даю Вам времени три часа. Лейтенант, что Вы хотели нам предложить? Коротко.
-   Как раз по поводу операции, - обрадовался Вовка, - мы, товарищ полковник предлагаем, вместе с товарищем капитаном, - он мельком взглянул на особиста, тот молча кивнул, - организовать своего рода таран имеющимся у нас немецким танком.
   Внезапно пройтись с боем по месту их дислокации, на рассвете, когда они еще завтракают.
   Смять артиллерийские орудия и лёгкие танки, а два тяжёлых взорвать. А вслед за нами кавалерия оттеснит личный состав противника километров на 5-6 западнее, не дальше, чтобы они не дай бог, не сбежали совсем.
   Затем возвращаемся на место. Передислокация. Пополнение провиантом из запасов противника. Боеприпасы, в том числе надеюсь и для нашей немецкой машины. Проведём разведку и повторим трюк.
   Нам для этого нужно сформировать экипаж из 5 человек. Командир танка, наводчик, заряжающий в башне и внизу механик-водитель и пулемётчик.

-   Ну вот, видите, майор, уже и план начал прорисовываться, а Вы говорите сутки. А есть специалисты на этот танк? – Обеспокоился командир.
-   Вот,- оживился Вовка,- я и хотел просить Вас утвердить экипаж в составе: я механик- водитель, других кандидатур нет, стрелок сержант Акаев, заряжающий рядовой Юрков. При необходимости они могут заменить друг друга. Наводчик он же командир Сержант Горин.
-   Товарищ полковник, я готов пойти пятым. – капитан Фомин вытянулся по струнке. Толку от меня здесь мало.  А так присмотрю за молодыми, чтобы не лезли сразу в полымя, а подольше продержались. А? Лев Михайлович?
-   Я тоже готов, товарищ командир,- предложил себя Ясенев.
-   И я, - вписался политрук Лузиков.
   Полковник Доватор покачал головой, - ваше рвение конечно похвально. Скучно что ли вам товарищи офицеры, повеселиться хотите?
    А кто будет делать тяжёлую, каждодневную, скучную и даже занудную работу по координации, анализу и управлению? Я бы тоже хотел повеселиться, но все же, полагаю это дело молодых и дерзких. Предложение капитана принимается.
-   Вот спасибо, Лев Михайлович,- кажется особист Фомин искренне обрадовался.

   Братья Горины многозначительно переглянулись.

                В начале. (Апрель 1953г.)

    В 6-30 у подъезда их ждал автобус. Морозно и тихо.
    Покрытый изморозью отражатель света фонаря на стене дома направлял тусклый размытый луч на крышу красно-жёлтого автобуса, сзади которого клубились белые облака, вылетающие равномерными порциями из выхлопной трубы машины. В ярком свете фар искрились редкие снежинки.
   В салоне уже сидело несколько человек, разглядывая и ощупывая   необычные для автобуса комфортабельные сиденья с высокими спинками.
   Братья Горины вышли последними, - ну вот, - тебе и карета. – Иван указал на распахнувшиеся перед ними передние двери.
   Они поднялись в салон автобуса и почти упёрлись головой в потолок.
 
-   Да, коллеги, - заметил мимоходом Горин младший, - это для нас низкорослых. Зачем же они сделали его таким высокопольным? А как же, например, подниматься дамам? О-о, зато какие сиденья! Что это, брат?
-   А это, брат специально для вас неженок поставили сиденья от самолёта. Они раскладываются, так что можно продолжить дремать. Едем, - постучал Иван по кабине водителя, добрую половину которой занимал двигатель.
-   Да-да, теперь вижу сидений то всего 18. А стандартных было бы 38.
   Они уселись впереди на оставленные для них свободные сиденья.

-   Да-а! – Согласился Горин младший, - пробуя авиа- кресло в разных позициях. Здорово придумали. Спасибо. Вот что можно сделать при желании из стандартного ЗиС-155. -  Он прислонился лбом к холодному стеклу, - вот я смотрю с освещением тут у вас, не очень... Что за тьма такая за окном. В салоне холодно. И окна замерзают. Можно же салон утеплить войлоком, стёкла сделать двойными и пустить дополнительный контур выхлопной трубы через салон. Конечно часть мощности потеряем, процентов 6-8. Но зато станет теплее, а окна не будут замерзать.

   Минут через 30 они уже поднимались в кабинет генерала Ясенева. рассматривая окружающий интерьер.
 
-   А у вас тут довольно просторно! – с удовлетворением отметил младший, рассматривая окружающее пространство. - Я-то думал всё будет компактное. Узенькие коридорчики, низенькие потолки, крошечные оконца. Из соображений экономии тепла. А тут прямо – хоромы.

   Он довольный и весёлый шёл впереди всех на ходу поглаживая руками встречающиеся предметы интерьера – деревянные шары на перилах, выпуклые балясины, отлитую из гипса лепнину, глухие люнеты и тимпаны с различными скульптурами, воспевающими труд - вот горняк, уверенно держащий отбойный молоток, а вот девушка в комбинезоне с газоанализатором в руке, рабочие у вагонетки наполненной рудой, даже картины на стенах и фотографии в рамках, изображающие героический трудовой подвиг северян.
 
-   Это больше похоже на музей районного масштаба. К чему все эти мелкобуржуазные излишества? – Искренне недоумевал Владимир.

   В конце коридора была раскрыта широкая дверь в приёмную генерала.
   Младший влетел в неё не глядя, отвлекаясь на отставших товарищей, - хорошо живё…
   Он замер на полуслове, увидев перед собой на полу девочку в тёмно-синем комбинезоне, размера на два больше чем надо, свободно висящем на худеньких плечах.  Впрочем, вряд ли для неё мог найтись подходящий размер, разве что детский. Девочка на корточках водила тряпкой по узорчатому цветному паркету. Как-то это не вязалось с зимой, морозом, снегом. Она словно на летней веранде в Крыму протирала пол.
   Остальные по инерции налетели на Владимира. Он не удержался и свалился на пол, едва успев расставить руки, рядом с перепуганной девчушкой. Она взвизгнула, бросила тряпку и отскочила к окну.

   Её худенькое тельце с прижатыми к груди руками мелко подрагивало, а широко открытые глаза выражали неподдельный ужас.
   
-   Нет-нет, не бойтесь, - Младший поднял ладони обеих рук перед собой, - я ничего вам не сделаю.

   На сдвинутых стульях вдоль стены лежала гора одежды и меховой обуви.
   Она перестала дрожать. И уже некоторым любопытством поглядывала на элегантного молодого человека, расположившегося на полу.
   Он улыбнулся дружелюбно и ласково.
   Её лицо тронула едва заметная, ответная улыбка.
   На шум из соседней комнаты вышел генерал, - что тут происходит?... А-а, знакомьтесь -  перспективные учёные будущие академики, - указал он рукой на притихших молодых людей, - а эта юная красавица -  моя персональная помощница.
   Прошу любить и беречь.
   Зара подберёт вам одежду и обувь по размеру и напоит чаем с печеньем. Как добрались, Владимир Дмитриевич?
-   Спасибо. Прекрасно. Комфортабельный автобус. Холодноватый, но это поправимо. Можно доработать.
-   Вот и отлично. Можете дать предложение и об этом. В гусеничном транспортёре тоже не жарко будет, поэтому все переодевайтесь. Иван Дмитриевич покажет вам персональные кабинки.
   За амуницию надо будет расписаться в ведомости. Но это позже, когда приедет секретарь. Можно и завтра. Не к спеху.
 
-   Николай Павлович,- обратился Иван к генералу,- какая готовность по времени?
   Генерал взглянул на свои командирские часы,- через полчаса. Устроит?
-   Так точно, товарищ генерал.

   Владимир незаметно продвинулся к окну. – Как вы сказали вас зовут? Извините меня за мою неловкость.
-   Зара.
-   Как это может быть?
-   Вас что-то смущает?
-   Да, нет. Ничего меня не смущает. Просто вспомнил одну… А что же вы Зара здесь работаете?
-   Работаю. А что?
-   Ну, как-то… еще разве не рановато вам? Извините за вопрос. Сколько вам лет?
-   Ну, это как считать?
-   А что, разве возраст считают по-разному?
-   Конечно, можно со дня рождения, или на сколько выглядишь, а можно на сколько чувствуешь. А ещё со дня сотворения мира или от Рождества Христова.
-   Ну, например, со дня рождения?
-   Девятнадцать.

   Владимир смотрел на эту маленькую, тоненькую девочку с выразительными глазами, серьёзным лицом и невольно качал головой, - а я бы Вам дал не больше четырнадцати.
-   А я бы Вам дала не больше семнадцати. А когда, сегодня вечером, Вы вернётесь из далёкого похода, Вам будет тридцать. Всё относительно.

   Бывший разведчик смотрел обескураженно в её непроницаемые глаза, а она не отворачивалась. – Вы мне нравитесь, - печально произнёс он.