Чать II. Глава 3. Царь Давид

Мужчина, который скорее напоминал царя из какой-то старой сказки, оглядев Клавку с головы до ног и удовлетворительно хмыкнув, сказал:
- Это я вас жду?
- Меня. Вы Лев, простите?
- Да, он самый. Царь, так сказать, всякой лесной живности. А вас как звать-величать?
- А вам разве не сказали?
- Сказал Администратор, но я не думал, что такими именами ещё называют девочек. Клавдия, если я правильно понял? – и кавалер оглянулся на администратора, который важно кивнул.
- Да, верно. Можно просто Клава.
- Ну, тогда меня можно просто Лёва. А давайте-ка пройдём к столику. Вы не против? А то мы стоим у входа, как чужие.
«А мы и есть чужие, - подумала Клавка, задавая себе вполне закономерный вопрос: «Ну, как он тебе?»
«Да как-то так. Пока никак, если честно. Имя ему не нравится. Фу-ты, фу-ты! Хотя, мне оно самой не нравится. Хорошо, хоть не сказал «Клава-шалава». Петька иногда рифмовал, сволочь…»
Мужчина проводил Клавку в будуар, галантно отодвинул стул, предлагая сесть, а потом вдруг спросил:
- Клавдия, а не закрыться ли нам от мира сего?
- Это как? – неуверенно оглядываясь, как будто ища глазами помощь, спросила в ответ Клавка. Незнакомка куда-то исчезла, и Клавке показалось, что с её исчезновением ушла и уверенность в себе, и решимость, и желание продолжать эту комедию.
«Точно, какая-то комедия! Я смотрю кино. Женщина сказала молчать, если что. Буду молчать. Бабушка Рива говорила: Когда не знаешь, что сказать - молчи, Клавця. Может, сойдёшь за умную...».
- Эти полупрозрачные шторки задёргиваются, и создаётся ощущение, что мы одни в этом бренном мире.
- Пожалуй, не надо шторки задёргивать. Мне хочется смотреть на эту красоту. Здесь очень красиво.
- Сколько вам лет, Клава? Простите за нескромный вопрос, но мы ведь не дети, и в эти игры играть как-то не с руки.
«Вот засранец. А интересно, сколько он мне даст?» - подумала Клавка с некой долей возмущения, ибо с детства знала, что для мужчины неприлично интересоваться возрастом женщины. Но тут же ответила предельно честно:
- Мне сорок. Почти. Скоро.
- Спасибо за скорость и честность. Это был тест, своего рода. Обычно начинается: «А сколько вы мне дадите?» Или: «А сколько бы вам хотелось?»
- А вам сколько лет, Лёва?
- Сорок восемь. И мне с детства говорят, что я похож на царя Давида.
Клавка вопросительно посмотрела на кавалера. Про Петра I она знала, про Николая I и Николая II тоже знала. Кто там ещё был из царей? Екатерина не в счёт - женщина. Александр был. А кто этот Давид - понятия не имею.
- Вы не знаете, кто такой царь Давид?
- Видимо, царь какой-то, - Клавке стало как-то неудобно за свою политическую безграмотность.
- Какой?
- Какой-то.
- Простите, вы еврейка? – спросил Лёв.
- Я наполовину еврейка, - нехотя ответила Клавка, понимая, что этот  Лёва здесь присутствует именно потому, что она еврейка.
- На правильную половину?
- Что значит: на правильную??
- Вы с какой Луны прилетели, таинственная незнакомка? – спросил Лев. – Правильная половина – это по матери.
- Почему?
- Клавочка, можно я так вас буду называть. Мне удивительно, что вы не знаете таких вещей. У нас, у евреев, национальность передаётся по матери, что, в общем-то, верно.
Когда-то, ещё со времён Чингиз-хана, были набеги татаро-монгольского ига на города и сёла. Надеюсь, кто такой Чингиз-хан вам известно? – Лёва вопросительно посмотрел на Клавку. Та кивнула. – Так вот, эти гады насиловали всё, что шевелилось, включая, как вы понимаете, еврейских женщин. И тогда совет наших мудрейших постановил: по фиг, кто папаша. Главное в этой истории человечества тот, кто родил. Вернее та. То есть - мать.  И правильно: она носит ребёнка, она рожает его и она, мать, единственная знает, кто отец. Рационально, что и национальность у нас идёт по матери.
- А они только еврейских женщин насиловали? Почему другие национальности по отцу, если рационально - по матери?
- Не, ну не только наших. Всех. Развлекуха у них такая была. Латы снимут и давай, пока тёпленькая. Но наши-то были самые красивые! Так что, им досталось. А потом иго это убегало, или, там,  дальше продвигалось, оставив изнасилованным женщинам подарки в виде детей. Такая вот история.
- Понятно. А вы Лёва, по правильной половинке еврей?
- Я по любой половинке еврей. У меня в роду все евреями были. До седьмого колена. Так что, вполне возможно, я и есть потомок славного царя Давида. Итак, давайте продолжим ликбез. Царь Давид – это самый идеальный из всех царей, чтоб вы знали. Во все времена.
- Неужели были идеальные цари, Лев?
- Можно Лёва. А можно Лёвчик.  Убирайте комплексы. Нам ещё спать с вами.
- Что? – у Клавки перехватило дыхание и она чуть было не вскочила от такой наглости, но не успела.
- Шучу. Это как придётся. Но можно и Лёвушка. И давай уже перейдём на ты? Ты не против?
- Давайте сразу уясним некоторые детали, Лёвушка? Спать я с вами не собираюсь, даже не мечтайте, – с сарказмом сказала Клавка, почувствовав какой-то прилив злости. - Так что переход на "ты" совсем не обязателен.
- Ладно, даю слово, что переход на "ты" тебя ни к чему не обязывает. Так проще общаться. Душевнее. А я рад, что ты, наконец, разозлилась! Это хорошо! А то сидишь тут амёба амёбой. А мне говорили; что ты – горячая штучка...
- Тётя говорила?
- Моя тётя?
- Ну да.
- Странно! А что она ещё говорила?
- Что у вас… у тебя чемодан денег. Что детей трое. Что прошлые кандидатки не подошли…
- Офигеть! Ну, тётя… Заговорила, наконец…  И ты сюда за этим чемоданом пришла?
- Нет.
- Правда, что ли?
- Правда.
- Детей у меня не трое, а двое. Им по двадцать лет и живут с матерью, в Америке.
- Я знаю, что в Америке. Так что с этим идеальным царём, на которого вы... ты похож? С Давидом?
- На арфе играл сносно. Стишки писал. Знаешь, у него была потрясающая интуиция, так что что-то у меня от него есть. Он был очень противоречивым, прямо как я: с одной стороны скромняга, с другой был уверен, что он самый, так сказать достойный и лучший царь для евреев. С одной стороны он был пастухом, с другой стороны воином. Прямо как я.
- Ты пастух?
- Нет. У меня есть свой бизнес и, соответственно, своя паства: овцы, работающие на меня. Я их пасу. Но если надо у кого-то что-то забрать, мне принадлежащее, то я воин. Безжалостный, причём. Могу быть нежным и ласковым, а могу набить морду. С одной стороны я стараюсь придерживаться еврейских правил в жизни, хожу в синагогу, а с другой стороны я редкий грешник, каких поискать.  А ты? Ты какая?
- Я медсестра. Старшая. В больнице работаю. Сына люблю. Ему шестнадцать. Хороший мальчик. С мужем разведена давно. За мужчин не держусь, да и не было их у меня почти… Да… Ещё…  Я себя еврейкой не считаю, если быть до конца честной.
- А… А кем ты себя считаешь?
- Русской.
- Ты хоть не антисемитка, Клавдия?
- Нет. У меня же мама еврейка. Правда, историей не интересуюсь, в церковь не хожу.
- В синагогу, ты имеешь в виду?
- Туда тоже не хожу. Я человек не верующий.
- Это пока.
- Что пока?
- Пока в жопу жареный петух не клюнул. Тогда все верить начинают.
- А тебя клюнул?
- А то как же? В девяностые всех клюнул. Пришлось в Америку дать дёру. Карту зелёную выиграл. Да и до сих пор клюёт. Так уж мы, евреи, устроены: либо нас клюёт, либо мы, чтобы защититься. Ну, так что с тобой? Петь умеешь?
- Ну, так… Не очень…
- Читать любишь?
- Люблю, когда есть время.
- Ну, расскажи, что есть в тебе такое, за что я мог бы уцепиться со своим чемоданом?
- Во мне ничего такого нет. И твоему чемодану я не подойду. И вообще, мне, пожалуй, пора, - рассердилась Клавка то ли на этого «царя», будь он неладен, то ли на себя, бесталанную. Она решительно встала из-за стола.
- Ты куда, Клавдия? Да шучу я. Ты пойми, в женщине должен быть один-единственный талант. Главный. Сядь, расскажу какой. О, нам несут еду. Ничего, что я за тебя выбор сделал?
- Ничего. Я всё равно ни одного блюда не знаю. Я здесь не была.
Клавка села и, пока официант таскал на стол тарелки, объясняя, что он принёс, Клавка лихорадочно соображала, что ей дальше делать. Она понимала, что расплачиваться за это изобилие как-то придётся, но меньше всего хотелось телом, если честно. Внешне этот Лёвка был не совсем привлекательным, вернее, совсем не привлекательным для неё, для Клавки, по крайней мере. Но одет был хорошо, и ей, в общем-то, было с ним интересно.
«Клавка, беги, дура», - прошептало подсознание.
«Я есть хочу. Такие запахи я в жизни не нюхала», - мысленно возражала Клавка против побега.
«Помнишь, как у этого, как его, Бендера: «за каждый витамин, который я вам скормлю, я потребую от вас множество мелких услуг». На что ты готова пойти?»
«За тарелку плова? Ни на что…» - мысленно спорила с собой Клавка, уплетая вкуснейший плов из баранины.
«Продалась за похлёбку»,  - грустно сказало подсознание и затихло.
- Вкусно? - спросил Лев, наблюдая за тем, с какой скоростью эта женщина поглощает еду. «Странно, или она прикидывается простушкой, или в ней нет ни капли жеманства, - подумал Лев. – На дуру, вроде бы, не похожа. Интересно, где тётка её добыла? И, главное, как, не вставая с постели?»
- Очень, - честно сказала Клавка, вытирая рот салфеткой, совершенно забыв о красной помаде. А потом ей попался в рот кусочек красного перца, и Клавка просто захлебнулась слезами и кашлем. У неё перехватило горло, начался спазм и, когда она откашлялась и отсморкалась в салфетку, Лев, посмотрев на неё, разразился таким смехом, что в ресторане замолчали буквально все посетители.
- Что-то не так, - спросила Клавка, переведя дыхание после того, как спазм прошёл.
- Сходи в дамскую комнату, припудри себе носик, -  сквозь слёзы, выступившие от смеха, произнёс Лёва.

Клавка побежала в дамскую комнату, и когда взглянула на себя в большое зеркало, где таинственная незнакомка давала ей напутствие перед свиданием, то увидела в отражении настоящее чучело. Красная помада была размазана по всему лицу, тушь, потёкшая от слёз, чёрными разводами легла на размазанную помаду, а причёска была как у настоящего льва: тёмно-русые волосы почему-то разлохматились и встали дыбом. Клавка вымыла с мылом лицо, вытерлась туалетной бумагой, не заметив барабан с салфетками, завязала волосы резинкой и хотела было бежать из этого ресторана и от этого Лёвки, но вспомнила, что оставила сумочку. Высунувшись из дамской комнаты, она хотела тихонько позвать администратора и попросить его принести сумку, но возле двери её ждал Лёва. Видимо почувствовав, что эта странная женщина сейчас смоется, он решил воспрепятствовать её бегству, сам не понимая, почему. Мама бы ему на это сказала: «Лёва, вэйз мир, какие у тебя были женшЧины! А ты позарился на эту ненормальную медсестру? Что у тебя со вкусом, Лёва? Ты делаешь маме больно!»

«Мама, тебе что, оттуда всё видно? Да, она странная, конечно. Не красавица. Но есть в ней что-то такое непосредственное, чего нет у многих, с кем я когда-либо встречался. Так что иди и передай привет Богу…»

Продолжение: http://proza.ru/2023/07/22/974