Отрывки из книги про Коктебель

...Москва ужасная дыра
И там как в Африке, жара.
Все озабочены с утра
Найти поглубже щель.
А здесь уже десятый день
В горах лежит большая тень,
Набросив длинный мокрый хвост
На бедный Коктебель...
За рубль в сутки можно снять
Одну скрипучую кровать,
Окно в три пальца шириной,
Курятник за стеной...
Эти стихи написаны были году в 1973-м. Я их потеряла, но в памяти остались эти строки. Возможно, с разбором архивов найду еще.
 КОКТЕБЕЛЬ.... У каждого он свой, как Париж, и любой другой драгоценный кусочек счастья, лежащий в раковине души.
Киселёвка...
 Как хочется сделать такой арт-проект! Собрать всех, кто помнит те далекие и прекрасные времена, сложить выставку художников и фотографов, исторически связанных с тем и этим временем, музыкантов и остальных , для кого это место стало, как и для меня, второй родиной, символом вольности.
Поначалу я в 1973-м-74-м снимала жилье, потом  жила в "писдоме". На Киселевке бывала регулярно. И практически довольно часто там пела. На Киселевке читали свои стихи и прозу разные литераторы, выступали с лекциями искусствоведы и практикующие  йоги, в том числе и "тантристы" с сексуальными упражнениями и мантрами. Мне посчастливилось петь в доме Марии Степановны Волошиной, где я познакомилась с Анастасией Ивановной Цветаевой.
В Киселевский приют на киловой горке съезжались диссиденты со всего Советского Союза. Бывал там генерал Григоренко, Якир, Красин...Отмечены были и Окуджава, Евтушенко, Ким, и некоторые официозные, но "сочувствующие" и не трусливые, известные члены СП... Помню, как однажды вечером поднималась на киселевский холм, а на камне сидел человек и плакал, пьяно сам себе причитая и каясь. Это был тот самый Виктор Красин (знаменитое в 1973-м году диссидентское дело Петра Якира и Красина, когда они публично покаялись в антисоветской деятельности. Якир начал давать показания, получив гарантии неприкосновенности для своей беременной дочери, а Красин выторговал у следствия жену). Непосредственно у Юры я жила только раз. Там всегда проживала толпа народа, а я не склонна была хиповать. Часто вечером в дверях гостиной, где у камина восседал на своем троне безногий хозяин, появлялся очередной персонаж со словами: здрасти, я от Толика из Киева, можно я у вас поживу? И вливался в коллектив. Однажды Юра неожиданно в октябре позвонил мне в Москву и очень просил приехать.Октябрь был на радость по-бархатному теплым. Взяла с собой свою подругу Лиду Филиппову и мы приехали. В доме тогда Юра жил один. Мы вели хозяйство и жили в райской тишине и радостном общении. Однажды Киселев, как он нам сказал, случайно, убил соседскую курицу из рогатки и потребовал, чтобы мы с Лидой ее разделали и сварили, чтобы "замести следы". Мы с Лидой сидели на табуретках, молча глядя друг на друга, не зная, с чего начать. Между нами лежала невинно убиенная птица...Я впервые в жизни совершала ощип. Но бульон мы сварили. Как ни странно, сосед не пришел. И все обошлось.
Всю жизнь помню яркие живописные эпизоды... Как Наташа Туркия утром, после ночных бдений, вошла в бирюзу морскую прямо в красном платье и поплыла... Помню, как плавал Юра. Вода его, загорелого, нежно качала, как кусок самшита, и плыл он мощно и легко... Помню, как мы с ним на его драндулете ездили куда-то поздно ночью за вином, а потом по дороге Юра зарулил на какой-то утес, довольно высоко над морем, и мы с ним разговаривали под лунным звездным теплым коктебельским небом, а внизу мурлыкало , блестя темной гладкой шерстью, море... После уничтожения Юриного "гнезда" я поклялась, что больше не приеду в Коктебель. И клятву сдержала. Но приехала все же  в 2008-м году, почти через 14 лет после смерти Юры.  С концертами, кстати, вновь в доме Волошина в том числе, но уже без М.С.Волошиной...  И свой шок от увиденных перемен  я несу по сей день.
Как я любила это уникальное место! Для меня оно стала первым в моей жизни местом силы. Здесь, в 70-х, царила уникальная иллюзия свободы, в которую душа ныряла также упоенно, как и мы в чистое тогда еще море. В 1979-м году чистильщики из alma-mater "шеф-повара" сожгли Киселёвку, как жгут обычно осиные гнёзда.  И после этого я  замуровала в душе память о нем.
Пишу потихоньку книгу воспоминаний. Прозо-поэтическую. Самое славное время - моя юность - в вольном городе Коктебеле, так мы его тогда звали.
Вот отрывок. Здесь мое восприятие 2010-х сплетается с тем, самым дорогим, когда мы все были настоящие. В воспоминаниях стихотворное  перенизано прозой. Дай Бог, допишу. Если случится, в сентябре съезжу все же с Божией помощью...
КОКТЕБЕЛЬ.
А в Коктебеле все фигово.
Над ним кружит бессонный гомон
Отнюдь не перелетных птиц.
Чужой в нем воцарился гомон
И перед ним пал город ниц.
Пал ниц, но до конца не сдался.
И призрак вольности остался,
Когда в заплыве за буйком
Ты глянешь искоса, тайком
На профиль сызмальства знакомый,
И вдруг поймешь, что снова дома!
И вновь на горку вечерком
Неспешным двинешься ползком
На Киселевку, к дяде Юре.
Здесь все - де-факто и де-юре -
И звезды КГБешных прений,
И обладатели госпремий
Тут алкаши, хипы и крали
Со всех концов страны бескрайней:
Из Киева и Кишинева,
Хабаровска и Могилева,
Из Комарово, Бирюлево,
Тбилиси, Еревана, Пскова,
Из Бухары, Экибастуза -
ХудожничкИ, поэты, музы,
Цвет нации, позор державы -
Тут Юлий Ким и Окуджава,
Разжалованный Григоренко,
Двуликий Женя Евтушенко,
Якир, Сапгир и Мессерер,
Заде Турсун и Искандер,
А также тайные агенты,
Святая свита диссидентов.
И всем всегда хватает места -
И знаменитым и безвестным,
Здесь все дружны и все равны...
И, безусловно, влюблены...
Сюда приходят с сокровенным:
С водярой, сухоньким, портвейном,
В прибое песен и стихов
Под водочку, светло и мило,
Кайфует, сидя у камина
Хозяин Юра Киселев...
Безногий Юра Киселев
В своем ручном кабриолете
Летит, как полуночный ветер,
За пополнением вина.
И рядом восседает дива,
Струятся волосы игриво
И жадно лижет их луна...
Былое пробуждает думы.
Что делать и кого винить,
Когда давно истлела нить,
Пусты беспамятные трюмы,
Скушна, скудна прямая речь.
Игра давно не стоит свеч...