Тайна старого моря. Часть I. Университет. Глава 19

Глава 19
СВОИ ЛЮДИ

По счастливой случайности электричка, в которую мы сели, направлялась до станции «Свердловск-Пассажирский». Выйдя на вокзале, я кинулась к продуктовому киоску, купив большую бутылку ананасового сока, и сразу приложилась к ней. Так жадно я еще никогда в жизни не пила. Оставив немного драгоценной влаги на дне, я вспомнила про Шурку и протянула ему бутылку.
– Допивай, Натаха, я еще куплю! – отказался Морозов.
Закупившись еще соками и минералкой, мы поехали к Шурке – впереди был еще целый воскресный день, и его хотелось провести вместе.
– У тебя когда родители из Челябы вернутся? – спросила я Морозова.
– Дня через два. Сегодня точно никого не будет!
– Ну я тогда маме позвоню, что не приду, и фильм посмотрим.
– А еще я тебе поиграю! – обрадовался Шурка, поправив за спиной гитару.
Планов, конечно, возникло множество – когда мы еще с Шуркой целых два дня не расставались! Но усталость просто сбила нас с ног, и мы проспали почти до вечера. Разбудил навязчивый, как лесной комар, телефонный звонок.
Свесившись с дивана, Морозов с трудом дотянулся до трубки и с закрытыми глазами произнес:
– Алло! Маша? Ага, здесь. Сейчас…
Это была Архипова – наконец-то она дала о себе знать.
– Беляшова! Вот ты где! Обыскалась тебя.
– А ты прям не знала, где я.
– Ну не догадалась – у вас же все нестабильно. Короче, я с сотового Джона звоню, не хочу у него на тыщу долларов наговорить. На следующей неделе клуб поэтов провести сможешь?
– А ты?
– Проведи последнее. Я в Москве остаюсь. А может, вообще в Штаты переехать придется...
– В Штаты?!
– Да, Джон меня замуж позвал.
– Меня тоже! – я загадочно улыбнулась, глядя на Шурку.
– Да?! – взвизгнула на том конце провода Архипова. – Морозов?!
– Конечно. Не Миша же.
– Вау! Ес оф кос, Беляшова! У тебя будет Александр, а у меня Джон, или как это по-русски – Иван!
– У тебя прогресс в знании языка! – похвалила я подругу.
– Так проведешь заседание? Завтра, в понедельник, объявление возле деканата повесь, пожалуйста.
– Ладно, Архипова, как скажешь. Я, конечно, очень рада за тебя. Но и в то же время до слез жаль, что тебя здесь больше не будет.
– Я тоже рада.
– А как твои экзамены?
– Через неделю. Пока у Ксю живу. А ночую у Джона, – гыгыкнула Архипова и добавила шепотом: – Это точно, тот самый блондин, которого я видела во сне. Ну ладно. До связи!
В трубке раздались короткие гудки, и я была рада, что сообщила подруге только хорошие новости. Про Шуркино отравление и больницу я решила никому не говорить – надо было все начать с чистого листа и забыть плохое...

Утром понедельника я собралась в университет – выполнить задание Маши и решить кое-какие организационные дела, связанные с дипломом, защита была через неделю.
Мне сильно не хотелось расставаться с Шуркой – прежде всего потому, что я снова отпускала его в неизвестность. Когда мы были вместе, с ним ничего плохого не происходило, но стоило отлучиться даже на день, как Морозов попадал в какие-нибудь истории, и жизнь становилась неправильная.
– Может, придешь в поэтический клуб завтра? – с надеждой спросила я у Шурки.
– Сама проведешь?
– Ну да, без Архиповой. У нее теперь личная жизнь налаживается. Ее Джон замуж позвал!
– Давно я не гулял на свадьбе! – обрадовался Морозов. – Приду, конечно, Натаха!
Морозов проводил меня до остановки, мы обнялись, и я уехала.
В университете мне первым делом надо было уточнить в деканате расписание защиты и распечатать объявление о поэтическом вечере.
Секретарша Марина Филиппова сидела там в окружении сразу троих мужчин. Она уже вернулась из насыщенного событиями отпуска и продолжала на работе устраивать личную жизнь.
Двое молодых людей расположились спиной ко мне и возбужденно беседовали с Мариной. Третий, аспирант кафедры античной литературы Карл Людвигович Петерсон, отрешенно прикорнул в стареньком кресле у окна и время от времени равнодушно поглядывал в сторону собравшихся – он ожидал встречи с деканом. Это был очень высокий блондин со скандинавской внешностью: холодным взглядом серо-голубых глаз, очень длинным носом и узким лицом, выражающим отчужденность, а в некоторых случаях даже презрение, и создавалось такое ощущение, будто преподаватель постоянно пережевывал лимон. Его образ дополняли строгий темно-синий костюм, на котором ярким пятном расплывался широкий розовый галстук. Многие девушки нашего факультета, в том числе и Марина, были влюблены в него. Но Карл Людвигович часто появлялся с мешками под глазами, возникающими вследствие безудержных возлияний и беспорядочных половых связей – каждый раз в университете его видели под ручку с новой женщиной.
Марина явно рисовалась перед Петерсоном, всячески привлекая его внимание. Но у Карла Людвиговича был депрессивный вид, а припухшие веки говорили лишь об одном его желании – скорее спуститься в буфет за минералкой.
– Добрый день, – приветствовала я присутствующих. – А расписание защит можно узнать?
– Приходите после обеда, – не глядя в мою сторону, деловито бросила Марина.
Двое ее собеседников тут же оглянулись на меня, и я узнала в них… докторов – Радзиевского и Златогорова! Моему удивлению, конечно же, не было предела. И эти здесь, подумала я, как в античной классике – единство места, времени и действия. Я перевела взгляд на Петерсона – тот немного задремал и качнулся в мою сторону.
– О! Натали! – захлебнулся от счастья Радзиевский. – Какими судьбами?!
– Я-то здесь учусь. А вы, собственно, какими судьбами?!
– А мы, собственно, здесь живем!!.. – дико заржал Златогоров, заставив содрогнуться Петерсона.
– Мальчики, тише! У Сидорова встреча за стенкой! – цикнула на парней Марина.
Петерсон страдальчески скривился и снова прикрыл глаза.
– Ой, Наташа, ты? Заработалась, не заметила, – нарочито вежливо улыбнулась Марина. – Виктор действительно здесь живет, на ВИЗе. Я ему свой рабочий телефон дала в клубе. А Эдик сразу в двух местах…
– Везде свои люди! – Радзиевский многозначительно потер вспотевшие ладошки. – Я живу сразу у двух!
– Марина, не подскажешь расписание защиты дипломов на нашем курсе? – проигнорировала я остроумного Эдика.
– А я на пятый курс перешел. В этом году у меня практика преддипломная, – поддержал разговор Витек.
– У всех дипломы, дипломы… – Марина томно посмотрела на Витька и Эдика, видимо, задумавшись, кого из них выбрать на сегодняшний вечер. – Подскажу, конечно.
Но решив, что перед ней друзья не разлей вода, с надеждой покосилась на Петерсона.
– Карл Людвигович, а вы по какому делу к Ивану Алексеевичу? Может, я смогу вам чем помочь?
– Мне надо согласовать с ним методичку, – едва слышно промычал Петерсон.
– Уф… – Марина кокетливо закусила губу, изобразив усиленное размышление. – Давайте я зайду к вам на кафедру, когда декан освободится. А то у вас… усталый вид... Лучше отдохните.
Карл Людвигович неспешно со словами «благодарю вас» скрылся за дверью.
– Ну! Какие планы на вечер, мальчики? – повеселела Марина в предвкушении личной встречи с Петерсоном.
– Мы для вас, девчонки, всегда свободны! – хором ответили Златогоров и Радзиевский.
Не желая далее мешать Марине устраивать личную жизнь, я тоже собралась уходить.
– Марина, объявление о поэтическом клубе не распечатаешь? – обратилась я к секретарше.
– Поэтическом?! – тут же заинтересовался Радзиевский.
– Да, – замялась я. – Завтра в шесть в ДК я провожу заседание поэтов.
– Ого! Мы придем! Да ведь, Виктор Аркадьевич? – Радзиевский нетерпеливо заерзал.
– Отчего ж не прийти, – сразу поддержал его Златогоров.
– Подробности в объявлении на доске информации, – неохотно пояснила я.
– Так мы обязательно будем! – снова потер ладони Радзиевский.

Прощальная встреча участников поэтического клуба состоялось в Пионерском поселке, в самодеятельном кинотеатре. В подвальном помещении располагалась пара десятков стульев, и в одном конце зала был натянут экран. На него транслировались фильмы. Здесь мы с Мишей Филиным не раз смотрели артхаусное кино, а с Машей как-то заходили на Бунюэля. Моей подруге понравилось это место, и она пару раз звала сюда литераторов.
В тусовке появились новые люди. Среди них был молодой прозаик, которого где-то выискала и пригласила Архипова, она долго презентовала его перед нами как подающего надежды. Еще пришла супружеская пара, пишущая стихи, и группа студентов с филфака клюнули на мое объявление. Также я с нетерпением ждала Шурку, который должен был заскочить с Добронравовым и Брагиным, но, как всегда, задерживался.
– Думаю, можно начинать, – обратилась я к собравшимся. – Сегодня хочу представить вам нового автора – Василия Емельяненко. Вася зачитает нам отрывки из своего романа «Рать».
Раздались жидкие аплодисменты, и на сцену поднялся романист. По всему было видно, что молодой человек очень волновался: в одной руке он держал пачку помятых исписанных листов, а другой тревожно искал что-то в кармане пиджака. Тонкие волосы Василия были туго затянуты в небольшой творческий хвост.
– Разрешите, я выпью? – немного замялся писатель и, не дождавшись ответа, отработанным движением скользнул во внутренний карман одежды и вытащил фуфырик коньяка. Жадно глотнув, Вася впился взглядом в роман.
– Мое произведение называется «Рать»… – начал он. – Это посвящение ливонским рыцарям. Ливонский орден начал формироваться в 1237 году из Ордена меченосцев. Орден меченосцев, или Орден братьев меча…
Но не успел Василий договорить, как входная дверь со скрипом растворилась, и появились Витек с Эдиком, они, как всегда, двигались синхронно.
– Извиняемся за опоздание! – поклонился собравшимся Витек, всем своим видом напоминая услужливого полового.
– Здесь литературный клуб заседает? – невоспитанно громко хихикнул Эдик.
И, не дождавшись ответа, доктора развалились на стульях.
– Я могу продолжить? – нетерпеливо спросил раскрасневшийся от спиртного Емельяненко. – Отношения ливонцев с русскими княжествами не сложились. Рыцари, находившиеся в составе Тевтонского ордена, отправились в поход на Псков и Новгород, где были разбиты. Состоялась битва, известная как Ледовое побоище! Именно этим событиям я и посвятил свой роман…
– А как то бишь называется ваш роман? – бесцеремонно перебил рассказчика Радзиевский.
– Я уже говорил, вы опоздали – мой роман называется «Рать»! – Василий нервно оттер ладонью вспотевший лоб.
– А почему «Рать»? – поинтересовался Витек.
– Это вооруженные силы Руси, – пояснил прозаик.
– О, понял-понял! – внезапно поумнел Витек. – Этим событиям посвящено, кажется, «Слово о полку Игореве»? Помню-помню.
Златогоров достал школьную тетрадку и что-то черкнул в ней шариковой ручкой. 
– Что за бред? – вмешался в разговор Брагин, который все это время стоял у раскрытой двери. – «Слово о полку Игореве» – памятник древнерусской литературы и был написан веком ранее, чем состоялось Ледовое побоище.
– Макс? – оглянулась я на товарища. – А ты чего не проходишь?
– Шурку с Брониславом жду, – ответил Брагин. – Их вахтер с пивом не пропускает.
– Позвольте, я продолжу свой рассказ, – умоляюще взглянул на меня Емельяненко и снова глотнул из бутылочки. – Папа Иннокентий III поддержал создание Ордена меченосцев…
В зале раздалось демонстративное зевание Златогорова и громкий шепот Радзиевского.
– Вы нам все время мешаете! – окончательно разозлилась на них я. – Ведите себя прилично. Вы первый раз в клубе, между прочим!
– Нет уж позвольте поспорить! – Радзиевский поднялся, разминая плечи. – У вас же поэтический клуб, зачем нам эта информация про папу Иннокентия III?! Давайте я лучше вам свои стихи почитаю!
И Эдик решительно взошел на сцену, деликатно пододвинув Емельяненко. Мне сразу вспомнился его провалившийся стриптиз.
Василий, не желавший уступать дорогу самодуру, вздрогнул всем телом и выронил из кармана бутылку, на лету виртуозно поймав ее.
– Не переживайте вы так, – подбежал к Василию Витек. – Мы обязательно прочитаем ваш роман. В следующий раз.
– Записывай, – обратился к Витьку Эдик, достав из кармана диктофон и прияв вдохновенную позу. – Это стихотворение я посвящаю своей возлюбленной с радио «Гагара». Каждый раз погружаюсь в печаль, когда слышу ее голос.
В зале нарастала напряженность: я разочарованно смотрела на сцену, студенты-филологи в восторге приоткрыли рты, а супруги-поэты плотнее прижались друг к другу, Брагин же внимательно следил за Радзиевским.
– «В ресторане», – объявил Эдик, мечтательно закрыв глаза:
Вечер в ресторане кажется печальным,
Томная брюнетка у окна сидит.
Я сажусь с ней рядом, к танцу приглашаю.
Нас соединил здесь тайно общепит.
Женщина прекрасный взгляд свой поднимает
Милый, несвободна, мол, сегодня я –
И другой меня уж страстно обнимает,
В жизни моей грешной нет давно тебя.
Я беру брюнетку за руку своею…
– Что за вульгарщина?! – смело остановил его Емельяненко, видимо, уже разделавшийся с бутылочкой. – Наталья, разрешите, я продолжу чтение?
– Эй ты, полегче! – замахнулся диктофоном на Василия Витек. – Не видишь, Эдуард Казимирович рассказывает?
Но Емельяненко уже залезал на сцену, пытаясь занять место Радзиевского. Схватив романиста за полу пиджака, к нему тянулся снизу Златогоров.
– Мы не опоздали? – разрядил обстановку ворвавшийся Шурка, вдохновенно оглядев зал. – Мы с Добронравовым на входе пиво допивали.
– В нашем клубе опять поэты бузотерят! – доложил ему обстановку Брагин.
Упавшие стулья, столкнувшиеся, как два цепких нейтрона, Эдик и Василий, а также висящий Витек тут же привлекли Шуркино внимание. 
– Что такое?! Опять Курилов? – с готовностью кинулся разнимать повздоривших Шурка, но разглядев новых людей, остановился.
– Шурка, убери этих людей, – устало попросила я.
– Эй, парни! Вас сказано убрать! Может, по-мирному разойдемся? – предложил им Шурка.
Эдик, отряхнувшись, со словами «Доктор Златогоров, мы уходим!» направился к выходу. На этот раз я окончательно поняла, что в Радзиевском умер актер, но этот человек по-прежнему, к сожалению, не представлял жизни без сцены.
– Все нормально, ребята? Вы не обижайтесь! – продолжал Шурка.
– Этот дятел, – указал на Эдика Макс, – автора со сцены скинул. Так даже Курилов никогда не поступал.
– Тебе че, показать, как у нас в гараже к стенке приставляют?! – угрожающе зашипел на него Витек.
– Спокойно, ребята! – развел ребят Шурка.
– Нечем мне будет Машу порадовать, это на самом деле был гибельный проект, – печально заключила я.
– Может, в киношку все сходим? – неунывающе предложил Морозов. – Ночной нон-стоп в «Совкино»!
– Господа, мы закрываемся, – вынесла я вердикт.
– Господ еще в семнадцатом году порешили! – продолжал злиться Витек.
И мы друг за другом покинули зал.
Продолжение следует