Глава 10

После бани навернул еще тарелку окрошки. Она уже охладилась, пока на полу стояла. Вкусная, кисленькая (даже рот иногда немного потягивало и кривило). Как раз после жары такой: как натопили! 

Бабушка ушла мыться. Еще постирать что-то хотела: не все в машинке стирает. Дедушка сидел у телевизора шуршал газетой. Никак не уговорить его было пойти в баню. Все противился, говорил, что в прошлую субботу и так был. Каждую неделю что ль ходить! Совсем бани не любил. 

На экране пузатого телевизора появился большой голубой циферблат на фоне бегущих облаков. Почти девять. Секундная стрелка проходила последние шажки до нового часа. Запикали часы, раздался протяжный электронный звук. Заиграла привычная музыка. Дедушка отложил газету и, прибавив звук, уставился в телевизор. «Здравствуйте! В эфире программа «Время»…» – появился диктор в пиджаке, галстуке. Замелькали кадры с сюжетами: БТР на пыльных горных дорогах, разрушенные ураганом дома в Самарской области, Татарстане и одном из районов Ульяновской области, судебные расследования в отношении бывших руководителей нефтяной компании. 

«Ай-яй-яй-яй-йа, – завздыхал дедушка, покачивая головой. – Одни гады боевиков спонсируют, а вторые страну изнутри обворовывают. Ой, сволочи какие! Все из-за денег». 

«Пойти прогуляться? » – смотреть новости и слушать эти комментарии совсем невесело. А дедушка никогда не переключит ни на что другое, пока новости идут. – «Может, Ира уже вышла». 

Взял на горбатом диванчике чистый джемпер, который бабушка достала из шкафа. Одеть, не одеть? Вечером прохладно уже; и после бани не гоже раздетым ходить – так бабушка всегда говорила. Натянул. Приятно: чистый, выглаженный, пахнет порошком еще. Взял со стола сушек с маком и пошел обуваться. 

Глядел то на кроссовки, то на галоши, то на кроссовки, то на галоши. Галоши быстрее! Но носки чистые испачкаю. Пришлось выбрать кроссовки: хоть их завязывать надо, зато носки не замараю. 

Выскочил. Ира на улице? На улице! И Андрей рядом ошивается! Чего это вдруг? 

Ира сидела на скамейке, а вокруг – скакал Андрей. Что-то громко рассказывал, размахивал руками, а Ира глядела на него и заливисто смеялась. Андрей приметил меня и махнул длинной рукой: 

– Тёмик, иди к нам! 

– Иди, расскажем! – подхватила Ира, пытаясь совладать со смехом. 

Ребята все еще смеялись, когда я подошел к скамейке. Смотрю на них и не понимаю, как все так быстро изменилось. 

Ира подвинулась: «Садись», – но я так и остался стоять. 

– Антон совсем дурачок, – начала опять смеяться Ира. – Помешался на этих деньгах… 

– Дай, я, – прервал Андрей. – Дай я расскажу! 

Андрей начал историю… 

Еще в Романово Антон вечером все ходил вокруг Андрея, тихий, не донимал, не приставал к брату. Андрей сидел под кленом на скамейке, квас пил и бумагу резал, чтоб деньги порисовать. И Антон с ним рядом уселся. Андрей хотел уйти, но тот удержал его. Прям за руку взял, говорил, что важное что-то. Стал расспрашивать, во что мы играем, что за бумажки у нас. Какие-то деньги придумали? А сколько их? Андрей удивился, с чего это Антон его расспрашивает. Он всегда только подсмеивался, издевался и все портил. А в тот вечер иначе себя вел: спокойный, вежливый, но глаза какие-то бегающие. Слушал так внимательно, серьезно. Андрей даже растерялся, когда сам ему все выложил. Вот дурак! Про все новые игры рассказал! Теперь будет лезть! 

Антон ушел со своей дурацкой ухмылкой. Как бесенок из мультика. Андрей остался дальше ножницами орудовать да квас попивать. Вкусный! Всю кружку выдул! 

Баба Нина не делала свой квас, а магазинный надоел. И магазинный странный какой-то, как лимонад со вкусом кваса. Конечно, концентрата химозного набухают! А здесь! Ароматный! Чуть кисленький. И настоящий хлебный вкус. Возьмут ломти хлеба по полбуханки, в печи обожгут. Местами даже черным делался, обгорал. В марлю завернут в несколько слоев, чтоб крошки размокшие не выплывали, и в ведро. Водой зальют, сахара полковшика. Два дня постоит и готов. 

Дверь распахнулась, выходит опять Антон: в руке стеклянная бутылка лимонада. Квас ему не нравился. Говорил, что воняет мерзко. Хотя чем он может вонять? Вот и набрал себе лимонада. Андрей у него в шутку спрашивает, не нальет ли он ему немного. Чтобы Антон с кем-то поделился! Да не в жизнь! Он скажет, чтоб задницу оторвал и взял, что нужно. Или скажет, что в магазине полно! А тут, молча, подошел и полкружки налил. Что это с ним случилось! 

Сидит, молчит, ерзает на скамейке. То привстанет, то опять усядется, то ближе пододвинется. Андрей встает, чтоб домой пойти: надоел этот елозить рядом. Антон его останавливает, мол, подожди, расскажу что-то интересное. 

Сначала издалека начал: спрашивал, много ли у Андрея бумаги. Видел, что тот с рулоном приехал. И начал рассказывать, что зачем рисовать купюры маленьким номиналом. Лучше туллеоны делать. Чего мелочиться! Андрей не понял, что за туллеоны такие. Антон с удивленной рожей к нему. Рот в странной улыбке перекошен. Загнусавил деловито. Ничего нет больше, чем туллеон! Самое большое число. Андрей, мол, еще мелкий, откуда ему знать. 

Потом Антон все расписывал, как он нарисует много туллеонов и откроет свой банк. Андрей тоже мог бы с ним вместе работать в этом банке: поделился бы с ним долей, так и быть. А ребятам пришлось бы у них в долг брать. Только чем потом отдавать?! Ведь в долг просто так никто не дает, а под проценты. А денег-то сколько взяли, столько на руках и есть. Где еще взять, чтоб проценты выплатить? Будем работу предлагать: велосипеды свои помыть, в магазин за лимонадом съездить, еще что-нибудь купить. Зачем все самим это делать, если можно кому-нибудь за это заплатить. Только надо, чтобы денег было больше, чем у всех, иначе наравне будут. А кто будет слушаться себе равного? 

Задумался, решил узнать, сколько денег у нас уже было, когда мы в магазин играли. Даже начал потные ладошки потирать, когда Андрей про толстую пачку рассказал. Начал выведывать, где дома лежат эти сбережения. Андрей так и ляпнул, что они в сарае под доской. 

– А давай заберем деньги из сарая, – глаза Антона бегали. 

– Зачем? А ребята? 

– Мы в кучу все деньги соберем. Для новой игры. Ты что? Не со мной? С бомжами этими хочешь? 

– Не знаю. Мы и так хорошо играли. 

– А так тебе еще интереснее будет! Прикинь, банкиром будешь! 

– Ну, не знаю… 

– Чего не знаешь? Лучше же! 

Так и доверился Андрей старшему брату. 

Когда денег не нашли в сарае, пошли в строящийся дом. Антон все злился по дороге. Обманул меня, говорит. Нет ни черта в сарае твоем. Где деньги? У них значит! Нам теперь еще больше денег надо. Мы же банк! А у самих ничего… 

Послал Андрея за рулоном домой. Андрей бумагу принес, ручки цветные, ножницы. Антон говорит, покажи, какого размера бумагу нарезаете. Ножницы сновали по листу: сначала длинная полоска, потом ее на отдельные купюры поделил. Пачечка маленькая получилась. А рисовать что? Андрей взял синюю и красную ручку, оглядывался, что бы подложить такое. 

– Чего крутишься? Рисуй! 

– На чем? Подложить надо. 

– Ты надоел! На полу рисуй, – топнул ногой. 

– Да неудобно! 

Антон лениво оглядел дом. Вразвалочку походил, по углам посмотрел: 

– Вон там рисуй, – показал на стопку плит для обшивки стен. То ли опилки прессованные, то ли картон какой-то толстый. Не знаю. 

На верхней плите мелом наскоро было начерчено: «МДВ 5 мм / 20 шт». 

Андрей рисовал, а Антон вышел: сказал, что в туалет захотел, сейчас вернется. Пять минут нет, десять. Где его носит? Андрею уже скучно стало. И обидно как-то. Когда все вместе играли, хоть смеялись, шутили, болтали, а тут сидишь один в пустом доме. Да и зачем так много? В Романово рисовал, а теперь еще! Туллеоны! Не сбиться бы… Нулей столько! 

И Антона все нет и нет. Куда пропал? 

Андрей так с бумажкой и ручкой вышел посмотреть, где же брат. А тот стоит кусты малины объедает. Столько ягод! Правда, мелкая: лестная все-таки. Вот в палисаднике! Хорошая, крупная! 

Антон брата увидел, как рявкнул: 

– Чего выперся! Пачку доделал?! 

– Нет еще. Тоже малины поем, – спускался по ступеням. 

– Иди рисуй! 

Андрей с обидой в голосе продолжал: «Подбежал и пендель мне под задницу. Хорошо вложился. Я от него в дом. Он за мной. Что я так мало нарисовал! А ну-ка больше давай! Взбесил он меня! – в сердцах вспоминал Андрей. – Я скомкал бумажку. Хотел всю пачку схватить, а он, гад, проворнее оказался. И мне пенделя опять прописал, чтоб я валил отсюда. Я плюнул на него и ушел. Надоел со своими деньгами! Хи-хи! А он остался один с кучей бумаги», – посмеивался Андрей. 

Андрей издал еще пару смешков и стал необычайно серьезным. Замолчал, задумался. Опустил глаза и выбивал носком кроссовка небольшую ямку в земле. 

– Ты это… – Андрей продолжал смотреть, как вылетают кусочки черной земли. Потом шумно втянул носом воздух и посмотрел мне прямо в глаза. Уши были красные, как заходящее солнце. – Ты прости меня, Тём! Это он меня подговорил, чтоб у вас все деньги украсть. А я рассказал, где был тайник. Послушал, блин, его. Да я как предатель! – Андрей отвернулся в сторону, отвел глаза. Помолчал. И руку мне протягивает. – Прости! Ладно? 

– Ла-а-адно, – крепко сжал его ладонь. – Проехали! 

Андрей засиял от улыбки, а потом быстро протараторил, запинаясь: 

– Ты это… Забирай тогда все деньги! Я тебе… Если надо, я могу тебе еще дать. Мне они больше не нужны! 

– Да и мне не нужна это бумага. А вот бабушке пригодилась! 

Ира заулыбалась, услышав эти слова. 

– Зачем бабушке? – не понимал Андрей. 

– Баню растопить! – прокричала Ира и рассмеялась в голос. 

Андрей мотал головой: то на меня уставится, то на Иру. Лоб забугрился от напряжения, брови заскакали над глазами: одна выше, другая ниже. 

– Чего ты? Все. Сожгли деньги, – в голосе Иры не было и доли сожаления. Чувствовалась легкость, как после годовой контрольной, когда маме дома оценку говоришь: «Все, пять», – когда понимаешь, что все трудности далеко позади. 

– Ну вот… – Андрей скривил рот на бок. Вздохнул, – хотя… С ними совсем не весело было… 

Не хотелось больше вспоминать эту историю. Забыть ее, и все. Помирились – вот что главное. 

Все молчали, как в кабинете у директора. И неловкость такая же: вроде, не кричат на тебя уже, и что-то сказать надо. И каждую секунду ощущаешь это напряжение. 

– Кстати, Андрей, – тишина совсем не сносна стала, и, наконец, было еще с кем поделиться своей недавней радостью! – мне попалась Апофехина! 

– Серьезно?! 

– Да, да! – Ира даже подскочила со скамейки. 

– Покажи! – загорелся Андрей. – Принеси! Всех своих… 

– Неси, правда, – загалдела Ира. – Давайте всех соберем! Как на картинке чтоб. 

– Тащи, Тёмик. И я… – Андрей рванул в «средние крыльцы». И Ира следом, за своими. 

Я помчался домой. Туман, собака Агафоновых, вскочил, рыкнул и залаял. Что это мимо него разбегались! 

Я влетел в сени. Даже разуваться не стал: потом опять завязывать… Да ну! Прошелся по половику – вроде, нет следов. Да чистые кроссовки. По грязи же не бегал! 

Прошмыгнул к серванту мимо дедушки. Он как таращился в телевизор, так и таращится. Когда новости идут, ничем не отвлечешь! 

Завернул подол кофты, как гамак, и динозаврик за динозавриком скатывались с горки. «Цок. Цок», – ударялись друг о друга. И ленту с картинками из киндера прихватил. 

Побежал, сжимая кулек, чтоб фигурки не бряцали. А то отколется там что-нибудь, еще чего! 

Лента с динозаврами раскатана по скамейке. И все фигурки – в ряд, точь-в-точь как там. В том же порядке! Все рядом! Вместе! 

Мы попискивали от радости. Это, наверное, первая серия киндеров, которую удалось собрать полностью, пусть и на троих. Ни пингвинчики, ни акулята, ни лягушки так не объединяли нас, как динозаврики. 

Тепло стало на душе. И спокойно. 

Бабушка правду говорила – помирились. Бабушка никогда не обманывает. 

Солнце спускалось все ниже и ниже, будто огромный оранжевый шар скатывался по крыше зернотока. 

Пора по домам. И спать уже хочется. 

– Ладно, спать пора, – собирал своих динозавров. – Так, этот тоже мой! 

– Давай, до завтра, – потягивалась Ира. 

– Пока, Тёмик! 

– Пока, пока. 

Туман Агафоновых уже заполз в будку. Только чуткий нос торчал. Даже вылезать не стал. Хоть тявкнул бы для порядка. 

Слышу, на дороге глухие удары и шарканье: «Бум, бум-бум, ши-и-ик. Бум-бум, бум-бум, ши-и-и-ик». Антон мяч набивает, а как с ноги скатывается – за ним скользит по грунтовке: «Ши-и-и-ик! ». А что ему еще делать! Одному. 

Я лишь зевнул и дальше, домой. 

Штанина шоркает по корке на ссадине. Но уже не больно… Затянулась…