Магистраль

Магистраль

Назар Шохин

Бог ты мой, сколько знаменитостей побывало таксистами! Это и князь Феликс Юсупов, убивший, как известно, Григория Распутина. И герой Роберта Де Ниро в знаменитом «Таксисте», и Шлыков из не менее любимого зрителями фильма «Такси-блюз». А еще – великолепная Жанна Агузарова.

Про короля Иордании Хусейна рассказывают, что он переодевался таксистом и возил пассажиров по улицам своей столицы, узнавая таким образом, чем дышит народ.

Таксист Саид

Ближе к главной автостоянке ташкентского вокзала стоят группой, крутя на пальцах ключи от автомобилей, водители, вынашивающие хитроумные схемы «отъема» как можно большего количества денег у населения, а напротив – тьма-тьмущая надеющихся быстрее и как можно дешевле доехать до цели.

Обжуливание клиентов водители здесь, откровенно говоря, считают своим долгом, можно сказать даже, для них это дело чести, и никакие ссылки пассажиров на землячество и бедность не спасают. Бывалые бомбилы дерут неимоверно, даже когда неожиданно и срочно нужно ехать например, на похороны.

Наш герой Саид совсем вроде не бомбила и не из тех нахалов, которые в дождливый день обдают грязной водой из-под колес встречных старушек с авоськами. Отец его всю жизнь возил хозяина на фаэтоне, этим занимался и дед, а теперь водит авто он – выпускник сельской школы и техникума.

Саид живет в спальном районе Ташкента в квартире родственника. Начинал работу таксистом с арендованной «Нексией», а сейчас у него – своя роскошная черная «Малибу».

С клиентами Саид просто и вежливо поддерживает беседу – говор у него не уличный, не блатной приаэропортовский, а вполне приемлемый для столицы, так сказать, универсальный.

Известно, что многолетние извозчики – практически профессиональные психологи. Они, например, сразу распознают «очкастого лоха-ботаника» или, напротив, того пассажира, с которым лучше не связываться.. Впрочем, «и на старуху (читай “на таксиста”) бывает проруха»…
– Оказался тут один из органов, – сетовал однажды Саид. – Я думал, что он интеллигент, а он уже через полчаса обозвал меня «лошарой педальной в обтертой кожаной куртке».

Люди, подобные Саиду, – это, скорее всего, мелкая буржуазия. Сын Саида учится в очень дорогом, престижном ташкентском филиале европейского вуза. И, если хочешь потрафить обладателю «Малибу», – похвали его сына и вообще – распроси его об отпрысках.

Саид (и это не удивительно) изъездил пол-России. Работал в армянском кафе где-то в густом лесу Подмосковья, откуда, по его признанию, еле сбежал. Таксист может рассказать сотню историй и про разные евразийские города, но «выносит мозг» своим пассажирам он именно рассказами о российских мегаполисах.

Храбрый народ, скажу вам, эти таксисты. Мало ли кто может сесть к ним – особенно ночью и, например, в абсолютно безлюдном месте! Сутенеры, воры, бродяги, наркоманы, хулиганы... Они, наверное, пугают таксистов ножом, монтировкой или битой… В Нью-Йорке, где, как оказалось, живут родственники Саида, «убивают по 50-70 таксистов в год».

Обращает на себя внимание, что: почти все междугородние таксисты не выезжают в Ташкенте дальше первого моста. Уважающий себя таксист соблюдает негласное правило – не пересекать границу района, к которому он прикреплен.
 
Пробки

В выходные и предпраздничные дни при выезде из Ташкента можно попасть аж в несколько заторов, или пробок, как их давно уже называют в народе. И это, если не считать столпотворений авто рядом с крупными оптовыми столичными рынками, а также голосующих чуть ли не посреди проезжей части людей, мешающих движению.

В больших загородных заторах водители ведут себя в целом довольно прилично – истерично сигналящих почти нет, а наш главный герой Саид, не обижая никого, виртуозно вписывается в образовавшиеся пустоты. В заторах водители становятся доброжелательными: действует негласная шоферская солидарность. Здесь с готовностью пропустят особо спешащих, стоит только включить поворотник и высунуть в окно указательный палец.

Приблизительно через полтора часа после выезда из Ташкента образуются «горла бутылок»: машины двигаются черепашьим ходом до самого горизонта. Аккуратно переключаются светофоры, но на них никто не обращает внимания. В этом случае нелишней была бы помощь регулировщика, но если его нет – так и будет продолжаться.

В пробках Саид закрывает окна, спасая своих клиентов, очевидно, от выхлопных газов, но в салоне становится душно.

«Малибу» покорно томится в пробках, внимание Саида лишь изредка привлекают «неадекваты» – либо мажоры, либо абсолютные бестолочи, пытающиеся на своих роскошных автомобилях обогнать, нарушая правила.

Иногда Саид все-таки открывает салон и встает на стойку двери, приставив правую руку козырьком на лбу: с высоты прекрасно видно, где начинается проклятая очередь и кто виноват в ее появлении. Шофер смотрит на все происходящее в несколько иной оптике.

– Сегодняшние пробки отнимут два часа, – может заранее предупредить водитель. А потом он ударяется в личные воспоминания о нагромождении гор из тяжелых намокших бревен в широченных российских реках, однако более десяти-пятнадцати минут тема речных заторов не муссируется.

Заторы похуже бывают и в самом Ташкенте: растянувшиеся на километры по трассе разноцветные автомобили похожи на пеструю, переливающуюся цветными заплатками курпачу. Ближе к началу и концу рабочего дня самый моторизованный город республики вязнет в плену жестяных коробок, сковывая параличом движение пешеходов; нервные ташкентцы движутся в нервных автомобилях.

Заторы создают своеобразную атмосферу всеобщей покорности перед судьбой: тут, в отличие от заавтомобильной жизни, оказываются равны все – и обладатели дорогих «Малибу», и владельцы дешевых «Матизов».

А заторы, по-видимому, будут всегда, пока будут «мешаться кони, люди», пока будут изобретаться новые средства передвижения.

Пожар

Однажды кто-то позвонил таксисту на сотовый телефон. Разговор длился меньше минуты и, судя по реакции шофера, собеседник предупредил о какой-то нештатной ситуации на предстоящем участке дороге.

Менее чем через десять минут стал ясен и повод телефонного разговора: издали виднелись языки пламени, островерхие протуберанцы, кудрявые черные клубы дыма – на бетонном участке дороги горела черная «Нексия».

Огонь сползал к высокому бордюру, накрывая упавшие неподалеку от взрыва части автомобиля. Дул ветер, расплетая кудри аварийного дыма по автомобильным бокам. Взлетали и тут же падали лохмотья горящей резины.

Пока подоспевшая пожарная машина тушила огонь, железный остов «Нексии» накренился, «подарив» какому-то автомеханику жестяные фрагменты прерванной происшествием езды.
– Замкнуло в электропроводке, – спокойно оценил ситуацию Саид. Ясно, что это не первый, и не десятый такой пожар в его водительской практике.
Наш «Малибу» тем временем удачно свернул в один из боковых проемов бордюра.
Редкие наблюдавшие за пожаром пассажиры высовывались в окно, пытаясь снять происходящее на смартфон.

– Если видишь во сне пожарный наряд – это к помощи тебе в необычных обстоятельствах, следовательно, в будущем тебя ждет удача, – философски заметил Саид. – А если приснились опоздавшие пожарники –жди аварии; зло не теряется, оно переходит к следующей жертве. Ну а если рядом с пожарной машиной стоит женщина – это к супружеской верности до конца жизни.

...Вертолет за все время наших путешествий по магистрали появился только раз; не было видно и дронов: вся надежда при пожаре, надо полагать, на камеры наблюдения, которых на тракте бесчисленное множество, в том числе частных и скрытых, оплетающих невидимой паутиной слаженной слежки всю магистраль.

Саид, знающий наизусть весь путь, предупреждает по смартфону о пожаре едущих навстречу друзей-шоферов.

– Делать бизнес на слежке небогоугодное дело, пора нам уняться; китайцы, все это придумавшие, – атеисты, им все равно, – провожая камеры видеонаблюдения, говорит Саид.
Самому хозяину «Малибу» чудесным образом удается избегать фиксации нарушений.

Жизнь – череда пепелищ…


Кофейня

Если поездка захватывает ночь, наш водитель останавливает машину на небольшой привал, как правило, у знаменитых в республике длинных предгорных яблочно-медовых рядов.

Здесь среди многочисленных лавочек спряталась удивительная для этих мест небольшая кофейня без вывески: с холодной улицы попадаешь в теплый уют продольной комнаты, увешанной фотографиями европейских столиц.

Молодой парень с факельно горящими глазами – эдакий джизакский бариста – предложит вам на выбор несколько необычных для местного жителя способов заваривания кофе, причем на сносных английском, узбекском, русском, фарси, арабском и турецком языках. Напиток подадут в маленьких керамических чашечках со стаканом воды и ломтиком подсушенного белого хлеба. Могут подать, если закажете, и чашку горячего шоколада. Днем, как рассказывает Саид, парню помогает девушка в тюбетейке.

В зале для посетителей всего шестнадцать мест с деревянными креслами и меню по-русски и по-английски – местные, как известно, не особо увлекаются кофе. А балуются им отгоняющие сон водители дальнего следования, в большинстве своем иностранцы, наслаждаясь неторопливыми и бережными глотками, смакуя бесподобный вкус и аромат; сахар к напитку просят редко.

Тяжело ли содержать этот домик и есть ли прибыль у заведения?
– Маленький вроде кофейный бизнес, всесезонный, хозяин может сводить концы с концами, если только будет содержать несколько таких заведений по всему тракту и ориентироваться на ночных, денежных, посетителей, часто бывающих на тракте по работе, или старожилов дороги. В рекламе среди шоферов кофейня не нуждается, – добавляет Саид. – А перехваливать молодого бармена не следует – зазнаться может. Достаточно небольших чаевых. И девушку мусульмане не хвалят.

Саид почему-то оплачивает кофе своих пассажиров сам.


Попутчики

...Двое в джинсах, говоривших по-русски, – очевидно, россияне, – шумно обложили багажник кучей перетянутых скотчем коробок, а это означало, что поездка предстоит не только для осмотра бухарских достопримечательностей.

Попутчиками этими оказались молодой парень и мужчина постарше. В салоне с их появлением запахло мятными леденцами. Похоже, Саид предупредил, что терпеть не может пьяных пассажиров.

Напряженности в поведении россиян не наблюдалось: разговор начался с хохота и прибауток. Оба попутчика, как выяснилось, были солидными гостями ташкентской международной строительной выставки; оба технари по образованию, у обоих свой бизнес – у того, что помоложе, – в Саратове, у другого, постарше, – в Самаре.

Обычно ташкентцы, особенно европеизированные, используют такое соседство в салоне для диагностики своего русского языка. Так вот, речь саратовчанина и самарца была абсолютно понятной. Разве что иногда тот, помоложе, зачем-то в свою речь вставлял газетные обороты.

Дорога всегда и везде заставляет даже молчаливого по природе пассажира рассказывать случайному попутчику истории из своей жизни. И тут главное, как говорится, «поймать волну» и не переусердствовать.

Беседа четверых в салоне однако застопорилась ближе к первому затору из-за беспорядочного перехода пешеходов через дорогу у пригородного оптового рынка. И тут Саид проявил себя как собеседник-профессионал: заиграл гранями его обогатившийся в России русский язык. Он красочно рассказывал о своей работе московским таксистом и пробках в российской столице.

А позже все травили анекдоты, пока таксист не остановил машину у фруктового рынка – настоящего рая для северян.

Обычно пассажиры забывают поезда, лайнеры, в которых приходится ездить по делам. Там ты не видишь водителя – в такси же ситуация иная...


Обочина

Пейзаж на тракте разный, иногда унылый, с засоленной почвой и колючками. Но повсюду в Узбекистане – аккуратные столбы с указанием участков предстоящего пути.

В Янгиюле – изумительные деревья, предстающие во всей красе весной и осенью, а также пока не тронутые сносами чудные советские домики.

А придорожные лесные фрагменты в Джизаке особенно впечатляют в пору цветения и листопада, завораживая розовым весенним цветом или полыхая алым и шафрановым пламенем листьев осенью. Достаточно оставить машину на трассе и отойти метров на сто в рощу, чтобы почувствовать себя хозяином природы. Воздух – надышаться невозможно!

Так и хочется, чтобы когда-нибудь дороги Янгиюля и Джизака сомкнулись пейзажами, чтобы не кончались они никогда.

– В городах скоро жить будет невозможно… – философствует, замечая неуемный восторг пассажира и пытаясь встроиться в его мысли, Саид. – Одна проблема – пробки, другая – больная экология…

Да, люди гадят даже в диких местах – бесцеремонно, по-хамски.

На обочинах тракта десятки придорожных маркетов – от малюсеньких до двухэтажных. Да-да, это именно маркеты, а не магазины, судя по почти одинаковому – западному – ассортименту.

…Гостиницы в Самарканде с наилучшим придорожным бизнесом почти тянут на европейские мотели. Это уже настоящие придорожные комплексы с газозаправками, маркетами, закусочными, номерами с душем.

В самаркандских гостиницах никаких тараканов под подушкой! Можно бросить в угол свои немудреные пожитки, запереть дверь, остаться на какое угодно время – только плати.

Но вот рекламные щиты в наших краях – от Ферганской долины до Аральского моря – практически еле живые, бездушные и безвкусные.

Придорожный торговый люд на тракте несколько иной, не такой, как в Ташкенте, добрый, что ли, это залог успеха придорожных продавцов, их, так сказать, светлое будущее. Хозяева торговых точек магистрали улыбчивые и начинают со скидок, а не с наценок.

По ночам на обочинах можно встретить огоньки костров. Пассажиры остановившихся по причине аварий авто время от времени помешивают золу с редкими золотинками угольков прутиком.


Пост

У границ областей выстроены огромные, с недавних пор одетые в пластик, полукруглые арки, все узкие, подсвечиваемые прожекторами. Вас остановит шлагбаум в бело-красную полоску, стандартная и тоже вся в пластике крошечная будка, а дальше, уже за постом, – здания и даже бетонные доты с амбразурами.

Под арками часто можно встретить натренированных псов с ошейниками, блестящий нос которых готов вынюхать любой известный ему подозрительный предмет.

Водители загодя притормаживают у постов, затем останавливаются под арками, смотрят на постового и, если тот подает знак, задерживаются.

Иногда к такой машине постовой подходит сам, отдает честь, представляется, а затем просит предъявить документы, дальше проверяет, поглядывая на шофера исподлобья, его водительское удостоверение, сверяя фото с его объектом, а иногда – отзывает водителя в сторону, недолго с ним беседуя о чем-то.

У сморенных жарой и дежурствами постовых натруженные руки. Что они ищут? Героин? Морфий? Взрывчатку?

Эти молодые ребята, в большинстве своем родом из кишлаков, в сущности, доброжелательные. Ведут себя расслабленно. На лица пассажиров, как правило, не глядят – они, похоже, «улавливают» пульс конкретного автомобиля, вбирающего в себя возможные страхи сидящих.

Ребята в форме разговаривают бесстрастно – постовые избегают эмоций.

Постовые, если и осматривают вещи в салоне и багажнике, то бегло, иногда спрашивают, что в чемоданах, а иногда, после плохих новостей по ТВ, заглядывают во все щели авто, используя при этом зеркала и щупы.

Иной пассажир – наивный иностранец – пытается как можно по-свойски спросить:
– Чего и кого ищем-то?
– Чего и кого надо, то и того ищем, – буркнет в ответ постовой, «гроза международного терроризма». Он скажет это громко и четко, зная, что за эту явную невежливость ему ничего не будет. И вдобавок… приветливо помашет рукой.

Однажды нам встретился постовой с бормочущей рацией и… книжкой под мышкой: наверное, детектив какой-нибудь читает или роман про таможенника Павла Верещагина под белым солнцем пустыни... Или рассказ про то, как задержал Штирлица и Кэтрин немецкий пограничник. Трудно сказать, разрешает ли инструкция подобные литературные пристрастия.


Смог

Саид, как правило, не затевает беспредметного разговора о погоде. Обычно он начинает беседовать с пассажиром о предвечерних пробках, о дорогах, выложенных плитками чередующихся темных и светлых квадратов, а потом клянет дорожников, умеющих, как он говорит, еще с советских времен «только красть, воровать, расхищать». Затем всматривается в зеркальце на лобовом стекле, чтобы понять, с той ли темы он начал; нравится ли пассажирам его «высокая гражданская позиция». Иногда Саид делится познаниями в области молодежной музыки – он наизусть знает все хиты и их исполнителей. «Красных линий» в беседах не пересекает – лишние заморочки его бизнесу не нужны.

Заторы в местах укладки асфальта в гористой местности бывают долгими. Здесь, несмотря на накрапывающий дождь, нестерпимо пахнет дорожными химикатами.

– Этот участок же был асфальтирован совсем недавно... Но нашим до этого нет дела.
Таксист максимально сдерживает себя, чтобы не выругаться. Все происходящее на ремонтируемом участке походит на битву между собой двух бед – дураков и дорог.

После Самарканда заторов практически не бывает. Ночью пути от Вечного города к Благородному расцвечен мириадами огней реклам, фонарей, по обочинам – модные пластиковые пальмы. Пальмы, надо полагать, привнесли в нашу действительность побывавшие в арабских странах предприниматели-паломники.

Наши поездки дают возможность не только любоваться красотами, но и убедиться в наличии проблем на автомагистралях. Над широкой полосой асфальта уже в начале тракта дрожит горячее марево, превращая горизонт в мираж. Если массы теплого воздуха скопились над дорогой, там, где полчища автомобилей, то неизбежен смог и вне города.

Обильный смог стоит недвижно среди бесчисленных огней и бешеного потока несущихся автомобилей ближе к Бухаре, а не к Навои, он воровато вползает в распахнутое окно машины, становится трудно дышать. «Съедобного» воздуха здесь нет, кое-где он кислый от бензиновых выхлопов.

Впрочем, смог не единственная беда. В окно врывается пыльный сквозняк, вызывая настоящий скрежет в зубах от попадания пыли.

Кончаются сутки: машина въезжает в туманную явь с согнувшимися от пыльных ветров рахитичными деревцами.

Таксист Саид, чуя настроение, «переводит стрелки», начиная говорить о лесных пожарах в Подмосковье. Но от этого географического «перемещения» рассказа водителя изголодавшимся по кислороду и озону пассажирам не становится легче.

…Наверное, все мы движемся к экологическому коллапсу – от выхлопных газов и промышленных производств. Люди придают родной земле сходство с мертвым ландшафтом экзотической планеты: поражают безлюдьем степи и пустыни, города окутаны смогом, на полках придорожных маркетов – искусственные товары, в людях накапливаются агрессия и апатия.

На Большом Узбекском тракте «солнце горит на стыке ветров, в границе семи холмов», а позже – затушеванный смогом «вечер-туман ставит на дальний свет»[1]. Все – как в тексте легендарной «Алисы»...


Пассия

На подъеме движение всегда затруднено, особенно при наступлении темноты и пронизывающем ветре.

…Однажды нам встретился припаркованный на обочине старенький «Москвич», а рядом голосовала темноволосая женщина, его хозяйка – дама средних лет, в спортивной куртке. О своей дорожной беде она давала знать проезжим баклажкой, что на местном языке означает просьбу помочь бензином. Авто бездушно проезжали мимо…

Охнув и лязгнув тормозами, чуть впереди остановилась лишь «Малибу».

Саид подошел к «Москвичу», о чем-то поговорил две-три минуты, и хозяйка, улыбнувшись, вернулась за руль и уехала.

Вернулся к «штурвалу» и Саид. Он сказал, что посвятил «Москвичу» «целых пять сладостных минут», так как путница «не на шутку заинтересовалась им». Пассажиры в салоне хихикнули: один пошутил, что женщина и впрямь похожа на «девушку, несущую на голове корзиночку с фруктами и смотрящую только на воду, чтоб не замочить юбочку»; другой заметил, что дама – грозного вида, похоже, шахидка или просто «женщина на корабле», что, посади ее в салон, она вполне могла бы заложить мину под сиденье.

Абсолютно мужской салон раззадорился, и это потянуло водителя на откровения.

Судя по рассказу, некая украинка Наталья из Саратова по-прежнему остается главной женщиной Саида на чужбине, его самой испытанной пассией. «Хочешь – будешь моей второй после жены любовью?» – неоднократно предлагал он ей.
– Наташа моя первая… нет, моя вторая любовь в Саратове, – продолжил Саид.

К Наталье ревнует некая Светлана, и последняя, по словам Саида, деспотичная собственница. Находясь в гостях у Светы в Саратове, Саид, пока женщина колдует на кухне, разглядывает в окно знакомый дом – там живет еще одна, третья, женщина таксиста Людмила, на которой он десять лет назад чуть не женился. Таксист может в любое время остаться у нее на несколько суток.

Всех своих пассий Саид одаривает узбекскими сухофруктами и… дорогим нижним бельем.

Конечно, трудно проверить, врет он или нет.

Лишь один раз Саид позволил себе лирическое отступление… о бывшей пассии-китаянке.

У таксистов, рассказал он, есть примета: кто месяц не матерится, не выходит из рамок обговоренной с пассажиром цены и возвращает забытые ими сумки, к тому однажды обязательно сядут две пассажирки-блондинки с ногами от ушей.

А вообще хозяин «Малибу» очень хочет найти богатую пассию, правда, не знает, где искать. А еще лучше, судя по его душевным излияниям, найти «перезрелую деву», которой, как «бешеному коню... нипочем барьеры и овраги» [2].

В целом же Саид – глубоко женатый мужчина, каких не много, но о своей супруге, как все мусульмане, практически не распространяется.

По словам Саида, он сходит с ума каждый раз, когда вдохновляется новой любовницей, но все равно возвращается в семью. И сам он ни за что не посмел бы разрушить семейный очаг.


Фастфуд

«Лолита» – банальное сетевое, но с необычным для востока названием заведение, которых в Ташкенте хоть пруд пруди. Задача хозяина, вряд ли читавшего Набокова, – быстро накормить голодного клиента, у которого нет ни времени, ни возможности питаться в солидном ресторане.

Аккурат напротив «Лолиты» – книжная лавка, которую здешние пацаны называют «фаст-бук», намекая, очевидно, на то, что товары предназначены также для быстрого питания, но только духовного.

Отказаться от этого кафе – непростая задача, ибо оно единственное приличное во всем квартале. При желании и благодаря «Лолите» можно вообще не выходить из дома: фастфуд в объемном пакете с логотипом доставляется курьером прямо к вашим дверям.

Наше кафе – с огромными окнами и опущенными рыжими шторами. Электрический свет утомляет глаза; он здесь всегда, даже при поквартальных отключениях: хозяева предусмотрительно обзавелись дорогим трансформатором. То там, то тут дребезжат подносы. Здесь относительно чисто, но у касс толкотня, пахнет каленым маслом и запросто можно столкнуться с «дорогим гостем столицы». В «Лолите», как говорил поэт, «слова, и губы, и скулы кафейный гомон сливал» [3]. Заказываешь и сидишь около десяти минут, обоняя чуждую еду.

Подвесной телеэкран демонстрирует свою полную аудийную мощь, рекламируя давние кадры открытия заведения. Иногда крутят музыку для тех же гостей столицы, ну прямо по В. Высоцкому: «любую музыку в кафе теперь считает лучшею»; но, согласитесь, слушать даже самое изысканное музыкальное произведение среди обилия упаковок из-под фастфуда, – удовольствие сомнительное.

В ассортименте кафешки явно не полезные для пищеварения продукты. Много жира, соли или сахара. Детского меню нет.

Кафе не закрывают даже в полночь, когда иссякает надежда на какого бы то ни было посетителя.

Здесь в перерывах между поездками Саид пьет зеленый – непременно зеленый! – чай с сахаром, но без лимона. Он приходит сюда, когда других посетителей нет, расплачивается скупо, внимательно разглядывая выданный чек, чем всегда вызывает неудовольствие кассира.

Питание в «Лолите» грозит ожирением, как у жителей «по ту сторону океана», опасностью стать настоящей «профнепригодной биомассой». После появления этого заведения, как сообщает здешний врач-завсегдатай, в районе увеличилась частота инсультов и инфарктов.

Ирония в том, что лавашная появилась на месте советской диетической столовой, где питались диабетики, гипертоники и другие страждущие.

Между тем здешние старожилы и просто старики мечтают о восточном «фастфуде» с настоящими фруктами и овощами, о вегетарианской пище.

Ташкент сегодня – это город победившего фастфуда с диктатурой шашлычников.


Мирок, мирки, миры

Вот подходит назначенное время для отъезда, и пассажиры, цепляясь обеими руками за дверные косяки, пытаются втиснуть свои тела в салон «Малибу».

«Малибу» – это почти танк, мощное авто с сотнями лошадиных сил. Оно, это авто, конечно, комфортнее образцового танка: салон здесь достойный, так сказать, с двумя звездами, но салон Саида – еще и всегда идеально чист, хотя – по каким-то ему известным соображениям – в нем никогда не пахнет парфюмом.

– Пассажир, тем более мусульманин, перед путешествием должен принять душ, а не глушить пот дезодорантом, – поделится с вами Саид, если затронуть тему гигиены.

…Согласитесь, что главное все же для путешествующего – создать для себя пусть небольшой, но уютный мирок, где, как писал один поэт, «есть уму простор, где властвует не вист, а разговор» [4]. Полезное пространство в «Малибу» не составляет и десяти квадратных метров, но ведь и кабина космонавта по размерам небольшая, а там умудряются жить без скандалов месяцами.

Такой мирок каждый раз создается таксистом и его клиентами заново; этот мирок со своими взглядами, убеждениями живет собственными интересами по особому распорядку. Он соседствует с другими такими же мирками на колесах в общей системе с милиционерами, таможенниками, пограничниками и прочими. Словом, на трассе, без преувеличения, бытует целый посюсторонний мир, двигающийся по асфальту.

Любая дорога, простите за тривиальность, всегда полна таинственности. Ведь нет никакой уверенности в том, что в один прекрасный миг авто встретит своего антипода, и пассажиры в полном смысле слова поменяют посюсторонний мир на потусторонний.

А как быть, если обстановка в салоне, мягко говоря, не отвечает твоему настроению? Разум в таких случаях призывает: как бы добр ты ни был, примерь на себя волчью шкуру, чтобы ловчей было общаться с источающими зло.

Саид так исхитрился и закалился разбираться в этих самых мирках, что может регулировать даже салонное аристократическое общество пассажиров с двумя-тремя дипломами. Для этого он идет на разные ухищрения; например, регулирует громкость звука в зависимости от накала воцаряющегося негатива, нажимает на газ или притормаживает; звонит, наконец, «знакомому прокурору-полковнику» и начинает громко разговаривать.

Пассажиры для опытного таксиста – это всегда неисчерпаемый объект для экспериментов.

И еще одно наблюдение. Дорога идеальна для лечения чересчур амбициозных пассажиров. Исчезает куда-то витающий на работе страх перед начальством, и незаметно для себя начинаешь, что называется, «грезить о престоле шведском» [5].

Едешь, едешь, мелькают «…сады, человечки и дачи, быки, и луга, и лесок» [6]. Время от времени воздух в «Малибу» все же становится спертым, и Саид (или кто-то из пассажиров) опускает стекло: в салон врывается бодрящий воздух с запахом гор, вязким ароматом трав.

Но вот ты, наконец, у ворот своего дома, вынимаешь багаж, не без меркантильности расплачиваешься – и уютный джентльменский клуб «Малибу» прекращает свое существование. Мирок, собранный по часам, минутам, секундам, разрушается. Лопается, как мыльный пузырь. Впрочем, на время – до следующей поездки.

Может, лет через пятнадцать на наших дорогах, как и на трассах Америки, появятся огромные щиты «Поставь свой мирок на колеса и посмотри Узбекистан!», и будут мчаться по трассе, сломя голову, разные автомобили.

Какой салон лучше: такой вот, как у «Малибу», или литерного вагона в суперскоростном поезде? Вполне разумно путешествовать на такие расстояния в поезде, там ты можно поглазеть на дам, попить чаю, относительно комфортно сходить по нужде, дать отдых коленям.


Тормоза

Перед очередной поездкой Саид, как правило, проверяет тормоза, слегка трогая педаль.
– Тормоза могут отказать, если дорога плохая, а шоссе в ямах, – не восстановишь уже, – сокрушается он при этом, ссылаясь на то, что иногда эти допотопные местные устройства не срабатывали.

Машина мчится, не снижая скорости, поглощая километр за километром, сокращает расстояние до точки назначения. «Малибу» иногда нагоняет страху на сидящих в салоне пассажиров, разбивая в пух и прах их переживания и депрессии: они кажутся мелочью перед автопутешествием, снимают пассажиров с тормозов обыденности. Люди заряжаются энергией автомобиля, воодушевляющего мирок салона высокой скоростью. Когда ветер свистит в ушах от большой скорости – все становятся молодыми.

Почва под мчащимся с большой скоростью автолайнером становится мягче и уступчивее.

«Малибу» на ровном, без препятствий и происшествий, пути послушно тормозит разве что перед светофором, шлагбаумом или «фанерными милиционерами», которые установлены у населенных пунктов и придорожных школ. А иногда Саид либо забавляется скоростью сам, либо состязается с коллегам на трассе.

В ливень попадаются невидимые ямы, заполненные дождевой водой, и «Малибу» обдает дорогу и бордюры потоками грязной влаги. Случается, что под колеса машины попадают трупы погибших при переходе дороги мелких животных.

По гололеду тормоза держат плохо или не держат совсем, сугроб же тормозит «Малибу».

…Правду говорят, что тормоза придумали трусы. Именно они, как никто другой, проявляют боязливость. Саид же своей виртуозной ездой явлет несоответствие своего довольно зрелого физического возраста возрасту души. Он буквально «читает» дорогу, не особенно прибавляя скорость, но постоянно заглядывает в зеркальце.

А еще матерится (разумеется, не при дамах!), пропуская вперед черные «мерседесы» с мигалками.

Здесь, на магистрали, наш герой превращается в главного для пассажиров человека. Он летит через препятствия, демонстрируя рискованные трюки высшего пилотажа – от всего этого даже крепкие нервами впадают в оцепенение.

«Малибу» не позволяет себе вопросительно сигналить машине, нарушающей правила движения. Если дорога ровная или впереди нет машины со знаком каблука на заднем лобовом стекле, хозяин авто дает, что называется, по газам…

[1] Из песни «Трасса Е-95» рок-группы «Алиса», автор К. Кинчев.
[2] Из пьесы И. Лажечникова «Вся беда от стыда».
[3] В. Маяковский. Прощание.
[4] Е. Баратынский. На все свой ход…
[5] Из ст. М. Цветаевой «Потомок шведских королей».
[6] Саша Чёрный. Из Гейне.