Жертва. Быт

“Быт”

Наша нищая жизнь.

Обожаю.

Отец сильно пил. Больно бил. Синяки я скрывал прожженным сигаретами свитером. В доме всегда пахло тараканами, табаком и сигаретами. Некогд белые занавески на кухне до того пропитались никотином, что были уже желтыми от тяжелых смол.

Дети так не живут.

Мы и не жили. В те годы мы кочевали. Я помню, как впервые переночевали в больнице, когда ты упала с воплями от непонятной боли в животе. Десятки людей в маркете на Южной бросились помогать тебе. Ну а как еще поступают с 8-ми летней девочкой в обносках? Такой ажиотаж. Сварливые бабки, дедуля охранник, какие-то богатеи - все, абсолютно все, звонили в скорую, приносили тебе воду, пока я набивал карманы батончиками Wispa и жвачками в стиле Boomer и Turbo.

Скорая, больница, какие-то проверки. Я сижу в коридоре, листаю какую-то брошюру и улыбаюсь. Ты в мягкой кровати, жуешь шоколад и улыбаешься.

Наша нищая жизнь.

Обожаю.

Социальные работники наведывались в гости, вправляли мозг нашему отцу, который уже начинал окончательное превращение в ту гнилую мразь, которую я запомнил… Перед тем, как…

О чем это я?

И он нас находил. Привозил домой. А после наказывал. Меня. Тебя он любил, а потом возжелал обезумев. Его наказание в 4 удара. Я становился на колени перед телевизором, сняв с маленького тельца обноски, а он располагался сзади и совершал ровно 5 ударов.

За твое неуважение!

Кожаный ремень касается моей спины и разрезает болью. Я вспоминаю, как притворялись потеряшками, чтобы поесть горячего супа на железнодорожной станции. Или та заботливая старушка и ее вкусные булочки с вишней. Добрая тетя лет 30-ти в Северном, которая даже сводила нас в кино на какой-то мультфильм. Как же ты тогда смеялась.

Наша нищая жизнь.

Обожаю.

За то, что ввязал в это все сестру!

Я вскрикиваю от боли. Ты просишь его остановится, но он лишь заставляет считать тебя все громче.

Два - сквозь слезы льется твой голос - Пожалуйста, не надо, папа. Остановись.

За твою беспомощность!

Металлическая бляха разрезает мою кожу, из-под которой тут же устремляются небольшие ручейки крови. Это действительно было больно. Я пытаюсь отвлечься на какой-то странный фильм.

Три. Прошу, папочка, милый, мы больше никогда и никуда не уйдем. Пожалуйста, перестань.

Ты знаешь правила! По всему чертовому городу ношусь за вами. Ты хочешь очутиться в детском доме?! За то, что не сдох еще в утробе!

Я слышу, как что-то хрустит в районе лопатки. Я прижимаюсь к полу. Алиса, ты помнишь наше место? Под корнями многовекового дерева. Прекрасные летние ночи. Мотыльки, что взлетают над водой, звуки цикад. А когда Луна поднималась высоко в небо, звезды отражались в водной глади, горели, как тысячи огней словно мы между небом и небом. Мне так спокойно. Скоро начнется учебный год, продолжится ад, но мы с тобой засыпаем под дуновения теплого летнего ветра.
Наша нищая жизнь.

Обожаю.

Четыре. Все, пожалуйста, остановись. Я прошу тебя - ты громко плачешь - Папочка, умоляю, перестань.

Он, как всегда посмотрит на тебя, улыбнется.

За то, что ноешь, как девчонка!

Последний удар прибивает меня в пол. Из глаз растекаются реки. Ты подбегаешь ко мне испуганно, пытаешься поднять, а по телевизору уже Торонто ведет 4-2 у Бостона.

Отец в своем любимом кресле, попивает виски. Ты в слезах обнимаешь меня и просишь молчать, просишь успокоиться. Такая теплая кровь, такая неприятная на вкус. И как Чарли тогда слизал кровавый фарш матери?

Ужин на столе - холодно рявкнет он - Жрать и спать.

Я впервые теряю сознание.

А после покупаю мушку и ствол.