За Рокоссовского

1941 – 1945 гг.
   Моя бабушка Любовь Дмитриевна Шедина родилась не за долго до великой отечественной войны в далеком 1931 году, в Брянской области, в селе Огорь. Она была далеко не первым и не последним ребенком в семье. Её отец Дмитрий Николаевич Шедин родившийся в деревне Тиханова в 1897 году, после объявления войны, пошел воевать на фронт добровольцем, так как был далеко не призывного возраста. К началу войны прадед уже имел боевой опыт, он сражался в рядах Красной Армии против «Белых», был идейным коммунистом и председателем колхоза.
   Мама моей бабушки Варвара была подстать своему мужу, имела крутой нрав, но при этом у нее было доброе и открытое сердце. Когда в их деревню пришли немцы, всех жителей согнали на площадь, тех кто сопротивлялся, расстреливали на месте. Так рядом с моей прабабушкой оказались и соседские дети.
   Собрав всех людей, немцы сожгли деревню, а женщин и детей посадили на обозы и повезли на «работу во имя славной Германии». В конце пути, всех людей ждал концлагерь в лучшем случае, а в худшем расстрел.
   У моей прабабушки было очень много детей, поэтому немцы на ее семью выделили отдельный обоз. Дети есть дети, всегда и во все времена. Одному малышу надо попить, другому поесть, третьему спать, а четвертому по нужде до кустиков отбежать надо. Кто-то капризничает, а кто-то молча все лишения переносит. Охраняли колонну немцы и бендеровцы. Очередной раз одного из деток до кустиков приспичило, а полицай не выдержал и начал на прабабушку орать:
   - Угомони своих выродков! Пристрелю, собаку!
Схватил полицай ружьё, взвёл курок и целиться в ребенка. У какой матери сердце выдержит…
   Спрыгнула Варвара с обоза, вцепилась в ружьё и к земле гнёт, собрала все слюни, что можно было собрать в пересохшем рту от жажды и плюнула в глаза бендеровцу. Увидел эту перепалку рядом шедший немец, подскочил и выхватил ружьё.  Отправил полицая в начало колонны, а сам на его место встал охранять.
   Идут по большаку в сторону Германии по одной стороне дороги колонна с женщинами и детьми, а по другой стороне навстречу идут солдаты вермахта. А над головами, низко так летят наши самолеты, рады бы фашистов долбить, да рука не поднимается, бок о бок рядом с детьми русскими изверги идут.
   Долго шли, ноги в кровь стоптали. Подходит немец к Варваре, тот что от пули ее ребенка спас и тихо так, чтобы кроме неё никто не услышал говорит:
   - Бежать надо, матка! Расстреляют вас всех! Впереди лес будет, сворачивай в лес и бегом, не останавливайся! Поняла?
   Варвара тихонько кивнула в ответ немцу. Собрала всех деток своих и соседских, тем, кто по старше каждому дала наказ, кто с кем бежит, кто за кем присматривает, а младших к себе поближе подвинула. Едут дальше, впереди и правда лес. Сердце от страха у прабабушки в пятки ушло, за себя, за деток страшно. Терять не чего, что так расстрел по прибытию, что сейчас, зато мучиться меньше. Пока думала въехали в лес. В колонне то спереди, то сзади переполох. Послышались канонады, от взрывов земля дрожит. Тут подбегает немец, хватает лошадь за узду и направляет в сторону леса выдергивая из идущей колонны еще и хлыстнул кобылку, что бы скорости предать. Кто по умней да пошустрей тоже в лес рванули, кто бегом, кто на обозах. Выстрелы свистят, ветки по глазам стегают. Бегут кто куда, страшно, а жить хочется.

   Вот так мои предки избежали концлагеря и расстрела во время войны. Благодаря немцу….

   Убежать то убежали, а дальше то что…. Решили домой вернуться. Ни еды, ни воды от дома далеко. Пока в колонне ехали, немцы кормили. Идут, прячутся по кромке леса, от дороги подальше, к деревням по ближе в надежде, что найдутся люди накормят. Идут по деревням, а местные жители с вилами их встречают, гонят их от своих домов. Не выдержали спасшиеся ребятишки, голод не тётка. Повскакивали с обозов и бегом на ближайшие огороды, хоть что-то из еды раздобыть. Местные с вилами за детьми бегут, кого из детей на месте закалывают если догоняют, кому в спину вилы бросают. Сын Варвары, Толя, тоже среди этих ребятишек был, схватил тыкву и бежать к обозу, споткнулся и упал, а рядом вилы в землю воткнулись. Не вставая кубарем в сторону откатился не выпуская тыкву из рук. Вскочил и бегом к мамке, выжил… многие детки в той украинской деревне на огородах лежать остались… земля им пухом…
   Вернулись в родную деревню, а дома немцы сожгли. Делать не чего, вырыли землянку и стали в ней жить. Никогда Варвара не делила детей на своих и чужих, всем всё поровну давала. Собирали лебеду, гнилую и мерзлую картошку, делали лепешки, на них и выжили. Вместо чая черенки от смородины и малины заваривали. Собрали всё что можно было собрать по деревне и окрестностям и решила Варвара к родным в сторону Загорска ехать, там мать с отцом, братья, не дадут с голоду погибнуть, думала так прабабушка.
   Добралась до Семхоза, где жили братья. Помогли они ей дом построить. Стала она в нем жить и детей растить, да мужа с войны ждать.

***
   В то же время батальон, в котором служил Дмитрий ефрейтором, сражался где-то на просторах нашей родины, бои шли ни на жизнь, а на смерть за каждую пядь земли русской. Прадед был пулемётчиком, служил Родине верой и правдой. Во время очередного боя, полёг весь его батальон, численностью чуть менее пятисот человек, выжило только двое, мой прадед и его сослуживец. Решили они идти к нашим, пусть лучше свои расстреляют, чем немцам в плен сдаваться. Идут, а слезы градом, поджилки трясутся. Дошли…
   А свои без суда и следствия посчитали их дезертирами, и приговорили к расстрелу. Ведут в конец деревушки на расстрел. Дмитрий был в годах, да и война раскрасила, седины добавив, выглядел как древний старик. Ведут конвоиры, подталкивают в спину. Тут ноги у деда и подкосились, упал. Хочет подняться, а ноги не слушаются. Ковырялся, ковырялся, а встать не может. Увидели эту картину местные женщины, наскочили на конвоиров с кулаками, кричат на них:
   - Изверги, куда же вы старика тащите! Совести у вас нет!
Женщины, что по моложе, да по сильней, схватили Дмитрия под руки и потащили на скамейку к забору. Трясется дед от холода, голода и страха. Женщины с себя фуфайки поснимали, накрыли его со всех сторон и конвоиров к нему не подпускают.
   В этот момент мимо проезжал главнокомандующий фронтом Константин Константинович Рокоссовский, остановился посмотреть, что происходит, тут и ему от местных женщин досталось. Налетели, галдят, проходу не дают, справедливости требуют. Подошел Рокоссовский к прадеду и говорит:
   - Рассказывай, кто такой, что случилось?
Дмитрий ему и отвечает:
   - Весь мой батальон погиб. Выжило только двое, рады бы дальше воевать, так не чем. Патроны закончились. Вернулись к своим, нас приговорили к расстрелу. Товарищ военноначальник, дайте пулю, одну только пулю. Я сам себе в висок ее пущу. – вцепился прадед в кобуру на поясе Рокоссовского, еле пальцы ему разжали.
Главнокомандующий опять спрашивает:
   - Как же ты такой старый, на фронте оказался? Кем раньше был? Кем служил?
   - На фронт пошёл добровольцем. До войны был председателем колхоза. Имел боевой опыт в борьбе за советскую власть. Вот и взяли.
Рокоссовский опять спрашивает:
   - Лошадей любишь? Ходить за ними умеешь?
   - Люблю, умею, всё детство с лошадьми прошло. – ответил ему Дмитрий.
   - Садись в обоз, за лошадьми ходить будешь.
   Так мой прадед оказался подле Рокоссовского. И до конца войны так с ним бок о бок и прошёл ухаживая за лошадьми, участвуя во всех военных операциях. Константин Константинович лично вручил моему прадеду медаль «За боевые заслуги».
   После войны Дмитрий вернулся к жене и детям. Приехал в белой шинели, с медалью на груди. Очень любил ходить в церковь, пел в церковном хоре и всегда ставил свечку за Рокоссовского…