21. Санинструктор

      После нападения душманов на наш пост, прапорщик из блиндажа, вслед за Ефремовым, перебрался жить в наш СПС. Сказал, что мыши по ночам жуют царандойские макароны в мешке, чавкают и мешают ему спать.
      Ну, вообще-то, не совсем так всё было. Там за мышами кошка залезла в блиндаж к прапорщику. Тот её шуганул. Кошка кинулась удирать, сорвала сигналку, которую прапорщик ставил перед входом. В это время за моим пулемётом дежурил Герасимович. Он так удежурился, что захотел покурить, накрылся с головой плащ-палаткой, чиркнул спичкой. Спичка вспыхнула, ослепила Герасимовича. В этот момент кошка сорвала сигналку. Бендер выплюнул бычок себе под ноги, высунулся из-под плащ-палатки и обнаружил, что в темноте ему нифига не видать. Самым естественным образом он подумал, что душманы собрались отрезать прапорщику разнообразные органы и решил дать врагам отпор. Герасимович начал длинными очередями отсекать душманов от блиндажа. Отсекал до тех пор, пока Ефремов не выскочил из СПСа и не дёрнул его за плечо:
 - Окстись, солдат, прапора убьёшь!
      С той ночи Хайретдинов стал жить с нами в одном СПСе, во избежание подобных приключений.
       В это время внизу, в Рухе, начальник кадрового отдела вызвал к себе сержанта Бузрукова, зачитал ему приказ об увольнении из армии в запас и отправил с седой башкой в Узбекистан. Наверное, Бузруков расстроился из-за цвета волос, но точно должен был обрадоваться, что его отправили не на Зуб Дракона.
        Прапорщик Хайретдинов получил это известие на посту №12, посчитал на пальцах потери в личном составе, прикинул тангенту к носу и принялся орать на «Графика», что для восстановления боеспособности гарнизона необходимо возместить потери личного состава, нанесённые злым противником и добрым Начкадром. А заодно, чтобы не тянуть резину в долгий ящик, пусть бы направили под командование Хайретдинова хотя бы одного санинструктора. Чтобы в следующий раз не тащить Бурилова вниз на плащ-палатке, а намазать зелёнкой, не отходя от СПСа.
       Через пару дней после этого инцидента, рано поутру, посредством радиосвязи «График» сообщил нам, что на наш пост выдвинулся «караван». У душманов караваны всегда катались на верблюдах и ослах, а в Советской Армии караван сформировали из ос… э-э-э…  из осознавших всю глубину исторического момента солдат и сержантов срочной службы. Командиры нашего горнострелкового батальона отловили пацанов, которые гонялись за Буриловым по ночному Мариштану, добавили из нашей роты Серёгу Кондрашина, Петьку Слюсарчука, Саню Мазыка, Мишу Гнилокваса, прикомандировали к ним из состава Восьмой роты санинструктора младшего сержанта Колю Диркса и каких-то дембелей.  Дембелей я не знал никого, они должны были туда-назад на Зуб Дракона сгонять, тяжести наверх затащить, погулять по ржавым минам денёк, а потом всех, кто доживёт, Начкадр пообещал отправить по следам Бузрукова в Союз на дембель.
       После завтрака всем пацанам из каравана вручили на горб по вещмешку с патронами, жрачкой и прочими взрывоопасными предметами, и направили на Зуб Дракона. Причем нагрузили всех так, что у бойцов от натуги выпучились глаза. В принципе, это очень даже хорошо, потому что поднялись на Зуб они после захода солнца. Если бы глаза не были выпученными, в темноте они хрен бы чего разглядели. А так они залезли на самую кручу, под Зуб, и присели передохнуть.
       В это время Хайретдинов перемещался по посту. Он преодолевал препятствия в виде булыжников и скал, кряхтел и громко ругался матом по-русски, чтобы в темноте часовые не приняли его за душмана. На подходе к Первой точке он окликнул часовых:
 - Эй, урюки! Эй, кто там, не стреляйте – своя идёт!
 - Што слючилься?! – Из темноты раздался голос Азамата Султанова.
 - Караван к нам идёт. Если ночью на вашу точку выползут, то не перестреляйте их, сначала в ночник посмотрите. Ясно?
       Из темноты раздалось пронзительное шипение. Прапор мгновенно отпрыгнул за скалу. В небе хлопнула и залила всё ядовитым ярким светом осветительная ракета.
 - Султанов, это караван. Не постреляйте их! – Прапор выскочил из-за скалы и, пока ракета светила, побежал на Вторую точку.
На Второй уже все были на ногах, то есть в полной боевой готовности.
 - Герасимович, слушай! – Хайретдинов спрыгнул со скалы возле окопа Бендера. Ракета, описав крутую дугу, ткнулась в склон и погасла. – Слушай, надо наших встретить. Давайте, со Студентом, сходите? – Хайретдинов, скорее просил, чем приказывал.
 - Димыч, слышь? – Окликнул меня Олег.
 - Слышу. Сходим, конечно.
 - Только так, тарищ прапорщик. Если свистнем, то осветительную ракету запускайте. А если что… Ну, там, что-нибудь такое, то тогда мы красную запустим.
 - Добре, мужики. Давайте, с Богом! – Хайретдинов залез в окоп Бендера. – Я сам вот здесь, на твоём посту буду. Так что, не сцыте, не замочим.
Перед выходом навстречу каравану я скинул с себя бушлат, сунул в карманы штанов две гранаты РГД-5 (ручная наступательная граната РГД-5), вытащил из бойницы пулемёт, осторожно пошагал вниз, скрежеща в темноте камнями.
       Караван мы нашли под Зубом, на каменной ступеньке, нависающей над распадком. Олег громко свистнул в тёмное небо, с поста запустили осветительную ракету. Она хлопнула над нами и залила скалы пульсирующим светом.
 - Здарова, мужики! Кому стоим? – Я спрыгнул на ступеньку с огромного валуна.
 - О, Димыч, здарова!
Ракета погасла, в навалившейся темноте кто-то схватил меня в охапку.
 - Это я! Шура Мазык!
 - Здарова, Шура. А тут землячок твой!
 - Кто?!
 - Конь в пальто! – Бендер отобрал у меня из объятий Мазыка, принялся его жмякать. – Здоровеньки булы! Що ж ти такий вгодований а по горах ходити не можеш як той сдихлік? Ладно, я пожартував, давай сюди свій гадский вещмешок.
 - И я здесь. – За спиной Шуры раздался приглушенный голос. – Миха Гнилоквас. Вода есть?
 - На посту есть. С собой нету.
       В темноте я пообнимался с Михой, как сумел, тесно же было на узкой ступеньке. Миха оказался худющим, как велосипед, он тяжело дышал и едва держался на ногах. После того как я выпустил его из объятий, он сел на стылую тропу.
Караван, с Бендером во главе, двинулся на пост, нагруженные бойцы один за другим проходили мимо меня и Миши. Замыкающим шёл Фарид.
 - Ну сдароф, горные волки. – Фарид прошёл мимо нас, остановился. – Не засиживайтесь тут. Не самое удачное место.
 - Здравствуй, Фарид. Ты там предупреди, что мы сзади идём, чтобы нас не пришили.
 - Хоп. Скажу.
Миха достал из кармана хэбчика сигареты, спички. Закурил.
 - В роте бардак такой. А я заболел как раз, гепатит где-то подхватил. Ротный хотел меня в госпиталь отправить, а я с БТРа уходить не хотел, чтобы потом в пехоту не загреметь. Но всё равно всех водил с техники сняли, стали на точки направлять. А списков, кто на каком посту, нету, мне сказали, что ты на Тринадцатом. Я на Тринадцатый поднялся с караваном, недельку там посидел, меня колбасило всего, я коменданту поста сказал, что в госпиталь пойду. Он меня с Тринадцатого отпустил, а я не в госпиталь пошёл, а вот сюда, на Зуб. Сказали, что ты здесь.
 - А чего не в госпиталь?
 - Да ну его, там дедовщина и заразы только больше нахватаешься. Чем они там лечат – глюкозой? Ну, буду сахар жрать. Какая разница.
 - Докуривай, Мих. Пойдём. Не в кайф здесь сидеть двоим. Давай вещмешок.
       На пост мы с Мишей поднялись достаточно быстро. Весь караван Хайретдинов загнал на Третью точку к Манчинскому, разрешил им ночевать лёжа с открытым ртом. Для несения ночной службы их привлекать не стали, на постах расставили тех, кто не таскал Помошника Героя Советского Союза. То есть Манчинского, Герасимовича, Султанова, Орлова и меня.
       Ночью на посту я загнал в патронник сорок шестой патрон, переключил пулемёт на автоматический огонь. Палец держал на спусковом крючке с таким расчетом, что даже если вдруг на меня со скалы спрыгнут душманы, то я успею дать очередь и тем поднять тревогу. А дубак ночью установился редкостный и ветер разыгрался, как на экскурсии в аэродинамическую трубу.
Часа в два ночи на Третьем посту прогремела очередь. Потом жахнула граната, эргэдэшка. К тому времени я уже приловчился отличать по звуку разрывы разных гранат. Эфка рвётся с характерным треском «КРРРАК!», потому что она чугунная. А эргэдэшка рвётся со звоном и свистом осколков, потому что она жестяная, и в ней есть побитая на сегменты осколочная рубашка. По звуку я понял, что разорвалась эргэдэшка. Потом ещё одна. Затем раздался крик Орла:
 - ДУХИ! ДУ-У-У-УХИ!
       От всех этих громких звуков я начал водить стволом пулемёта и высматривать духа пожирнее. В него попасть будет проще в темноте, а тощего не видно же нифига!
      Через несколько десятков секунд раздался топот, к нам Вторую точку галопом прискакал Орлов. Весь запыханный, взъерошенный и возбуждённый. Предстал перед Хайретдиновым и заорал, как ушибленный:
 - Тарищ прапорщик, духи напали! Я одного из пулемёта срезал и побежал к Вам на доклад. А тут ракету запустили, я оглянулся, а там ещё один дух ползёт! Я пару гранат в него кинул и к Вам добежал.
        Хайретдинов внимательно выслушал Орлова, вдохнул побольше разреженного горного воздуха и ка-а-ак рявкнул на весь Зуб Дракона совместно с ущельем Хисарак:
 - Приготовиться к бою! Пленных не брать! Самим жрать нечего! Мочи их, ребята! Наградных всем хватит!
       После такого боевого клича мы стали готовы штыками и прикладами растерзать кого угодно. Даже если бы на нас напало стадо озверевших бронтозавров. Мы бы голыми руками порвали их за нашего Командира. Но, тут вспомнили, что нам же с караваном принесли боеприпасы. Взялись мы за них и тут понесла-а-ась кривая в щавель! Гранаты полетели в скалы, снайперки начали жахать! А куда они без батареек жахали – хрен его знает. Ночью в прицел не видно же ничего. А ещё Фарид АГС развернул. Он раньше в Гардезе был АГСчиком. Это потом его в водители перевели. Он с желтухой загремел в госпиталь, из госпиталя его киданули к нам. На должность водителя. Но мастерство-то не пропьёшь! Тем более, что не много питья было на Зубе.
       Дальнейшие несколько часов ночь удалась на славу: АГС шмалял, автоматы строчили, снайперки шпинделяли. Фейерверк образовался такой, что его должны были увидеть и услышать в Баграме: пули высекали из скал искры, осколки в разные стороны летели снопами, как электросварка, темнота вокруг выла и свистела.
  В середине устроенного нами звукопредставления в рацию заговорил «График». Начал интересоваться, что за хрень там у нас приключилась. Хайретдинов ему доложил:
- Веду бой, отбиваю ночное нападение противника. Двух духов уже уложил, в настоящий момент остальных на куски терзаю.
  В общей горячке боя я выстрелил из своего пулемёта в никуда. Потом подумал: - «Что я делаю? Прапорщик так громко и страшно заорал, что все душманы должны были наложить в свои широкие кальЦоны и разбежаться курить чарз в Хисараке. Зачем я тут пыль пускаю»?
        Посидел я десяток минут, подумал всякую ерунду про всех. Они все увлеклись, раскочегарились, стреляли, как неделю не стрелявши. А мне грустно сделалось. Обнял я свой пулемётик и пополз в наш СПС прикорнуть под шумок. Когда ещё такое счастье выпадет, чтобы за меня в ночную смену дежурил весь гарнизон Зуба Дракона, да ещё приданные дембеля из восьмой роты. Самый подходящий момент был, чтобы улечься на пыльный матрас, тем более, что он оказался свободен.
       Проснулся я после рассвета из-за того, что Ефремов сказал Шабанову засунуть два пальца в рот. И свистнуть. Шабанов свистнул, я подпрыгнул, как ужаленный, а наши только тогда прекратили стрелять. То-то вчера пацаны с караваном засветло не смогли подняться. Попробуй, затащи на гору столько боеприпасов, чтобы на всю ночь хватило воевать!
       После того, как пальба утихла, на утренний доклад к Хайретдинову прибыл сержант Манчинский, принял перед Комендантом подобающую стойку и доложил:
 - Товарищ прапорщик, за время ночного дежурства случилось происшествие. На вверенную мне Третью точку напали душманы и утащили с поста санинструктора Колю Диркса.
       Хайретдинов грязно выругался. Сказал, что если хоть один из душманов, подстреленных Орловым, ещё жив, то он его выпотрошит. Затем подал команду:
 - Орлов! Ко мне бегом марш!
Примчался Орлов с закопчённой рожей. Он ею всю ночь об раскалённый пулемёт тёрся, духов мочил длинными очередями. Орёл встал рядом с Манчинским, доложил Коменданту о своём прибытии.
 - Иди, показывай своих душманов, которых ты ночью завалил.
Орлов развернулся, как положено по команде «кру-гом», пошагал в сторону минного поля, на котором подорвался Ызаев.  Мы, злые, пошли за ним искать недостреленных душманов.
       Достаточно быстро Орёл привёл нас к скале, сказал, что с неё снёс душмана очередью из пулемёта. Душман упал в темноту, на минное поле. Мы осторожно полезли вниз по валунам, наступали лишь на огромные камни, так как в песке между ними были установлены нажимные мины ПМН-2. Я осторожно перепрыгивал с камня на камень, пытался себе представить, как выглядят душманы, подстреленные Орловым. Наверное, они одеты в стёганные халаты? А может в традиционные одежды, пируханы с широченными штанами? А возраст какой у них, молодые они или старые и бородатые? А как прапорщик собирается потрошить душмана, если тот ещё жив? Прямо ножом в пузо что ли? Но он пошел искать душмана без штык-ножа, только автомат с собой взял. А простой нож на всём Зубе Дракона имелся лишь у меня. Мне Фарид подарил большой складной афганский нож.
       Хайретдинов моим ножом что ли собрался потрошить душмана? А что будет, если он мне прикажет использовать мой же нож? Какой ужас!
В этот момент мы дружно вылезли по булыжникам к небольшой «полянке» среди скал. Там, на песке, лежал на спине … 

                ……

… Коля Диркс. Он выглядел совершенно целым, только струйка запёкшейся крови застыла под носом.
 - Ни-хре-на себе! – Удивленно произнёс Шабанов. – Как он здесь оказался?
Мы в полном офигении остановились на булыганах вокруг «полянки». Куда же мы стреляли всю ночь? Ни убитых душманов, ни следов волочения, ни луж крови – ничего нигде не было. Только убитый санинструктор лежал.
 - Вот, засада, что я «Графику» скажу?! – Хайретдинов угрюмо смотрел на погибшего. - Дали мне санинструктора, а я его не сберёг. Он у меня на посту даже до утра не дожил. 
       Потом мы принесли с поста сапёрный щуп, проложили им через минное поле тропу к убитому. Он лежал на плащ-палатке. Мы взяли её за углы, потащили наверх. Я шел и недоумевал, получается, что душманы убили Колю и тащили его на плащ-палатке куда-то? Куда? И почему не дотащили, почему бросили среди скал?
Когда мы вернулись на пост, Хайретдинов по радиосвязи доложил «Графику» о случившемся. Тот выслушал доклад, сказал, что вертолёта не будет, поэтому погибшего следует с караваном отправить вниз. Дембеля из Колиной роты, которые принесли сюда дополнительные боеприпасы, подняли плащ-палатку с погибшим и пошагали по тропе в сторону Дархейля.
       Хайретдинов проводил Колю взглядом в последний путь:
 - Хана ихнему Хисараку. Сожгу! С землёй сравняю, с дерьмом смешаю за моего бойца!