Учительница русского Глава 25

Вильгельм стоял посреди избы, и разворачивающаяся картина очень напоминала сюжет картины Ильи Репина «Не ждали». С той только разницей, что главный герой её был несравнимо молод и ещё не успел наделать в жизни всех глупостей Репинского персонажа. В остальном его действительно здесь не очень-то ждали: Иван Петрович многозначительно покряхтывал и то и дело заправлял за ухо несуществующие вихры - верный признак того, что он в глубоком раздумье, и думы эти не самые радужные.

Леся подчёркнуто демонстрировала равнодушие к Вильгельму, но и она нет-нет да и останавливалась, разглядывая мальчика исподтишка внимательным взглядом. Мать Варвары, естественно, сразу забеспокоилась и попыталась было высказать то, что таилось на душе у каждого:

- Он же не сирота! Пусть родной отец о нём печётся. Вот вернётся Николай - как предъявишь ему мальчонку?

- Николай был бы рад помочь тому, кто оказался в трудной жизненной ситуации. Вильгельм останется у нас. Пока. Это решено. - Варя и сама дивилась, откуда взялась в ней такая смелость в принятии решений. Как будто бы это она была, в самом деле, хозяйкой дома. Она понимала, что если даст теперь слабину перед лицом своих домашних, то они все вместе убедят её в неправильности её решения. А от этого зависит дальнейшая судьба Вильгельма.

И Варя была единственной, кто живо хлопотал по хозяйству, как ни в чем на бывало, пока другие недоверчиво рассматривали нового жильца. Юра был в замешательстве: с одной стороны, ему не терпелось заиметь компаньона для игр, и он помнил, как здорово они провели время осенью на острове Кораблик. С другой стороны, что-то нехорошее, начавшееся с исчезновения папы, витало в воздухе и не позволяло искренне и безраздельно радоваться.

Самому ему было все равно, кто Велька по национальности. Он уже попытался продавить эту тему во время их осеннего приключения, но тут же был приструнен дедом - и, удовлетворённый, получив поддержку авторитетного взрослого, занял диаметрально противоположную позицию. Главное, чтобы с Велькой было интересно играть и пускаться в разного рода развлечения, а остальное вообще неважно. У него теперь будет свой немец! Юрка представлял, как он снисходительно учит нового друга русскому и отважно защищает от шпаны. Вместе они будут силище!

Силище, смущаясь, сжимаясь в комок, стояло посреди комнаты и с трудом выдерживало на себе перекрёстные взгляды. Те десять минут, когда он стал центром общего внимания, словно рождественская ёлка, Вильгельм чувствовал себя крайне неважно, как будто проглотил слизняка. Ему хотелось поскорее куда-нибудь деть себя, тем более что от непривычного тепла и привычного голода его начало предательски развозить.

- Ладно, Веля, сымай тулуп, будем вечерять, - сказал, теплея голосом, Иван Петрович. Слипающиеся глаза мальчонки в обрамлении длинных пшеничного цвета ресниц, в конце концов, не могли не смягчить сердце старика-филантропа. Как-нибудь проживем, «где наше не пропадало?».

После ужина и другие обитатели дома стали теплеть к Вильгельму, Веле, как по-своему просто и ласково его прозвал дед ещё на острове Кораблик. Первое напряжение было снято общей трапезой. Даже мама поласковела, когда Вильгельм, которому ужин явно пошёл на пользу и придал сил, помог ей перемыть посуду, а потом принести со двора дров для печи.

- Ты чего это, стараешься понравиться? - понимающе улыбнулся Юра.

- При чем тут «понравиться»? - не понял Веля. - Солдат должен всё уметь делать сам и всегда рассчитывать только на свои силы, - повторил он не свою, а явно заученную фразу.

Несмотря на некоторые особенности, Вильгельм совсем скоро был принят всей семьей безоговорочно, кроме, пожалуй, Леси, которая не умела ни с ним заговорить, ни его приласкать. Было в маленьком немчике что-то такое, что настораживало, но при всем этом он не мог не вызывать симпатии. Скорее даже именно это тревожное, - которым при ближайшем рассмотрении оказалось пережитое им потрясение от предательства отца, - подспудно заставляло жалеть его ещё больше. Вильгельм справлялся со своими переживаниями, как умел. С одной стороны, он стремился не быть обузой приютившей его семье. Тот факт, что он не желал дармового хлеба и не отлынивал от работы, обнажал, в столь раннем уже возрасте, воплотившиеся в ребёнке лучшие черты его народа, и не мог не вызывать уважения среди таких же простых работяг. С другой стороны, Вильгельм со всеми держался уважительно, неприхотливо, не переходя границ дозволенного. В своих суждениях он был серьёзен до крайности, даже резок вплоть до стоицизма - нафантазировав себе, что отец бросил его именно из-за слабохарактерности и недостоинства.

Поначалу мама то и дело спрашивала у Варвары:

- Ну и что, когда сведёшь его к немцам в консульство?

- Будет срок, сведу, - уклончиво отвечала ВАрварка, сама не понимая, какой такой срок должен исполниться и отчего она так медлит.

Может быть, вернётся ещё Ульрих… Только в то, что Вильгельм пойдёт к нему, верилось всё слабее. И потом, она ждала Николая и откладывала поход в консульство, полагая, что это может как-то навредить супругу. Или вот еще: у Варвары появилась идея, что было бы замечательно, если бы Вильгельм пошёл в школу, в первый класс. Идея эта вообще не увязывалась с канвой последних событий, но разве была она не прекрасна, такая мирная, тёплая и согревающая мятущуюся душу идея?

Вскоре и мать перестала гнать Варвару в консульство, привязавшись к мальчику не меньше, чем к собственному внуку. Как часто по вечерам, когда всё в доме уже дремало, она садилась в отблесках догорающих углей и думала: «Надо же: душа у меня - что картофелина, сверху огрубелая, покрытая трещинами и в золе извалянная, а внутри… внутри все же рыхлая, тёплая мякоть…» И удивлялась, что жива душа, не умерла, не выжгли её, не вытоптали, не вытравили, не экспроприировали…

Неизвестно, сколько бы продолжалась эта семейная идиллия, если бы однажды Варя ни вошла в дом и ни увидела слёзы в испуганных глазах Юрки.

- Что такое? - встревоженно спросила Варя. - Где Вильгельм?

- Поехал с дедом за дровами.

- А ты что ревёшь? Двойку что ли схватил?

Мальчишка сделал уклончивый жест головой, поплёлся к столу, снова сел за развёрнутые уроки. На двойку не похоже. Двойка не дала бы этих плотно сжатых в ниточку губ. За редкие двойки паренёк винился и виновато улыбался, дескать, признаю, не доработал, исправлюсь. А тут было что-то совсем иное, во много раз серьёзнее и трагичнее. Варя, не раздеваясь, подсела к сыну и опустила ладони ему на плечи.

- Что случилось, сынок?

- Мам, мы, что, теперь семья врага народа?

От неожиданности вопроса Варю бросило в жар, кровь ударила в лицо, по рукам и ногам побежали мурашки.

- Кто тебе такое сказал?

- Ребята на улице дразнятся.

- А ты не слушай этих ребят! Что несмышлёных слушать? В школе всё хорошо, никто не цепляется?

- В школе хорошо, да, спокойно!

- Ну вот видишь! А ребятам с улицы что нужно? Поразвлечься да подурачиться.

- Мам, где папа? Когда он, наконец, вернётся? - Юра плакал уже почти в полный голос.

- Вернётся, Юронька, дорогой! Надо ждать, набраться терпения! Папе там во много раз тяжелее, чем нам, но он терпит.

- А почему Леся сказала?.. Леся сказала… соседкам…

- Что Леся сказала? Когда?

Чувствуя, что ничего не может сказать из-за слёз, Юра постарался успокоиться и собраться.

- Сегодня, когда Леся забрала меня из школы. Возле дома нас остановили соседки: баба Ида, баба Настасья, а с ними Шурка эта, ведьма. Шурка давай у Леси про папку выспрашивать: где он, пора бы уже воротиться, а то как-то надолго упекли за бытовую-то драку. Может, там другая какая статья? Леся меня домой отправила, а я в дом не пошёл, остался стоять за забором и всё слышал, что они дальше сказали.

- Вы чего это, бабоньки, мне допрос учинили? Я, что ли, евоная жена? Вон Варьку допрашивайте, а моё место с краю. Я вообще скоро замуж выйду, и поминай как звали!»

- Экая егоза! А коли вас врагами объявят, как ты отмоешься?

Леся перешла на какой-то незнакомый низкий бас, было слышно, как предательски подрагивает её голос.

- С чего это нас врагами должны объявить? Не с того ли, что мы тебе, Шурка, в голодную годину зерна отсыпали?

- Нет, не из-за этого, - Шурка вроде как даже устыдилась. - А из-за того, что вы с немцами связались.

Ведьмой Шурку Юра назвал неспроста: кроме того, что для такого звания у неё была самая подходящая внешность, среди людей ходили про неё слухи, что она подколдовывает. Шурка была неопределённого возраста и одинаково своей чувствовала себя и среди баб, и среди молодёжи. Суеверные бабы водили с ней дружбу из страха, как бы ни наслала на них Шурка сглаз или порчу. Уличные ребятишки тоже её боялись, но, с присущей их возрасту отчаянностью, дразнились и тут же с воплями пускались врассыпную. Семья Варвары старалась поддерживать дружеские отношения со всеми соседями, помогать по мере возможности, делиться в трудные времена и не верить в досужие домыслы. Но, когда ведьма вот так остановила Лесю на улице, заглянув ей в самые глаза своими чёрными блестящими пуговицами, той стало не по себе, как будто Шурка могла бы теперь прочитать, как по раскрытой книге, всё её сокровенное.

- В консульстве не я работала, а сестрица моя. Я никаких сношений с немцами не имела. Да и нечего всю нашу семью подводить терзать. Мы за Варвару не в ответе, она вроде как человек взрослый, у неё своя голова на плечах решения принимает. Так что нечего меня мешать в это дело, как и моего отца. Он честный труженик, вы все его знаете! Да и сёстры мы с ней с одного боку только. Мне чужой вины не нужно!

- Так прямо и сказала? - тихо переспросила Варя, не смотря больше Юре в глаза.

- Я сам слышал, мам, своими ушами, - заверил Юра, шмыгая носом.

В этот момент из сеней донёсся шум сбиваемого с валенок снега, и не прошло и минуты, как в избу вошла румяная, улыбающаяся Леся. Варвара отпрянула от сына и сделала вид, что занимается по хозяйству.

- Привет, родственники! - сказала Леся, растягивая узел шали у себя на груди. - Что смурные такие, всё хорошо у нас?


Продолжить чтение http://proza.ru/2023/07/23/1330