Обмен веществ

                1

Саша случалось, просыпал свою остановку. Поздним вечером по возвращению в общагу, его, пришибленного тренировкой, в метро размаривало. А если будил суровый голос, возвещавший, что поезд идет в депо и нужно освободить вагоны, это значило что, его снова угораздило укатить до «Речного вокзала». И вновь придется преодолевая вязкую дремоту, возвращаться. И уже нужно держаться до последнего. Не дремать.  Иначе будешь кататься туда-сюда.

И вот когда дотащился до общаги, быстрый туалет перед сном. И, наконец то, сладко бухнуться в кровать. Сосед Вовка Суворов десятый сон видит. Танька Бирюкова, его зазноба, слиняла.

Расписание лобзаний Суворова и Таньки - копия расписания Сашиных тренировок.  Как-то, когда, потянув ногу, Саша пропустил неделю тренировок, голубки так явно истомились его торчанием в комнате, что Саше стало неудобно. Как они желали ему поскорее поправиться!  Суворов желает Саше не только здоровья, но и успехов в учебе. Потому что, если Саша засядет над курсовым, Суворову – прощай любовь. Но слава богу, и с курсовыми и со здоровьем у Саши все нормально. С таким золотым соседом, как он Суворову везуха.  Каждому бы такого соседа, который отсутствует четыре вечера в неделю, изводит организм, и не изводит соседа своим присутствием.

 Четыре раза в неделю Саша проваливался в сон под смесь запахов. Запаха кроссовок из спортивной сумки, засунутой им под кровать, и Танькиных духов.  Но вот уже три дня подряд, как Вовки нет. И Танькин запах источился, уступив запаху кроссовок. Вовка, заранее предупредил Сашу, что уедет. Куда, не сказал. Да Саша и без объяснений догадался. Суворов отыскал сексодром.  Он ведь сам плакался, что в общаге, где без намордников бродят такие невменяемые, как Полина, любовь – не любовь, а мероприятие. Каждое движение, прикосновение, любой вздох будет отдавать канцелярщиной, отчетностью.  И Суворов с Танькой отплыли в неизвестном направлении. Подальше от Полины. И Саше хорошо. Можно, придя с тренировки, свет в комнате спокойно включать.

 На следующий вечер, когда Саша пришел с тренировки, то есть. неприлично поздно, завилась Бирюкова. Саша, полагавший, что Суворов нашел сексодром именно под нее, так раскрыл удивленно глаза, что Танька насторожилась. И пошла копать, что да как.  А Саше, который только и мечтал рухнуть в кровать, оставалось на ее вопросы разводить руками. И быстро соображать. Значит у Суворова в рукаве была карта припрятана.

 А кто, если не Бирюкова? Зачем? От добра добра не ищут. Танька всем хороша, «высока, стройна, бела». Ну, пусть умом не шибко взяла. Но высшее образование уже гарантировано. На пятом курсе не выгоняют. А при дипломе и ее данных жизнь удалась?  Таньке все же хватило ума, или интуиции, чтобы заподозрить, что Саша что-то скрывает. Но тщетно она в попытках найти отгадку, прищурив синие глазища, водила ими по комнате, тщетно рылась в суворовской тумбочке, под его подушкой, даже под его матрасом.  И стала допытываться у Саши, почему при том, что и вещи, и тетради, и учебники, Суворова на месте, исчезла зубная щетка и электробритва. Пока Саша соображал, что на это ответить, Таньке попался на глаза лежащий на столе листок, явно с адресом.

- А это что?

- Это мое, -  ответил Саша.

Но та торопливость, с которой он выхватил листок из Танькиных рук, ее насторожила. И она потребовала бумагу. Но Саша не давал. Поняв, что попытки тщетны, Бирюкова фыркнула, сказала, что они еще горько пожалеют, и ушла.  И больше не приходила.   

 Однако, были такие, как Полина.  Полина вызвала Сашу на допрос и выложила, что, если прямо перед сессией Суворов не появлялся и в институте, это крайне подозрительно.  Конечно, пятикурсник, прошедший огонь и воду, может себе позволить расслабуху. Но чтобы с таким откровенным эпатажем?  Это переходило все пределы.




На третий вечер Вовкиного отсутствия, Сашу, пришедшего с тренировки, ждала записка в двери. «Зайди ко мне. Полина». От Полины Саша ничего приятного не ждал.  К тому же хотел спать. Проигнорировав записку, он рухнул в кровать и вырубился. Но спустя полчаса почувствовал, что не один в комнате. Двери комнаты они с Суворовым на ночь не запирали.  Кто-то потеребил Сашу за плечо.
 
- На повестке дня вопрос, - услышал он голос Полины, - Суворова нет уже два дня.  И никто не знает, что с ним,
 
- Ну и что, -   ответил Саша.

- Как это что? Может быть, его зарезали где-нибудь в подворотне, - Саша услышал, как Полина своими пятью пудами приземлилась на застонавший стул. Это значило, что она планирует серьезный разговор.

- Не зарезали его. Все нормально. Он у тетки, - сказал Саша.

- У какой еще тетки?

Саша догадался: Танька поделилась с Полиной.  И та, бессменный комсорг группы, напористая, как танк, взяла дело в свои руки. Полина пристально следила за обстановкой в группе. В сферу интересов подгребла и сердечные дела, говоря, что согласно диалектике, все связано. И общественная деятельность сопряжена с сердечной. И по той самой причине, что лично у Полины никак не сопрягалось, она следила за сопряжениями подотчетных ей комсомольцев и особенно комсомолок. И если Полину принесло затемно, то «сдайся враг, замри и ляг». Что собственно Саша и делал. Лег и замер.
.


-  Дай поспать, - Саша отвернулся к стене, свернулся калачиком.

- Я поражаюсь твоей твердокожести, – проговорила Полина.

- Я сам себе поражаюсь. Другой бы уже зафиндилил в тебя чем-нибудь, а я терплю.

-  Это я терплю, - возразила Полина, -   Пропал человек. Это не шутки.

- Нет человека – нет проблемы, - сказал Саша.

 - Это что за канцелярщина? Это у тебя пока нет проблемы. Ничего. Я тебе их гарантирую. У меня комсомолец с учета выбыл.  Бирюкова ночами не спит.  А соседу по комнате трын-трава, и ухом не повел.  Спокоен как слон. Твой индивидуализм поставим на повестку на собрании. Хотя, зная Суворова и по твоему спокойствию я подозреваю, что вы, красавцы, снюхались. А с вами не шутки шутят. Ладно, утро вечера мудренее. Еще поговорим. Завтра в институте проведем летучку.  Так поставим твой персональный вопрос, что сам помчишься Суворова искать.



  Полина встала. Стул издал стон. Дверь хлопнула. Саша через силу выполз из кровати, включил свет, запер дверь на ключ, открыл верхний ящик своей тумбочки. Взял листок бумаги и, щурясь от света, перечитал адрес. Адрес написал ему Суворов, когда предупреждал, что завеется на время. Сказал тогда, что тетка, уезжая в командировку, попросила цветочки полить и кота покормить. В тетку и кота Саша не поверил. За четыре с половиной года Суворов впервые заикнулся о наличии у него тетки в Москве. Первая Сашина мысль тогда была, что Суворов ушел в астрал с Бирюковой.

- Но, если что, вдруг срочно понадоблюсь, так вот адрес, - сказал тогда Суворов и дал листок.

 Саша тогда не прочитал. Зачем? Но после визита Полины, понял, что прочитать следовало.  Он смотрел на адрес, примерно так, как Танька Бирюкова смотрела на курсовой, посчитанный для нее Суворовым. Адрес Саше ничего не говорил.

                2

На следующий день в институте, на перемене Полина устроила собрание. Начав с трагической ноты, про окоченевший труп Суворова, продолжила, что мертвецы нередко обнаруживаются только с таянием снега. А все по причине черствости, невнимательности, откровенного пофигизма окружающих.  Человек пропал. Никто не волнуется, не шевелится, не ищет. Потом Полина упомянула о Сашином подозрительном спокойствии, наводящем на мысль, что тут не все чисто, и, нахмурившись, посмотрела на Сашу.

- Ты что, намекаешь, что я его убил? – усмехнулся Саша.

- А кто тебя знает? А почему ты не давал Тане прочитать листок? Что там было написано?

- Завещание Суворова, -  сказал с улыбочкой Лорьян, - Прошу в моей смерти никого не винить.

 - Лорьян! - Полна обратилась к нему, -  Ты падешь от моих рук!  Я ставлю на повестку дня: что делать с Суворовым. А заодно и с Шевченко, который что-то явно скрывает. Может быть, заявить в милицию? 


- Постойте - постойте, - проснулась вдруг Ганина, - Тут что-то не то. Шевченко тут, наверное, ни при чем.

- У тебя всегда Шевченко ни при чем, - усмехнулась Полина.

 - Нет, дело в другом. Последнее время Суворов в наших палестинах стал ошиваться. Как прописался.  Я его уже не раз засекала. То на улице, то в метро. И он строил такую морду, вроде, я не я, и лошадь не моя.

- А у него лошадь завелась, кобыла, - сказал Лорьян.

- Сам ты кобыла, - ответила Ганина, -Я думаю, завелся у него какой-то червовый интерес.

- Не червовый интерес, а червоточина, - поправила Полина, - Выел себе червячком норку и пригрелся.
   
- Пусть, червоточина, - согласилась Ганина, - А я, дура, никак въеду, чего он к нам повадился. Словно ему медом намазано.

- А Шевченко косит под дурика. Я не я, и лошадь не моя, – сказала Полина, - А ты, Людочка, его выгораживаешь. А я очень сомневаюсь. Вам обоим комсомольское поручение. Берешь Шевченко за … за что хочешь, и выдавливаешь из него где Суворов. И на поиск. Боюсь, что найдете уже холодный труп.

- А снег уж совсем ту находку занёс. Метель так и пляшет над трупом. Разрыл я сугроб тот и к месту прирос. Мороз заходил под тулупом, - пропел Лорьян.

- Трупов мне только не хватало, - фыркнула Ганина.

- И это ответ комсомолки? Тем более, у тебя с Шевченко отношения доверительные.

- Какие еще доверительные?  -  фыркнула Ганина.
 
 Саша тоже удивился. Никаких у него доверительных отношений с Ганиной не было. За четыре с половиной года, что он проучился бок о бок с Ганиной, их отношения оставались не более чем добрососедскими.  Иначе быть не могло. Люда Ганина, блондинка с большими красивыми голубыми глазами, правильными чертами лица и атласной кожей, была бы девушкой фартовой, если бы не габариты.  Толста так, что ни глаза, ни кожа в счет не шли.  Сашу не колыхала вовсе. Как-то всеядный Лорьян пробовал к ней подбить клинья. Но она его отшила. Это единственное, что Саша знал о личной жизни Ганиной.

 Услышав, что Ганина пару раз засекла Суворова в своем районе, Саша насторожился.  Ганина жила в районе Проспекта Мира. И недалеко от типографии Гознака. И это обстоятельство давало пищу для размышлений. В том же районе жила Людка.

Сказать, чтобы Людка выплыла на горизонте Саши и Вовки, как Афродита в раковине, - было бы неоправданно поэтично. Реальность была прозаичнее. Сестра покойного Сашиного дедушки, тетя Валя, сразу после войны осела в Москве. Ну как не навестить тетю? И эта тетя, очень к Саше расположенная, решила состряпать внуку и счастье, и прописку. Нашла вариант. У ее подруги из соседнего подъезда созрела внучка на выданье. И жила эта потенциальная невеста в двух кварталах от дома своей бабушки, а соответственно, и от Сашиной тети. Так сказать, все включено. Двухкомнатная квартира. И тетя Валя девушку знала прекрасно. Прекрасная девушка. И вдобавок такое удобство, что тот же проспект Мира.  Цивилизация. Даже переходить на другую сторону не нужно. Дойти до типографии Гознака, и чуть в глубину.

Тетя Валя, напрягалась, произнося слово Гознак. Адрес сам за себя говорит. Рядом с типографией Гознака абы кого не пропишут. Там позволительно проживать только людям благонадежным, проверенным. Так что, адрес – своего рода знак качества, гарантия что девушка порядочная, а не какая-то там общаговская прошмандовка. На медсестру учится.  Выгодная партия. С другой стороны, и Саша, как считала тетя Валя, не лыком шит. Пусть он иногородний. Но перспективный, собой видный, не дурак, из хорошей трудовой семьи и без пяти минут инженер. При калькуляции тетя Валя припоминала, что и она когда-то была иногородней. И не дай бог ему пройти те мытарства, которые она испытала, чтобы сделаться москвичкой. Так что, эта девушка, -  а звали ее Людой, - представляла удачный вариант, плывущий прямо в руки.
 
Тетя Валя с подругой-соседкой сговорились устроить что-то на манер смотрин.  Не в кино, или парке, а непосредственно по месту жительства. В той самой двухкомнатной квартире, где живет девушка с ее мамой, и из окон которой видна ограда типографии. Посмотрят молодые друг на друга. А Саша с будущей тещей познакомится, и жилплощадь заодно осмотрит. И будущая теща на него посмотрит. Потому что ее единственная дочка, которую она практически без мужа растила, ей дороже жизни. Дала тетя Саше телефон этой самой Люды и сказали, что девушка проинформирована, ждет звонка.

 Первый контакт и сразу на чужой территории?! Саша, робея перед деликатным мероприятием, прихватил с собой и Суворова. Невеста Саше не глянулась.  Личиком миловидна, стройненькая. Но в весе комара. Ухватить не за что. Что с такой взять, кроме анализов. И какая-то невеселая, закомплексованная. По глазам видно, что до свадьбы ни-ни. Короче, не фонтан.

Когда Саша после смотрин выдал Суворову свои заключения, тот промолчал, как молчат на экзамене, не зная ответа. Но Суворовская задумчивость, тогда Сашу не насторожила. Что Суворову? От него требовалось только впечатление от созерцания. У него с Бирюковой все на мази.  Так на мази, что Суворов достоинства и недостатки Бирюковой с Сашей не обсуждал.



Но географические совпадения, которые озвучила Ганина, озадачили Сашу. Два раза в одну воронку снаряд не падает. Ганина-то живет рядом с Людкой. И то, что Ганина наблюдательна, Саша знал еще с первого курса.  Еще на первом курсе Саше довелось узнать, где живет Ганина. Нет, он не лез в провожатые, до дверей не доводил, и под окнами не стоял.  Всему виной мороз. В первый же год обучения нагрянувший декабрьский мороз, редкий даже для Москвы, изводил Сашины ноги.  И тут, неожиданно, Ганина спросила, какой у него размер ноги.
 
 -  Как у моего папы.  У него в гараже несколько пар старых ботинок валяется. Он у нас плоскостопный. Чуть поносит, сотрет каблук, и подавай другие. А старые выбросить жаба душит. Наскоредничал в гараже целый склад. Я туда иногда заглядывала. Так вот, он все равно уже не помнит, что у него там валяется. А для тебя найдется перезимовать. Импорт, кстати.  если надо, сапожник тебе каблук подправит. И балдей на здоровье. Хочешь, поедем?  Выберешь себе.

- А папа как на это посмотрит? – засомневался Саша

- Никак. Он про них и не помнит. А сейчас, тем более, он за границей, в командировке на полгода.
 
Договорились, что завтра Ганина захватит ключи от гаража и они после занятий двинут отовариваться. Над замком с секретом Люде пришлось поколдовать на самой стуже. Наконец открыла. Чтобы не впускать в гараж холод, сразу врубила свет и обогреватель. А створку ворот прикрыла. Аккуратно обойдя следом за Людой отливающую салатовым красавицу - «Волгу», Саша узрел в углу ботинки.

- Было больше, -  удивленно пробормотала Люда, - Неужто решился выбросить?  А я разогналась, что ты две пары возьмешь.  Выбери одни. Оставь пару для утешения родителя.   

 В самый момент примерки, когда Саша застыл на одной ноге, в ворота заглянул мужичок в тулупчике.

-  Я извиняюсь, -   мужчина дипломатично стукнул в ворота, чтобы привлечь к себе внимание, и проделал полшага внутрь, - А что, Алексей Сергеевич вернулся? –  мужик вытянул шею, чтобы разглядеть получше все происходящее.


- Это сторож, - коротко шепнула Люда Саше.


От ворот из-за машины сторожу не было видно, чего ради молодежь притаилась в дальнем углу.  Не по статусу таким находиться в охраняемом помещении. Казалось, что Люду сторож хоть знает, но доверия не питает, поскольку не считает, что девушке пристойно водить парня в гараж, когда папа в отъезде. Сторож сделал еще пару почтительно - осторожных шагов внутрь, с осознанием, в каких стенах находится. Но вместе с тем с подчеркнутым сознанием важности собственной миссии. На то и сторож, чтобы фиксировать обстановку и блюсти порядок.

- Нет, папа еще не приехал, -  неохотно ответила Люда. Саша уловил ее смущение, словно Люде нет сюда доступа без отца. И почувствовал себя причастным к чему-то противозаконному. 

- Я смотрю, вы и секрет замка знаете.

- Проблема? Папа при мне открывал, - сказала Люда.

 - А в чем тогда проблема? Почему гражданин босой?

- Это мой товарищ по группе.  У него проблема с обувью. Он мерзнет. Я пообещала ему старые папины ботинки дать.  Вот меряем.  А мне казалось, что ботинок больше было.

- Твой батя перед отъездом мне парочку презентовал. Мне великоваты, но с теплым носком самое то.

- Ну и правильно, - сказала Люда, - Ленин завещал делиться.

- Ленин много чего завещал, -  печально вздохнул сторож, - Он говорил, что пролетариат должен быть гегемоном. 

- Революции, - уточнил Саша.

- Умный, -  сторож холодно поглядел на Сашу, - Пролетариат создает все богатства на свете, должен был обрести весь мир, а имеет шиш.  Вот такое распределение общественных богатств. Не по Ленину. 
 
-  Как сказал Шота Руставели, - сказал Саша, - «Что ты спрятал, то пропало, что ты отдал, то твое»
 
-  Руставели - это хорошо. Я гляжу, ты грамотный. Главное, чтобы не шибко. От великих грамотеев великие проблемы, - задумчиво произнес сторож, -  Грамотей ляпнет что-нибудь позавихрастей, и мы потом расхлебываем. Пока то да се, а грамотей уже коньки отбросил. С него взятки гладки. Был бы жив, спросили бы, как там дальше по твоей теории. А он в мавзолее. Если бы Ленин прожил лет сто, другая бы жизнь была.

- Вы уверены?  - спросил Саша, - Ведь после Ленина руководили страной верные ленинцы. Целая кремлевская стена. И сейчас говорят: заветам Ленина верны.

- Ишь ты, - сторож покачал головой, -  Гляди, девка. С грамотными беда. У них все с подковыркой. Так подковырнет, что потом к стенке... А папа твой согласен?

 - Насчет чего? – спросила Люда.

- Что ты сюда молодого человека водишь.

- Во-первых, не вожу. Не в том смысле, на что вы намекаете.  А во-вторых, слава богу, не маленькая. Сама разберусь.
 
- А полезно бы и с родителями советоваться. Ботинки – чепуха.  Расходный материал. Запачкал – помыл. Самое важное себя сохранить в чистоте. Ну что, молодой человек, выбрал? Давайте закругляйтесь. В гараже должен быть порядок, как в танковых войсках.

Саша в даренных ботинках и двинул в обратный путь. А туфли, в которых он пришел, завернутые в газету, прижал под мышкой. Сторож подпирал плечом тугую створку ворот, следя чтобы Люда закрыла оба замка. И пошел на выход, как конвоир, рядом с ними.
 
-  Хороши ботиночки, - похвалил на прощание, -  После такого презента жениться обязан.

- Это мы уж как-нибудь сами разберемся, - сказала Люда. 


Вот так еще на первом курсе Саша узнал, где живет Ганина. Приблизительно. И уточнять не собирался.  Но ботинками он оказался повязан. Можно, конечно, считать, что поступок Ганиной, бескорыстная помощь. Как тимуровца.  Однако только она заметила, что он мерзнет. И помогла.  Саше бы, например, дать Ганиной свои старые ботинки в голову бы не пришло.

Все же, после слов сторожа Саша был растерян. Сначала она предложила дать ботинки. Что теперь от нее ждать? Иногда человеку хватает легкого толчка, чтобы у него башку снесло.  В какие уголки мозговых извилин могут Ганиной заползти слова сторожа? Но Ганина глядела сквозь него словно на нем не ботинки ее отца.  И Саша подумал, что согласно ее шкале ценностей ботинки – мелочь.  Или сам Саша –  мелочь периферийная, которой отдать старые папины ботинки, что кошке в подъезде рыбные кишки. Однако Саша, одевая ботинки, всякий раз вспоминал, что за ним должок.
   
                3
 
Скоро выпал случай частично рассчитаться. Первый студенческий Новый год группа встречала в общаге на Стромынке. Там у девочек была комната на пятерых, просторнее комнатушек, в коих, ютились на Соколе мальчики. И Ганина на это мероприятие подвалила.
 
Что такое Новый год первого курса в общаге? Дополнительный стол принесен из соседней комнаты. Пиршество максимально придвинуто к кроватям, дабы освободить танцевальное пространство.  Первое по расписанию выпивка и закуска и разговоры. Расселись теснехонько, на что придется и как придется.  Но это как придется имеет смысл для дальнейшего развития событий. В это время производится пристрелка, девичья стрельба глазами.

Но москвичи, еще не отвыкшие от своих школьных компаний, общаговские сборы игнорировали. А вот Ганина, хоть и москвичка, и не простая москвичка, а при предках с дачей, и «Волгой», так та снизошла. Саша догадывался: не дачей единой жив человек. Наверное, в школьной компании толстая Ганина была не на первых ролях. И решила осваивать новые земли.

Праздник шел нормально. Намечалось, что веселье продлится до утра. Но в полвторого что-то в Ганиной екнуло, и она, резко вырубив танцевальный интим, врубила свет и стала искать свою шубу. Мол все это ее достало. Поедет домой. 

Почему? Непонятно. Или кто-то что-то ей не то сказал, или осознала, что в пролете.  Танцевать ее не приглашали. Разве что Саша пару раз. Из чувства долга. И Ганина решила хлопнуть дверью. Девочки не отговаривали. Баба с возу. Только Лорьян предложил ее проводить. И тут Ганина его решительно.

- Меня Саша проводит.

 Так прямо на Сашу указала, как на родного. Не скажешь, что Саша обрадовался такому предпочтению.  Проводы дробили ночь.  Он ведь не с одной Ганиной потанцевал. С Бирюковой, например. Она тогда была еще ничейная.  С Суворовым у нее позже завязалось.  И Саше можно было развить с Бирюковой. А Ганина все сбила.  Выйдешь проводить и все собьется. И судьба повернет. Обещали, что метро будет работать всю ночь. Пусть так, это же сколько езды. В новогоднюю ночь, когда каждая минута на счету. Как в новогодней песне, минута все меняет очень круто. Сначала нужно Ганину почти до ВДНХ довезти. А после этого никакого резона возвращаться. Огромный крюк. Потом подвиснешь в пустоте.  До своей общаги ближе. Но ничего не попишешь. Нужно отработать ботинки, в которых он, кстати и явился. Увидев, что Ганина, едва они вышли к дороге, решительным взмахом остановила такси, Саша оцепенел. Он не знал цены, но явно денег на подобный шик у него не было. Ганина, заметив его испуг, сказала

 -   Я плачу, не бойся, - и добавила, насмешливо скривив губы, -  Если хочешь, можешь не ехать. А если поедешь, можешь у нас поспать. Три комнаты, а папа в командировке. Только я да мама. Мы не кусаемся. Накормим, напоим и спать положим. По-человечески, а не по-цыгански. Как в общаге.
 
 Саша замер в нерешительности. Ему случалось ночевать по-цыгански. На Стромынке подвисал уже не раз. Пару раз его оставляла спать и тетя Валя. Но тетя Валя не москвичка – однокурсница. А что скажет мама Ганиной? Почему Ганина без колебаний зовет домой, как хозяйка?  У Сашиных родителей квартира была маленькой. И он даже днем приглашал друзей с оглядкой на родителей. А уж о том, чтобы кому-то из друзей переночевать, и речи не шло. И еще вопрос, дома ли мама Ганиной.  Неужели она в Новый год одна в пустой квартире кукует? Даже если муж в командировке. А если она ушла в компанию?  Ганина, заметив, что он колеблется сказала.   

  - Ладно, я скажу водителю, он подбросит тебя на Сокол. Я заплачу.

  Она подошла к окошку такси и, помурлыкав с ним, махнула Саше. И Саша соблазнился. Коли предложена шара, так лови ее. Стромынка вряд ли сулила великие утехи. А сессия у дверей. Самый резон отоспаться. Кто как Новый год начнет тот, так и проведет. Вот он начнет с учебника.

 А если взять на заметку, что самым первым мероприятием в новом году ему выпала поездка в такси, то что это сулит? Что суждено ему весь год ездить такси? Ему подданному метро и трамвая? В городе, где Саша ходил в школу, он ни разу не пользовался метро или трамваем. Там такого транспорта не было. Был автобус. Но Саша и им редко ездил. Все нужное было в шаговой доступности: школа, спортзал, стадион, кинотеатр.  А уж такси – это мир недоступности.  Как-то раз в десятом классе он провожал одну девочку, на край города. И даже долго целовался с ней у ее калитки.  Но, несмотря на ее поцелуи, красивые глаза и все остальное, для Саши, жителя центра города, девушка с окраины, из частного сектора, где, как она рассказывала, по телевизору ходят полосы, - это был мезальянс. И автобусы туда почти не ходят. Далеко к ней таскаться. не на такси же ездить. Даже родители такси никогда не брали.  И Саша, взвесив плюсы и минусы, выбросил красавицу из головы

 В Москве его транспортом стали метро и трамвай. И вот пожалуйста! Прошел всего семестр, даже сессия не сдана. А он, человек метро и трамвая, начал свой столичный год с такси. После такси чувство долга перед Ганиной усилилось. Чем он мог расплатиться?

 Нашлось чем. Люда талантами не блистала, в предметы не сильно въезжала. А Саша схватывал быстро. Так что все годы учебы он, понемногу, не слишком перегружая себя, помогал ей. Отрабатывал ботинки, которые и к пятому курсу еще держались. Бывало, он убеждал Ганину, что она могла бы сама в кое-что вникать. Но Ганина окатывала его недоуменным взглядом синих глаз и объясняла наивному, что задача девушки не формулы зубрить, а удачно выйти замуж.

 Саша в ее личную жизнь не лез. И Ганина не лезла в Сашину жизнь. Но удивительно, что слухи о нем и Ганиной ходили. И это Саше не нравилось. Поскольку, во-первых, слухи не соответствовали действительности. А во-вторых, он не хотел, чтобы слухи действительности соответствовали. Злили ли слухи Ганину? Саша не выяснял. Но ей, деваться некуда, нужна была его помощь. А ему ее компания до лампочки.  Но коллектив эти обстоятельства не учитывал, зато, брал на учет, как их заметили вместе в читальном зале, в чертежном зале, в столовой, просто в коридоре. И делали выводы.
Вот на эти контакты и выводы и намекнула Полина, давая им совместное комсомольское поручение добраться до Суворова и заставить его родину любить.

                4

 Район свободной планировки - тайга для случайно забредших сюда. Особенно в холод.  Такое впечатление, что некто присваивал номера домов с большого бодуна. Да и номеров на заснеженных домах не прочитаешь. В мороз все как вымерло. Никто не подскажет. Огромный выцветший транспарант: «Верной дорогой идете, товарищи» на торце дома, верной дороги Саше и Ганиной не указал. Пока нашли нужный дом, Саша ног не чуял. С завистью поглядывал он на Ганину. Та в теплых сапогах, в варежках, в добротной шубе по лодыжку, воротник поднят, уши прикрыты меховой шапкой. С такой экипировкой мороз не страшен. Другое дело он, грешный. И насквозь промерзший. Да ведь не он грешен, а Суворов. А он, Саша, безгрешный, должен мерзнуть. 

  Площадка подъезда была такой, словно в ней постоянно квасили. Дверь грязная и даже не обита дерматином. На звонок никто не открывал.  После такого крестного пути и поцеловать дверь?  Или дома никого, или открывать не собираются? Ганина прильнула ухом и сказала, что, кажется, прослушивает признаки жизни.  У нее план. Первый этаж. Окна невысоко. Она придержит. Саша может вскарабкаться и увидит жив там Суворов, или уже действительно труп.

 Саше удалось ухватиться за козырек подоконника и поставить носки ботинок на отмостку. Поднял глаза и столкнулся со взглядом Суворова. Тот стоял у окна. Он указал на входную дверь. Саша кивнул и спрыгнул. И на коротком пути к дери он понял, что он не сможет объяснить Суворову, да и себе тоже, какого лешего понесло его на край Москвы в гости к Суворову. Война объявлена?  Метеорит упал? Ради Бирюковой? А чего бы, скажите, Саше ездить ради печалей Бирюковой? 
 
Суворов открыл и немого отпрянул. Увидеть вдобавок Ганину он никак не ожидал. Он ее, стоявшую вплотную к стене, не заметил. Ганина многое меняла. В комнату Суворов их не пустил. Провел на замызганную кухню. Стал у раковины с немытой посудой. 

- В чем дело? 

Пока Саша подыскивал объяснения, слово взяла Ганина. 

- А ты не знаешь в чем дело.  Какой недогадливый!  Не догадываешься, что так обманывать товарищей нечестно. Просто подло.

 - Я тебя обманул?

- Ты Бирюкову обманул, а в ее лице и весь коллектив.

- Бирюкова тебя посылала?

- Еще чего, - фыркнула Ганина, - Можешь считать себя вычеркнутым из ее жизни. Она забыла, кто ты есть. 

 - Ну тогда в чем дело? Или Полина руку приложила?

- Полина, между прочим о тебе забоится. Она боялась, что тебя в подворотне пришили. 

-Передай ей, заботливой, пламенный комсомольский привет и скажи, что это мое личное дело.  И Бирюковой привет. И аривидерчи.



Сашин расчет на то, что удастся хоть немного отогреться, не оправдался. Прием оказался таким же холодным, как день морозный за окном. Прощание скорым. Саша померк. Друг, с которым столько лет делил комнату, смотрел на него врагом. Но Ганина не угомонилась. На Суворовское аривидерчи она заявила, что нужно иметь элементарную совесть. И если совести нет, то голова хотя бы должна быть на плечах.  Вот – вот диплом. А он кинулся в какие-то безобразия. Но Суворов только хмыкнул. И Ганина зашла иначе. Саша в ее заходе становился положительным героем, преданным, всегда готовым помочь. А Суворову выделялась роль отрицательного, ненадежного, циничного, коварного, продажного осквернителя нежного девичьего чувства.  И под занавес Ганина заявила, что она бы за такого замуж под страхом смерти не пошла.

- Картина Репина «Приплыли», - усмехнулся Суворов, - Тебя, насколько я знаю, не зовут

-  Тебе почем знать? -  вспыхнула Ганина, - Еще как зовут! А вот ты, -  она подыскивала слово и перевела взор на Сашу, как бы ища подсказки.      

 Саша молчал. Он переключился на решение вопроса, зовут Ганину замуж или нет. 


                5

 Размышляя о том, найдутся ли любители на Ганину, Саша упустил момент, когда в кухню вошла девушка.  Не в первый момент Саша узнал в вошедшей Людку. За то время, что Саша ее не видел, она не просто расцвела, а распустилась буйным свежим цветом, как яблоня весной. Только в уголках глаз притаилось нечто, свидетельствующее, что она уже вкусила запретный плод. Как частенько повторял Лорьян, я любовников счастливых узнаю по их глазам, в них сияет пламень томный, наслаждений знак нескромный. Сияющее сочетание юности и счастливого опыта, как сочетание цвета камня и прекрасной огранки. Людка подарила быструю, привычную улыбку Суворову и с тревогой поглядела на гостей.  Речь толстой девицы в дорогой шубе Людка, наверняка, слышала. 

- Вы кто? –спросила Людка

- А вы кто? –  вопросила Ганина голосом столбовой боярыни. Людка промолчала.  Саша понимал, что ей нечего ответить. Ганина же, после такого ответа, вздохнув, с обвела взглядом логово порока, - Вы тут хозяйка?   

- А твое какое дело? – собравшись духом, Людка резко перешла на ты.

-  Почему Суворов живет не по прописке? – произвела выпад Ганина.

- А ты что из паспортного стола? Володенька, это что за дама?

- Я с вашим Володенькой, между прочим, учусь в одной группе. Так что, знакома, когда ты, девочка, еще падежи учила. Суворов обязан вернуться туда, где его место. Как студента. Зря что ли ему государство место предоставило?  -  в тоне Ганиной уменьшилось ультимативности. Она давила на логику.

- В одной группе? – усмехнулась Людка и насмешливо глянула на Суворова, - Понятно. Бывшая твоя? Ну у тебя и вкус.

-  Никакая я не бывшая, - оскорбилась Ганина, - Я с вашим Володенькой на одном поле не сяду. И за меня не беспокойтесь. А если говорить о бывших и о вкусах, так ты, девулечка, по сравнению с его бывшей, сопля зеленая. Пойдем, Саша.

6

И играя бедрами под шубой, словно опасаясь испачкаться о грязную мебель, Люда последовала на выход.  Сухой щелчок замка в двери подвел печальный итог Полининого задания. Результат не отрицательный, отвратительный. Бирюкову нечем утешить.  Суворов вернется и тогда Саше предстоит оправдываться. Потому что их нынешний наезд можно расценить как результат Сашиного оппортунизма. Предателей, раскрывавших конспиративные квартиры, их товарищи карали смертью.  Настроение упало. А Ганина шла и костерила и Суворова, и зеленую соплю. И все поражалась, что в ней такого Суворов нашел. Проблема перешла с Суворова на соплю. Саша произнес философски:

- У каждого свои вкусы.

- Да знаю я его вкусы. На каждую юбку бросается.

- Это Бирюкова каждая юбка?

- А что в ней хорошего? -  Ганина дала себе труд даже повернуться к Саше и удивленно посмотреть на него.

- Ну, все-таки – сказал Саша.

- Ничего в ней хорошего!

- Тогда все объяснимо, нет вопросов, почему он переметнулся. Влюбился, - и тут Саша не кривил душой. Он мог согласиться с Суворовым. В Людку, какой Саша сейчас ее увидел, можно было влюбиться. 

- В прописку влюбился, - категорично произнесла Ганина.

- Почему в прописку? Может быть, девушка ему понравилась. Как человек.
 
- А Бирюкова? Не человек? Разве так поступают?

Саша не хотел разгадывать загадки любви. Мудрая Полина всегда говорила, что очень важно учитывать диалектику, фактор развития материи.  Саша при смотринах диалектику не учел. И диалектика отомстила.  Людка стала довольно таки… не просто довольно-таки, а просто загляденьем. А ведь это загляденье находилось буквально на ладони. Тот досадный промах заставлял Сашу в срочном режиме, по ходу к остановке автобуса взвешивать свое эстетические кредо, свой подход к половому вопросу и свою жизненную позицию. И пришлось прийти к заключению, что он совершил ошибку.

Ганина костерила Суворова. А Саша думал, что Суворов, дважды предатель. Закрутив втайне с Людкой, он предал не только Бирюкову. Он предал и Сашу, своего друга, соседа, который четыре раза в неделю бескорыстно предоставлял ему и Бирюковой сексодром. Получалось, что Суворов, как шулер, приметил более выигрышную карту, чем Бирюкова. И держал ее в рукаве. Тайно пользовался. И что самое обидное, припрятал в рукав ту самую карту, которую Саше давали прямо в руки, и он ее скинул. А Суворов оказался дальновиден, прагматичен и, как верно подметила Полина, циничен. Саша посчитал Людку малолеткой и недотрогой, с какой все равно до свадьбы не прокатит. На которую время тратить не стоит. А Суворов разглядел, что прокатит. Уделил ей время и попал в десятку.   
 
Но самое печальное, Саша должен был признаться себе, что во всем случившемся виноват он сам. Он оказался тупо наивен. По-детски так же верил в доброе, как дурочка Бирюкова. А нет ничего обиднее, чем почувствовать себя глупым и наивным. Да-да.  Если человеку, особенно мужчине, скажут, что он наглец, циник, и даже развратник, он не так огорчится, если убедится, что он был наивен, и что все кругом увидели, как он наивен. Наивность – худшее обвинение.

Наверное, прав был Лорьян, говоривший ему, что полезнее не мяч гонять, а баб.  Сашино настроение упало до нуля. А мороз был куда ниже нуля.  Саша мечтал скорее сесть в автобус и хоть там немного согреться. А уже при ехав домой на Сокол, в человеческих условиях, кардинально перелопатить свое ошибочное жизненное кредо. Пустая комната и печальный опыт – катализаторы такому пересмотру.   

Ошибки выползли как потревоженные змеи и впивались холодными глазами. Когда с Ганиной искали тайную резиденцию Суворова, они ошибочно вышли на две остановки раньше. А квартира оказалась у самой последней остановки. Теперь, возвращаясь, они подошли к этой самой крайней остановке. Тут кроме автобусного кольца и навеса со стенкой архитектурных достопримечательностей не наблюдалось. Граница цивилизации. За спиной остались припорошенные снегом дороги, съежившиеся от стужи дома. Там хотя бы оставались признаки жизни. А тут простиралась белая пустыня, владенья мороза-воеводы. И тут им пришлось ждать. Но автобус не приходил. И ни единой живой души. И сколько так ждать? А на долгое ожидание Сашино пальтишко не было рассчитано. Ганина заметила, что Сашу начинает колотить.

- Ладно, прижмись, согреешься.

Второй раз Саша избегал мороза благодаря Ганиной. Он приник к шубе. Но согревалась только прижатая часть тела. Можно было, конечно, менять утепляемые места. Но стоять к Ганиной спиной некрасиво. Преимущественная позиция - лицом к лицу, глаза в глаза, когда параллельно согреваешься ее дыханием, вдыхаешь аромат ее духов.

- Вот тебе и пожалуйста. Загнемся, как Карбышев, и посмертно героев не дадут. Никто не вспомнит даже, что мы Суворова искали, - Ганина поежилась, и от этого Саше стало еще холоднее.

-  Я читал, кажется, у Джека Лондона, - сказал Саша, -   что золотоискатели в Клондайке спали парами под одним одеялом, чтобы не замерзнуть. Происходит взаимообогрев.

- Парами, но не парочками, - усмехнулась Ганина, - Золотоискатели оба были мужчинами. А я женщина. Точнее, девушка.

-  Подумаешь, - сказал Саша, -   Спроси Лорьяна. Он тебе скажет, что, если вместе греются представители разных полов, кэпэдэ взаимообогрева повышается. 

 - Ладно, кэпэдэ, согрею тебя.  Только без глупостей, - она расстегнула пуговицы шубы, - Ныряй!

  Саша нырнул.  Но нужно и запахнуть шубу.  Иначе поддувает. А шуба, хоть и просторная, но не резиновая.  О том, чтобы застегнуть, речи не шло.

- Так не пойдет, - вскоре хмуро изрекла Ганина, придерживая полы руками, - Руки мерзнут. Ты своем пальто, и под шубой, в двух одеждах, а мне поддувает.

- А если сделать так?

Саша расстегнул свое пальто. Теперь кэпэдэ должен повыситься.  Ганина затихла, оценивая новые ощущения. Саша вдавливался в ее тело. В его мягкость губки и рубенсовскую грандиозность. Ничего тут особенного, говорил он себе. Так же, как танцуешь танго.  Только прижимаешься сильней. Никаких особенных ощущений. А должны быть? Упрямое жизненное кредо нелюбви к толстым противилось ощущениям.  Он позволил себе такую малость, как медленное перемещение ладони вдоль ложбинки, продавленной в ее спине бюстгальтером. Исключительно машинальное движение.

- Отвали, моя черешня, - Люда обозначила попытку отодвинуться. Но ее руки придерживали шубу.   А его руки на ее спине. От ее попытки движения, желейной волной поплыл жир на спине. Ганина затихла, не выгоняя его из-под шубы.  И Саша рукой почувствовал биение ее сердца.

- Пустое сердце бьется ровно, -  вспомнил он строки из школьной программы. 

  - Это ты, о чем? – Ганина посмотрела на Сашу, выпятив, как символ презрения, нижнюю губу, потом словно, что-то вспомнив, добавила, -  Это у вас с Суворовым пустые сердца.  Как раз про тебя: и что за диво, издалека, и так далее. … Не мог понять, на что он руку поднимал.

 - А я понимаю, на что руку поднимаю, - сказал Саша.

-  Я про Суворова.  Бирюкова бы ему счастье подарила. А он?!  Да и ты не лучше, - Все вы одним мазаны, добился своего и ищи его. Пусти такого под шубу.

-  Я исключительно ради сугрева. Я - эталон моральной чистоты.

-  Как же, эталон, - презрительно хмыкнула Ганина, - По Суворову видно. Что он в этой сопле нашел? Прописку нашел.

- А если это любовь?

- А Бирюкова уже не любовь? А если прописку искал, нашел черти что.  В институте мало что ли стоящих девушек с пропиской? – она вздохнула, помолчала, глядя задумчиво на снег, - Это у меня сейчас обмен веществ нарушен. Но как только девушки становятся женщинами, так обмен входит норму. И вес нормализуется.

- Так в чем же дело?  Зачем тянуть? – сказал Саша, -  Жизнь дается человеку лишь раз.  Раз -два   вот тебе в дополнение к прописке правильный обмен веществ. 

-  Ишь ты какой шустрый. Я тебя насквозь вижу. Суворову завидуешь.

 Для Саши прописка была менее важна, чем обмен веществ. Но в чем-то интуиция Ганину не подвела. Прежде, когда Суворов забавлялся с Бирюковой, Саша ему не завидовал. А увидев Людку, позавидовал.

 - При чем тут Суворов? Я всегда готов поспособствовать нормализации обмена веществ, -   Саша подарил Ганиной лучезарную улыбку, - Ты помнишь, как Руставели сказал: «Что ты спрятал, то пропало, что ты отдал то твое»?

-  Ты за кого меня принимаешь? Сказал, для сугреву? Стой, грейся, и не дури,

- Я же только предложил посильную помощь. Как тимуровец.

- Да уж чувствую, какой ты тимуровец.
 
Слово чувствую она подчеркнула. Что она чувствовала? Что она могла почувствовать сквозь толщу своих одежек, если Саша в себе ничего не чувствовал? Наоборот, организм отрапортовал, что обогревом дело и ограничится. Идея проникновения к жировым складкам и ее нижнему белью, резинкам, лямочкам, оборочкам, не вселяла энтузиазма.  Хотя можно сосредоточиться на   других центрах притяжения. Ее полные нежные губы были совсем рядом. Но даже просто коснуться их своими губами не тянуло. Однако, красота самой игры про обмен веществ – вот что его увлекало. 

 - Ты только моргни глазом, - продолжил Саша, - И я приду на помощь. Тимуровцы бабушек через дорогу переводили. Рисковали, могли под машину попасть. А наладить обмен веществ по сравнению с этим – пустяк.  Никакого риска, даже приятно.

-  Кому приятно, а мне еще замуж нужно. Тебе то что?  Развернулся и поминай. Знаем мы таких, - сказала Ганина
 
- Как раз не знаешь. Я не такой.  Как сказал один поэт, зря глаза твои так строги, ты б с досады умерла, если б только поняла, что теряют недотроги.

-  Как тебя тянет всякую мерзость заучивать?

 - А что, только про миллионнопалую руку учить? Как утверждает медицина, воздержание вредит здоровью. Ты ведь сама говорила, что сразу после этого обмен веществ войдет в норму. Так чего ждать?  Болезнь нужно лечить в зародыше.

- Сам ты зародыш. Пошляк и развратник, - фыркнула Ганина, но ее глаза и легкая улыбка подсказывали, что Сашин легкий пошловатый налет вполне допустим в данной обстановке.

- Говорят, что разрабатывают новый закон, - продолжил Саша, - Чтобы девушкам, в смысле не… не женщинам, диплом о высшем образовании не давать, только вкладыш и справку, что прослушала курс лекций. 

 - Сам ты вкладыш, - сказала Ганина, - Все мне дадут. И работу не пыльную. И карьерный рост. А на вкладыш, к твоему сведению, никто не посмотрит. А тебе с твоим великолепным вкладышем светит трубить, трубить и трубить, и воздвигать города и заводы. И сосать лапу. И на твой вкладыш никто тоже не посмотрит, - неожиданно тон ее перешел на озабоченный, - Ты бы не обо мне, о себе бы позаботился, балабол. Языком чесать каждый мастер. А нашел, в чем твое призвание?

- В каком смысле?
 
 - В том, что последние твои денечки. Не женишься – прощай, Москва.

Саша сам с досадой чувствовал близость расставания. Его любовь, Москва, не отвечала взаимностью. И час назад он убедился, что сам виноват. Людка-медсестра шла ему в руки вместе с пропиской, а он облапошился. И вот стоит один среди равнины голой. Нет, с Ганиной стоит, даже в обнимку. Но это не считается.  Ганину он никак в таком плане не рассматривал. И вдруг проклюнувшаяся ее забота о нем его не тронула. Саша   вздохнул, представив, как сейчас кайфует Суворов. Вон как Людка расцвела. У нее, наверное, обмен веществ тоже был с отклонением, в сторону худобы. А теперь, благодаря Суворову, вошел в норму.  Хотя норму легко проскочить.  Глядишь, разнесет ее, как маманю.

- А ты возможно, права насчет обмена веществ, - заметил Саша, - Вон Людка, ну, с которой ты у Суворова поцапалась, была спичка спичкой.  Без слез не глянешь. А с Вовкой связалась и ее поперло.


- Какой ты негодяй! – Ганину передернуло, она бы вырвалась, не удержи ее Саша, - Ты, оказывается, раньше знал про эту мамзель.

- Знал, некоторым образом, - пришлось признаться Саше, -  Но только, некоторым образом.

- В какой, интересно, подворотне ты ее подцепил?

- Она - моя дальняя родственница. Познакомил Суворова по случаю. Без задней мысли.   Кто знал, что его заклинит?

- Час от часу не легче?! По случаю не знакомят. У меня, например, тоже есть двоюродные сестры, аж две. Но я тебя с ними не знакомлю.

 - Ну и напрасно. Познакомить с симпатичным приличным человеком не грех
 
- Это ты приличный человек? Видно по Суворову. Перебьешься. Чтобы потом мне за это дома горло перегрызли?  О своем моральном облике задумайся.

 Кого интересовал его моральный облик? Разве что Полину как комсорга. Пока все ограничивалось интересом исключительно к его физическим данным. Тренер. Но за стенами спортзала интерес к нему таял. Хотя, случалось, со стороны эпизодических подружек возникал интерес. Но Саша сам предпочитал, чтобы этот интерес быстро гас.  Долгое внимание его тяготило.

 Так что, Ганина своим вопросом о моральном облике застала его врасплох. Самое место. На холоду, на конечной остановке автобуса. Хотя в обнимку. Может быть это ее подвигло?  Ганину, ясное дело, интересовали не те души прекрасные порывы, про которые учат в школе. Но Сашу вот что поразило. Его никогда, и ни с какой стороны, и даже сейчас не колыхал моральный облик Ганиной. Чем там она дышит, что предпочитает.

-   Ты видела у нас на входе в институт бюст Ленина и знамя?  - произнес Саша с пафосом, - Так вот каждый раз, как я прохожу мимо и гляжу ему в глаза, я думаю о своем моральном облике.

-  Я тебя о другом спрашиваю, - сказала Ганина.

 - А что касается другого…  - Саша сделал паузу, -  Я знал красавиц недоступных. Холодных чистых, как зима, неумолимых, неподкупных, непостижимых для ума. Дивился я их спеси модной, их добродетели природной. И признаюсь, от них бежал. И мнится с ужасом читал над их бровями надпись ада «оставь надежду навсегда». Внушать любовь для них беда. Пугать людей для них отрада.

- Стишками пошлыми сыплешь? Наверное, специально для таких случаев учил.

 Ганина вдруг поглядела куда-то мимо него, и рванула прочь. Из-за стихов? Саша обернулся. Метров за пятьдесят от них проезжало такси. И Ганина почуяла спасение.  Выскочив на открытое пространство, она принялась махать руками.

7
 
- Поедешь к нам, - сказала она ему в такси как нечто решенное, - Чаю с вареньем попьешь.  Мама еще летом на даче малины насобирала. 
 

 Почему-то в рабочее время ее мама оказалась дома. Лицами мать и дочь были похожи, а фигурой мать, гляделась куда лучше дочки. И Саша подумал, что, возможно насчет обмена веществ Ганина права. А значит, придется через какое-то время тратиться на дорогую новую шубу на пару размеров меньше.  Маме Ганиной хватило взгляда на Сашины ботинки, чтобы вычислить.

- Это тот мальчик, что тебе помогал с курсовыми? -  от ее ласковой улыбки Саше стало не по себе.  Подумал: знает про курсовые, и так улыбается. Неизвестно, как Люда все это преподнесла? Вдруг ее мама невесть что подумала.

- Он самый. Я его обещала напоить чаем. А то замерзли, - в голосе Люды теперь слышалась суровая деловитость, ни грамма слащавости ее мамы.

- Гуляли? – удивилась мама, - В такой мороз.

- Нет, искали одного придурка. Сашиного приятеля.  Затаился у черта на куличках. На занятия болт забил. К коллективу отношение наплевательское. Нам дали комсомольское поручение: найти.  Чуть не околели, пока искали.

- Нашли?

- Найти -нашли. А там настоящий притон, - Саша заметил, и что слово притон маму напугало, и что Ганина именно этого эффекта и добивалась. Не прочь пугнуть маму.

- Никакой он не развратник, - Саша решил ее маму успокоить.

- Молчи, - сурово оборвала его Люда, - Сам не лучше. Рука руку моет, - и объяснила маме, -  Они соседи по комнате, -  она поглядела на маму, желая удостовериться, что та опять испугалась, - Да бог с ними, с развратниками, -  сказала Люда, - Мало ли их ходит по земле.  Мы все равно не зря время потеряли. Саша мне на обратном пути стихи читал. О любви.

- Свои? – спросила ее мама.

- Ага, - сказала Люда.

- Твой папа мне тоже стихи читал. Правда, не свои.  Есенина.

  -  Я Пушкина читал и Ронсара, - признался Саша.

- Ронсара? Ого.
 
- Кстати, он мне сделал предложение, - Люда кинула на маму взгляд, каким ученый смотрит   на приборную панель.

- Предложение? – тревожно откликнулась мама.

-  Тимуровское. Он мне предложил тимуровскую помощь. Сказал, что мне диплома без его помощи не видать, - и Люда кинула озорной взгляд на Сашу, - Я правильно поняла? 

 - Ну если предложил помочь, - радостно улыбнулась Людина мама, не дожидаясь Сашиного ответа, - Так молодец. А то я переживала.
 
Саша за чаем был немногословен. Отвечал на вопросы Людиной мамы. Стандартные вопросы.  Из какого он города, кем работают родители, и прочие скучные вещи.  Отвечал туманно, словно на экзамене по предмету, который плохо знает. Возможно, Людина мама поставила ему неуд.   Но он неуду только обрадовался. И поспешил уйти. 

                8

Суворов вернулся в общагу перед Новым годом. Саша предвидел обвинения в предательстве. Но Суворову было не до этого. Самой серьезной проблемой для Суворова стала Бирюкова, с которой так или иначе, ему приходилось пересекаться в общаге.  И вновь Саша стал ему щитом. Перед сессией он сделал паузу в тренировках. Вечерами торчал в комнате. И Бирюкова не совалась к ним.  Да и ей было не до объяснений. Она так Саше и сказала, что сама себе уже все объяснила, вычеркнула Суворова и начала с чистого листа. 

 Новый год гудели в общаге, в комнате у Полины и Лены Литвиновой. Компания к пятому курсу скукожилась. Петрова и Шабрина отстегнись к своим хахалям, которых им предстояло окончательно дожать. Рогов - к московской компании своей новой подружки.  Про них хоть знали. А Суворов вновь канул в неизвестность.

- Меньше народу – больше кислороду, - постановила Полина, когда подсчитывали, кто завалится гудеть и во что это выльется.

 -  А у Сашки, например, кислороду хоть отбавляй, - сладко улыбнувшись, заметил Лорьян, -  Комната свободна.
 
 Полина приказала Лорьяну заткнуться, но слово не воробей. Слова Лорьяна не выходили из Сашиной головы. Он уже осознал, что жизненное кредо необходимо пересмотреть. И нужно, как Бирюкова, начинать с чистого листа. И как видно не у Саши одного порхали похожие мысли. На встрече Нового года, Бирюкова начала не просто с чистого листа, а с усиленной дозы. И когда Саша обнаружил себя танцующим с Бирюковой, ее движения одалиски, блеск ее глаз, запах ее духов, перламутр ее помады – все говорило ее решимости начать новую жизнь. Однако, как девушка порядочная, она предупредила, чтобы Саша не воображал, что она пошла по рукам. Это месть Суворову. 

Саша был человеком не мстительным. Месть как таковая его не привлекала. Бирюкова имеет право на месть. Суворов ее предал. Она теперь девушка разочарованная и свободная. Но лично Сашу Суворов не предавал. Хотя где-то и Саша разочаровался в Суворове. Но Саша боялся, что его содействие в мщении может выглядеть, как предательство. Хотя, если по гамбургскому счету, тайком обхаживая Людку, Суворов первым предал не только Бирюкову, но и Сашу.
 
 Но когда заиграла новая мелодия, Саша пришел к выводу, что никакого предательства с его стороны не произойдет и от танцевального этапа можно переходить к следующему.  Назовем этот этап кислородном коктейлем. Слова Лорьяна о кислороде не выходили из головы. Требовалась   передислокация.  Нужно пройти меж пьяными, как тень, не привлекая внимания.

Он вышел в коридор и натолкнулся на курящую Ганину. Та выпустила в его сторону дым колечками.  Саша поморщился. И этим совершил тактическую ошибку.  Ганина, презрительно надув губки, сказала, что он дурак, что это настоящий «Мальборо», который ее папа привозит их-за границы. Драгоценные минуты были потеряны. А ведь не зря поется: «Но бывает, что минута все меняет очень круто, все меняет раз и навсегда». В коридор вышла Бирюкова. По задумке Саша уже должен был ждать ее в своей комнате.  А он стоял рядом с Ганиной. Это нарушало регламент задуманного. Но Бирюковой было не до регламента. Она потянула Сашу, как родного.   


- Вы куда? –   Ганина задала крайне нетактичный вопрос.

- На кудыкину гору, -  Бирюкова ответила тем же.

- Подышать кислородом, -  Саша сгладил углы, - А то нечем дышать.

- Я с вами, - заявила Ганина.

- Третий лишний, – сказала Бирюкова.

 Но по тому, что, не моргнув глазом, Ганина затоптала дорогую сигарету, стало ясно, что от нее просто так не отделаешься. И вместо того, чтобы подняться для мщения в комнату к Саше, пришлось им спуститься вниз с Ганиной.  Бирюкова, изображая веселье, взяла за руку Сашу, и принялась нарезать по ледяной дорожке на площадке между корпусами.  Но стоило Саше зазеваться на льду, как Ганина на полном своем ходу влетела в него.  Саша не удержался, зацепился за Бирюкову. И все рухнули. Ганина на Сашу, Саша на Бирюкову, а Бирюкова на руку. Да так неудачно, что ей стало не до веселья, и, что крайне огорчительно, не до чистого листа и мести Суворову.
 
Поднялись. Девочки хлопотали над Танькой, приложили холодный компресс. Но для Саши ее травма сама стала холодным компрессом. Бирюкова забыла, что собиралась мстить.  А тут Лорьян некстати ляпнул, что как Новый год встретишь, так и проведешь.  И этим вовсе расстроил Бирюкову. Ей было чего расстраиваться. Впереди сессия. А как сдавать с раненой правой рукой?   А тут и Ганина добавила свои пять копеек. Напела: «ах Таня, Таня, Танечка, с ней случай был такой».   И случай вышел из-под контроля.

 Бирюкова обозвала Ганину жирной свиньей, специально всех завалившей.  Тогда Ганина назвала Бирюкову – дурой набитой, которую без Суворова обязательно завалят на экзамене. Бирюкова в ответ заявила, что Ганина сама дура, каких поискать. Таким дурам диплом на блюдечке поднесут, в то время, как привлекательным, но простым девушкам из провинции, не на кого положиться.

- Ты имеешь в виду, не под кого?  - съязвила Ганина.

-  Это тебе не под кого, - Бирюкова готова была кинуться на обидчицу.

 Но больная рука не позволяла. Саша встал между ними, как рефери. Он придерживал Бирюкову, рыдающую у него на плече. И повел ее, раненую и обиженную в ее комнату.  Как утешить девушку, на которую свалились три несчастья.  Суворов бросил.  Второе несчастье: на его помощь   во время сессии теперь рассчитывать не приходится.   Третье несчастье - рука, подвернутая так не вовремя. И Саша пообещал, что заменит Суворова. Во всех смыслах. Как минимум, у Бирюковой проблем с дипломом не будет.

- А Ганина - жирная свинья, - сказала Бирюкова, проверяя по Сашиной реакции искренность его утешений и твердость обещаний.

- Успокойся, -  наставительно изрек Саша, - Эта свинья, между прочим, со мной к Суворову таскалась, агитировать, чтобы он к тебе вернулся. А могла бы и не ездить.

 - Да она ведь потому и поехала, чтобы с тобой прокатиться.

- Неправда, - сказал Саша, - Это Полина нас послала.
 
- Все равно она поступает по-свински. Кто ее звал на Новый год?  Небось некуда пойти. Так она тут шороху наводит. Кто ее просил с нами кататься? Она специально в коридоре поджидала. Ты думаешь, она случайно на тебя наехала? Как бы не так! Ничего у Ганиной случайно не происходит.  Попомнишь мои слова. Верить ей нельзя. Ни одному слову.
 
 Когда Саша вернулся, танцы продолжались, но какие-то унылые. Подступало утро.  Куда приютить на отсып двух москвичей? Ганину и Барашкина? У кого в комнатах свободные койки? У Бирюковой и Саши. И по всем понятиям нужно было Ганину подселить к Бирюковой, а Барашкина - к Саше. Но Ганина наотрез отказалась спать в одной комнате с Бирюковой. А если сделать рокировку? Ганиной спать у Саши, а Барашкину, у Бирюковой? Кончилось тем, что Ганина сказала:
- Я не Бирюкова, лягу с тем, с кем хочу. А в данный момент я еду домой.

 - Напрасно ты едешь, -  сказал Саша, ежась от утреннего холода, когда вышел с Ганиной ловить для нее такси.

- Так вы мне выбора не оставили.  Ни разу в общежитии не ночевала, -  сказала Ганина, -   Уже решилась, а Танька сбила настроение.

                9

Образ раненого бойца пошел Бирюковой на пользу. Лежачего не бьют.  Валить симпатичную девушку за шаг до диплома с рукой на перевязи? Рука у экзаменаторов не поднималась.

Прошли зимние каникулы, короткая преддипломная практика.  Потеплело заголубело   небо и зазвенели капелью, а потом зашелестели сусальным золотом весеннего солнца сладкие деньки написания диплома. Суворов окончательно исчез.  Саше работалось прекрасно. На курсовых он собаку съел. Три - четыре дня - и лист. Голова на месте, руки на месте. Но он помнил о Бирюковой. Он, как бешеный, делал свой диплом и считал, когда Бирюкова вспомнит о его новогодней клятве.  И вот Бирюкова напомнила об этом.  Саша подтвердил, что уговор остается в силе. Он не боялся взяться и за ее диплом. Сне зря свой уже далеко продвинул. А у Бирюковой задание было стандартным. Никаких проблем.

Саша слышал от Лены Литвиновой, которая смоталась на кафедру на консультацию и там встретила Ганину, что Ганина сетовала, мол Саша обещал, что поможет. И ни слуху, ни духу. И вот Магомет пришел к горе. Ганина, неожиданно ввалилась в Сашину комнату и застала его над чертежной доской.  С новогодней ночи Саша не видел Ганиной.  Ганина уставилась на наполовину готовый лист, словно что-то в этом понимает. А Саша продолжил чертить, всем видом показывая, что не до нее.

- Для Таньки стараешься!  - он промолчал, - Нашел для кого. Она же …  Сначала с Суворовым. Теперь с тобой.

-  Дело совсем не в этом, - Саша понял, что от Литвиновой Ганина знает весь расклад, - Я ей обещал. У нее рука больная. Можно сказать, из-за меня она руку повредила.

- Голову она повредила.  Это просто непорядочно с ее стороны. И по отношению к Суворову, и по отношению ко мне, и по отношению к тебе. Мы с тобой ради нее ездили на край света Суворова вразумлять. Чуть не замерзли. А оказалось, нужно было за Бирюковой следить. И ты тоже, красавец. Еще не успел остыть след Суворова. А еще Джека Лондона ... Запах тебя выдает с головой. Танькины духи. Ты бы хоть проветривал. 

- Запах у меня, потому что я ей тут объясняю. 

-    Знаю я твои объяснения.  А ей зачем головой работать, когда можно другими частями тела.  А вспомни-ка, что ты на остановке мне пообещал? Ты маме моей обещал. Помочь.

- С обменом веществ я всегда готов.

- Обойдешься! Давай такой обмен.  От тебя листы, а от меня…. мой папа за тебя замолвит словечко. И перераспределят тебя поближе к Москве. Задание у меня с собой, - и Ганина вытянула из сумочки тетрадку.


    Саша пролистал ее задание и облегченно вздохнул.  Задания Ганиной и Бирюковой были очень похожи. А поскольку для туповатой Бирюковой Саша писал записку максимально подробно, со ссылками на учебники, справочники, писал страницы, параграфы, номера таблиц, и номера формул, то написать второе подобное труда не составляло.

 И он решился. Не ради Ганиной. Скорее ради эксперимента.  Чем черт не шутит. Ну и перераспределиться поближе к Москве было бы не лишне. Он отставил временно проект Бирюковой, переключился на Ганинский, чтобы догнать его до того момента, на котором остановился у Бирюковой. Затем двигать дипломы параллельно.

  Бирюкова почувствовала, что с ее дипломом что-то застопорилось. Когда она приходила   Саша убирал к стене   доску с Ганинским листом.

- Да что ты предохраняешься? Я все знаю. про тебя и Ганину, - усмехнулась Танька

- Что ты можешь знать, когда ничего нет? – удивился Саша.

- Просто так девушкам диплом не пишут. 

  - Да мне сделать ей листы – раз плюнуть. 

- Я понимаю, что там и место тебе пригреют, - Бирюкова явила удивительную осведомленность в Сашиных делах, -   Ловко устроился. Ганина ему за диплом как наседка своей тушей высиживает место в НИИ, а м не приходится на этой вот койке. 

- Мне казалось, что тебе нравится, -  сказал   Саша.
 
  Бирюкова фыркнула и молча вышла. Пробежала черная кошка. Саша вновь подумал, что надо бы пересмотреть свое жизненное кредо. Жизнь сурова, говорил Лорьян, потому, что подносит сюрпризы, но сюрпризами и интересна. Саша не слишком жалел о размолвке с Бирюковой. Все равно, ничем хорошим это бы не закончилось. Теперь их контакты свелись к подчеркнуто деловым. В данной ситуации он имел возможность и дать пример бескорыстной помощи, и ставить условия Бирюковой.  Его тезисы сводились к следующему: раз он обманут, и в ней вместо чувства голимый бизнес, то он, так и быть, закончит этот лист, который уже больше чем наполовину готов, и на этом сворачивается. Ей останется последний лист, который кстати, самый легкий. Пусть делает сама, как знает. Или сама поработает наконец, или найдет нового консультанта.  Он думал, что Бирюкова хоть как-то огорчится. Ничуть не бывало. Выслушала спокойно. Даже с усмешкой. Только сказала: привет жирной корове.

  Бирюкова ушла, Саша задумчиво смотрел на недоделанный лист. Как Гамлет. Решал, как быть с Ганиной? Быть или не быть? Помогать Ганиной он решился ради распределения.  Но теперь ему показалось, что перераспределение того не стоит.

Через несколько дней пришла Ганина.  Лена Литвинова работала как ретранслятор. Новости о Бирюковой, дойдя до нее, только приподняли Ганиной настроение. Тогда Саша вывалил и ей: этот лист он закончит, а последний пусть делает сама. Ганина тоже усмехнулась и сказала: так и знала, что на него положиться нельзя. Ничего, папа  ей легко разрулит проблему с дипломом. 

 

                10

 Позвонила Света.  Сказала, что пришло письмо из Москвы. Для него. Он не торопился, приехал в свой день, когда она ему разрешала видеться с дочкой.  Света молча дала письмо. Вопрос стоял в ее глазах. Теперь уж было бы подло вскрывать адресованные ему письма. Но фамилия на обратном адресе ей подсказывала недоброе. Фамилию Лорьян Света помнила из Сашиных рассказов.

- В Москву переводишься?   - в ее словах прозвучали тревожные нотки

Саша сдержался, чтобы не улыбнуться. Куда девалась та ее самооценка, что была в самом начале их размолвки. Покрутившись пару месяцев, Света поняла, что почем. И стала покладистее. Допускала, что их конфликт и не конфликт, а так, одно название, дело улаживаемое. Даже намекала, что не возражает против его возвращения домой, где, кстати, многие его вещи его по полкам дожидаются.   Поначалу она говорила, что, съехав в общагу, где полно незамужних баб, он зря времени не тратит.  А теперь выходило, что он зря времени не тратил, и сразу стал нащупывать старые связи. И письмо из Москвы - ответ на его запрос. Это, возможно, приглашение на работу.  Для него одного, естественно. И это породит новые проблемы. 

Саша, чтобы Света успокоилась, при ней вскрыл письмо. Он сам не мог догадаться, чего вдруг Лорьян, сто лет не писавший ему, о нем вспомнил. В конверте находилось приглашение отметить группой десятилетие окончания института.

  Солнечная суббота. Одиннадцать дня.  Даже половина двенадцатого. После получасового ожидания около институтской проходной стало ясно, что больше к их семерке никто не присоединится. В ресторане на двенадцать заказан стол. Нинка Шабрина заказывала.  Сказала, что недавно по телефону со всеми обсуждала порядок мероприятия. Ганина, возможно, подвалит прямо в ресторан, если получится пристроить ребенка предкам. И попутно сообщила, что Ганина где-то в теплом месте в министерстве пристроилась, вышла замуж родила, развелась и похудела.


Им уже принесли заказ, когда появилась и Ганина. Зал был практически пуст.  Она пошла, как мотылек на свет, на большую компанию.  Они же ее признали только тогда, когда Ганина почти дошла до стола.  А когда признали, по реакции девочек, Саша понял, что за эти десять лет они, вероятнее всего, ее с ней не встречались.  Метаморфозы в Ганиной на девочек подействовали. Ине только на них. Саша, увидев ее, понял, то, о чем загадывала Ганина, свершилось в своем лучшем исполнении. Изменился ее обмен веществ и изменил ее. Красавица. Лицо немного похудело.  И только к лучшему. А фигурой не худая и не полная. Проще сказать, в полном соку. Пальчики оближешь. И Саша увидел, что Ганина заметила его облизывание пальчиков, его удивленный, скорее восхищенный, взгляд. По ее губам скользнула улыбка. Не просто скользнула, а как бы с регистрацией, со звуком, как костяшка на счетах бухгалтера. Спалился, и взят на заметку.

Разговор за столом свелся к отчетам, кто чего добился и воспоминаниям об институте. Саше похвастать  в настоящем было нечем. Карьера неброская. В личном плане – не о чем рассказывать. А в прошлом?  Уж конечно, Саша не хотел вспоминать о дипломе для присутствовавших за столом Бирюковой и Ганиной.   
 
Посидев часа полтора Ганина поднялась.  Пора. Мама уже не та, чтобы подпрыгивать с ребенком. И поглядела на Сашу

- Проводишь?

И костяшки на счетах щелкнули так звонко, что Саше показалось, все это услыхали.

- Я живу тут недалеко, пешком можно дойти, - сказала она, когда вышли из ресторана, - пройдемся, поболтаем.
 
Погода стояла прекрасная.  Прекрасная женщина шла рядом с ним. Разговор был тем и хорош, что ни о чем. Ганина раскрыла ему секрет. Под занавес Саша поступил как дурачок. Пусть недоделал весь диплом, у ее папы уже для него все было схвачено. Ждало нехилое местечко под Москвой. Но он как в воду канул. А она не Бирюкова какая-нибудь, чтобы таскаться по общагам его выискивать. 

Прогулка заняла минут сорок.

- Вон видишь там кирпичное здание? Там я живу.

- Неплохо, - сказал он.

- Не так уж и хорошо.  Могло быть и лучше. А у тебя что квартиры нет?

- Как бы и есть. И не то, чтобы да, и не то, чтобы нет.

 - А если бы ты не исчез тогда, все бы у тебя было. Мне папа квартиру сделал как подарок к свадьбе. А потом…  потом муж объелся груш. Даже в горьких воспоминаниях не приходит. И нужно начинать жизнь с чистого листа.

- Но тебе теперь начинать даже проще.

- Это почему же?

- Ну, я тебя ведь помню. Лишний вес и все такое. А теперь все в полной норме. Просто загляденье. Плюс квартира в центре.

- Плюс ребенок.

- А что ребенок? Как говорит моя бывшая жена, то, что женщина с ребенком, порядочного мужчину не остановит.

- А ты порядочный мужчина? С бывшей женой. И ребенок есть?

- Есть. А помнишь, как ты меня поливала, что мы с Суворовым и такие и этакие. На остановке. Когда мы к нему ездили.

- А как же. Видно тебя тогда пример Суворова так возбудил, что ты и ко мне тискаться полез.    Как же, помню, - Саша подумал, что все она поняла неверно. Не Суворов, а неожиданно похорошевшая Людка на Сашу подействовала, -  Вот мой подъезд. Зайдешь? – Саша не успел ответить, как у Ганиной родился план, -   В общем давай так, подожди вон на лавочке во дворе минут пятнадцать, от силы двадцать, пока мама не уйдет. Вот это мой балкон. Я повешу полотенце, когда она уйдет. Договорились?

 Ганина легко чмокнула его в щеку и ушла, а Саша сел на лавочку во дворе и ждал, поглядывая на указанный ему балкон. И одновременно размышлял: стоит все это затевать. Ганина, конечно, чистая царица. Но, во-первых, нечего рот разевать. Она пока его просто пригласила в гости. Это еще ничего не значит. А во-вторых, нужно ли вообще затеваться? Свой ребенок, чужой ребенок.  Вопрос непростой.  На некоторое время он забыл, что ждет сигнала.

- Саша? Я вас узнала, - услышал он голос за спиной, - Десять лет прошло, а я вас узнала. Я вас даже в окно узнала. Видела, как Людочка идет с мужчиной. И вспомнила: да это тот мальчик, который Людочке помогал.

 И Саша узнал Людину маму. Радости не испытал. Встретить ее в его расчеты не входило.

- Ну что проводите до такси?

И Саша послушно пошел с ней. Она вела его дворами к метро. Там, она считала, легче взять такси. И рассказывала, что Люда ей родила прекрасную внучку. Да и зять неплохой. И дочку любит. И ребенок отца любит. А уж как зять Люду любит! Все охлаждение между ними – недоразумение, временное явление.  О чем она каждый раз не устает убеждать Люду.  Людочка, конечно, женщина интересная. Но и он мужчина вполне-вполне.

Саша ждал, пока Людина мама расскажет все, возьмет такси. Вернулся дворами к заветной лавочке. На балконе полотенца не было. А ведь уже столько времени прошло, что… С балкона лавочка просматривалась прекрасно. Возможно, Люда увидела, что его на лавочке нет, и снова поняла неверно?
 
Что делать? Он сел на лавочку, подождал пять минут, десять. На балконе никаких движений. А отсутствие знака, что ход открыт, означает, что хода нет. Так ли это?  может быть и не всегда это так. Но ему остается придерживаться такого правила.  И тут он вспомнил, как читал Люде на остановке: «Я знал красавиц неприступных, холодных, чистых. Как зима. Неумолимых, неподкупных. Непостижимых для ума.  Дивился я их спеси модной, их добродетели природной. И, признаюсь, от них бежал, когда я с ужасом читал над их бровями надпись ада: «Оставь надежду навсегда!».  Оставить? Вздохнул, еще раз посмотрел на балкон и пошел к метро. Жаль, Людиного телефона у него нет. Но завтра он через того же Лорьяна узнает номер.