Тамбовский хор, или Третий эшелон - окончание

Знакомство с городом

Вечером, ложась спать, девушки-танцорки поделились с соседками по комнате интересной информацией: в центре, недалеко от кафедрального собора обнаружили арену для корриды.
На следующий день Ольга и Лида решили изучить город, было бы непростительно побывать в Испании и не увидеть национальную достопримечательность.
– Гори всё синим пламенем! Почему мы должны сидеть на привязи, коль у испанцев неразбериха? В конце концов, им нужны концерты, вот пусть и бегают за нами! – рассудила Ольга.
За завтраком Эухенио улучил момент и больно ущипнул Ольгу за руку.
– Ночес, ночес! – сердито твердил «мачо», показывая на часы. Потом сделал умилительное лицо и просительно произнёс:
– Олья, плиз! Ночес… – дал понять, что будет ждать следующей ночью.
«Боже, он действительно ждал меня вчера вечером! Неужели всерьёз подумал, что  приду?».
Ольга поймала недоумённый взгляд Лиды. Пришлось объяснить причину столь странного поведения испанца. 
– Ничего, пусть знает – русские женщины не отдаются за стакан кока-колы! Ишь, чего выдумал, хотел меня склеить! – добавила, смеясь.
–  Сходила, посидела бы с ним, не обязательно же спать! – искренне удивилась Лида.
– Согласна. Да разве с нашими тётеньками потом отмоешься?
– Уж это – точно!
Перво-наперво подруги зашли к Розарии. Девушка сообщила, что Хосе просил россиян не беспокоиться и отдыхать.
–  А концерт будет?
–  Да, завтра в восемь вечера за вами приедет автобус.
–  Детали сообщил? Когда начало, сколько минут выступать, в каком месте?
–  Нет, ничего не сказал. А сувениры возьмёте по пути, когда на концерт поедете.
–  Господи, хоть этот вопрос решили! – у Ольги упал камень с души.
Дорогой Лида долго не могла успокоиться.
– Хорошенькое дельце! За кого нас тут держат! Передвигают, как безмозглых пешек! «Завтра заедет автобус!» И всё! Остальное знать не обязательно? Куда едем? Сколько времени выступать? Всё, Оль, пошли они… идём гулять! Расслабимся, как белые люди. Остальным сообщишь новости за обедом.
Отъезд домой был не за горами, нужно было подумать о гостинцах, пришло время покупать знаменитый хамон.
Подруги заглянули в попавшийся по пути магазинчик. В прохладном полумраке на цепи мерно покачивалась свиная нога необыкновенной красоты, сияя благородным бронзовым оттенком. От одного только вида символа изысканного вкуса и незыблемости традиций невольно потекли слюнки. Хотя деликатес выглядел солидно, как дорогой голландский натюрморт и наверняка был приготовлен с соблюдением всех канонов технологии, покупать его не решились: впереди было два жарких дня без холодильника.
Уже в дверях услышали русскую речь.
– Денис, стой здесь! – располневшая, невзрачного вида молодая мама с силой дёрнула за руку трёхлетнего малыша.
Соотечественникам в испанской глуши девушка не удивилась.
Разговорились.
– Ну, как вам тут? – попытала Лида.
– Ничего, скучно только, дома сижу с ребёнком. Работы здесь нет, город маленький…
– А откуда вы?
– Из Ивановской области, замуж за испанца вышла.
Девушка и впрямь не выглядела счастливой. Это и понятно. Развлечениями городок не баловал, не радовали изобилием здешние магазины, то есть было то же самое, что и на родине, а проблем с работой и деньгами – не меньше. К тому же, всё вокруг чужое…
– Вот так-то, Лид, – размышляла Ольга, когда вышли на улицу. – Девушка из глубинки и то не в восторге от заграницы, а московским или питерским девчатам здесь и подавно делать нечего – что за радость выйти замуж за простого испанского парня и жить в этом захолустье? Это же какой должна быть любовь, чтобы не завыть от скуки?
Исторический центр был, пожалуй, самым оживлённым местом городка благодаря восточному базару, раскинувшему живописные прилавки на уютной площади. Дома здесь выглядели нарядно и богато – фасады украшали ажурные балконы и пышная лепнина. Над крышами взмывали в небо шпили многочисленных храмов.
Тесная застройка жилых кварталов подходила почти вплотную к арене, отчего сооружение казалось ещё более грандиозным. Путницы побродили по лабиринтам, расположенным под трибунами, совсем недолго: преследовал невыносимый, терпкий запах навоза и мочи.
Наверху женщины белили скамейки и стены амфитеатра. Нежданных посетительниц маляры проводили любопытными, но доброжелательными взглядами, лишь на минуту прервав своё весёлое щебетание.
– У нас бы давно прогнали, да ещё и обматерили, – прокомментировала Лида приветливые улыбки испанок.
– Как пить дать! Любая уборщица считает своим долгом поставить на место любого, кто попадётся на пути её швабры.
С прогулки подруги вернулись довольные – удалось сфотографировать и арену, и  живописные окрестности города.
За обедом Ольга сообщила о завтрашнем концерте, хористки, как водится, засыпали вопросами. 
– Что мы тут сидим, в этой дыре? Рядом Севилья, может, узнаешь, как туда проехать? – приставала Козлова.
Одним хотелось узнать о деталях предстоящего концерта, других волновало время отъезда домой. Отбиваться от коллег Ольге становилось всё труднее – начали сдавать нервы.
В очередной раз помог счастливый случай: во время ужина в столовой появилась хрупкая девушка – она с музыкантами из Шотландии приехала на местный фолк-фестиваль.
– Здесь никто не говорит по-английски! – кинулась к ней Ольга. – Мы третий день  живём совершенно без информации!
И отвела душу, поведав о своих проблемах.
– Я помогу, в нашей группе есть гитаристка, которая немного знает испанский, завтра мы тебя найдём, – обнадёжила новая знакомая.

Последний концерт

Четвёртый день пребывания был посвящён подготовке к концерту – с утра Пеньков устроил репетицию.
Ближе к обеду к Ольге подошли шотландки. По счастью, удалось довольно быстро отловить Эухенио. О вечернем выступлении он ничего не знал, сообщил только о времени завтрашнего отъезда в аэропорт. Но и этого было достаточно, чтобы успокоить народ: всех волновал не столько концерт, сколько вылет домой из Малаги.
«Президентская группа» отправилась закупать вино и закуску: при активной поддержке Пенькова после концерта решили устроить прощальную вечеринку. Водка осталась из подарочных запасов – ящик со спиртным по какой-то очень подозрительно-счастливой случайности мужиками не был оставлен.
– Когда пить-то будете? – резонно вопрошала баба Нюра. – Ночью что ли? Не напилися ещё, ироды? 
Вечером во двор общежития въехал всё тот же дышащий на ладан автобус, который артисты встретили криками: «Ура!», чем немало смутили старичка-водителя, не ожидавшего к себе такого внимания. Тронулись только в половине девятого. «Наверное, концерт будет где-нибудь неподалёку», – гадала Ольга, с тревогой вглядываясь в сумерки за окном.
Дорога до города Дон Бенито заняла два часа – то ли дедок устал и заплутал в темноте, то ли неверно рассчитал время.
На огромной площади возле собора народ уже бурлил от нетерпения – почти час не начинали концерта, ждали русских. Ольга ещё дома предусмотрительно переоделась в сценический костюм и потому сразу же приступила к своим обязанностям. Шустрый парнишка-распорядитель, сносно говоривший по-английски, показал место для переодевания и попросил быть готовыми как можно скорее.
Помимо «Ладоги» выступали испанцы и танцоры из Кении. Для выхода на приветствие от каждого ансамбля выделили по две пары. Испанцы и кенийцы вышли с флагами своих стран. Россияне стояли без флага…
На этот раз, как назло, Рыжов, отвечающий за флаг, почему-то его не взял.
– Ты же мне ничего не сказала, – без тени смущения снял с себя вину великовозрастный детина.
– Никто ничего не знал о концерте! – Ольга почти сорвалась на крик. – Неужели трудно было взять? Ты же его всегда брал!
После выступления Ольге долго не удавалось отыскать в толпе распорядителя, чтобы подогнать автобус со стоянки. Усталые злобные тётеньки смотрели на неё, как на врага народа, шипели гадости, но никто не сдвинулся с места, чтобы помочь в поисках. Выехать удалось только в половине первого ночи: проезд по площади разрешался только в одну сторону, как раз в том месте, где располагались зрители. Пришлось ждать, когда публика разойдётся.
– Домой пора, водка стынет, – трындел Рыжов.
– А где сувениры? Ты же говорила, что мы их заберём? – подступил к Ольге Пеньков.
Водитель автобуса, с трудом поняв Ольгин вопрос, успокоил: по дороге заедем к Хосе.
В Рибера дель Фресно въехали около двух часов ночи. Хосе Маса уже ждал, был свеж и приветлив, будто ночное бдение – обычное для него явление, пригласил в колледж, передал ящики с сувенирами и суточные за самые первые и последние дни.
– Привет Владимиру! – вальяжно произнёс испанец. – Счастливого пути!
Предъявлять претензии этому самодовольному типу было бессмысленно, к тому же, перевести всё равно было некому.
В автобусе Ольга передала Лиде конверт с деньгами и расписку.
– Сколько там денег? – недоверчиво осведомилась Тоня.
– До хрена! – ответила Ольга, отметив про себя, что под конец поездки научилась разговаривать в несвойственной ей, зато отлично понятной коллективу, манере. – Там  всё написано, проверяйте!
Никита втащил в салон злополучные ящики с сувенирами.
– Оль, глянь, всё ли сохранилось? – проявила запоздалую бдительность Тамара Сергеевна.
«Вот ты и глянь, командирша!», – выругалась про себя Ольга и демонстративно прошла мимо.
Только в четвёртом часу ночи гастролёры добрались до своих постелей. Ни о какой вечеринке и речи быть не могло.
 
Домой!

Утром серые от недосыпа артисты без аппетита поглощали поздний завтрак. Эухенио выглядел не лучшим образом: куда-то подевалась его самоуверенность и фирменный шарм. По-настоящему удручённый вид испанца не позволял сомневаться в искренности его переживаний. То и дело, яко бы по делам, он выходил из кухни и, не таясь, сверлил глазами Ольгу.
«Какие всё-таки, они большие дети, эти любвеобильные средиземноморские мужчины», – пожалела она ухажёра.
Прощаясь, Эухенио долго не отпускал руки Ольги, что-то жарко шептал на ухо,  пытаясь прижать к себе. Жестами показал: приезжай, буду ждать.
«Где его семья, дети? Кто он – хозяин гостиницы или наёмный служащий? Что делает в этом маленьком скучном городишке? Как плохо без языка – так и не удалось ничего узнать…», – размышляла Ольга, глядя из автобуса на Эухенио, одиноко стоящего посреди двора.
Выехали с хорошим запасом времени: путь предстоял неблизкий, а старый автобус не внушал доверия.
Дорога к дому, столь желанная и долгожданная, окрасилась грустью неизбежного  расставания с Испанией.
Три недели – немалый срок, чтобы привязаться и впустить в своё сердце родину Сервантеса, Пабло Пикассо и Сальвадора Дали, полюбить хитроватых, но добродушных жителей, прекрасную и такую разную природу юга и севера.
Как знать, доведётся ли вернуться сюда ещё раз?
Севилью обогнули по окраине, застроенной типовыми панельными домами.
Водитель выделил целый час на посещение придорожного торгового комплекса и  предупредил: это последняя остановка перед аэропортом. Артисты разбрелись, скупая, что нужно и что не нужно, только бы потратить остатки валюты.
Ближе к Малаге показались предгорья с причудливыми скалами и широкими долинами. За окном мелькали живописные оливковые рощи, цветущие олеандры, разноцветные поля.
Пейзажи неземной, фантастической красоты смотрелись яркими картинками, нарисованными весёлым и счастливым ребёнком.

В аэропорт приехали за шесть часов до вылета. Попытки уговорить водителя показать Малагу ни к чему не привели: дедок объяснил, что спешит к другой группе, и с видимым облегчением покинул шумных, непредсказуемых гостей из России.
Артистов приютил огромный, похожий на ангар, аэровокзал.
Ольга и Лида устроились в стороне ото всех – организм настоятельно требовал отдыха от созерцания коллег. Коротая время, читали и наблюдали за пассажирами всех мастей и расцветок. Других развлечений не предвиделось.
За долгие часы ожидания кто только не побывал на скамейке напротив.
Гордыми, неподвижными статуями восседали строгие, одетые во всё чёрное, арабские девушки. Словно пугливые лани, они жались друг к другу, сверкая огромными чёрными глазами поверх платков, закрывавших пол-лица. И тихой стайкой послушно проследовали за мужчиной к стойке регистрации. 
Их места заполнили две шумные многодетные семьи, возвращавшиеся с дешёвого испанского курорта. Судя по всему, это были ирландцы – выдало не только немного жестковатое произношение в сравнении с речью англичан, но и не по-европейски, слишком непринуждённое поведение.
Отцы семейств с удовольствием попивали пивко из банок и азартно обсуждали последние сводки с футбольных полей, вальяжно развалившись на скамейке и не замечая, что соседка по лавочке, зажатая в угол их упитанными телесами, уже едва дышала. Их боевые подруги листали глянцевые журналы, увлечённо тараторили о модных новинках и совсем не волновались по поводу многочисленного потомства, с визгом носящегося вокруг скамеек, сшибая чужие сумки и чемоданы. 
«Совсем, как наши работяги, «простые в доску», – подумала Ольга. – Недаром ирландцы так отличаются от своих чопорных соседей. Две страны отделяет лишь узкий пролив, а разница в менталитете очевидна».
Пеньков и старенький Егор не теряли времени зря и прилично «приняли на грудь» – по причине несостоявшейся прощальной вечеринки оставалось полно выпивки и закуски. Достигнув нужной кондиции, Фёдор Гаврилович в приподнятом настроении, заложив руки за спину и выставив вперёд брюшко, прохаживался вдоль скамеек и  предавался любимому занятию: травил байки о триумфальных выступлениях, зарубежных гастролях и о себе любимом.
Слушателей было немного, ему внимали Егор, Тоня, да баба Нюра. Остальные – гуляли по залу или дремали – народ явно подустал от вида не просыхающей физиономии худрука.
Ольга и Лида перекусили в буфете аэропорта. Радость от вкусной булочки и хорошего кофе  омрачилась объявленной ценой – трапеза потянула на восемь евро.
За час до начала регистрации к Ольге подтянулись хористки.
Досужим тётенькам не терпелось покомандовать, они настояли на том, что нужно  двигаться поближе к стойке и занять очередь.
Она не стала спорить, дабы не навлечь на себя очередную порцию недовольства, хотя не видела большого смысла в перемещении. Предвкушая скорый конец навязанной роли слуги народа, мечтала лишь об одном: поскорее приблизить этот счастливый момент.
Битый час гудящая, как рой, толпа с чемоданами и инструментами топталась на пятачке вокруг стойки, мешая проходу пассажиров и выслушивая недовольные замечания работников аэропорта. Стоило кому-нибудь появиться в помещении регистрации, хористки дёргали Ольгу: спроси, то, спроси это.
Служащие, занятые своими делами, на все вопросы отвечали вежливо, но жёстко: они не в курсе, а рейсом на Санкт-Петербург займутся другие.
«Какого хрена мы здесь торчим, сидели бы спокойно на скамейках! Не ансамбль, а колхоз «Напрасный труд», – заметила Лида.
Наконец зажглось нужное табло, появилась служащая аэропорта, после переговоров она любезно согласилась поделить общую массу багажа на всех, а оплату за перегруз получить в конце регистрации.
– Лида, постой рядом, наверняка придётся доплачивать, у меня может не хватить денег, – забеспокоилась Ольга.
– Не бойся, есть общественные деньги.
Регистрация проходила, как обычно, с толкотнёй и разборками.
Неподъёмные чемоданы с тряпками главных модниц – Лилечки и Столбовой потянули каждый на тридцать килограммов. У Тони оказался небольшой перевес, но своей бестолковой суетливостью она и здесь сумела испортить настроение.
– Куда теперь идти платить? – спросила бабуля, провожая взглядом свой чемодан, уплывший по транспортёру.
– Никуда, идите сразу на паспортный контроль, – отвечала Ольга.
– Но платить-то за перегруз нужно? – не унималась та, желая, то ли поумничать, то ли проконтролировать нерадивую начальницу.
– Вы видите, мы стоим здесь для этого, не волнуйтесь, всё под контролем!
– Ишь ты, наконец-то, начальство объявилось! Сроду не было никакого контроля! – язвительно проворчала Тоня. – Надо же, хоть под конец порядок появился!
– Кто будет платить? – спросила служащая, когда вес багажа превысил норму.
– Мы здесь, не беспокойтесь.
Время приближалось к полуночи. Счастливчики, первыми прошедшие регистрацию, успели отовариться фирменной парфюмерией до закрытия «дьюти фри».  Припозднившимся подругам пришлось довольствоваться покупкой бутылки хереса и ломтиками дорогущего хамона в вакуумной упаковке.
Зато…! Зато теперь Ольга была совершенно свободна! Наконец с неё свалился тяжеленный груз!
Вот и всё! Она больше ни за что не отвечает!
«Дорогу к самолёту уж как-нибудь найдут, не маленькие», – рассудила она и подсела к танцоркам, оживлённо рассматривавшим снимки на камере. Девчата потешались над кадром: на узкой койке, неуклюже поджав ноги, с видом обречённой жертвы возлежала частушница Галя. Если бы не пышное, как подошедшая опара, тело, её можно было принять за узницу, отбывающую наказание на нарах. На втором ярусе, свесив длинные худые ноги, сидела Столбова, увлечённо полируя ногти.
Убогий быт, совсем недавно раздражавший гастролёров, теперь был всего лишь  эпизодом прошлого и уже не воспринимался, как трагедия.
Взглянув на снимок, Ольга громко захохотала. Впервые за много дней.
Громкий раскованный смех разорвал тишину полуночного кафе.
Мужчины оторвались от пива и обернулись посмотреть, что могло развеселить вечно замотанную начальницу. В их глазах читалось удивление: надо же, оказывается, Ольга умела хохотать, да ещё так заразительно!?
Смех моментально освободил, очистил от забот, помог отодвинуть в прошлое мучения, тревоги и унижениях последних дней.
Она сама себе удивлялась: откуда у неё, затюканной коллегами и опустошённой выматывающими гастролями, взялись силы веселиться? От былого напряжения не осталось и следа.
Но расслабляться было рано: рейс отложили на два с половиной часа… 

В Питер гастролёры прилетели еле живые от усталости.
Ольга одной из первых понеслась на пограничный контроль, на бегу созваниваясь с мужем. Лида едва поспевала следом.
– Погоди, куда ты рванула?
– Не могу уже видеть эти рожи, хочу скорее домой!
Получив багаж, подруги простились. За артистами приехал автобус, Ольга умчалась на автостоянку, к супругу. Хотелось поскорее поставить точку в этой затянувшейся поездке.
Прочь, прочь отсюда, только бы не встретиться случайно в толпе с кем-нибудь из тех, кто в течение трёх недель испытывал её характер! Только бы не видеть этих артистов-перевёртышей с их капризами и хамством! Этих тётушек, благородных с виду и готовых порвать всякого, кто проявит равнодушие к их персоне, не оценит наряды или сценический талант! Этих представительного вида музыкантов с благородной сединой, всех этих хорошо одетых, вежливых интеллигентов! Лучше не вспоминать, как  эти трепетные служители искусства, тонкие и ранимые артистические натуры могут напиваться до потери человеческого облика и валяться где-нибудь в полях Астурии, словно бомжи, вызывая ужас местного населения.
Когда эти люди были самими собой? Тогда или сейчас? Впрочем, какое ей теперь до этого дело! Пусть их близкие разбираются с загадочной русской душой. С неё хватит!
После всего пережитого на гастролях, Ольге и в страшном сне не могло присниться, что она, как прежде, будет приходить в хоровой класс к «маэстро» Пенькову. Теперь она и под пытками не заставит себя заниматься музыкой, созерцая его самодовольную, изображающую вдохновение, физиономию. Всё равно в памяти будет всплывать другое лицо – с красными, как у быка глазами и заплетающимся языком…   
– Достали! Достали! – только и смогла выдать Ольга, дежурно чмокнув супруга в щёку. – Поехали скорее отсюда!
– Боже, как же я устала! – дорогой она взахлёб делилась впечатлениями. – Использовали по полной программе, а сами не просыхали! Алкаши и старые дуры! Артистками себя возомнили! Теперь, даже если в Америку поедут, мне с ними не по пути!
– Ну, успокойся. Делай, как хочешь, – поддержал супруг. – Ты права, есть такое у наших мужиков: спрятаться за спину начальника, прикинуться дуриком, чтобы ни за что не отвечать. А среди людей творческих профессий такое встречается сплошь и рядом.
– А Тамара-то, староста, с каким удовольствием на меня всё спихнула! Струхнула видать ещё дома, узнав, что с группой не будет сопровождающего, командовать она любит, да только без знания языка это был не её случай! Представь: без официального представителя, без переводчика пять раз мотались туда-сюда по чужой стране тридцать семь человек от малого до старого…

Через день после приезда Ольге позвонила Лилечка.
– Мы с Пеньковым посоветовались и решили поручить тебе написать заметку о поездке в районную газету.
Ольга чуть не задохнулась от возмущения, но теперь терять было нечего.
– Ты знаешь, я в этой поездке получила столько негатива, что хватит надолго, – выдала с мстительным удовольствием. – У меня рука не поднимется писать в «районку» ни за какие коврижки. Сама понимаешь, в заметке должно быть или хорошо, или ничего…
– Ой, ну что ты, Оль..! Обиделась что ли? Это же люди… в коллективе чего только не бывает!
– Вот и напиши сама, – с металлом в голосе отрезала Ольга. – А обижаться – удел горничных. Как ты понимаешь, это не мой случай.

Послесловие

Новый сезон в сентябре «Ладога» открыла без Ольги.
Лида притворно поохала, но быстро успокоилась. Как-то раз напросилась к подруге в гости и за бокалом вина разоткровенничалась.
– Если бы ты знала, как мне тебя жалко было там, в Испании! Девки-то наши расслаблялись, а ты пахала, как папа Карло, – неожиданно выдала Лида. – Ты точно  не придёшь к нам больше?
Убедившись, что Ольга не изменит решения, продолжила.
– Кое-что тебе скажу, только – тс-с-с, никому! Знаешь, Тамарка рассказала, что случилось тогда, перед поездкой. Мы же опоздали к началу фестиваля, потому что она поздно купила билеты. Сбились с графика, и попали в «третий эшелон». Владимир Семёнович рвал и метал, уже дал добро татарам ехать вместо нас. Мы тогда его еле-еле уговорили, денег сунули, нужно было что-то сделать ради коллектива. Ситуация была такая – или мы не едем, или едем на любых условиях, без гида, без конкретного плана. Но разве тогда можно было об этом сказать? Все же настроились на поездку…
– И, зная наперёд, как Пеньков с дружками будет расслабляться, решили скинуть всё на меня, – Ольга напомнила о том, памятном собрании, на котором руководство ансамбля поспешно нагрузило её неподъёмными обязанностями. – Ага, поняла, все в Испании отдохнули, повеселились, и Владимир Семёнович в накладе не остался, оприходовал экономию на переводчике. 
Конфиденциальность, с которой сердобольная подружка сообщила информацию, объяснялась легко: Лида боялась испортить отношения с руководством, покидать ансамбль она не собиралась.
– Не зря я сердцем чуяла неладное, – поделилась Ольга с мужем, проводив подругу.   – Как же я рада, что меня уже ничто не связывает с этим коллективом! А штатные начальники-то хороши! Наверняка Пеньков был в курсе и молчал – типичная ситуация для матушки-России – мы, руководство, знаем реальную обстановку, а народу-быдлу докладывать не обязательно. И хористы хороши – не разобравшись, не зная положения дел, наседали на меня, а не на Тамару или Пенькова. Сколько эти горлохватки мне крови попортили – одна баба Нюра чего стоит!
Той же осенью Ольга записалась в вокальный ансамбль соседнего посёлка. И ни разу об этом не пожалела. Ей пришёлся по душе новый репертуар – камерная музыка и романсы.
– У вас же голос не народный, – отметила хормейстер, прослушав Ольгу. – Вам в «Ладоге» и петь-то трудно. – Впрочем, чтобы там петь, не нужно ни голоса, ни слуха… – добавила она тише.
По причине скромных успехов ансамбль не выезжал дальше своего района, и, к счастью, не представлялось возможным, узнать, кто есть кто среди участников коллектива, костяк которого составляли инженеры и научные сотрудники развалившегося в девяностые годы «почтового ящика».
После злополучных гастролей Ольга стала замечать, что не может спокойно слушать народную музыку – раздражали всевозможные «ай-люли», выдаваемые за народный фольклор.
Волей-неволей возникали неприятные ассоциации, связанные с «Ладогой». Она спешно переключала каналы, случайно наткнувшись на истошный вокал «народников», обслуживающих низкопробные вкусы ново-русской элиты.
– Интересно, сколько нужно времени, чтобы у меня прошла аллергия на псевдонародную музыку? – поделилась переживаниями с супругом.
– Неужели в Испании всё было так плохо? Сколько же ты будешь вспоминать об этих злополучных гастролях?
– Нет, конечно, не всё было так ужасно, да только у меня совершенно не было ни времени, ни сил отдохнуть и расслабиться. Были встречи с замечательными людьми – басками, например, до сих пор вспоминаю дружных талантливых чилийцев, их искромётные танцы. – Ольга бережно разгладила отделанный кружевом батистовый платок с вышитыми лилиями и словом «Chile» – подарок солистки Марии.

Прошёл год. Летом «Ладога» съездила в Польшу.
О гастролях Лида рассказала Ольге сдержанно, без восторгов – решила, что не стоит дразнить подругу.
Но та осталась совершенно равнодушной, лишь поинтересовалась:
– Ну, а как было с дисциплиной? 
– Ой, ну ты и сама знаешь… – замялась Лида. – Рыжов, конечно, не просыхал, хотя его там прихватывало не на шутку… он же сердечник. Тамара отпаивала лекарствами. А Пенькову хоть бы хны, сам хлестал, и другим не запрещал.
Через месяц после гастролей пятидесятилетний Рыжов умер во сне от обширного инфаркта.
Прошёл ещё месяц. Пеньков отмечал свой день рождения и, как обычно, не желая угомониться, пьяным допоздна куролесил по Дворцу культуры. Только в два часа ночи Иван уговорил приятеля двигаться домой и проводил до подъезда.
На тёмной лестнице еле стоящего на ногах старика избили наркоманы. За мелочь в кошельке отбили внутренности и сломали челюсть. Фёдор Гаврилович с трудом дополз до двери своей квартиры.
Ансамбль на три месяца лишился руководителя: Пеньков никому не разрешал его замещать. Боялся – подсидят.
Зимой на областном фестивале народного творчества «Ладога» не подтвердила звание «народный коллектив». Впервые за многие десятилетия.
И районное начальство всё-таки нашло Пенькову замену.