Глава 4

На следующее утро бабушка не пустила меня сразу к ребятам, как я ни рвался. 

– Вон, схудал весь! Живот к позвоночнику прилип, – не то с испугом, не то меня запугивая, говорила бабушка, тыча мне в живот. 

– Да не худой я. Где худой? – шлепал себя по бокам. 

Бабушка уже тарелкой забренчала. 

Не терпелось узнать, удалось ли Андрею увильнуть от поездки в Романово. Или все-таки его забрали. А тут еще с этими тарелками. 

– Мама приедет, скажет, совсем мальца не кормила! – лепетала бабушка. 

– Ой, нормальный я. Вон Андрей какой длинный и худой. И ничего… 

Никакие уловки не помогали сломить бабушкину стойкость: 

– Вот сначала суп съешь, а потом побежишь своих друзей нянчить! 

– Но, бабушка, я быстренько сбегаю и сразу вернусь. 

– Знаю, знаю, как ты вернешься. К ночи! Садись, тут немного. Но съешь все. Исхудал весь! – пододвигает большущую тарелку супа. – Молочный. Твой любимый. 

Я поковырял ложкой – ура, с ракушками! Бабушка варила три вида молочных супов: мой любимый – с ракушками, потом с мелкой вермишелью (не такой вкусный, как с ракушками, но вполне съедобный) и … Фу… С рисом. Его я терпеть не мог! Рис казался совсем безвкусным. Приходилось набирать целую ложку сладкого молока и немного риса, чтоб хоть как-то это есть. 

Я быстренько выловил все ракушки, а молоко выпил через край. Почти все супы так ел. Никогда не хватала терпения вычерпывать жижу ложкой. 

– Давай еще налью? 

– Не, бабуль, – кричал уже, натягивая кроссовки: на улице, вроде, сухо. – Я потом еще поем! 

Но мы с бабушкой знали, что это «потом» будет в лучшем случае только вечером. 

Распахнул дверь. По привычке, голова тут же повернулась налево, во двор Ананьевых. 

На скамейке сидела Ирка. Андрея нигде не было видно. Странно. Машины дяди Коли тоже не было. Все-таки увезли Андрея? Побежал к Ирке узнавать. 

Ира замахала, увидев меня: 

– Привет! 

– Привет, привет. А Андрей-то где? 

Ира рассказывала мне про утренние протесты Андрея, как он спорил с дядей Колей. Не понимал, неужели Ванька с Антоном не справятся. Сначала переносят кучи, а потом пограбят, что попадало. Что сложного-то? Но дядя Коля не отступал. Должны ехать все! Почему это Андрей решил, что может не помогать! Дядя Коля начал рассказывать, как он тащит всю семью, работает, по выходным даже выходит, чтоб прокормить их, на ноги поставить. А теперь и помощи батьке не дождаться. Вот так воспитал! 

Я даже представил, как дядя Коля это говорит. Он никогда не кричал. Так непривычно было его слушать. Я привык, что если дедушка начинал нравоучения, то они всегда были с криком, голос грубел, да и матерные слова проскакивали. А дядя Коля не такой: говорит спокойно, но твердо. И не поспорить с ним: на все объяснение найдет. 

Андрей даже не нашел, что возразить. Глаза опустил, сорвал у крыльца длинную травинку. Стоит, молчит, травину на палец накручивает. «А вечером что там делать? – канючил. – Скучно! Можно бумагу с собой возьму рулон? ». Потом к Ире повернулся: «Возьму? ». И в «средние крыльцы» умчал, только топот по дощатому полу. 

Все уже уселись в голубую «Копейку». Зарычал мотор. Дядя Коля недовольно поглядывает на крыльцо. Вылетает Андрей: под мышкой белел рулон бумаги, в руке ручки разноцветные сжимает. 

Рулон назад за сиденье кинул, втиснулся. «Подвинься! Расселся! » – рявкнул на Антона. Хлопнула задняя дверь. «Ну, наконец-то! – протянул дядя Коля. – Собрались». Только машина тронулась, как Андрей заверещал: 

– Стойте, стойте! Ножницы не взял! 

– Там ножниц не найдем что ли? – баба Нина выглянула с переднего сиденья. – Дам я тебе ножницы. Сиди. 

«Копейка» рванула с места, пока никто не передумал. 

– Так что мы без бумаги остались, – поджала губы Ира. 

– А зачем она нам? Сбегать за деньгами? 

– В магазин поиграем? 

– Ну да. 

– Давай. Я пока товары разложу. 

Скамейка опять запестрела разнообразием товаров, совсем как в настоящем магазине. Ира нашла в бабушкиных коробках пластиковые донышки от горшочков для рассады, насыпала туда песка, чуть смочив водой, и украсила сверху желтыми цветками одуванчика. Получились яркие пирожные, которые я с удовольствием покупал по несколько штук за раз. Ира придумывала все новые, украшая синими опавшими «башмачками» цветов с бабушкиной клумбы, белыми густыми соцветиями тысячелистника (благо рос он по всему огороду) и мохнатыми «гусеничками» цветущего подорожника. 

Ассортимент разрастался на глазах – было не упомнить, что по какой цене продавалось. Ира каждый раз называла новую цену, а я то подсмеивался над этим, то возмущался, что еще несколько минут назад было дешевле. Платить больше за то же самое совсем не хотелось, особенно, когда видел, как кошелечек с бусинками худел. 

В итоге, чтобы не путаться с ценами, было решено сделать ценники. И теперь, подходя к лавке, уже знал, что почем продавалось. И Ира не путалась, не придумывала на ходу. 

Но вдвоем играть в магазин оказалось скучно. Уже через час совсем надоело. Не то, что с Андреем! Он, купив что-то, всегда уходил в закуток между крыльцами, где в течение дня стояли велосипеды (на ночь их запирали в сарае); придумал, что это как будто его дом. Я тоже что-нибудь покупал и приходил к нему в гости. А сейчас и идти не к кому! Только и сновал к прилавку и к компостной куче, где делал вид, что съедаю все купленное. 

Скорей бы вернулся Андрей! 

Мы с горящими глазами представляли, как рассказываем ему про ценники, про новые продукты. Даже придумали грузчика, который будет привозить все в магазин. Пока, правда, не решили, кто это. Придумали, что каждый будет получать зарплату. 

Нам всегда нравилось играть всем вместе. И не важно, во что: карты, прятки, чертить дорожки на мокрой дороге, магазин. Нам было хорошо и радостно от того, что мы всегда были вместе. 

– Может, во что-нибудь другое… – не успела договорить Ира, как я закивал головой. 

– Тоже надоело уже. 

Я крутил головой в надежде найти новое развлечение и перебирал в голове все наши игры. Мы часто собирались вчетвером – я, Ира, Андрей и даже Антон к нам подключался – брали лопаты и шли копать в песке ямы. 

В поле, недалеко от старой пилорамы, была сделана огромная песчаная насыпь. Сколько себя помню, она всегда была там. Сверху гора песка была плотно утрамбована, думаю, укатывали даже машинами; подготавливали место, чтобы новую пилораму построить. Старая работала, но была не такая большая. Даже через весь огород было слышно, когда ее запускали. Как будто старый паровоз ехал вдалеке: «Тух-тух, тух-тух, тух-тух». Строительство начали с того, что залили странную железобетонную коробку. Я долго не мог понять, для чего она нужна. Большой бетонный квадрат со стенками мне по грудь, без одной стороны, и горка внутри квадрата. Мы все пытались скатиться с нее, но по шершавому бетону далеко не уедешь. Только потом поняли, для чего нужна эта штуковина. 

Как-то раз мы с Андреем гуляли у старой пилорамы. Всегда было интересно, что же внутри. Но когда мужики там работали, страшно было идти. Прогнали бы! Еще б обматерили! А тут тишина, не работает. Огромные распашные двери цепью связаны, и замок большой болтается. Повезло, что цепь длинную оставили: между дверями щель, что протиснуться можно. Влезли внутрь и увидели, как все устроено. На точно такой же железобетонной штуке стояла огромная пила, а по горке ссыпались опилки прямиком в дырку в стене, наружу. Мы с бабушкой еще ходили с большой телегой за опилками: корове на подстилку. 

Только на горе песка и на большой бетонной горке строительство и остановилось. Так никому и не нужна стала новая пилорама. Зато нам было развлечение: накопаем ям (Антон всегда саму большую и глубокую копал), потом соединим их тоннелями и ходим в гости друг к другу. Внутри диванчик из песка вылепим, застелем папоротником – уютно! 

А вдвоем и на песок идти не интересно. 

Оранжевое вечернее солнце блеснуло красной искрой в заднем катафоте велосипеда под навесом. 

– А, может… К школе? 

– О, давай, – закивала Ира. 

– Я тогда за велосипедом. 

– На дороге жду. 

– Угу, – кивнул и побежал к дому за своей красной «Камой». 

Где же я его поставил? У дома не было, у хлева тоже не видно. 

Во дворе, у небольшого летнего домика (как мы его называли – дача) на скамейке сидели бабушка с дедушкой. Дедушка читал газету, как всегда. У него было три любимых занятия: смотреть новости, читать газету или мастерить что-нибудь в гараже. А бабушка все гадала, сколько же сейчас времени, не пора ли свиней кормить. Но идти в дом смотреть на часы совсем не хотелось. 

– Темчик, глянь время. Не пора ль свиньям подавать? 

– Сейчас. Бабуль, а велосипед мой не видела? 

– А, йов, у ограды, у палисадника лежит. 

– Угу. 

Я быстро забежал в дом. Не снимая кроссовок (опять завязывать шнурки было некогда – Ира ждет), на цыпочках пробрался до кухни, глянул на стрелки часов, стоящих на хлебнице; распахнул форточку, затянутую марлей от комаров и мух: «Почти восемь, бабуль! » – крикнул со всей силы. Сгреб со стола в карман штанов шесть «барбарисок», пару «дюшесок» и, плавно ступая, будто от этого следы не оставались, пошел к выходу. Встал. А, вдруг, прохладно будет. Вечером нежарко, и у школы пробудем больше часа точно. Надо что-нибудь накинуть. И опять, на носочках, как балерина, держась за стену, пробрался до маленького горбатого диванчика в комнате, спинка и подлокотники которого всегда были увешены одеждой. Был полноценной заменой шкафу. Схватил плюшевую толстовку с карманами на животе, быстро напялил, закинул в карман конфеты и побежал. Ай, не наслежу! 

– И куда ты побёг опять? 

– К школе поедем, бабуль, – поднимал велосипед, оступился и чуть не упал. Велосипед грохнулся, лязгнув звонком на руле. 

– Уже забегался за день. С ног валисся, – бабушка пододвинулась на скамейке. – Садись с нами. 

– Да я не устал! 

Наконец, выровнял велосипед, толкнулся и поехал мимо бабушки с дедушкой. 

– Только не долго! А то сейчас уже скоро эти фулюганы пьяные на мотоциклах начнут гонять. 

– Хорошо, бабуль, – кричал ей, уже выруливая со двора. 

Но Иры не было видно. Обычно мы всегда встречаемся на дороге у выезда с их двора, у большой лужи. Казалось, это небольшое дорожное озеро никогда не пересыхало. Даже если несколько недель стояла жаркая, солнечная погода, лужа отступала, оголяя потрескавшееся от солнечных лучей дно, но все еще давала о себе знать небольшой мутной жижей в глубокой яме, совсем как в кратере. Я чуть притормозил. У крыльца что ли меня ждет? Уже крутанул руль, чтобы заехать в выезд с соседского двора (дом Иры с Андреем можно было с двух сторон объехать; между соседями не было никаких заборов), но увидел у дороги ее велосипед, синюю «Каму», прислоненный к замшелому штакетнику палисадника. Калитка была нараспашку. 

«Ранетки обрывает», – сразу пронеслось в голове. И правда: наклонив ветку, Ира срывала мелкие яблочки и набивала ими раздутый карман синих спортивных штанов с Микки Маусом на правом кармане. 

Небрежно бросил велосипед, что руль провалился между штакетинами забора, и – к Ире: яблоню обдирать. 

Сорвешь одно яблочко, откусишь большой кусок и, пока хрустит, в карман собираешь. И с красным бочком, и зеленоватые – ранетки любые вкусные. Укусишь спелое – язык обволакивает сладкий сок, совсем как яблочный сироп. Зеленоватые – с небольшой кислинкой сначала, а как разжуешь – сладко. И кончик языка немного вяжет от терпкой белоснежной мякоти. 

Карманы кофты, набитые яблоками раздулись и болтались, как вымя у коровы. Зачем столько нарвали! В дороге пригодятся! Наконец, оседлав велосипеды, неторопливо, поскрипывая пружинами сидений на рытвинах, покатились к центральной улице. 

Остановились на развилке у старой столовой. Помню, когда она еще работала, заходил в ее большой зал, где шаги отдавались эхом, проходил между круглых столиков на высокой тонкой ножке, совсем как у цапли, когда она стоит, поджав вторую ногу, и стоял у прилавка, пытаясь определиться, чего же больше хочется. Хотелось купить сразу все: пирожки с капустой или яблочным вареньем, пирожки с рисом и яйцом, чебуреки с лопнувшими пузырями на корочке, которые походили на лунные кратеры из книги «Незнайка на луне», или толстые беляши с мясом, обернутые промасленной серой бумагой. А сбоку на полке, сверкая разноцветными стеклами, в ряд выстроились бутылки с лимонадом. Целая радуга вкусов растягивалась в ряд: красный гранатовый, оранжевый «Крем-сода» или апельсиновый, желтый лимонный и зеленый грушевый. Сколько всего перепробовали! А потом, гремя на кочках пустыми бутылками в маленькой белой тележке, шли их сдавать в хлебном магазине. 

– Давай лучше на речку съездим. Расхотелось к школе, – поморщилась Ира. 

– К маслозаводу? Или на вышку? – честно говоря, мне тоже сейчас, вечером, хотелось больше посидеть у воды. В тишине. 

А на вышке точно ребята деревенские сейчас купаются. Им хоть бы что: хоть холодно, хоть вечером. Даже ночью! Кто с вышки прыгает, а кто отчаянный – сразу с дороги. Как разбежится! И только брызги молочной короной над водой. Потом глядишь, выныривает чуть ли не у другого берега. 

– Давай к маслозаводу. Правда, потом в горку подниматься. 

– А мы разгонимся сразу от моста! Да и пешком поднимемся, в крайнем случае. Чего такого? 

Решено. Повернули налево на асфальтированную дорогу, пронизывающую всю деревню. 

По асфальту колеса бежали бегло, можно было раскрутить педали, а потом, подогнув ноги, ехать, представляя, что у тебя маленький мопед. Правда, вскоре вновь приходилось налегать на педали. Но радовало, что уже совсем скоро, проехав сереющую вдали громаду заброшенного зернотока, можно было поставить ноги на раму и со свистом в ушах катиться с огромной горы. А если еще и чуть разогнаться в начале спуска, то можно было докатиться и до самого моста.