Практика общий охват извне07. 8. 3

 07.8.3. О патриотическом воспитании.


Мы не случайно взялись за осмысление патриотизма и патриотического воспитания, имея в виду многоразличные формы и направления последнего. Во многом наш выбор объясним сегодняшними обстоятельствами, где против родного отечества мировой Запад развязал гибридную войну на территории Украины, и нашему народу приходится не на жизнь, а насмерть отстаивать свою независимость, суверенитет, территориальную, духовно-практическую и культурную целостность, возможность существовать, развиваться собственным путем. Патриотизм в данных условиях (а, вообще-то, всегда) исключительно актуален. Ибо деятельная патриотическая воля и энергия граждан от мала до велика питает беспримерный успех на фронтах ратных битв и подвигов, а также сражений в тылу. Подлинный патриотизм преумножит, сплотит и объединит совместные усилия наших людей ради священной цели победы.

А с другой стороны, патриотизм, —весьма емкий феномен. Языково-предметное поле его охватывает, затрагивает множество других понятий и вопросов. Это как бы позволяет не терять из виду систематическую целостность человекообразования, осмысливать и формировать человека комплексно, не ограничиваясь каким-то узким поприщем приложения сил. Не случайно, потому, о патриотизме, патриотическом воспитании у нас часто говорят, пишут, к тому же, по разным аспектам, с многих сторон. Авторам есть что сказать на этот счет. Достаточно заметить, с 2010 г. в связи с усложняющейся внутренней и внешней обстановкой относительно патриотического воспитания выпущено и принято на правительственном уровне беспрецедентное множество концептуально-регулятивных актов, документов.

Именно поэтому, имея в виду обилие написанного, осмысленного, большой круг интересующихся вопросами патриотизма авторов, вести предметный разговоры о нем довольно непросто. Можно, разве что, предпринять некоторый общий абрис того, как и что есть у нас с данным предметом, очертив (предельно общо) наиболее значимые основания, краеугольные камни его. Нам представляется, исследований как раз такого направления не хватает. Вот почему, мы будем, реализуя свой подход, осмысливать затрагиваемые вопросы под углом реализации преследуемых настоящей работой целей и задач. Благо, патриотизм для этого — благодатное поприще.

Начиная разговор о патриотизме (соответственно, патриотическом воспитании), надо бы, по крайней мере, держать в уме взгляды на этот счет Л.Н. Толстого и П.Я. Чаадаева [240]. А также понимать, что патриотом может быть, является всегда конкретный человек, и сама патриотическая активность (стало быть, патриотичность), конкретны. Это, между прочим, многим известно, но, почему-то отсюда не делаются соответствующие выводы.

На самом деле. О каком патриотизме идет речь, когда ведут разговоры о воспитании подрастающего поколения, граждан нашей страны? Какой должна быть любовь к родному отечеству, как ему служить, каким образом гордиться за него? Каково содержания «чувства удовлетворения» от принадлежности своему отечеству? Чем, вообще, характеризуется патриотизм, на каких краеугольных камнях держится?.. И аналогичных вопросов огромное множество. Ведь «любовь», «служение своему отечеству», «гордость за него», чувство идентичности и т.д., — все это может быть весьма различно наполняемо содержательно, да и отечеств на планете хватает!..

Отсюда патриотизм может быть очень даже разным. Да, и лермонтовский, и Чаадаевский, патриотизм, прикрывающих свою нечистоплотность чиновников (М.Е. Салтыков-Щедрин), «квасной патриотизм», патриотизм романтический, белоэмигрантов, социалистический. Выступая в Краснодаре (2012 г.), В.В. Путин выделяет даже патриотизм «казенный»; другой автор говорит о «разнузданном патриотизме» [2411]...

Несомненно, множество патриотизмов существует, вплоть до либерального. Но, что важно, каждый из них весьма различен даже в своем становлении, не говоря уже о направленности. Они могут и противостоять друг другу, несмотря на общность, единящий их предмет. У каждого свои герои, свои победы, радости с горестями. И вряд ли одни согласятся признать «героями» чужих. Вместе с тем, под каждым из них лежит своя этика, мировоззрение, круг ценностей. И, как знать, найдется ли по большому счету, такая система этики, ценностей, мировоззрения, когда бы в ней в равной мере умещались «и герои с севера, и герои с юга» [242].

Думается все же, можно сыскать такую систему. Даже не одну, по крайней мере, две. Одна из них в целом пронизана духом прагматизма, потребительства, безличности, безбытийности, мультикультурализма, толерастии, «терпимости истины». Для нее все «герои» равновелики, ничем особенным не отличаясь друг от друга, как некие «вещи»; и уж, по крайней мере, — извлекать очередные навары, втягивать в орбиту растущей воли к власти, капитализировать новые поприща, — совершенно не мешали бы.

Верно также: в данной этической системе и героев-то, по большому счету, нет. Ведь то, за что они стали героями, их геройство как таковое, само по себе особой цены и не имеет. Коль скоро имеет, — для происходящего, для нужного, того, что теперь совершается, — не несет никакого особенного значения. Разве что и в лучшем случае, как некоторая «история», «былое», что можно вспомнить с любопытством, — вот в каком смысле оно как-либо еще ценно.

Может, эту (или подобную) мировоззренчески-этическую систему предполагают, кто хочет «примирить» все «патриотизмы»: видеть и «северных» и «южных» героев равнозначными? Если да, то, как очевидно, грош цена их предположениям и стремлениям. Тем более, никчемны «патриотизмы», в духе которых они «воспитывают» подрастающее поколение, учат граждан своей страны. Собственно, мировоззренческо-этическая система, раздающая означенным образом «всем сестрам по серьгам», сегодня уже готова: как бы объективировавшись, реально задана господствующими условиями. И именно она, навязши в мозгах, формирует у людей означенный индифферентизм, полное небрежение ко всему общественному, неэгоистическому, мои, узко-потребительские интересы не затрагивающему. Именно эта нигилистическая система, по сути и обрекает сознание, дела людей на самоубийственную логику безбытийности и непатриотичности. Впрямь, касательно такого рода «патриотизма» вполне оправдано известное выражение: «Патриотизм — последнее прибежище негодяев»...

Это тем более так, имея в виду важнейшую особенность любого патриотизма из доныне существующей истории. Он (патриотизм) как таковой dнепременно носит классово-ограниченный характер, поскольку формируется в антагонистическом обществе (стране). Последнее, как бы ни выглядело привлекательно, неся на себе соответствующие изъяны (неравенство, несправедливость, господство и подчинение, богатство ничтожного меньшинства и бедность остального населения, отчуждение и т.д.), обусловливает особенности взаимоотношений людей, включая патриотическую активность. Выходит, как показывает Л.Н. Толстой в публикации, на которую мы выше сослались [243], обществу (народу, стране) ничто не мешает иметь местнические, корыстные интересы, ненормальный (вплоть до ущербности) настрой. Народ, стало быть, его представители и носители могут направляться далеко не к подлинно человечным идеалам, захваченные весьма узкими (клановыми, мафиозными, преступными и т.п.) устремлениями. Причем, — не только во внешней политике, касательно других народов, государств, но также (и не главным ли образом) в политике внутренней. Так как действительность частнособственническая, классово разделенная, — с коллизиями, царящим неравенством, господством одних и подчинением других, социальной несправедливостью, отчуждением, отпадением человека от бытия и проч., — царит воля, интересы, цели, мораль, психология, идеология сословных, классовых, конъюнктурных сил, которым принадлежит власть, равно политика, государство. Существующее в данных (особенно общекризисных) условиях, общество тяготеет к фашизму с проявлениями крайней бесчеловечности и зла, как вовне, так и внутри себя самого.

Собственно, именно такой род частно-собственнически (буржуазно, причем, далеко не просто классически) и демократически ограниченных стран, с вытекающими отсюда следствиями, принадлежит наше родное отечество. Точно также (со своей спецификой) обстоит в случае с каждым конкретным народом, страной протекшей и современной истории. Так что, патриоты, патриотизм вообще без означенной предметно-исторической увязки, социального «заземления», довольно непростая, если не малоосмысленная, вещь. А ежели и приходится вести речь, то она, впрямь, подтверждает приведенную выше цитату о негодяях. Так мог бы сказать, кстати, любой буржуа, связавший с некоторых пор народы в единый мировой процесс, развернувший свою фирму глобально, транснационально, находящий для себя бизнес-интересы во всех уголках земли, зарящийся на ресурсы любых народов и стран и везде здесь чувствующий себя дома. Впрямь в этом смысле можно сказать, что для него, — поскольку «бизнес застит глаза», за наварами и гешефтами ничего не видно, — нет патриотизма. И не нуждается он в патриотическом воспитании [244]. На худой конец, он может терпеть нечто подобное, - «прирученное», «одомашненное», «на коротком поводке», служащее реализации привычной для буржуя «политики двойных стандартов»...

О втором, положительно собирательном варианте касательно патриотизма мы выскажемся ниже, предварив его осмыслением (пусть, предельно кратким) наиболее общих и важных моментов предстоящего в данном разделе предмета.

. Прежде всего, надо видеть самое главное, безусловно наполняющее наши патриотические проявления реальным и незаменимым содержанием. Оно, в добавок, прочно столбит патриотизму место и значимость среди множества других жизнепроявлений человека. Верно, патриотическую активность (чувства, помыслы, дела, настрой) мы проявляем, когда пытаемся выразить любовь, заботу к предмету нашей патриотичности, служим ему. Быть патриотом — значит, любить родину, отечество, народ, служить, заботиться о его благе, росте, преумножении могущества и процветания.

При этом остается лишь сожалеть, коль скоро патриотическое рвение ограничивают (что часто случается) чувствами, эмоциями, переживаниями, сколь бы «любовны» и «заботливы» последние ни были. Тут, как в незрелой примитивной «любви», когда считают, что проявляют ее, ибо захвачены известными страстями, аффектами, ощущениями. Между тем, настоящая любовь далеко не исчерпывается чувственно-переживательной стороной. Она, будучи наиболее развитой и главенствующей формой творчества человека, с самого начала есть материально-предметная деятельность, созидание, служение, забота в высшем смысле. Так что, подлинно живущий и любящий отечество, не ограничивается в своих патриотических проявлениях лишь чувственно-переживательными моментами. Патриотизм, иначе говоря, должен быть выражен «весомо, зримо»: в деяниях, реальных делах и отношениях к отечеству. И, разумеется, дела данные с отношениями сопровождаемы чувственно-переживательной работой духа. Без этого они теряют всякий смысл.

Выходит, наша любовная забота, равно служение, в патриотической активности выражены не просто некоторыми чувствами, эмоциями, но практически: созидательно-поступающей деятельностью, реальным отношением, где человек пребывает, связанный с остальными гражданами, членами общества, сородичами. Тем самым, патриотизм выступает живым со-участием всему в мире, поскольку, как понимает участник, оно несет благо, величие, простор, историческое будущее любимой родине, отечеству, народу.

Так следует осуществлять патриотизм в его полноте, как духовно-практическую созидательность внутри и для своей родины. Отсюда, между прочим, человек, который пассивен, лишь «сидя на диване», — даже слагая стихи, музыку, слава-словит родину, — вряд ли есть настоящий патриот. Таковым становятся, когда реально-практически, конкретными делами, активным участием служат (в полноте данного выражения) отечеству, живут ради него. Скажем, однако, еще раз, патриотическая активность (собственно, как и все, что полномерно осуществляется людьми) сопровождается, пронизанная их волеизъявлением, чувствами, эмоциями, помыслами, устремлениями... Без этого нет не только «человеческого искания истины» (Ленин), но, вообще подлинной созидательности.

Умеющего любить, к тому же, настоящего патриота нет нужды учить, как и что есть любовь к отечеству, служение своему народу, забота о нем. Тем более, духовно-практически! Что это все значит, — равно как понимать любовь, заботу, служение, — здесь мы не станем расписывать, сославшись на сказанное в других работах [245]. Ниже, все же, кое-что на этот счет еще будет прояснено.

Заметим пока: не в том дело, что речь в патриотизме идет о любви по пустой аналогии (вернее, ассоциации) с тем, как фигурирует она, где, вроде, подлинно и действенно любят. В том-то и суть, что, служа родному отечеству, народу, мы тоже по-настоящему творим именно любя. И не важно, какого рода наша любовь, равно пребываем мы на обязательной работе или нет, чиновник или кто другой. Значимо, что любовь в патриотической активности присутствует без всяких там ассоциаций. Патриот только тогда таков, когда старается для родины, воздает ей именно любовью, страдательно-действенной заботой.

Здесь человек обнаруживает родство, внутреннюю связь, близость с предметом любви, отечеством. Будучи действительными патриотами, мы не можем служить родине так, чтобы не старательно, действенно (родственно) радеть о ее благе, возвышении. Мы печемся, стараемся, дабы «наша родина («сад») любимая цвела». Чтобы «с каждым годом, с каждым годом» в созидательной работе здесь было «больше дела нам, садоводам», как поется в замечательной песенке Советских пионеров, настоящих патриотов. Отсюда и наши сорадования, гордость за успехи на данном поприще, или, напротив, обиды «за державу», коль скоро родина страдает, чинят неподобства с ней, обходятся неподобающе. Отсюда же наша готовность, решимость и деятельность по устранению всего этого...

Легко видеть, патриотическая любовь своего «сада» положительно-созидательная. Только такой, положительно-созидательной патриотическая активность к родимому отечеству (народу, родине) должна быть. Кстати, сам термин «патриотизм» (от «Patria»), связывает нас узами родственной близости с отечеством, родиной, родом, народом и остальными, такими же как мы, «братьями и сестрами», живущими с нами на родной земле, в нашем роде, народе, отечестве. И это состояние, переживание-понимание поддерживается духовно-практическими, социальными институтами-скрепами общества (особенно традиционного).

И, хоть с приходом буржуазно-производящего устройства жизни эти, обычно характерные традиционности, узы претерпевают на себе "вещную" (вплоть до неузнаваемости) трансформацию, тем не менее, где-то и как-то сохраняются в нас, живут, продолжаются... И как бы ни капитализировал человек, как бы ни был захвачен «бизнесом», все же, по крайней мере, где-то после работы, за работой, если он не совершенно расчеловечился, нечто, связывающее со всем, «с чего начинается родина», у него остается...

В обозначенном смысле, кто и что бы ни говорил, патриотизм — далеко не пустое и не нужное понятие-состояние. Он отвоевывает себе заслуженное место в активности людей. И именно как любящих граждан, носителей и представителей своего народа, если на то пошло, сыновей собственного отечества, родины-матери.

Но, с другой стороны, эта родственная любовь, патриотами обнаруживается не просто пассивно, не просто так, что, вот, нас, «чад» своих, отечество любит, подобно матери, опекающей собственное «дитятко», а тот привязан (до животности) к ней и проч. В том как раз суть, что в любви к отечеству мы сами, коль скоро сознательны, вызрели. То есть, поднимаемся на ступень любви, где проявляем личностно-деятельную заботу. Оберегающая, сохраняющая, растившая нас, как бы сказал Э. Фромм, «медом и молоком», Родина-мать, в свою очередь, выступает тогда предметом нашей заботы. Мы относимся к ней не в статусе «любимых» («питомцев»), ждущих опеки, но любящих, любяще-любимых («садоводов»). К тому же, с вытекающими из понятия любовь, особенностями созидательного и ответственного творчества (об этом несколько ниже).

Важно во всем этом, однако, чтобы Родина-мать действительно была той, кто вскармливает нас, детей своих, «медом и молоком». Увы, это далеко не просто и самотеком не случается. Хорошо, когда мы сами, собственным личностным созреванием дорастаем до означенного приятия отечества, хоть оно на деле не таково. Если б, впрямь, ответствовало нашему (созревшей личности) отношению, — как бы долго и плодотворно мы служили ей, никак не разочаровываясь, благо-дарные благо-дарной отчизне. В противном же случае, наше высокое отношение к ней, практически, не может оставаться долгим, беспрестанным... Здесь, как раз, коренятся «разочарования», «усталости», «сомнения» и т.п., выливающиеся соответствующими «оттенками» нашей патриотической активности.

Чтобы растить своих «чад» (граждан, представителей и носителей) «медом и молоком», отечеству предстоит располагать весьма немалым по части вызревания в подлинной человечности, социальной справедливости, благополучия. Вряд ли какая антагонистическая страна, где царит присвоение, частная собственность, неравенство, угнетение одних классов и сословий другими, отчуждение и т.п., может на это претендовать. Разве что, речь здесь надо вести об относительной, сравнительной зрелости и благоприятствии (так сказать, «золотой век»). В историческом становлении народов, где-то утверждается некоторое равновесное состояние (можно, видимо, его наблюдать в пору расцвета), когда нечто подобное, хоть на краткий срок, да приходит. В целом же, повторяем, дорасти по-настоящему до состояния умной матери-кормилицы, народы протекшей истории могут лишь помечтать. Отсюда и патриотизм их, как бы ни проявлялся, какие бы чудеса самоотверженности и подвижничества соотечественников ни обнаруживал, носит ограниченный, неразвитый характер.

К тому же, следует не упускать, что в традиционных обществах такого рода проявлениям активности людей способствует натурально-личное протекание их взаимоотношений. Оно («протекание»), между прочим, как бы естественно, врождено людям. Чтобы быть настоящими (сознательными) патриотами, им не обязательно становиться личностями, тем более, в позднейшем смысле... По крайней мере, это можно утверждать о человеке, скажем, эллинского (досократовского) периода.

Вообще же, подобное жизнепроявление характерно людям на практической (4.2.) ступени становления их общества, и наблюдается сплошь да рядом в истории. Можно полагать, чудеса патриотизма, которые массово проявлял наш Советский народ, например, в той же Великой Отечественной войне, в немалой степени объяснимы также фактом означенного состояния нашего общества на первом этапе его исторического движения...

Но пойдем дальше. Свою патриотическую активность (чувства, помыслы и дела) мы, будучи вскормлены молоком и медом отечества, проявляем, не противопоставляя патриотизму людей других народов, стран. Реализуемая нами забота обретает действительно значимый и созидательный смысл, коль скоро выражает подход, где мы не столько обособляем наше отечество от остальных стран, тоже заслуживающих патриотического к себе отношения, сколько объединяем его с ними. И в этой интеграции, тем не менее, не упускаема особность родины в связи с ними. Родное отечество, другими словами, не растворяется, не теряется в среде других стран, но сохраняется неповторимостью, своеобразием. И как таковое оно, действительно, заслуживает признания, сохранения, заботливого отношения к себе в ряду других, подобных ему. В таком признании и заботливом отношении отечество наше пребывает, выражая общезначимое, общечеловеческое начало. Ибо, по большому счету, «все люди — братья», независимо какой народ, страну представляют.

Как понятно, в двунаправленном движении нашей патриотической активности, чрезвычайно важно, чтобы она возвышала, осветляла родное отечество в общечеловеческом, бытийно-историческом смысле. То есть, вела к дальнейшему духовному и материальному расцвету, сближению, интеграции народов планеты в ответствовании бытию. Больше. Подавало пример, куда и как заботливо созидать родину, как возвышать, чтобы она вкладывалась, крепила именно такое движение человечества, будущее, событийную человечность. Любовно-заботливая природа подлинного патриотизма по-другому не раскрываема. Людям, — какой бы народ, страну ни взять, — надлежит поступать, идти очень даже непростым положительно-созидательным и ответственным служением. Причем, — по-своему: двигать, растить, преумножать, обогащать отечество вместе с остальными народами, человечеством с учетом конкретных особенностей, обстоятельств, специфичных для данного народа, общества.

Но возможны и такие ситуации жизни, когда, скажем, страна вырвалась вперед в историческом движении, или, напротив, отстает от других народов. Сознающий (к тому же, по-своему) данные обстоятельства, патриот не может не реагировать соответственно. И в меру своей образованности, адекватности сознания происходящего, будет реагировать, поступать. В подобных ситуациях, опять же, при прочих равных условиях возникают весьма различные формы проявления патриотизма, вплоть до иллюзорных, ложных. Сама подлинность его осуществления, выражающая движение отечества к человечности, воплощение в нем общенародной, общечеловеческой интеграции может быть даже утеряна... Да и сам патриотизм сводится к бездеятельности, пассивности, к тому, как раз, когда его обнаруживают лишь как «чувство», «переживание», «состоянием души»...

Как очевидно, патриотическое начало находится в прямой зависимости от зрелости человека. Вряд ли незрелый человек способен на зрелую патриотическую деятельность.

Перед нами, стало быть, следующая слагаемая подлинного патриотизма. Последний предполагается и осуществим при условии всестороннего гармоничного развития каждого человека. Причем, как отдельно взятого, так и в любой данности. Достаточно в этом плане указать, что для способности на означенную бытийно-историческую созидательность, надо понимать, в высшей степени ответственную, люди должны быть подготовленными. То есть, весьма образованными духовно и практически, преодолевшими отчужденное и крайне ущербное существование, которое до сих пор влачат... Больше. Им предстоит быть не просто личностями (к тому же, в производящем смысле), но возвышающими свою активность до экзистенциальности. Причем, —не присваивающе живя, но осваивающе, в мире, с бытием.

Разумеется, как таковые они моральны, а потому, глубоко ответственны. О природе ответственности как определяющей характеристики моральной личности, доходящей до экзистенциальности, мы говорим в других своих работах [246].

Потому, дабы не повторяться, укажем здесь лишь следующее. В патриотической деятельности мы встречаемся с тем родом ответственности, который всего сложней для человека. Здесь с самого начала наличны как бы два взаимосвязанных момента-уровня.

С одной стороны, выражая патриотизм в означенном смысле, мы, действительно, много на себя берем по части трудности осуществления своих долженствований, возложенного на себя бремени, за что взялись. Здесь, впрямь, предстоит быть высоко подготовленным и на многое способным, вплоть до утраченного человеком с некоторых пор, умения со-присутствовать бытию.

Вообще, любить (любовно творить), к тому же, по-настоящему, подлинно, — далеко не легкое занятие-испытание. Но когда речь идет о предметах столь великих, емких, как Родина, Бог, Человечество, История, — как себя вести, как выражать отношение к ним, нести свой долг, что и как отвечать, — несоизмеримо сложно, малопонятно. Главное — трудно. В добавок, претендуя на роль любящего творца (т.е. активного начала) по отношению к данным, столь значимым предметам. Ведь для совладания с величием, мощью их нужно быть способным на весьма многое, иметь волю, дух, порождающие подобающую силу, энергию. Следует, иначе говоря, быть глубоко ответственным перед данными предметами, за них. К тому же, они ведь не есть что-то конкретное, предметно застывшее, некоторая определенность, подобная другим ограниченным, телесно воплощенным вещам. Бесконечные вширь и вглубь, сверхчувственные, они вмещают в себя множество других конкретных людей, моих соотечественников, сородичей, соплеменников, включая меня самого. Вобраны и результаты дел, отношения и активность наша. Тем самым, они «компенсируют» (к тому же, с лихвой) не располагаемые тело, органы, энергетику, волю и т.п. конкретных граждан, членов общества, людей, из коих состоят, в качестве своих глаз, ушей, рук, ног...

Отсюда вытекает, ответственность, несомая мной перед ними, за них, весьма ко многому обязывает. Она очень тонка, серьезна, рискованна. Может нести за собой разные, в том числе нежелательные, вплоть до тяжких, последствия, если я не так поступлю, не то буду творить. От меня слишком многое требуется, чтобы нести груз данной ответственности. Коль скоро не совладаю с ней, — не справлюсь, не выдержу, — не исключены большие беды, горести, роковые следствия. Причем, как для меня самого, так и для других людей, мира, предметов моей созидательности в целом.

А с другой стороны, данные предметы настолько велики, всеобъемлющи, что выступают поприщем не только моей активности, но также огромного множества других людей, субъектов. Не исключено, последние не меньше моего заинтересованы в данных предметах, столь же готовы ответственно служить. Больше, также и не готовы (различно подготовлены), что не мешает им еще пуще служить. И это — не просто кто-то из людей. Тут выступают и сообщества, партии, общественные институты, даже само государство...

Их весьма разнообразные, — особенно в атомизирующих человека обществах, — позиции и взгляды не обязательно созвучны моим, могут доходить до антагонистичности. Противостоя мне (как правило, одинокому), они могут даже, несмотря на различия, объединиться для борьбы со мной. И борьба эта порой принимает весьма различные формы гонений, вплоть до той же уродливой античаадаевщины, антитолстовства, шовинизма, травли и проч. Особенно кричащи рецидивы данной «борьбы» в антагонистических частнособственнических обществах.

Мне как патриоту, стало быть, предстоит держать ответ не только «перед» и «за» предметы своей патриотической деятельности, но также перед, весьма различными со-участниками творчества данных предметов. Я должен буду отвечать за то, что и как творю, мыслю, пишу, веду себя. И это, опять-таки, не может не обременять меня в дополнение к указанным тяготам. Без соответствующей образованности, готовности мне не совладать со своей ответственностью также в данном отношении и, стало быть, в целом.

Вообще-то, любая деятельность, по крайней мере, самое развитое ее представительство, любовь (в том числе патриотическая) по части ответственности как бы раздвоена в себе означенным образом. Иной раз, когда предметы нашей любящей активности не столь значимы для других людей и субъектов общества, — носят как бы локально-ограниченный характер, — их участие в нашей деятельности мало приметно. Потому и ответственность наша перед ними в том, что и как творим на, по большей части, лишь нас интересующем, поприще, тоже, не столь очевидна, не сильна. Хотя, возможны такие жизненные ситуации, когда она может весьма основательно сказаться.

Тем не менее, к предметам, оговоренным выше, — поскольку общезначимы, волнительны, интересны для каждого представителя и носителя общества, — ответственность «за» и «перед» другими со-участниками, со-трудниками относительно них весьма значима, приметна. Обществу, окружению нашему отнюдь не безразлично, как я веду себя по отношению к родине, отечеству, что себе позволяю и не позволяю. Ведь возможные негативы, влекомые моим поведением, могут сказаться на них весьма негативно. Отсюда вытекают соответствующие реакции, — поощрительные, признающие всяко или, напротив, хулительные, — в мой адрес...

Среди прочего, все это и свидетельствует значимость, исключительную ценность предметов нашей активности для общества. В этом смысле даже ведут разговоры о патриотизме как высшей ценности соответствующего народа, страны. Представляется, это не совсем верно и делается без разбирательства в существе. Скорей, следовало бы возводить в круг всеобщих ценностей сам предмет патриотического творчества, «отечество» («родину»)... А в гражданах формировать надлежащую патриотическую активность. Даже патриотизм как что-то вроде учения обо всем этом.

Как должно быть понятно, разговоры об ответственности в патриотической активности непременно ведут к понятию страха. Ибо он непременно сопровождает ответственность. Причем, коль скоро она подлинна, наш страх экзистенциален, доходит до, что называется, «страха Господня». О природе страха как атрибута свободы, связанного с такими экзистенциалами, как «одиночество», «ответственность», «выбор», «риск» и т.д. мы говорим в других своих работах [247].

Сказанное о качествах патриотичного человека, среди прочего, выявляет различные ступени (или формообразования) патриотизма по его подлинности. Можно, повторяем, выделять патриотизм зрелый и незрелый.  Они сопряжены с уровнем самосознания человека, с диалектикой его индивидуально-личностного становления. У зрелой личности патриотическая активность тоже зрелая. Она уже не вытекает из повинностей, внешнего принуждения, превращается в глубоко осознанный и ответственный долг. И человек здесь не просто защищает свою родину, идя на самопожертвования, лишения, даже отдавая за родину жизнь. Он не просто отстаивает, сохраняет отечество, но преумножает его своим любовно-созидательным творчеством, служением.

Вообще, идти на жертву во имя отечества, созидать его можно по-разному. Одно дело, когда это все вершится во многом бездумно, не совсем осмысленно, под влиянием аффектов, эмоций, даже как обязанность, как то, что называется, «иначе не могу». Другое дело - когда служат, - защищают родину, созидают ее осмысленно, сознательно, преисполненные великой идеей, целью, во имя будущего. Как же замечательно это состояние выразил бессмертный Маяковский:

Я с теми, кто вышел строить и месть
в сплошной лихорадке буден.
Отечество славлю, которое есть,
но трижды — которое будет.

Я планов наших люблю громадьё,
Размаха шаги саженьи.
Я радуюсь маршу, которым идем
в работу и в сраженья.

Я вижу — где сор сегодня гниет,
где только земля простая —
на сажень вижу, из-под нее
коммуны дома прорастают...

И я, как весну человечества,
Рожденную в трудах и в бою,
Пою мое отечество,
республику мою!

Далее, нам придется подтвердить подмеченное выше. Беда в том, что в современном, производяще-буржуазном (бизнесовом, как предпочитают говорить кое-кто из «стыдливых») мире, тем более, глобализовавшемся, в вопросах отечества, родины возникают ой какие непростые проблемы. Вообще, где безоговорочно царит частная собственность, к тому же, в виде «чистогана», а то и сменяющая это все цифровая платформа, «народ», «родина», «отечество», «государство», другие социальные институты, вплоть до семьи, морали, пола, личности, даже человеческой идентификации, — превращаются в нечто призрачное, просто изживаемы. Хуже того. По соображениям конъюнктуры, ради выживания, понятие отечества, патриотизма насыщаются гнусно фашистским содержанием. И, благообразно (уже давно в социалистических ярлыках и оболочке) упакованные, насаждаются сверху населению для погони его вершить античеловечные, мафиозные и иные прихватительские замыслы власть предержащих. Для людей же, которые втянулись в депопуляторски-трансгуманистический водоворот, захвачены возведением соответствующих «новых ковчегов», созиданием постчеловеков, разговоры о патриотизмах просто излишни. Формируемый ими постхуман — это «гражданин вселенной», «неокон», «кочевник», направляемый, занимающий отводимое ему место и роль планетарной властью цифровых левиафанов. О какой такой родине может идти речь у существ, отчужденных до бесчеловечности, без «почвы под ногами», «неба над головой»? Что-то в этом роде остающееся, разве что просто «слова, слова», пустые разговоры. В лучшем случае — некие смутные чувства, ощущения «березки, что во поле», «заветной скамьи у ворот» «картинки в букваре»...

Вот почему, понятие патриотизма, сформированного в частнособственнических классических обществах, сегодня девальвирует, теряет смысл, равно сам человек как таковой. Но, с другой стороны, все большую актуальность обретают (часто даже помимо воли, так сказать, «за спиной» реальной политики, заправляющей судьбами современного мира) реалии данной активности, которую мы пытаемся выразить. Да! Пусть предлагаемы лишь кой-какие (возможно, основные) моменты, предельно общие черты, направления. Однако, лишь в данном русле может и должна двигаться активность современных политиков, народов, людей, коль скоро они подлинно патриотичны, не утратили волю к будущему.

Скажем одним словом и повторившись, в вершимых патриотических делах и отношениях люди призваны так видеть, формировать отечество (вместе с тем себя самих), чтобы результаты, состояния, придаваемое их патриотической созидательностью, служили бытийно-историческому возвышению и объединению всех народов, человечества. И в этом плане вместе с остальными — поднимали каждое отечество в общезначимом смысле и по самому большому счету. Коль скоро люди дорастают до способности такого служения, реализуя последнее, они одновременно и формируются в направление подлинной человечности, ответствующей бытию. Всесторонне развиваются, освобождаясь от отчужденных форм самореализации. Собственно, коль скоро перед нами подлинная забота, такое же служение, деятельный патриотизм не может осуществляться иначе. Вне данного положительного света он как-то меркнет.

Все это, среди прочего, означает, что мы не должны зацикливаться особенно на каких-либо обманчивых, сиюминутных, поверхностных, мимолетных, корыстных, — пусть даже для отечества, — интересах, целях. Не должны особенно заботить какие-либо, особляющие нас, несущие выгоду перед другими народами «прибыли», к тому же, за их счет и т.п., устремления. Все это свойственно, кстати, буржуазному патриотизму, обслуживающему бизнес-интересы и тяготения людей, частно-собственнически захваченных.

Частнособственнические общества (страны, народы) живут преимущественно за счет притока внешних ресурсов. Точнее, экспансивно-насильственным присвоением средств существования извне, чужих народов, за счет войн, грабежей. Потому в патриотических проявлениях людей прихватительская (негативная) сторона довлеет над второй, положительной. В пору же, когда человеческая история обретает всемирный характер, больше, народы вступают в эру глобализации, эта положительная сторона в патриотическом содержании должна бы, вроде, преобладать, вытеснять негативные моменты. Однако, поскольку страны сохраняют классово-ограниченный характер, не расстаются с частной собственностью, производящи, сдвигов в сторону данной «положительности не наблюдается. Вершится даже нечто другое. А именно: всяческое укрывание этой негативности, выдавание своей политики за «пушистость»: «гуманизм», навязчивую «демократию», «миролюбие», «свободу», «прогресс» (монолог Волка перед псами в замечательной басне Ивана Андреевича Крылова.

Нельзя, все же, не видеть характерное. Эта особенность, когда под личиной миролюбивости и проч. упрятываются злокозненности, известна народам как бы не с самого начала истории. Видимо, уже с этих пор стало понятным, что надо бы жить "мирно и дружно", но, вот же, «обстоятельства таковы» (а это действительно так), что «мирная да «ладная» жизнь» невозможна, почему приходится придавать этому лишь видимый "толк". А на деле творить совершенно противоположное. И так, — во всем: и в отношениях к «ближнему», и касательно «дальнего».

Но, как бы там ни было, в современных условиях "видимый толк" настолько раскручен, так многообразно развернут и распространен, что, декларируемый и заявляемый повсюдно, даже грозит стать реальностью. Оно и понятно. Сегодня жить по-волчьи, «войной всех против всех», того хуже, империализмом и гегемонизмом уже не проходит. Политика, — делящая мир на метрополии и периферию, обеспечивающая процветание «центров» за счет колоний, дающая одним странам бесцеремонно грабить другие, безраздельно властвовать в мире, подчинять и диктовать остальным народам свою волю, лимитрофировать, прихватывать их дешевые ресурсы, а сегодня уже просто уничтожать так сказать «гуманными средствами», — как бы оно «пристойно» ни выдавалось, становится нетерпимой, глобально опасной. Сохранять и удерживать впредь заведенный порядок вещей, дальше жить, строить политику, экономику, осуществлять международные связи на данных порочных, крайне несправедливых основаниях, предстает не только недопустимым, бессмысленным, но самоуничтожительным для человечества в целом. Навязанный некогда мировым империализмом планетарный порядок неприемлем, теряет смысл, как для угнетаемых народов, так и стран метрополии. Не это ли свидетельствует глобальный общепланетарный кризис, куда буквально ввалился мир сегодня!..

Так что современный мировой порядок рушится, причем, «сверху», и «снизу», со всех сторон. И ничто из арсенала располагаемых средств его не спасает. Даже средства (оружие) нападения, захвата, войны настолько стали мощными, массово поражающими да дорогими, «неприемлемыми», что вынуждает политиков умерять свои военно-захватнические аппетиты, отказываться от войн, равно насилия, как средств продолжения внутренней политики. Собственно, и грабить на планете, считай, уже нечего, доступные естественные ресурсы, если не иссякли полностью, то весьма вздорожали. К тому же, пользоваться, эксплуатировать их сегодня, по экологическим соображениям, в частности, из-за так называемого «энергетического потолка», становится проблематичным. Точно также на «самоограничительную политику», — к необходимости путей «устойчивого развития», поиску других, реальных выходов из сложившейся кризисной ситуации, — толкают сегодня нужды даже элементарного выживания. Особенно очевидно это с приходом и бурно плодящихся, сплетающихся в грозную лавину, глобальных проблем, требующих для своего разрешения и преодоления действительное объединение усилий (включая патриотические) всех народов и стран планеты... Самое главное — выход человека за пределы производящего существования, поскольку оно исчерпало свои возможности роста и расширения.

Короче, и ближе к делу, обстоятельства сегодняшнего дня вынуждают наполнять патриотическое содержание означенными положительными аспектами, вытесняя негативы разобщенности. Особенно — как следствий производящего существования. Соответственно, безбытийности и бесчеловечности, вообще, отчуждения всего и вся, когда любая вещь предстает как бы вывернутой наизнанку, превращенно.

Тяга к положительности в патриотизме становится веянием времени. Не есть нечто от, так сказать, «доброй воли» наших политиков. Оно затребовано положением реальных дел в качестве глобальной необходимости. Сам факт глобализации и смертельной опасности от всепоражающего планетарного кризиса не об этом ли!

Но в том-то все дело, что добиться каких-либо ощутимых сдвигов в данном направлении, помимо громких и пустопорожних слов, «пастухами» («коучами»), от кого сегодня зависит судьба, положение дел, почти ничего серьезного не предпринимается. Напротив. Страх и психоз, вызываемый системной кризисностью, толкает народы к «бегству врассыпную». Не важно, по одиночке или «вгрупповую». Самые «ретивые», опять же, берутся «за старое». В частности, возводят из сподручного материала «Новые дивные миры», «ковчеги», куда вход лишь избранным.

Господствующие в мире властные силы совершенно не заинтересованы подвижками общеспасительных поисков. Их заботит лишь одно, испытанное многажды и привычное: рвение «самоспасения», вскарабкавшись на вершину загубленных тел других. Ведь, как хорошо известно, «Боливар не вынесет двоих!»... А депопуляторство — далеко не изобретение наших дней: оно «старо как мир», меняются лишь формы «ковчегования»...

Большинство же из тех, кто урвал при господстве наличных порядков изрядное, всяко пускается удержать, сохранить, защитить нахватанное. И здесь идут в ход любые средства, вплоть до самоубийственных (по жадности и тупости)...

Выходит, производящий способ существования, на чем основан и держится современный капиталистический миропорядок, вплотную подвел к необходимости «радикального отказа» от того, как до сих пор люди, народы живут, понимают и строят мир, образуют самих себя, взаимоотношения (в том числе с отечеством). Тем не менее, выбраться за эту плотность (предел, «стену») людям самостоятельно, — средствами, энергетикой, волей, коими располагают, он (производящий способ существования) не дает, не способен. Отсюда и всевозможные бесплодные, точнее, деструктивные «топтания» вокруг да около данной «плотности». Без «свежего ветерка», который бы развеял ее с очисткой заплотных сердец и мозгов, им не обойтись. Собственно, «ветерок» даже веет, достаточно разве что, открыть окна, двери, впустить его в затхлые от застоялости покои, позволить хорошо просквозиться. А народам — проветриться, подняться с насиженного, повернуться и шагнуть к новому свету. Причем, — идущему сверху, от бытия, с Неба, но не снизу, из преисподней, к чему влекут депопуляторы, либерасты. Объективно же — сама производящая практика...

Мы, тем самым, подошли к еще одному «краеугольному камню», коим должна характеризоваться подлинно патриотическая активность современного человека. Без него остальные, в том числе не названные, аспекты этого непростого поприща вряд ли раскрываемы, осуществимы. Да, речь о мировоззренчески-ценностной, морально-духовной стороне дела. Прежде всего и главным образом, патриотическая созидательность может быть подлинной, коль скоро бытийна и в высшей степени человечна, стало быть, событийна. А это, в свою очередь, достижимо, осуществимо только и только на путях и с позиций осваивающе-произведенческого бытия человека в мире (осваивающей практики). Иные позиции-основания, поскольку представляют неразвитые, ограниченные формы человеческого существования (практики), недостаточны для этого. Они, так либо иначе, накладывают форму незрелости, сужают (вплоть до отчуждения) сознание, поведение, взаимоотношения людей, в том числе касательно патриотической активности.

Несколько ниже мы продолжим осмысление мировоззренчески-ценностного начала в подлинном патриотизме. Заметим пока, что, как раз потому, что мировоззренчески-моральные основания, откуда люди строят свою жизнь, включая патриотическое созидание, не носят осваивающе-произведенческий характер, — и вот, уже продолжительное время заряжены духом производяще-практического мировоззрения и такой же этичности, — проистекают специфически ограниченные особенности, коими их созидательность характеризуется. Еще точнее, являют моменты, никак не позволяющие патриотической деятельности раскрываться по-настоящему заботливым служением отечеству, своему народу, наконец, человечеству, бытию. Отсюда же всевозможные формообразования патриотизма, которые, так либо иначе, ограничивают данную активность, потворствуют, культивируют и сопутствуют индивидуализму, прихватительству, грабежу и разобщению народов, бесчеловечности, в конечном итоге. Одним словом, здесь высеваются, вызревают негативные «колосья», отчуждающие людей и народы друг от друга и от самих себя, кормится и господствует «волчья психология», нравы. Патриотизм такой («изнаночной») данности формируется многочисленными вариантами в сознании и делах людей, народов. Его-то, по сути (и по умолчанию), предлагает для культивирования означенная образовательная программа РФ.

Действительно. Достаточно взглянуть на приоритеты, закладываемые отечественной образовательной стратегией в деле, надо думать, патриотического воспитания. Среди них: «решение задач формирования российской идентичности подрастающего поколения», «чувство гордости за то, что они граждане России», «уважение детей к семье и родителям, старшим поколениям», «дух патриотизма», «Активная гражданская позиция и ответственность»... Не забудем: эти, равно другие качества учащихся, формируются на основе «традиционных культурных, духовных и нравственных ценностей». Относительно всего этого мы выше уже высказались. Повторяться не станем. Напомним лишь, существо отечественного патриотизма сводимо «Стратегией» к тому, чтобы люди испытывали «чувство гордости за свою принадлежность к гражданам России».

Собственно, уже то, что в образовательные программы включают патриотическую тему, само по себе весьма показательно. Ведь совсем недавно здесь и напоминания об этом не было. Тем не менее, хоть и обратили внимание на патриотические вопросы, — а они прямо-таки, стали стучаться в окна и двери, особенно с известных событий 14-го и 15-го годов, а с февраля 2022 буквально застят глаза, — ничего конкретного о том, что есть этот самый патриотизм, чем он специфичен в наших условиях, что должен выражать человек, помимо чувства гордости за свою российскую принадлежность, речь не ведется. По крайней мере, это так, судя по официальным документам и выступлениям соответствующих чиновников высокого ранга. Никто даже не задумывается, что дает эта «гордость», на какое служение отечеству толкает? И, вообще, куда толкает? Чем сама вос-питана? Что являет действительность, где бы эта «гордость» давала хоть какие действенные всходы? Почему она этого не дает? Как в таком случае, избавиться от нее, дабы граждане страны по-настоящему были патриотами, даже без специальных на то мер?..

Нет этих и подобных вопросов, нет и ответов. Провозглашается патриотическое воспитание. А каково его содержание, как оно должно вершиться конкретно, не разъясняют, отделываясь отговорками «на потом». Или просто — предлагая тривиальные и «давно забытые велосипеды»: «Чтобы вырастить настоящих патриотов, школьников необходимо учить патриотизму не по учебникам, а знакомить с настоящими героями, которые живут среди нас и создают современную историю» [248], сообщил (конфиденциально и великомудро) член Общественной палаты РФ, один из авторов разработанного здесь проекта программы патриотического воспитания россиян.

Далее, указывается, что патриотизм не должен быть навязчивым, поскольку это может вызвать отторжение. Также рекомендуется: учитывать интересы подрастающего поколения (привязанность к соцсетям, всевозможным гаджетам и в то же время желание быть полезными, как-то выделиться и «реализоваться среди сверстников»); ввести в школах уроки патриотизма; максимально уйти от теории (ну да, ну да!) и знакомить детей с современными героями. Для этого можно организовывать экскурсии в РАН, в центры подготовки олимпийских чемпионов, посещать места и музеи боевой и доблестной славы. Можно использовать и другие, общеизвестные (особенно из недавнего прошлого) средства: военно-патриотические игры, походы, вечера, дни памяти, просмотры фильмов и т.д.

Так же большое внимание авторы программы уделяют работе с социальными медиа. По их мнению, учителя должны научиться правильно преподносить школьникам события. В том числе — на разных интернет-площадках, и научить детей использовать социальные сети для собственного роста [249].

Характерно в этих установках то, что учителя наставляются умению «правильно преподносить школьникам события», наставляемое. Причем, как оговорено выше, «максимально уходя от теории». Как нетрудно понять, на что, между прочим, наталкивают другие требования, в частности, научить работе в интернет и соцсетях, — речь идет преимущественно о методической, технической стороне дела. Достаточно логично, умело, доходчиво, вплоть до индивидуального подхода, используя средства наглядности и т.п., донести материал. Избави при этом от всяких личностных привнесений, от оценок, тем более мировоззренческих подоплек — и дело сделано: мы сформируем настоящих патриотов!.. И вот так везде и всюду, о чем бы ни шла речь в реалиях современного обучения. О воспитании — тем более, конкретном (ибо оно ведь бывает весьма различным) — и не заикайся!

Вряд ли, конечно, всем этим можно научить родину любить. Точно также сформировать означенную гордость. Предлагаемые меры, как и другие аналогичные, сплошь технократические, в лучшем случае, отдающие уличным прагматизмом, ровным счетом ничего не поменяют в существующем раскладе дел относительно патриотического воспитания. Оно и понятно. Они, «открещиваясь» от всяких там «теорий», «оценок», навязывая (если только), тем самым, чувства какой-то неопределенной «вещи» (в лучшем случае, некоторой неживой мешанины), называемой «патриотизм», по сути, обеспечивают «духовный вакуум». Он-то, по известному закону, гласящему «Свято место пусто не бывает», тут же заполняется, витающей в воздухе, отовсюду лезущей скверной потреблятства, пофигизма, зоологизма, деструкции. И прежде всего, — патриотических начал в учащихся.

Кстати, не разделять идеи патриотизма, или, на худой конец, предлагаемый вариант его, вместе с тем, учить этому самому патриотизму, — ой как невозможно! Да и, вообще, возможно ли ему учить в сложившихся (и объективно, и субъективно) условиях? Недвусмысленное заключение на этот счет просто напрашивается [250]. Публикации известных авторов, включая приводимых в ссылке, помимо прочего, раскрывают целый ряд факторов, которые буквально навязывают молодому поколению, по сути, всему народу антипатриотические умонастроения и поведение. Собственно, прозападно ведущаяся реформа системы образования не то ли делает? А проводимая сверху политика? Главное же — реалии текущей жизни!..

Отмеченные в «Стратегии» меры, разве что, как-то поддерживают что имеется. А что же?

Да! Народу предлагается смутно ощущаемая и убогая модель патриотизма. Она склеена из ошметков разгромленного советского духа и все того же, бессменно эксплуатируемого (и, видать, иссякшего) православия. Где-то водами обоих худосочных ручейков пытаются получить «запруду», растворяющую в себе противостояние земной и небесной справедливости и на «слиянии» советского и православного учить и воспитывать «как родину любить, вернее гордиться ею». В так скроенном результате «бело-сине-красной расцветки» нам предлагается, как справедливо говорит Максим Калашников, «камуфляж, военно-полевой лагерь и молитвы. Читай — и портрет-икону Нашего Всего» [251]. Реальные условия же остаются все теми. А именно: жизнь «под игом воровской, сырьевой «элиты». И трусливое «Одобрямс!», пока продажные суды, выстилаясь перед властью, обрекают на зону самых честных патриотов... В конечном счете, весь патриотизм сведен к молитве да раболепию. И вечное прошлое, прошлое, прошлое» [252], которое, к тому же, выхолощено донельзя, превращено в предмет дурной спекуляции.

А между тем, молодое поколение образуется, получает специальность как подготовку к уезду за рубеж. Речь идет прежде всего о специалистах престижных профессий, представителей биомедицинских наук, генных инженеров, IT технологий, программистов... И не только в том во многом дело, что они заведомые «непатриоты». Просто условия жизни, в частности, отсутствие возможности реализоваться, применить свои профессиональные способности, да и внешне навязываемый паллиатив от патриотизма вынуждают их на работу не на отечество. Здесь работу по специальности ведь не найти, не реализоваться. Да и сидеть, сложа молитвенно руки, пусть, даже в Афонской пещере, или носить икону чудотворного спаса да благотворительствовать по тылам фронтов СВО их никак не прельщает. К тому же, вряд ли доведется, поскольку «конкурсы», далеко не каждый «счастлив» располагать средствами. Ну, и на фронт не так просто попасть из-за ограниченных возможностей государства, пустившего некогда в прах наработанное и накопленное трудом Советского народа...

Так что патриотический, — от лжесоветского, православного, даже плюс вульгарно исламского, — замес, надо сказать, довольно убог. «Взрослые давно выгорели душой, у них — ни воли, ни пассионарности». Но и молодежь рисуемой перспективой не зажжешь. «Она давно завоевана и очарована Западом» [253]. Нет в отечестве, что ей предложить, помимо деструктивного тлена. «А все потому, — заключает цитируемый автор, — что правят нами — обычные, серые обыватели. Книг они не читают, о высоком не мечтают. Разве такие могут зажечь кого-то своей «мечтой» за неимением оной. Ибо грезят-то они о банальном. О роскошной тачке. О яхте с верфи «Люрссен» — с золотыми унитазами и джакузи. О замке где-то в Европе. И «патриотизм» у вас выходит такой же, банально-убогий» [254]. Правда, зато довольно надутый реальной пустотой и напыщенностью. Особенно от всяких там пакостных «Соловьевых», майоров себе выслуживающих, ни разу в военной шкуре не бывамших, ни в одной государственной институции не служивших. Но на каждом шагу в эфирах с упоением рисующих былинных богатырей демилитаризации и денацификации, обороняющих отечество от так называемого «контрнаступа», не сходя с места, «в степях Украины»...

Складывается ощущение, что дух и содержание патриотизма, которые, к тому же, мало кем осмысливается по-настоящему, для того и сработан практикуем, чтобы как бы переждать, пережить существующее время для перехода к другому. Потому-то его всерьез мало кто принимает. Да и возможно ли это, в добавок, жить, действительно выражать его. Ведь, ко всему прочему, не забудем сказанное выше. Верно! Реально наличная система образования вместе с объективно-реальными обстоятельствами формирует население, особенно молодежь, заточенная не на отечество, не на свой народ, не на подлинного человека, но на финансово-цифровых генералов. Наконец, на цифровой левиафан, на получение, благодаря образовательной «топке», постхуманных штифтиков... Последним «патриотизьмы всяки», уж точно, ни к чему!..

Господствующие порядки, подвергающие человека информационному отчуждению, к тому же, не без участия депопуляторской руки, — насаждая Западный образ жизнепрепровождения, бездушие, отвращая от подлинной человечности, рассеивая людей в «атомарную пыль», закупоривая в одномерные раковины потребительски-животного приятия действительности, — привносят в мир столько бесчеловечия, что, действительно, только дивишься, как еще в нашем народе теплица высокое и подлинное служение отечеству. Не этим ли исконным чувством великой и необъятной Родины, которое еще не успели истребить насаждаемые либеральной политикой порядки, объясняется нескончаемый поток добровольцев, направлявшихся из России в сражающийся Донбасс? Точно также небывалый ажиотаж вокруг контрактной службы в российской армии, от охотников до которой минобороны буквально не знает отбоя по случаю обострившейся сегодня угрозы русскому миру.

Верно и то, что устремления данные почти выветрились, деформировались у преобладающего большинства населения. «Вещно»-техническое мироотношение людей, обездушенных и низведенных к поставке современного производства, одержимых, к тому же, калейдоскопом животно-чувственных тяготений и влечений буржуазности, заботу об обществе, о благосостоянии родины, подчинение своих индивидуальных хотений и дел устремлениям отечества, мира и т.п., превращает в нечто от бессмысленности. А разве может быть иначе при условии, что все 30 лет кряду на территории бывшего СССР неуклонно, не мытьем так катаньем, насаждается рафинированный индивидуализм, зоологический эгоизм, системный антиколлективизм, прагматическое рвачество к наживе как якобы правильная альтернатива советскому воспитанию. «Влияние этого мегатренда и по сегодняшний день не просто велико, оно поистине чудовищно. Тем более, что он уже приобрел историческую инерцию в головах «афтершоковых» поколений, которые вообще ничего не знают и знать не хотят, кроме хэллоуина, Дня святого Валентина и комфортабельного безделья в обнимку с айфоном за «мамо-папин» счет как смысла жизни» [255].

Вот почему, тут самая большая угроза отечеству, родине. Считать соотечественников, одержимых означенными чертами, патриотами, — что они могут быть и живут служением своей стране, любят, кроме себя кого-то еще, не говоря уже о такой абстракции, как родина, — трудно допустимо. Люди, захваченные отнюдь не «традиционной», но информационно-цифровой, либерально-трансгуманистической этико-мировоззренческой настроенностью, устремлениями, идущими от депопуляторства, являют самую большую опасность для всего, что как-то не подпадает, больше, вырывается «смогом» из производяще-техногенной действительности, из пространства совершенно разбытийствленных, к тому же, глобализованных по-американски, порядков. Так образованные люди, молодежь, по сути, просто уготавливают родному отечеству, цивилизации в целом катастрофу, развал.

И это — тем более, приняв к сведению, что страна наша очень велика в геополитическом отношении, но малонаселена. На нее с бессметными ресурсами всегда есть кому покуситься. Почему ее нужно защищать от очередных притязателей-экспансионеров, живящихся пожиранием чужого, не успев покончить со своим. И «защищать» - не телесно, не в форме простого «пушечного мяса», но умело: духом, мозгами, интеллектом, волей, великими идеями, открытостью спасительному будущему

Взращенная современной технологической рациональностью, «гонкой бабла», сквернейших в плане разложения человека реклам, а также в духе «вещного» потребительства, «обезглавленная», лишенная сердца, сплошь захваченная западной культурой и ценностями, — мало, зараженная русофобной, антисоветской настроенностью, в силу несоответствия нашей действительности меркам и стандартам метрополии, — отечественная молодежь во многом просто не поддается попыткам централизованно-патриотического воспитания. В добавок, — крайне хилого, ведущегося «на старый лад», на перекосяк, лишенный дееспособности в реалиях американизированного глобализма, разгула либерального антиколлективизма и безудержного эгоизма.

Верно. Мерки традиционно ведшегося у нас патриотического воспитания (к тому же, скорей «на бумаге»), к современной молодежи уже не приложимы. Дабы добиться в данном отношении каких-либо результатов, — разве что вернуть ее назад, в условия, когда работоспособность и организация «традиционных» форм воспитания (в том числе патриотического) была несомненной, эффективной. И молодежь была иной, не настолько выхолощенной, опустошенной, особенно средствами постиндустриальной манипуляции.

С воцарением здесь либерально-постмодернистского мироотношения, духа «западнизма», а потом цифровизации, даже само существование государства, — к тому же, выдаваемого за «анахронизм», «феодальный пережиток», «имперский атавизм древности» по сравнению с «современными» формами политической организации (так и еще похлеще обставляется наше государство, общество), — разве в таком свете к последним можно испытывать какое-либо уважение, пиетет?! А ведь именно сверху, не мытьем так катаньем власть осуществляет переведение государственного управления на цифровую платформу. Это же радикальная (хоть на первый взгляд, и бесшумная) революция по существу, как говорилось в прежнем разделе, в корне меняющая функционал, назначение государственной машины. В лучшем случае, она переводит население из граждан в клиентов последней. А еще точнее - клиентов вселенского цифрового левиафана, на что рассчитывают верхушка транснациональной корпоратократии. А между тем, власти на верху прямо тащат (видимо, не понимая, но, может, и хорошо сознавая, что творят) на этот уничтожающий суверенитет государства, стало быть, отечества, народа путь. Вот те и патриотизьмы! Вот те, бабушка, и «Юрьев день»!..

И, вообще, нашему молодому современнику, сполна испившему из «колодца» либеральности, «западнизма» с глобализацией и потребительством, все отечественное — «сугубо фиолетово!». К тому же, — пока это не начинает его напрягать. «А когда начинает, то тогда ему прямой путь на Болотную, или прямиком — на майдан, в «школоту». Тамошние специально обученные на всевозможных «демократических тренингах» при иностранных посольствах горлодеры и «тим-лидеры» прекрасно умеют играть на стадных инстинктах предельно зоологизированной толпы и, как показал украинский опыт, весьма успешно умеют направлять ее деструктивную энергию в нужное им русло. Именно деструктивную, — поскольку индивидуализм этой, разложенной до состояния атомов массы, может быть использован только для уподобления ей же, то есть для разрушения, любых коллективистских структур и государственных, прежде всего» [256].

Надо понимать, так настроена и манипулируема далеко не только наша, отечественная молодежь, люди в целом. Точно также, низведен до «атомарной пыли» (причем, в мыслях, чувствах, переживаниях и действиях) человек в странах Запада. Ничего, помимо энергии деструктивности в нем уже не найти, никакой созидательности, движения к свету, служения другому человеку. И здесь молодые люди в массе своей замкнуты на своих зооморфных утилитарно-потребительских устремлениях. Ничто общественное, государственное «отечественное» их по-настоящему не заботит. Волнует лишь, чтобы «оставили в покое», «не загружали» и не мешали предаваться утехам и «кайфам» в замкнуто-квантированном «сосунковом» мирке, чтобы не трогали, не отнимали последний и располагаемые «достатки»...

Так что, формировать любовь к родине, чувство гордости за нашу страну, воспитать подлинных патриотов с помощью, предлагаемых сверху, «традиционных» оснований, средств и методов, когда при сем, отправные вехи, детерминанты, фундамент отечественной наличности сегодня оставляются незыблемыми, «истоки мутных вод» не очищены, — затея неблагодарная. И это так, сколько бы средств и сил не пришлось затратить. К тому же, когда саму «традиционность», «традиционные основания» толкуют спекулируя, конъюнктурно...

Что же, может, и впрямь следует вернуться к действительно традиционному обществу, с царящей здесь этикой, социальными отношениями, духом, культурой в целом? Вряд ли это, вообще-то, возможно, да и бессмысленно. Как говорится, назад дороги нет. У входа в прошлое, по заверению Э. Фромма, стоят грозные ангелы с вращающимися мечами: никого и ни за что не пропустят вспять.

А вот, движению вперед, в будущее — ничто не мешает, кроме, разве что, самого человека, — тех завалов и тупиков, которые он собственноручно (и властно) возвел на путях истории. Но тогда следует разобраться, что это за будущее? Почему «будущее», уготовленное современным положением вещей, несет лишь пагубы? Почему продолжение заведенных и привычных порядков и устремлений — лишь дурное «трепыхание», все глубже засасывающее в небытие? Разве неправ автор, утверждая, что, какие бы меры тут мы ни принимали, «наша лягушка масла из молока лапками не собьет; систему надо не просто перезапускать, а менять» [257].

На самом деле, это сплошь да рядом наблюдаешь. Этико-мировоззренческая, политико-культурная «закваска», — хоть официально и не сформулирована (не прописана в Конституции, другим официальным документом), тем не менее, так либо иначе, оглашаемая с высоких трибун, спускаемая сегодня гражданам (не единственно подрастающему поколению), в силу своей ущербности, убогости, казуистичности, под воздействием объективных условий служит перерождению патриотизма в нелюбовь, индифферентизм к отечеству, вообще, к ближнему, окружению. Просто даже человеческое общение, тем более, служение другому становится людям в тягость, невыносимой обузой. Будучи изначально и всегда общественно-мирным, родовым  сущим, человек наличными порядками так деформируется, что буквально бежит, абсурдя, отвергая именно данное родовое начало в себе. Вершится крошение (нигилизация) его в ту самую «атомарную пыль», — наглядный успех депопуляторской затеи постхуманизации человека в «Дивном новом мире».

Кто и как бы ни возражал, что бы ни предпринималось, но дела обстоят именно так. Иной раз выставляются какие-то затяжки-протяжки на пути, но в целом, лишь обозначенной бездной падения все отдает. Наша власть, особенно с самой высокой трибуны, часто произносит высокие слова о «долге», «отечестве», «тысячелетней истории», «традициях», «русском мире» и проч., даже подписываются какие-то решения. Однако, спущенные вниз, прошумев в СМИ, облачившись в нормативно-исполнительскую форму, они «аннигилируют», отдают обыкновенной фразой, никчемным подкреплением в реальности. Того хуже, выправляют и глубят прежний курс и крен. Происходит такое и поныне, несмотря, что страна уже свыше года втянута в смертельную для себя войну со всем Западным миром.

Между тем, доходит до того, что жить и довольствоваться спускаемым с властных вершин духом отечественной модели патриотизма, — как бы сильно власть ни изощрялась, какие бы документы ни принимала и «закручивала гайки», искусно лавируя, — рассчитывать на житие свое впредь «под листом» привычности не доведется. Санкции и противостояние с Западом пришли и усугубили положение дел на долгие годы и крайне серьезно: не на жизнь, а насмерть. «По-прежнему» ни для нас, ни для Запада уже не будет». Кстати, не только и не столько по причине, что люди неверно представляют себе вершимое, включая патриотические дела, сколько объективно-практическими обстоятельствами жизни. И коль скоро отсутствует реальная перспектива, ясное видение будущего, нет великой притягательной идеи впереди, нет за что любить отечество, нет кому любить, нет заботы. Страна наша обречена. Причем, прежде всего экономически, технологически, культурно, духовно-практически. Без данной идеи, заботы, людей, кому они подсильны, соответственно, радикальной перестройки всего уклада текущей жизни «нам даже современную промышленность не построить» [258].

Да, в делах отечественного образования, включая патриотическое воспитание, необходимы радикальные изменения, порывающие с, уготовленным текущим ходом, будущим. «Удивляет, — пишет известный блогер, — наивность тех, кто думает, что сейчас можно какими-то административными решениями резко улучшить наше положение. Есть законы — они непреложны. Чтобы сейчас увеличивать выпуск военной продукции — нужна другая страна. Нужны кадры, нужна наука, нужно производство, бездумно порезанное в постразвальные годы...» [259].

Рассчитывать же по-прежнему, на то, что «рынок всё сам отрегулирует», дурная и убийственная логика, отталкивающаяся от так называемого всесилия чистогана и гонки наваров. «Дело защиты государства с точки зрения рынка — дело нерентабельное. Дальше ситуативной выгоды рынок не заглядывает и не понимает, что сила или слабость государства в конечном итоге и определяет, каким будет рынок и на чьих условиях он будет существовать» [260]. Собственно, будет ли он, вообще, существовать? Среди прочего, с приходом информатизации, информационно-цифровых технологий, преодолевающих шарехолдер капитализм и даже частную собственность, а также деньги как посредника между предметизацией и человекообразованием (в условиях производящей практики между производством и потреблением), вообще, как средство управления, обмена и платежа, нужда в рынке совершенно отпадает. Только, вот вопрос: останется ли что от мира, кто из народов и людей?..

Потому чрезвычайно важно и в области образования, перестав формировать современного человека как рыночного человека, человеческий капитал как потребителя, симулякра, «штифтика», наконец, на деле перейти к действительному образованию, которое способно воспитывать людей в качестве созидателей, подлинных патриотов, экзистенциально озабоченных всем в мире, обществе. Служа миру, заботясь об общем благе, будущем для всех, формирующиеся «ассоциированные индивиды», открытые бытию, вместе и благодаря этому, также будут служить себе самим, своей всесторонней реализации. «Пока не изменится смысловая основа нашего существования — у России не будет шансов. Любые поверхностные меры — это только примочки. Сейчас нужно выиграть время, чтобы не просто перезагрузиться — "перепрограммироваться". Не сделаем этого — только отсрочим итог. Нужно другое образование и воспитание, нужен человек труда на пьедестале, а не успешный менеджер или торгаш, нужно прекратить поощрять аборты, нужно рожать детей и учить их быть людьми, а не потребителями... Много чего нужно — для этого это непростое испытание. Мы хотели, как привыкли, проскочить на халяву и насобирать бонусов по-легкому, — а нам сверху: да хрен вам. Богу мы такими, как есть, очевидно не нужны — он хочет видеть нас другими» [261].

Выше мы не раз вплотную подходили к разговору о будущем, о нем как тоже определяющей составной всякой патриотичности, коль скоро она претендует на действенность, подлинность. Кое-что было сказано и о качестве такого будущего. Ведь оно может быть весьма разным, завести Бог знает куда. Спрашивается тогда, о какого рода будущем должно вести речь в патриотизме в нашем видении? Почему неприемлемы разновидности будущего из обычных (присваивающих, «вещно»-потребительских, технологических, лжеконсервативных и проч.) формообразований патриотизма? Чем, вообще, характеризуется будущее, куда человек призван устремлять спасительные усилия и движение?

О будущем, — движении к нему, на какой основе (прежде всего, духовно-практической, мировоззренчески-ценностной) преодолевать деструктивные «болота», тупики наличности, пробираться, то есть вершить его, — мы еще поговорим. И выше этого приходилось касаться. В частности, указывалось [262], что для выхода из, настигнувшей современный мир, роковой кризисности, устранения деструктивности системы образования (причем, не только отечественного) нужно кардинально переустроить само общество, мир в истоках своих. Другими словами, следует «положительно упразднить» производящий способ существования. А заодно, — вырастающие из него, базис и надстройку, материальную и духовную культуру, мировоззренчески-ценностные основания на путях к событийности. Без основательного преобразования данного массива, в том числе этики, обусловленных последней, форм сознания и поведения людей, — откуда (равно из базиса) всевозможные беды и коллизии, вопиющая несправедливость современности, — ничего не изменить в уже сложившемся ходе гибельных дел. Ведь именно, торжествующий сегодня в полноте неприглядности, «букет» воинствующей социальной несправедливости с отчуждением, «как раз и создает ту питательную среду, которая успешно продуцирует миллионы ее ярых ненавистников и будущих могильщиков. Однако вряд ли это «воспитание» самой жизнью обладает тем конструктивным потенциалом, на который рассчитывают авторы («подпольные» и реальные)воспитательной, а точнее — перевоспитательной реформы» [263], ибо порождаемая «сила» — абсолютно деструктивна: не оставляет после себя совершенно ничего.

Между тем, иные материальные реалии, несущие конструктивно-радикальную переделку современного бытия людей, — меньше, глубочайшее практико-этико-мировоззренческое основание, лежащее под системой образования, даже под тем, на что вознамерились авторы «Стратегии», равно под социальными противоречиями, «болячками» современной жизни, — они (авторы перестроек и реформ в системе образования) не ведают, не подозревают. Точно также невдомек, что означенные и другие «стратегические» благие начинания-мероприятия (в частности, по совершенствованию системы обучения и воспитания) заведомо бессмыслены, обречены на провал, останутся очередной «бумажкой», поскольку, в конечном счете, данные «благости» не выходят за рамки (кстати, изрядно наскучившей) «перестановки стульев», оставляющей без изменения фундамент реально вершащегося.

А тем временем, ближайший, из совсем недавнего прошлого, опыт, — если, правда, не забывать его, не либерастически высокомерно отворачиваться, не выдергивать из него «трухлявые пни», к тому же, по ходу донельзя изгрязняемые, — должен бы показать многое. Уже здесь, в силу действительного (в теории и на практике) утверждения наивысшей в истории справедливости, не только система образования, но и общественно-мирное обустройство человека на Земле являют, по большому счету, образцы: и как нужно строить нормальное воспитание, и как формировать граждан в глубоко патриотическом духе, как, вообще, служить воцарению подлинно высокой человечности, творить достойную человека и бытия, историю, будущее.

Между прочим, не памятуя ли данную действительность, — а авторы, надо думать, сплошь вскормлены там (хотя, видимо, «не в коня корм» пошел), — в «Стратегии» так часто встречаются формулировки, подходы, клише к вещам, которые именно из нее? Особенно много их стало во втором (окончательном варианте) созданного документа. Напомним, речь идет о принятой, кстати, после длительных обсуждений, дискуссий в различных форматах, 29 мая правительством РФ и появившейся на его сайте «Стратегии развития воспитания». Не мешало бы особо остановиться на данном документе. Однако, можно и не делать этого, поскольку ничем-таки особенным он не отличен от начального проекта. Точно также, подписанная Д.А. Медведевым в начале 2016 г. (уже четвертая) Программа патриотического воспитания граждан РФ на 2016-2020 гг., где основной упор делается на военно-патриотическом воспитании населения. В.В. Путин, выступая 11 декабря 2022 г. на заседании организационного комитета «Победа», поручил правительству разработать (уже пятую) программу патриотического воспитания граждан России в таком же, военно-патриотическом духе [264]. А потому, продолжим наше движение.

Мы не раз подчеркивали: любой процесс обучения и воспитания должен быть отфундаментирован практически. А отсюда — соответствующей культурой, идеями, мировоззрением, этикой. Без этого никак не обойтись. И чем основательней воспитание, чем значимые задачи оно ставит перед собой, тем основательней и перспективней его «фундамент». Коль скоро же речь идет о формировании подрастающего поколения в подлинно патриотическом духе, — больше, есть нужда обновить наличную систему общества, наполнить ее принципиально иным содержанием, — «базис» всего этого, несомненно, должен также претерпеть трансформацию, обосновывая проводимые изменения. Кстати, до такого понимания уже доходит здравый смысл, отечественная публицистика, в частности, вот уже который раз цитируемый нами, автор [265].

Говоря же об идеях, коими предстоит подпитывать преобразуемое общество, людей, здесь, Очевидно: разного рода ходячие, вплоть до новомодности, идейки (как говорится, «бренды»), являющиеся, в конечном счете, следствием манипуляции сознанием, — типа «успешный человек», «эффективный менеджер», «креатор», «выдающийся ученый», «державный муж», «русский мир», «русская идея» и проч., точно также императивы и принципы господствующей сегодня «вещно»-потребительской корпоративной или просто дурной этики, — никак не могут претендовать на роль и место фундаментальных ценностей, идей, построений, коими, можно сказать, держится вся культура, мир человека. В том числе — он сам, его воспитание и обучение. Ходячие «идейки» и принципы означенного достоинства настолько пустопорожни, нежизнеспособны, что даже не заслуживают серьезного внимания. Но как часто, тем не менее, именно «представителей» их ряда возводят в ранг общезначимости, вплоть до статуса «национальной идеи». Именно на их основе пытались воспитывать целые постсоветские поколения. И далеко не только в России. «Естественно, ничего путного из этого не выходило. Зато вышло многомиллионное пушечное мясо для всевозможных майданов, цветных революций и донбасских АТО. Уровень вполне биологического индивидуализма среди постсоветской молодежи как результат такого антивоспитания сегодня буквально зашкаливает» [266].

Еще одно замечание-напоминание. Когда всячески пытаются налаживать работу наличной системы образования означенным (в нашем случае «Стратегией») образом, — даже порой ведутся разговоры о восстановлении реалий советского образования, — при условии, правда, сохранения основ функционирования наличной теперь системы, — все это из области бесполезного «топтания на одном и том же». По сути, — лишь усугубляется деградация располагаемого. Даже, коль скоро нам удалось бы так идеально выстроить наличную систему образования, — устранив явные «перекосы», реализовав оптимальнейшие инновационные формы, методы и методики, подобрав искуснейший кадровый состав (вплоть до единомышленников, не «жалующихся» на зарплату), согласовав программы, учебники и часы, в том числе на предмет пресловутого «духовного воспитания» (коль скоро под этим названием происходит явно противоположное), больше, подведя под это громоздкое сооружение прочную финансовую и техническую базу, — мы бы ничего не добились. Конечно, окажутся кой-какие «подвижки» в плане подготовки и воспитания «сознательных граждан» общества, но это не повлечет к значимым переменам в деле образования, главное — жизни. Все останется на прежних местах. Кстати, и сознательность сознательности рознь!.. Точно также, с разнообразными патриотизмами. Повторимся: «останется все на местах и по-прежнему», поскольку материально жизненные, духовно-практические, в том числе мировоззренчески-этические основания проводимых дел не меняются, сохраняются.

Выше, противопоставляя деструктивному (нигилистическому) мировоззрению, собирающему в себе разновидности деструктивных этик, ценностей, жизненных позиций, мы говорили о существовании принципиально другого мировоззрения, которое, как раз, как бы собирает, объединяет, снимает в себе этические и ценностные подходы к жизни, отдающие положительностью, жизнеутверждением. Эта мировоззренческо-этическая, духовно-практическая система не от прошлого или настоящего, но от будущего, от света, истины, добра и высшей справедливости. В ее русле можно-таки, и героев, и времена сравнивать по-настоящему. А делам, поступкам воздать подобающее. Причем, — применяя к ним конкретно-исторический подход и смотря на них в плоскости ответствования их прогрессу, подлинной свободе, высшей справедливости, свету истины.

Такой системой, кто бы и что ни говорил, конечно же, есть, была и будет, осваивающая практика и, вытекающее из нее, мировоззрение, марксистская философия. Да, философско-мировоззренческая система, несмотря на выпадавшие ей исторические испытания, злоключения, тем не менее, постоянно обновляемая, восполняемая всем богатством достижений человечества, практики. И сама последняя — понимаемая по своей подлинности, не сведенная к производству или какой другой особенной данности.

Знают ли то и другое писатели новых воспитательных «Стратегий», пытающиеся привить людям «любовь к отечеству и гордость за него»? Можно надеяться, что как-то знакомы, поскольку, по крайней мере, недавно, вроде, должны были знать: 30 лет запрета данной философско-мировоззренческой системы и этики, хоть и большой срок, но не настолько, чтоб безоговорочно выветрить мозги. Тем более, что запрета полностью как такового и не было, имела место лишь, так сказать, «отстраняющаяся немода» на марксизм его этику. Верно и то, все же, что и в легальную бытность свою марксизм в нашем отечестве далеко не «блистал», по сути, задогматизированный. Хотя, — и светившийся довольно многими ростками светлой перспективы... Точно так обстояло и с понятием практики, о которой, хоть что-то и говорили, но так и не вырвались за пределы производящего видения. Того хуже — ведения ее как некоей универсальной технологии (школа Щедровицкого).

А между тем, именно в марксистской этике, несущей перспективу, кстати, в отличие от многих других, «патриотизм», «уважение к старшим», «взаимопомощь», «коллективизм», «добросовестный труд» и другие нормы-требования возведены в принципы данной системы. И как таковые — выносятся на уровень мировоззрения, чего, как раз хотят наши устроители патриотического воспитания.

Но тогда надо ясно определиться со своей позицией и признать данную этическую систему, внутри которой хотят видеть означенные понятия в качестве этих самых ценностей, принципов. Между тем, никто из авторов особенно не спешит самоопределением. Об этике, где они осмысливают эти принципы даже не заикаются. Может, они берут эту этическую систему как бы по умолчанию? Но какие тогда они «хитрецы», в лучшем случае, протаскивающие из-под тишка чуждый сложившимся реалиям, марксизм с коммунизмом! Не об этом ли говорят, часто встречающиеся в обговариваемых документах, пассажи в духе коммунистической фразеологии? Вряд ли, конечно! Скорей всего, другое: сказываются последствия, остаточные знания, «клочья» прежней наученности (а то и явлений прекариации), невостребованной в настоящих условиях. Люди пытаются под эти условия подогнать то, чему когда-то были натасканы и ничему другому еще не научены, хотя, объективно уже живут под диктовку господствующей, за их «спиной» сложившейся этикой означенной убийственности.

Вот, эту-то этику протаскивают и пытаются незаметно насадить отечественной системе образования вторые участники, довольствующиеся «поварским потворством». И «под чужим флагом», кладут яйца своих, антиотечественных, депопуляторских штучек, заказанных «из-за бугра». Об этом мы говорили в предыдущем разделе.

Если первые участники действа, пребывая в своеобразной «раздвоенности», пытаются как бы держаться нейтралитета, отстраненности, обходиться без «всяких там философий» с мировоззрениями. По крайней мере, — не навязывать свои убеждения и позиции другим: дескать, «пусть образованцы сами выбирают», сами определяются. Даже, если сейчас они (дети, молодежь) на это не способны, то потом, встав взрослыми, смогут определиться. А потому, мол, для воспитателей, учителей важно не столько учить убеждениям и ценностям с мировоззрениями, но «учить фактам». По крайней мере, если взять историческое поприще, добиваться того, чтобы, хотя бы известный набор этих исторически значимых фактов, учащиеся воспринимали, толковали однозначно.

Разве не об этом говорит в своем выступлении бывший министр образования, О.Ю. Васильева в презентационной лекции [267]? Вот, отечественным историкам, констатирует она с удовлетворением, удалось, наконец-то, выработать известный «историко-культурный стандарт», включающий в себя 20 фактов. Они будут разнесены по соответствующим школьным учебникам, и учителям предстоит приобщать учащихся к этому стандарту. При этом, имея в виду, что у каждого учителя известная мировоззренческая позиция, свои оценки данных фактов, стандарта в целом, нужно добиться, чтоб эти позиции были сведены к минимуму. Пусть учащиеся самостоятельно овладевают фактажом. И рано или поздно, потом, быть может, созрев, дадут ему собственное толкование, оценку...

Увы, приходится, мягко говоря, серьезно усомниться в результативности данных «благих пожеланий» с начинаниями. Вряд ли что действительно результативного из этого выйдет. Даже, если б учебные цели достигались, приносили ожидаемый эффект, они бы ведь сразу же разбивались «волнами о прибрежные скалы» уже готовых жизненных реалий: всего того, что ждет учеников за порогом очередного урока, класса, наконец, школы. Вообще, перипетии такой половинчато-раздвоенной, стыдливо-либеральной позиции весьма показательны. Очень хорошо одну из таких позиций прояснил в своей публикации Александр Леонидов, глубокий социальный аналитик [268].

Вторые же участники кройки образовательного костюма с патриотизмом лишь рады столь «щепетильному» обхождению с учебным материалом. Они-то прекрасно понимают, кто как и когда определяется, особенно с «фактами»...

Но, может-таки, имеется еще одна, третья мировоззренчески-ценностная позиция, которая бы позволила прочить в людях патриотические начала, а патриотизму придать достоинство высшей идеи, начала начал? Да, речь о религиозной этике, об усиленно и довольно быстро утверждающемся в нашей стране после контрреволюционных событий 91-го религиозного духа и практики.

Вообще-то, здесь имеется большая доля рациональности. Но только доля. Для всеобъемлющего решения проблемы религиозных «подвижек», думается, мало. Достаточно сказать, что страна наша не однородна в религиозном отношении. И как бы там ни было, религией охвачено далеко не все население: дух атеистического мироотношения довольно крепок, не сдает позиций. Напротив, безрелигиозность (кстати, феномен, не сводящийся к атеизму) довольно быстро множится.

С другой стороны, известно, что религия (во всяком случае, господствующая в преобладающей массе современных умов и поведений) к вопросам «земным» относится с некоторой отстраненностью, укрываясь за гореизвестным: «воздай Богу богово, а кесарю — кесарево». В своей классической данности она, скорей, крепит в народе иные устремления, нежели земные, отечественные, межчеловеческие. Вернее, всему этому здесь уделяется довольно много внимания, но, как бы там ни было, на первое место ставятся вопросы и дела «Небесные» («уранополитические»), сверхземные, надотечественные.

Со стороны третьей, ни православная вера, ни ислам, ни другие религиозные движения, распространенные у нас, не располагают, по крайней мере, пока современным инструментарием, который бы позволил им быть действенными, активными в делах воспитания и закрепления в людях тех либо иных светских устремлений, ценностей, в том числе патриотизма. Прежние средства, коими данные религиозные организации располагали, уже не столь дееспособны, малоэффективны, пробуксовывают. Религиозному воздействию и «посевам» нынче весьма эффективно и конкурентно противостоят светские средства массовой коммуникации, информатизация от прагматизма, бихевиоризма, потреблятства, мультикультурализма.

Самое главное — реальная практика, конкретные материально-жизненные обстоятельства, сложившиеся в современном мире и воцарившиеся в нашей стране. Они-то, повторяем, молча вершат свое. И данный, молчаливо работающий фактор, противостоит любым, вытекающим из него, следовательно, пребывающим в нем, идеологическим и прочим попыткам, что-либо изменить «не в ту сторону». После означенных контрреволюционных событий он вполне хорошо упрочился, действует; ему обеспечили весьма приятные русла-условия. И дела по образованию человека этот «молчаливый господин» весьма основательно и, главное, безбрачно и неостановимо кует...

Особенно он успешен, коль скоро полон возможностей, перспективы, раскручивается. «Удобна», предпочтительна, главное, результативна в его раскрутке прагматически-инструментальная форма, преследующая оптимальность, успех, эффективность, пользу, выгоду, неуклонное расширение и проч. Во всем этом с ним никто не может потягаться, тем более, религиозная активность, творчество, ограниченное преимущественно созерцательностью и ложным видением человека.

И хоть прагматически-инструментальная и аналогичные разновидности созидательности изначально ложны (впрочем, также формы активности, по крайней мере, известных нам религий), — например, будучи безбытийными и бесчеловечными, обнаружениями производящей реализации с вытекающими отсюда следствиями, — тем не менее, до поры до времени, пока не иссякнут перспективы производящего расширения, а также свойственной им активности, действительно, хорошо справляется с решаемыми задачами. В частности, успешно служат развертыванию бизнеса. Люди, живущие прагматически, могут вполне благодушествовать и оптимистически смотреть на жизнь. Даже — быть патриотами, довольные видимым и обретаемым.

Но, как бы там ни было, что и как бы люди ни принимали «патриотизм» (включая в последнее время продавливаемый «сверху»), как бы им ни проникались, — одно точно и несомненно. Коль скоро есть нужда, чтобы мы были настоящими патриотами своей страны, и патриотизм наш был подлинным, заслуживающим статус отправного начала воспитания и образования людей, — больше, составлять основу всей программы образования в нашей стране, такой, как теперь есть, — ему следует ой как многое предпослать. Да нужно и культуру, и географию, и историю иметь в виду... Но прежде всего, — ту конкретную систему этики, внутри которой подлинный патриотизм (а у нас именно о нем речь) раскрываем, имеет смысл. Предстоит четко определиться и с философско-мировоззренческой ориентацией, на которой базируется означенная этика с патриотизмом. Выше указано, что это за ориентация. Ей сразу же предстоит перенацелить систему образования, патриотическую активность людей с узко-локального служения конкретному буржуазному государству (точнее, нашему отечеству), — стране, где царит социальная несправедливость, власть, собственность и богатства, все блага жизни в руках небольшой кучки олигархов-прихватителей, — на бытие, человека и событийность, где утверждается высшая справедливость. Наконец, надлежит радикально переменить материальные, духовно-практические основания, на коих зиждется вся современная действительность снизу доверху.

Опять же, никто из современных отечественных авторов, главное, устроителей жизни этого всего даже не касается. Патриотизм, повисший в воздухе, патриотизм ниоткуда, — вот что предлагается насаждать. Отсюда немудрено видеть: к каким последствиям это приводит, сколь плачевной и безрезультатной окажется работа в данном направлении.

Не мудрено видеть и то, что не просто в духе патриотизма следует воспитывать подрастающее поколение, как об этом говорит путин с ряда трибун и уже давно. Ведь патриотизм — всегда конкретный, живой, действенный. Хорошо высказался на этот счет известный автор: «В общем, патриотизм — это хорошо. Теперь хотелось бы конкретики. Что именно понимает под этим Путин. Не березки и родные просторы — это понятно. Какую именно Родину он призывает любить. Родину Дерипаски и Медведева? Грефа и Тимченко? Ну, и какой идеал человека должен быть у этой Родины, кого должно воспитывать государство? Только тоже — без воды. По пунктам и поконкретнее. Вот тогда и можно будет понять, о какой национальной идее идет речь, и почему именно за нее предлагается лечь костьми» [269].

Не следует также ограничиваться патриотизмом, образовывая человека в наши дни. Строго говоря, неверно это, возводить патриотизм в круг ценностей, тем более, высших, как кое-кто пытается делать и под этим «соусом» рядит все дело воспитания и образования людей под патриотическое воспитание. Нужно, о чем выше говорилось, видеть дело шире, глубже, дальше. Хорошо на одном примере это показывает автор, к которому мы не раз обращаемся: «Потерявший честь (а всякий человек с потребительским отношением именно таков) — теряет и выживаемость. Начинаются поиски мест послаще — которые приводят вепря в состояние домашней свиньи, откармливаемой на убой. Люди, потерявшие честь (собственную, честь страны, честь человечества) — ненасытны, им всегда мало материальных благ…. Люди, потерявшие деньги — потеряли только деньги. Люди, потерявшие земли — потеряли только земли. Люди, потерявшие работу — потеряли только работу. Люди, потерявшие честь — потеряли все. Сразу и в целом» [270]. Вместе с тем, сами категории чести и достоинства только тогда что-либо серьезное значат, коль скоро теснейшим образом увязаны с другими основными философско-этическими категориями: смыслом жизни, добром, злом, счастьем, благом, справедливостью, бытием, диалектикой и т.д. Иначе говоря, о каком бы патриотизме, — которому (тем более, обозначенному нами), несомненно, следует воспитывать граждан, особенно подрастающее поколение, — ни шла речь, ему должны быть предпосланы и развернуты, усвоены людьми соответствующие мировоззрение, философско-этическая система, внутри которых и патриотизм, и честь, и все остальные принципы, нормы, установления, равно помыслы, поступки людей определятся смыслом, содержательно, практически. В противном случае, поскольку берутся и являемы свету из короба коробейника, где они поштучно лежат, перед нами не более, чем «блестяшки», «хорошие словеса». Не дай, Боже, — еще и игрока в наперстки!..


Примечания


240. См.: Чаадаев П.Я. Отрывки и разные мысли» // http://az.lib.ru/c/chaadaew_p_j/text_0110.shtml; Толстой Л.Н. Патриотизм и правительство// Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, Т. 90. — ГИХЛ, М.: 1958.

241. Игорь Олин. На краю бездны позволительно не разделять стремлений разнузданного патриотизма // https://forum-msk.org/material/news/16778305.html.

242. Васильева О.Ю. Как воспитать у молодого поколения критическое мышление // https://www.youtube.com/watch?v=yYsBS9i9euk.

243. См.: Толстой Л.Н. Указ. Соч.

244. Хорошо об этом говорит в ряде публикаций Григорий Полуэктов на Форуме MSK.org. См, например: Григорий Полуэктов. Патриотизм и капитализм несовместимы // http://forum-msk.org/material/news/13057901.html и др.

245. См., например: Алиев Ш.Г. Любовь, смерть, бессмертие и осваивающий человек // Указ. Соч.

246. См., например: Алиев. Ш.Г. Любовь, смерть, бессмертие и осваивающий человек // там же; его же: Ответственность как моральная категория / Ш.Г. Алиев // Мультиверсум, Киев, 2001. — № 23, — С. 136-152 и др.

247. См. Алиев Ш.Г. О человеческой свободе // http://filosofia.ru/76734/ и др.

248. РФ научит любить Родину: в ведомстве готовят программу патриотического воспитания // http://www.edu.ru/index.php?page_id=5&topic_id=&sid=33158.

249. Там же.

250. См. об этом: Григорий Полуэктов. Капитализм не предполагает воспитание патриотизма // Указ. Соч.; Калашников Максим. Смена поколений // Марш школоты как диагноз! // http://pervo.info/marsh-shkoloty-kak-diagnoz/; Четверикова О.Н. Трансгуманизм в российском образовании. Наши дети как товар // указ. Соч. и др.

251. Калашников Максим. Способна ли нынешняя "элита" вообще создать внятный образ великого русского будущего? // https://forum-msk.org/material/economic/14240671.html.

252. Там же.

253. Там же.

254. Там же.

255. Юрий Селиванов. Телегу воспитания не следует ставить впереди лошади жизн и // http://t.co/6hg5sv5gCK.

256. Там же.

257. Лев Пирогов. Темная материя. О переменах, которые ждут цивилизацию в ближайшие 50 лет // svpressa.ru/issue/news.php?id=122919&mrat=1.

258. Калашников Максим. Указ. Соч. — Там же.

259. Ходаковский Александр // https://t.me/aleksandr_skif/2713

260. Там же.

261. Там же.

262. См.: Алиев Ш.Г. Образование событийного человеческого бытия. Философские основания осваивающего образования. — LAP Lambert Academic Publishing (2015. — 412 с.

263. Юрий Селиванов. Указ. соч.

264. См.: https://tass.ru/obschestvo/7325009

265. Юрий Селиванов. Указ. Соч.

266. Там же.

267. Васильева О.Ю. Как воспитать у молодого поколения критическое мышление // Там же.

268. См.: Александр Леонидов. пост-советизм: от клоунов до каннибалов //
269. Эль Мюрид. Подмена понятий // https://el-murid.livejournal.com/2674846.html

270. А. Ситников. Клоуны выбирают послаще... //