10. Одиночка

10. Одиночка

– Дэниел — ведь так тебя зовут?

Директор — плотный лысоватый мужчина в сером шерстяном пиджаке буравил нового воспитанника взглядом маленьких водянистых глазок.

– Д-да с...с-эр, – пробормотал Дэн, ощущая себя далеко не лучшим образом.
– Дэниел… а дальше? – директор с шелестом перетасовал лежащие перед ним документы. – Здесь, – он приподнял какую-то бумагу, – указано, что данные отсутствуют… Ты не помнишь ни своей фамилии, ни родителей, так?

Дэниел низко понурился и качнул головой; сердце в груди сжалось, в глазах защипало.

Несколько минут директор созерцал щуплую ссутулившуюся фигурку в инвалидной коляске, затем шумно выдохнул.

– Ладно, – наконец промолвил он, отодвигая от себя раскрытую папку с документами, – надеюсь, со временем все эти обстоятельства прояснятся, – он приподнялся со стула и, перегнувшись через широкий письменный стол, прошипел: – Не годится, знаешь ли, жить без фамилии. Ну, ступай!

«Ступай»… Вращая колёса, Дэниел развернулся и выехал в коридор, пахнущий моющим средством и отсыревшей штукатуркой, где его ожидала нервничающая воспитательница, чтобы отвезти его назад, в спальню.

– Ну что? – обратился к Дэниелу Роберт, его сосед, шагнув навстречу, опираясь на костыли, лишь только дверь за его спиной затворилась. – Не слишком жёстко тебя допрашивал Удав?

Весь его вид выражал искренний интерес. В отличие от Дэниела, Роберт прекрасно помнил и своих родителей, и где жил до тоо, как попал в приют.

– Н-не очень, – отвечал Дэн. – Ч… ч-что с м-меня м… м…
– Можно взять? – договорил за него Роберт. – Но, наверняка пообещал заняться их розысками?

Дэниел кивнул.

– А!.. – Роберт махнул рукой. – Он всем так говорит. Часто чтобы формальность соблюсти. А по мне – так уж лучше без родителей…

Роберт вернулся к кровати, застланной застиранным холщёвым покрывалом и, усевшись на край, отставил костыли в сторону.

– Жизнь выходит не очень-то весёлой, когда отец пьёт, – промолвил он. Разгладил немного смятую подушку.

– Он заявлялся домой около полуночи, – вновь заговорил Боб тихо, глядя перед собой, – пьяный в стельку, и избивал мать за то, что ужин простыл… Я дрожал в своей комнатушку, трясясь под одеялом, прижав ладони к ушам, чтобы не слышать её криков. И рыдал от бессилия, что не мог её защитить.

Дэниел ошеломлённо слушал на товарища.

– Так это ещё не самое плохое, – продолжал Роберт с кривой усмешкой, глядя на Дэниела. – В такие дни он быстро утихомиривался и заваливался дрыхнуть. Хуже бывало, когда он возвращался сразу после смены, трезвый как стёклышко. Тогда он начинал играть в «порядочного отца»: требовал показать тетради, дневник…

Роберт быстро вскинул глаза на внимательно слушающего его Дэниела. Вновь потупился.

– Я, знаешь ли, учился не очень хорошо. Запоминал плохо. «Сейчас будет веселье!» так говорил он, потрясая поясом, что вытащил из штанов… Мать пыталась меня защитить, но в итоге доставалось нам обоим. Отец наносил удары, обвиняя меня в тупости, а её в том, что не уберегла меня от болезни, и он должен работать как вол, чтобы прокормить… «бабу и бесполезного выродка»…

Осекшись, Роберт сглотнул, немного помолчал.

– Однажды он не вернулся домой. Такое бывало часто. На второй день мать отправилась в доки наводить о нём справки, и вернулась в слезах: отца убили в пьяной драке. Она любила его, несмотря на жестокость и необузданность…

Роберт поднялся и, привычно опираясь на костыли, поковылял к окну. Дэниел, потрясённый его рассказом, молчал, рисуя в голове те сцены.

– Мать запила, – Роберт глядел сквозь запылённое стекло на зелёный дворик. – Она никогда не поднимала на меня руку, и, когда не была пьяна, даже сидела со мной рядом, обнимала, клялась стать хорошей… А однажды… Однажды она не проснулась.

«Я должен благодарить судьбу, – подумал Дэниел, – что, утратив в одночасье всё, попал к добрым людям.» ему вновь вспомнился т;т день…

– Я рад, что меня поселили в этом приюте, – голос Роберта донёсся до него словно издалека. – Здесь хорошо: одевают, кормят, учат… А ещё и доктор навещает. И, знаешь, Дэн, – он обернулся: худое лицо бледно, светло-карие глаза сощурены, – ведь есть и такие, чья жизнь куда хуже, чем моя была!
– Я знаю… к-кажется… – тихо откликнулся Дэниел.

Роберт приблизился и пристально поглядел на него.

– Кажется?!

Дэниел не ответил. Он не мог передать словами того, что всплыло из глубин его подсознания.

***

Проснувшись на следующее утро, Дэниел обнаружил кровать его нового друга аккуратно застланной, а его самого — стоящим у окна и что-то тихо бормочушим.

– А, проснулся! – воскликнул Роберт, оборачиваясь и усмехаясь. А надо сказать, что улыбка унего была зубастая, и, глядя на него, тоже хотелось улыбнуться вответ. – Ну и мастер же ты дрыхнуть!
– А ч-что, у-уже…
– Да, скоро завтрак. Если хочешь, могу сходить позвать няню, чтобы тебя свозила к умывальникам…

Поблагодарив Боба и сообщив, что научился управляться сам, Дэн отправился совершать скромный туалет.

– … смотровой день, – услышал он обрывок беседы двух мальчишек, зашедших в туалетную следом за ним. – Интересно, свезёт ли кому-нибудь…
– А ты думаешь, кому-нибудь интересно возиться с такими как мы, Сам?..

Вернувшись в спальню, Дэниел застал Роберта за разглядыванием какого-то маленького предмета.

– Боб, – обратился он к товарищу, делая вид, что не заметил, как тот поспешно сунул свою реликвию под подушку, – ч-что т-такое с-смотровой день? П-приедет в-врачебная к-ко-омиссия? Или инспекторская п-проверка?
– А-а… – протянул тот, хмурясь. – Ну, в общем-то это можно назвать и проверкой… Добренькие тётеньки и дяденьки заявяться выбирать себе ребёночка. Кому-то посчастливится.

Роберт ухмыльнулся, видя, какое впечатление произвёл на Дэниела его откровенный сарказм.

– Ну… ты бы хотел, чтобы тебя усыновили?

Дэниел не ответил. «Возможно, было бы неплохо жить в семье, – подумал он, – но… Будут ли они относиться ко мне с любовью, когда узнают ближе?»

– Понимаю, – кивнул Роберт, расценив по-своему его молчание. – Я тоже предпочитаю быть независимым.

Однако до его предпочтений никому не было дела.

Вскоре после обеда в спальню мальчиков зашла воспитательница. Бросив на Дэниела хмурый (так ему показалось) взгляд, она поманила Роберта.

– Ага! – кивнул тот, подхватывая костыли и поднимаясь с кровати. – Свидание с джентлменом-медиком.

Роберта не было довольно долго. А когда вернулся, был мрачнее тучи.

Взглянув на замершего Дэниела он подошёл к шкафу и, опираясь на один костыль, принялся вытаскивать вещи и бросать на пол: старенькие джинсы, худи… Затем махнул рукой и, подойдя к окну принялся, по своему обыкновению глядеть на дворик.

– Она отыскала меня, – наконец тихо проговорил он и, обернувшись поглядел на озадаченного и взволнованного Дэниела. – Тётка моя. Сам не знаю, зачем я ей такой сдался… – Присев на подоконник, он пожал плечами. И ведь бывала-то у нас всего пару раз…

– Значит, ты нужен ей, – промолвил Дэниел без заикания.

Роберт снова пожал плечами. На бледном лице появилось растерянное выражение.

– Так она и сказала…

В комнату заглянула воспитательница.

– Поторопись, Роберт, тебя ждут, – сказала она. – О вещах не беспокойся: мы вышлем их на твой новый адрес.

И вышла. Из-за неплотно прикрытой двери донёсся затихающий перестук её каблуков.

Роберт вытащил из шкафа куртку и накинул её на плечи.

– Мне всё равно, – сказал он равнодушно. – А если будет плохо — убегу. Места в мире много, найдётся и для меня…
– Но…
– Мои ноги? – правильно истолковал Роберт его взгляд. – А и что с того?

Пожав плечами, он двинулся к двери.

– Пусть с тобой всё будет хорошо! – сказал Дэниел ему вдогонку.

Роберт вернулся и обнял его.

– Спасибо, дружище! – прошептал он. – Пускай ты странный парень, и болтаешь во сне всякую тарабарщину, но… Ты — настоящий!

***

Дэниел подъехал к окну; из него виднелась усыпанная гравием дорожка, ведущая к выходу с территории приюта-интерната. Вскоре на ней показались высокая худощавая женщина в длинном светлом плаще и Роберт, ковылявший за нею. Приостановившись, он поднял голову и взмахнул вскинутой рукой.

Сердце Дэниела сжалось. Он знал, что друг его не видит — окно находилось довольно высоко, но знает, что Дэниел там.
«Будь счастлив!» – мысленно обратился к Роберту Дэниел. И улыбнулся.