Пушкин в жизни и летописи Боратынского - 2

Часть 2
1818-1825

Пушкин в жизни и летописи Боратынского по А.М. Пескову
(серия Конспекты пушкинистики)

II
 Из Летописи жизни:

1 8 1 8 , конец года —  1 8 1 9 , начало года
Пушкин и Кюхельбекер жили в нескольких минутах ходьбы от Семеновских рот — у Калинкина моста: Пушкин — на другом берегу Фонтанки, в доме адмирала А. Ф. Клокачева (ныне:  набережная Фонтанки, д.  185), Кюхельбекер — на том берегу, где располагались Семеновские роты,  — в мезонине дома Благородного пансиона при педагогическом институте (с 8 февраля 1819 — Петербургском университете — ныне: набережная Фонтанки, д.  164).  У  Кюхельбекера  Боратынский  встречал  воспитанников  пансиона
М. И. Глинку, Н. А. Маркевича,  Н. А. Мельгунова,  С. А.  Соболевского, Л.  С. Пушкина; видимо, тогда же познакомился и с П. В. Нащокиным (с марта  1820 — подпоручик л-гв. Измайловского полка)

1819. АВГУСТ,  после  24  —  СЕНТЯБРЬ  (?)  —  ДЕКАБРЬ.  Петербург
С совместным квартированием Боратынского и Дельвига  в  1819  г.  связаны  их  гекзаметры  «Там,  где  Семеновский  полк,  в  Пятой роте, в домике низком...» (адрес квартиры Дельвига — Боратынского);  ИВ.  1883. N9 2. С. 468 (первая публикация стихотворения — с ошибочной атрибуцией Пушкину); Гаевский 1853. С. 40 (дата совместного квартирования с Дельвигом: 1821)

1820
ЯНВАРЬ, 11 (?). Петербург. Отъезд Боратынского во Фридрихегам — к месту дислокации Нейшлотского пехотного полка,  куда он  переведен унтер-офицером
ФЕВРАЛЬ — МАРТ (?).  Фридрихсгам — Ликоловы казармы.  Сочинена элегия «Финляндия». «Я помню один зимний вечер, на дворе была буря; внимающее молчание окружало нашего Скальда, когда он, восторженный, читал нам  на торжественный распев, по манере, изученной у Гнедича, взятой от греков, принятой и Пушкиным и всеми знаменитостями того времени, — когда он пропел нам свой гимн к Финляндии*.
МАРТ,  22.  Петербург.  В заседании  Вольного общества любителей российской словесности слушали стихотворение Боратынского «Весна (Элегия)» («Мечты волшебные,  вы скрылись от очей...») (опубл.  в «Соревнователе»  1820,  май,  21).  — Резолюция:  «Одобрено.  Избрано».  —  В  этом  же  заседании  Кюхельбекер  читает свое стих. «Поэты» (опубл. тогда же), в котором говорится о Пушкине, Боратынском, Дельвиге, а их дружеский круг назван «союзом поэтов» (строки, обращенные к друзьям, и их политическую интерпретацию см. в доносе Каразина:  1820, июнь, 4)
АПРЕЛЬ, 2.  Петербург.  Каразин посылает министру внутренних дел  Кочубею донос на Пушкина и «лицейских питомцев»
АПРЕЛЬ, 2 — МАЙ, 4. Петербург. По доносу Каразина над Пушкиным учинено  недолгое  следствие,  и  ему  грозит  ссылка  в  Соловки  или  в  Сибирь;  после заступничества H. М. Карамзина, А. И. Тургенева и др. ссылка заменена служебным переводом в Кишинев (см. далее:  май 6 или 9)
АПРЕЛЬ, 8. Петербург. В Вольном обществе словесности, наук и художеств слушают стих. А. Бестужева (Марлинского) «К некоторым поэтам» (опубл.  18 апреля:  Благонамеренный.  1820.  Ч.  10.  N°  7.  С.  56—58;  подпись:  А.  Ма—ий.  1819), отчасти  задевающее  дружеский  круг  Боратынского  —  Дельвига  —  Пушкина  — Кюхельбекера:  «<...>  В  таланты  жалуют,  бессмертие  дают;  / /  А  Гениев  у  нас  и куры не клюют!» (см.  в послании Боратынского «Дельвигу»  1819, июль, 29: «И теперь меня в мундире / /  Гений мой не знает»)
МАЙ, б или 9. Пушкин уезжает из Петербурга в южную ссылку (формально он переведен по службе)
ИЮ НЬ, 4. Петербург.  Письмо В.  Н.  Каразина к министру внутренних дел с обвинениями «союза поэтов» в безнравственности и неблагонадежности:  «<...> я хотел было показать места в нескольких нумерах наших журналов, имеющих отношение  к  высылке  Пушкина  <...>.  Безумная  эта  молодежь хочет блеснуть своим
неуважением правительства.  — В IV N° «Соревнователя»  <см.  выше:  май,  21 > на стр.  70-й  Кюхельбекер,  взяв  эпиграфом  из  Жуковского:  «И  им  (т.  е.  государю, министру и так далее!) не разорвать венка, / /  Который взяло дарованье!..» — восклицает к своему лицейскому сверстнику:
О Дельвиг, Дельвиг! что награда
И дел высоких и стихов?
Таланту что и где отрада
Среди злодеев и глупцов?
Хотя  надпись сей  пиесы  просто:  Поэты,  но цель ее очень видна из многих
мест, например:
В руке суровой Ювенала
Злодеям грозный бич свистит
И краску гонит с их ланит,
И власть тиранов задрожала! (стр. 76)
О Дельвиг, Дельвиг! Что гоненья?
Бессмертие равно удел
И смелых, вдохновенных дел
И сладостного песнопенья! —
Так! не умрет и наш союз,
Свободный, радостный и гордый
И в счастьи и в несчастья твердый,
Союз любимцев вечных муз!
О вы, мой Дельвиг, мой Евгений (Баратынский)
С рассвета ваших тихих дней
Вас полюбил небесный Гений!
И ты, наш юный Корифей,
Певец любви, певец Руслана! (Пушкин)
Что для тебя шипенье змей,
Что крик и филина и врана? (В конце 77-й и на 78-й стр.)
Поелику эта пьеса была читана в Обществе непосредственно после того, как высылка  Пушкина сделалась гласною  <ошибка  или ложь —  см.  выше:  март,  22; апрель, 2 — май, 4>, то и очевидно, что она по сему случаю была написана (Кюхельбекер, изливая приватно свое неудовольствие, называл государя  Тиберием ... В чете наимилосерднейшей нашел Тиберия — безумец!) В № ГУ «Невского зрителя» <вышел  18 мая> Пушкин прощается с Кюхельбекером. Между прочим... Прости... где б ни был я: в огне ли смертной битвы
При мирных ли брегах родимого ручья Святому братству верен я!

1821
МАРТ — АПРЕЛЬ.  Кишинев.  Пушкин  пишет послание  «Баратынскому.  Из Бессарабии» (опубл.  в «Северных цветах» — см.  1826, апрель, 7).Фомичев  С.  А.  Рабочая тетрадь Пушкина  ПД №  832 / /   ПИМ.  Т.  12. Л.,  1986.  С.  234 (дата)
АПРЕЛЬ, 3. Кишинев. Пушкин записывает в дневнике по поводу прочитанного в  «Сыне  отечества»  (см.  выше:  март,  1)  стих.  Боратынского  «Лиде»:  «Баратынский — прелесть»
ИЮЛЬ,  15.  Петербург.  Вышел  «Невский  зритель»  (1821.  №  6),  где  опубл. «Дорожные  записки  на  возвратном  пути  из  Ревеля.  Отрывок  из  печатающейся книги:  Поездка в Ревель А.  Бестужева», где Боратынский впервые публично упомянут в ряду лучших русских поэтов: «<...> Жуковскому и Крылову едва ли прибавит достоинства  и  прекрасная  критика  —  Пушкина  и  Баратынского  не  убьет  и дурная»
СЕНТЯБРЬ...  ДЕКАБРЬ.  Кишинев.  Пушкин  пишет  послание  «Алексееву» («Мой милый, как несправедливы...»), содержащее цитату из послания Боратынского к Коншину (см. выше: авг., 8 — «H. М.  К.»): «Как мой задумчивый проказник, / /  Как Баратынский, я твержу: / /  Нельзя ль найти любви надежной, / /  Нельзя ль найти подруги нежной...»
НОЯБРЬ — ДЕКАБРЬ (?). Видимо, Боратынский сообщает Пушкину (через Дельвига? Л.  Пушкина?)  в Кишинев о том,  что собирается прислать ему тетрадь своих стихов

1822
ЯНВАРЬ — ФЕВРАЛЬ. Кишинев. Пушкин пишет в ответ на не дошедшее до нас обещание  Боратынского (см.  1821,  ноябрь — дек.?) стих.  «Я жду обещанной тетради...»  (опубл.  в «Северных цветах» следом за посланием «Баратынскому.  Из Бессарабии»
ЯНВАРЬ, 2. Кишинев. Пушкин — Вяземскому: «<...> но каков Баратынский! Признайся, что он превзойдет и Парни и Батюшкова — если впредь зашагает, как шагал до сих пор — ведь 23 года счастливцу! Оставим ему эротическое поприще и кинемся каждый в свою сторону, а то спасения нет»
МАРТ, 6—7  (?).  Петербург.  Боратынский  вместе  с братом  и отцом  Пушкина — Львом  Сергеевичем  и  Сергеем Львовичем  —  заходит в гостиницу Демута  к И.  П. Липранди (приехавшему из Кишинева) — узнать о Пушкине
МАРТ, 10 (?). Петербург. Обед у С. Л. и Л. С. Пушкиных для И. П. Липранди (см.  выше:  март,  6—7?);  среди  присутствующих  —  Боратынский,  Дельвиг, Е. Ф.  Розен, еще человек пять. Читают какие-то стих. Пушкина и пьют шампанское за его здоровье
АПРЕЛЬ... ОКТЯБРЬ,  10 (?). Кишинев.  Пушкин вспоминает Боратынского в «Послании цензору» («Угрюмый сторож Муз, гонитель давний мой...» :«<...> Ничувства  пылкие,  ни  блеск  ума,  ни  вкус,  / /   Ни  слог  певца  Пиров,  столь чистый, благородной, — / /  Ничто не трогает души твоей холодной...»
АПРЕЛЬ,  6.  Петербург.  Вышел  «Сын  отечества»  (1822.  Ч.  76.  №  13.  Ценз, разр.  1  апреля) с переводом  Боратынского из «Гения Христианства» Шатобриана «О  колоколах»  (С.  267—271;  подпись  Баратынскш).  —  В том  же  номере  «Сына отечества» «Письмо к издателю» П. А. Катенина (с датой: Марта 17.1822), адресованное  Н.  И.  Гречу по поводу его «Опыта краткой истории русской литературы» (вышел  2  марта  1822),  —  здесь  между  прочим  сказано:  «Из  молодых  писателей упомянули вы об одном Пушкине; он, конечно, первый между ими, но не огорчительно ли прочим оставаться в неизвестности? <...> Признаюсь вам, мне особенно жаль, что вы не упомянули о Баратынском. Хотя, к сожалению, большая часть его стихов написаны  в модном  и  несколько однообразном тоне  мечтаний, воспоминаний,  надежд,  сетований  и  наслаждений;  но в них приметен талант истинный, необыкновенная легкость и чистота» (С.  260—261).  — В своем «Ответе» (с датой: Марта 27.  1822) Греч писал: «<...> Что касается до гг. Грибоедова, Жандра, Загос­
кина, Баратынского (прибавлю еще Раича,  Плетнева, А.  Крылова, М. Дмитриева и многих других), то я предоставляю себе удовольствие поместить известие о них во втором издании моей книги» (С.  266)
ИЮЛЬ, 21.  Кишинев.  Пушкин в письме к Л.  С.  Пушкину задает ряд вопросов о литературных новостях и в конце письма просит: «Отвечай мне на все вопросы, если можешь — и поскорее.  Пригласи также Дельвига и Баратынского»
СЕНТЯБРЬ,  1.  Кишинев.  Пушкин  отвечает на  не дошедшее до нас  письмо Вяземского:  «<...>  Мне жаль, что ты не вполне  ценишь прелестный талант Баратынского.  Он  более,  чем  подражатель подражателей,  он  полон  истинной  элегической поэзии<...>»
СЕНТЯБРЬ,  4.  Кишинев.  Пушкин  — Л.  С.  Пушкину:  «<...>  Читал  стихи  и прозу Кюх<ельбекера> — что за чудак! Только в его голову могла войти жидовская мысль  воспевать  Грецию  <...>  славяно-русскими стихами,  целиком  взятыми  из Иеремия. Что бы сказал Гомер и Пиндар? — но что говорят Дельвиг и Баратынский? <...>»
ДЕКАБРЬ,  11.  Петербург.  В  заседании  Вольного общества любителей российской  словесности Дельвиг читает свой  «Сонет.  H.  М.  Языкову»,  в  заключительных строках которого сказано о Пушкине и Боратынском:  «<...> Я Пушкина младенцем полюбил, / /  С ним разделял и грусть и наслажденье, / /  И первый я его услышал  пенье / /  И за себя богов благословил. / /  Певца Пиров я с музой подружил / /  И  славой  их горжусь в вознагражденье»  (опубл.  22 янв.  1823:  Соревнователь.  1823. Ч. 21. Кн.  1. С. 58)
ДЕКАБРЬ, 22. Петербург.  Вышла «Полярная звезда» на  1823 г.  (СПб.,  1823; ценз.  разр.  11  ноября  1822)  со  стих.  Боратынского  «Весна» …  и  «К Дельвшу»  («Дай  руку  мне,  товарищ добрый  мой...»  (С.  374—376; подпись Баратынскш) (др. ред. с загл. «Дельвигу» — Изд.  1827; Изд.  1835; читано в собрании  «соревнователей»:  1822,  янв.,  16).  —  В  той  же  «Полярной  звезде»  — критический  обзор  А.  А.  Бестужева  «Взгляд  на  старую  и  новую  словесность  в России»,  где сказано и о Боратынском: «Баратынский по гармонии стихов и меткому  употреблению  языка  может  стать  наряду  с  Пушкиным.  Он  нравится  новостью оборотов; его мысли не величественны, но очень милы. «Пиры» Баратынского игривы и забавны. Во многих безделках виден развивающийся дар; некоторые из них похищены, кажется, из Альбома Граций»

1823
ЯНВАРЬ,  1...10.  Кишинев.  Пушкин  — Л.  С.  Пушкину:  «<...> Дельвигу поклон, Баратынскому также. Этот ничего не печатает, а я читать разучусь<...>»
ЯНВАРЬ,  8—10.  Петербург.  В  «Русском  инвалиде»  (Jsfe  5—7)  рецензия В.  И.  Козлова на «Полярную звезду» на  1823 г.  (см.  1822, дек.,  22)  — в частности, сказано, что «здесь блистают знаменитые имена и изящные произведения Жуковского,  Крылова, кн.  Вяземского, А.  Пушкина, Давыдова,  Баратынского,  Гнедича» (N9 7. С. 28); выражено согласие с оценкой, данной А  А. Бестужевым Боратынскому
ЯНВАРЬ, 30.  Кишинев.  Пушкин — Л.  С.  Пушкину:  «<...>Бестужев прислал мне  <Полярную>  Звезду  <на  1823  г.>  эта  книга  достойна  всякого  внимания; жалею,  что  Баратынский  поскупился  —  я  надеялся  на  него  <...>»  (В  «Полярной звезде» Боратынский напечатал только два стихотворения
ФЕВРАЛЬ, 8. Москва.  В «Вестнике  Европы» (N9 2) — рецензия на «Полярную звезду» на 1823 г. Н. В. Путяты и отдельная рецензия на статью А. А. Бестужева «Взгляд на старую и новую словесность в России» В. Ф. Одоевского. Одоевский сомневается в возможности упоминать Боратынского в одном ряду с Пушкиным —
этим «новым Прометеем и триумвиром Поэзии»
 МАЙ, между 9 — 28. Кишинев. Пушкин набрасывает профиль Боратынского в черновике «Евгения Онегина» (гл.  1, строфы III—IV)
МАЙ,  13. Кишинев.  Пушкин — Гнедичу в Петербург:  «<...> От брата давно не получал известия, о Дельвиге и  Баратынском также — но я люблю их и ленивых <...>»
ОКТЯБРЬ, б. Петербург. Письмо Рылеева к Боратынскому: «Милый Парни! Сатиры твоей <«Гнедичу, который советовал...» — см.  1823, первая половина года> не  пропускает  Бируков  <цензор>.  На днях я  пришлю  ее  к тебе  с  замечаниями, которые, впрочем, легко выправить. Жаль только, что мы не успеем ее поместить
в «Звезде», в которую взяли мы «Рим», «К Хлое» и «Признание»; в сей последней не  пропущено  слово  небесного  огня.  Дельвиг  поставил  прекрасного.  Нет ли  чего новенького?  Ради  бога  присылай.  Трех  новых  пьес  Пушкина  не  пропустили.  В следующем  письме  пришлю  к тебе списки  с  них.  В одном  послании  <«Алексееву»> он говорит:
Прошел веселый жизни праздник!
Как мой задумчивый проказник,
Как Баратынский, я твержу:
Нельзя ль найти подруги нежной,
Нельзя ль найти любви надежной, —
И ничего не нахожу.
ОКТЯБРЬ,  вторая  половина.  Петербург.  Дельвиг  (?)  посылает  Пушкину  в Одессу список (или выписку из) сатиры Боратынского «Гнедичу, который советовал...» (см.:  1823, первая половина, года; сент.,  6 )
НОЯБРЬ, 16. Одесса. Пушкин — Дельвигу: «<...> Разделяю твои надежды на Языкова и давнюю любовь к непорочной Музе  Баратынского. Жду и не дождусь появления в свет ваших стихов <...>.  Сатира к Гнедичу мне  не нравится, даром, что  стихи  прекрасные;  в  них  мало  перца;  Сомов  безмундирный  непростительно. Просвещенному ли человеку, русскому ли сатирику пристало смеяться над независимостию писателя? <...>». (Пушкин цитирует фразу из сатиры Боратынского, направленную против О. М. Сомова)

1824
ЯНВАРЬ,  12.  Одесса.  Пушкин,  получивший  «Полярную  звезду»  на  1824  г. (см.  1823, дек. 20), пишет А. Бестужеву: «<...> Баратынский прелесть и чудо. «Признание»  —  совершенство.  После  него  никогда  не  стану  печатать  своих  элегий <...>». — В черновике письма — профиль Боратынского.
ЯНВАРЬ, 29. Петербург. А. Бестужев — Вяземскому в Москву о «Полярной звезде» на  1824 г.  (см.  1823, дек.,  20):  «<...>  Пушкин виден у нас как в обломках зеркала — он  поскупился на сей раз; однако ж ода Баратынского, князь, на счастие, право, стоит взгляда <...>» (речь идет о стих. «Истина»: «О счастии с младенчества тоскуя...»).
ФЕВРАЛЬ, 6.  Петербург.  В  «Новостях  литературы»  (№  3)  —  рецензия А. Ф.  Воейкова  (за  подписью  В. )  на двухтомник  И.  И. Дмитриева  1823  г.  —  «О новом  издании  стихотворений  И.  И.  Дмитриева»;  здесь  между  прочим  сказано: «Жуковский,  Батюшков,  А.  Пушкин,  князь  Вяземский,  Баратынский  и  другие отличные  нынешние  писатели  первоначально  воспитывали  свой  слог  в  школе Карамзина и Дмитриева»
ФЕВРАЛЬ, 8. Одесса. Пушкин — А. Бестужеву о стихах, помещенных в «Полярной  звезде»  на  1824  г.  (см.  1823, дек.,  20):  «<...>  Плетнева  «Родина» хороша, Баратынский — чудо — мои пиэсы плохи: вот тебе и все о Полярной <...>»
МАЙ, до 23. Одесса. Пушкин узнаёт о неудаче очередных хлопот о Боратынском и делает наброски XXX строфы III главы «Евгения Онегина» («Певец Пиров и грусти томной!..»)
ИЮНЬ, после 15 — АВГУСТ. Петербург. Дельвиг сообщает Пушкину в Одессу о том, что Боратынский написал послание «Богдановичу»; Пушкин в ответном письме предполагает, что послание написано в духе французской дидактической поэзии  XVIII  века  (эти  письма  Дельвига  и  Пушкина  не  сохранились,  и  об  их содержании можно судить по письму Дельвига к Пушкину: сент.,  10)
ИЮ НЬ, 23. Москва. Вышел альманах В. К. Кюхельбекера и В. Ф. Одоевского  «Мнемозина»  (1824.  Ч.  2;  ценз.  разр.  14  апреля)  со статьей  Кюхельбекера  «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» — с апологией  оды  и  критикой  элегии:  «<...>  Прочитав любую  элегию  Жуковского, Пушкина  или  Баратынского,  знаешь  все.  Чувств  у  нас  уже  давно  нет:  чувство уныния поглотило все прочие.  Все мы взапуски толкуем о своей погибшей молодости; до бесконечности  жуем  и  пережевываем  эту тоску и наперерыв щеголяем своим малодушием в периодических изданиях <...>. Будем благодарны Жуковскому, что он освободил нас из-под ига французской словесности <...>; но не позволим ни ему, ни кому другому <...> наложить на нас оковы немецкого или английского  владычества!  —  Всего лучше  иметь  поэзию  народную.  <...>  —  Станем  надеяться, что наконец наши писатели <...> захотят быть русскими. Здесь особенно имею в виду А.  Пушкина <...>.  Публике мало нужды, что я друг Пушкина, но сия
дружба дает мне  право думать,  что он, равно как и  Баратынский, достойный  его товарищ, не усомнятся, что никто в России более меня не порадуется их успехам!
СЕНТЯБРЬ, между 5 и 26. Михайловское.  Пушкин записывает окончательную редакцию XXX строфы III главы «Евгения Онегина» («Певец Пиров и грусти томной!..»)  (см.  выше:  1824,  май, до  23).  Рядом  с черновым  наброском  строк из «Разговора  книгопродавца  с  поэтом»,  записанных  в той  же  тетради,  что  и  XXX
строфа, — рисунок:  вероятный профиль Боратынского
СЕНТЯБРЬ,  10.  Петербург. Дельвиг —  Пушкину:  «<...>  Послание  к Богдановичу исполнено  красотами;  но ты  угадал:  оно  в  несчастном  роде дидактическом.  Холод и  суеверие  французское  пробиваются  кой-где.  Что делать?  Это  пройдет! Баратынский недавно познакомился с романтиками, а правила французской
школы  всосал с  материнским  молоком.  Но уж он  начинает отставать от них.  На днях  пишет,  что  у  него  готово  полторы  песни  какой-то  романтической  поэмы <«Эда»>. С первой почтой обещает мне прислать, а я тебе доставлю с ней и прочие пьесы его, которые теперь в цензуре <...>»
ОКТЯБРЬ,  конец месяца.  Михайловское.  Пушкин  —  П.  А.  Плетневу:  «<...> Беспечно  и радостно  полагаюсь на тебя  в отношении  моего  Онегина!  —  Созови мой Ареопаг, ты, Жуковский, Гнедич и Дельвиг — от вас ожидаю суда и с покорностью приму его решение. — Жалею, что нет между вами Баратынского, говорят, он пишет <...>» (фраза оборвана; видимо, Пушкин имел в виду «Эду»)
НОЯБРЬ,  начало  20-х чисел.  Михайловское.  Пушкин  —  Л.  С.  Пушкину  в Петербург:  ;<...> Торопи Дельвига, присылай мне чухонку <Эду> Баратынского, не то прокляну тебя <...>»
ДЕКАБРЬ,  4.  Михайловское.  Пушкин  —  Л.  С.  и  О.  С.  Пушкиным:  «<...>
Пришли же мне Эду Баратынского. Ах он чухонец! да если она милее моей Черкешенки, так я повешусь у двух сосен и с ним никогда знаться не буду»
ДЕКАБРЬ, 8. Михайловское.  Пушкин — А.  Г.  Родзянке:  «<...> Кстати:  Баратынский написал поэму (не прогневайся — про  Чухонку); и эта чухонка говорят чудо как мила. — А я про Цыганку <...>» (имеются в виду поэмы «Эда» и «Цыганы»)
ДЕКАБРЬ,  между 25  и 31.  Петербург.  Вышли  «Северные  цветы»  на  1825  г.  В них  статья  П.  А.  Плетнева «Письмо  к графине  С.  И.  С. <Соллогуб>  о русских  поэтах»,  где  поэтами  «золотого  века  нашей словесности»  названы Жуковский,  Пушкин  и  Боратынский; о  Боратынском,  в частности,  сказано:  «Между тем, как  мы  воображали,  что язык чувств  уже  не  может  у  нас  сделать  новых опытов  в своем искусстве, явился такой поэт, который разрушил нашу уверенность. Я говорю о Баратынском.  В элегическом роде он  идет новою, своею дорогою.»

1825
ЯНВАРЬ, конец месяца — ФЕВРАЛЬ, первая половина. Михайловское.  Пушкин —Л. С. Пушкину в Петербург: «<...> Плетнев неосторожным усердием повредил Боратынскому <см.  отзыв Плетнева в «Северных цветах» и отклики на него: но «Эда» все  поправит.  Что Баратынский? И скоро ль, долго ль?  как узнать? где вестник искупленья? Бедный Баратынский, как об нем подумаешь, так поневоле постыдишься унывать <...>»
ФЕВРАЛЬ, 7. Петербург. Плетнев — Пушкину в Михайловское: «Мне  Дельвиг  часто  повторяет  пословицу  русскую: если трое скажут тебе:  ты пьян,  — то ложись спать.  После твоего письма о моем несчастном письме к графине = пришлось мне лечь спать.  Его  облаяли  в  «Сыне  Отечества».  Баратынский  им недоволен, ты тоже.  <...>  Об языке чувств неясно выразился.  Мне хотелось сказать, что до Баратынского Батюшков и Жуковский, особенно ты, показали едва ли не все лучшие элегические формы, так что каждый новый поэт должен бы непременно в этом роде сделаться чьим-нибудь подражателем, а Баратынский выплыл из этой опасной реки — и вот что особенно меня удивляет в нем <...>»
МАРТ, 9. Петербург. А. А. Бестужев — Пушкину в Михайловское: «<...> Что же касается до Баратынского — я перестал веровать в его талант. Он исфранцузился  вовсе.  Его  «Эдда»  есть отпечаток  ничтожности,  и  по  предмету и  по  исполнению, да и в самом «Черепе» я не вижу целого — одна мысль, хорошо выраженная, и только.  Конец — мишура <...>»
МАРТ, 14. Михайловское. Пушкин — Л. С. Пушкину: «<...> Уведомь о Баратынском — свечку поставлю за Закревского, если он его выручит <...>»
АПРЕЛЬ, 7.  Михайловское.  Пушкин — Л. С.  Пушкину:  «<...>  Благодарю за Отрывок из письма Баратынского
АПРЕЛЬ,  10-е числа — 24—25.  Михайловское.  У Пушкина  гостит Дельвиг. Видимо, между прочим они говорят и о том, что летом Дельвиг может приехать в Михайловское  вместе с Боратынским  (см.  в письме  Пушкина  к брату от первой половины мая  1825 г.: «<...> надеюсь, что Дельвиг и Баратынский привезут мне и Анахарзиса Клоца <Кюхельбекера
АПРЕЛЬ,  26.  Шаево  Кологривского  уезда  Костромской  iy6.  П.  А.  Катенин пишет Н.  И.  Бахтину по поводу «Полярной звезды» на  1825 г.:  «<...>  Звезда еще хуже прежних; из прозы можно с удовольствием прочесть только письма Жуковского из Швейцарии;  из стихов Гнедича отрывки  Иллиады, две басни  Крылова, одно мелкое послание Пушкина и несколько Баратынского<...>»
МАЙ, конец месяца — ИЮНЬ, начало. Михайловское. Пушкин — А. А. Бестужеву о сходстве своей судьбы с судьбой Боратынского: «<...>  Ободрения у нас нет —и слава Богу! отчего же нет? Державин, Дмитриев были в ободрение сделаны министрами. Век Екатерины — век ободрений; от этого он еще не ниже другого. Карамзин кажется ободрен; Жуковский не может жаловаться, Крылов также <...>. Из неободренных вижу только себя да Баратынского — и не говорю: Слава Богу! <...>»
ОКТЯБРЬ,  16.  Остафьево.  Вяземский  —  Пушкину в  Михайловское:  «<...> Здесь Боратынской на четыре месяца. Я очень ему рад. Ты, кажется, меня почитаешь  каким-то  противуположником  ему   и  не  знаю  с  чего. Вполне уважаю его дарование. Только не соглашался с твоим смирением, когда ты мне говорил, что после него уже не будешь писать элегий <...>»
НОЯБРЬ, 20-е числа (?). Михайловское. Пушкин пишет Боратынскому в Москву:  сообщает о  том,  что  сочинил  романтическую  трагедию  —  «Борис  Годунов»; выражает  сомнение  в  том,  что  Боратынский  оценит ее  высоко  вследствие  своих классических литературных пристрастий,  и называет его за эти пристрастия «маркизом»;  спрашивает  мнение  Боратынского  о  пьесе  Кюхельбекера  «Шекспировы духи»; просит прислать рукопись «Эды»; приглашает приехать в Михайловское ДЕКАБРЬ, первая половина. Москва. Боратынский — Пушкину в Михайловское (ответ на не дошедшее до нас письмо — см. выше: ноябрь, 20-е числа): «Благодарю тебя за письмо,  милый  Пушкин: оно меня очень обрадовало, ибо я очень дорожу твоим  воспоминанием.  Внимание твое  к моим рифмованным безделкам, заставило  бы  меня  много  думать  о  их  достоинстве,  ежели  б  я  не  знал,  что  ты столько же любезен  в своих письмах, сколько высок и трогателен в своих стихотворных  произведениях.  —  Не думай,  чтобы я до такой  степени  был  маркизом, чтоб не чувствовать красот романтической трагедии! Я люблю героев Шекспировых,  почти  всегда  естественных,  всегда  занимательных,  в  настоящей  одежде  их времени  и с сильно означенными лицами.  Я  предпочитаю их героям  Расина;  но отдаю  справедливость  великому  таланту  французского  трагика.  Скажу  более:  я почти уверен,  что  французы  не  могут иметь истинной романтической трагедии.
Не правила Аристотеля налагают на них оковы — легко от них освободиться — но они лишены  важнейшего способа к успеху:  изящного языка простонародного.  Я уважаю французских  классиков,  они  знали  свой  язык,  занимались теми  родами поэзии, которые ему свойственны, и произвели много прекрасного. Мне жалки их новейшие романтики: мне кажется, что они садятся в чужие сани. — Жажду иметь понятие о твоем Годунове. Чудесный наш язык ко всему способен, я это чувствую, хотя не могу привести в исполнение. Он создан для Пушкина, а Пушкин для него. Я уверен,  что трагедия  твоя  исполнена красот необыкновенных.  Иди, довершай начатое, ты, в ком поселился гений! Возведи русскую поэзию на ту степень между
поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами.  Соверши  один,  что  он  совершил  один;  а  наше  дело  —  признательность  и удивление.  —  Вяземского  нет в  Москве;  но я  на днях еду к нему в Остафьево  и исполню твое препоручение. Духов Кюхельбекера читал.  Не дурно, да и не хорошо. Веселость его не весела, а поэзия бедна и косноязычна. Эду для тебя не переписываю,  потому что она  на днях выдет из печати. Дельвиг,  который  в  П<етербур>ге смотрит за изданием, тотчас доставит тебе экземпляр и пожалуй два, ежели ты не поленишься сделать для меня, что сделал для Рылеева <на экземпляре поэмы «Войнаровский», присланном Рылеевым, Пушкин сделал ряд критических замечаний>.  Посетить  тебя  живейшее  мое  желание;  но  Бог  весть,  когда  мне  это удастся.  Случая  же,  верно,  не  пропущу.  Покаместь  будем  меняться  письмами. Пиши, милый Пушкин, а я в долгу не останусь, хотя пишу к тебе с тем затруднением,  с которым  обыкновенно  пишут к старшим.  —  Прощай,  обнимаю тебя.  За что ты Левушку называешь Львом Сергеевичем? Он тебя искренно любит, и ежели по  ветрености  как-нибудь провинился  перед тобою — твое дело быть снисходительным. Я знаю, что ты давно на него сердишься; но долго сердиться не хорошо. Я  вмешиваюсь  в чужое дело;  но ты  простишь это  моей  привязанности  к тебе  и твоему брату. — Преданный тебе — Боратынский. — Адрес мой: в Москве, у Хари­тона в Огородниках, дом Мясоедовой»
ДЕКАБРЬ, 30.  Петербург.  Вышла  книга  «Стихотворения Александра  Пушкина». В разделе «Послания» — стих. «Алексееву» («Мой милый, как несправедливы...»)  с  цитатой  из  послания  Боратынского  к  Коншину