Была такая задумка, написать воспоминание о своей школьной любви. Но обдумывая материал, я понял, что невозможно отделить те свои отношения с противоположным полом от «исторического фона», на котором они разворачивались. Поэтому получатся просто воспоминания об определенном периоде моей жизни с неким акцентом на первую любовь.
NB. Я проработал 21 год научным сотрудником в военном НИИ. Естественно, я не только занимался самими научными исследования, но и писал научные отчеты. В те годы существовал ГОСТ, в котором были изложены правила написания научных отчетов. Правила очень жесткие, и в институте следили за их неукоснительным выполнением. Подчинение этим правилам мне сильно надоело за эти годы. Поэтому при написании воспоминаний хочется расслабиться и писать их, не подчиняясь каким-то формальным правилам построения литературного произведения, например, описывать события строго в хронологическом порядке, а писать в том порядке, как воспоминания пришли в голову.
* 1 *
Мои родители и я вернулись в Вильнюс в 1956 году после того, как отца демобилизовали из армии. Тогда Хрущев задумал грандиозную реформу армии, о ней много можно почитать в интернете. Для моего повествования имеет значение то, что за короткий срок решили сократить армию на 1300000 кадровых военных. Некоторые воинские части сокращались целиком, в некоторые части приходила разнарядка, что надо представить к увольнению столько-то офицеров. Воинская часть, в которой служил отец, была малочисленная, офицеров в ней было меньше десятка. Командиру части пришла разнарядка, что надо сократить одного человека. Мой отец никогда не занимался подхалимажем, когда его, что называется, допекали, мог сказать в глаза командиру то, что о нем думает. Не только командир в армии, но и любой начальник на гражданке не любит строптивого подчиненного. Вот, собственно, за наличие собственного мнения на моего отца подали документы на увольнение. Его не спасло даже то, что ему оставалось полгода до пенсии. Я знаю, что в аналогичных условиях в конце лихих девяностых в таких непростых ситуациях при сокращении штатов офицерам шли навстречу. Если ему нужно было решить важный жизненный вопрос, то его на какое-то время выводили за штат. Моего же отца уволили без пенсии после того, как он отдал родине 19 с половиной лет своей жизни, прошел войну.
Итак, Вильнюс, 1956 год, мне 6 лет. Жили мы на улице Дзержинского, дом 26. Кирпичный двухэтажный дом с мансардой, так что по факту три этажа. С этим домом связан один курьез. Это когда я родился, он носил номер 26. А в 1957 году была реконструкция улицы Дзержинского. Один дом очень мешал расширению проезжей части, и его снесли. Казалось бы, снесли и снесли. Но нет, заодно решили у всех следующих домов в сторону окраины номера сдвинуть. Так наш дом номер 26 получил новый номер 24. После этого в каждом паспорте жильцов этих домов нужно было изменить данные о прописке. Вы представляете, сколько работы было у инспекторов паспортных столов? Зато мы, жители этой улицы, были очень довольны реконструкцией. Вместо булыжной мостовой, которая лично у меня ассоциируется с 19 веком, появился гладкий асфальт. Установили опоры, натянули контактную сеть и пустили троллейбус. Улица наша была поистине торговой. Почти во всех домах первый этаж занимали предприятия, обслуживающие жителей - или магазин, или почта, или столовая. Так вот, одновременно с обновлением покрытия улицы во всех заведениях первых этажей заменили рамы, оштукатурили стены, покрасили и обновили вывески. Улица стала выглядеть современно.
Не избежал таких изменений и наш дом. В нем в полуподвальном этаже была сапожная мастерская с отдельным входом со двора. Работал там, как тогда называли, кустарь-одиночка. Вентиляции там никакой не было, поэтому входная дверь всегда была открыта настежь. Ребенком я любил приходить к этой двери и, как зачарованный, смотреть, как быстро и ловко он работает своим сапожным молотком, загоняя в подметку сапог деревянные гвоздики. В процессе реконструкции улицы это полуподвальное помещение ликвидировали, вход со двора замуровали. На первом этаже провели перепланировку, сделали вход с улицы. Теперь это стало официальное предприятие в системе какого-нибудь «Литбытпрома». Посадили тетеньку с кассовым аппаратом. А вдруг сапожник захочет утаить от государства копеечку? Социализм — это учет и контроль!
Наша квартира была угловая и располагалась на втором этаже. Окна квартиры выходили во двор, поэтому квартира была защищена от уличного шума. В ней были кухня, большая комната, малая комната и помещение без окон, предназначенное для кладовой. Поскольку в квартире проживало 6 человек, то и кладовая использовалась в качестве жилой комнаты. Я и мои родители обитали в большой комнате (в 1958 году родилась моя сестра, и нас стало 7), в малой комнате жила взрослая сестра моего отца, а в «кладовке» была спальня родителей моего отца. Хоть я был еще ребенком, но интуитивно понимал, что у квартиры есть некая странность — у нее не было никакого коридорчика или прихожей. Прямо с лестничной клетки дверь вела в кухню. Представьте себе — зима, вы вошли с улицы, вам надо снять пальто, переобуться, а в это время в метре от вас другой член семьи кушает за обеденным столом. Особенно, если на улице плохая погода, вы снимаете пальто, а пыль с него летит кушающему человеку в тарелку.
Хочу провести для читателя маленькую экскурсию по этой квартире. Представьте, вы вошли с улицы прямо в кухню. На входной двери тяжелая цепочка, видимо латунная, еще довоенного производства. Я помню, что по звонку сразу входную дверь никогда не открывали. Сначала надо через приоткрытую дверь посмотреть, кто там. Только потом снять цепочку и пустить человека в квартиру. Теперь вы стоите у входной двери и осматриваете кухню слева направо. В левом углу мойка, вода, естественно, только холодная. За мойкой окно, в нем никогда не было солнца, так как выходило оно на северо-запад. Напротив входа двустворчатая дверь со стеклянными вставками в большую комнату. Дальше, правее двери, большой стол, он исполнял функции как обеденного, так и стола для приготовления пищи. Летом на нем натужно сопела керосинка (керогазов в нашей семье не любили — иногда они взрывались). В правой от вас стене была дверь в темную комнату, дальше в углу стояла комбинированная печь-плита. Одна ее стенка выходила в темную комнату и обогревала ее. В плите была обычная чугунная поверхность с кольцами для приготовления пищи. Как бы сказал современный менеджер — двухконфорочная варочная панель с дровяным приводом. Заканчивает обзор на правой стене вешалка для верхней одежды.
Пройдем в большую комнату. Она угловая, слева и напротив входа два окна. Из-за этих окон пространство комнаты используется нерационально. Диван, на котором спали родители, детская кровать (моя) и большой обеденный стол, вот и все. В правой стене дверь в маленькую комнату. Это комната тети Юли. Окно, швейная машинка, кровать и изразцовая печь. Через следующую дверь попадаем в темную комнату. Это спальня дедушки и бабушки. Комната маленькая, примерно 6-7 кв. метров. Кровать и тумбочка, вот и все, что там поместилось. Как вы видите, все помещения — и кухня, и комнаты — проходные. Всю квартиру можно обойти по кругу и вернуться в ту точку, откуда начал. Еще надо отметить, перед входом в квартиру была совсем миниатюрная, 0.8х0.8 метра, кладовка для топлива. Топили печи углем, который хранился в сарае во дворе. Можно было выбрать время, сходить в сарай, принести 2-3 ведра угля и поставить их в эту кладовку, создать запас не пару дней.
Хочу отвлечься от основной линии моего повествования. Обычно люди не задумываются о том, что не касается непосредственно их жизни и жизни их ближайших родственников. Если начать задумываться, то могут возникнуть неприятные вопросы, которые будут потом мешать спокойно жить. В данном случае я вот о чем. Мои родители получили эту квартиру в 1946 году. Понятно было, что дом не новый, что ему уже исполнилось лет 30-40. Вот этот неприятный вопрос: кто жил до нас в этой квартире и куда он из нее переехал? 21 июня 1940 года Литовская буржуазная республика (это не официальное название, это я ее так называю) неожиданно проснулась Литовской Советской Социалистической Республикой и потеряла свою независимость. Новая власть сразу стала «отделять зерна от плевел». Были совершенно четкие критерии, по которым конкретные люди объявлялись «социально чуждыми элементами». Далее их грузили в товарные вагоны и отправляли в Магадан или другие места не столь отдаленные. Я вполне могу предполагать, что в этой квартире раньше жила семья, которая после 1940 года не по своей воле поменяла место жительства: Вильнюс на Дальний Восток. Так что в этой квартире вполне могла быть нехорошая аура. Не зря многие люди приглашают священника, чтобы тот освятил квартиру перед заселением.
Вернемся к моему повествованию. Если выйти из дома, то справа от крыльца была маленькая кирпичная пристройка. Она скрывала лестницу, ведущую в подвал. Спускаешься по ступенькам, поворачиваешь налево и ты в подвале. Там всегда было темно, либо лампочка считалась роскошью, либо она и не была предусмотрена проектом. Поэтому с малых лет я был «ассистентом» бабушки по походам в подвал за провизией. Моим снаряжением был либо электрический фонарик, либо свечка в зависимости от того, что было в наличии. По центру подвала был довольно широкий проход, а по бокам отсеки по числу квартир. Запасы на зиму были стандартные: бочка капусты, бочка огурцов, на полу в загородках картофель, свекла, морковка.
* 2 *
Теперь быстренько пробежимся по двору. Слева от крыльца была длинная глухая стена дома. Когда я говорю, глухая, это значит не просто отсутствие окон, это отсутствие любых архитектурных элементов, словно это была тюремная стена, и задача была, чтобы заключенный никак не мог ее преодолеть. Плохо было еще то, что высокая и длинная стена напрочь лишала солнечного света добру половину двора. Вдоль стены этого дома были пристроены деревянные сараи. Нашей семье повезло, что сарай был самый ближний к крыльцу. Сарай был небольшой по площади, а загрузить туда надо было сразу самосвал угля. Из положения вышли так: на высоте груди сделали полку на всю ширину сарая. Внизу лежал уголь, а на полке разный домашний скарб, который жалко выкинуть.
За сараями находилась самая неприятная часть нашего двора. Первый объект — как выражался один персонаж кинокомедии - «туалЭт типа сортир», рядом был другой объект — выгребная яма, издающая соответствующее амбре, и окруженная роем мух. Ничего не поделаешь — в квартирах туалетов не было, а жить как-то надо.
Дальняя часть двора оканчивалась одноэтажным домом на две семьи, у каждой свой вход. Двор имел едва заметный уклон в сторону этих домов. После сильного дождя перед ними разливалась большая лужа, так что попасть домой было затруднительно. Зато мы, малышня, лазили по этой луже и радовались жизни.
Правая часть двора заканчивалась глухой стеной дома без окон. Это был близнец того дома, который я описывал выше. Следующий дом, который выходил фасадом на улицу, отличался тем, что на первом этаже была расположена мастерская. Причем это не то, что сейчас понимается под мастерской «Металлоремонт». Это был действительно маленький цех по производству изделий из металла. Причем, поскольку мастерская занимала весь первый этаж этого дома, то лестницу, ведущую на второй этаж, пришлось вынести на наружную стену. Сейчас, будучи взрослым человеком, я понимаю, что людям на втором этаже жилось не сладко от постоянного шума от мастерской.
У них не было никакого склада. Во дворе рядом с тыльной стеной мастерской прямо на земле была навалена куча металлопроката. Она ничем не была огорожена, и мы, дети, с интересом там лазили. Нас даже никто не гонял, сейчас я просто удивляюсь, как никто из нас не получил серьезную травму. Но самым большим нарушением не только каких-то формальных правил, но и просто здравого смысла было то, что прямо во дворе располагался аппарат для приготовления горючего газа для сварки, да и сами сварочные работы производились здесь же, во дворе. Пару слов про сам аппарат. Представьте себе металлическую бочку с толстыми стенками, чтобы выдерживали давление. Сверху имеется крышка, которая может закрываться герметически. В аппарат засыпается карбид и заливается обычной холодной водой. Начинается реакция, в результате которой выделяется ацетилен. Крышка быстро закрывается, а газ по трубке направляется в сварочную горелку. Когда весь карбид вступил в реакцию с водой, газ переставал выделяться. Отработанный карбид вываливали тут же во дворе на землю. Тогда еще люди не знали таких слов, как защита окружающей среды. Мы, пацаны, очень радовались, когда удавалось стащить кусочек карбида и бросить его в лужу. Потом, как завороженные, смотрели на растущие из воды вонючие пузыри.
На этом описание двора не заканчивается. Точно в его центре стоял одноэтажный дом на две семьи, с тыльной стороны к дому были пристроены кирпичные сараи. Около сараев была лавочка — любимое место детских игр. В той квартире, дверь в которую была напротив нашего подъезда, жила … пилотесса. За границей принято говорить, если гоночной машиной управляет мужчина, то это пилот, а если женщина, то — пилотесса. Она, конечно, управляла не гоночной машиной, но тем не менее имеет право на это звание, так как управляла раритетом — настоящей полуторкой ГАЗ-АА. Мне даже страшно подумать, насколько я старый — не только видел, но и сидел в этой машине. Не музейный экспонат, а реальная машина из автохозяйства, которая каждый день возила обычные грузы.
Заканчивая описание, хочу сказать, что двор из-за стоящего в его центре дома в плане имел форму бублика. Позднее, когда родители купили мне велосипед «Орленок», мне до определенного возраста не разрешали без сопровождения взрослых выезжать за пределы двора. Вот я и наяривал на велосипеде по этому бублику свои «500 миль Индианаполиса».
Из моего описания вы видите, что наш двор был аскетический — никакого благоустройства. Через пару лет после нашего возвращения в Вильнюс моя мать провела, так сказать, агитационную работу среди жильцов нашего дома. Она предложила разбить маленький скверик в углу двора. Там уже и так этот участок земли с трех сторон был огорожен: с одной стороны стена нашего, 24-го, дома, со второй стороны та самая глухая кирпичная стена, с третьей стороны — торцевая стена сараев. Оставалось только установить ограду с четвертой стороны. Где-то добыли штакетник, соорудили забор, калитку. Получилось даже совсем не плохо. А вот с зелеными насаждениями получилось не сразу. Я писал о том, что в этом углу двора никогда не бывало солнце. Некоторые цветы категорически отказывались без него расти. Методом проб и ошибок цветы подобрали. Я точно помню в этом садике красивые георгины малинового цвета. Перед заборчиком вкопали скамейку. Позднее, когда мне купили «Орленок», именно у этой скамейки я накачивал шины перед выездом «в рейс».
Хочу немного отвлечься от повествования. Мне было лет 8, когда купили этот велосипед. Я был очень рад и горд, больше ни у кого во дворе не было «Орленка». Оставалась самая малость — научиться на нем ездить. В этом процессе первую скрипку играла моя мама. Она шла или бежала рядом с велосипедом и придерживала его сзади за седло. Долго я не мог ухватить изюминку поддержания равновесия, что надо поворачивать руль в ту сторону, куда ты начинаешь падать. Причем это действие должно быть доведено до автоматизма и выполняться практически мгновенно, без задержки. Я не был таким подвижным, или как еще говорят вертким подростком, из каких потом вырастали великие спортсмены типа Эдуарда Стрельцова. Ко мне больше подходило определение увалень. Пока я соображал, куда надо поворачивать руль, был бы уже на земле. Вот мама, держась за седло, и спасала меня от шишек и царапин. Я не помню, сколько продолжалась эта учеба, где-то недели три, но ездить я научился. В цирке даже медведя учат ездить на велосипеде, а я же человек. Большое спасибо моей маме за эту учебу!
Вспоминается еще один трагикомический эпизод, связанный с этим велосипедом. Хронологически он несколько выпадает из плавного повествования, так как произошел позднее, когда мне было лет 12. Жили мои родители тогда уже в другой квартире, отдельно от бабушки и дедушки. Когда-нибудь я напишу об этом периоде своей жизни подробно, сейчас только упомяну о том, что жили мы в одноэтажном доме на 4 квартиры. Большой микрорайон этих домов построили после войны немецкие военнопленные. Этот микрорайон не удостоился никакого благоустройства, так, привезли мелкий щебень, смешанный с песком, уложили между домами, укатали — вот вам улица, ходите по ней. Однажды я на велосипеде отъехал от своего дома, и через метров 50 мне нужно было свернуть направо. С внутренней стороны этого поворота росли кусты. Когда я проезжал мимо этого куста, из-за него выскочила крупная кошка и захотела перебежать дорогу передо мной. В результате я наезжаю передним колесом точно кошке на хребет. Она собирает все свои силы и делает рывок, чтобы выбраться из-под колеса. Представьте, что вы едете на велосипеде, никого не трогаете, и внезапно неведомая сила хватает переднее колесо и резко дергает его в сторону. Что будет? Правильно, я на хорошей скорости завалился на правый бок. Мне хорошо досталось: были и синяки, и шишки, и ссадины. Я за свою жизнь не раз видел на обочине дороги кошек, раздавленных автомобилем. Все происходило из-за желания кошки перебежать дорогу именно перед автомобилем. Казалось бы, кошки очень умные животные, но почему у них нет элементарного чувства самосохранения? Такое впечатление, что она сидела под кустом и ждала именно того момента, когда я поеду.
* 3 *
Утром все взрослые уходили на работу, бабушка оставалась одна — готовила еду на всю честную компанию. Поэтому с малых лет меня стали привлекать к походам в сарай за углем. Естественно, что в 7-8 лет я мог донести только четверть ведра. Значит приходилось делать несколько рейсов. Со временем мои физические возможности увеличивались, и количество рейсов сокращалось. А с этим углем связана одна трагическая история. Своими глазами я ее не видел, в это время гулял во дворе. Знаю по рассказам взрослых. Однажды в угле попался настоящий боевой патрон. Бабушка его не заметила и вместе с углем закинула в топку. Прошло некоторое время, патрон достаточно нагрелся. По закону подлости патрон взорвался именно в тот момент, когда бабушка открыла дверку печи, нагнулась и полезла поправить уголь кочергой. А может это было и не совпадение, достаточно было дотронуться кочергой до патрона, чтобы сработал капсюль. Мелкими кусочками угля бабушке посекло и лицо, и голову. Вот говорят, что человек родился в рубашке, так это про мою бабушку — ее глаза не были задеты, а это главное. Вот такое в нашей семье случилось, как любили писать в газетах, эхо войны.
Нормальный, здоровый ребенок всегда хочет двигаться. Если во дворе нет детской площадки, то надо что-то из тех сооружений, которые есть во дворе, использовать как спортивные снаряды. Вы понимаете, что их можно причислить к спортивным снарядам с большой натяжкой. Вот один пример. Как я уже писал, наша квартира находилась на втором этаже. Окно на лестничной площадке находилось точно над козырьком подъезда. Так что мы, сорванцы, делали. Открываешь окно на втором этаже, задом вылезаешь на козырек подъезда, делаешь шаг вперед и спрыгиваешь на крышу входа в подвал. Затем разворачиваешься влево и спрыгиваешь на землю. И страшно, и интересно преодолевать собственный страх. Доказываешь самому себе, что «я могу». Как только приземлился, бегом бежишь на второй этаж и все повторяешь. И так прыгаешь и 5, и 6 раз подряд, пока не устанешь. Сейчас, будучи взрослым, я понимаю, что это было не безопасное занятие. Козырек над подъездом был покрыт обычным кровельным железом. Легко можно было поскользнуться на нем и упасть на ступеньки крыльца — это привело бы к серьезной травме. Мы в силу своего возраста не понимали грозящей нам опасности, а проходившие мимо взрослые равнодушно смотрели на наши забавы и не делали замечаний.
Во дворе детей, близких мне по возрасту, было мало — человек пять. Жили достаточно дружно — мы были близки не только по возрасту, но и наши родители были близки по своему социальному положению. Но на общем благополучном фоне произошел один из ряда вон выходящий случай. Во дворе жила одна литовская семья. Глава семейства работал в милиции. Я не педалирую его место работы, а просто указываю как факт, вот память сохранила. Был у них сын, Владас, примерно моего возраста. Я сейчас не помню, но рассуждая логически, могу предположить, что между нами произошел какой-то детский конфликт. Он затаил на меня обиду и решил при удобном случае поквитаться. Но, извините, для того, чтобы поквитаться, существуют самые разные способы. Желательно, чтобы эти способы были цивилизованные. Он же сделал вот что. Поднял с земли обломок стекла треугольной формы, незаметно подошел ко мне сзади и воткнул острием в спину. Естественно, потекла кровища, и я бегом кинулся домой. Хорошо, мать была дома, она оценила тяжесть травмы и быстренько поехала со мной в травматологию. Там сделали все, что надо, и в конце наложили один шов. Возвращая меня матери, хирург сказал: «Вашему сыну крупно повезло, удар пришелся всего 1 см от позвоночника, а иначе было бы очень плохо». Я не знаю, были ли какие-нибудь разборки моих родителей с родителями Владаса по поводу этого инцидента, но вопрос решился сам собой — вскоре эта семья получила другую квартиру и переехала с нашего двора.
Наверное, каждый из нас помнит из своего детства разные падения, которые заканчивались поцарапанными коленками и пятнами зеленки. Главное, чтобы эти происшествия не приводили к серьезным последствиям. Расскажу один случай. Как я писал ранее, после дождя в дальнем углу нашего двора растекалась большая лужа. Я и сосед, Петька Сухин, придумали такую игру. Он стоял с одной стороны лужи, я напротив него с другой стороны лужи. Спортивным снарядом служил плоский обломок глиняной черепицы. Задача была в том, чтобы запустить обломок параллельно глади воды так, чтобы он несколько раз попрыгал по воде и выскочил на противоположный берег лужи. Для этого нужно было определенное мастерство, чтобы обломок не зарылся в воде. Так мы перебрасывались, оттачивая свое мастерство. Закончилось это тем, что после очередного броска моего визави, я не успел увернуться, и кусок черепицы острым краем попал мне по ноге чуть выше пятки, аккурат в то место, где находится ахиллово сухожилие. Крови было много, но само сухожилие не пострадало. А на месте удара много лет сохранялся небольшой шрам, как напоминание о моих детских шалостях.
Вообще, вспоминая сейчас свои детские происшествия, я прихожу к выводу, что было много случаев, которые могли закончиться плачевно для моего здоровья, но не закончились. Невольно приходишь к выводу — наверное за моей спиной неотлучно находился ангел-хранитель, который добросовестно выполнял свои обязанности.
* 4 *
Хочу рассказать о первом в моей жизни ДТП — дорожно-транспортном происшествии. Случилось оно, когда я учился в третьем классе. Тогда я уже был счастливым обладателем велосипеда «Орленок». Как-то поехал я на велосипеде к своему однокласснику Ване, который жил недалеко от меня — меньше километра. Там был тихий микрорайон, автомобильное движение такое, что раз в час проедет одна машина. Казалось бы, катайся в свое удовольствие. Одно неудобство, булыжная мостовая — кататься неприятно, трясет сильно.
Не помню, кому из нас пришла в голову идея поехать покататься на улицу Дзержинского, там как раз недавно положили асфальт. Понимаю, что это была плохая идея, так как на улице Дзержинского движение было гораздо интенсивнее. Но что возьмешь с ребенка? Я сел на седло на правах хозяина «Орленка», Ваня сел на раму, и мы поехали. Проехав метров 150 по булыжнику, мы повернули направо и устремились в сторону моего дома. Я тогда уже знал, что велосипедисту разрешается ехать по улице не дальше 1 метра от тротуара. Я так и ехал, медленно и аккуратно. Но успел я проехать по улице Дзержинского всего метров 200.
Произошло вот что. На противоположной стороне улицы располагалась милиция, или официальным языком — районное УВД. Точно перед нами от здания Управления отъехала милицейская машина ГАЗ-51 (черный воронок) и стала разворачиваться. Так получилось, что заканчивая разворот, она должна была ехать точно нам наперерез. Психологический эффект усилился от того, что милиционер, который сидел справа от водителя, открыл дверь, встал на подножку, на половину корпуса высунулся из кабины и стал махать кулаком в нашу сторону и что-то кричать. Я не знаю, зачем надо было так нагнетать. Можно было просто закончить разворот, остановиться у тротуара. Нам все равно некуда было деться, остановившаяся машина блокировала бы нам проезд. После этого, пожалуйста, выходи из машины, бери нас тепленькими и проводи воспитательную беседу.
В сложившейся ситуации единственной мыслью в голове стучало: «Надо любой ценой удрать от милиции». По ходу нашего движения был уступ в бортовом камне для въезда во двор. Я по этому уступу въехал на тротуар. На тротуаре вдоль проезжей части были высажены молодые деревья. Я намеревался повернуть вправо, проехать между деревьями и скрыться во дворе. Мы оба жили здесь недалеко и знали все проходные дворы. Но из-за того, что Ваня сидел на раме, я не смог вывернуть руль на нужную величину, и мы не смогли вывернуть - врезались в опору для троллейбусных проводов. Далее мы соскочили на землю и с велосипедом в руках скрылись в одном из проходных дворов. Естественно, никто за нами не погнался, мы им сто лет не нужны были. Почувствовав себя в безопасности, мы начали разбираться со своими потерями. Осмотрели себя — ни одной царапины или ушиба. Так, первый вывод — пострадавших нет. Это здорово. А вот велосипеду повезло меньше. Недалеко от передней вилки рама была согнута в двух местах, Причем она была согнута так, что под ней переднее колесо уже не проходило. То есть ехать по прямой на велосипеде уже было невозможно. Кое-как я дотащил велосипед до дома. Честно рассказал родителям все, как было. Большого нагоняя не было, так пожурили для проформы. Главный вопрос был в том, как отремонтировать моего двухколесного друга. Некоторые взрослые сказали, что вопрос не стоит выеденного яйца, снимем вилку, в отверстие вставим ломик, дернем — и все выправится. Не получилось. Пришлось применить крайнюю степень устрашения: по раме били кувалдой. Как-то проблему решили, колесо стало проходить под рамой, и на «Орленке» можно было ездить дальше. Однако внешний вид был безнадежно испорчен.
Небольшое резюме. В народе ходит такое изречение: «Благими пожеланиями вымощена дорога в ад». Если бы этот милиционер не обратил на нас внимания (сделал вид, что нас не видит) и не стал изображать из себя ревностного блюстителя законности, мы тихонько проехали бы по этой улице метров 700 до моего дома, и на этом наша одиссея благополучно закончилась. А так мы получили разбитый велик, да еще и страху натерпелись.
* 5 *
Быстро пролетели последние месяцы моей вольной дошкольной жизни. Наступила пора определяться в школу. С выбором школы проблем не было, ближайшей к нашему дому была 55 начальная школа (с русским языком обучения). И сама школа была расположена близко к дому (метров 400), и маршрут от дома до школы пролегал так, что не нужно было переходить через улицу. Выходишь из нашего двора, поворачиваешь налево и идешь метров 150 в сторону рынка. Доходишь до улицы Крокувос и еще раз поворачиваешь налево. Улица, это, пожалуй, громко сказано. Если идти по ней от школы, то она постепенно сужалась и при соединении с улицей Дзержинского ее ширина от дома до дома была такова, что даже «горбатый» «Запорожец» не смог бы проехать. То есть для автомобильного транспорта это был тупик, сквозной проезд был физически невозможен. Родителям можно было спокойно отпускать ребенка одного в школу. На полпути до школы справа была небольшая низинка, видимо, в старые времена здесь был пожарный водоем. Зато, какая здесь была горка зимой! Сколько на ней было проведено веселых часов.
Надо напомнить молодому читателю, что это была докомпьютерная эра. Соответственно, не было никаких цифровых технологий. Если надо было подать некое заявление, то изволь изложить его на бумаге и собственными ногами приди в нужное заведение. А там посиди еще в очереди, пока попадешь к нужному начальнику. По рассказу моей матери сама процедура моего оформления в школу оказалась нетривиальной. В тот год планировалось сформировать четыре первых класса. Хотя никаких формальных правил отбора или утвержденных тестов не было, но каждый педагог имел возможность по своей интуиции или по своему жизненному опыту отбирать в свой класс будущих учеников. Зинаида Семеновна Дзеваневская, которая должна была руководить 1Г классом, в августе была в отпуске. Соответственно, остальные три педагога, которые присутствовали при оформлении документов, всех детей, которые им чем-то не нравились, или даже родители могли не понравиться, они отправляли в 1Г класс. Не знаю, чем я не понравился, формально я был хорошо подготовлен к школе — читал бегло и немного писал, считал — но эти педагоги меня туда и отправили. Учеба в 1Г показала, что туда отправляли детей с подозрением, что у них хулиганские наклонности. У меня, естественно, нет никаких доказательств, но могу предположить, что отбирали и по принадлежности к той или иной социальной прослойке. Видимо учителю было приятнее работать с сыном адвоката, чем с сыном водителя грузовика. В общем, класс оказался «отборный».
Несколько слов о здании школы. Это не было здание специально спроектированное и построенное для школы. Это было обычное кирпичное двухэтажное здание административного назначения. Понятно, что раньше в нем размещалась какая-то контора, а потом его передали школе. Маленькие классы, узкие коридоры, где во время перемены физически невозможно было побегать. Полное отсутствие приточной вентиляции. Переполненные классы — 30-35 учеников, это была не редкость. Вот еще, казалось бы, мелочь, но как отравляло жизнь. В школе, как и положено, был буфет. Размещался он в маленькой комнате — прилавок и 4 стола. Естественно, после того, как раздавался звонок на большую перемену, желающие перекусить из всех классов бегом устремлялись в сторону буфета. Но, естественно, одна буфетчица за перемену не могла обслужить всех желающих. В более выгодном положении оказывались те, чьи классные комнаты были расположены ближе к буфету. Те, кому не повезло с классом, могли всю перемену простоять в очереди и по второму звонку, понурясь, голодные идти назад в свой класс. Хорошо помню, что отправляя меня в школу, мама давала мне 1 рубль (это тот рубль, который в 1961 году превратился в 10 копеек). Этого как раз хватало, чтобы купить пирожок с повидлом за 60 копеек и стакан киселя за 40 копеек. Об этих пирожках надо сказать особо. Их жарили во фритюре (это я сейчас знаю, не думайте, что я тогда был таким умным) и жарили до такой степени, что корочка становилась твердая, как камень. Откусить ее было невозможно, приходилось зажимать край пирожка зубами, а двумя руками тянуть другой край, чтобы оторвать. Не думаю, чтобы эти пирожки были полезны для детского здоровья. Вот так начинался наш путь к гастритам, колитам и прочим неприятностям для организма.
Мой первый школьный день прошел, казалось бы, без приключений и неприятностей. Началась новая эра в моей жизни — школьные годы! Но неприятности пришли, 2 сентября я проснулся с больным горлом и прочими симптомами ОРВИ. И отправился я вместо школы к врачу. Собственно, все понятно и логично, до школы я общался с четырьмя членами семьи, которые работали и могли принести домой, условно говоря, какой-то вирус, и с несколькими ровесниками во дворе. Все, 8 человек, с которыми я контактировал, и от которых мог что-то подхватить. А тут сразу новые для меня 35 человек в маленькой комнате, и отсутствие вентиляции, как я писал выше, мне этого хватило, чтобы заразиться.
Пробыв дома примерно 2 недели, я снова стал посещать школу. Поскольку у меня была дошкольная подготовка, я за это время совсем не отстал от школьной программы. Потянулись школьные будни, иногда интересные, иногда — не очень. Параллельно с этим шел процесс знакомства с одноклассниками. Поскольку я до школы не ходил ни в детский сад, ни в ясли, то некоторым, казалось бы, простым вещам приходилось учиться на ходу. Да еще эти 2 недели отсутствия сыграли свою роль. Хорошо помню один случай. Первый раз меня назначили дежурным по классу. Приходит учительница на второй урок, а губка на доске лежит вся белая от мела, пользоваться ей невозможно. Естественный вопрос: «Кто дежурный?» Меня отправили устранять мое упущение. Я взял губку и поплелся в туалет, благо он был недалеко от нашего класса. Я не буду рассказывать подробности, вы уж пожалейте мое самолюбие. Скажу общими словами, что я там нахулиганил и в класс вернулся без губки. На вопрос — «где губка?», - я стал что-то мямлить себе под нос. Зинаида Семеновна подошла ко мне и стала так орать, что я не разбирал слов, у меня только звон стоял в ушах. Эффект был потрясающий — я пулей вылетел из класса и по моим ощущениям через считанные секунды вернулся в класс с идеально вымытой губкой. На будущее я сделал четкий вывод, что Зинаиде Семеновне под горячую руку лучше не попадаться.
* 6 *
Когда ребенок идет в первый класс, он, хочет этого или не хочет, должен приучаться жить по распорядку. Это до школы, вышел я во двор погулять на 10 минут раньше или на 15 минут позже — от этого ничего не изменится. А если ты на первый урок опоздал хоть на 2 минуты, то у тебя будут неприятности. Приходится учиться рассчитывать свое время. Так же и дома, нужно постараться сделать домашнее задание до прихода взрослых с работы. Я рассказывал, как скученно мы жили. Если делать уроки после прихода взрослых, то я им мешал, так как делал уроки за обеденным столом (другого места просто не было). Они мне мешали своими разговорами, нельзя было сосредоточиться.
Пару слов о том, как проводили свободное время вечером в нашей семье взрослые. Первое время в квартире не было ни телевизора, ни радиоприемника, ни радиоточки (это тот самый черный круг на стене, который так любят показывать в кино про 40-е годы). Как я помню, было два варианта: или домино, или лото. В домино играли 2х2, одна пара представляла старшее поколение — дедушка с бабушкой, вторая пара — мама с папой. Я был запасным игроком, если у бабушки были еще дела на кухне, то я ее замещал. Забивали и обычного козла, и морского. С моим отцом тягаться было бесполезно — его мозг работал как компьютер. В конце партии, когда был его ход, он внимательно смотрел на костяшки, лежащие на столе, потом в свои, делал паузу в 1-2 секунды и называл, какая кость зажата у меня в кулачке. Он ставил костяшку на кон, и мне не оставалось ничего, кроме как с кислым видом сказать: «Еду». Команда моего отца практически всегда выигрывала. В лото количество игроков не было ограничено четырьмя, можно было играть и впятером. Конечно, лото не требовало каких-то интеллектуальных затрат, здесь все зависело от удачи. Естественно, мне как самому младшему, приходилось тащить бочонки и кричать номера. Участвовать в игре вместе со взрослыми было интересно, ты ощущал некоторую сопричастность к взрослому миру.
Не могу не рассказать о том, как Советский Союз вступил в эпоху реального распространения телевидения. Когда мои родители в 1956 году вернулись в Вильнюс, в городе уже начиналось телевизионное вещание, но во всем нашем доме ни у кого еще не было телевизора. Даже те семьи, у которых был выше достаток (у них были свободные деньги), не могли просто так прийти в магазин и купить заветную коробку с экраном. Была очередь на покупку телевизоров, когда ты ее оформлял, то заранее надо было на почте купить почтовую карточку и заполнить ее на свой адрес. Проходило какое-то время, может год, может два, и ты обнаруживал в своем почтовом ящике беленький листок, с которым завтра можно было бежать в магазин за телевизором. Вы думаете, что вы уже счастливый обладатель «телека» и можете наслаждаться просмотром передач? Не торопитесь, еще надо сходить в организацию, которая называлась примерно так: «Городская инспекция электросвязи». Там надо было зарегистрировать свой телевизор и получить специальную книжечку для фиксации абонентской платы. Платить надо было в специальной кассе, даешь свой рублик (условно), а взамен получаешь марку и наклеиваешь ее в эту книжечку. И так раз в квартал. Я это хорошо помню, так как держал эту книжечку в руках, рассматривал эти марки. Обязательно надо сказать и о том, что, помимо своего прямого назначения, телевизор в семье являлся и символом достатка.
В нашем доме первой приобрела телевизор семья, которая жила на первом этаже слева от лестницы, и это было событие для всего дома. Жители из других квартир просились к ним посмотреть телевизор, причем приходить надо было со своим стулом. Комната не могла вместить одновременно более 4-5 гостей, так что еще надо было, чтобы тебе повезло. Ты пришел со своим стулом, и еще есть место, где его можно поставить. Гости сидели тихо, чтобы лишним звуком не вызвать недовольство хозяев. Меня тоже иногда брали на просмотр. Отдельного стула мне не полагалось, я сидел у мамы на руках. Гвоздем вечерней программы был художественный фильм, на него собственно и приходили. Хотите посмеяться? Пару раз я попадал в такую ситуацию, когда устроился поудобнее и приготовился смотреть кино, а тут на экране появляется диктор и объявляет, что фильм «только для взрослых». После этого меня безжалостно отправляли домой. А так хотелось узнать, что же это за жизнь, которую нельзя смотреть детям! После войны прошло еще не так много лет. Советские киностудии не справлялись с удовлетворением спроса отечественных зрителей. Поэтому показывали и трофейные (немецкие) художественные фильмы. Вот они и удостаивались часто грифа «только для взрослых». Только через много лет я узнал, за что фильм может попасть под такие ограничения. Представьте себе будуар. Молодая красивая девушка в комбинации (обязательно в комбинации) грациозно ставит ножку на пуфик и, опять-таки, грациозно надевает шелковый чулок (не забываем, что капрон еще не изобрели). И все это обязательно под романтическую музыку. Одной такой сцены было достаточно, чтобы фильм попал под ограничение. Я помню в перестроечные времена расхожую фразу: «Это не эротика, это голая коленка».
Прошло время, и в нашей семье тоже появился телевизор. Это был «Старт-2», аппарат с размером экрана 35 см по диагонали, естественно, черно-белый. Непременным атрибутом телевизора тогда являлась комнатная антенна. Многие молодые люди сейчас даже не представляют себе как она выглядела. Небольшое круглое основание с грузом внутри для устойчивости. Из него выходят два телескопических луча, то есть их длину можно было изменять. Нужно было еще научиться настраивать антенну, чтобы получить нормальную картинку. Для этого надо было вращать антенну вокруг своей оси, сдвигать и раздвигать «усы» и изменять их длину. Качество картинки зависело и от расположения вашей квартиры. Если окно выходит на телецентр, и этаж повыше, то картинка будет хорошая. Еще вспоминается такой факт — сидишь, смотришь кино. Над домом пролетает самолет, и картинку на экране начинает корежить в разные стороны. Ох, радиоволны, они такие!
Теперь уже не было необходимости ходить со стулом к соседям. Телевизор из диковинки постепенно превращался в обычный предмет обихода. Первое время можно было смотреть только одну программу. Но даже это вызывало большую радость. Потом ударными темпами в стране стали строить радиорелейные линии, и появилась возможность передавать телевизионную картинку из одного города в другой. В телевизоре стало два канала: первый канал из Москвы, а второй — Литовское телевидение. Еще через пару лет возникло его величество Интервидение! Это передача телевизионной картинки из одного государства в другое. Начало передачи было такое: на заставке вид московского кремля с Большого Каменного моста, в верхней части экрана полукругом слово «Интервидение». За кадром звучит торжественная музыка — звуковая эмблема Интервидения, мне казалось, что она даже более помпезная, чем гимн Советского Союза. Чаще всего по Интервидению показывали спортивные соревнования. Если вы болельщик, представьте, что вы сидите перед телевизором у себя в Вильнюсе и смотрите как на Чемпионате мира по хоккею играют сборные СССР и Чехословакии. Наш игрок забивает гол, и по всей стране от Калининграда до Владивостока раздается такой рев восторга, что звенят стекла. У нас дома (на несколько лет позднее) был такой случай, когда я и мой одноклассник Ваня смотрели, правда не хоккей, а футбол. Когда забили гол, Ваня от радости вскочил со стула, вскинув руки вверх, и ладонью угодил в люстру. На нас посыпались осколки стекла, у Вани рука была в крови. Все так испугались, что Ваню даже не ругали за разбитую люстру.
С этим телевизором связан один случай, который вся семья запомнила надолго, а уж я тем более. Показывали документальный фильм о первой советской антаркти-ческой экспедиции. Там был такой момент, когда суда прибыли к побережью Антарктиды, и нужно было выгрузить на сушу все имущество экспедиции. Естественно, берег совершенно дикий, никакой причальной стенки нет. Судно подходило к краю пакового льда, куда в первую очередь, выгружались гусеничный трактор и здоровенные деревянные сани. А затем уже с помощью судового крана грузы перегружались на сани, и трактор тащил эти сани до берега, где грузы разгружались на твердую почву. Во время одного из таких рейсов, как сейчас любят говорить, что-то пошло не так, и трактор провалился под лед. Я сначала с недоумением смотрел на экран телевизора, хлопал глазами, а потом повернулся к родителям и спросил: «А как же тракторист?». Отец ответил, что тракторист погиб, утонул. Я первый раз в своей жизни видел, хоть и не наяву, а на экране гибель человека. Это произвело на меня настолько сильное впечатление, что слезы выступили у меня на глазах. С тех пор этот случай настолько запомнился в нашей семье, что когда я начинал киснуть, у меня сильно портилось настроение, кто-то из взрослых подкалывал меня: «Жалко тракториста?»
* 7 *
Прошел первый год моего обучения в школе. Во время летних каникул произошло важное событие в моей жизни. Но обо всем по порядку. В апреле 1958 года у меня появилась сестричка. Назвали ее Наталья. В этом же году летом во время отпуска мать решила с Натальей и со мной съездить к своим родителям в деревню Бужаниново, которая расположена в трех остановках электрички от Сергиева Посада (тогда это еще был Загорск). Вообще я иногда удивлялся на свою мать, насколько она бывала бесстрашная. К моменту поездки моей сестре было примерно три месяца, мне соответственно — 8 лет. Одной с двумя детьми поехать за тысячу километров с пересадкой, я не представляю, как. Ну допустим лето, она поехала в одном платье, но ведь для грудного ребенка нужно много всякого-разного взять. Значит нужен чемодан, и не маленький. Я в 8 лет еще не мог нести большой чемодан, мама несет грудного ребенка, а кто тогда несет чемодан? Даже с моего сегодняшнего взгляда взрослого человека это поездка кажется авантюрой. Я помню, как мы приезжали на Белорусский вокзал и шли на стоянку такси. В тот раз с грудным ребенком, думаю, ее пропустили без очереди, а вообще-то, я помню, в те годы на московских вокзалах очередь на такси исчислялась сотнями человек. Бросок на такси с Белорусского на Ярославский вокзал. И заветная электричка до Александрова. Я пишу эти строки и задумываюсь о том, почему моя армейская судьба сложилась таким причудливым образом, что я после училища прослужил 2 года на Дальнем Востоке (видимо, для закалки характера) и был направлен для дальнейшего прохождения службы именно в Московскую область. По большому счету, на родину моей матери, ведь она родилась почти на границе Московской и Ярославской областей. Уже после увольнения из армии я работал в одной организации, где мой коллега каждый день на своей машине ездил на работу из Сергиева Посада в Щелково.
Но я отвлекся. Главное было добраться на электричке до Бужаниново, а там на платформе обязательно можно было встретить знакомого человека, который помог донести чемодан до дома дедушки. Моя мама выросла в Бужаниново, из ее поколения у нее пол-деревни было знакомых. Так мы оказывались в отчем доме моей матери. Бабушка была верующая и при каждом удобном случае напоминала матери, что надо крестить детей. В этот приезд снова встал вопрос о крещении детей, то-есть нас. Загвоздка была в том, что моя мать была членом КПСС, и информация о крещении детей могла крепко подпортить ей репутацию. Но в этот приезд бабушке удалось уговорить мою мать, и вопрос о крещении детей был решен. Я всю жизнь считал, что меня крестили в одном из храмов Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Но при подготовке этих воспоминаний я зашел на официальный сайт Лавры и в разделе ответов на вопросы нашел информацию о том, что в монастырях крещение не производится. Таким образом, вопрос о месте моего крещения остается открытым. Из тех родственников, кто мог бы пролить свет на этот вопрос, уже никого нет в живых. Из самой церемонии крещения еще что-то помню. Наталье было проще, ей было всего 3 месяца, и она ничего не понимала. Ее, как и положено, окунали в купель. А мне было 8 лет, и вопрос, куда меня окунать? Видел в некоторых храмах, в которых есть нижняя церковь, стационарные купели большого размера, в которую по ступенькам может спуститься даже взрослый человек. В моем случае просто на полу стоял большой таз, мне сказали раздеться полностью (и трусы тоже) и встать в этот таз. После того, как были прочитаны полагающиеся в этом случае тексты, мне на голову из кувшина священник вылил святую воду. Помню, что было холодно и страшно. Но я полностью доверял своей матери, если она говорит: «Делай так», значит надо делать. Естественно, религиозного смысла этой церемонии я не понимал и тогда, и еще несколько десятилетий после. Сейчас я сожалею о том, что в семье родителей не сохранился мой крестильный крестик, ведь это такая реликвия!
* 8 *
Давайте уже перейдем к изложению того, что вынесено в заголовок этих воспоминаний. В нашем классе учились мальчики и девочки. Не надо смеяться, я не сошел с ума. Дело в том, что буржуазная Литва была махровым католическим государством. Причем этот католицизм был, в основном, польского разлива. Одним из следствий господства католической морали было раздельное обучение девочек и мальчиков. Когда я в старших классах учился в средней школе №6, в соседнем здании была средняя школа №4. Сначала я недоумевал, почему рядом две школы, а потом мне объяснили, что в независимой Литве одна из этих школ была мужская, а другая — женская. По моим ощущениям, к 1957 году традиция совместного обучения девочек и мальчиков еще не полностью укоренилась в литовском городском обществе.
Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы освоиться в первом в моей жизни коллективе — коллективе нашего класса. Нужно было время, чтобы «разобраться в людях», понять, что, условно говоря, Ваня мне нравится, а от Пети нужно держаться подальше. Из «женской» части нашего коллектива я для себя выделил Лизу Альперину. Что, в первую очередь, запомнилось, так это ее черные как смоль прямые волосы. Сейчас, оглядываясь в то время, могу сказать, что когда она выросла, то превратилась в типаж Мирей Матье. У нее был спокойный, пожалуй не по годам, характер и манера поведения. Она не принимала участия в детских шалостях своих одноклассниц. Такое впечатление, что уже в семь лет она знала себе цену. Училась она очень хорошо, четверка была редкой гостьей в ее дневнике. Из области мистики и нумерологии — в школьном журнале, который заполняется в алфавитном порядке, ее фамилия была на первой строчке, а моя фамилия — на второй. Короче говоря, вы уже сами догадались, что Лиза мне нравилась. Тогда я был еще совсем дикий, у меня не было никакого опыта существования в коллективе. Я даже не подходил к ней, не пытался заговорить, так только, любовался издалека.
Так прошел первый год обучения, пролетели летние каникулы. 31 августа на установочном сборе учеников я не обнаружил среди нас Лизы Альпериной. После сбора я подошел к Зинаиде Семеновне и дрожащим голосом спросил, а где Лиза. Оказалось, что Лиза у нас больше учиться не будет, так как она из семьи военных, и ее отца перевели к новому месту службы. Вот так закончилась моя первая «вздыхательная» история. Таким образом, у нас в классе образовался некомплект учеников. Прошло немного времени, и к нам в класс пришла новая ученица. Ее звали Валентина. Фамилию называть не буду, это будет не этично в свете той информации, которую я вынужден буду про нее рассказать, иначе и не стоило писать эти воспоминания. Можно сказать, что и внешне, и внутренне Валентина была почти противоположностью Лизе. Та была брюнетка, эта — блондинка. Та была спокойная, эта - подвижная и озорная, участница многих детских шалостей. Последнее по месту моего перечисления, но не по значимости — училась она плохо, так сказать, твердая троечница. Не знаю, как так сошлись звезды, что это была за мистика, но я на нее глаз положил.
Я должен сделать отступление. Даже сейчас, через много лет, я не нахожу ответ на вопрос: как я и Валентина оказались в одном классе. Я родился в январе 1950 года и пошел в школу в 1957 году. Валентина родилась в мае 1949 года и должна была пойти в школу в 1956 году, то есть она должна была учиться на один класс старше меня. Как мы оказались в одном классе? Мне уже всякие мысли приходили в голову, даже самые дурацкие. Может быть ее оставили после второго класса на второй год, и так она попала в наш класс? Но, насколько я знаю, в самых младших классах не принято оставлять учеников на второй год. Может ее семья жила в таких отдаленных местах, где просто не было школы, и она вынуждена была пойти в школу с 8 лет? В общем, сплошная загадка, у меня на нее нет ответа. Если только из области конспирологии — считать, что судьба каким-то образом сделала так, чтобы наши жизненные пути пересеклись.
Считаю необходимым привести некоторые сухие, так сказать, анкетные данные Валентины. Без их знания будет трудно разобраться в наших отношениях. Валентина была из неполной семьи. Мать воспитывала одна двух дочерей, Валентина была старшая, ее сестра - на два года моложе. Валентина была очень скрытная, ничего не рассказывала мне о себе и своей семье, видимо, в прошлом их семьи было мало радостных моментов. Прости меня, Валентина, но я должен об этом написать. Семья жила, в современной терминологии, за чертой бедности. Мать выбивалась из сил, пытаясь в одиночку содержать семью из трех человек. Я приведу только два факта, это то, что я не только знал, но и видел своими глазами.
Первое — это жилищные условия. Несколько позднее описываемых событий, примерно в классе пятом по инициативе учительницы я помогал Вале в учебе, поэтому я бывал у нее дома. Это был, наверное, самый бедный район в городе. Старые, одноэтажные, в подавляющем большинстве деревянные дома. Никакого, даже самого маленького крыльца, открываешь дверь, делаешь шаг, и ты уже внутри дома, стоишь на полу. Идешь вперед по темному коридору, такое впечатление, что он никогда не видел электрической лампочки. В этой темноте две двери направо — налево, каждая комната на свою семью. Коридор заканчивается общей кухней. Кроме электричества в доме нет никаких удобств, даже за водой надо ходить на колонку. В одной из этих комнат (левой) и жила семья Валентины. Мне трудно описать эту комнату без резких эпитетов. Будучи уже военным, я более 10 лет прожил в однокомнатной квартире, у которой по ордеру полезная площадь была 11,12 кв. метра. Так что могу сравнить — у семьи Валентины комната была еще меньше. Когда я первый раз попал туда, что я увидел? В центре стоял квадратный обеденный стол, накрытый белой скатертью. Под стол были задвинуты три стула. Вокруг стола стояли слева от входной двери маленький почерневший буфет, сделанный, видимо, еще в 19 веке, а далее по периметру комнаты находились три кровати, по числу обитателей. Вот за этим столом мне и пришлось заниматься с Валей школьными предметами. Когда я попытался отодвинуть стул, чтобы сесть, он уперся в край кровати. В общем, мне пришлось совать ноги под стол примерно так, как танкист залезает в свою боевую машину. Наши занятия продолжались недолго, чувствовалось, что ей да, по правде говоря, и мне заниматься в таких условиях было неудобно.
Второе — это удовлетворение самых насущных потребностей человека. После еды это одежда и обувь. Моя мать состояла в родительском комитете школы. Одной из функций этого комитета было распределение материальной помощи среди самых нуждающихся семей. Были составлены такие списки, в которых учитывалось, что например, такой-то девочке из такой-то семьи нужно зимнее пальто, иначе ей будет не в чем ходить в школу. Поймите меня правильно, через пол-века я не могу однозначно утверждать, что именно Валентине в таком-то году выделяли материальную помощь в виде зимнего пальто. Но мать мне рассказывала, что семья Валентины в их списках была. Я не знаю, какое количество было таких семей в школе, но из рассказов матери было понятно, что их не 1 и не 2.
Поэтому, когда я сейчас вижу людей, которые ходят в кроссовках «New balance», достают из кармана айфон и сокрушаются о том, какое сейчас бездуховное общество, и демонстрируют ностальгию по социализму, то я не могу сдержать свои эмоции и начинаю сильно злиться. Может быть в кругах номенклатуры и жили безбедно, но в тех социальных слоях, в которых я жил, было так, как я описал выше. По существу, у нас люди делились на две категории: первая дотягивала до зарплаты, и еще в кошельке оставалось 2...3 рубля, и вторая, которая не дотягивала до зарплаты и регулярно занимала трешку на два дня. Может показаться странным, но общение в школе с девочкой Валей дало мне больше в познании социализма, чем «Краткий курс ВКП(б)».
Шло время, я переходил из класса в класс. Пытался как-то выстраивать отношения с девочкой Валей. Успехов на этом пути у меня было мало. Рядом со мной, к сожалению, не оказалось человека с большим жизненным опытом, который подсказал бы мне, что нужно читать произведения писателей — знатоков женской души — таких, например, как Тургенев. А до Тургенева я дошел самостоятельно через много лет.
* 9 *
И вот закончил я четвертый класс, а следовательно, и 55 начальную школу. Надо было определяться с тем, где учиться дальше. Выбор пал на 6 среднюю школу, она была ближе всего к дому. Если говорить формально, то школа находилась на расстоянии одной троллейбусной остановки от дома. Но пролет между этими остановками был очень длинный. Так получилось из-за того, что мой дом находился на одном берегу реки Нерис, а школа на другом. Остановка троллейбуса в сторону школы была метров 50-60 от дома, здесь мне было удобно. Там, где нужно было бы расположить следующую остановку, шел достаточно крутой спуск к реке, далее на самом мосту тоже нельзя делать остановку, за мостом большая площадь. Так и получилось, что ближайшее место, где можно было сделать остановку, располагалось у нашей школы. Выйдя из троллейбуса, надо было перейти на другую сторону улицы и пройти до школы метров 50. Так что расстояние было большое, около двух километров. При этом, если идти пешком, надо было 3 раза переходить улицу с оживленным движением. Для одиннадцатилетнего подростка, который ранее ходил в школу вообще не переходя дорогу, это было дело новое и не совсем безопасное. Конечно, был и другой вариант, можно было купить мне ученический проездной билет на троллейбус, благо стоил он всего полтора рубя на месяц, но сами родители почему-то до этого не додумались, а мне просить их об этом как-то было неудобно. В жизни получилось так: если была хорошая погода, то я шел в школу пешком, если была плохая, то ехал на троллейбусе, причем иногда зайцем.
После того, как были соблюдены все формальности и оформлены все необходимые документы, 30 августа на доске объявлений школы были вывешены списки вновь сформированных пятых классов. Я нашел в списке свою фамилию и стал искать фамилию Валентины. Она нашлась… в другом, пятом Б классе. Это был удар для меня. Я хотел учиться только в одном классе вместе с ней. Надо было срочно что-то предпринимать. Я помчался к матери на работу, обрисовал ситуацию, объяснил, что для меня это вопрос жизни и смерти. Мама прониклась, она знала о моей симпатии к девочке Вале и не видела в этом ничего плохого. Тут же мы вместе с ней помчались назад в школу. В школе было фойе, которое занимало два этажа. По периметру фойе окружал балкон второго этажа. Мама зашла в какой-то кабинет, а я как тигр расхаживал туда-сюда по балкону. Переговоры были достаточно долгие, наконец мама вышла из кабинета с видом победителя. Меня включили в списки 5 Б класса.
Встает резонный вопрос — узнала ли позднее Валентина о моих тайных переговорах, касающихся перехода в ее класс? Думаю, что не узнала. Посвящены в переговоры были только три человека: я, моя мать и директор школы Чубарова Лидия Николаевна. Сейчас, с высоты своего жизненного опыта, вполне могу себе представить, как происходил разговор в кабинете директора школы. После того, как моя мать изложила свою просьбу, могло быть два варианта дальнейшего развития событий. Либо директор ответила отказом на просьбу, и дальнейший разговор не имел смысла — оставалось попрощаться и уйти. Либо эта просьба не имела причин для отказа. Тогда директриссе было достаточно дать команду секретарше принести списки пятых классов и внести в них необходимое изменение. Скорее всего, приказ по школе об утверждении списков классов еще не был подписан, поэтому вопрос так легко решился.
Еще хочу добавить, что у этого перехода был один момент, как показала жизнь, негативный. Если бы я учился в 5 А классе, то в качестве иностранного языка изучал английский, а теперь мне предстояло изучать немецкий. Но это не имело для меня никакого значения, главное, что я буду учиться вместе с Валентиной! Только во взрослой жизни, занимаясь сначала радиоэлектроникой, а потом вычислительной техникой, я понял, что гораздо полезнее для меня было бы в школе изучать английский.
Итак, мое желание благодаря маме осуществилось, я оказался в одном классе с Валентиной. Кроме того, что у меня изменился иностранный язык, так у меня изменился и классный руководитель. Не знаю, кто был бы классным в 5А классе, а здесь, в 5Б, бессменным классным руководителем до самого выпуска была Якоук Нина Ивановна. Я вспоминаю о ней с большой теплотой и уважением. У нас она преподавала историю. Сейчас (да и во все времена) преподавать историю весьма сложно, так как после каждого социального катаклизма учебники истории переписываются заново. По возрасту она была почти ровесница моей матери, так же, как и она прошла войну. Эта война оставила навсегда отметину на ее теле — у нее была ампутирована левая рука по локоть. Вот такая была у нас классная — заслуженный человек! Со своей стороны, я был подросток спокойный, не хулиганистый и нашей классной не доставлял проблем. А через несколько лет Нина Ивановна получила новую квартиру в районе Жирмунай, буквально в полукилометре от того дома, где получили квартиру мои родители. Я даже пару раз был у нее в гостях.
Как известно, каждый учебный год начинается с установочного занятия. На нем решаются различные организационные вопросы. Вообще, переход из четвертого класса в пятый является для ребенка большим испытанием. Если раньше у тебя был один учитель, и ты весь день в школе проводил под его руководством, то теперь у тебя появились учителя-предметники. Не то, что хотя бы в общем виде понять характер каждого преподавателя, но даже такую мелочь, как имя и отчество каждого, нужно было время, чтобы запомнить. Даже само здание школы было гораздо больше, чем 55-й начальной, и нужно было время, чтобы начать в нем хорошо ориентироваться. Увеличилась и учебная нагрузка — теперь каждый день у нас было по 6 уроков. Поскольку у 6-й школы были свои четвертые классы, а к ним прибавились четвертые классы из 55-й школы, то списки учеников оказались в той или иной степени перетасованы. Значит нужно было привыкать к новым одноклассникам. Может быть и мелкий вопрос — рассадить учеников по партам, но его тоже нужно было решить. И решала этот вопрос классный руководитель. Не знаю, как в современной школе, но в мои времена было принято за одну парту обязательно усадить девочку с мальчиком. В этом плане мне не повезло — за одной партой с Валентиной я не оказался. Пришлось с этим смириться и радоваться уже тому, что мы с ней учились в одном классе.
Выше я уже рассказывал о Республиканском празднике песни. Хочу несколько дополнить то повествование. Есть вещи, о которых я тогда в свои 11-12 лет не знал и не мог знать. С моей колокольни могло сложиться впечатление, что на педсовете по вопросу развития художественных способностей школьников кто-то выступил с предложением организовать в школе хореографический кружок из учеников 5-6 классов. Однако сейчас я понимаю, что в те годы инициатива снизу не только не поощрялась, но и не допускалась. Участие подрастающего поколения в этом празднике планировалось в хореографической части и в певческой. О хореографической части я уже рассказывал. Для участия в певческой части создавался сводный хор численностью около 1000 человек. Соответственно, из Министерства просвещения через ГорОНО была спущена разнарядка, сколько и кого должна подготовить и выделить каждая школа. Сначала была попытка делегировать меня в сводный хор, хотя я не испытывал иллюзий по поводу своего «музыкального» слуха. Это выяснилось на первой же городской спевке. Нас, выделенных певцов, построили в одну шеренгу, мы там что-то пели, а хормейстер шел вдоль строя и к каждому наклонял голову. Некоторых он проходил, а другим показывал жестом, чтобы они вышли из строя и собрались в дальнем углу. Такой жест был показан и мне. Закончив обход этой шеренги хормейстер подошел к этому углу и объявил, что мы можем больше не приходить. Так бесславно закончилась, не начавшись, моя карьера хорового певца.
С танцами вышло иначе. Когда я прочитал на школьной доске объявлений, что объявляется набор учеников 5-6 классов в кружок народного танца, то сразу понял, что одним выстрелом можно убить двух зайцев. На следующей перемене я подошел к Вале и предложил ей записаться в танцевальный кружок и танцевать в одной паре. Она согласилась на мое предложение, и мы пошли записываться. Вот так началось наше танцевальное сотрудничество, которое с перерывами продолжалось года три. Я был доволен, моя мечта осуществилась.
* 10 *
В 1961 году у семьи моих родителей «решился квартирный вопрос». Я уже описывал ранее, в каких условиях жили два поколения семьи Арбичевых. Правда я не упомянул одну интересную деталь — сколько было квадратных метров на всех нас. Естественно, установить это точно сейчас уже невозможно. Я посидел немного, повспоминал эту квартиру, попытался представить ее в своем воображении. В результате моих прикидок получилось: общая площадь — 45-46 квадратных метров, полезная жилая площадь — 29-30 «квадратов». В те годы при нормировании жилой площади использовался параметр «полезная жилая площадь». У нас на одного человека приходилось менее 5 кв. метров, следовательно наша семья относилась к категории остро нуждающихся. Райисполком решил нашу квартирную проблему следующим образом: имеющаяся квартира остается старшему поколению — дедушка, бабушка и тетя Юля. Наша семья получает квартиру в районе города, который называется Антакальнис. Квартира не в новом доме, а за выездом.
Я хочу более подробно остановиться и на этом районе, и на этих домах. Хочу напомнить, что после окончания 2WW на территории СССР осталось очень много немецких военнопленных. Они использовались, в частности, на строительстве жилья. Почти в самом конце Антакальниса исторически сложилась такая планировка — вправо, перпендикулярно основной магистрали отходила небольшая улица Жолино, а через 500-600 метров отходила еще одна улица — Швитурю. Между этими улицами был пустырь. Так вот решили между этими улицами сделать перемычку, назвали ее переулок Жолино, и пустырь застроить одноэтажными жилыми домами. А непосредственно строили эти дома немецкие военнопленные. Каждый дом на четыре квартиры, у каждой квартиры в доме отдельный вход. Когда я это пишу, мне в голову лезет слово «таунхауз», но это отнюдь не таунхауз, это были мрачные дома, похожие на бараки.
Те жильцы, у которых имелись таланты к строительству, пытались как-то усовершенствовать это жилье. В нашей квартире №2 люди из крыльца сделали микроскопическую веранду, во входном проеме установили дверь, боковой проем застеклили. Сделаю небольшую экскурсию по нашей новой квартире. Поднимаешься по ступенькам крыльца, открываешь дверь и попадаешь на веранду. Следующая дверь ведет в тамбур, там ты поворачиваешь направо и входишь в первую комнату. Всего в квартире две комнаты почти одинаковые по размеру, их окна выходят на противоположные стороны дома. Если эту квартиру попытаться охарактеризовать одним словом, то это будет аскетизм. В ней не было никаких коммунальных удобств, кроме провода с электричеством! В этом отношении она даже уступала той квартире, где мы жили ранее, там хоть был умывальник с холодной водой и слив. Здесь же за водой надо было ходить на колонку, а ведро с помоями выносить в специальное место. Эти две обязанности сразу закрепились за мной.
В каждой из двух комнат была печь, облицованная изразцами, в дальней комнате обычная, в ближней — с чугунными кольцами для приготовления пищи. Я учился в первую смену. В осенне-зимний период я приходил из школы, в квартире было уже весьма прохладно. Мне нужно было первым делом сходить в сарай, принести дров и угля и растопить печь. Потом уже можно было заниматься другими делами. Хотя сарай был недалеко — за углом дома, все-таки каждый день ходить туда было неудобно. На следующее лето после переезда отец при моем непосредственном участии построил в углу между верандой и стеной дома маленький сарайчик специально для хранения угля. Стало гораздо удобнее, спускаешься с крыльца, два шага влево и ты у двери в сарай. Дальнюю комнату можно назвать спальней, там располагались родители и моя сестра, которой к переезду исполнилось три года. В ближней комнате располагалась моя кровать, тут я ночевал. Назвать это помещение кухней у меня язык не поворачивается, так как в ней не было никакого оборудования для приготовления пищи.
Я сейчас, когда написал эти строки, вспоминаю свою мать, ее повседневные обязанности, например, приготовление пищи. Вот риторический вопрос — как сварить суп в доме без водопровода, начиная с того, что надо как-то в эмалированном тазу помыть мясо. А потом после сырого мяса надо вымыть руки с мылом. Помыл руки, а тут вода кончилась, надо Игорю отложить уроки в сторону, одеться и еще раз сходить на колонку за водой. Я считаю, что моей матери за такую жизнь надо памятник поставить. Да, я еще вспомнил — на этой квартире у нас не было холодильника, от слова совсем. С высоты современного комфорта я вообще не представляю, как можно было так жить. Но если хорошо повспоминать, то примерно представляю. В осенне-зимний период можно было вынести на ночь кастрюлю с супом на веранду, там температура была как на улице. В теплое время года, если ты купил в магазине кусок мяса, то его сегодня же надо было сварить, иначе до утра оно протухнет. Вот, собственно, так мы и жили, как и миллионы простых людей в Советском Союзе.
Не помню уже точно, примерно через год после переезда матери удалось пробить установку газовой плиты с баллоном. Поскольку требования на установку газового оборудования жесткие, установить его на «кухне» не разрешили — ведь я там спал. Пришлось установить на веранде. Как входишь, справа было больше свободного места, там поставили плиту, но для баллона места уже не хватало. Протянули трубу над входной дверью и поставили баллон слева. Для нас это был большой шаг к цивилизации. Можно было сразу, как встал, поставить чайник на плиту, а самому идти умываться. Экономилось много времени. Большое облегчение было и в том, что летом не надо было топить плиту. Стандартного 100-литрового баллона нам хватало месяца на полтора. Мать заказывала замену баллона на вторую половину дня, когда я уже пришел из школы (все взрослые были на работе), и оставляла мне деньги. Приезжал очень интересный автомобиль, нынешнее поколение таких никогда не видело, да и не увидит. Вы наверное, видели в кино военный парусник, у которого оба борта занимали орудия в несколько этажей. Вот так и у этого грузовика с обеих сторон кузова из ячеек, как орудия, торчали много-много красных баллонов с газом.
Хочу поделиться своими мыслями по пресловутому «квартирному вопросу». Допустим, что условия тогда были именно такие, как написано в учебниках истории, что «страна лежала в руинах...», и далее по тексту. То есть, у страны не было возможности выделить пленным немцам-строителям по 20 погонных метров на один барак самых тонких водопроводных труб, которые сантехники презрительно называют «макаронина», чтобы провести в эти дома хотя бы воду. И вот прошло 10-15 лет, «страна залечила раны...», как написано там же. Разве нельзя было вернуться к этому вопросу и все-таки провести воду и канализацию в эти дома? Может быть эти дома рассматривались руководством страны как временное решение? Дескать, сейчас мы построим хоть что-нибудь, чтобы у людей была какая-то крыша над головой, а вот потом, когда мы станем сильные, мы эти дома снесем и на их месте построим благоустроенные дома, достойные советского человека. Отнюдь. Никита Сергеевич Хрущев выступил инициатором грандиозной программы строительства жилья, честь ему и слава за это. Мы жили на Жолино как раз во время осуществления этой программы. Так местное начальство придумало то, что позднее назвали «точечная» застройка. Наши бараки стояли линиями. Так вот бараки не сносили, а строили тоже в линию панельные многоэтажки между линиями бараков. Еще раз акцентирую свою мысль — бараки не сносили, а между ними втискивали новые дома! Кстати, Вильнюс маленький город - в пятиэтажке рядом с моим бараком получила новую квартиру моя одноклассница Валя Дербенева. Прошло еще много лет, распался Советский Союз. Образовалось независимое государство — Литовская Республика. В 2017 году я был в Вильнюсе и специально поехал на Жолино, посмотреть, как выглядит то место, где я когда-то жил. И что я увидел? И при капитализме никто не собирается сносить эти дома. Конечно, квартиры там приватизировали, у кого была возможность, за свои деньги провели в жилье коммуникации, даже сделали пристройки к дому, чтобы увеличить площадь. А в целом, деревья выросли, а остальное осталось примерно так, как было при мне в 1962 году, даже не сделали асфальтированные проезды между домами.
Несмотря на все эти бытовые неудобства было одно занятие, которое приносило мне много удовольствия. Поскольку место нашего проживания располагалось почти на окраине города, здесь было много живописных мест, где можно было погонять на велике. За время, прошедшее с момента покупки «Орленка», я подрос, возмужал. Я вообще считаю, что возраст 12-13 лет, это самое удобное время для езды на этом велосипеде, не зря его называют подростковым. Один из любимых моих маршрутов был — от дома поехать налево по переулку Жолино до перекрестка и повернуть еще раз налево на улицу Жолино. Эта улица была в длину примерно с километр и равномерно поднималась на подъем. Чтобы ее преодолеть, нужно было приложить не шуточные физические усилия. Наверху, справа от дороги располагался Вильнюсский троллейбусный парк. Я проезжал вдоль его забора и внимательно смотрел, что там происходит. Самое интересное было увидеть, как из боксов выезжал, сверкая свежей краской, троллейбус после капитального ремонта. Может быть именно на нем я завтра поеду в школу. Доехав до конца забора, можно было разворачиваться и держать путь домой.
Было и еще одно место, привлекательное для велосипедных прогулок. Совсем недалеко от моего дома, метрах в 300, начиналась лесопарковая зона, живописные холмы были покрыты молодыми соснами. Было здорово носиться по тропинкам вверх и вниз, закладывая крутые виражи. Чем-то это напоминало такой зимний вид спорта, как слалом. Чуть дальше от моего дома, километрах в полутора, располагалось место с совсем уж крутыми горками. Это место облюбовали для проведения соревнований по мотокроссу. Стационарной трассы там не было, просто на время соревнований участок леса огораживали веревками. Я был завсегдатаем этих соревнований, даже около моего дома был слышен рев моторов. Когда я его слышал, просто садился на велосипед и ехал смотреть гонки. Через несколько дней после их завершения я приезжал на трассу и пытался проехать там, где ездили на кроссовых мотоциклах. Не всегда это кончалось удачно, но хоть голову не сломал, и то хорошо.
* 11 *
В этих воспоминаниях я хотел рассказать об одном случае из моей жизни, причем в моей памяти этот случай сохранился как обособленный эпизод. Так бы я его и описал, если бы не полез в интернет посмотреть значение одного термина. То, что я прочитал, заставило меня по-другому посмотреть в прошлое и вместо одиночного эпизода увидеть цепочку взаимосвязанных событий. Буду рассказывать о них в том порядке, в котором они происходили. Итак, лето 1962 года, каникулы. Я катался по окрестностям своего дома на «Орленке». В самом начале улицы Швитурю располагался небольшой овощной магазин. В те годы существовала практика выносить на улицу около магазина дополнительный прилавок, чтобы быстрее продать скоропортящийся товар. Проезжая мимо, я заметил нечто новое для меня, что заинтересовало. Я вернулся к прилавку и стал рассматривать. А привлекли мое внимание большие, литров на 10, блестящие консервные банки. В банках находились вроде орехи какие-то серповидной формы. На ценнике было написано «Кешью». Я не то что, в своей жизни не видел таких заморских фруктов, но даже слова такого не знал. Цена была вполне демократическая — чуть больше рубля за килограмм. Я срочно поехал к маме на работу, она трудилась в домоуправлении неподалеку. Рассказал ей о своей находке, получил заветный рубль и поехал назад в магазин. Выстоял очередь, купил кило этих кешью. Они были легкие, поэтому кулек получился внушительных размеров. С этим кульком я и поехал домой.
Здесь надо сделать отступление. Видимо, в тот период Советский Союз впервые заключил с Индией контракт на поставку больших объемов этого самого кешью. В нашу страну поступили тысячи, а может и десятки тысяч тонн этих плодов, так как был период, когда они продавались на каждом углу. Это сейчас, когда любой человек, обладающий определенной суммой денег, может съездить туристом в Индию и посмотреть, как там живут простые люди, и какие там понятия о санитарии и гигиене. Я, как и мои родители, ничего этого не знал и наивно думал, что если кешью везли в герметично закрытых банках, то никакой последующей кулинарной обработки не требуется. Я чистосердечно признаюсь вам, что ел кешью в сыром виде. Да, вот я был такой и думаю, что не я один. Неужели нельзя было в каждом овощном магазине повесить объявление, написанное от руки на обычном листочке бумаги: «Продукт полежит тепловой обработке»? Теперь-то я знаю, что кешью, как минимум, надо обжаривать.
Расплата наступила неотвратимо. Через пару недель все мое тело покрылось красной сыпью. Естественно, мои родители испугались и вызвали врача на дом. Думаю, что в те годы у советских врачей не было большого опыта диагностирования этого заболевания, поэтому было принято решение о направлении меня в стационар. С этим проблем не было, на противоположной от нас стороне улицы Жолино на площади в несколько гектаров располагался целый больничный городок — Республиканская клиническая больница. Туда я пришел пешком с направлением в руке. В больнице я быстро получил известность — посмотреть на меня приходили врачи из других отделений. Поставили мне диагноз капилляротоксикоз, хотя тогда мне это название ничего не говорило. Я не буду запугивать вас медицинскими подробностями — кто захочет, может сам посмотреть в интернете. Пробыл я в больнице недели две, меня быстро поставили на ноги. После выписки я вскоре забыл об этой болезни и продолжал жить как ни в чем не бывало. Как жаль, что при выписке я не получил от лечащего врача четкие напутствия как жить дальше: вот это делать можно, а вот это категорически нельзя.
Поскольку в 1962 году у нашей семьи изменились в лучшую сторону жилищные условия, то в январе 1963 года родители решили первый раз в жизни устроить мне празднование дня рождения с приглашением одноклассников. Я пригласил человек пять, естественно, в это число вошла и Валентина. Собственно, ради нее все это и задумывалось. Церемония происходила в дальней комнате, которую я ранее называл спальней родителей. Учитывая наш уровень благосостояния, скажу сразу, что никаких разносолов на столе не было. Скорее это можно назвать чаепитием с тортом. Была придумана какая-то развлекательная программа, но подробностей я не помню. Во время всего празднества я внимательно наблюдал за Валентиной. Складывалось впечатление, что у нее плохое настроение, или просто она чувствовала себя не в своей тарелке, так как первый раз была у меня дома. Она почти не участвовала в общем разговоре. Когда празднование приближалось к концу, она подняла глаза и, глядя не на меня, а сквозь меня, куда-то в космос, сказала странную фразу: «А у меня уже есть один...». Эта фраза была сказана так, словно мы с ней вели оживленный внутренний диалог, и вот я что-то спросил, а она мне на это ответила. У меня внутри пронесся целый ураган чувств, и мне стоило большого труда не показать его на людях. Как прошла заключительная часть праздника, я совсем не помню.
В жизни человека бывают такие ситуации, когда тебе что-то неоднозначное, двусмысленное сказали, а ты не можешь прямо обратиться к собеседнику и спросить: «Послушай, я что ты имел ввиду?». Тем более, понять, какую мысль до тебя хотела донести женщина, иногда бывает невозможно. Давайте попробуем рассуждать, исходя из мужской логики. Предположим, Валентина хотела этой фразой донести до меня, что у нее есть «поклонник». Но этого я не наблюдал ни в нашей школьной среде, ни за пределами школы. В пределах школьных стен мне это было легко сделать, так как мы учились в одном классе. После школы мы шли по одной улице, в одну сторону, и я видел, что ее никто не встречал. Так для меня смысл этой фразы и остался загадкой.
* 12 *
Хочу рассказать об одном случае из того периода моей жизни, но сначала хочу задать вопрос на сообразительность. Знаете ли вы, где состояли на учете при СССР члены КПСС после ухода на пенсию? Отвечаю — по месту жительства, а конкретнее — первичные партийные организации (первички) ветеранов создавались при домоуправлениях. Моя мать работала техником-смотрителем в домоуправлении и тоже состояла на учете в этой организации. Летом 1963 года эта первичка решила организовать автобусную экскурсию в Каунас с посещением мемориала «9-й форт». Мать участвовала в этой экскурсии на законных основаниях, а я попал на нее, так как в автобусе оставалось пару свободных мест. Я обрадовался этой возможности, так как никогда не был в Каунасе, а это второй по величине город Литвы, и в истории бывали такие периоды, когда Каунас был столицей Литовского государства. От Вильнюса до Каунаса 100 км., экскурсия планировалась однодневной, рано утром выехать, провести весь день в Каунасе и поздно вечером вернуться в Вильнюс. Официального экскурсовода не заказывали, так как среди наших пенсионеров были такие, которые знали «9-й форт» лучше любого экскурсовода. Я отдал должное Каунасу, — это очень красивый город, — хоть всегда был патриотом Вильнюса. Но самые яркие впечатления остались от посещения 9-го форта. Это сооружение — все, что осталось от Ковенской крепости. Она строилась как действительно оборонительное сооружение еще до первой Мировой войны. Но гораздо шире 9-й форт известен не как предмет фортификации, а как тюремный застенок. Здесь отметились все, сначала была тюрьма МВД при независимом Литовском государстве, потом был концлагерь при нацистах, далее — тюрьма при советском НКВД. Только в 1958 году было принято решение о создании на территории 9-го форта музея-мемориала. Больше всего на меня произвело впечатление то, что среди нашей группы были ветераны, которые находились в заключении в 9-м форте. Это трудно забыть, когда мы идем по коридору, и один из пенсионеров показывает рукой на дверь: «В этой камере я сидел». Вот такие уважаемые люди были в одной первичке с моей мамой.
У меня по жизни есть такая особенность — я умею вляпываться в разные неприятные истории. Не обошлось без такой истории и в этот раз. Когда заказывали для экскурсии автобус в Вильнюсском автобусном парке, нам выделили совсем новый автобус ЛАЗ, еще пахнущий заводской краской и опытного водителя. Как оказалось, «совсем новый» в советских реалиях — это скорее недостаток, чем достоинство. Планировалось на обратную дорогу около двух с половиной часов, чтобы где-то в 10 вечера быть на месте. Едем мы в сторону Вильнюса, все уже немного устали, кто спит, кто дремлет. Новенький автобус едет прекрасно, и вдруг… Из задней части, где у ЛАЗа находится двигатель, раздается угрожающий скрежет металла. Водитель по тормозам и остановился на обочине. Пошел назад смотреть, что там случилось. Результат осмотра оказался неутешителен. Одна гайка крепления радиатора, которую почему-то не затянули на заводе, открутилась и упала в щель между радиатором и вращающимися лопастями вентилятора. Лопасть зацепила гайку и протащила ее по окружности по всему радиатору. Вода течет струей, понятно, что в таком состоянии автобуса мы до Вильнюса не доедем. Напоминаю, что мобильной связи еще не существует. А даже если бы и была. Допустим, водитель позвонил в парк и вызвал подмогу. Надо найти и выслать подменный автобус, чтобы пересадить нас — пассажиров и везти дальше. Еще надо выслать аварийный тягач, чтобы отбуксировать автобус. В любом случае, реально на это ушло бы 3-4 часа.
В действительности было так. Водитель хорошо знал этот район Литвы, и то, что в нескольких километрах от нас находилось небольшое автохозяйство. Надо было только так осторожно доползти до него, чтобы не загубить двигатель. Мы благополучно добрались до цели, водитель договорился с местным персоналом, и нас любезно пустили в бокс (вместе со спящими пассажирами). Водитель принялся за ремонт этого пепелаца. На ремонт ушло часа четыре. Наконец, в третьем часу ночи мы двинулись домой. Весь автобус спал, только я бодрствовал рядом с водителем на специальном сидении, предназначенном для экскурсовода. Надо заметить, что мы ехали по старому шоссе Вильнюс-Каунас, до его реконструкции. В те времена это было шоссе в том стиле, который был распространен в начале ХХ века на территории Прибалтийских стран, Польши, Пруссии. Узкая полоса асфальта, на которой с трудом разъезжаются два грузовика. Обочин практически нет, в метре от края асфальта растут матерые липы. Пару раз у меня замирало сердце, когда водитель начинал дремать, и траектория нашего движения начинала медленно смещаться в сторону деревьев. Через пару секунд водитель пробуждался и выправлял траекторию движения автобуса. Все обошлось, и на рассвете мы приехали целые и невредимые на наш родной Антакальнис!
* 13 *
Пока я писал об этой экскурсии, вспомнил еще об одном происшествии на трассе Вильнюс-Каунас. При советской власти о произошедших в стране авариях и катастрофах не просто не сообщалось в СМИ, но и в большинстве случаев такая информация засекречивалась. Другими словами, за пересказывание ее одним человеком другому можно было получить срок. Перед тем, как писать об этом случае, я поискал информацию в русскоязычном сегменте Интернета, ничего не нашел. Тогда стал искать в литовском сегменте, - тоже ничего нет. Это меня укрепило в моем желании описать этот случай — сейчас жизнь так устроена, если о чем-то не написано в интернете, то этого как бы не было вообще. Я уже писал выше о Республиканском празднике песни. По моей грубой оценке в нем могло участвовать полторы тысячи юных артистов из разных городов Литвы. На ночь в Вильнюсе никто не оставался, утром выехали из своего города, в Вильнюсе провели генеральную репетицию и к вечеру уже дома. Вот на таком историческом фоне на трассе Вильнюс-Каунас происходит тяжелое ДТП — лобовое столкновение автобуса с детьми, которых везли на репетицию, с тяжелым грузовиком МАЗ. В условиях отсутствия какой-либо официальной информации на всю мощность заработало сарафанное радио. Самое неприятное было в том, что неизвестно, из какого города автобус попал в аварию. Со стороны Каунаса мог ехать автобус из половины городов Литвы. Находящиеся в неведении родители, которые предполагали, что в этом автобусе мог находиться и их ребенок, бросали все дела, ловили на улице такси и за любые деньги умоляли ехать к месту аварии. Я об этом узнал из разговора родителей вечером за ужином, моя мать рассказывала отцу об аварии. Отец тоже более чем хорошо был знаком с этой трассой, неоднократно ездил в Каунас в командировку. Однажды он возвращался домой на такси. На самом въезде в Вильнюс идет длинный спуск, по бокам дороги глубокие откосы. На спуске у «Волги» отлетело переднее колесо вместе со ступицей. Водителю удалось справиться с управлением, и они не улетели под откос. Вот такие дела — мой отец и все, кто был в «Волге», родились в рубашке.
Естественно, это ДТП стало последней каплей, ведь трасса Вильнюс-Каунас и раньше не отличалась безопасностью. Было принято Постановление Совета Министров о реконструкции этой дороги, и выделены деньги. Литовские проектировщики отлично сделали свою работу — через 4 года получился хороший «немецкий» автобан. Когда через некоторое время проводился всесоюзный конкурс на лучшую автомобильную дорогу, то шоссе Вильнюс-Каунас было признано победителем.
* 14 *
Шли годы, мы как по ступенькам шагали из класса в класс, из пятого в шестой, из шестого в седьмой. Мы радовались своим детским радостям и ничего не знали о том, что в высоких кабинетах в это время решалась наша судьба. Дело в том, что наша школа находилась в самом центре города и соседствовала с комплексом зданий ЦК КП Литвы. Рано или поздно, но наступил такой момент, когда эта уважаемая организация решила немного расшириться. Так сложилась планировка этого района города, что практически единственным вариантом было присоединить территорию, на которой находилось здание средней школы №6. Понятно, что для этого сначала надо было построить для школы новое здание, и перевести детей туда. Первый этап этого перевода школы — это поиск подходящего места для возведения школы. Поиск оказался тяжелым занятием, ведь место должно было быть максимально близко к прежнему расположению школы. Не забывайте, что это самый центр города, и подходящих площадок для строительства школы почти нет.
Я могу себе представить, что по поводу выбора места для строительства школы были жаркие дебаты. Так или иначе, место было выбрано в переулке Лукишкю, и школа была построена. От того места, где находилось старое здание школы, его отделяло чуть более километра. Для меня лично мало что менялось, если раньше я в школу ехал 7 остановок на троллейбусе, то теперь 8. Но в выбранном месте для новой школы есть одна маленькая, но неприятная закавыка. Школа была построена напротив большой и известной тюрьмы. Говорят, что в Лукишской тюрьме сидел сам Дзержинский. Правда или нет, не знаю, не проверял. Если выражаться деликатно, то расположение общеобразовательной школы рядом с тюрьмой явно непедагогично. Когда я писал эти воспоминания, то сам для себя пытался понять, ну почему же городские власти выбрали такой странный, нелогичный вариант расположения школы. Открыл Google карты, нашел здание школы и анализировал, что же можно было предпринять в этой сложной ситуации. И меня осенило! Школа расположена между улицей Лукишкю и переулком Лукишкю, причем фасад школы смотрел прямо на тюрьму. Проектировщики допустили ошибку, нужно было комплекс зданий школы развернуть на 180 градусов. В этом случае фасад школы (и парадный вход) выходил бы на улицу Лукишкю, а на тюрьму смотрел спортивный зал. Все ученики по дороге в школу никак бы не пересекались с таким неприятным заведением, как тюрьма.
Один из корпусов школы, в котором находились все классные комнаты, располагается параллельно тюремной стене метрах в 20-22 от нее. Тюремная стена была высотой около 6 метров. Наш класс находился на четвертом, самом верхнем этаже этого корпуса, из окон нашего класса, несмотря на высоту стены, просматривалась почти половина тюремного двора. Правда это был не основной двор, а тюремный лазарет, но это мало что меняет. Представляете себе, если ты сидишь около окна, то во время урока смотришь вперед и видишь учительницу, а стоит повернуть глаза влево, и ты видишь тюремный двор! В нашем классе произошел однажды грандиозный скандал, связанный с этой тюрьмой. В кабинет директора школы приходит какой-то начальник, кладет на стол «вещественное доказательство» и говорит: «Вот, полюбуйтесь, чем ваши ученики занимаются». Охранник, стоявший на вышке, доложил по команде, что из окна школы на территорию тюрьмы был переброшен какой-то предмет. Оказалось, что это камень, завернутый в записку. Расследование, учиненное по горячим следам, установило, что камень был брошен из окна нашего класса. Остальное было делом техники, все участники «организованной преступной группы» были быстро установлены. Для меня самым удивительным было то, что в «группе» были одни девочки! Были у нас в классе двое представителей мужского пола, довольно хулиганистые, вот на них еще можно было подумать, но чтобы девочки? Чем закончилась эта история, и как были наказаны искательницы приключений, я не знаю, но в памяти эта история сохранилась до сих пор.
Но я немного забежал вперед, давайте вернемся в 1 сентября 1964 года. За несколько дней до этого мы узнали, что будем учиться в новом здании школы. Первое испытание, которое выпало на долю старшеклассников, это вместе с учителями и родителями, которые в те дни были свободны, очистить школу от строительного мусора и вымыть ее, чтобы все блестело. Когда я вспоминаю, сколько различных отходов оставалось от советских строителей, мне кажется, что из этих материалов при более бережливом отношении можно было бы построить еще одну небольшую школу. Наконец, все было вычищено, вымыто, прошла торжественная линейка, любимым учителям были вручены букеты цветов, и начались учебные будни. Надо сказать, что не только здание школы было новым, но и новой была система преподавания. Практически по каждому предмету был специализированный кабинет. Она так и называлась — кабинетная система обучения. Конечно, она имеет неоспоримые преимущества, в своем кабинете можно собрать много разнообразных наглядных пособий, благодаря чему будет интереснее учиться. Но есть у этой системы и недостатки. На каждой перемене даже не десятки, а сотни учеников перемещаются из одной части школы в другую. Да, коридоры и лестничные марши в новой школе были широкие, но и они не выдерживали людской водоворот. Я не помню, сколько времени руководство школы терпело это безумие, но в один прекрасный день кабинетная система была отменена, и наш 8Б класс получил свое постоянное помещение на 4-м этаже школы. Остались в школе только два кабинета — физики и химии, это святое.
Не могу не сказать несколько добрых слов в адрес литовских архитекторов за внимание к мелочам. Дверь из коридора в классную комнату, что здесь можно придумать? Дверь, она и в Африке дверь. Однако, в нашей школе дверь не была вставлена просто в простенок. В классной комнате была устроена ниша, и дверь размещалась в этой нише под углом примерно 45 градусов к линии стены так, что при открывании она не выходила на площадь коридора. Этим достигалась наша безопасность. Ведь при обычном расположении двери может быть такой случай, когда на перемене один школьник бежит по коридору, а другой, не видя его, резко распахивает дверь. Вот так первый школьник на всей скорости головой влетает в дверь и получает травму.
Небольшое отступление. В 1964 году в жизни нашей страны произошло важное событие — закончилась эпоха Никиты Сергеевича Хрущева и началась эпоха Леонида Ильича Брежнева. Позволю себе привести цитату из статьи в газете «Аргументы и факты»: «Никите Сергеевичу подготовили забвение — в последующие 20 лет официальные СМИ СССР о бывшем лидере Советского Союза не писали почти ничего». Я был свидетелем того, как проводилось в жизнь это забвение. Буквально через пару дней после того самого Пленума ЦК КПСС на перемене я поднимаюсь в кинобудку. Наш лаборант Николай Степанович держит в руках рулон кинопленки и внимательно просматривает кадры на свет. Найдя нужный кадр, он берет ножницы и разрезает пленку. Одну половину рулона кладет на стол, а другую половину рулона просматривает дальше. Снова, найдя нужный кадр работает ножницами. Вырезанный кусок кромсает ножницами и выбрасывает в корзину для мусора. Затем две половинки рулона пленки без вырезанного фрагмента склеивает. В заключение заряжает пленку в кинопроектор и производит контрольный просмотр. Это был свежий выпуск киножурнала «Новости дня». Сюжет о Пленуме ЦК КПСС. Показывается, что начался Пленум и потом сразу показывается, как Пленум закончился. А какие вопросы он рассматривал, и кто на нем выступал с докладом — этого нет — как корова языком слизнула! Так осуществлялось вымарывание человека из истории. И вообще, интересное было государство — сегодня ты первое лицо, в кабинетах всех начальников висит твой портрет, а завтра ты никто, даже в киножурнале не должно быть твоего изображения.
Но были и неофициальные пути распространения информации. Как раз в восьмом классе у нас был предмет обществоведение. Его преподавала умная и смелая учительница, к сожалению не могу вспомнить ее фамилию. Примерно через неделю после снятия Хрущева она посвятила целый урок рассказу, как проходил этот государственный переворот. Я ранее рассказывал о том, как по воле Хрущева моего отца выкинули из армии без пенсии. Казалось бы, я должен злорадствовать по поводу такого окончания карьеры Никиты Сергеевича. Но и тогда, и сейчас я анализирую свои чувства — обида есть, а злорадства нет. Все-таки поступили с ним не по людски.
Возвращаемся к канве моего повествования. Пролетел восьмой класс, мы стали на год старше. Как там наша Валентина, могут спросить читатели. Честно признаюсь, что отношения с Валей развивались ни шатко, ни валко. По прошествии некоторого времени мне стала известна информация, что в нашем классе разыгралась местечковая Санта Барбара. У Валентины в нашем классе была подруга по имени Алла, которая, оказывается, имела на меня свои виды. Для достижения своей цели — отбить меня у Валентины - она, выражаясь современным языком, собирала на меня компромат и доводила его до Валентины. Тогда мне стала понятна причина холодности ко мне со стороны предмета моего обожания. В подтверждение этой версии вспоминается такой эпизод, где-то в классе седьмом началось повальное увлечение записочками. Современной молодежи, приходящей в школу вооруженной смартфонами и разными другими гаджетами, трудно представить это время, но из песни слова не выкинешь — так было. Я тоже в этом участвовал и однажды написал Валентине записку с предложением дружить. В ответ я получил неожиданно резкое послание следующего содержания: «Я тебе уже ответила, и будь доволен — нет!». Согласитесь, что здесь просматривается влияние чей-то заинтересованной руки. Но время школьной дружбы ушло, и изменить уже было ничего нельзя.
* 15 *
Во время летних каникул в моей жизни, и не только моей, а и всей семьи Арбичевых произошло большое радостное событие — мы получили новую квартиру! Нет, вы не можете понять и оценить причину моей бурной радости. Дело в том, что семья моих родителей первый раз в своей жизни получила, во-первых, квартиру в новом доме и, во-вторых, квартиру со всеми удобствами. Это была настоящая революция в нашей жизни. Кто-то может сказать, что я преувеличиваю. Но я так не считаю, ведь первые 15 лет своей жизни я прожил в разных домах и квартирах, которые объединяло то, что все они были без коммунальных удобств. Двухкомнатная квартира была расположена на 5 этаже пятиэтажного панельного дома и имела 33,25 кв. метра полезной жилой площади. Планировка квартиры была типа «распашонка», то есть комнаты выходили на разные стороны здания. Это было удобно тем, что в первой половине дня солнце было в одной комнате, а после обеда — в другой. Сам дом тоже был очень удачно расположен. Вдоль улицы был построен длинный жилой дом, который представлял из себя преграду для шума автомобильного движения. А мы жили за этой стеной в тишине, тут нам сильно повезло.
Хочу рассказать об одной особенности жилищного строительства в Литве, о которой мало кто знает. Дело в том, что в квартирах не принято было клеить обои, и я догадываюсь почему - просто не хватало мощностей для выпуска нужного количества обоев. Для того, чтобы обои не отклеивались, поверхность стены должна быть абсолютно гладкой. Доведение стены до такого состояния — процесс весьма трудоемкий и длительный. Чтобы поклеить обои на шероховатую стенку, сначала клеят газеты, а только потом обои. Процесс тоже получается не быстрый. В Литве делали так. Первый этап: по шершавой стене наносили краску желаемого цвета для фона. Второй этап: с помощью специального валика наносили некий орнамент другим цветом. Третий этап аналогичен второму: только валик был с другим орнаментом, и еще один цвет краски. Издалека такая стена напоминала оклеенную обоями с простеньким орнаментом, но в целом это выглядело неплохо. Такой способ отделки жилых помещений весьма долговечен по сравнению с обоями.
Дом был удобно расположен по отношению к остановкам общественного транспорта. Обе остановки — и в город, и из города — располагались менее чем в ста метрах от нашего подъезда. Мое время поездки в школу осталось таким же, как и на прежней квартире, изменился только маршрут. За нашим домом располагался пустырь на высоком берегу реки Нерис. В тот же год, когда мы переехали, на этом пустыре началось строительство школы, и за те два года, что я прожил в этой квартире, школа была построена и сдана. Могу отметить, что школа уже была построена по новому проекту, более прогрессивному по сравнению с моей школой. Конечно, я понимаю, что наша школа строилась в стесненных условиях, в зоне существующей городской застройки, а эта школа строилась на пустыре, поэтому построили не только здания, но и прекрасный школьный стадион. Вот только моя сестра не могла там учиться, так как школа была с литовским языком обучения, она так же, как и я, ездила на автобусе в 6 среднюю школу.
* 16 *
Как там в песне поется - «как порох сгорает короткое лето»? Пришло 1 сентября девятого класса. Есть изречение: «История повторяется дважды. Первый раз как трагедия, второй раз как фарс». Когда у нас был организационный сбор, я не обнаружил в наших рядах Валентины! Что-то в сердце у меня екнуло. После окончания сбора я подошел к нашей классной Нине Ивановне и задал вопрос. Она внимательно посмотрела мне в глаза и спокойным голосом ответила: «Ее мама забрала документы. Ты же прекрасно знаешь, что ее мама одна воспитывает двух дочерей. Валя пойдет работать». Это был удар под дых. Здесь уже ничего нельзя было изменить, как тогда в пятом классе. Надо было как-то смириться с этим и пережить сей драматический момент. Главная проблема, как я ее вижу, состояла в том, что мы оказались на разных ступеньках социальной лестницы. Она стала взрослым человеком, самостоятельно зарабатывающим деньги. Конечно, у нее была договоренность с мамой о том, что большую часть зарплаты она вносит в «общий котел», но остается что-то и на карманные расходы. Я же школьник старших классов, нахожусь на полном иждивении у родителей. Чтобы пригласить девушку (условно) в кино, мне надо было просить рубль-два у матери, и не факт, что у нее была возможность выполнить мою просьбу.
* 17 *
Родители и так по мере сил старались выполнять мои просьбы. Так, на совершеннолетие они мне подарили магнитофон «Яуза-5». В те годы для подростка обладание настоящим (новым) магнитофоном имело большее значение, чем для современного пацана иметь крутой игровой компьютер. Тогда не было общества потребления, нельзя было просто прийти в магазин и купить магнитофон. Пару месяцев я каждый день после школы заходил в магазин «Культтовары» и мониторил обстановку. Как только на прилавке появился магнитофон, доступный по цене нашей семье, я помчался домой, потом мы с мамой помчались назад в магазин. Мы успели! Так я стал счастливым обладателем «звукозаписывающего аппарата». Я вам сейчас такую вещь скажу — магнитофон был собран на радиолампах, там не было ни одного транзистора. Это не все — магнитофон был монофоническим, но я и этому был безумно рад. Так я стал членом касты владельцев магнитофонов. А дальше начинается поиск друзей, с которыми можно обменяться записями. Так постепенно формируется домашняя фонотека.
Наверное, у каждого обладателя советского магнитофона рано или поздно наступал момент, когда он понимал, что ему не нравится звук. Наступил такой момент и у меня. Для улучшения звучания я решил сделать колонку, или как было принято называть в официальных документах, акустическую систему. Делал я ее в единственном экземпляре, так как магнитофон был монофонический. Никаких готовых чертежей из журнала «Радио» у меня не было, делал по наитию. Конечно, при постройке я допустил ряд ошибок, ведь это была первая в моей жизни колонка. Тем не менее, получилось нечто грандиозное высотой почти полтора метра. Когда я первый раз подключил ее к магнитофону, то и без измерительных приборов, простым человеческим ухом почувствовал разницу в звучании. Результат меня полностью удовлетворил. Правда через несколько лет я приехал в отпуске к родителям и не обнаружил своего творения. На мой вопрос о том, где колонка, мама ответила, что отдала ее в школу в распоряжение какого-то ВИА. Мне стало несколько обидно, что это сделано без моего разрешения, и даже без моего ведома. Надеюсь, что у моей самоделки сложилась хорошая судьба.
* 18 *
Последние два года обучения охарактеризовались тем, что список учеников нашего класса снова перетасовали. Несколько человек ушли после восьмого класса по тем или иным причинам. Появились несколько новичков. Часть из них пришла из 20-й восьмилетней школы, которая находилась недалеко от нашей, им было проще, так как та школа была тоже с русским языком обучения. А вот другая часть перешла из школы с польским языком, вот им было действительно тяжело. Нет, на бытовые темы, типа: «Будьте любезны, подайте мне бутерброд с колбасой», они разговаривали хорошо, но вот ответить у доски домашнее задание, например, по физике — это было выше их сил. Расскажу, как у нас проходил типовой урок по физике. Один год физику у нас преподавал Русакевич Константин Сигизмундович. Попробуйте произнести это вслух. Как, впечатляет? Я при этом представляю аристократа при дворе короля Речи Посполитой. Ему было лет 35, небольшого роста, но при этом стройный. Подчеркнуто аккуратно одет, отглаженный костюм голубых тонов с искрой, белая рубашка, галстук в тон к костюму, всегда блестящие туфли. У него было не педагогическое, а обычное инженерное образование. Про него ходили слухи, что ему нужно было как-то перекантоваться некоторое время, чтобы получить хорошую должность, и он решил пересидеть год в школе. Разговаривал он с небольшим польским акцентом, да и при построении фразы чувствовалось влияние польского языка. Например, когда он объяснял задание, и ему нужно было сказать: «Поместим тело в эту точку», он говорил: «Уместим тело в эту точку». Кусочек мела он держал кончиками пальцев, словно мел вызывал у него брезгливость.
К нам, ученикам, он был абсолютно безжалостен. Проверка домашнего задания происходила примерно так. Он подходил к кафедре (из-за маленького роста над кафедрой виднелась только его голова) и открывал журнал. В классе воцарялась жуткая тишина. После паузы он произносил фразу: «Поспелова, к доске». Поспелова, на ватных ногах медленно шла к доске. Выйдя к доске, она поворачивалась лицом к классу и стояла, не произнося ни слова, с мучительным выражением лица. Наш физик молчал и смотрел в сторону, он не предпринимал попытки хоть как-то помочь наводящим вопросом. Через некоторое время, словно у него в мозгу срабатывал таймер, он равнодушным голосом говорил: «Садись, два», - и рисовал двойку в журнале. И еще отложилась в памяти такая подробность, что физику нравилось вызывать к доске именно учениц.
По девятый класс включительно классная самолично рассаживала учеников в классе по своим критериям. В девятом классе за одну парту со мной посадили девочку, пришедшую из 20-й школы — Тамару Бабаеву. По характеру она была скорее замкнутая, неразговорчивая. Меня это полностью устраивало, я не лез к ней с расспросами. Просидели мы вместе только один год. В начале десятого класса Нина Ивановна сказала: «Я устала наводить порядок в классе. Вы уже достаточно взрослые, можете сесть так, как вам нравится». Громкое «Ура» было ей ответом. Мы с моим другом Ваней сели на первую парту в левом ряду, который был расположен вдоль окон. Эта парта стояла точно напротив кафедры учителя.
С моим пребыванием на первой парте связан один комичный эпизод. Начну с того, что в Советском Союзе не хватало обычной бумаги для того, чтобы в достаточном количестве печатать школьные учебники. Для решения этой проблемы разработали следующую систему. В начале учебного года каждому ученику бесплатно выдавали комплект учебников, с таким условием, что он должен бережно относиться к книгам и после окончания учебного года сдать их для повторного использования. Нам рекомендовали оборачивать учебники, чтобы они сохраняли, так сказать, товарный вид. Меня это полностью устраивало, ведь я и без этих рекомендаций оборачивал учебники. Надо было только найти приличную бумагу. Я обратился за помощью к отцу, и он принес с работы рулон бумаги. В данном случае он не нанес своему предприятию никакого материального ущерба. Это была бумага для ЭРА — электрорепродукционного аппарата. Как и у любого светочувствительного материала, у этой бумаги был гарантийный срок, после истечения которого ее списывали. Вот такой списанный рулон бумаги и принес мне отец. С одной стороны бумага была белая, а с другой — просроченная бумага имела невзрачный серовато-фиолетовый оттенок. Естественно, чтобы учебники не так пачкались, я пускал белый цвет внутрь. После того, как учебники обернуты, нужно было их как-то подписать, чтобы отличать. Подписывать — это долго, да и почерк у меня был неважный. Хочу отметить еще один момент. Сейчас, когда предметы потребления выпускаются миллионными тиражами, обладателю гаджета хочется его как-то персонализировать, чтобы выделяться из сонма одинаковых предметов. Вот и мне хотелось, чтобы учебники чем-то отличались от других.
Мой отец много лет выписывал журнал «Крокодил», стопка старых номеров валялась за шкафом. Я решил наклеить на обложки учебников вырезки из этого журнала, причем не первые попавшиеся, а именно те, которые нравились мне больше всего. Причем я не подбирал, какую карикатуру наклеить на какой учебник, да и трудно себе представить, что именно эта карикатура подходит, например для учебника биологии. Среди отобранных материалов оказался юмористический рассказ, написанный в форме письма одного из родителей в Министерство просвещения. Некий человек с ханжескими взглядами предлагает ввести для учителей униформу в виде черного свободного хитона, спадающего до самого пола с целью… отвлечь учеников от созерцания различий между мужчиной и женщиной. Совершенно случайно эта вырезка оказалась на учебнике алгебры. Представьте себе такую сцену. Идет урок алгебры, мы пишем контрольную работу. В центре парты лежит моя открытая тетрадь, на углу парты — учебник алгебры. Олимпиада Ивановна стоит рядом с нашей партой немного опираясь на подоконник. Ее взгляд скользит по классу, она следит, чтобы никто не пытался списать. В какой-то момент она обращает внимание на мой учебник, берет его в руки и начинает читать вырезку из «Крокодила». По мере чтения ее лицо становится суровым. Закончив читать, она осторожно, как бомбу, кладет на место мой учебник. «Что-то сейчас будет», - думаю я. Она смотрит прямо мне в глаза и произносит: «Значит тебе, Арбичев, не нравится, как я одеваюсь? Так и запишем». В этот момент я подумал, что наклеить карикатуры на учебники было плохой идеей. Ведь не у всех преподавателей было хорошо развито чувство юмора. Каких-либо последствий не было, я как раньше получал свои пятерки по алгебре, так и продолжил их получать. А если говорить о том, как в те времена одевались советские люди, в том числе и учителя, то мое мнение такое. Одна учительница могла пойти в ателье и сшить зимнее платье из сукна, и другая учительница могла сделать то же самое. На выходе обе получали платье очень похожего фасона, ведь Зайцевы и Юдашкины еще не родились. Разница между платьями могла быть в том, что для одного выбрали сукно за 30 рублей метр, а для другого — за 40 рублей метр, это зависело от уровня благосостояния конкретной семьи. Если оценивать в категориях моего примера, то у Олимпиады Ивановны было платье из сукна за 40 рублей. Вот и вся разница.
Наши учителя не были ангелами во плоти, иногда они могли быть и жестокими. Вспоминается такой случай. На уроке алгебры Олимпиада Ивановна вызвала к доске одну ученицу, которая была очень слабенькой по ее предмету, тройка была пределом ее возможностей. Имя ее я не помню, но в данном случае оно и не важно. Она стоит у доски, молчит и хлопает глазами. Учительница некоторое время терпеливо ждет, а потом, как мне кажется, раздражается и перестает контролировать свои эмоции. Она показывает рукой на «жертву» и громко декламирует стишок, обращаясь к классу:
«Сидит милка на крыльце с выраженьем на лице.
Выражает то лицо, чем садятся на крыльцо».
У меня нет комментариев, здесь все и так очевидно.
* 19 *
Девятый и десятый классы (тогда обучение в средней школе занимало 10 лет) являлись поистине финишной прямой всего обучения в школе. Я это хорошо понимал и относился к учебе серьезно, но без фанатизма. Это был такой возраст, когда каждое мгновение твоей жизни кажется неповторимым. Бывает страх, что ты что-то упустил, не сделал, а оно больше в жизни не повторится. Для того, чтобы иметь немного больше свободного времени, мы — три одноклассника — Игорь, Ваня и Женя образовали команду. В случае нужды мы договаривались, кто по какому предмету делает домашнее задание, а на перемене садились в укромном уголке класса и быстренько списывали друг у друга. Но я старался этим не злоупотреблять, скорее списывание было исключением из правил.
Рубеж восьмого и девятого классов был временем массового перехода советских школьников из пионерской организации в комсомольскую. Поверьте мне, что я не отличался честолюбием и не стремился сделать карьеру, но как-то незаметно для себя по прошествии некоторого времени был избран заместителем секретаря комитета комсомола школы. Секретарем была молодая учительница Майя Михайловна, у нас в классе она преподавала биологию. Можно сказать, что я не был заместителем по общим вопросам, у меня был свой, конкретный участок работы. Я тащил на себе подписку на газету «Комсомольская правда». Работа была трудная, поскольку была связана с финансами. Мало того, что нужно было убедить конкретного человека, что ему нужно подписаться на нашу газету, так он, в свою очередь, должен был убедить родителей выделить ему деньги на газету. Учитывая, что большинство советских семей жили от зарплаты до зарплаты, уговорить родителей удавалось далеко не всегда. Таким образом, первым этапом было сагитировать юных комсомольцев и собрать деньги. Вторым этапом было заполнение квитанций. Современное поколение тридцатилетних никогда не видело и не увидит этих квитанций, и слава богу. Компьютеров не было, заполнять надо было от руки. На обработку примерно полсотни квитанций нужно было несколько часов. Далее надо было подвести баланс — сколько денег должно быть по расчету и сколько денег есть фактически. Само собой, что эти суммы должны совпадать.
Однажды у меня произошла неприятность с этими деньгами. В тот день я собрал 13 рублей, а сразу после школы надо было идти на тренировку в городской открытый бассейн. Или у меня не было варианта, где оставить эти деньги, или я оказался недостаточно сообразителен в поиске такого варианта, но я пошел в бассейн с этими деньгами. Пока я плавал, им приделали ноги. Мне крупно досталось от родителей, ведь им пришлось компенсировать мою безалаберность из своего кошелька. Последним этапом было прийти на Центральный почтамт, выстоять очередь из таких же как я общественных распространителей печати и сдать квитанции и деньги. Реально это занимало в среднем 2-3 часа. Оставалась мелочь — разложить ответные части квитанций по классам и на следующий день раздать их комсоргам. За эту работу я получил нагрудный знак «Активисту Комсомольской правды». Значок до сих пор сохранился, если хорошенько поискать в разных коробочках на антресоли, то можно его найти.
* 20 *
В силу занимаемой в комсомольской организации должности я был причастен к общественно-политическим событиям мирового масштаба. Начать придется издалека. При существовавшем общественном строе выехать из Советского Союза для воссоединения родственников было просто невозможно. Не существовало даже правового механизма для этого. Хоть и была холодная война, но различные переговорные процессы между двумя сверхдержавами — США и СССР протекали. В таких переговорах американская сторона неизменно поднимала тему прав человека, в частности она пыталась уговорить руководство СССР разрешить выезд из страны для этого самого воссоединения. В тот период, когда я учился в 10 классе, появилась возможность на законных основаниях выехать из СССР. Этой возможностью, в первую очередь, воспользовались советские граждане еврейской национальности для выезда в Израиль. Правда не все, кто уезжали в Израиль, в итоге до него добирались. Уехавшие из СССР сначала попадали в некий миграционный лагерь на территории Австрии, где они дожидались решения израильского правительства — разрешения на въезд в страну. Уже будучи в этом лагере многие резко меняли свои планы и обращались в соответствующие миграционные службы США за разрешением на въезд в эту страну. О некоторых моментах этого отъезда у нас в семье рассказывала мать. Поскольку она работала в домоуправлении, то все это наблюдала собственными глазами. Люди уезжали навсегда и забирали весь свой скарб до последней чайной ложки. На перевозку имущества морским транспортом существовали жесткие требования. Люди прямо в квартире паковали домашнюю утварь в большие прочные ящики, чтобы потом спустить их на землю краном через окно. Если по какой-то причине ящик не пролезал в окно, то тем хуже для окна. Брали топор и вырубали кусок рамы, который мешал проходу ящика. Вот такой, по моему мнению, вандализм.
Были такие «уезжанты» и среди учеников нашей школы. Естественно, новость о том, что некий Ефим уезжает с родителями в Израиль, мгновенно облетала всю школу и становилась предметом жарких обсуждений как среди учащихся, так и среди учителей. Некоторые учителя пытались вести с таким Ефимом разъяснительную работу. Одна учительница, думая, что она самая хитрая и умная, задает нашему Ефиму вопрос: «Вот ты будешь жить в Израиле, закончишь школу. Через пару лет тебя призовут в армию. Не дай бог, начнется мировая война. Ты будешь сидеть в одном окопе, а в другом окопе будет сидеть Иван с соседней парты. И что, ты будешь в него стрелять?» Обобщенный Ефим, спокойно глядя в глаза этой учительнице, отвечал: «Да, буду стрелять». Пропаганда и агитация не сработала. Что касается комсомольской организации, то сверху поступило указание, что уезжающий должен быть исключен из рядов комсомола. Собирался комитет комсомола школы, в котором был и ваш покорный слуга, и рассматривал персональное дело члена ВЛКСМ имя-рек. Все должны были заклеймить его позором и единогласно проголосовать за исключение. Некоторые члены комитета комсомола не понимали линию партии и начинали возмущаться: «Вчера Ефим был хороший, и мы его принимали в комсомол, а сегодня вдруг стал плохой, и мы его должны исключить?»
Точное количество уехавших в Израиль из Вильнюса в тот период можно найти в каких-нибудь секретных архивах КГБ, но они нам недоступны. Однако можно дать оценку, это могло быть примерно 30-40 тысяч человек. Для Вильнюса это была большая величина. Даже из моего класса три еврейских мальчика закончили школу, затем отучились в ВИСИ (Вильнюсском инженерно-строительном институте), получили хорошую специальность, а позднее вместе с семьями уехали «на историческую родину».
* 21 *
Выше я похвалил литовских архитекторов, которые проектировали нашу школу. А тех людей, которые подбирали и заказывали мебель для школы, наши учителя вспоминали недобрым словом. Наверное, каждый из вас помнит рабочее место учителя в своем классе, это обыкновенные офисные стол и стул. Для нашей же школы проектировщики решили, что стол и стул, это несовременно и заменили их на трибуну. Может со стороны это смотрится хорошо, а каково бедному учителю весь рабочий день отстоять на ногах. У нас были учительницы пенсионного возраста, они уставали наиболее сильно. Преподаватель математики, Олимпиада Ивановна, решала этот вопрос по-своему, когда у нее уставали ноги, она просто садилась на подоконник, благо они в нашей школе были низкие. Еще один нюанс, о котором я упоминал, наши десятые классы находились на верхнем этаже школы. Учительница, отстоявшая весь урок, допустим, в 10Б классе, должна спуститься на первый этаж, поменять классный журнал на 10А, После чего могла отдохнуть, посидеть на стуле в учительской 3-5 минут, не более. И надо снова подниматься на самый верхний этаж, а лестницы были не очень пологие. Бывало так, что некоторые из учителей просили меня сходить в учительскую, один журнал отнести, а другой принести. Значит они доверяли мне, знали, что с журналом ничего плохого не случится, я со своей стороны, дорожил этим доверием и даже не заглядывал в журнал. Скажу честно, я не знал, как правильно вести себя в этой ситуации. Постучался в дверь, вошел в учительскую. Слева от входной двери стоял шкаф с постоянно открытым секретером, пространство внутри которого было разделено на перегородки. Здесь стояли все классные журналы. Получается, что я должен не обращая внимания на присутствующих учителей, повернуться к ним спиной и выполнить свою задачу — найти ячейку для своего журнала, поставить его, найти ячейку с другим журналом, вынуть его и выйти из учительской. Хорошо, что ни разу никто из учителей не подошел ко мне и не поинтересовался, а что собственно я здесь делаю.
* 22 *
В другом воспоминании я писал о том, что в нашей школе сразу после ее открытия было очень неудобное место для размещения специального класса, фактически маленького зрительного зала для показа учебных фильмов. Примерно через год эта проблема была решена. На первом этаже школьного здания с левой стороны по ходу коридора размещались 3 комнаты: первой шла учительская, второй была вспомогательная комната для учителей, например, там был их гардероб, третьей шла обычная классная комната. Вот в этой комнате и сделали маленький зрительный зал. В соседней комнате установили перегородку, и в новом помещении оборудовали киноаппаратную. Теперь стало гораздо удобнее для всех — и для учителей, и для учеников. Напомню, что в те годы кино было единственным из доступных технических средств обучения, ведь телевизора в связке с видеомагнитофоном, которые можно поставить в каждом классе, еще не существовало. Нагрузка на лаборанта Николая Степановича была очень большая, ведь ему нужно было не только показывать кино, но и ездить на Базу кинопроката за пленками. Иногда у него складывалась неразрешимая ситуация, когда нужно быть одновременно в двух местах. Тогда он прибегал к моей помощи. Выработался определенный ритуал, сначала он на перемене подходил ко мне и узнавал, например, какой предмет у меня сегодня четвертым уроком. Затем он один или со мной вместе находил нужного преподавателя и «отпрашивал» меня с урока. В заключение мы шли в кинобудку, он показывал мне, что и кому надо демонстрировать, оставлял связку ключей, а сам брал коробки с пленкой, между прочим они достаточно тяжелые, и уходил на ближайшую остановку автобуса. Перед назначенным уроком я забирал свой портфель в классе и шел показывать кино. Нюанс заключался в том, что из киноаппаратной не было выхода в коридор. Мне надо было постучаться в дверь, пройти через всю учительскую, еще пройти через вспомогательную комнату, и только после этого я попадал в кинобудку. Пока шел урок, мне нужно было смотреть в окошко и внимательно слушать учителя, чтобы начать сеанс в нужное время без малейшей задержки.
Не хочу обвинений в патетике, но по факту мои школьные годы хорошо показывают, что ответственность и дисциплинированность воспитываются с детства, и воспитываются через доверие. Некоторые родители идут по пути бартера, мол ты закончи год без троек, а я тебе за это куплю то-то и то-то. Так ответственность не воспитать. У меня бывали такие случаи, когда Майя Михайловна подходила ко мне и разговаривала со мной не как учитель с учеником, а как равный с равным: «Послушай, Игорь, я сегодня совсем зашиваюсь. Ты не можешь сегодня вечером съездить в Дворец профсоюзов на собрание городского партийно-хозяйственного актива?» Разве я мог отказать, когда мне доверяют. Надо было прийти домой, быстро сделать уроки, пораньше поужинать, оставить родителям записку и быстро ехать на собрание.
* 23 *
Наверное, о каждом из моих учителей можно было бы рассказать много хорошего, но память уже не все хранит. О ком-то хочется рассказать обязательно. Кира Викторовна Дитмар, в младших классах она преподавала нам рисование, в старших — черчение. Художника она из меня не сделала, этим талантом природа меня обделила, а вот черчение — совсем другое дело, чертил я хорошо. Главное я вижу в том, что кроме донесения до нас формальных знаний, предусмотренных школьной программой, Кира Викторовна стремилась разбудить у нас в душе эстетическое чувство. Ведь когда человек видит, например, на полке магазина два чайника от разных производителей, то он может сказать, что этот чайник ему нравится больше, его он считает более красивым. Это мы, потребители, но должен быть еще человек, который разработает такой чайник, который будет не только греть воду, но еще и будет красивым. И этот человек — дизайнер. Кира Викторовна работала над нами, чтобы сформировать соответствующее восприятие мира вещей, которые окружают человека. Если из всего нашего выпуска хоть один человек поступил на факультет промграфики, то она не напрасно делала свое дело. В частности, у нее был такой прием. На уроке черчения каждому раздавали несложную деталь, и надо было нарисовать ее чертеж в трех проекциях. Кроме качества чертежа еще существовал своеобразный приз за скорость выполнения работы. На урок Кира Викторовна приносила какой-нибудь журнал, который невозможно было купить в киоске, например «Архитектура США». Тот из нас, кто первым закончит работу, получал возможность несколько минут до звонка полистать этот журнал. Ах, какая там была полиграфия! И Кира Викторовна таки привила мне чувство прекрасного. Я не разбираюсь в живописи, я говорю только о технической эстетике или по-заграничному, дизайне — тут я немного соображаю. Могу привести такой пример. Иду я по улице и вижу обычную «Волгу» ГАЗ-24. Мой взгляд скользит по ней: здесь все нормально, здесь тоже, а вот здесь, где передняя фара, непорядок — ну нельзя было вписывать круг в шестиугольник — не смотрится!
Прошло более 10 лет после окончания школы, я успел окончить военное училище и работал научным сотрудником. Как-то после работы ужинаю на кухне. Телевизор работает в фоновом режиме, бу-бу-бу. Внезапно мое подсознание определяет что-то знакомое, я кладу вилку, поворачиваю голову в сторону телевизора и начинаю смотреть и слушать внимательно. По одному из центральных каналов (а других тогда и не было) идет передача о Кире Викторовне. Оказывается, она разработала авторскую методику преподавания ряда предметов в школе, участвовала в международных симпозиумах, и ей присвоено почетное звание «Заслуженный учитель Литовской ССР». Я порадовался тому, каких успехов достигла в своей деятельности Кира Викторовна.
Мой рассказ будет неполным, если я не расскажу о своей любимой учительнице. Это была преподавательница русского языка и литературы Чистякова Инна Ивановна. Я не могу дать оценку ее профессиональным качествам, для этого сначала надо самому проработать в школе лет 20. По крайней мере, могу сказать, что она была человеком открытым и очень эмоциональным, на ее уроках было интересно. Мне вспоминаются два эпизода, связанные с ней. Первый такой — было домашнее задание выучить наизусть одно известное стихотворение Некрасова. Я хорошо помню, как я его учил. У меня была своя методика. Я брал одно четверостишие и читал несколько раз, проговаривая слова «в уме». Затем пытался прочитать его, закрыв книгу. Если получалось, то переходил к следующему четверостишию. Дойдя до конца, пробовал прочитать наизусть весь текст. Если где-то происходила запинка, то возвращался к тому четверостишию и читал еще пару раз. Когда я смог прочитать наизусть все стихотворение, то закрыл учебник и на завтра с чистой совестью пошел в школу. И вот он — урок литературы, и меня вызывают к доске читать стих. Я спокойно выхожу к доске — я знаю, что я вчера учил и выучил. Поворачиваюсь к классу и… обнаруживаю, что я не помню ни одного слова! Как будто на меня напал какой-то ступор. Инна Ивановна вообще-то не отличалась суровостью, могла бы и подсказать первое слово. Если бы с меня ступор спал, и я все вспомнил и рассказал, могла бы снять один балл. Не знаю причины, может у нее было плохое настроение, но она никак не помогла мне, просто подождала какое-то время и сказала: «Садись, два». Да, получать двойку от своей любимой учительницы было вдвойне обидно.
Второй случай был такой. Нам задали домашнее сочинение на свободную тему, как мы представляем себе будущее героев одного из произведений Тургенева. Сочинение нужно было написать к определенному сроку в тетрадке за 2 копейки. Сдали мы свои сочинения и ждем результат. А надо сказать, что в конце моего сочинения я употребил прямую речь — обратился к Инне Ивановне с просьбой определенный текст не считать плагиатом. Настал день, когда Инна Ивановна пришла на урок со стопкой наших тетрадей и стала их раздавать. Когда дошла очередь до моей тетради, она не протянула ее мне, а стукнула по голове тетрадкой и сказала: «Больше так не делай». Я сейчас, через пол-века анализирую тот эпизод и прихожу к следующим выводам. То, что я написал в конце сочинения, по своему содержанию не было криминалом, но, надо признаться, было фамильярно по форме. Так не должно быть между учеником и учителем. Но и она, когда на виду у всего класса ударила меня тетрадкой по голове, согласитесь, тоже поступила фамильярно. Она могла на перемене отозвать меня в сторонку и без свидетелей высказать мне все, что она обо мне думает так, что я весь покраснел бы до самых кончиков ушей.
Третий эпизод, о котором я хочу рассказать, произошел на пару лет позднее, то есть он нарушает хронологию моего рассказа, но по смыслу его место именно здесь. После школы я поступил в военное училище. Летом 1968 года после окончания первого курса я приехал домой в отпуск. Мне очень хотелось встретиться с любимой учительницей. Формальных препятствий не было - в моей записной книжке были и ее адрес и телефон. Я позвонил, и мы договорились о встрече. Она тоже жила в Жирмунай, как и мои родители, только в самом начале улицы, сразу за мостом. К назначенному времени я поехал в гости. Сейчас я понимаю, каким я тогда был недотепой — не сообразил, что надо было купить букет цветов. Когда я вошел в квартиру, первые секунды была неловкость, и чтобы ее как-то разрядить, я спросил первое, что пришло в голову: «Туфли надо снимать?» Инна Ивановна всегда отличалась чувством юмора и ответила: «Снимай, если носки без дырок». Мы оба засмеялись, и неловкость сразу рассеялась. Мы прошли в гостиную, и завязался разговор о жизни, с неким философским налетом.
Я сейчас хочу отвлечься от собственно нашего разговора и несколько слов сказать о жизни Инны Ивановны в той части, которая мне известна. У англичан есть пословица, что у каждого человека есть скелет в шкафу. Люди по разному трактуют эту пословицу. Кто-то под скелетом понимает негативную информацию, которая компрометирует человека. Я в данном случае под скелетом понимаю трагедию, которая произошла в жизни человека. Инна Ивановна дважды выходила замуж и дважды разводилась. У нее было два сына. Еще когда она жила на прежней квартире, как-то ее старший сын играл во дворе. В это время во двор въехал самосвал, и он сдавал задом. Я не представляю, как могло получиться, что и водитель не видел ребенка, и мальчик не видел самосвал, но машина придавила ребенка к стене. Ее сын получил тяжелую травму и на всю жизнь остался инвалидом. Мы на уроках и догадываться об этом не могли, Инна Ивановна всегда была жизнерадостная. В заключение нашего разговора «за жизнь» Инна Ивановна сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Знаешь, Игорь, если первый мой муж был просто дурак, то второй был большая сволочь». Домой я ехал с приятным чувством выполненного долга. А знаете, что интересно? Когда я приехал в отпуск еще через год, у меня уже не было внутренней потребности встретиться с Инной Ивановной. Я стал думать, почему. Пришел к такому выводу, что она для меня была одной из ниточек, связывавших меня с детством. По мере того, как я учился в военном училище, все эти ниточки постепенно становились все тоньше и тоньше и в конце концов обрывались.
* 24 *
Я не хочу сказать, что я в школе был паинькой, этаким идеальным учеником. Я тоже мог отмочить нечто нехорошее. Приведу те случаи, которые остались в памяти. Когда я сидел на третьей парте в среднем ряду, передо мной сидела Валя Дауборайте. Это не та Валя, о которой я рассказываю, у нас в классе было пять Валентин. Иногда человек, совершивший плохой поступок, не может его объяснить и говорит, что его бес попутал. Так и я не могу объяснить причину своего поведения. На уроке я тихонько дернул Валю за косичку. Она, не оборачиваясь, показала мне кулак. Но это меня только раззадорило, и я дернул за косичку еще раз, только сильнее. Тогда Валя совершенно невозмутимо развернулась и влепила мне звонкую пощечину. В классе громко засмеялись. В это время учительница объясняла новый материал, и я не только формально нарушил дисциплину в классе, но и сбил ее с мысли. Ее реакция была грозной — она потребовала мой табель. Я поплелся к доске с табелем в руке. Тут же на текущей страничке появилась запись красными чернилами: «Поведение — 2». Чего добивался, то и получил. Хочу отметить еще один момент. Тогда в школе была шестидневка, и по традиции в субботу вечером после ужина я давал отцу на подпись свой табель. Было приятно показывать отцу табель, когда там были одни пятерки (иногда бывала одна четверка), и видно было, что и ему приятно ставить подпись. Что было делать, когда в табеле появилась двойка, да еще по поведению? Хотелось оттянуть этот неприятный момент. Все равно, через несколько дней отец вспоминал: «Игорь, что-то ты давно свой табель не показывал». Пришлось нести табель и выслушать от отца все, что он обо мне думает.
Еще вспоминается такой случай. Когда поднимаешься по лестнице на наш этаж, сначала была довольно большая площадка, затем застекленная перегородка из 4 створок, а дальше шел уже коридор, где были все десятые классы. Вообще стыдно вспоминать, но мы великовозрастные по школьным меркам ученики на перемене бегали по коридору как малышня. В одном моменте я был в роли убегающего, а мой одноклассник Кац Наум — в роли догоняющего. Надо сказать, что Наум был мальчик полный по сравнению со мной. В один из моментов он влетел в меня, примерно как хоккеист на льду влетает в соперника. В этот момент я был точно напротив застекленной перегородки. Если бы Наум был худенький, думаю, у меня хватило бы сил увернуться. А так я не смог устоять на ногах и плечом влетел точно в стекло. Раздался звон падающих осколков. Мы оба мгновенно исчезли с места преступления, тем более, что через считанные секунды раздался звонок на урок. Сижу я на своей парте не жив, не мертв. Открывается дверь в класс, сначала входит завуч Иван Исаевич Мясников, а затем наш учитель. Сначала завуч задает риторический вопрос: «Кто разбил стекло?». Не дождавшись ответа, он переводит сверлящий взгляд прямо на меня и спрашивает: «Ты, Арбичев?». Я решил, что лучше не отпираться, а сразу испить всю чашу до дна. Получив мое признание, Иван Исаевич с удовлетворенным видом удалился. Проблема была решена оперативно. Моя мама, использовав служебное положение в личных целях, послала в школу своего стекольщика. Он приехал сразу со стеклом, снял все мерки, раскроил стекло и вставил. Вся работа заняла у него не больше получаса. Вся работа была выполнена аккуратно, так что, глядя на перегородку, невозможно было догадаться, что здесь было выбито стекло.
То, о чем рассказано выше, это некие стандартные детские шалости. Много ли найдется таких людей, которые в детстве не разбивали мячом соседское окно? А вот дальше я хочу сказать о неординарном случае. Я и мой одноклассник Володя Филипченко занимались в парашютной секции Вильнюсского авиационно-спортивного клуба (АСК) ДОСААФ. Как-то сидим мы вдвоем в том самом классе, где нам показывали учебные фильмы. Видимо все наши одноклассники уже ушли, а мы по какой-то причине задержались. Разговор шел о наших занятиях в АСК. Мы еще не совершили ни одного прыжка, у нас была теоретическая подготовка и занятия на тренажерах. На одном из них отрабатывалась техника приземления. Нужно было спрыгнуть со ступеньки, высота которой была подобрана так, чтобы «встреча» с землей происходила на заданной скорости, например 4 метра в секунду. Был март месяц, снег уже начал оседать и покрываться корочкой наста. Мы разговаривали и смотрели в окно. Я не помню, кому из нас пришла в голову мысль, что если выпрыгнуть из этого окна на снег, то получится приземление, как на том тренажере. Сказано — сделано. Мы открыли раму, выбросили в окно наши портфели, а затем по очереди выпрыгнули сами. Класс находился ниже стандартного второго этажа, высота была небольшая, никто из нас не пострадал. Но… мы не учли, что с этой стороны школы совсем рядом находился коттедж завхоза школы. Он видел наш прыжок, проявил недюжинную сноровку, выскочил из дома и схватил нас за локти: «Попались, голубчики!», - и повел прямиком в кабинет директора школы. Завхоз постучался и завел нас в кабинет, поставил в шеренгу напротив директорского стола. Лидия Николаевна что-то сосредоточенно писала, и когда она подняла голову, у нее в глазах читалось недовольство тем, что ее оторвали от важной работы. Когда завхоз изложил сущность нашего проступка, Лидия Николаевна как-то обмякла и тихим голосом сказала: «Мальчишки, вы что, меня в тюрьму посадить хотите? А если бы вы переломали ноги?» Далее состоялся нравоучительный разговор, нам ничего не оставалось, как бить себя кулаком в грудь и уверять, что это больше не повторится. Каких-то более суровых оргвыводов не последовало. Маленькая ремарка. Когда я учился, в школах еще не было начальной военной подготовки (НВП). Что бы сказала наша директриса после ее введения, ведь НВП потенциально связана с травматизмом. Тем не менее, мальчишек надо готовить к защите Родины.
* 25 *
Директор нашей школы Чубарова Лидия Николаевна была строгим, иногда даже суровым руководителем. У меня сохранились такие воспоминания, что она весь коллектив школы держала в ежовых рукавицах. За все время обучения в моем классе не было ни одного случая, чтобы мы решили прогулять урок и вместо этого посмотреть какой-нибудь интересный фильм. Тем более не было таких острых конфликтов между учениками и учителем наподобие того, о чем через много лет после описываемых событий рассказывала моя дочь. У них в школе был один учитель пенсионного возраста, качество его преподавания (по их мнению) оставляло желать лучшего. Так весь класс объявил бойкот этому учителю, и они добились, что им заменили преподавателя. Они радовались, что они победили, но они не понимали, какую душевную травму они нанесли пожилому человеку.
Если говорить обо мне лично, то мне грех жаловаться на школу или обижаться на учителей. Наоборот, моя учеба и общественная работа неоднократно поощрялась. Были и почетные грамоты и другие знаки признания. Вот только те случаи, которые я помню. Люди старшего возраста помнят, как пионерия на Первомайской демонстрации на Красной площади приветствовала руководителей партии и правительства. По двум лестницам, справа и слева, двумя ручейками юные пионеры взбегали на трибуну Мавзолея Ленина и вручали цветы руководителям государства. Участвовал и я в подобной церемонии вручения цветов руководителям республики, только не в Москве, а в Вильнюсе, и трибуна у нас была поскромнее. А сам ритуал был точно такой же, как в Москве.
В более старших классах я еще с двумя товарищами нес большую эмблему нашей школы перед ее колонной на Первомайской демонстрации. Но, пожалуй, самую большую гордость я испытал, когда мне доверили давать последний звонок на торжественной линейке, посвященной окончанию учебного года. Во дворе школы все классы были построены в плане буквой П, вынесена стойка с микрофоном, установлены громкоговорители. Но я во всем этом не участвовал, с самого начала линейки я сидел в прихожей кабинета завуча, так как именно в этой комнате находился небольшой шкафчик с системой, которая автоматически по расписанию давала звонок на урок. Кроме системы, которая давала звонок по программе, была еще кнопка, которой можно было дать звонок и вне расписания. Я открыл оконную раму, чтобы мне было лучше слышно, что происходит на линейке и держал палец на кнопке. Когда Лидия Николаевна сказала условную фразу, я со всей силы утопил кнопку, и казалось, что зазвенели все стены школы! После этого торжественного звонка я наконец смог покинуть здание школы и вернуться к своему классу.
* 26 *
Мой рассказ о школьных годах был бы неполным, если бы я не рассказал одну историю. Я считаю важным ее рассказать, чтобы вспомнить об этом человеке. Однажды, в десятом классе Нина Ивановна закончила урок истории на пару минут раньше, чтобы сделать одно объявление. Она рассказала, что в нашем классе появится новый ученик. Зовут его Игорь Шалкин. Он не ординарный человек, у него тяжелое заболевание. Она попросила нас не приставать к нему с какими-то расспросами, не пытаться выяснить, чем он болеет. Если мы заметим в его облике или поведении какие-то странности, связанные с его заболеванием, то мы должны делать вид, что ничего такого не видим. То есть мы должны относиться к нему, как к самому обычному подростку. Единственное, что он по состоянию здоровья освобожден от уроков физкультуры, об этом нужно помнить постоянно и не предлагать ему, например, на перемене побегать наперегонки.
На следующий день перед первым уроком Игорь Шалкин был официально представлен классу. Заранее нашего одноклассника, который сидел на первой парте в среднем ряду слева, пересадили в другое место. На освободившееся место посадили новенького, так как отсюда ему лучше всего была видна классная доска. Мы увидели, кто будет с нами учиться. Игорь был среднего роста, я не могу даже сказать, что он был худощавый, надо сказать правду, что он был худой. Примерно, если я тогда носил костюм 48 размера, то он носил 44 — на два размера меньше. Лицо у него тоже было худое, на нем выделялся заостренный подбородок. Шея была тонкая, как у воробушка. Волосы были темные, длинные (по меркам тех лет) и волнистые. Напоминаю, что я тоже сидел на среднем ряду, только на третьей парте. Получилось так: когда я смотрел на доску, что там пишет учитель, то в поле моего зрения чуть ниже доски оказывался затылок Шалкина. Через пару дней все выяснилось само собой, без всяких вопросов. На затылке у Игоря волосы не росли, и длинная прическа нужна была для того, чтобы прикрыть плешь. Но ведь нельзя было залить прическу лаком, как делали модницы. Стоило только резко повернуть голову, как обнажалось отсутствие волос на затылке. Когда я вечером рассказал родителям о своих наблюдениях, мать мне все объяснила. У Игоря Шалкина была злокачественная опухоль головного мозга, а волос не было от того, что опухоль облучали. Вот так я впервые в своей жизни так близко столкнулся с онкологическими заболеваниями. В процессе дальнейшего общения я пришел к выводу, что Игорь из интеллигентной семьи и обладает развитым интеллектом. Наверное, мне хотелось бы познакомиться с ним поближе, но как сказала Нина Ивановна не приставать к нему с вопросами, так я и соблюдал определенную дистанцию между нами. Учителя-предметники тоже все были предупреждены о необычном ученике. Вызывали его к доске редко, давали возможность сказать несколько предложений, если видели, что он устал, то прерывали его: «Достаточно, садись». Ставили ему пятерки и четверки, если это и была ложь, то святая ложь. Когда у него были эти страшные процедуры — облучение, он пару дней отсутствовал в школе. Так потихоньку, с большим напряжением Игорь закончил 10-й класс. Дальше я поступил в военное училище и уехал учиться в Ригу, поэтому не был свидетелем дальнейших событий. Когда я зимой приехал в первый каникулярный отпуск, мать мне все рассказала. Вскоре после выпускного, самочувствие Игоря потребовало госпитализации, но ему и в больнице становилось все хуже и хуже, и в сентябре он скончался. Он даже не дожил до 18 лет, той черты, которая у нас в стране считается переходом к совершеннолетию. Вот так жестокая взрослая жизнь врывалась в наши еще детские сердца — вчера ты дергал за косички одноклассницу Валю, а сегодня ты стоишь у могилы своего ровесника. Очень жалко Игоря…
* 27 *
Давно-давно в Советском Союзе вышел такой художественный фильм «Улица полна неожиданностей». Перефразируя его название, могу сказать: «Армия полна неожиданностей», вот по какому поводу. В феврале 1969 года я приехал домой в каникулярный отпуск. Через пару дней после моего приезда принесли с почты телеграмму, но в этот момент никого дома не было. В советские времена была следующая процедура вручения телеграммы. Посыльный с почты приносил телеграмму на домашний адрес. У него была простая тетрадочка за две копейки. Он тебе телеграмму, ты ему роспись в этой тетрадочке. Если никого не было дома, то в двери оставляли записку, что такому-то надо зайти на почту и получить телеграмму. Когда я вернулся домой и обнаружил эту записку, оказалось, что она на мое имя. Не заходя домой, я пошел на почту. Она была рядом, минут 5 ходьбы. Прихожу я на почту, глазами нахожу окошко, где принимают и выдают телеграммы. Очереди никакой нет, я просто протягиваю в окошко записку, опускаю глаза и собираюсь сказать заготовленную фразу, но застываю с открытым ртом… Если бы такое было написано в сценарии фильма, то я сказал бы, что написал плохой сценарист. Но это жизнь — за окошком сидит моя Валентина! Конечно, была немая сцена, какое-то время ни я, ни она не могли сказать ни слова. Когда я пришел в себя, то первым делом спросил: «Как ты здесь оказалась?». Она ответила, что живет рядом. Последовал разговор, в результате которого мы выяснили, что она живет в доме по соседству с моими родителями. Естественно, я напросился в гости на сегодняшний же вечер.
Что касается телеграммы, которую выдала мне Валентина, то она была послана из моего училища. В ней требовалось, чтобы я прибыл из отпуска с фотографией для доски почета, и были указаны параметры этого фото. Я хотя при этом не присутствовал, но вполне могу представить себе, как это происходило. Видимо, Начальник политотдела Училища генерал Пантелеев проводил совещание с замполитами факультетов и поставил задачу к определенному сроку оформить Доску почета. Но в это время мы, курсанты уже разъехались в каникулярный отпуск, и задача к этому сроку не могла быть выполнена. На робкие замечания замполитов последовало требование неукоснительно выполнить задание в заданный срок. Вот так и полетели по стране телеграммы… Когда я вечером показал телеграмму отцу, то был небольшой семейный совет, на котором приняли решение из трех пунктов. Первое — мама с моей помощью гладит китель. Второе — отец спросил: «Ты помнишь на Дзержинского в 4 квартире жил парикмахер Крут, он сейчас работает на улице Ленина, передашь ему от меня привет и попросишь сделать прическу для доски почета. Он сделает в лучшем виде». Третье — он посоветовал, в какую фотографию идти, и какому мастеру обратиться. Я выполнил все, как сказал отец. В итоге получил массу незабываемых впечатлений. Дядя Крутас, помнил меня еще первоклассником, к тому же получив привет от отца, он проникся и долго колдовал над моей головой, укладывая волосок к волоску. Затем последовал поход к фотографу, который тоже оказался знакомым отца. Получив задачу, он долго устанавливал свет, вертел мою голову, снова устанавливал свет, и наконец сделал снимок. Знаете, мне сейчас 73 года, но я до сих пор считаю, что это самый профессиональный снимок за всю мою жизнь. На фото кроме внешности был передан мой внутренний мир. Мы тогда не знали слова «портофолио», но это было именно оно, можно было класть это фото в папочку и идти устраиваться в драматический театр.
Но вернемся к Валентине. К назначенному сроку я собрался и пошел в гости. Когда я дошел до ее квартиры, впал в сильное удивление. Рассказываю все по порядку. Дом, в котором жила Валентина, стоял параллельно улице. Это то, что сейчас называется дом первой линии. Дом, в котором когда-то жил я, был расположен в глубине микрорайона перпендикулярно дому Валентины. Чтобы попасть из моей квартиры в ее квартиру, нужно было всего лишь выйти из подъезда, повернуть налево, пройти по тротуару метров 20, повернуть направо и пройти еще метров 20 по дорожке вдоль подъездов ее дома и войти в подъезд, где она жила. Из окон квартиры на пятом этаже, где я когда-то жил, как на ладони, видны были окна и лоджия квартиры на первом этаже, где жила она. Аналогично, из окон ее квартиры прекрасно были видны окна квартиры моих родителей. Я вам больше скажу, мне, для того, чтобы дойти от квартиры до троллейбусной остановки, нужно было пройти мимо ее окон. Другого пути просто не было. Если один человек стоял на лоджии, а другой проходил мимо, они могли дотянуться и коснуться друг друга ладонями. Я два года ездил в школу из этой квартиры, по два раза в день я проходил у Валентины под самыми окнами. Я точно помню, что когда наша семья в 1965 году заселялась в новую квартиру, то дом Валентины уже был сдан и тоже заселялся. Как она могла ни разу за это время меня не увидеть в окне? Был и другой вариант, я мог идти по своим делам мимо ее подъезда, а она в это время выходила из дома, и мы могли столкнуться буквально нос к носу. Я до сих пор не понимаю, как этого не случилось.
После этой встречи мы не виделись год. По прошествии этого времени какая-то высшая сила, которую кто-то называет судьба, кто-то иначе, взяла и снова пересекла наши жизненные пути. Но и без нее Валентина так и жила в моем сердце, не собираясь никому уступать свое место. Когда я пришел в гости, меня встретили и проводили в комнату, которую не хочется называть гостиной. По моему, в советских двухкомнатных квартирах одна комната была спальней, а другая — для выполнения всех остальных функций. Валентина села подальше от меня, с другой стороны стола, как будто она боялась, что я к ней полезу. Если мы не виделись целый год, то при желании у нас было много, о чем поговорить. Но наш разговор не клеился, какую бы тему я ни старался поднимать, Валентина отвечала односложно, как бы не хотя. Из меня тоже был не великий оратор, по жизни я человек скорее молчаливый. Так и не добившись какого-то душевного, откровенного разговора, я попрощался и ушел. Единственное, что я выяснил, что она еще не замужем (ей уже было 20 лет, и она вполне могла быть в браке) и не состоит в таких отношениях, когда дело потихоньку идет к свадьбе. Обмозговав весь наш разговор, я пришел к выводу, что еще не все потеряно, что мне еще можно на что-то надеяться.
В целом, разговор закончился на минорной ноте, мы даже не договорились о том, чтобы в моем отпуске еще раз встретиться и куда-то сходить. Зимний каникулярный отпуск короткий — всего две недели, и через пару дней я уехал учиться дальше. Мы даже не договорились писать друг другу письма. Правда, когда Валентина «нашлась», я уже так просто жить без нее не мог. Вот что я придумал. В квартире у родителей телефон был, но у Валентины телефона не было. Пока мы жили в казарме, я записывался в увольнение и к тому времени, когда Валентина заведомо уже пришла с работы, я шел на Центральный переговорный пункт, который был рядом с Рижским вокзалом. Там были такие последние чудеса советской технической мысли, как автоматический междугородный таксофон. Вы представляете, что простой советский человек мог без посредничества телефонистки и без длительного ожидания позвонить в другой город. Этот таксофон понимал только монеты достоинством 15 копеек. Нужно было сначала подойти к окошку, где производился размен денег, набрать жменю мелочи, а потом найти свободную кабинку. Я кидал одну монету и набирал номер своих родителей. Обычно отвечала мать, я ей сообщал, что я в увольнении и просил позвать Валентину, а я через несколько минут перезвоню. Моя мама хорошо относилась к Валентине и в моей просьбе никогда не отказывала. Так мне раз в месяц (чаще попасть в увольнение было трудно) удавалось хоть пять минут поговорить с Валентиной, не важно о чем, лишь бы слышать ее голос.
* 28 *
Закончился еще один семестр обучения в училище, и я поехал в летний каникулярный отпуск. Приехав домой, я едва дождался вечера и пошел в гости к Валентине. Она была дома и первый раз действительно обрадовалась моему появлению: «О, как вовремя ты появился, а то меня начальник пригласил на юбилей в ресторан, а мне и пойти не с кем». Оказалось, что она уже работает не на почте, а на военном заводе, как тогда говорили, в почтовом ящике. Было у этого предприятия и производство товаров народного потребления. Какой меломан в СССР в те годы не сталкивался с магнитофонами «Vilma»? Проходная предприятия находилась через улицу напротив дома, в котором жила Валентина, метрах в ста. Можно было выйти из дома за 5 минут до начала смены и неспешной походкой дойти до проходной и не опоздать.
День рождения у ее начальника был уже на следующий день, поэтому Валентина обговорила со мной все вопросы предстоящего праздника, и я пошел домой готовиться. Надо было обдумать все вопросы, начиная с того, что одеть. Так как я был курсантом, то у меня в принципе было мало гражданской одежды, а тут еще надо было найти нечто такое, в чем не стыдно было пойти в ресторан. Обязательно надо отметить, что это был первый в моей жизни поход в ресторан. Вы понимаете, что эту ночь я спал очень плохо, все старался представить, как оно там сложится. В условленное время я зашел за Валентиной, и мы пошли на троллейбусную остановку. Минут через 20 мы были у цели — ресторана «Palanga». Это престижное заведение находилось на углу улиц Ленина и Людо Гирос. Напротив, на другой стороне улицы располагался ЦУМ — центральный Вильнюсский универмаг. С другой стороны тоже была не простая организация — ЦК ЛКСМ Литовской ССР. Уже из этого перечисления понятно, что ресторан находился в самом центре города, центрее не бывает. Перед входом располагался небольшой сквер. Это было очень удобно, и меньше шум от проезжающих машин, и можно выйти из зала и покурить на скамеечке. Перед входом в ресторан было назначено место встречи, всего нас, гостей собралось человек 10-12. Когда все собрались, виновник торжества повел нас к заказанному банкетному столу. Как я уже говорил, я первый раз в жизни был в ресторане, мне все было в диковинку, я все вокруг внимательно осматривал и пытался запомнить. Интерьер ресторана мне очень понравился, в центре зала располагался танцпол, вокруг него террасами располагались столики. С одной стороны танцпол прилегал к сцене, конечно, по сравнению с современными ресторанами цветомузыка была бедненькая, но она все же была, чем мог похвастаться в те годы далеко не каждый ресторан. Началось застолье, описывать его я не вижу смысла, все как обычно. Сначала я чувствовал себя не в своей тарелке, очень скованно. После первой рюмки взгляд на жизнь потеплел. Естественно, я сидел рядом с Валентиной, и у нас потихоньку налаживался разговор. Вскоре вышли музыканты, в коллективе были солист и солистка, они выступали по очереди. Мы же с Валентиной еще в школе танцевали в одной паре народные танцы, например польку или гопак, а здесь уже надо было учиться танцевать взрослые танцы. Музыка звучала почти без перерыва, один солист сменял другого. В душе было полное блаженство, хотелось, чтобы этот день рождения никогда не кончался.
Трудно требовать от человека, просидевшего в казарме за высоким забором три года, чтобы он был знатоком советской, а тем более зарубежной эстрадной музыки. Большинство исполнявшихся песен было мне незнакомо, да и какого-то сильного впечатления они на меня не произвели — обычный ресторанный репертуар. Все, кроме одной. И песня в целом произвела на меня неизгладимое впечатление, и в последнем куплете были такие строчки, которые врезались в память на всю жизнь:
«Я хочу, я хочу все цветы в сердце сберечь,
Чтобы назвать их цветами наших встреч».
Тогда я не знал ни автора, ни первого исполнителя этой песни. В процессе подготовки этих мемуаров я нашел всю эту информацию: музыка П. Бюль-Бюль оглы, с. О. Гаджикасимова. Я не знаю был ли он первым, но одним из исполнителей этой песни был Валерий Ободзинский. Здесь пазл сложился. Гаджикасимова я считаю величайшим поэтом-песенником шестидесятых годов, а Валерий Ободзинский — не просто мой любимый певец. Валерий Ободзинский со своей «Восточной песней» образно говоря, взял меня за руку и перевел из детской жизни во взрослую. Так эта песня на всю жизнь стала опознавательным знаком моей души. Конечно, в исполнении ресторанного певца чувствовалось подражание Ободзинскому, но ему не грех подражать. Как было принято в нашей стране, банкет продолжается до закрытия ресторана, когда уже официанты начинают намекать посетителям, что пора расходиться. Мы с Валентиной вышли на улицу. Вильнюсская погода сделала нам настоящий подарок, было очень тепло, ни единого облачка, мириады звезд на небе. Одним словом, самая романтическая погода. Я даже не могу сказать, что я проводил Валентину до дома, ведь мы жили рядом. В этот день, вернее уже ночь, я первый раз поцеловал Валю. После этого рухнула некая стеклянная стена, которая отделяла ее от меня. Она начала нормально разговаривать со мной на обычные житейские темы. Я помню ее рассказ о том, как однажды она с подругой перед каким-то важным мероприятием решила покрасить волосы. Результат совершенно не совпал с ожиданиями. Было принято решение сбегать в магазин, купить другую краску для волос и тут же перекраситься. Это была еще большая ошибка. Времени уже совсем не оставалось, а волосы были еще мокрые. Поскольку фенов не было, а волосы нужно было высушить быстро, то зажгли газ в духовке, открыли дверцу, и Валентина чуть ли не засунула голову в духовку. Когда волосы, наконец, высохли, их цвет был ближе всего к зеленому. Но уже ничего нельзя было изменить, пришлось идти на встречу в таком виде.
В этом отпуске удалось встретиться с Валентиной еще один раз, у нее-то отпуска не было, свободного времени было очень мало. Об этой встрече ничего не скажу, каких-то ярких событий в памяти не запечатлелось. Подошло время, и я уехал в Ригу, учиться дальше. После третьего курса закончилось время, отведенное для проживания в казарме, и, как бы, по руководящим документам дальше мы должны были жить в общежитии казарменного типа. Во-первых, сам термин «общежитие казарменного типа» содержал в себе какой-то подвох. Что такое казарма, мне очень хорошо понятно. Что такое общежитие, многие испытали на своей шкуре. А вот эти два термина вместе звучат, как сапоги всмятку. Во-вторых, за три года не где-нибудь в глухой сибирской тайге, а в центре Европейской части страны в городе с населением под миллион жителей Министерство Обороны не смогло построить обычное общежитие на 300 мест. Как с нами поступили? Правильно, по принципу — спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Нас сняли с курсантского пайка, чтобы гражданским было понятнее, перестали бесплатно кормить. Денежное довольствие определили в размере 95 рублей в месяц, дали пропуск, разрешающий находиться за пределами части и выгнали за ворота — снимайте жилплощадь на частных квартирах.
Расскажу вам немного о финансовой стороне жизни за воротами училища. Если так можно выразиться, рыночная стоимость съема комнаты в двухкомнатной хрущевке в Риге составляла примерно 60 рублей. Если из 95 вычесть 60, то становится понятно, что в одиночку комнату не снимешь, оставшихся денег не хватит даже на еду. Поэтому снимали комнату на двоих. Моим компаньоном по комнате был однокурсник Вячеслав. Хочу закончить с финансовым вопросом. Завтракали и ужинали мы дома, в смысле на съемном жилье. В общий котел сдавали ежемесячно по 25 рублей. Обедали в Военторговской столовой на территории училища. Здесь каждый платил за себя сам. Стоимость обеда можно было по своему усмотрению варьировать, но контролировать, чтобы в конце месяца не выйти в минус. Через некоторое время накопился опыт, что на обеды за месяц можно потратить не более 30 рублей. Суммируем 30+25+30, получаем 85 рублей. То есть на все остальные расходы остается десятка. Вот и крутись, как хочешь.
* 29 *
Перед тем, как рассказать, пожалуй, о самом важном событии этого периода моей жизни, нужно рассказать о том, благодаря чему оно стало возможным. Осенний семестр заканчивался где-то числа 30-31 декабря, и начиналась сессия. На ней надо было сдать 5 экзаменов, на подготовку к экзамену давали, вроде, 4 дня. Таким образом сессия длилась до конца января. Надо отметить, что поскольку во время сессии не было лекционных и практических занятий, то нам разрешалось готовиться к экзамену на частных квартирах (кроме особых случаев). После ее окончания курсанты, не имевшие «хвостов» в учебном процессе и не имевшие претензий от начальника курса по дисциплине и сопутствующим вопросам, уезжали в двухнедельный отпуск. Как вы можете заметить, сессия была тяжелым испытанием не только для нас, но и для преподавателей. Последние, в отличие от нас, имели некоторые возможности хоть как-то облегчить свою участь. Они приглашали смелых курсантов (сугубо добровольно) сдать экзамен по их предмету досрочно. За смелость полагался один премиальный балл. Например, отвечаешь билет на 4, в зачетку получаешь 5. Здесь можно было рационально распределить свои силы, экзамен, который шел перед тем, который ты считаешь для себя самым сложным, можно было сдать досрочно и получить на подготовку к неудобному экзамену не 4 , а 8 дней. Я тоже несколько раз сдавал экзамен досрочно.
Итак, диспозиция следующая. На календаре 31 декабря 1970 года, четверг. Началась сессия, в училище на построение ехать не надо, первый по очередности экзамен уже сдан досрочно, можно немного расслабиться. К тому, что я рассказал выше о нашем быте, надо добавить, что в выходные и праздничные дни мы не готовили обед, мы ходили в кафе «Нектар». Обеденные цены там были достаточно демократические. Один и тот же обед, если в училищной столовой стоил 1 рубль 10 копеек, то в кафе «Нектар» мог стоить 1 рубль 20 копеек — разница для нашего бюджета несущественная. Время было где-то немного до полудня, скоро уже надо было одеваться, чтобы идти на обед. В этот момент со мной происходит что-то непонятное, откуда-то из космоса раздается прямо у меня в мозгу голос, который тоном, не терпящим возражения, приказывает мне бросить все и немедленно ехать в Вильнюс. Я посмотрел на часы и уже стал планировать поездку. Поезд на Вильнюс, та самая родная «Чайка», отправляется в 13:55, добираться до вокзала примерно час, так что есть вероятность успеть. Во время подъема в казарме мы должны были одеться и стать в строй за 45 секунд. Вот где пригодились эти тренировки. Одеваюсь, хватаю портфель, бросаю в него самые необходимые вещи (типа зубной щетки), деньги, документы и пулей вылетаю из квартиры. Жили мы на последнем, пятом этаже. Мой спуск по лестнице напоминал падение самолета в штопоре. Выскакиваю из подъезда и бегом до автобусной остановки, благо до нее всего сто метров. Когда я уже стоял на остановке, моя судьба была в руках 32 автобуса, благо ждать пришлось недолго. Когда я уже ехал в автобусе, немного успокоился, так как дальнейшее от меня не зависело, автобус следовал по расписанию. Заставить его приехать на минуту раньше или на минуту позже я не мог. Я мог только нервно посматривать на часы и высчитывать, во сколько автобус прибудет на вокзал. Если кто не знает Ригу, остановка автобусов и троллейбусов находилась с противоположной стороны привокзальной площади. Как только открывается дверь, я выскакиваю и ныряю в подземный переход. Еще один стремительный бросок, и я в кассовом зале вокзала. Людей нет никого, все уже дома строгают овощи для салата оливье, но и касс открытых мало. Подбегаю к ближайшей кассе, в которой вижу кассира, и задыхаясь, говорю: «Один общий билет на «Чайку» до Вильнюса»! Она отвечает, что за 5 минут до отхода поезда продажа билетов прекращается. Я уже не говорю, а прямо рычу на нее, что под мою ответственность, и протягиваю пять рублей. Тон моего голоса убедил ее, что со мной лучше не связываться, она дала билет, и я рванул дальше. На Рижском вокзале платформы расположены на втором этаже, я пулей взлетаю по лестнице и выскакиваю на перрон. «Чайка» еще стоит, из последних сил я запрыгиваю в вагон, звучит гудок, и поезд трогается. Если бы я приехал хоть на 30 секунд позже, то опоздал на поезд. Дальше показал билет проводнице и пошел искать свой вагон.
Нашел свое место, снял пальто (я ехал в гражданском), расположился поудобнее. Все шесть часов, пока поезд был в пути, я ломал голову над тем, что могло произойти в Вильнюсе, и какая неведомая сила дала мне эту команду — ехать. Пока я ехал, уже стемнело. Вильнюсский вокзал в плане взаимодействия различных видов транспорта гораздо удобнее Рижского. Выходишь из центрального входа, спускаешься по ступенькам, поворачиваешь направо, и через 20 метров ты уже в троллейбусе. Поездка до дома заняла минут 25. Вот я уже на Жирмуну. Помните, я писал о том, что идя от троллейбусной остановки в подъезд, где жили мои родители, я не мог миновать окна квартиры Валентины? И вот я прохожу в трех метрах от ее окон, и что я вижу. Во всех окнах горит яркий свет, прямо иллюминация, звучит громкая музыка, видно, что люди уже вовсю провожают старый год. Как-то нехорошо кольнуло в сердце, но надо держать себя в руках. Дошел до своих, тоже поднялся на 5 (верхний) этаж. Зашел в квартиру, обнялся с родными, все были рады моему неожиданному приезду. Ну а я оставил свой тощий портфельчик, и пошел к Валентине. Захожу в подъезд, ее квартира слева на первом этаже. За дверью тоже слышна громкая музыка. Звоню. Через пару секунд за дверью все смолкает, но не спрашивают: «Кто там»? Подождав немного, звоню еще раз. Теперь голос Валентины за дверью спрашивает: «Кто там»? Отвечаю, меня впускают…
Здесь надо сделать остановку. Милый читатель, все, что я буду дальше описывать, сильно смахивает на дешевую мелодраму для провинциального театра ХIХ века. Но я не драматург, моя задача всего лишь наиболее точно изложить то, что еще сохранила моя память. Поэтому не обессудьте…
Когда я вошел в квартиру, все мои органы чувств заработали на 200 процентов. В результате их работы в мозгу вспомнилась крылатая фраза «здесь пахнет грехом». А теперь по порядку. Передо мной стояла Валентина в неприлично коротком халатике. Поскольку халатик одевался очень быстро, то не было времени на застегивание пуговиц. Валентина просто запахнула полы халата и держала их руками, чтобы они не разошлись. Я конечно не могу этого утверждать, но со стороны сложилось впечатление, что халатик наброшен на голое тело. Он был из синтетики на поролоне, стеганый, розового цвета с мелкими цветочками. Как мне помнится, халатик был из Югославии, - мечта каждой советской девушки. Я говорю так уверенно, потому что позднее точно такой халатик был у моей жены, правда, нормальной длины. Я писал уже, что у Валентины планировка квартиры была, то, что в народе называлось «распашонка» - от входной двери шел коридор, который заканчивался дверью, за которой одна комната шла направо, другая — налево. Дверь была плотно закрыта, но через щель был виден яркий свет, да и доносились негромкие звуки, какие-то хихиканья, которые свидетельствовали о наличии за дверью людей. Валентина даже не предложила мне снять пальто, а ее лицо выражало немой вопрос: «Ты зачем пришел»? Ладно, раз меня так встретили, надо действовать по обстановке: «Поговорить надо». Валентина показала рукой в сторону кухни. Я прошел в кухню и сел у окна, а Валентина села между кухней и коридором, словно заблокировала проход, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти. На этом месте сердце у меня перестало колотиться, и я совершенно успокоился. «Валя, мы с тобой знакомы очень давно, но я тебя никогда не спрашивал — любишь ли ты меня. И вот сегодня я наконец хочу задать тебе этот вопрос. Ты меня любишь?» - сказал я ровным тихим голосом. В ответ мне было только безмолвие. Я подождал некоторое время, затем взял инициативу на себя: «Если ты не хочешь отвечать, то я отвечу, как я понимаю твое молчание. Если бы ты ответила «Да», то я бы уже не поверил. Если бы ты ответила «Нет», то это было по крайней мере честно с твоей стороны». Она несколько секунд помолчала, потом сказала: «Ну что ж, пусть будет по твоему». Я понял, что на этом аудиенция окончена, встал, сказал «Прощай!», и направился к выходу. В ответ мне не было сказано ни слова. Я вышел из подъезда и пошел в сторону своего дома. Как только я отошел на несколько шагов, в квартире снова зазвучала громкая музыка. В мозгу родилась фраза: «Вот и все». На этом закончился большой этап моей жизни. Можно было подводить некоторые итоги. Но на это нужно время.
* 30 *
Я встретил Новый год со своими родителями. Наверное, это был самый грустный Новый год в моей жизни. Я сказал матери, что с Валентиной я расстался, она приняла это молча, в душу с расспросами не лезла. На следующий день я вернулся в Ригу. Там меня ожидал неприятный сюрприз. На четвертом курсе у нас была не только комсомольская, но и партийная организации. По уставу КПСС положено проводить собрание не реже одного раза в месяц. Политотдел строго следил за этим, и я не завидую тому, кто осмелился бы нарушить это правило. Впоследствии я неоднократно бывал и заместителем секретаря парторганизации, один раз был и секретарем. Прекрасно знаю, как это бывает в производственной текучке. В течение месяца дата проведения собрания может несколько раз переноситься, а потом приходит последний день месяца, и складывается такая ситуация, что умри, но проведи собрание сегодня. Вот так и пришлось заседать 31 декабря, а я в это время самовольно был в Вильнюсе. Но моя вина этим не исчерпывалась. В декабре 1970 года истекал мой кандидатский срок, нужно было собрать и правильно оформить рекомендации и в этом месяце на собрании принять меня в члены КПСС. Соответственно, моя вина становилась более серьезной.
Как только я появился на нашей съемной квартире, Вячеслав мне популярно объяснил, во что я вляпался, и что меня вызывает на ковер начальник курса. Тут мы стали придумывать некую причину, по которой я отсутствовал на партсобрании. Мы оба были в этом деле птенцы неопытные, и мы придумали такую неубедительную причину (я даже говорить о ней не хочу), что капитан Корнилов раскусил ее в три секунды. Пришлось, потупив глаза, говорить правду. Далее уже Корнилов оказался в щекотливом положении: с одной стороны, ему нужно было серьезно наказать меня, чтобы в дальнейшем не повадно было, а, с другой стороны, не «запачкать» мою Карточку взысканий и поощрений, то есть не выносить сор из избы. Он придумал мне такое наказание, как лишение зимнего каникулярного отпуска. Этот компромисс устроил всех начальников и политработников. Вместо отпуска я две недели работал на Рижском производственном объединении имени Попова. Пожалуй, это даже не было наказание для меня. В противном случае за всю мою жизнь мне не представился случай так хорошо изучить производство на современном радиотехническом заводе. Но эти две недели требуют отдельного подробного описания, надеюсь его время придет…
А мы возвращаемся к нашей проблеме. День шел за днем, а то спокойствие, которое было в первый день, стало потихоньку улетучиваться, а ему на смену в душе стало крепнуть желание какого-то, хоть маленького, отмщения. Сейчас я все понимаю, что месть — это нехорошее чувство, ты можешь навредить тому человеку, а потом твоя месть вернется к тебе бумерангом, и тебе тоже станет плохо. Если бы я тогда был таким умным. В один из дней, когда мы оба с Вячеславом сдали очередной экзамен на пятерки, и по традиции проводили ужин под бутылочку вкусного рижского пива, мне пришла в голову идея, как можно отомстить. К сожалению, и Вячеслав, который был старше меня и по паспорту, и по жизненному опыту, тоже не остановил меня, а поддержал. В итоге, на письменном столе в нашей комнате была сожжена подаренная мне фотография Валентины, а пепел был развеян над Ригой из окна пятого этажа. Если бы я остановился на этом, то было бы полбеды, но я еще и написал Валентине письмо, в котором сообщил, какая судьба постигла ее фотографию. Еще раз повторяю, что я поступил неправильно, что так поступать было нельзя. Но что поделаешь, молодость! Валентина не осталась в долгу и ответила в таком духе, что если ты разорвал отношения с человеком, то не надо было фотографию сжигать, а надо было вернуть владельцу.
Я читаю написанное мной, и мне становится смешно с самого себя. Этот человек выразил свой гнев тем, что уничтожил фотографию любимой девушки. Он забыл о том, что примерно в 3-м классе родители подарили ему фотоаппарат «Смена-2». Я на все праздники приносил фотик в школу, помимо других тем обязательно снимал Валентину. После того, как я, уже будучи офицером, получил свою квартиру, забрал у родителей весь свой фото архив. Он сохранился до сих пор. Если порыться в недрах антресолей, то можно найти штук 20 если не отпечатков, то негативов с изображением Валентины. «Рукописи не горят...»
* 31 *
В 1972 году в моей жизни произошло два важных события. Сначала я женился. Невеста была из моего социального слоя — дочь отставного офицера. Затем я закончил училище, получил лейтенантское звание и вместе с женой уехал по распределению на Дальний Восток. Вы думаете, что судьба оставила попытки как-то еще раз пересечь мой жизненный путь с Валентиной? Вы глубоко ошибаетесь. Через пару лет я приехал в отпуск к своим родителям. Они жили все там же, на Жирмуну. В первый же день мама рассказывает мне следующую историю. Она встретила мою классную Нину Ивановну, и та рассказала, что недавно встретила Валентину. У них состоялся довольно обстоятельный разговор «за жизнь». Выяснилось, что когда Валентина еще работала на «Вильме», у нее начался «служебный роман» с женатым мужчиной гораздо старшее ее. Неизвестно, чем бы закончился этот роман, если бы о нем не узнала жена сослуживца. Она оказалась женщина, с одной стороны, грамотная в житейских вопросах, а с другой стороны, решительная. Она пришла на завод, поговорила, с кем надо, и добилась, чтобы Валентину заставили написать заявление по собственному желанию. Так тот роман и прекратился.
Вот посмотрите, это как-будто было специально спланировано. Сначала Нина Ивановна встречается с Валентиной и получает от нее информацию, затем моя мама встречается с классной и от нее узнает об этом событии, а в конце я приезжаю в отпуск и узнаю от матери о личной жизни Валентины. Если бы хоть одно из этих событий произошло в другом порядке, то информация о личной жизни Валентины не дошла бы до меня. Что, судьба испытывала меня на прочность? Ох, не знаю.
Но это было только вступление со стороны судьбы. Основные события развернулись еще через пару лет. В тот раз я приехал в очередной отпуск к родителям в Вильнюс без жены. Как это часто бывает, между моей женой и свекровью не сложились теплые отношения. Нет, откровенной вражды не было, но если у Натальи был повод отказаться от совместной поездки в Вильнюс, то она этим охотно пользовалась. К этому моменту родители жили в новой квартире совсем в другом районе города - Justiniskes.
Опять хочу сделать отступление. Сейчас среди той части населения России, которая успела пожить при власти коммунистов, широко распространены ностальгические воспоминания о тех временах: «Какая тогда была радостная жизнь»! Опять приходится рассказывать о той «радостной» жизни. Отец, прошедший всю войну, к тому моменту уже был тяжело болен, мне даже трудно выделить главную из его болячек. Я уже писал о том, что родители жили на последнем, пятом этаже в доме без лифта. Подняться после работы в квартиру для отца было сущим мучением. Кроме этого, увеличился состав семьи — моя сестра вышла замуж, и у них родилась дочка. Все медицинские документы о том, что мой отец нуждается в проживании в доме с лифтом, были собраны и десять раз рассмотрены на различных комиссиях. По существу было вынесено положительное заключение, что данная семья нуждается в первоочередном улучшении жилищных условий. Обычно очереднику говорят, что вам выделена квартира в доме, который будет сдаваться тогда-то, указывается номер корпуса и конкретный срок сдачи. Приходит указанный срок, а матери говорят: «Извините, не смогли выделить, получите квартиру в следующем доме». И так было пару раз. В конце концов нашлись люди, которые намекнули моей маме, что надо подмазать. С получки мама пошла в магазин с портфелем и купила бутылок десять коньяка, сколько в него влезло. Пошла в кабинет к этому начальнику и двумя руками водрузила портфель прямо на его стол. Все, проблема была решена, мои получили трехкомнатную квартиру на седьмом этаже девятиэтажного дома с лифтом. Жизнь моего отца существенно облегчилась. Я по этому поводу писал рапорт на отпуск по семейным обстоятельствам. Приехал на несколько дней после новоселья, чем смог, помог обживаться.
Но вернемся к Валентине. Начну издалека. У родителей был котик, весьма своенравный (я бы сказал, гнусный). Как раз за пару дней до моего приезда этот нехороший зверь учинил большую пакость — справил малую нужду прямо в цветной телевизор. В те годы телевизоры хоть уже и были на транзисторах, но все равно грелись основательно. Этот шкодливый кот, когда никто не видел, запрыгивал на телевизор и там лежал - грелся. Как его ни гоняли оттуда, но как никто не видит, он снова за свое. Телевизор, конечно, не вынес такого обращения и отказался дальше работать. А тут через пару дней и я появился. Пришлось мне срочно заняться телевизором. У меня с собой никаких приборов не было, единственное, что я мог, это определить неисправный блок. Поскольку мой отец последние годы работал в отделе снабжения на крупном заводе, то у него много где были знакомые. Он мне сказал, поезжай в ПО «Электронас» и найди там такого-то, он работает во втором цехе, посмотрит блок без очереди. Демонтировал я этот блок осторожно, положил в хозяйственную сумку и поехал. Оказались знакомые места, примерно две остановки от того места, где раньше я с родителями жил (некоторые уже поняли, что и от того места, где жила Валентина). Там был небольшой подъем к Вильнюсскому автобусному парку, а напротив него - большой пустырь. За годы моего отсутствия рядом с улицей построили большое красивое здание, в котором разместились предприятия, ремонтирующие различную бытовую технику. Я зашел в здание, осмотрелся и стал подниматься по широкой лестнице на второй этаж. Лестница состояла из двух маршей, я прошел один, развернулся и стал подниматься дальше. На втором этаже справа от лестницы расположен довольно большой холл, в котором был устроен уголок отдыха — диван, пару кресел, журнальный столик и большой цветок в кадке. Оказывается, что по совместительству это было еще и место для курения. Рядом с лестницей спиной ко мне стояла и курила женщина. «Отлично», - подумал я, - «вот сейчас и узнаем, где этот цех находится». Я начал произносить заготовленную фразу, на звук моего голоса женщина обернулась, и мы мгновенно узнали друг друга — это была Валентина! Я потерял дар речи, мы оба покраснели и несколько секунд, которые тянулись целую вечность, молча смотрели друг другу в глаза. Мне много чего хотелось спросить у Валентины, но я пересилил себя, решил, зачем ворошить прошлое. Когда я справился с собой, просто спросил у Валентины, где находится нужное мне помещение, она показала. Я поблагодарил ее, попрощался, повернулся и пошел прочь по коридору. Про себя подумал: «Вот, значит, где она работает после того, как ей не по своей воле пришлось уйти с «Вильмы».
* 32 *
Больше я в своей жизни Валентину не видел. Но это совсем не значит, что судьба не делала попыток еще раз столкнуть нас лбами. Прошло много лет, развалился Советский Союз, и Литва, и Россия стали независимыми государствами. Летом 2017 года я поехал в Вильнюс посетить могилу родителей и повидаться с родственниками. Было запланировано у меня на эту поездку и одно деловое мероприятие. Перед этим я не был в Литве три года, за это время страну приняли в зону евро. У меня с прошлой поездки оставались наличные литы, и мне надо было поменять их на евро. Перед поездкой я подготовился, выяснил, что время «Ч» уже прошло, и теперь поменять литы можно только в Центробанке (если называть по нашему) Литвы. Я полазил по Гугловской карте Вильнюса и нашел, где находится нужное мне подразделение Центробанка. Это самый центр города, от фасада здания поворачиваешь налево, в узенький переулок, проходишь буквально 15 метров, и вот оно, кассовое отделение.
Приехал я поездом в Вильнюс, сначала зашел в гостиницу и оставил дорожную сумку в камере хранения. А сам, налегке, поехал на троллейбусе решать финансовый вопрос. Еще помню, что была отвратительная погода — резкое похолодание, хотя на календаре 2 июля. Надел на себя все теплые вещи, которые взял в поездку, и вперед. Нахожу это кассовое отделение, оно закрыто, хотя по расписанию должно работать. Как-то обидно мне стало, увидел на двери небольшое объявление и стал разбираться. Объявление, естественно, на литовском языке. Выяснилось, что в связи с тем-то и тем-то кассовое отделение переведено по новому адресу. Посмотрел на часы, резерва времени нет, уже надо ехать в гостиницу заселяться. Пришлось перенести эту поездку на завтра. Утром сверился с картой, куда ехать, на каком троллейбусе ехать, и отправился в путь. А теперь самое интересное. Центробанк Литвы нуждался в расширении площадей и решил построить для себя дополнительное здание. Во всем Вильнюсе не нашлось другого места для этого строительства, как… в одной троллейбусной остановке от дома Валентины!
Садясь в троллейбус, я еще этого не знал, но когда я в окно увидел, что проезжаю как раз мимо ее дома, то подумал, что это очередные проделки судьбы. Само посещение кассового отделения было весьма интересным. Сначала надо было зайти в специальную комнату, где избавлялись от металлических денег. В комнате ни одного человека, все автоматизировано. Стоит некий аппарат в антивандальном исполнении (такой блестящий — весь из нержавейки), в верхней части которого расположен бункер для монет. Рядом с аппаратом инструкция по пользованию. Сначала надо приготовить монеты, затем нажать кнопку «Пуск» и после загорания сигнальной лампочки высыпать монеты в бункер. Аппарат несколько секунд урчит, затем выплевывает чек с суммой. Берешь чек, возвращаешься в первый зал, подходишь к окошку и подаешь паспорт, чек и литы в купюрах. Оператор вводит всю информацию в компьютер затем выдает паспорт, квитанцию и валюту в евро. У меня вышло немногим больше 55 евро, как раз хватило оплатить одну ночь в гостинице. Хотя погода не располагала к прогулкам, но я решил, что раз уж я оказался в этом районе города, то как же не посмотреть на родной дом, из дверей которого, образно говоря, я и шагнул в царство Министерства Обороны.
Вышел из банка, перешел на другую сторону улицы, на которой и находился мой дом, и пошел в сторону центра города. Я с интересом разглядывал окрестности — эту часть Жирмунай застраивали уже после моего отъезда, и я видел ее первый раз. Пройдя метров 300, увидел, что ремонтируют проезжую часть и тротуары, хотел сказать: «моей улицы Жирмуну», - но какая же она сейчас «моя», она сейчас так далеко, и в прямом, и в переносном смысле! Еще пару минут ходьбы, и я оказался в той части микрорайона, которую построили еще при мне, и которую я хорошо, казалось бы, знаю. Но я не узнаю это место — там, где стояло такое знакомое мне двухэтажное здание универсама, я вижу большой огороженный забором котлован, превышающий по площади раза в 4 прежний универсам. Взгляд мой скользит дальше, за котлованом со стороны двора экскаватор без всякого сожаления крушит здание почты, в котором я так неожиданно встретил Валентину.
После 2017 года мне не довелось больше посетить Вильнюс. Когда я писал эти строки, мне очень захотелось если не личным присутствием, то хотя бы на фото посмотреть, как выглядит это место сейчас. Нет проблем, Google Maps and Street View вам в помощь. Да, я немного ошибся, на этом месте построили торговый центр ;Lidl; не в 4, а в 6-8 раз больше прежнего универсама. А троллейбусную остановку, на которой я выходил, когда приезжал из школы, перенесли метров на 100, так чтобы она находилась точно против входа в торговый центр. Посмотрел я на это здание и подумал, а куда девались те талантливые архитекторы, которые были в Литве в 60-е годы прошлого века, когда я там жил? Торговый центр похож либо на сарай грандиозных размеров, либо на аэродромный ангар. Основная беда в том, что боковые стены, каждая длиной метров 150, абсолютно плоские и одноцветные (почти белые). Мне пришла в голову такая мысль. Городское самоуправление могло бы провести конкурс среди юного поколения на право размещения на стенах торгового центра своих граффити. Задается тема или темы для рисунков, соискатели представляют свои эскизы, жюри профессионалов оценивает их и лучшим предоставляет право разрисовать эти стены.
Очередное отступление. Я ни в коей мере не являюсь фанатом пива, но тем не менее хочу провести одно невольное сопоставление. Примерно в конце 70-х годов прошлого века я служил в одном из гарнизонов ближайшего Подмосковья. У нас был просто продовольственный магазин, назвать его универсамом у меня язык не поворачивается. Был отдел самообслуживания, и был отдел с прилавком и выделенной продавщицей, в котором продавали спиртные напитки и табачные изделия. Так вот, в наш магазин привозили пиво один, редко два раза в неделю. При появлении пива сразу выстраивалась очередь, стоять надо было 20-30 минут, а последним в этой очереди пива, как правило, не доставалось. Продавали только одну марку пива, как вы догадываетесь, «Жигулевское». О его вкусовых качествах трудно рассказать литературным языком. Как говорит современная молодежь, это была жесть! И вот из подмосковного гарнизона я приезжаю в очередной отпуск в Вильнюс к своим родителям. Первое, что я делаю, я беру хозяйственную сумку и иду в тот самый универсам, за пивом. В центре торгового зала самообслуживания стоят паллеты с пивом, которого в наличии 4-5 марок. Оно никогда не заканчивается, приди в магазин через 2 минуты после открытия или за 3 минуты до закрытия, паллеты с пивом будут стоять на том же месте и терпеливо ждать тебя. К моему приезду мама всегда накрывала праздничный стол, сидя за которым с бокалом пива в руке, немного захмелевший, я окончательно понимал, что нахожусь на родине, в родном доме. О качестве я даже не говорю, сейчас, проживая в России, я знаю места, где можно купить литовское пиво, и как говорят, в шаговой доступности от моего дома, и охотно этим пользуюсь. В лихие 90-е универсам закрылся, а его здание долго стояло без хозяина, а, следовательно, и без ухода. С течением времени здание ветшало и, в конце концов, пришло в такое состояние, что дешевле было его снести и построить новое, чем ремонтировать. Вот так порвалась еще одна ниточка, связывавшая меня с детством и юностью.
Возвращаемся к теме моего рассказа. Пройдя мимо стройки, я подошел к торцу того длинного дома, в котором жила Валентина. Дом можно было обойти по тротуару, так сказать, со стороны фасада, или через двор, с тыльной стороны. Я пошел по тротуару, смотрю, как же выросли деревья, которые в 1965 году были чахлыми саженцами. Верхушки широких крон выросли до уровня крыш пятиэтажных домов. Я дошел до остановки, повернул налево и прошел во двор через арку, ту самую арку. Теперь направо, иду вдоль дома, первый подъезд пропускаю, а слева от второго подъезда на первом этаже балкон той самой квартиры. Балкон теперь застеклен, но не как обычно в объявлениях пишут «пластиковые окна», а несколько кустарно — деревянные рамы, такие, как обычно ставят в деревенских домах на веранду. А за стеклом буйство зелени — настоящая оранжерея! Явно кто-то в этой квартире увлекается цветоводством. Любопытный читатель может спросить: «А в глубине души не было желания зайти в подъезд и позвонить в знакомую дверь»? А зачем, чтобы еще раз увидеть тот коридор, в котором я тогда ощутил запах греха? Нет, не надо.
Прошел еще десяток шагов и свернул налево. Передо мной предстал дом №41, мой дом. Тот, да не тот. Теоретически я уже знал, что в Вильнюсе проводится масштабная программа реновации хрущевских пятиэтажек. Но одно дело знать, а другое дело увидеть своими глазами. Эта программа была направлена в первую очередь на коренное уменьшение потерь тепла. Деревянные рамы были заменены на пластиковые, наружные стены обшиты теплоизолирующими панелями и облицованы цветной плиткой. Все балконы были застеклены и превращены в лоджии, причем, когда весь дом застеклен однотипно и по архитектурному проекту, то выглядело это очень красиво. Такая реновация мне понравилась, хотя я знаю, что часть жильцов относилась к этому проекту отрицательно. Дело в том, что часть расходов на ремонт возмещали муниципальные власти, а остальное должны были выплачивать сами жильцы в рассрочку.
* 33 *
Сейчас, когда я оглядываюсь назад, на свою молодость, хочется подвести некоторые итоги. По арифметике получается, что Валентина прожила в моей душе целых 13 лет, с 1958 по 1970 год. За все это время я не взглянул, даже не подумал ни о какой другой девочке или девушке. Почему же эта история закончилась так печально? Мне важно самому себе ответить на этот вопрос. Во-первых, я не был выдающимся «экземпляром». Сколько мы слышали историй, когда в институте на курсе был рубаха-парень, по которому сохли все однокурсницы. Стоило ему только поманить пальчиком, и любая побежала бы за ним. А я чем-то выделялся среди своих одноклассников? Пожалуй, только тем, что у меня в дневнике было больше пятерок. У кого-то был талант играть на гитаре и сочинять дворовые песни, но это точно не обо мне. Вообще, в те годы я не только не умел, но даже и не знал, что существует такое умение — ухаживать за девушками. Что это умение многоплановое, например, в него входит способность говорить комплименты, есть даже пословица, что женщина любит ушами. Должен признать, что я до сих пор так и не научился их говорить. Если задать риторический вопрос, а чем я мог покорить тогда сердце Валентины, чтобы она воспылала ко мне ответными чувствами, то по большому счету, выходит, что особо и нечем.
Анализируя, почему так получилось (что я не умел ухаживать), я прихожу к выводу, что причина кроется в моем дошкольном детстве. Были навыки, которые во мне тогда в силу определенных причин не сформировались, а в более старшем возрасте было уже поздно их формировать. Но, чтобы это все объяснить, нужно описывать мое детство обстоятельно, в подробностях. Если будут силы, когда-нибудь я это сделаю, но не в этих воспоминаниях.
Конечно, с философской точки зрения надо признать, что девушкам гораздо труднее организовать и устроить свою личную жизнь, чем парням. Когда я уже был в более зрелом возрасте и служил на Чкаловской, в нашем гарнизоне среди девушек (офицерских дочек) в их первые годы после школы имел хождение такой жизненный принцип, что до 25 лет нужно успеть второй раз выйти замуж. В этом смысле я должен быть благодарен Валентине, она поступила благородно. А ведь могла из меркантильных соображений разыграть ответные чувства — если человек зовет замуж, то ответить согласием и быть пристроенной в жизни.
Пока я писал сие произведение, до меня дошла одна для кого-то очевидная, но не для меня, истина. Не зря говорят, что нельзя в одну реку войти дважды. После того, как в 1965 году наши жизненные пути разошлись, следующие пять лет у меня и у Валентины сложились совсем по-разному. У нее была обычная жизнь взрослого человека, она работала, зарабатывала деньги, содержала себя и помогала матери содержать младшую сестру. Естественно, у нее была какая-то личная жизнь. Я два года еще сидел за партой, марал школьные тетради, а потом три года провел за забором в казарме, нюхал сапоги с портянками. В сущности, в 1970 году передо мной был уже другой человек, не тот, которого я знал в 1965. Но тогда, к сожалению, я этого не понимал. Как я сейчас себе представляю, наиболее правильным со стороны Валентины было бы поступить следующим образом. Она села бы напротив меня, взяла мою руку в свою и, глядя мне прямо в глаза, сказала следующую речь: «Видишь ли, Игорь, прошло несколько лет с тех пор, как мы учились в одном классе. Я за это время сильно изменилась, стала другим человеком. Ты смотришь на меня, а видишь ту Валентину-восьмиклассницу. Поэтому нам лучше расстаться, чтобы не ломать жизнь друг другу. Давай останемся друзьями». А так получилось, что наши отношения продолжались ни шатко, ни валко до тех пор, пока Валентина не была взята с поличным, и отношения были разорваны по моей инициативе.
Еще пару мыслей вслух. У каждого человека в жизни бывают яркие моменты, которые он помнит до глубокой старости. И наоборот, какого-то события не случилось, и человек всегда сожалеет о том, что не произошло. Даже кинорежиссер далеко не первой руки знает, как беспроигрышно украсить свой фильм — надо вставить эпизод проводов молодого человека в армию. Мне бы очень хотелось, чтобы у меня в жизни такой эпизод был. Вильнюсский вокзал, мне семнадцать лет. Я с маленьким чемоданчиком в руке сажусь в «Чайку», которая потом станет мне родной. Поезд трогается, а на перроне остаются моя семья, и вместе с ними Валентина, которая долго машет мне рукой… Но, вот бог не дал, жаль!
* * *
И самые последние слова. Писатель Борис Акунин на встрече со своими поклонниками в Лондоне, отвечая на вопрос читателя, высказал такую мысль. Постараюсь привести ее близко к тексту: «Каждый человек, которого мы встречаем на своем жизненном пути, является для нас испытанием. И только от нас зависит, выдержим мы это испытание или нет». Мне хочется верить, что свое испытание — встречу на жизненном пути Валентины — я выдержал.
P.S. Текст внимательно вычитан, расставлены все запятые, можно нажимать заветную кнопку «Загрузить», и воспоминания будут опубликованы. Но не покидает ощущение какой-то недосказанности. Кажется, я понимаю, о чем. Мне хочется задать вопросы самому себе: «А что ты хотел? Чтобы Валентина в самом разгаре своей молодости семь лет (два года школы и пять лет военного училища) терпеливо ждала тебя и жила, как монахиня? А потом еще, как жена декабриста из столичного города поехала за тобой за девять тысяч километров в занюханную деревню Кремово? Ты так себе это представлял? Если ты это не понял тогда, то это твои проблемы». Я надеюсь, что Валентина выстроила свою жизнь так, как хотела, в соответствии со своим представлением о человеческом счастье.
20 июля 2023 года
Первая любовь
© Copyright: Игорь Арбичев, 2023
Свидетельство о публикации №223072300792
Свидетельство о публикации №223072300792
Рецензии