Тамбовский хор, или Третий эшелон часть пятая

Астурия

Ближе к вечеру, натужно рыча, автобус поднялся в горы.
Усталой улиткой медленно переползал с одной вершины на другую. За окном проплывал фантастической красоты пейзаж с горными озёрами в окружении серых скал, на острые пики которых, словно куски ваты, были нанизаны пушистые облака. Автобус поднялся поближе к тучкам и некоторое время двигался, окутанный молочной пеленой. На одной из вершин машине удалось вырваться из облаков, которые остались внизу,  прикрыв собой глубокие ущелья и долины.
Покидали горы уже в темноте, любуясь уютно поблёскивающими огнями посёлков.
Во двор очередного колледжа приехали за полночь.
Танцорка Валя выскочила из автобуса первой и с необъяснимой поспешностью побежала к молоденькой девушке, встречающей группу. Испанка приняла её за руководителя и стала  что-то объяснять. 
Ольга немного постояла рядом, прислушиваясь к примитивному английскому и, убедившись: её не могли не заметить, но не удостоили внимания, пошла за чемоданом.
«Вот так номер, не могла Валя так поступить по своей воле – наверняка попросили хитро-мудрые тётушки или Пеньков, – гадала Ольга. – Интересно, что бы это значило? Если решили меня дублировать, сказали бы прямо…».
Клара – так звали испанку – показала жильё. На этот раз все комнаты были равнозначно-неудобными, с двухъярусными кроватями, каждая на 10-14 человек. Даже молодожёнов пришлось разлучить. Но повод для свары всё равно нашёлся, в борьбе за нижнее место схлестнулись Тамара Сергеевна и Козлова. Проблема была решена: дополнительную кровать для своей пассии притащил верный паж Рыжов.
Несмотря на поздний час, гостям накрыли ужин.
Возле Ольги за стол плюхнулся Пеньков, засопел, жадно посматривая на еду, разложенную на общем блюде. Ей пришлось сделать вид, что позвали и пересесть за другой стол: после всего случившегося не могла переносить даже вида худрука, тем более,  его чавканье.
Преодолеть неприязнь к этому человеку не было никаких физических сил.
После ужина танцорка Валя продолжила общаться с Кларой, было заметно: разговор даётся девушке с большим трудом – в ход пускались больше жесты, чем слова.  Говорила, в основном, испанка.
Ольга пару раз обошла вокруг парочки в надежде, что её наконец-то заметят, но променад, как и раньше, успеха не имел: Кларе она не была представлена, а перебивать разговор не посчитала нужным.
«Ну, и, слава богу, – не очень-то и хотелось», – размышляла отставленная руководительница, разбирая постель ко сну.
Но не тут-то было. Валя впорхнула в комнату и небрежно бросила на Ольгину кровать папку с бумагами.
– Нате вам – это программа проживания, – произнесла довольная собой девушка и, не считая нужным ничего более объяснять, проследовала мимо.
– Зачем она мне? Ты общалась, принимала документы, ты и объявляй теперь народу!
Валя явно не ожидала такого поворота событий.
– Меня никто не выбирал! – заметно стушевавшись, отрезала девушка.
«Так чего тогда лезла?», – подумала Ольга, принимаясь за изучение содержимого папки.
Сразу же стало понятно, почему Валя отдала документы: все бумаги были написаны на испанском языке. При желании можно было догадаться, например, о распорядке дня: вот дата, вот время 9-00 – значит, завтрак, 14-00 – обед, и так далее. Но многое предстояло уточнить, особенно важно было выяснить всё, что касалось концертов.
Там же лежали афиши с фотографиями выступающих ансамблей: чилийцев и местной фольклорной группы. На третьем фото, по-видимому, взятому наугад из интернета, был изображён какой-то коллектив: парни в русских рубахах лихо отплясывали «казака», рядом махали платочками девушки, разряженные, как матрёшки.
«Вот оно что… – догадалась Ольга. – И здесь наш ансамбль никто не ждал, опять затыкаем какую-то дыру…».
Она долго не могла уснуть.
«Странно, что бы значила эта Валина выходка? Если девушке захотелось попрактиковаться в языке, могла бы сделать это завтра, а не сегодня, когда решались вопросы с размещением, – размышляла она. – Скорее всего, кто-то дал ей задание пообщаться с испанцами, но в последний момент Валя струсила, поняв, что вместе с информацией руководитель получает головную боль и ответственность за выполнение намеченного плана. Тем более, у испанцев такой уровень знания английского языка, что общение с ними напоминает разговор двух глухих…».
Утром Ольга нашла руководителя чилийского ансамбля. Хуан Карлос помог разобраться с расписанием и предупредил: могут быть изменения. За деталями посоветовал обратиться к хозяевам.
Потом, смущаясь, спросил:
– Ольга, куда вчера пропала «Ладога»? Мы приехали в девять часов, а вы где были?
Истинная причина его беспокойства не была ни для кого секретом – чилийца  часто можно было увидеть в компании танцорки Даши.
После завтрака Ольга познакомилась с Кларой и попросила контактировать только с ней. Испанка представила высокого бородача лет пятидесяти,  руководителя местного ансамбля по имени Анхел. Весь разговор переводила сама: уточнили каждый пункт расписания, кое-что было тут же исправлено.
За три дня пребывания «Ладога»  должна была дать в разных городах три концерта продолжительностью сорок минут. По деловому подходу принимающей стороны чувствовалось: северная провинция Альмерия – это вам не праздный юг. Здесь, как и у басков, график выступлений был плотным.
А, главное – он был! И его наличие у хозяев не вызывало никаких вопросов!
Что говорить, от пребывания в Испании осталось стойкое ощущение: север и юг страны – это «две большие разницы».

Коллеги не давали ни на минуту забыть об оставленных сувенирах и наседали на Ольгу со вчерашнего вечера.
– Скажи водителю, пусть позвонит в Риберу, чтобы передали наши коробки, – давали указания хористки.
«Пусть, – раздражалась Ольга. – Умные какие! На каком языке я это ему скажу?».
– Иди, посмотри ещё раз в автобусе – там есть маленькая дверца рядом с багажным отделением, – ранним утром дала задание Козлова и унеслась по своим делам.
С трудом отыскав водителя, Ольга жестами стала объяснять, что именно нужно открыть в автобусе. Дедок долго ворчал, сопротивлялся, потом минут пять искал ключ, видимо, дверцу давно не открывали. Сувениров, естественно, не было.
– Ты всё в автобусе проверила? – продолжали пытать с пристрастием хористки, по-видимому, решили контролировать рассеянную начальницу.
Во время беседы Ольги с испанцами бдительные тётушки подтянулись поближе и стояли неподалёку, ожидали окончания разговора.
Услышав об оставленном багаже, Анхел обнадёжил:
– Не беспокойтесь, ваша группа отсюда поедет обратно в Рибера дель Фресно.
– Пойдём, у водителя спросим, – попросила Ольга на всякий случай.
Водитель подтвердил.
– Анхел, пусть шофёр созвонится с Хосе, чтобы сохранили наши коробки.
– Хосе уже звонил, он ждёт вас, обещал всё передать в сохранности.
Камень свалился с души.               
К тому же, появился свет в конце тоннеля – впервые за всю поездку стало известно следующее место назначения.
Однако даже после этого объявления хористки не раз с недоверием допрашивали Ольгу: «А ты точно узнала, возвратят ли сувениры? А тебе самой оттуда позвонили? И что, сам Хосе подтвердил?».
Излишне говорить, что Рыжова не трогали – после разъяснительной работы, успешно проведённой Тамарой Сергеевной, никто не сомневался: именно Ольга была виновата в происшествии в виду полной её несостоятельности, как руководителя.
Активистке, оказавшейся не у дел, было важно воспользоваться моментом и нейтрализовать соперницу – совсем скоро ансамбль вернётся домой, где знание иностранного языка не будет играть никакой роли, и Тамаре Сергеевне предстояло вновь обрести престижный статус лидера.
Ольга чувствовала: хористки следят за каждым её шагом.
За обедом Козлова заметила, как Анхел увёл Ольгу в сторону для передачи денег и небрежно бросила:
– Ну, вот, сами деньги принесли – здесь, как у басков, порядочные люди.
– Ага, ждите, сами принесут! Ольга им всё время напоминает, – Лида старалась поддержать подругу. – Вы же не знаете, о чём она общается с испанцами. Это только кажется, что всё само по себе происходит!
По дороге на концерт у Ольги было время, чтобы хорошенько подумать, как дожить до отъезда домой с наименьшими потерями – психика потихоньку начинала давать сбой.
«Не хочу больше пасти алкашей. Сами еле выползают на сцену, а мне грозят разборками! Хорошо мужики устроились – свалили всё на одну бабу и балдеют!».
Вечером, набравшись смелости, подошла к Тамаре Сергеевне.
– С этого дня я наотрез отказываюсь даже прикасаться к сувенирам. Пусть ими занимается кто-нибудь другой…
– Ну… а кто возьмётся? – заволновалась староста, услышав в голосе несвойственные Ольге стальные нотки.
– Да хоть Хвостова! По-моему, она рвётся покомандовать.

Опять без языка

Анхел совершенно не владел английским, и в случае срочных переговоров Ольге приходилось использовать язык жестов. «Ещё месяц подобного общения, и можно сдавать экзамены на переводчика для глухонемых», – невесело поделилась с Лидой.
Принимать гостей ему помогала рослая жилистая женщина тирольско-арийской внешности с пергидрольным ёжиком на голове. Сходство с уроженкой Германии дополняло высоколобое, коротконосое, как у немецкой куклы, лицо.
Дама не говорила по-английски, ни разу не поздоровалась и не считала нужным представиться. «Немка» отдавала команды на кухне резким противным голосом и за шумными, жадно налегающими на еду дикарями из России, наблюдала презрительным взглядом надзирательницы концлагеря Равенсбрюк.
– Ужас, до чего неприятная баба, – заметила Лида. – Смотрит на нас, как солдат на вошь.
– На немку похожа, хотя… откуда здесь немцы?
Первый концерт планировался на площади соседнего городка.
Артистов – чилийцев и русских – зачем-то привезли за два часа до начала представления, обрекая на бесцельное времяпрепровождение. Ольга решила предупредить  возможные просьбы капризных коллег и попыталась выяснить наличие туалета. «Немка», услышав понятное на всех языках слово, одарила просительницу уничижительным взглядом, красноречиво говорящим о её убожестве, прошагала в полном молчании городской квартал и махнула рукой в сторону кафе на противоположной стороне улицы.
На следующий день надменная блондинка вновь продемонстрировала пренебрежительное отношение к гостям: перед концертом распорядилась собраться в совершенно пустом помещении за сценой, где в ожидании выступления артистам предстояло стоять почти час, подпирая стены. Опять на Ольгу обрушился шквал возмущения, она немедленно умчалась на поиски мучительницы.
С трудом отловленная «немка» несколько минут с каменным лицом наблюдала за Ольгой, изображавшей с помощью пантомимы желание посидеть, но упорно делала вид, что не понимает.
Спас положение проходящий мимо молодой парень: сжалившись, перевёл просьбу Ольги. После жеста доброй воли ему же пришлось таскать скамейки под холодным, презрительным взглядом испанки.
В концертах, помимо «Ладоги» и чилийцев, принимали участие самодеятельные артисты из горной Астурии. Музыканты: мужчины в шляпах с низко опущенными полями, похожими на грибы-поганки и женщины в строгих длинных платьях с причудливыми тюрбанами на головах, перемещались по сцене с нехитрыми перестроениями, извлекая из музыкальных инструментов резкие и невыносимо нудные звуки. Режущую слух какофонию обеспечивали волынки, барабаны и деревянные дудочки. Традиции древней кельтской культуры представляла местная фолк-группа «El Cabazo».

На новом месте Ольгу не покидало чувство: коллектив русских артистов держат за нежеланного приёмыша, навязанного хозяевам в качестве нагрузки. Такое настроение явно не вдохновляло на полную отдачу на сцене, к тому же, сказывалась усталость от неустроенного быта, примитивной кормёжки и прочих «прелестей» испанских гастролей, слишком богатых на приключения и выматывающих бестолковой организацией.
Все дни в Астурии Ольга проживала дни без интереса – после несправедливых нападок Пенькова весь пар из неё окончательно вышел.
Не радовали даже милое провинциальное местечко и комфортная погода.
По причине летних каникул небольшой приморский городок был тихим и безлюдным. Жители, по большей части пожилые крестьяне, проводили время, ухаживая за огородами и скотиной. Аккуратные домики утопали в цветах. За оградами нередко можно было встретить необычные, экзотического вида кусты и деревья – каждый хозяин старался перещеголять соседа на радость гастролёрам, не отказывающим себе в удовольствии сфотографироваться на фоне ярких соцветий или листвы необычных оттенков – от фиолетового до лимонно-жёлтого.
Неповторимый шарм местечку придавали цветущие гортензии, их пышные, размером с голову, соцветия розовых, кремовых, голубых оттенков украшали не только уютные дворики – сочные двухметровые стебли росли по дну влажных лощин и на обочинах просёлочных дорог.
Скудный ассортимент немногочисленных магазинов гости изучили в первый же день.
Единственным развлечением оставался поход на море – всего-то пятнадцать-двадцать минут ходьбы по живописной местности. После южного зноя здешний климат с ласковым морским бризом и мягким солнцем казался настоящим раем. И русские, и чилийцы с удовольствием проводили время на природе. Гастролёров можно было встретить повсюду: в тенистой  эвкалиптовой роще они собирали дикую ежевику, небольшими группами гуляли вдоль ухоженных полей, засаженных кукурузой и клевером, делали фотосессии на пастбищах с коровами и лошадьми.
Днём Ольга и Лида пропадали у моря – сидели на высоком откосе, наслаждаясь ежеминутно меняющимся видом водной стихии, или загорали на песчаных отмелях, наблюдали, как по-хозяйски океан распоряжается узкой полоской суши – то упрямо надвигается на берег, заставляя уходить подальше от воды, то незаметно уползает, оголяя прибрежные камни. Подругам особенно полюбилась маленькая уютная бухточка, берега которой обрамляли причудливые скалы, где можно было часами любоваться игривыми волнами и их отражениями в ультрамариновой воде, похожими на россыпи разноцветных, сверкающих на солнце драгоценных камней.

Мужчины отличились

В этом райском захолустье мужская половина «Ладоги» явно заскучала. Наиболее активные страдальцы попытались прибегнуть к старому проверенному способу убивания времени. Однако всему есть предел, и на этот раз компания раскололась на «своих» и «несознательных слабаков».
Первыми сломались баянист Леонид Ильич и балалаечник Иосиф, их организмы уже всерьёз бунтовали против приёма даже малого количества спиртного. Отщепенцы всё чаще выражали протест – навязчивый запах чужого перегара к концу поездки стал просто невыносимым, о чём не раз озвучивалось выпивохам.
Любители весёлого застолья, не имея возможности с удобствами расположиться в комнате, были вынуждены уходить «отдыхать» на природу.
Однажды в автобусе, по дороге на очередной концерт, Ольга случайно услышала разговор Ивана и Пенькова.
 – Да не волнуйся ты, – вкрадчиво шептал приятель худруку, – мы ему валидол оставили, всё будет нормально…
Фёдор Гаврилович сидел, нахохлившись, пунцовое от волнения лицо выражало неподдельную тревогу. По тому, как Пеньков сердито сопел и что-то возмущённо бормотал себе под нос, Ольга поняла  – произошло что-то из рук вон выходящее.
На этот раз артисты выехали на выступление без балалаечника Перегудова, по слухам, «немного приболевшего».
Что произошло на самом деле, позднее Ольге под большим секретом рассказал Никита.
В Испании Перегудов сдружился с Рыжовым, найдя в его лице собеседника, понимающего тонкую ранимую душу музыканта. Оба были обижены на жестокое время, в котором не осталось места для высокого искусства и уважения к его служителям. К тому же, в жизненном арсенале каждого имелась трогательная история о предательстве со стороны противоположного пола.
Городок Ла Каридат с мягким приветливым климатом сблизил их ещё больше – неразлучную парочку можно было увидеть то у моря, то в прибрежной роще.
В тот злополучный день друзья не рассчитали силы и приняли больше, чем было нужно для самостоятельного возвращения домой. Перегудову, мужчине весьма преклонного возраста, обратный путь давался особенно нелегко. В конце концов, он рухнул прямо в поле, в полукилометре от колледжа.
Попытки Рыжова поднять на ноги приятеля почти двухметрового роста не увенчались успехом, его не удавалось даже усадить.
«Не надо! Больно!» – хрипел старик при каждом прикосновении.
Глаза балалаечника неестественно закатились, лицо сделалось белым, как бумага. Мгновенно протрезвев, Рыжов покрылся холодной испариной – он знал, что такое сердечный приступ и всерьёз струхнул – не хватало ещё летального исхода!
Увидел проходившую неподалёку пожилую испанку, кинулся к ней и завопил: «Доктор, доктор!!!».
Женщина с опаской приблизилась к иностранцу с неестественно красным лицом, который метался возле мужчины необъятных размеров, лежащим на земле. Но, уловив запах алкоголя, развела руками и поспешила покинуть сомнительную парочку.
Рыжов рванул в колледж, нашёл Никиту.
На ватных от страха ногах приятели приблизились к неподвижному телу  Перегудова.
– Дышит ещё! – присмотревшись, облегчённо констатировал Рыжов.
Приятели подхватили тяжеленную тушу под руки и волоком дотащили до дверей колледжа. На четвёртый этаж Перегудова втаскивали уже другие – от пережитого ужаса силы у спасателей были на исходе.
Пеньков запоздало разразился бранью. Не на шутку струхнув, он разрывался между желанием вызвать скорую и страхом нарваться на международный скандал – если врачи зафиксируют нарушение режима и сообщат начальству фестиваля, его и без того шаткой карьере придёт конец. Решил обойтись собственными средствами: валидолом да корвалолом, к тому же, Никита предупредил, что испанцы могут отказать лечить пьяного гостя даже при наличии медицинской страховки.
После этого происшествия до худрука, наконец, дошло: пришла пора «завязывать». Сам-то он, благодаря крестьянской закалке, сколько ни пил, держался молодцом, но понимал: случись с кем-нибудь из артистов что-то серьёзное, отвечать по штату придётся ему.
Это не оставленные сувениры, которые можно было свалить на Ольгу. Пьянку на неё не повесишь.
Пеньков не сумел скрыть от коллектива позорный случай и получил от Зои Васильевны серьёзный нагоняй.  Чтобы реабилитироваться, решил разыграть спектакль под названием «показательная порка».
Перед утренней репетицией, надев маску праведника, худрук нервно вышагивал перед строем артистов в майке-алкоголичке и смешных коротеньких штанишках.  Настраивая себя на воинственный лад, особенно сердито выговаривал опоздавшим. Убедившись, что все в сборе, приступил к обвинительной речи.
– Товарищи! – значительность момента требовала от оратора выдержать долгую паузу. – В коллективе произошёл вопиющий случай. Два наших артиста чуть не сорвали выступление. Мы требуем, чтобы виновные объяснились и попросили прощение. Они знают, о ком я говорю…
Жаждущие мести хористки пожирали отщепенцев глазами, полными праведного гнева. Рыжов вышел из строя, изображая раскаяние, опустил голову, обнажив новорожденную плешь.
– Обещаю… никогда больше не делать так, как вчера… не пить до конца поездки, – произнёс невнятно, словно нашкодивший переросток на пионерской линейке.
Роль была сыграна бездарно: в интонации улавливалась наигранность, мол, ладно, покаюсь, только отстаньте.
Перегудов, в отличие от приятеля, не решился паясничать на публике. Постарался придать лицу трагическое выражение и медленно выдал заготовленную фразу:
– Друзья!.. Поймите, пожалуйста, и – простите! Именно вчера была годовщина моей свадьбы!
Воцарилась тишина – никто не ожидал от балалаечника такой находчивости. Тамара Сергеевна с сомнением покачала головой, а Козлова прокомментировала:
– Хорошо, что не сказал –  круглая дата со дня смерти любимой тётушки.
Не было ни одного человека, кто бы усомнился – отмазка была придумана.
Иван, будучи не в силах наблюдать, как женский пол изгаляется над собутыльниками, сердито пробасил:
– Ишь, какие судьи нашлись – и кто тут не пьёт? Все пьют!
– Кто это все? Ты говори, да не заговаривайся! – возмутилась Тамара Сергеевна.
– Да ты и есть первая заводила! Скажешь, нет? Всё время  компании собираешь!
– Всё, всё! Хватит базара! Давайте репетировать! – Фёдор Гаврилович учуял угрозу в разгорающейся перепалке: не ровен час, и до него доберутся на глазах у всего коллектива а, главное, в присутствии Зои Васильевны…
Луарка

Последний концерт в соседнем городе Луарка давали одни россияне. Выступление завершилось фуршетом – неожиданный подарок был устроен местным консулом по культуре. В первом часу ночи падающих от усталости артистов отвезли в ресторан. Узкий длинный стол был щедро уставлен бутылками с вином и изысканными закусками, источавшими головокружительный аромат. На тарелках аппетитно, слово на голландском натюрморте были разложены кольца кальмаров, приготовленных в нежном хрустящем кляре, креветки, мидии, прочие разнообразные морские гады, пряные копчёные колбаски чоризо, фаршированные и натуральные оливки. Особенно привлекательно смотрелись красно-коричневые, с тонкими прожилками сала, ломтики знаменитого «хамона». Артисты, соскучившиеся по хорошей еде, воспрянули духом – наконец-то, первый раз за всю поездку, довелось отведать настоящих испанских деликатесов.
Очень скоро Ольге пришлось оторваться от яств: Анхел представил её хозяевам и попросил сказать несколько слов. Но и после дружеских тостов продолжить трапезу ей так и не удалось. Супруга консула взяла гостью в оборот и стала выкладывать подробности своей семейной жизни. Из доверительного рассказа Ольга узнала: мужа статусной дамы перевели в экономически отсталую Астурию совсем недавно из более богатой провинции, и она не была в восторге от перемен – место глухое, молодёжь уезжала в большие города.
– Здесь совсем нет прироста населения, много пожилых людей, – добавил консул с видимым сожалением.
 «Ого, – поразилась Ольга, – вот о чём, оказывается, переживают здешние  чиновники – о населении и его уровне жизни! Вот где настоящий государственный подход!».
Сейчас невозможно представить главу какого-нибудь района российской глубинки, беседующего на вечеринке о проблемах демографии. Вместе с социалистическим прошлым сгинули в небытиё показатели благосостояния народа, цифры, графики достижений, которые регулярно публиковались в печати, вывешивались на стендах учреждений, гордо колыхались над толпой на плакатах и транспарантах в праздничные дни. Никто не занимался анализом достигнутого уровня жизни в условиях «суверенной демократии» в сравнении с советским периодом. И, тем более, с более развитыми странами. Скорее всего, сравнивать было нечего.
Хотя российские чиновники не вылезали из-за границы и видели там немало хорошего, перенять положительный опыт почему-то не спешили. Для чего лишняя головная боль слугам народа? Им и так хорошо…
Чтобы как-то поддержать разговор, Ольга пригласила супругов в Россию.
– Нет, мы не можем – Санкт-Петербург и Москва для нас слишком дорогие города!
– Да, для иностранцев дорогие, – согласилась Ольга, и после паузы тихо добавила, – теперь уже и для русских тоже.
По правилам хорошего тона артистам предстояло что-нибудь исполнить.
Пеньков засуетился, торопливо подчистил свою тарелку и, не прекращая жевать,  скомандовал:
– Строиться! Всем строиться!
С большой неохотой оторвавшись от еды, артисты сгрудились у стены. Нестройно, без энтузиазма затянули «Подмосковные вечера». Убедившись, что хор выполняет задание  без его помощи, Фёдор Гаврилович потянулся к столу за очередным куском…

И снова на юг

В день отъезда из Астурии тепло попрощались с чилийцами. Дружелюбные, весёлые ребята, две недели кочевавшие с «Ладогой» по испанским просторам, стали почти родными – ничто так не сближает людей, как общие тяготы. Судя по всему, организаторы фестиваля отдали должное мастерству латиноамериканцев и посчитали их выступления достойными столичной сцены: на этот раз счастливчики направлялись в Мадрид.
Чилийцы, не скрывая удивление, терпеливо подставляли щеки под троекратные поцелуи русских «амигос» – у них принято целоваться только раз. Сделали снимки на память, обменялись адресами.
В стороне ото всех стояла парочка, для которой церемония прощания не была формальностью – смуглолицый красавец Хуан Карлос долго не отпускал от себя Дашу и  тщетно пытался удержать улыбку на лице, ставшем вдруг по-детски беззащитным. Было видно: выдержка давалась мужчине с большим трудом.
Наконец автобус с чилийцами скрылся за поворотом.
Россияне отъезжали позднее, в одиннадцать часов. После завтрака, наученные горьким кочевым опытом, артисты кинулись закупать в дорогу еду и знаменитый сидр – визитную карточку региона. Все прекрасно понимали, какие испытания ждут впереди:  неудобоваримый сухой паёк – багеты всё с той же ярко-красной колбасой и долгое непредсказуемое путешествие, на которое гарантированно обрекал неисправный автобус.
К десяти часам готовая к отъезду группа артистов расположилась в тени террасы.
В компании мужчин, в неизменном «мини», высоко задрав ногу за ногу и эффектно отставив руку с сигаретой, сидела Козлова и что-то взволнованно вещала на публику – низкий прокуренный голос эхом гремел меж каменных стен.
Заметив Ольгу, накинулась с напором уличной торговки:
– Ты почему вчера объявила отъезд на одиннадцать? Говорила: водитель должен выспаться? Вон он уже час стоит, ждёт нас, пока соберёмся. Может, ты чего-то не поняла? Опять приедем поздно ночью!
Ольга поплелась к испанцу, написала на бумажке время, переспросила.
– Си, си, о-кей! – подтвердил тот, сочувственно наблюдавший за разыгравшейся сценой.
–  Всё правильно, в одиннадцать! Время не я назначаю, а шофёр, – парировала Ольга, а про себя подумала: «Опять попало ни за что, ни про что… штатного гида небось  не посмели бы терроризировать, а со мной каждый норовит поумничать».
– Что ты к ней пристала, –  заступился Никита, – вчера приехали в два часа ночи. У них европейский закон – водитель может сесть за руль только через определённое время, не раньше.
Долгой дорогой баба Нюра развлекала соседок разговорами.
Из уст не обременённой интеллектом бывшей примы, всё ещё одержимой желанием привлечь к себе внимание, практически без перерыва лились словесные потоки, слегка приправленные сомнительным смыслом. Нисколько не беспокоясь о самочувствии слушателей, старушка с мельчайшими подробностями описывала мебель в своей квартире, новый сервиз, шкатулку с украшениями, наряды и шубы – всё, что было накоплено непосильным трудом и являлось смыслом её жизни.
– Оль, неужели она не понимает, что это никому неинтересно? Разве только таким же, как она, мещанкам? – пожаловалась Лида на остановке. Ей не повезло сидеть неподалёку от неутомимой рассказчицы и приходилось выслушивать совершенно ненужную информацию. – Вообще-то, я завидую тем, кто не заморачивается высокими материями – им легче жить. Наличие дорогого сервиза и шубы снимает все вопросы по поводу напрасно прожитых лет. Выставить напоказ блеск и мишуру, положить жизнь на то, чтобы вызвать у соседа зависть нарядами или новой машиной – как это всё по-нашенски, по-русски!

Часов в девять вечера, когда до цели оставалось несколько часов, сидевшая возле водителя Анька Хвостова пробралась в конец автобуса, к Ольге.
– Шофёру только что позвонили – мы едем совсем в другое место, он показал на карте – недалеко от Рибера дель Фресно.
– Господи, опять мимо сувениров! Опять нужно голову ломать, как их получить!
В первом часу ночи автобус въехал во двор последнего пристанища, пятого по счёту за время путешествия.
На пороге общежития очередного колледжа гостей встречал средних лет, плотного телосложения, импозантный красавец-мачо. Проигнорировал попытки Ольги задать вопросы и дал отмашку следовать за ним. Показал коридор с комнатами, в конце которого располагались душевые и туалеты.
«Ну, началось! Опять придётся общаться на языке глухонемых! Добро пожаловать на мавритано-арабский юг…», – устало подумала Ольга.
Гастролёры быстро смекнули, что и в этом месте порядка не будет и толпой ринулись внутрь здания. На этот раз Ольга и Лида не стали надеяться на бабу Нюру и в ближайшей комнате заняли нижние места на железных двухъярусных койках. К ним заглянули танцорки Даша и Настя и, оценив соседство, судя по всему, их устроившее, втащили багаж – маленькие комнаты были рассчитаны на четверых. Кроме кроватей имелся шкаф для одежды, два стула и зеркало на стене – условия просто роскошные!
Коридоры располагались по обе стороны лестницы, комнат хватало всем, с лихвой. Непьющие мужики поселились в другом крыле, подальше от компании Пенькова, захотели напоследок пожить в спокойной обстановке и подышать воздухом без перегара.
На поздний ужин хористки собирались шумно, явно возбуждённые каким-то происшествием.
– Как вам не стыдно, выгнали пожилую женщину! – выговаривала неуёмная правдолюбка Тома Лилечке и Тамаре Сергеевне.
– Мы не выгоняли, только сказали, что все места заняты! Комнат полно в другом крыле!
– Да там только мужики, что же ей, одной жить в комнате?
– Я перейду жить к Нюре, – пообещал кто-то из хористок, чтобы прекратить спор.
А случилось вот что.
В Астурии озорница-судьба распорядилась таким образом, что капризным дамам из «президентской группы» пришлось-таки пожить в одной комнате с бабой Нюрой, а потом, на протяжении двенадцатичасового пути, выслушивать её нескончаемое и бессмысленное бормотание. Очумев от такого соседства, члены элитной тусовки решили на новом месте во что бы то ни стало поселиться подальше от источника раздражения.
При заселении старушка с тяжеленным чемоданом, с трудом лавируя среди толпы, осаждавшей помещения, несколько раз торкалась в комнаты. И везде получала отказ, мол, мест больше нет. В конце концов, ей пришлось довольствоваться комнатой в противоположном крыле, где обосновались трое трезвенников.
Очутившись в одиночестве, вдали от основного коллектива, баба Нюра осознала весь ужас сложившегося положения: она осталась без зрителей и слушателей. Опытная артистка сорвалась в истерику, предварительно открыв дверь пошире, чтобы рыдания были хоть кем-то услышаны. На шум сбежался народ, и обиженная старушка, вдоволь насладившись вниманием окружающих, заявила, что не выйдет к столу…
Услышав об объявленной голодовке, Пеньков решил встать на защиту старой боевой подруги.
– Что там случилось? Почему не пустили в комнату? – придав лицу строгости, подступил к «президентской группе».
– Да ей просто объяснили, что все места заняты! – раздражённо отреагировала Тамара Сергеевна.
Не желая ввязываться в спор со скандальной старостой, Фёдор Гаврилович пошёл  по пути наименьшего сопротивления и перекинул праведный гнев на Ольгу, отлично понимая: на неё можно повесить всё, что угодно – грубости в ответ не услышишь.
– А ты чего зевала? – грубо окликнул шеф.
– В смысле? – опешила Ольга,  краем уха слышавшая о конфликте.
– В смысле! – передразнил Фёдор Гаврилович. – Ты обязана была всех расселить!
– Да… вы… что! – Ольга потеряла дар речи. – Разве я когда-нибудь расселяла по комнатам? Как можно остановить толпу? Все неслись, как угорелые!
Тамара Сергеевна и Лилечка, довольные, что гроза прошла мимо, невинно опустили глаза, разумно рассудив, что в такой ситуации лучше помалкивать, переждать, пока шеф успокоится. Лезть на рожон, чтобы защитить Ольгу, активисткам не пришло в голову. Не для этого они её пропихивали в начальники.
За ужином Столбова, собирая еду для бабы Нюры, демонстративно ухватила последний кусок ветчины прямо из-под носа у Ольги, пытавшейся поймать его на вилку.

Красавец-мачо

– Красота-то какая! – возглас Лиды разбудил остальных постояльцев комнаты. 
Ослепительный солнечный свет щедро заливал комнату, обещая душный знойный день. Деревенский пейзаж за окном навевал покой и умиротворение: за оградой колледжа, лениво перетоптываясь по сухой траве, паслись два ослика – белый и серый. Вдали, на фоне бирюзового неба яркой декорацией сияли ослепительно-белые домики и шпиль церквушки.
 На первом этаже, в столовой гремели посудой. Вчерашний «мачо» помогал немолодым расторопным испанкам накрывать стол для завтрака.
«Наверное, начальник общежития», – подумала Ольга и подошла знакомиться.  Эухенио нарисовал на бумаге время обеда и ужина. Вопрос о концертах понял с трудом и затвердил: «Хосе Маса, Хосе Маса», – и показал на часах цифру 2.
«Отлично, до двух можно погулять», – догадалась Ольга.
За скудным завтраком, который можно было с натяжкой назвать «европейским», она объявила коллегам распорядок дня и с небольшой компанией отправилась знакомиться с последним местом, приютившим гастролёров.
Городок Фрегенал де ла Сьерра, как и Рибера дель Фресно, имел явные признаки долгого присутствия арабской цивилизации: те же узкие безлюдные улицы и наводившие тоску однотипные дома с закрытыми ставнями. И тот же обжигающий зной. Путниц немного развлёк уличный базар – на развалах можно было отыскать дешёвую и вполне приличную одежду и обувь.
После обеда, проводив завистливым взглядом коллег, направившихся кто куда: молодёжь – в город, те, кто постарше – прилечь отдохнуть в прохладных апартаментах, Ольга заняла место на лавочке у входа.
Нужно было ждать обещанного Хосе.
Эухенио по случаю приезда гостей нарядился во всё белое и казался себе неотразимым. Природа наградила испанца внешностью «типичного средиземноморского мачо», ни минуты не сомневающегося в своём предназначении – разбивать женские  сердца. На этот раз провинциальный красавец надеялся произвести впечатление на симпатичную русскую, и был явно настроен на романтические приключения.
Он несколько раз, яко бы по делам, продефилировал мимо Ольги и, не увидев признаков интереса, присел рядом.
Не подавая вида, что заметила страстные взгляды, Ольга произнесла официально-холодным тоном:
– Где Хосе? – и для верности постучала по стеклу наручных часов.
– Си, си, Хосе… – Эухенио явно обрадовался возможности пообщаться и выдал длинную тираду на испанском языке.
Не обращая внимания на жесты Ольги, пытавшейся остановить бессмысленный поток слов, собеседник не прекращал тараторить, недвусмысленно заглядывал ей в глаза и порывался взять за руку.
Парочку заметил Никита и бочком, вежливо-предупредительно покашливая, приблизился. 
– Оль, спроси, бассейн тут есть? «Писина» по-ихнему, – ткнул пальцем в русско-испанский разговорник.
– Писина, писина, маньяна, маньяна, – вновь подхватился Эухенио, махнув рукой куда-то в сторону, и добавил:
– Хосе Маса…
– Начальника фестиваля нужно ждать, он обещал приехать после обеда, – объяснила Ольга. – Тогда и бассейн будет.
Эухенио позвали на кухню.
Ольга углубилась в чтение: книжечка рассказов Бунина не раз помогала скоротать время.
Прошёл час, другой. Никаких признаков гостей не было и в помине…
Ольга решительно поднялась и, по наводке кухонных тётушек, направилась на поиски непутёвого хозяина, по-видимому, наслаждавшегося сиестой. С трудом отыскала апартаменты, занимаемые им на самом верхнем этаже.
– Эухенио, где Хосе!? – громкий голос разбудил испанца, сладко подрёмывавшего в кресле-качалке под монотонный шум вентилятора.
Увидев Ольгу, он обрадовался, проворно вскочил, и, не обращая внимания на её сердитый тон, стал по обыкновению что-то убедительно и ласково лопотать, крепко взяв за руки выше запястья и пытаясь привлечь к себе. Уловив знакомое слово «bella», гостья  вырвалась, отойдя на безопасное расстояние. На долю секунды в глазах Эухенио промелькнуло злое разочарование, но, собравшись, в следующее мгновение он продолжил игру, неестественно-театрально отпрянул, изобразив обиду, удивлённо поднял брови – почему, мол, нельзя? Я же такой красивый?
До Ольги, наконец, дошло: «Бедолага, видимо, по-своему понял, почему я, как овца, хожу за ним вместо того, чтобы как остальные, бегать по магазинам».
На ужин Эухенио выставлял бутылку красного вина на четверых. Трудно сказать, хватало ли этого артистам, но на новом месте Пеньков и его ближайшие друганы почти не пили. Возможно, причиной воздержания был изнуряющий сорокаградусный зной или содержание алкоголя в крови достигло критической массы. Или отрезвил случай с Перегудовым.

На следующий день, едва отбившись от атак хористок, по обыкновению в штыки  воспринявших информацию о неизвестности по поводу дальнейших планов, Ольга заняла свой привычный пост под навесом.
Уютный двор, традиционно располагавшийся с северной стороны здания, был чисто выметен, полит водой из шланга и в утренние часы манил прохладной тенью. Плетистые розы в напольных горшках источали тонкий аромат. За сетчатым забором тянулся скучный пустырь, до самого горизонта заросший сухостоем цвета разбеленной охры.
На самом пекле неподвижно стояли всё те же ослики, изредка лениво пощипывая сухую траву, лишь после полудня появлялась лёгкая кружевная тень от единственного доступного им чахлого деревца, и ослики перемещались под её ненадёжную защиту. Неподалёку, обречённо опустив голову, паслась стреноженная лошадь.
«Вот и я так же, как бедные животные, сижу тут, словно на привязи», – взгрустнула Ольга.
– Послушай, у меня предложение, – подсела Лида, оставшаяся дома по причине солидарности с подругой. – Тут рядом, в этом же дворе, есть что-то типа школы искусств – я видела классы музыки, живописи. Давай сходим, вдруг кто-нибудь говорит по-английски?
Идея оказалась плодотворной. В одной из комнат на звуки английской речи откликнулась тщедушная некрасивая девушка. Поговорив с Розарией, Ольга облегчённо вздохнула: сотрудница обещала найти начальника фестиваля и выяснить насчёт концертов и оставленных сувениров. Записав вопросы на бумажке, испанка попросила зайти на следующий день.
Лида всё-таки убежала в город – она почти отчаялась выполнить заказ мужа, заядлого футболиста, пообещавшего друзьям подарки из Испании. Он не сомневался: испанцы, став чемпионами мира по футболу, наверняка выпустят сувениры и одежду с символикой мундиаля. Но в местах, где останавливался ансамбль, искомые товары не встретились ни разу.
– Ну, с басками всё понятно: у них особое отношение к стране, а Астурия? А Бадахос? – недоумевала измученная поисками подруга.
Тем временем Ольга продолжала добросовестно высиживать на своём посту.
Небесное светило двигалось по своему неизменному маршруту, разливая испепеляющий жар на крышу навеса и асфальтовое покрытие двора. Не в силах противостоять беспощадному зною послеполуденного солнца, вместе с тенью уходила прохлада.
Мимо Ольги, по каким-то своим делам, пробежал Эухенио; обнаружив всё ту же русскую, проводящую досуг в компании с книгой, искренне удивился.
Неумолимый инстинкт охотника заставил притормозить.
Испанец поприветствовал Ольгу и с важным видом пригласил в столовую, широким жестом покровителя распахнув дверь. Усадил возле вертушки, без особого успеха гоняющей по комнате потоки тёплого воздуха, принёс стакан воды со льдом.
Ольга сдержанно поблагодарила и опять пристала со своими вопросами.
Судя по красноречивым взглядам, Эухенио было глубоко наплевать, о чём пыталась расспросить гостья, от волнения переходящая с английского языка на русский. Ответов он всё равно не знал. В данный момент ему был важен сам процесс беседы с красивой женщиной и, чтобы подольше её удержать, старательно делал вид, что хочет понять её вопросы и помочь: чертил какие-то схемы, рисовал цифры и фигуры, бурно жестикулировал, нарочито медленно, по слогам, выговаривал слова.
Но Эухению был не в силах усмирить горячую кровь и, не прерывая словесного потока, время от времени позволял себе, как бы невзначай, дотронуться до гостьи.
Ольга с большим трудом выудила ценную для себя информацию: испанец отвечал только за ночлег и еду, и не имел никакого отношения к концертам и фестивалю. Это меняло дело. «Мачо» уже не представлял интереса, однако уходить из прохладного помещения не хотелось.
Темперамент не давал испанцу сидеть на одном месте более одной минуты, он вскакивал и начинал хаотично перемещаться – то бежал на кухню за очередной порцией воды, то снимал с полок за буфетной стойкой подарки гостей из разных стран. Во время демонстрации сувениров он низко наклонялся к Ольге и, между делом, успевал слегка обнять.
– Руссия, – показал деревянную статуэтку двух танцоров с раскосыми глазами в бурятских национальных костюмах.
«Наверное, буряты и здесь недавно отметились, что ж, опять мы движемся по маршруту «третьего эшелона», – невесело подумала Ольга.
Объяснять Эухенио, что буряты – не русские, хотя живут в России, не было смысла. Всё равно не поймёт.
В дверях столовой, обычно закрытой в перерывах между трапезами, показалась  любопытная физиономия Аньки Хвостовой.
Девушка пришла на звуки русско-испанской речи, что само по себе показалось весьма странным, подозрительно посмотрела на Ольгу: надо же, болтает с испанцем, а сама заливает, что ничего не знает!
Анька поймала вопросительный взгляд Эухенио, кивнула на стакан с водой, выдав заученные по разговорнику слова:
– Аква фриа?
– Си, си, – испанец вскочил и, спеша поскорее отделаться от назойливой посетительницы, вручил Аньке бутылку холодной минералки.
Незваная гостья не без сожаления исчезла, а собеседники продолжили своё  необычное общение. 
Минут через пять могучая фигура Аньки вновь нарисовалась в дверях.
– Control? – прыснула Ольга, выразительно посмотрев в сторону Аньки. Понятное на всех языках слово эхом отозвалось в просторном помещении. Эухенио засмеялся, оценив шутку.
– Ничего я не контролирую, – сердито пробурчала Анька, потоптавшись возле двери, но, на этот раз не найдя причины, чтобы остаться, нехотя ретировалась, по-видимому, теперь уже насовсем.
Возмущённо бормоча, Эухенио демонстративно закрыл за ней дверь на ключ и, решив не терять времени на разговоры, подступил к Ольге, опасно нагнувшись к её лицу.
– No, no, – Ольга вырвалась из сильных рук темпераментно засопевшего мужчины и, чтобы переключить его внимание, спросила на смеси испанского и английского языков:
– Аnd what about piscina?
Уловив знакомое слово, Эухенио вдохновенно затараторил: «Маньяна, маньяна».
Истинное значение этого, столь любимого испанцем слова, Ольга узнала позднее, полазив по словарям. Оно могло означать и «завтра», и с некоей приставкой «послезавтра», и даже: «будет, но потом когда-нибудь» – в общем, ничего конкретного.
В широком смысле – это слово отражало философию неспешной и праздной жизни латиноамериканцев. Если здешний абориген не хотел что-то делать, говорил: «маньяна» и мог забыть об обещанном. Волшебное слово «маньяна» легко и непринуждённо откладывало на вечность то, что нужно было сделать завтра.
Судя по всему, Эухенио разуверился в успехе своих ухаживаний и жестом показал Ольге следовать за ним. Прошёл через кухню во внутренний двор, завёл мотор белого, явно не первой свежести, «Мерседеса», включил кондиционер и, подождав минут пять, пригласил Ольгу в охладившийся салон.
Как и полагалось настоящему «мачо», медленно ездить Эухенио не умел – машина, дребезжа и визжа на поворотах и поднимая пыль, понеслась по дороге. Через пару километров остановилась возле бассейна.
Испанец проводил спутницу в бар, с важным видом поставил перед ней стакан кока-колы со льдом и принялся болтать с барменшей. Из окна открывался вид на купальню, откуда слышался гул голосов и взвизги местной малышни, радостно плескавшейся в прохладной воде. Родители отдыхали на лежаках или на ухоженном газоне. Убедившись, что Ольга увидела всё, что нужно, Эухенио кивнул на выход.
«Мерседес» въехал во двор колледжа в тот самый момент, когда его постояльцы  возвращались из города. Кавалер галантно открыл дверь шикарной иномарки, подал руку Ольге, помогая выйти. Хористки, изумлённые открывшимся зрелищем, застыли на месте,  провожая парочку недобрыми взглядами.
У скучающей компании появилась новая тема для  обсуждения.
Решив, что гостья получила достаточно внимания, Эухенио закрыл дверь столовой на ключ и приступил к главному.
– Сиеста, серенада, сангрия, ночес, – поток слов не нуждался в переводе – всё, что Ольга могла понять из темпераментной речи, складывалось в довольно логичную смысловую цепочку. Эухенио написал на листке бумаги цифру 12 и для верности показал её на циферблате часов. Крепко схватил за плечи и прижал к себе.
– No, no, – еле вырвавшись, Ольга поспешила покинуть не на шутку распалённого  «мачо».
От греха подальше.
– Si, si! – упрямо твердил Эухенио вслед.
«На самом деле было бы совсем неплохо посидеть где-нибудь в баре со стаканчиком сангрии, послушать песни под гитару, – размышляла подневольная руководительница. – И получить компенсацию за все мучения, за потраченные в поездке нервы».
Но, к сожалению, будучи «при исполнении», Ольга даже этого не могла себе позволить: бдительные соотечественницы никогда б не простили ей самоволку, тем более,  и сами были не прочь вкусить прелестей заграничной жизни. Коллеги по сцене, артисты до мозга костей, словно наркоманы, жаждали ежедневно, ежечасно получить дозу внимания к собственной персоне и ревностно следили, чтобы кому-нибудь другому не досталось больше. Иначе их «ломало».
Ольга не переставала удивляться этим странным женщинам, но отдавала себе отчёт: не приведи господи, если заметят, как она поздно вечером отправляется с Эухенио в неизвестном направлении! До конца дней её жизнь будет сопровождаться небылицами, раскрашенными неуёмной фантазией обойдённых вниманием артисток.
Тем же вечером Ольге привелось ещё раз пообщаться с Эухенио – нужно было показать рачительному хозяину, что к концу второго дня пребывания в санузлах закончилась туалетная бумага.
В коридоре они лоб в лоб столкнулись со Столбовой, по обыкновению, разнаряженной в пух и прах. Испанец окинул Свету дежурным оценивающим взглядом и продолжил неоконченную фразу: судя по всему, худосочная кокетка его не вдохновила.
Спустя некоторое время Света отыскала Ольгу и напористо подступила с допросом:
– Что он тебе сказал про меня? – во взгляде испанца ей померещилось какое-то особое значение.
– О тебе? Ничего… мы разговаривали о делах.
Столбова отошла, недовольным видом показывая, что не поверила подруге: наверняка пожелала оставить воздыхателя при себе.
«Ну и, бабы – совсем помешались на мужиках!» – с жалостью подумала Ольга, глядя ей вслед.   

(Продолжение следует)