9. По ту сторону огненного предела

… О родителях у Дэниела было лишь смутное воспоминание: как о ком-то, кто был с ним рядом в далёком прошлом. Образы их почти совсем стёрлись из его памяти, обратившись в призраков, в серые тени с размытыми очертаниями. Так же, как и всё, что было ДО. Что-то произошло… Мрак затопил сознание, погребя прошлое под плотной, вязкой пеленой забвения…

***

… Глухой удар… Ещё один… Пронзительный тонкий звук, возникнув их ниоткуда, стремительно разрастался, разрывая душу на части… Слепяще яркая вспышка взрыва, низ и верх перемешавшиеся друг с другом… Бешеный вихрь, стремительно увлекающий в неведомое Нигде…


… Когда он очнулся, ему подумалось, что он видит жуткий сон, в котором сам является сторонним наблюдателем, и от которого не может очнуться. Алые языки бушующего жаркого пламени, яркие золотистые искры взвиваются в аспидно-чёрное небо… Чёрные людские силуэты мечутся около развалин, объятых пламенем, словно в каком-то странном, фантастическом танце… Багряные отсветы на лицах… Зычные крики команд, чьи-то испуганные вопли, рёв сирен, гудение огня, жадно пожирающего дерево — все звуки соединились в единую симфонию, повергающую в леденящий ужас…

Откуда-то он знал, что является единственным, кто остался в живых… А может, он всё же умер и стал духом, и потому-то на душе у него так спокойно?..

– Эй, Берт! Сюда, живей! Я нашёл его!

Грубый хриплый голос — над самым ухом. Запах пота и гари. Чьи-то сильные руки подхватывают его, будто пёрышко, несут куда-то…

… Потом — поездка… Он слышал приглушённое урчание мотора, чувствовал, как машину потряхивает, немного заносит на поворотах… Какой-то человек окликал его, держал за руку…


… Очнулся он в какой-то большой комнате с высоким потолком. Он чувствовал под спиной жёсткий матрац; его бил озноб, кружилась голова, и ему казалось, что все предметы плывут друг за другом, подчиняясь ритму странного танца. Он прикрыл глаза, и ощутил, будто проваливается в бездну…


… Сколько времени миновало? Несколько часов?.. Дней? Он не ведал счёта.

Иногда он выныривал из беспамятства, но тогда действительность воспринималась им так, словно он присутствовал где-то поблизости, незримый и невесомый. Он пассивно наблюдал, как люди в белых одеждах склонялись над его неподвижным телом, обследуя его, о чём-то тихо переговаривались, что-то записывали в толстых блокнотах… Видел прозрачные трубки капельниц, протянувшиеся от закреплённых на штативах бутылей с целительными жидкостями к его ключице… Видел, как мигает экран монитора прибора, стоящего у его кровати…

Порой он «возвращался» в себя, и даже мог отвечать врачам, когда те заговаривали с ним…

Затем вновь наступало забытье…


… Холодно… Сыро… Как долго находился он в этом пустом помещении с голыми стенами, лёжа на земляном полу, не в силах пошевелиться?.. Он продрог до костей, а ноги его так окоченели, что он с трудом мог пошевелить ими.

Страх близкой смерти проник в грудь ледяным туманом, сковал оторопью…

«Нет!!! Жить! Я хочу жить! Я… должен!..
«Зачем? – услышал он вкрадчивый шёпот. – Зачем ты сопротивляешься с таким упорством? Отчего не желаешь покориться и принять неизбежное?»
«Прочь!!! Ещё не настал мой час!»


… Он очнулся резко, содрогнувшись всем телом — словно неведомая мощная сила вырвала его из бездонного океана Забвения.

Тихо скрипнула осторожно отворяемая дверь: кто-то тихо вошёл в погружённую в полумрак комнату. Тихо щёлкнул выключатель, вспыхнул тусклый свет. Дэниел повернул голову. На пороге стояла высокая худощавая женщина в светло-зелёном кителе с короткими рукавами, на русых волосах, собранных на затылке в тугой узел, маленькая белая пилотка.

Приблизясь к кровати, врач взглянула на монитор, правдиво вещающий о жизненных показателях пациента.

– Ах! – проговорила она с улыбкой, увидев, что глаза Дэниела открыты. – Так ты проснулся, я вижу…

Склонившись над ним женщина дотронулась рукой до его лба. У неё были добрые серые глаза; Дэниелу подумалось что, наверное так смотрела на него мать…

Врач отвернула одеяло, пощупала ноги мальчика. Осведомилась, почувствовал ли он что-нибудь. Дэниел отрицательно покачал головой. Вздохнув, она укрыла его, подоткнув края одеяла. Оправила подушку, взъерошила его тёмные волосы и, заверив, что он обязательно поправится, удалилась.

Дэниел поверил ей.


Через несколько дней Дэниела перевели в другую палату.

Миссис Лайвли, — так звали врача, — оповестила его об этом предварительно, сообщив, что результаты обследования вполне удовлетворительна, и он быстрее пойдёт на поправку, находясь рядом со сверстниками.

Стоит ли говорить о том, что в ночь накануне Дэниелу было трудно уснуть? Он лежал, устремив взгляд в тёмный потолок, представляя, каким будет завтрашний день, пока наконец Морфеус не осенил его своим призрачным крылом.

На утро Саймон, молодой плечистый санитар с коротко остриженными огненно-рыжими волосами и весёлыми синими глазами, войдя в палату с возгласом: «Карета подана, юный дже;лмэн!», лихо подкатил к кровати Дэниела инвалидную коляску.

– Ну, парень, – сказал Саймон, катя Дэниела по широкому больничному коридору, залитому ярким солнечным светом, – теперь начнёшь новую жизнь, с чистого листа. Впереди — широкая дорога!

Дорога, по которой Дэниел покатит на больших колёсах, сидя в инвалидной коляске…

***

… Наступили тёплые деньки. Весна, вступая в свои права, пела звонкими, жизнерадостными птичьими голосами, звенела капелью, падающей с крыш, журчала ручьями. И так нежны были краски молодой травки, и первых цветов, пробившихся из напоённой влагой земли, согретой ласковым солнцем, и крохотных листочков на кустах в больничном саду! Радостно было наблюдать обновление природы мальчику-инвалиду…

Какая невыразимая радость охватывала Дэниела, когда, усадив его в «карету» и заботливо укрыв его бесполезные парализованные ноги тёплым шерстяным пледом, санитар Саймон вывозил его во двор подышать свежим воздухом! Добрая душа, рыжий здоровяк искренне улыбался, видя как счастливо блестят глаза его юного подопечного. И относился с пониманием, когда, из-за сильного заикания с трудом выговаривая слова, Дэниел просил оставить его одного.

И Дэниел был ему благодарен. Ему было над чем подумать. Как выглядели его родители, как звучали их голоса? Кем они были? Где они жили до того, как с ним случилось несчастье? А может он был сиротой с детства? Тогда у него наверняка должны быть друзья… где-то на Земле? Или в других мирах… Дэниел напрягал память, пытаясь найти ответы, но словно наталкивался на незримую прочную стену.

Дэниел любил одиночество ещё по одной причине: соседи по палате он — странный, молчаливый колясочник, заикающийся на каждом слоге — пришёлся не по душе. И Дэниел замкнулся в своей «ракушке».

Доктора приписывали его заикание последствиям перенесённого шока, и, предполагая, что этот побочный эффект должен со временем исчезнуть. И, когда после выздоровления мальчика перевели в приют-интернат для детей-инвалидов, в выписке значилась настоятельная рекомендация: занятия с логопедом.

Волнение всё сильнее овладевало Дэниелом, когда маленький пыльный микроавтобус вёз его по умытым апрельским дождём улицам маленького и тихого провинциального городка. Глядя в окно на разноцветные автомобили. Несущиеся по встречной полосе, на прохожих, куда-то торопящихся с деловитым видом, мальчик гадал, какая жизнь его ждёт там, на новом месте.

Так или иначе, у него оставалась надежда на лучшее…


Рецензии