Изгой

Сонный шелест страниц учебника, скрип ручки по тетрадному листу. Желтый свет лампы. На нечетный страницах тетради писать всегда приятно. Будто начинаешь что-то с чистого листа. А на обороте – нет. Словно изнанка чьей-то жизни. Еще немного и работа будет выполнена. Точнее сказать, домашнюю работу Вероника выполнила еще днём, а сейчас занималась подготовкой к экзаменам. Сколько времени то? Дома давно все уже спят. Полночь. Пора и мне ложиться: завтра нужно встать до уроков, повторить даты к историческому диктанту.

Вероника училась в одиннадцатом классе. Была отличницей, умницей, активисткой. Ее неизменно выбирали старостой класса, участником знаменной группы, она из года в год ездила на все районные олимпиады, пела в хоре. Только со сверстниками дела у нее не ладились – списывать все у нее были готовы, а вот по-настоящему дружить никто не хотел. На переменах веселая стайка ее одноклассниц собиралась у подоконника просторной рекреации и щебетала о чем-то своём. Вероника пару раз пыталась примкнуть к стайке, только говорить с ними ей было не о чем. Она ловила каждое слово, следила за тем, кто и что отвечает, планировала свои реплики, только вставить слово в разговор не смела. Потом, смирившись, стала оставаться на переменах в классе, делая вид, что бескрайне увлечена учебником и подготовкой к уроку.

С противоположным полом дела и вовсе не ладились. Вероника знала, что почти все ее одноклассницы давно дружат с мальчиками. Ей тоже очень хотелось с кем-то дружить. Однако на Веронику внимание обращали, только если впереди была контрольная. Тогда к ее парте выстраивалась длинная очередь желающих посидеть рядом. А в остальные дни ее не замечали. Вероника рассматривала своих одноклассников – долговязых, в прыщах, в плохо почищенных ботинках и представлял себе, как кто-то из них когда-нибудь пригласит ее на свидание. Может Дима Матросов? Нет, это слишком занят футболом, смотрит все матчи, а все свободное время проводит на стадионе. Паша Зайцев? Тоже вряд ли. Он с Тани Началовой глаз не сводит, а у нее только и разговоров, что о нарядах и косметике. Ее мама торгует одеждой на рынке, и Таня всегда приходит в школу как на подиум. Вероника донашивала одежду за старшей сестрой. А иногда даже за братом. Олег Тихонов? Он, кажется, собственной тени боится. Заикается страшно, даже фамилию свою произнести не может: «ти-ти-ти» и всё, класс укатывается со смеху, продолжать уже невозможно. Однажды на уроке математики ему нужно было сказать «квадратное уравнение», но он так заволновался, что вышло «ква-ква». Его за это прозвали Лягухой. Но даже Олег в сторону Вероники не смотрел.

В феврале Вероника заболела.  Пропустила новую тему по химии и попала ровно к самостоятельной работе. Хотя дома пыталась разобраться с гомологическим рядом алканов самостоятельно, но задачи давались ей с трудом. После непродолжительных военных действий по занятию парты рядом с Вероникой, Толик Самохвалов оккупировал территорию и сиял, как медный рубль. Его жизнь удалась. Двойки по химии точно не будет, а значит папа разрешит пойти к соседу играть в телевизионную приставку.

Но планам Анатолия не суждено было сбыться. Все сорок минут Вероника сидела над собственной тетрадью и не обращала внимания на своего соседа. Он ее толкал, что-то злобно шипел в ухо, пару раз пытался отобрать тетрадь – все старания были тщетны. В конце концов Толик сдался, переписал условия задач в тетрадь, чтобы совсем не было пусто, и сдал работу. Элла Леонидовна, опытная, влюбленная в свой предмет учитель химии, писанины Толика не оценила. Толик получил двойку.

– Что, дура образованная, добилась своего? Как я домой-то теперь пойду? Ты знаешь, что папка со мной сделает? – Толик весь свой гнев обратил на Веронику.

Та сидела, вжимая голову в плечи и закрываясь тетрадью, в которой вместе с несколькими исправлениями красной ручкой стояла четвёрка.

– Что, жалко было помочь? Жалко, тебе спрашиваю? – Толик швырнул тетрадь на парту, где сидела Вероника, со всей силы пнул её рюкзак и вылетел из кабинета.
На скандал уже собрались одноклассники. Большинство хихикали, опоздавшие пытались узнать подробности произошедшего.

– Поругались, голубки, – подшутила над Вероникой Таня Началова, – милые бранятся – только тешатся.

После звонка Толик снова пришел за парту к Веронике. Сидел мрачнее тучи, к Веронике не поворачивался, ни с кем не разговаривал. Учительница задерживалась. Для напуганной Вероники время казалось резиновым. Напряжение между ею и ее соседом можно было пощупать. Такое густое, мрачное, удушливое напряжение. Похоже на грозовую тучу, которая посреди знойного лета готова разразиться не то градом, не то снегом.

Наконец Элла Леонидовна вошла в кабинет. Все встали. Она быстро поздоровалась и разрешила садиться. В этот момент произошло что-то невероятное – Толик, вместо того чтобы занять место на стуле, вдруг с грохотом свалился на пол. Дело в том, что его стул таинственным образом пропал. Класс покатился со смеху. Толик сначала оглядел всех в поисках виновного, потом рывком поднялся на ноги. Тут еще одна волна смеха прокатилась по классу. На штанах Толика, сзади, как раз в том месте, где должен проходить центральный шов, красовалась огромная дыра. Толик, по глазам одноклассников догадавшись, что случилось, быстро схватил рюкзак, прикрыв стыдобу и убежал из класса прочь. Только когда хохот немного успокоился, и 11 «А» из пчелиного улья стал превращаться в обычный класс, Вероника аккуратно вернула стул Толика на место. Ее сердце колотилось. Никогда она не посмела бы вступить в открытую перепалку с Самохваловым. Но жажда справедливости не давала ей успокоиться. Она должна была отомстить за публичные оскорбления, и она сделала это.

Жизнь потекла своим чередом. О происшествии скоро забыли. Дело шло к весне. Снежная каша сменилась зелеными всходами на школьных грядках. Ветки деревьев, что заглядывали в открытые окна, уже покрывались молодыми листочками. 11 «А» собирался на урок английского. Еще вчера этот злосчастный урок обещали заменить просмотром какого-то познавательного фильма, но, с оборудованием что-то пошло не так, и сейчас унылая стайка школьников, едва переставляя ноги, плелась изучать Happy English. К уроку был задан текст наизусть, стоит ли говорить, что текст никто даже не начинал учить. Даже Вероника. Ситуацию в свои руки решил взять Толик.

– Если мы скажем, что текст никто не учил, она всему классу двойки не поставит. Зачем оно ей надо под конец учебного года. Просто надо договориться, чтобы никто не начал геройствовать.

Толпа неуверенно кивала. План был хлипкий, но другого не было все равно. Ребята расселись за парты. Вероника сидела на первой, прямо перед учительницей. На парте лежал раскрытый учебник со злосчастным текстом. «Blue whales» - гласил заголовок. Текст занимал почти целую станицу и рассказывал о самых больших животных, когда-либо существовавших на Земле, о синих китах.
Ирина Николаевна осмотрела класс поверх очков и начала по списку проверять домашнее задание.

– Анфимов? Не готов? Жаль, очень жаль, – в журнале появилась первая двойка.

У Вероники ёкнуло сердце. Она судорожно, не разжевывая, не понимая смысла, стала глотать английские слова со страницы учебника.

– Букреева? Ну что ж, решили бойкотировать выполнение задания? Зайцев? Началова? Матросов? Да вы что, сговорились что ли?

На странице журнала в столбик, одна за другой появлялись двойки. Руки Вероники стали мокрыми и дрожали. Губы беззвучно повторяли не то слова молитвы, не то текст домашнего задания.

– Пушкарёва, - наконец, дошло дело до Вероники, - еще скажи, что и ты не готова!

Ирина Николаевна вопросительно и строго смотрела на обитательницу первой парты. Вероника встала. Попыталась привести в порядок дыхание. Класс вопросительно смотрел на неё. Они, наивные, еще верили в свой план. Никто не видел, что двойки одна за другой попадали в журнал! Не в личную тетрадочку Ирины Николаевны, не карандашиком, а в самый настоящий классный журнал, безапелляционной синей пастой.  И от них зависела четвертная оценка, годовая, а у некоторых и такая долгожданная, выстраданная золотая медаль.

– Blue whales… - начала неуверенно Вероника, потом закрыла глаза и дальше стало легче. Череда двоек в журнале была разбавлена пятёркой.

Если бы можно было игнорировать Веронику еще сильнее, чем раньше, то после синих китов одноклассники это непременно бы сделали. А так – все оружие против неё уже было использовано. Надписи по побелке в раздевалке «Пушкарёва дура» обвели еще раз, но они от этого не стали обиднее. Вероника давно не обращала на них внимания. Для неё они были частью узора стен, той хитрой вязи, которой были украшены туалеты, коридоры и раздевалки всех школ. За партой Вероника сидела одна, но это было совершеннейшей обыденностью для неё. Если по дороге в школу или из школы ее видели одноклассники - переходили на другую сторону дороги, не здоровались. Но и к этому девочка давно привыкла.

Настоящей неожиданностью для неё стала записка, прилетевшая невесть откуда во время урока истории. «Гулять пойдёшь?» - нацарапано кривыми буквами на смятой бумаге. Батюшки, да это же приглашение на свидание! Вероника осторожно подняла глаза. Она готова была к чему угодно. Скорее всего это очередной розыгрыш, суть которого еще не ясна. С соседнего ряда на неё вопросительно смотрел Олег Тихонов. Тот самый, который страшно заикался и не мог выговорить свою фамилию. «Если вы хотите иметь то, что никогда не имели, — начните делать то, что никогда не делали», - промелькнули в голове Вероники слова кого-то из великих. Рука сама собой, без участия своей обладательницы, вывела на бумажке две аккуратных буквы «да».

Вечером после школы Олег зашел за Вероникой домой. Дома была мама.

– Ника, это к тебе! Заходите молодой человек, чаю хотите? - засуетилась мама.

– Ничего он не хочет, - перебила ее Вероника, боясь, как бы мама всё не испортила и не начала обсуждать планы на ее счастливое будущее с Тихоновым, а еще хуже – показывать фото Вероники в несознательном возрасте.
Вероника вытолкнула Олега на лестничную площадку и торопливо закрыла дверь.

– Куда пойдём? – спросила она Тихонова, чтобы поскорее скрыться из зоны доступа мамы.

– Мо-мо-может, перекусим? – предложил Олег, намекая на кафе.

– Нет, что ты, я не голодная, - не поняв намёк кавалера, ответила Вероника.

– Ну-ну-ну, тогда просто погуляем, ку-куда глаза глядят.

Темы для разговоров нашлись сами собой. Оказалось, что Олегу нравятся те же фильмы, что и Веронике, что он тоже никогда не был на море. Что дома у него живёт огромный кот Бегемот, и назвал он его в честь героя из любимого романа Вероники. Олег, увлеченный рассказами о том, что ему интересно, почти не заикался. Сначала Вероника старалась, как в беседах с одноклассницами, все детально продумывать, принимать решение, что уместно сказать, а что нет, а потом беседа потекла сама собой, и это было так здорово! Час пролетел незаметно. Домой счастливая Вероника вернулась, словно на крыльях. Улыбка не сходила с её лица.

Она готова была забросить в дальний угол все учебники, получить хоть тысячу двоек, это бы ни на грамм не уменьшило её безграничное счастье.

В класс на следующий день Вероника зашла, высоко подняв голову и расправив плечи. Она разглядела цветы в горшках под самым потолком. Интересно, были ли они там раньше? Света в кабинете будто бы стало больше. У Эллы Леонидовны новые очки. Вероника стала глазами искать Олега. Вот он, улыбается с соседнего ряда. А ведь он за 11 лет ни разу не попытался у нее что-нибудь списать. Интересно, как он учится? Хотя, не интересно! Разве это важно? Олег что-то написал на бумажке и кинул ее в сторону Вероники. Но в какой-то момент с места подскочил Толик и перехватил послание.

– О, гляди, - Толик театрально растягивал гласные, - да тут у нас Ромео и Джульетта! Ребята, хотите прочитаю вслух?

– Не-не-не, - пытался протестовать Олег, но его никто не слушал. Он понял, что не сможет совладать с волнением и сник. Его вид был жалок.

– С тобой было интересно, давай погуляем еще раз! -  торжествующе прочитал Толик и залился ехидным смехом. Записка пошла по рукам. Ее перечитывали снова и снова.

– Ей, Пушкарёва, это с тобой ему было интересно? – не унимался Толик.

Класс устремил взгляды на Веронику. Учебник химии, в который на пыталась спрятаться, делая вид, что повторяет домашнее задание, не спасал. Всё было ужасно. И жалкий Олег, который боялся поднять на нее глаза. И смеющиеся одноклассники. И Толик, который возвышался над Вероникой, как следователь на допросе.

– Тебя спрашиваю, тебе записку Лягуха написал?

Вероника заплакала.

– Нет, не мне, - сквозь слёзы выкрикнула она, понимая, что этим кладёт конец всему хорошему, что было в ее жизни за последний год.

Непонятно, кому она помогла своим отрицанием. Класс смеялся, как и раньше. Надпись в раздевалке осталась на своем месте, и, возможно, если сейчас вы посетите ту самую школу, еще сможете увидеть её. Олег так и остался Лягухой.
Вероника струсила. Побоялась признаться, что гуляла с ним. Она привыкла быть одиночкой, ей давно было не больно от старых шуток одноклассников. А тут они затронули что-то новое, светлое, чистое. То, что хотелось от них спрятать, уберечь.

Вероника получила золотую медаль. Окончила педагогический университет, стала там преподавать. Защитила диссертацию, посвященную проблемам заикания у детей. На встречи одноклассников она никогда не приходила. Несколько раз пыталась найти в Интернете Олега Тихонова, чтобы посмотреть, как он устроился в жизни, но как только видела на фото его улыбающееся лицо, закрывала ноутбук – мучило чувство вины. Дома Веронику никто не ждал кроме огромного кота по кличке Бегемот.