Учительница русского Глава 27

Фрау Мейер-Гейденгаген встретила Варвару с искренней радостью.

- Ну, наконец-то хоть одно милое лицо! - сказала немка. - Знаете, при нынешних обстоятельствах да ещё на нашей должности редко можно расчитывать встретить добрый взгляд и искреннюю улыбку!

- Каких обстоятельствах? - аккуратно поинтересовалась Варвара, стараясь незаметно стряхнуть снег с воротника своего пальто.

- Милая, вам ли не знать, что мы находимся в крайне стеснённом положении! Дипломатический корпус очень зажат извне политическими процессами, от нас мало зависящими. Мой муж очень старается, но и у него не всегда выходит сохранить с местными властями положительную ноту в общении. Теперь вот и вы нас покинули! Но я вам не пеняю, я вполне понимаю ваше решение, хотя без вас нам стало в два раза труднее.

- Простите меня, фрау Мейер-Гейденгаген, мой муж арестован, я и сейчас пришла к вам как можно более незаметно, под покровом сумерек.

Варвара долго думала, как объяснить свой уход из консульства, больше похожий на бегство. Она опасалась, что её вообще не примут сегодня, захлопнув дверь перед самым носом. Господин Кремер, во всяком случае, был весьма удивлён, встретив Варю на лестнице, и одарил её самым презрительным взглядом, на какой только смог договориться со своей тактичностью. Он патологически не выносил людей, не умевших исполнить свои обязательства. И наплевать, что могут возникнуть обстоятельства… Договорённость, устная ли, письменная ли, - это дело чести, и нет ничего более мерзкого, чем подвести людей, которые возлагали на тебя какие-либо ожидания. Для него Варвара перестала существовать, и поэтому он был искренне удивлён, увидев её живой и здравствующей, несмотря на этот, скорее всего, напускной, оттенок грусти во взгляде. Он надеялся, что у фрау Мейер-Гейденгаген хватит мозгов, чтобы повторно не приветить эту курицу.

Варваре в той же степени было наплевать на Кремера, она даже радовалась, когда избавилась от необходимости постоянно терпеть на себе его придирчивый взгляд. А вот бывшей хозяйке Варвара все-так решила сказать правду. Правда - она всегда лучше, чем увиливания и самооправдания.

- Да, я понимаю, о чем вы, милая, и чего вам стоило прийти сюда, - сокрушалась фрау, но, похоже, и она не до конца представляла себе всей сложности положения Варвары. Ни всей сложности надвигающейся на всех трагедии, предотвратить которую дипломатический корпус был действительно уже не в силах. Ни всей сложности положения собственного мужа. Она действительно была поклонницей Гитлера, рукоплескала его публичным выступлениям, - возможно, чего-то в них не улавливая и закрывая глаза на малопонятные факты. Имя Адольфа Гитлера было очень модно и слетало с придыханием с губ всех её соотечественников. Здесь же, на чужбине, она не находила в окружавших её людях восторга и сочувствия по поводу политического курса своего рейхсканцлера, и от этого ей очень хотелось домой. Фрау Мейер-Гейденгаген стойко переносила все тяготы роли консульской жены, потому что, хотя их нахождение здесь уже больше походило на нелепую бутафорию, ей, как даме экзальтированной, всё казалось, что они здесь ещё что-нибудь да значат. - Думаю, что для вашего визита должна была найтись какая-то серьёзная причина?

- Да, я, собственно, пришла просить вас, фрау Мейер-Гейденгаген, о протекции для мальчика Вильгельма Герхарта. Вы, наверное, его помните. Это сын Ульриха Герхарта, промышленника, который одно время жил у вас. Он даже говорил, если я не ошибаюсь, о каких-то родственных связях с вами?

- Нет, у нас нет таких родственников! - поспешила заверить фрау, но тут же осеклась и добавила, - хотя… возможно, он дальний родственник моего мужа, я не знаю, - нужно спросить у супруга. А мальчика я помню! И что же с ним приключилось?

- Его отец пропал, сбежал в неизвестном направлении, оставив мальчика совсем одного.

- Может, загулял? Ничто человеческое не чуждо промышленникам, даже, скорее, наоборот. Вы знаете, у них гораздо больше денег, нежели даже у нас, сотрудников дипмиссии, - но это не мешает им постоянно клянчить нашей помощи или ходатайства. Их, знаете ли, совершенно не смущает жить за наш счёт!

- Я не знаю, что с ним стряслось. Сын рассказал только, что отец пропал при странных обстоятельствах… Я, если честно, полагала, что вы лучше меня осведомлены о случившемся.

- Бедный мальчик! Нет, мне ничего не известно об этой ужасной истории! В противном случае, мы бы уже давно позаботились о Вильгельме. Где он сейчас?

- Он у меня дома. Мы приютили его, но я не уверена, что мы сможем долго заботиться о нём. Не поймите меня неправильно! Он - замечательный, но ситуация вокруг моей семьи такова, что…

- Да-да, конечно, я всё понимаю, не утруждайте себя ненужными объяснениями! В моих глазах вы - истинная героиня, самая великодушная фрау из всех, кого я только встречала в Советском Союзе! Вы сделали мне столько одолжений! А прокрасться сюда под покровом темноты, рискуя собой… Это просто подвиг! Послушайте, я поговорю сегодня вечером с моим мужем. Он сейчас на важном мероприятии, но я надеюсь, что смогу уже сегодня поговорить с ним и дать вам ответ. Какое у нас сегодня число?.. 15 декабря. Мы тут все в приготовлениях к Рождеству, - заметила фрау Мейер-Гейденгаген, - так хотелось бы отпраздновать его дома! Но нам не одобряют отъезд на вакацию. А тут, тут мы, к сожалению, даже стол хороший не сможем накрыть, многие продуктовые лавки нам не отпускают… Но ничего, пойдёмте, я покажу вам нашу ёлку. Это моя единственная отрада к празднику в этом году, мужу презентовали из какого-то таёжного лесничества. Она пышная и такая огромная, что мне даже не хватило игрушек, чтобы украсить её со всех сторон. Пришлось сзади оставить без украшений.

Ёлка Мейер-Гейденгагенов действительно была внушительных размеров и производила неизгладимое впечатление, возбуждая почти детский восторг. И для Варвары это было зрелище, которое впервые за несколько месяцев подарило душе замершее во времени ощущение счастья. Варя тут же вспомнила праздники, устраивать которые её бабушка была искусница. Все наряжалось, украшалось с большим вкусом. Приходила Ксения, и девочки обменивались подарками, затем шли кататься на салазках или коньках. Как давно это было, - кажется, в прошлой жизни! Поблёскивание гирлянды из фольги рассыпалось на множество огоньков, которые вдруг начали расплываться перед глазами Вари, - как будто кто-то нечаянно разлил стакан воды на эту прекрасную идиллическую картину. Варвара почувствовала, как в её глазах закипели слёзы и урезонила сама себя: «Э, уж не собираешься ли ты плакать!» Собравшись с силами, Варя поборола в себе ностальгическую грусть. Плакать при постороннем человеке было как-то совсем не комильфо.

- Спасибо вам, фрау Мейер-Гейденгаген! - тихо проговорила Варя.

- Помилуйте, за что же?!

- Ваша чудесная ёлка напомнила мне самые прекрасные моменты моей жизни! Я постараюсь как можно дольше сохранить это приятное впечатление!

Варя сдержала слово, потому что это действительно оказалось последним из её приятных впечатлений в жизни. Она шла по пустынной улице, тихо падал снежок, и сердце Вари наполнялось такой же тихой радостью грядущего Рождества несмотря на то, что этот праздник было запрещено пышно отмечать. В этот момент дорогу ей перегородили два человека в чёрных пальто.

- Товарищ Максимова, вы арестованы по обвинению в сотрудничестве с немецкой разведкой. Пройдите с нами!

Несколькими часами позже между четой Мейер-Гейденгаген состоялся разговор о Вильгельме Герхарте. Фрау с присущей ей впечатлительностью расписала несчастную судьбу мальчика и просила супруга помочь. В основном говорила именно она, а муж слушал, не перебивая и о чём-то глубоко задумавшись.

- Я подумаю, чем мы можем помочь этому мальчику, дорогая, но ничего обещать не могу. Тебе же прекрасно известно, что особенно теперь мы меньше всего должны афишировать нашу связь с Герхартом.

Продолжить чтение http://proza.ru/2023/07/27/1140