Искупление - пародия на чрезмерно толерантное общ

1.
— За последнюю годы нам удалось сделать то, на что природе не хватило и миллиона лет эволюции, — вещала с экрана очаровательная кошечка, — и сегодня мы с гордостью заявляем, что большинство животные на планете разумны…

Существо на экране выглядело как настоящее, и я невольно подивился, как аниматорам будущего удалось добиться такой натуралистичности. Я внимательно наблюдал за ее пластикой и  движений, сменой поз, мимикой лица, и не мог уловить никакого изъяна. В текстурах и формах не было и намёка на графику, кошка казалась словно живой, и тогда я со всей очевидностью происходящего осознал ужасающий факт — «это не анимация!» Тут же до меня дошёл смысл ее слов: «Животные на планете стали разумны!»

 — … современное общество представляет собой очень сложную, структуру из большого числа межвидовых групп, полностью охватившую верхнюю часть царства животных, —  тем временем продолжала дикторша. — Знаю, кое-кто скажет, что многие существа по-прежнему неразумны, на это я смело отвечу: «впереди у нас много работы!» — кошечка преисполнилась энтузиазмом, — На завтра нас ожидают ракообразные и моллюски, простейшие и насекомые — уверяю, в конце-концов мы образумим даже бактерий. Скептики скажут: «подобное невозможно!», но взгляните вокруг, десятилетием ранее они говорили подобное и о сегодняшних достижениях. Я с гордостью констатирую впечатляющий факт — более миллиарда особей на планете разумны и, поверьте, мы не стоим на месте!

На экране возникла мерцающая надпись: «ВРЕМЯ НА ОСМЫСЛЕНИЕ», и я, оторвавшись от видеоряда, растерянно огляделся.

— Мэни! — человек на соседней кровати протянул мне руку.
— Юрий! — отозвался я, пожав пальцами его узкую ладонь.
— Как дела, Юрий? — собеседник радостно улыбался.
— Пока что не знаю…— я продолжал недоверчиво таращиться по сторонам.

Помещение, в котором мы находились, напоминало больничное. У одной стены располагались кровати, на противоположной висел экран, на котором сменялись цифры отсчета, в третьей стене виднелся дверной проем. Окон не было вовсе.

— По-моему все это очень круто! — на устах Мэни гуляла восторженная улыбка.
— Что круто? — я скосил на него глаза, недоверчиво изучая.

Мэни был небольшого роста, слишком уж энергичный и наиграно позитивный, определенно типаж из таких, кто первым бросается в новую авантюру, и прежде других сдаётся. Глазами собеседник указывал на экран.

— О чем говорит эта пушистая милашка! — он радостно гогатнул. Его смех был одновременно и вульгарным и заразительным.
— Кошка говорит... — произнёс я, словно в бреду.
— Ага! — весело подтвердил Мэни, и повторно издал этот неопределённый звук смеха переходящего в гогот.
— Ты давно проснулся? — мне было не до смеха.

Я был готов оказаться в каком угодно из вероятностных будущих, но только не в этом — «мультяшном». К слову сказать, мое пробуждение само по себе оказалось большой удачей. Не знаю, как обстояли дела у Мэни, но я угодил в эту авантюру без какой-то надежды на воскрешение. Подтолкнула меня к подобному шагу плохая наследственность. Все детство я сильно болел, а, дотянув до без малого тридцати,  чуть не отбросил кони.

«Когда-нибудь лекарство найдётся и от твоей болезни», — сказал мой лечащий врач, умывая руки. Его заявление оказалось пророческим. Я был упорным в своей борьбе, и в конце-концов меня включили в программу «спасённые в будущем».
«Ох и намерзся же я за эти годы!» Всех безнадёжно больных погружали в специальный раствор и морозили насмерть. Говорили, что заморозка надежна, но я то знал, что размораживать добровольцев пока не умеют. У нас оставалась лишь вера, что в будущем способ найдут, и, так как, я все же пишу эти строчки — похоже его отыскали.

—…Так же, как ты, минут десять назад, — глядя на мою напряженную физиономию, улыбка на лице моего соседа медленно угасала.
— Значит ты слушал ее речь с самого начала?
— С самого! — теперь Мэни смотрел на меня растерянно.
— И они действительно говорят?
— Похоже на то… — до него, также как до меня раньше, начинал доходить смысл произошедшего.
Я открыл было рот, поделиться с ним своими соображениями, когда счетчик времени обнулился на экране и вновь появилась знакомая проводница в мир будущего.

— Прежде всего хочу ознакомить вас с основополагающими постулатами нашего общества, — кошечка стала серьезней. — В основе всего у нас лежит принцип «великой справедливости». Люди, животные, птицы и прочие существа равны в своих правах, живут в гармонии и процветании, чтят нравы и обычаи друг друга, относятся друг к другу с уважением. Насилие подверженно в нашем обществе нулевой терпимости.  — лицо ее стало еще серьезней. — Впрочем, так было не всегда, Всего десять лет назад лишь один вид на планете обладал преимуществом. Люди получили разум в процессе эволюции и долгое время оставались монополистами знаний. Превосходство в подобном вопросе толкнуло их к непотребному обращению с иными обитателями планеты, — ее лицо преисполнилось скорбью. — Об этом не любят вспоминать сегодня, но отношение к другим видам в те времена было просто ужасным! Животные подвергались различным видам насилия, и подобное положение дел продолжалось достаточно долго. Лишь спустя много столетий лучшие представители людской расы осознали ошибку и протянули руку помощи остальным обитателям планеты. Пройдя непростой путь взросления, открыв для себя либеральную демократию, мета культуру и принципы открытого общества, они наконец осознали главное — разум великое благо, которое непременно должно быть у каждого.

На экране промелькнул привычный зрителю двадцать первого века трагический видеоряд. На берегу лежали мертвые рыбы в рыбачкой сетке, птицы тонули в разлившейся нефти, груды мусора плавали в океане, охотники позировали на фоне своих охотничьих трофеев — вообщем показаны были все те картинки, коими нас и раньше потчевали защитники флоры и фауны PETA или Green Peace, дабы выжать из сердец и кошельков неравнодушных толику сочувствия и пожертвований, за одним небольшим исключением, все лица у животных были заблюрены точно также, как делали на кадрах с погибшими людьми.

—  Сегодня обиды прошлого, увы, не забыты, — продолжила  кошечка с особой тревогой, когда видеоряд прервался. — Когда животные обрели разум и, следовательно, право на самоопределение, многие из них не смогли смириться с многовековой дискриминацией. Они стали обвинять людей в геноциде. Назревал первый межвидовой конфликт. Дабы остановить кровопролитие в срочном порядке была собрана вселенская ассамблея, которая и приняла это эпохальное решение. В качестве компенсации за причинённый ущерб людям надлежало поделиться с животными всеми ресурсами, пожертвовать собственными свободами в пользу гипертолерантности, а также принять к исполнению принцип «великого искупления». Сегодня Закон об искупление записан в конституции нашего общества, и является её основополагающим документом!

— Мы поделились ресурсами? — повторил я словно в бреду, пытаясь понять, не ослышался ли.
Мэни быстро кивнул.
— И потеряли свободы в угоду гиппертолерантности?
— Да, а что? — постепенно Мэни передавалась моя тревожность.
Я не успел ответить. Паузы между выступлениями становились все короче.

— Люди, вкусившие плоть своих братьев, не могут быть прощены просто так, — тем временем дикторша выносила для нас окончательный приговор. — Их поступки нельзя оправдать принуждением, глупостью или неведением. Каждый совершал преступление добровольно, отдавая отчет в содеянном и осознавая, в результате чего пища оказалась у него на столе. Фактически это обыкновенное убийство, и простых извинений уже недостаточно, — в ее лице сконцентрировалась нездоровая решимость. — поэтому, прежде чем вступить в наше общество, каждый рождённый в эпоху людского харасмента и причастный к петоубийству должен пройти процесс искупления!


2.
— Кажется это про нас, — поздно сообразил Мэни, и примерно в тот же мгновение в дверь постучали.

Отметая последние наши сомнения в реальности происходящего, на пороге комнаты появился двухметровый петух. Да-да, это была не какая-то там голограмма и не галлюцинация, а самый настоящий петух ростом чуть выше взрослого человека. Минуя дверной проем он совсем таки по человечески пригнул свой хохолок свободным крылом, чтобы не задеть им косяк и, протиснувшись внутрь, предстал перед нами во всей своей красе. В отличие от кошечки петух не носил одежды. Да и зачем бы она ему пригодилась? Его перьевой покров образовывал очень плотную шубу, так что всем своим видом он смахивал на бывалого сутенера из Гарлема.
— А это что за ошибка генной инженерии? — обратился я к Мэни шепотом, но тому почему-то было не до смеха. Я взглянул на него очень пристально, на моем собеседнике не было лица.
— Требуя апелляции! — закричал он истошно. — Требую исполнения 3 поправки  закона об искуплении!
События в тот момент начали развиваться достаточно быстро, но про себя я успел подметить, что Мэни похоже соврал, сообщив, что проснулся со мной в одно время. Иначе никак было не объяснить откуда он так хорошо подкован в местном законодательстве.
Петух посмотрел на него в упор и, обдав неприятным запахом, произнёс грубым басом:
— Чего ты требуешь?
— Я веган! — в отчаянье закричал Мэни. — Вееган!
Петух усмехнулся:
— Веган он! — произнесло двухметровое чудище. — Знаем мы таких веганов! — расставленные в разные стороны глаза его подозрительно изучали комнату.
Взглядом Петух указал на тарелку, где несколькими минутами ранее жизнерадостный Мэни прикончил свой первый завтрак… В прямом смысле прикончил! Тарелка была пуста за исключение нескольких косточек от курятины покоящихся с краю.
От вида этих двух жиденьких останков конечностей в глазах у Мэни потемнело. Он посмотрел на ножки почившего родственника нашего нового знакомого, затем перевёл взгляд на Петю, и, осознав что его преступление полностью раскрыто, приготовился падать в обморок.
— Прекратить этот цирк! — прикрикнул на моего сокамерника петух, вовремя остановив его малодушный порыв. — Ты думаешь, чтобы вывести на чистую воду таких дураков как ты, мы отправляем под нож своих подружек?
Мэни безвольно кивнул. Петух каркающе захохотал.
— Дурак! Это не настоящая курица! Это муляж, соя! — подобная ситуация Петю здорово веселила. — Впрочем, при помощи подобных маленьких хитростей мы выводим на чистую воду всех лгунов и прохвостов.
Мэни практически не дышал, так тяжело он переносил позор. Лицо моего соседа сделалось бурым, взгляд увлажнился.
— Я… я не знал… я думал… — руки его не находили места. Он был поистине жалок.
Мэни и дальше бы продолжал причитать и плакать, если бы вдруг какая-то цепкая мысль не озарила его возбужденный разум. Продолжая всхлипывать и еще до конца не веря своей удаче, мой сосед повернулся к пернатому и отчетливо по слогам прочеканил — Тогда… тогда… тогда я зоосексуал! — от прежнего страха не было и следа, в глазах у Мэни стояла решимость. — Человеческая особь, признающая себя зоосексуалом, то есть человеком естественным образом ощущающим гендерную идентичность с животным, вправе избежать «искупления!» — зачитал он как скороговорку.
— Мени, ты что несешь! — произнёс я шепотом, сгорая от стыда за своего приятеля.
Впрочем на петуха его выходка произвела достойное впечатление. Он смерил лгуна пренебрежительными взглядом, сплюнул, и, полностью потерял интерес к заключённому. Казалось, будто Мэни использовал заклинание, делавшее его невидимым для петуха. Но видимым оставался я! Петух посмотрел на меня надменно, словно разоблачая в нас банду и произнес.
— Ты, стало быть, зоосексуал тоже?
В голове промелькнула внезапная мысль: «немедленно согласиться», но волна справедливого возмущения уже разгоралась в моей душе подобно пожару. Я знал что Мэни пошел на подлог, струсив перед пернатым, но значило ли это, что он был спасён, что избежит наказания? Может петух только делал вид, что не замечает прохвоста, или, может быть Мэни зашкварился слишком уж сильно так, что никто из пернатых не будет теперь об него мараться? А может… а может… я просто болван!
— Нет, — выдавил я презрительно.
— Хорошо! — произнёс петух безразлично, заслушав наши показания. — Я признаю твое право и освобождает от акта искупления! — обратился он к Мени, а ты — он перевёл взгляд на мою персону — будешь подвергнут процедуре по полной. Так сказать, за двоих! — он сплюнул себе под ноги, явно адресуя этот жест неприязни не только мне, но и ко всему человечеству в целом, после чего направился к выходу.
«И это все?! Так просто!» — Я смотрел на Мени практически с ненавистью, когда его перепуганное лицо прояснялось подобно солнышку после бури.
В душе меня злила подобная несправедливость. Я мог солгать петуху, тот и сам подтолкнул меня к этому шагу, возможно загоняя в ловушку, возможно нет, но теперь это было не важно. Я не солгал, поскольку моя беспредельная гордость, мое глупое высокомерие не позволяли прибегнуть к низменной лжи перед этим напыщенным уродом. Я плевать хотел на правила этих мест, и прекрасно себе отдавал отчет, что, покуда я в здравом рассудке, не позволю ни одному обитателю здешнего зоопарка ко мне прикоснуться.
— Это мы ещё посмотрим кто кого унизит — яростно процедил я сквозь зубы, — Только попробуй приблизься ко мне урод! — моё лицо налилось краской, а пальцы рук сжались в тяжёлые кулаки.
Впрочем, Петух не удосужился меня ответом. Он лишь бросил презрительный взгляд и незамедлительно удалился.

3.Дописываю.

По мере редакции буду дополнять.