14. Интермеццо. С начала

… Дождевые капли выбивали тихую монотонную дробь на оконном стекле. Дэниел отрешённо глядел перед собой, в мыслях всё ещё находясь там, в трухлявой развалине на болотах, объятой пламенем…

«Жесток был урок, – со вздохом подумал Оливер, украдкой глядя на его сгорбленные плечи и понуренную голову. – Труден экзамен…»

Встрепенувшись, Дэниел обернулся. Пристально посмотрел на волшебника.

– В-вы мне в-верите? – спросил он робко.

Оливер кивнул; лицо его было серьёзно. «А ведь паренёк ни разу не заикнулся, пока рассказывал!» – подумал он.

– У меня нет ни малейших оснований считать твой рассказ ложью, – ответил маг.

Роузи, материализовавшаяся с чайником в руке, вновь наполнила кружку юного гостя. И тут же исчезла.

– П-потом я много раз возвращался к мысли: а ч-что бы было, если бы я тогда не сунулся в ванную? – тихо проговорил Дэниел, делая осторожный глоток; глаза его были сощурены. – Если бы з-заперся в своей ка-аморке, и не к-казал носа до возвращения Долтонов? Джонас и Сью приложили бы все силы, чтобы сделать мою жизнь невыносимой, и довели до самоубийства…
– Но был ещё мистер Шон… – напомнил Оливер.
– Да, к-к-конечно, – Дэниел кивнул. – Но меня бы забрали из семьи, и тогда я бы снова оказался в п-приюте.
– Тебя усыновил бы кто-нибудь другой…

Мальчик пристально поглядел на мага.

– Наверное, – ответил он, пожимая плечами. – Но как вышло — так вышло. Нельзя изменить судьбу. Я понял это, когда лежал связанный, задыхаясь от едкого дыма. Страх близкой смерти едва не сводил меня с ума, заставив забыть о боли и нестерпимом жаре… И тогда, когда понял, что мой конец наступит через считанные мгновения, предстал передо мной он: высокий, одетый в чёрное безмолвный призрак. Я знал, что он явился за мной… И сказал себе: «Пускай свершится то, что суждено.»

Дэниел немного помолчал, вглядываясь вглубь кружки.

– Мне послышался его смех: низкий, глухой… а может то был рёв пламени… Потом сгустился мрак… Неведомая сила увлекла меня куда-то…

***

… Он ускользал: всё глубже в Неведомое, туда, где царил лишь мрак. Холод, словно чудовищное создание тьмы, терзаемое вечным голодом, с неторопливой жестокостью запускал липкие щупальца в грудь, стремясь подобраться к сердцу… Но страха не было — лишь безразличие и… спокойствие. Мысли текли медленно, словно вода в обмелевшем ручье.

«Я умираю… Ещё немного — и всё пройдёт… Не будет ни боли, ни слёз… Ни страха… Ни радости… Ни памяти… Ничего…»

«Дэниел!»

Тихий оклик, заставил бестелесную сущность встрепенуться и замереть.

«Дэниел! Вернись!»
«Зачем?..»

Ведь там так спокойно, так хорошо!..

«Твой час ступить за Черту ещё не настал! – прозвучал ответ. – Избранный тобой путь — у твоих ног.»

И, повинуясь этому зову, он устремился ввысь — туда где тускло брезжил свет…

«Путь… у моих ног?..»
…

… Он лежал, распластавшись ничком на раскисшей от сырости земле, дрожа всем телом от промозглого холода, пробиравшего до костей. Стянутые ремнями ноги онемели. Дэниел раскрыл глаза.

«Жив!.. – подумал он, глядя перед собой в сероватый полумрак. – Всё-таки жив!»

Собравшись с силами, Дэниел приподнялся на локте.

Огороженный стеной пустырь, затянутый густым клочковатым туманом менее всего походил на пепелище, оставшееся после лесной хижины. Судя по отвратительному гнилостному запаху и кучам какого-то хлама, здесь была свалка.

Виски Дэниела сдавило, к горлу подкатила тошнота. В изнеможении, он опустился на землю.

«Каким-то образом я выжил… и очутился в этом месте! – подумал Дэниел, кое-как переведя дыхание, и сворачиваясь калачиком, чтобы хоть как-то сохранить остатки тепла. – Но, если я останусь здесь, вдали от людей, я умру…»

Воздух посветлел: занималось хмурое дождливое утро. Откуда-то донеслось приглушённое урчание автомобиля…

… Дэниел полз, цепляясь пальцами за рытвины. Сейчас он был благодарен Сьюзен, оставившей его руки свободными.

Он быстро выдыхался, и тогда, лёжа на спине и глядя в серое небо, он думал лишь об одном: «Действовать — чтобы жить!» Иначе напрасно было его чудесное спасение.

Стена казалась такой же далёкой. Но он был упорен — и полз к ней, преодолевая дюйм за дюймом, стараясь не обращать внимание на усталость и ободранные локти и колени…

Вот и стена! Подтянувшись последний раз, Дэниел сел, опершись спиной о её холодную бетонную поверхность, подставив разгорячённое лицо начавшему накрапывать дождю…

Пронзительный звук сирены AMBULANCE, промчавшейся по дороге за стеной, вывел Дэниела из странного состояния полусна. Вздрогнув, он взглянул на связанные ноги.

«Жалкий инвалид! Бесполезный получеловек! – воскликнул Дэниел мысленно, в ярости на самого себя. – Остался жив, чтобы… чтобы ползать как гусеница, которую всякий может раздавить! Ведь даже если тебе «посчастливится» и тебя подберут и отвезут в приют, то вскоре вернут Долтонам — ведь ты их… вещь! Догадываешься, что потом будет, э?»

Нет! Только не это!!! И, словно перенесясь назад во времени, он снова увидел пылающие огненные языки, услышал треск пылающих балок и дощатых стен, ощутил запах гари и нестерпимый жар…

Ступни словно прошил ток. Пальцы закололо, «мурашки» пробежали по голеням, икрам, бёдрам… Ногам сделалось тепло, будто их накачали горячим воздухом…
…

… Лёгкий ветерок, насыщенный тонким ароматом лесных цветов, приято холодил разгорячённое чело, снимая усталость. Солнечные лучи, светлые и яркие, пронзали сплетённый из ветвей и листьев высокий купол лесного храма, точно тонкие и острые стрелы. Откуда-то издалека доносилось тихое нежное пение…

«Как долго я шёл…»

Не было ни забот ни беспокойства — лишь блаженство.

– Друг мой!

Встрепенувшись, он медленно раскрыл глаза и возвёл удивлённый взгляд на того, кто стоял перед ним. Облачённый в белоснежное одеяние, он был строен и ликом прекрасен, его ясные глаза источали сияние, а длинные золотистые пряди струились по плечам и спине.

– Поднимись, Странник! – проговорил Воин-эльф и протянул ему руку; полы широкого плаща разошлись, блеснула серебряная кольчуга. – Ты должен продолжить путь!
…

Видение исчезло, отступив перед явью, с её холодом, и грязью и слякотью, перед голодом и болью. Дэниел глядел на свои ноги: израненные, в грязных изорванных брюках, но… живые!

«Боже!.. Я чувствую их!» – мысленно воскликнул Дэниел, разглядывая собственные нижние конечности, словно каждая из них была его товарищем, только что вернувшимся из далёкого путешествия.

Да, он помнил, каково это было — самому ходить бегать, прыгать. Всё это время с тех пор, когда он впервые очнулся в больничной палате. Помнил и приговор, вынесенный врачами: «Никогда…».

«Они ошибались!»

Оглядевшись вокруг, Дэниел обнаружил несколько пустых бутылок из-под пива, валяющихся на земле в паре метров от него. Как раз то, что надо! Остальное было делом техники: разбить бутылку, перерезать острым осколком ремни на щиколотках…

Размассировав затёкшие ноги, Дэниел попытался согнуть их в коленях, не помогая себе руками. И возликовал: у него получилось, хоть и с трудом! Откинувшись назад, он расхохотался. Поднявшийся ветер швырял ему в лицо дождевые струи, забирался под отсыревшую одежду, но Дэниелу сейчас не было никакого дела до телесных невзгод.

Он попытался подняться: медленно, опираясь спиной о стену, подстраховывая себя руками. Он стоял — всего несколько секунд. Целых несколько секунд! Не выдержав непривычной нагрузки, дрожащие колени подогнулись, и Дэниел как подкошенный повалился наземь.

Падение произвело на Дэниела отрезвляющее действие.

«Всё, что было со мной до того, как я оказался на этой свалке, было лишь предисловием, – размышлял он, отстранённо глядя на горы старого хлама, на разорванные кульки из чёрного и синего пластика, из которых вываливалось гниющее содержимое, и кучи искорёженного железа, бывшие раньше автомобилями. – Как в истории о Робинзоне Крузо. Там, на необитаемом острове он учился выживать. Я должен заново учиться стоять и ходить, не полагаясь на чудо. Для этого у меня отыщется достаточно упорства и выдержки.»

Кружилась голова. Желудок сводило голодной судорогой. Дэниел вспомнил, что в последний раз он ел вечером накануне его похищения. Эстер принесла ему овсянку, сваренную на молоке и немного шотбрэда…

Дэниел провёл по глазам обшлагом рукава, осушая слёзы. Он не имел права себя жалеть — жалость ослабляет. Снова проживать прошлое глупо. Сейчас необходимо было достать чего-нибудь съестного. А потом…

Не успев до конца сформироваться, мысль ускользнула во мглу тяжёлого забытья…