Просто рассказ. Об одной аварии...
В книге нет абсолютно никакого сюжета. Нет ни завязки, ни привязки, ни развязки. Вообще нет никакой литературы, как таковой. Просто бортовой журнал, дневник, в который беспристрастно записаны мысли, события, диалоги, случившиеся в то время.
При тех вводных, что у нас были в тех 90-ых, считаю, что "вырулил" в этой жизни достойно. Мне сейчас 50 лет. И я понимаю, что всё то, что мы творили тогда, это "Дохуя делов, плюс музыка всех стилей, а поезда - всех направлений."
Такой рассказ, этюд из той жизни, которую я прожил, не приходя в сознание.
Значит, ехал я на машине, новенькая ВАЗ-2107. Трасса Москва-Киев. Надо было перегнать машину с „левым“ рулём в Одессу, продать, оттуда купить другую. Дело было ночью, выехал из Москвы поздно.
Еду, ближе к утру, часов пять. В машине тепло, уютно, двигатель урчит. И вот еду только приближаюсь к какому-то городку.
И рядом с дорогой шагает человек. Ну, шагает, так шагает в 5 часов утра на морозе, что такого. Еду аккуратно, газ сбросил, приближаюсь. А человек шагает. Но как только я начал обходить его по середине дороги, то вдруг человек неoжиданно повернулся, вышел на дорогу и поднял обе руки.
Бл@дь, пи@@ец. Чтобы не задавить, инстинктивно нажал тормоз, вывернул руль, но меня развернуло на снежной дороге, выкинуло на обочину, потом скатился по наклону. Машина перевернулась, опрокинулась, начала хрустеть, скрипеть, ломать стёкла. Даже и не понял, что случилось. Просто, в один момент это всё закончилось. Погасил мотор, фары.
И настала оглушающая тишина. А я остался прижатым до боли в плече, в машине. Попытался вылезти, но ни хрена не получается, локоть, плечо, боль.
Темнота в машине. Быстро стало холодно, мороз был где-то градусов 30 по внешнему датчику. Сделал несколько отчаянных попыток выйти, но через сжатую крышу, через блокированные двери это было невозможно.
Поняв, что не выгорит, забросил попытки вылезти. Остался лежать на боку. Очень скоро стало холодно, потом ещё холоднее. Я был в клетчатой плотной рубашке, куртка, шапка, были сзади. Повторюсь, вечером мороз был где-то градусов 30 по внешнему термометру, закреплённому на лобовом стекле.
Не знаю, сколько времени прошло. Пару раз пробовал в этом состоянии что-то сделать, дёргался, пытался, но неудачно, потом плюнул на всё, и стал ждать подмоги, всё-таки человек меня увидел, должен был позвать на помощь.
Но никто не появлялся. Не знаю, сколько времени я пролежал, в один момент начало клонить ко сну. Задремал...
Помню, спросонья, в дрему, появилось огромное солнце, начало согревать... И такой яркий свет. Вдруг стало спокойно... Светлая, тёплая дорожка...
Это было моё последнее воспоминание.
Очнулся в большой комнате. Шум в голове, трудно дышать, глаза болят.
Начало резко болеть в голове, после того как в большой комнате появились тени, люди. Смотрящая на меня с любопытством голова в белой кепке. Я застонал, открыл глаза и задышал тяжело. Тут же их закрыл, глаза начали болеть резкой болью. А люди начали кричать.
«- Сестричка, доктор, очнулся он.»
Через некоторое время около меня закружились люди в белых халатах, начали мерить температуру, пульс, проверять глаза.
Ну, проверили состояние, реакции, глаза, да и отстали. Не соображал, всё, как во сне. Потом подошли люди, начали задавать вопросы.
Доктор сказал, когда тебя привезли к нам вчера утром, температура тела у тебя была 32°, ещё чуть-чуть, минут тридцать, при таком морозе, и улетел бы в Валгаллу.
Дали выпить чашку тёплого молока с сухариками. Тепло разлилось по всему телу, стало хорошо, закрыл глаза. Да и вырубился.
Проснулся на следующий день рано утром, часиков в 6:00, в палате было полутемно. Два деда напротив. Поговорил с ними. Фронтовики... Возраст.
Они-то и прояснили картинку. Когда меня привезли, просто бросили в коридор. Накрыли матрасами и куда-то убежали. Времена были такие в то время, нищенская медицина. Ну, привезли и привезли, пусть полежит в коридоре, оклемается, хорошо.
Через некоторое время к деду пришёл племянник, привёз лекарство, привёз завтрак, сменку. А дед тут же отправил племянника за спиртом. Я лежал, испытывая боль в глазах. Даже, глядя в окно, постарался уснуть, но не получалось.
Вдруг один дедок подошёл, растормошил, дал почти полный гранёный стакан, протянул его и кивнул.
«- Пей, паря, мы во время войны так спасались, когда спали зимой в танках, пей махом..» И подал стакан.
Следуя советам деда, сначала набрать воздуха, потом выпить и выдохнуть. И после этого сразу запить водой.
Взял стакан дрожащей рукой, вдохнул больничного воздуху с запахом лекарств. Выпил в три глотка и сразу же выдохнул. После этого появилась чувство, как будто шкуркой прошлись по горлу, обожгло грудь, начал кашлять, появились слёзы, появился рвотный комплекс... Чуть не блеванул. Потом кашель, боль в глазах. Кашлял долго, до слёз, не мог вздохнуть, в горле запершило. В какой-то момент, после удушающего кашля успокоился, зажевал поданный мне бутерброд с сыром, да и тут же упал и вырубился.
Проснулся ночью, боли в глазах не было. Голова соображала. Покрутился, подумал. Как идти дальше, а что с машиной, что с документами. Ладно, с утра разберёмся.
А утром случилось следующее. Перекинули меня в кресло-каталку. Повезли в старой «Буханке». Везли долго. Потом появился деревянный дом. Больше почти ничего не помню. Помню только кашель, небо. Меня укутали, потом дали попить тёпленького молочка. Погрыз сухофруктов и опять уснул.
В какой-то момент почувствовал, как меня поднимают и везут на улицу, накинув что-то тяжёлое на плечи. Было трудно стоять, не было сил. С облегчением улёгся на какую-то полку. Голова закружилась. Почувствовал как меня раздевают, но сил сопротивляться не было... Раздевала женщина, меня подняли столкнули в тёмную горячую баню с паром, стало тяжело даже дышать. Повернули животом вниз на полке, облили тёплой водой, накрыли голову и начали хлестать по спине, по ногам чем-то колючим очень долгое время.
Потом опять облили водой, перевернули на спину. И тогда я увидел, что всё это делала голая женщина.
«- Чё смотришь, из одного мяса все мы сделаны.» - ответила она, глядя на мои вылупившиеся глаза. «- Ложись.»
После этого она начала опять хлестать веником. Потом начала массажировать ноги, руки, спину, шею. Втирала какую-то зелёную жижу, пахнувшую хвоей. Кости ломило, было очень больно.
Всё это продолжалось довольно долго, в какой-то момент чуть не уснул. Дали выпить из стакана, кажется, перцовка. Раскашлялся, почувствовал, что вспотел. Лоб покрылся испариной.
Но меня начали приподнимать, всё та же женщина, и две молодые девки. Втроём они напялили тулуп, вернули, поддерживая, в дом, начали одевать.
Помню, натягивали какие-то синие семейные трусы до колен, потом положили в постель, дали выпить тёплого молока с мёдом. И я уснул спокойно.
Когда проснулся, было светло. Но дом пустой. Захотелось в туалет, начал приподниматься, осматриваясь как выйти. И где сам туалет. Как перед глазами попалась утка. Недолго думая, сделал свои нехитрые дела там, раскачиваясь.
Да и лёг опять, уснул почти моментально. Потом разбудили, но так как глаза резало, помню, что приподнимали, давали пить пахучий чай, варенье, кормили какой-то смесью.
Прошло три или четыре дня. Начал разговаривать, оклемался. Но слабость была. И в один вечер, держа блюдца с чаем в руках, разговаривал с женщиной, Полиной, слабым голосом. Оказывается, видя, какое отношение было ко мне в больнице... Как к бомжу.
Она приняла решение отвести меня к себе домой, пропарить в бане, поставить на ноги, накормить. Она работала медсестрой там. Жила с двумя дочками. Одной было 16 лет, другой 19. У обеих длинные косы. Эти косы я и помнил в том бреду, в котором пребывал. Они-то и меня поднимали, нeсли. Поговорили пару минут, но я почувствовал, что устал, глаза начали закрываться. Я опять уснул.
Прошли 2 дня, проведённые во сне, с перерывами на чаепитие и туалет.
Начал ходить, оклемался. Тело было слабое, но уже мог дойти до сеней, открыть дверь. До крыльца делал шаги по коридору, начал гулять по двору.
А вечером Полина дала стакан горячей перцовки. После того, как откашлялся, меня накормили горячим борщом со сметаной и чесноком, намазали хлеб с горчицей, с хреном, чуточку сала. Вспотел, закашлял. Да и опять лёг спать.
На следующий день почувствовал себя уже почти здоровым, начал спрашивать, что да как. Полина Григорьевна мне объяснила, люди меня привезли в больницу. Документов никаких не было. Как потом оказалось, местные мародёры сняли всё, что можно с машины. А потом вытянули и пустой кузов, который тоже пропал.
М-д-а-а, ситуация... Документов нет. Денег нет, я в чужих обносках.
Надо позвонить Мише. Пошли к соседям. По телефону поговорили, я выдал ему расклад по ситуации. Миша вздохнул, сказал, сможет приехать через 2 дня. За это время я окреп, начал осваиваться, ходить, помогать женщинам по дому. Что-то починил, что-то убрал, но не мог более 10 минут стоять на ногах.
На следующий день почувствовал себя лучше, почти выздоровевшим.
Уплотнил двери, ещё что-то поделал, укрепил крыльцо, погулял по двору, что-то починил там, поправил стойло. У Полины Григорьевны было две коровы.
И две дочки, одна училась в школе, другая заканчивала ПТУ, какое-то швейное.
Прошло уже 6 дней. Я окреп, почувствовал, что всё прошло. Да и стал ждать Мишу, стараясь чем-то помочь женщинам по дому. У Полины Григорьевны не было мужа, умер полтора года назад, жуткий пьяница. Сама она была медсестрой в Афгане, 2 года. Потому и взяла меня к себе...
«- Столько молодых ребят отправили оттуда грузом 200, не хватало ещё здесь выкидывать в коридоре. » - сказала она.
Было очень интересно с ней разговаривать о том времени. А Миша не приезжал.
Пока Полина Григорьевна работала, я старался что-то сделать по дому, общался с девочками, они меня расспрашивали о учёбе, я отвечал. Починил антенну, поставил телевизор. И пил, пил чай, клюквенный морс, горькие отвары, которые приготовила Полина. Всё прошло, ждал Мишу, когда же он приедет.
В один вечер, когда возился с газовым отоплением, надо было отрегулировать и почистить форсунки... Полина Григорьевна что-то хлопотала на столе, резала капусту. И вдруг резко посмотрела на меня:
- Слышь ты, дефективный. Я вижу, ты выздоровел, да ещё и на девок моих заглядываешься.
- В смысле...
- В коромысле, бл@дь... Так послушай сюда, кобелина... Сорву тебе по-армейскому покровы твоих иллюзий. Если я тебя застукаю, что ты полез руками, куда тебя не просят... Так я твою морковку... Имей ввиду, на куски порежу, падла...
И тут же большим ножом начал резать большую морковку на кольца. Куски моркови начали разлетаться по всему столу.
Я инстинктивно схватился за пах.
- Ты всё понял?! Гляди у меня, кобелина... Девочки у меня с детства хозяйственные, воспитанные правильно. Хочешь, женись на любой. Выбор за тобой. Да хоть на мне женись... Нам мужик нужен в доме, в хозяйстве. Никак нам без мужика. А то... Бабья яма у нас какая-то получается. - Горько вздохнула она.
В общем... Свои мысли я подправил. Умерил взгляд. Попили чаю. Сказал, что мне рано жениться, тем более, с моей-то жизнью. Да, я всё понял, Полина Григорьевна. Но я поеду, как только за мной приедут... А вам, Полина…
Спасибо за всё.
На следующий день приехал Миша. Привёз одежду, багаж.
С женщинами, ставшими почти домашними, родными, расстались. Поблагодарил, обнял всех, оставили какие-то деньги. Большинство она вернула:
«- Давай просто быть людьми. Потом тоже кому-нибудь добро сделаешь. А я опаздываю на работу. Помогая людям, мы не становимся святыми. Мы становимся нормальными.»
Вот так...
Ну, а дальше… Дальше неинтересно. Дальнейшая проза жизни, в делах наших непростых. Да и поехали с Мишей, навстречу новым приключениям.
А Полине Григорьевне на тот момент было 42 года. Помня её выпуклые, упругие формы в тёмной бане. Ещё совсем нормальная, молодая баба, очень энергичная, очень хозяйственная, очень практичная.
И очень добрая, сострадательная. Низкий ей поклон.
Не будь её… Не приволоки она меня в свой дом… Даже и не знаю, чем бы всё это закончилось в том, холодном, коридоре, где меня покрыли обоссаными матрасами. Обморожение второй степени, сказал доктор.
После этого несколько раз заезжал к ним, оставлял подарки, технику. Жаль, потом не смог никого разыскать по имени-фамилии.
Вот такая история, связанная с одной аварией.
Свидетельство о публикации №223072301328