Левый поворот

     Поворот налево тут был запрещён, но Славик искренне надеялся, что ночь всё спишет. Но, видно, зря надеялся. Стоило ему повернуть, как откуда-то из темноты вышел пожилой гаишник и взмахнул жезлом.
«Вот чёрт! – подумал Славик, останавливаясь. – Нарвался-таки! И чего он тут делает в три часа ночи?»
– Нарушаем? – спросил полицейский и сам себе ответил: – Нарушаем… Старшина Сидоров. Документики попрошу…
Славик  удручённо пожал плечами. Мол, чего тут спорить? Ну, повернул, ну, нарушил…
– Нарушаем, – ещё раз резюмировал полицейский, принимая из рук Славика права и документы на машину. – Да ты, парень, не расстраивайся, здесь многие нарушают. Вообще-то, знак этот тут не по делу висит. Его убрать бы надо, а на светофор стрелку пришпандорить. Да только ни у кого руки не доходят. Вот все и нарушают. По ночам, особенно…
На вид гаишнику было лет шестьдесят. Старые потёртые старшинские погоны чуть выделялись на его таком же старом мундире. Да и сам он был какой-то потёртый, неухоженный.
«Нет, наверное, меньше, – подумал Славик. – Точно меньше. В шестьдесят уже не служат. Да и звание у него – старшина. Хотя…».
– А я, – усмехнулся старшина, – здесь постоянно по ночам дежурю. Место, вроде, так себе, но уж больно вашего брата подмывает этот знак игнорировать. Вот вы и летите, как мотыльки на свечку. Вы летите, а мне – лишний протокол. Для плана. Нет, те, которые постоянно здесь ездят, знают, что я тут завсегда стою. И не нарушают. Знают, что в ста метрах разворот есть. Разворачивайся и езжай по правилам. А те, которые не знают, как ты, например, нарушают… Он достал блокнот, такой же старый и потрёпанный, как полицейская форма, и начал что-то в него записывать. Но это был не бланк протокола, что вселило в Славика смутную надежду.
«Может, поговорит и отпустит? – подумал Славик. – Может, ему просто скучно. Похоже, дядька не злой…»
– Вот, – продолжил старшина, – вы, значит, нарушаете, а я протоколы составляю. Мне, понимаешь, до пенсии ещё полгода. И, если у меня будет много протоколов, то и премия мне будет постоянно. А, если премия будет, то и пенсия выйдет больше.
«Нет, – расстроился Славик, – не отпустит. На пенсию он, блин, зарабатывает! А то, что у меня до зарплаты тысяча в кармане осталась, его, конечно, не волнует. А мне ещё заправиться надо. А потому, похоже, кушать следующие два дня я буду только Любашины пирожки. Если угостит, конечно…»
Любаша была секретарём Славкиного начальника, в которого она была уже три года тайно влюблена, хотя какая, к чёрту, это тайна? Эту тайну знали все в конторе. Кроме, разве что, самого начальника. Но Любаша всё равно каждый день упорно приносила на работу пакетик домашних пирожков, которые специально пекла вечерами. И регулярно пыталась накормить ими шефа. Но тот подобные предложения вежливо отклонял, и Любаша, горестно вздохнув, раздавала невостребованные пирожки сотрудникам. Сотрудники, в отличие от шефа, не капризничали и поедали пирожки с превеликим удовольствием. И Славику тоже, порой, перепадало от её щедрот.
– Слушай, – сказал вдруг полицейский, прекратив чёркать в блокноте,  – у тебя сигаретки не будет? А то у меня закончились. Чего-то я не рассчитал сегодня, мало взял. А стоять ещё...
Славик курил мало и редко. Но пачка сигарет всегда лежала у него в бардачке. Он достал её и протянул старшине.
– Вот, спасибочки! – обрадовался тот. – А то курить хочется – прям, спасу нет! – И вытащил из пачки сигарету.
– Да вы берите все! – предложил Славик. – Я редко курю, обойдусь.
– Э, нет! – покачал головой старшина. – Если я все заберу, то это будет квалифицироваться, как взятка. А так – просто бытовая ситуация.
– Да берите, берите, – зачастил Славик. – Какая взятка? Тут и пачка-то не полная. Берите!
– Ну, если не полная, – с сомнением в голосе протянул старшина, – тогда ладно. – И взял пачку.
«Может, всё же отпустит?» – вновь подумал Славик.
– Да, – сказал старшина. – Хорошие у тебя сигареты, заграничные. А я наши курю. Хотя, хрен его знает – наши, не наши… Сейчас везде по-иностранному пишут. А у тебя хорошие. Небось, много зарабатываешь?
– Какое там, – махнул рукой Славик. – МНС.
– Чего-чего? – не понял полицейский. – Чего за МНС?
– Младший научный сотрудник, – пояснил Славик. – В НИИ.
– А, младший… Значит, тоже – голытьба, – резюмировал старшина. – У нас так же: вроде, в одной конторе служим, а зарплата – разная. У начальства – о-го-го, а у нас… А как на пенсию кантоваться буду – вообще не представляю. – Он вновь начал чего-то чёркать в своём блокноте.
«Не отпустит, – погрустнел Славик. – Раз про пенсию вспомнил, не отпустит. Сейчас протокол состряпает, а потом суд, штраф, а то и прав лишат. Чёрт его знает, какие сейчас правила!»
– А ты куда это среди ночи намылился? – вдруг спросил гаишник. – Небось, к зазнобе?
– Да к какой зазнобе! – вздохнул Славик и чуть не ляпнул: «шабашу». Но вовремя остановился. – С работы еду.
– Ух ты! – удивился старшина. – У вас в НИИ – что, и по ночам работают?
– Приходится иногда, – покривил душой Славик. У них в НИИ не то что ночью, днём, порой, работы не было. И премий, поэтому, тоже не было.
– А от меня жена ушла, – вдруг сказал гаишник.
«Точно не отпустит! – подумал Славик. – Если от него жена ушла, то он теперь винит в этом всё человечество. И меня в том числе. Нет, не отпустит!»
– Сочувствую, – сказал он.
– Да нет, – махнул рукой старшина, – не сейчас. Десять лет, как ушла. Сказала: «на твою нищенскую зарплату не проживёшь!». И ушла. К соседу.
– И что? – вежливо поинтересовался Славик. – Хорошо зажила?
– Какое там! – вновь махнул рукой полицейский. – Сосед через год под машину попал, стал инвалидом. Теперь пенсию по инвалидности получает. А жена моя бывшая – отродясь не работала. Вот на гроши и живут. Жена, может, и не прочь теперь ко мне обратно вернуться, да совесть ей не позволяет инвалида бросить. Совестливая она у меня.
– Но хоть заходит? – вежливо поинтересовался Славик.
– Заходит иногда, – кивнул старшина. – То до пенсии перехватить, а то и мне в чём помочь по старой памяти. Она – баба, в сущности, неплохая, но уж ушла, так ушла…
«Не отпустит, – подумал Славик. – Несчастный он мужик. Был бы счастливым, может, и отпустил бы. А так – не отпустит!»
– Слушай, старшина, – вдруг спросил он, – а дети у тебя есть?
– Есть, – расплылся в улыбке гаишник. – Дочка. И живёт далеко – в Париже.
– Ух ты! – присвистнул Славик. – В Париже! Чего ж она тебя к себе не возьмёт?
– Да не в том Париже, – поморщился старшина. – Она в этом, который за Уралом. Есть там такой посёлок городского типа. У них там у самих с работой – швах! Ну, и с деньгами – тоже. Но девка хорошая. С мужем живёт. И детей трое.
– Да, – кивнул Славик, – если за Уралом, тогда – другое дело… Слушай, а, может, я поеду? Ну, чего уж там, не так я сильно нарушил. Может, простишь? – Славику вдруг остро захотелось закурить. – Угости сигаретой…
Гаишник достал из кармана бывшую Славкину пачку, заглянул в неё, как бы подсчитывая лежащие в ней сигареты, и кивнул:
– Кури, не стесняйся…
Славик затянулся и, почувствовав, как горький дым заполняет лёгкие, ощутил какое-то подобие блаженства.
«Да и чёрт с ним! – подумал он. – Штраф, так штраф! Пусть только побыстрее составляет свой протокол, да я поеду».
Гаишник хотел, было, что-то ответить, но тут вдруг ещё одна машина, вынырнув из темноты, свернула под запрещающий знак и устремилась в их сторону.
– Подожди ка, – бросил старшина и с удивительной для его комплекции резвостью выскочил на проезжую часть, взмахнув жезлом. Машина остановилась.
– Ты вот что, – старшина посмотрел на Славика. – На первый раз я тебе предупреждение выпишу. Оно, конечно, не так ценится, как полноценный протокол, но активность отображает. К тому же, парень, как я погляжу, ты хороший. К тому же – МНС. На-ка, распишись вот здесь. И не нарушай больше.
И, протянув Славику его документы, отправился к остановившейся машине.