Хроники Крылатого Маркграфа. Бронзовый бюст

30 мая 1960 года

Иерусалим, Государство Израиль

В дверь энергично постучали. Колокольцев вздохнул – кого ещё чёрт принёс, спокойно отдохнуть не дают – и пошёл открывать дверь. В отличие от Рима, Парижа или Лондона, ему и в голову ни пришло ни добыть Вальтер-РРК из ящика стола и засунуть за спину за пояс брюк, ни даже заглянуть в глазок.

Ибо на территории Государства Израиль он – по личному приказу его старого друга премьер-министра Давида Бен-Гуриона - находился под круглосуточной охраной профессионалов из Шин-Бет. Службы внутренней безопасности еврейского государства. Поэтому в Иерусалиме ему было некого бояться.

Он открыл дверь. На пороге не так чтобы уж совсем неожиданно стоял его в некотором роде соотечественник Израиль Натанович Гальперин. Широко известный в очень узких кругах Государства Израиль как Иссер Харель.

Директор и фактический основатель легендарной Моссад – службы внешней разведки, а также и Шин-Бет. Фактически Харель был руководителем всей системы спецслужб еврейского государства в ранге советника премьер-министра по вопросам обороны и безопасности.

Его биография была просто идеальной для шпиона, ибо никто не знал ни где он родился, ни даже когда. По официальной версии, его документы были утеряны в кровавом хаосе российской гражданской войны, а что было на самом деле… да кто его знает.

Визит Гальперина Колокольцева не удивил, ибо они знали друг друга уже двенадцать лет. Причём не просто знали, а весьма активно работали вместе, успешно истребляя всяческую нечисть и нелюдь как на территории Государства Израиль, так и в соседних арабских странах. Нечисть и нелюдь, которая, к крайнему неудовольствию обоих, плодилась и размножалась ну если не как кролики, то неприятно близко к этому.

Колокольцев знал, что Харель ему отчаянно завидует и не менее отчаянно комплексует. И потому, что первый был среднего роста и атлетического телосложения (пусть и скорее восточного, чем европейского типа), а второй – коротышкой ростом 155 сантиметров.

И потому, что Колокольцев был старше его по званию – приказом лично первого премьер-министра Израиля Бен-Гуриона ему было ещё в 1948 году присвоено звание полковника Армии Обороны Израиля, а Харель дослужился всего-то до подполковника. И потому, что – Харель это знал точно – достижений Колокольцева хватило бы на двадцать Харелей. А то и на все пятьдесят…

Тем не менее – и это Колокольцеву было точно известно – Харель его уважал просто безмерно. Как, собственно, и все его коллеги и руководители Государства Израиль, кому было известно о существовании Колокольцева.

Они обменялись энергичным рукопожатием, после чего Колокольцев махнул рукой в сторону просторной гостиной: «Заходи»

Харель благодарно кивнул, прошёл в гостиную и опустился на диван. С уважением констатировал: «Обожаю твою мебель. Говорят, ты её из самой рейхсканцелярии умыкнул?»

Колокольцев опустился в кресло: «Брешут. Я её приобрёл в одной из лавок Валленбергов. Ещё в сорок седьмом, когда купил этот дом…»

«Ты был так уверен, что мы выстоим?» - удивился Харель.

Колокольцев рассмеялся: «Ещё бы вы не выстояли – после того, как я столько вбухал в поставки для вас оружия. Меня тогда мой финдиректор чуть на ноль не умножил. У него дебет с кредитом потом год не сходился…»

«Так он же еврей?» - удивился Гальперин. Колокольцев усмехнулся:

«Янек уже давно не понимает, кто он. То ли еврей, то ли немец, то ли поляк, то ли вообще русский. Он понимает только, что он финдиректор от Бога…»

И сразу перешёл к делу: «Ты здесь по поводу Эйхмана? Кстати, мои поздравления…»

11 мая 1960 года прямо на улице Буэнос-Айреса Эйхман был схвачен группой агентов Моссад. 20 мая врач-анестезиолог Йона Элиан сделал Эйхману укол транквилизатора, после чего тот был вывезен в Израиль под видом якобы внезапно заболевшего члена экипажа самолёта израильской авиакомпании El Al. Операцией по похищению Эйхмана руководил директор Моссад Иссер Харель.

«Спасибо» - улыбнулся Гальперин. «Я здесь, во-первых, для того, чтобы поблагодарить тебя от имени всех… ну, в общем, ты знаешь, кого»

«Меня-то за что?» - совершенно искренне удивился Колокольцев. «Ни я, ни мои люди никакого участия в этой операции не принимали. Даже информацию не сливали…»

«За невмешательство» - спокойно ответил Харель. «И не делай вид, что если бы ты захотел вмешаться, не видать нам Эйхмана как своих ушей…»

Колокольцев удивлённо пожал плечами: «Зачем мне вмешиваться? Я ещё после Будапешта собирался пустить в расход это дерьмо. Руки пачкать только не хотелось. Так что я очень рад, что до него наконец добрались…»

«Ты не боишься, что он заговорит?»

«Обо мне?» - усмехнулся Колокольцев.

«О Роланде фон Таубе» - спокойно ответил Харель. «О личном помощнике рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. О неофициальном наблюдателе за эйнзацгруппами, инспекторе лагерей смерти, О том, кто лично участвовал в Ванзейской конференции. Не говоря уже о том, что буквально заставил молчать Его Святейшество Пия XII»

Колокольцев совершенно спокойно и беззлобно рассмеялся: «Ты забыл триста тысяч евреев, которых Роланд фон Таубе спас от Аушвица и Треблинки. Собибора и Майданека. Хелмно и Бельжеца. Расстрельных рвов…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «Это во-первых. Во-вторых, Эйхман может нести всё, что ему угодно. Я заплачу тебе десять тысяч долларов – я не шучу – если ты принесёшь мне хотя бы одно письменное доказательство существования Роланда фон Таубе…»

Директор Моссад изумлённо уставился на него. Колокольцев рассмеялся: «Иссер, ну не надо держать меня за идиота. И рейхсфюрера тоже. Роланд фон Таубе – это фантом. Игра воображения. Кому-то что-то привиделось, кому-то что-то послышалось – и не более того…»

«Так тщательно вычистили?» - с уважением осведомился Харель.

«Чистить было нечего почти» - спокойно ответил Колокольцев. «Все мои операции, начиная с 1933 года… и даже ранее либо вообще не имели документального подтверждения, либо я в них проходил под разными псевдонимами. Ни Зондеркоманды К, ни Отдела IV-H никогда официально не существовало… а то, что существовало, лежит в таком сейфе, до которого не добраться никому…»

Глубоко вздохнул – и продолжил: «В-третьих, всё руководство вашего государства…»

«И твоего тоже» - поправил его Иссер Харель. С усмешкой добавив: «господин полковник Ариэль Леви…»

Колокольцев его проигнорировал. Просто невозмутимо продолжил:

«… в полном составе настолько по самые уши во всех моих операциях с евреями – один только город Харон чего стоит, а про бартер евреи-в-обмен-на-нефть я вообще промолчу, что если это всё выплывет наружу, Государство Израиль рухнет безо всякой арабской агрессии…»

«В-третьих» - с хищной усмешкой продолжил он, «у Эйхмана на воле остались любимая жена Вероника и ещё более любимые дети. Аж четверо – Клаус, Хорст, Дитер и Рикардо…»

И подвёл черту: «Так что, мой дорогой Иссер Харель, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что Адольф будет молчать как рыба. А если вдруг его понесёт, все упоминания о фантоме в протоколах его допроса исчезнут без следа…»

Затем понимающе усмехнулся: «Но ты всё это и так знаешь…»

Директор Моссад кивнул: «Знаю, конечно»

«Тогда я очень внимательно слушаю про во-вторых» - улыбнулся Колокольцев.

Харель глубоко вздохнул – и продолжил:

«22 мая на заседании Кнессета твой друг и наш премьер-министр Давид Бен-Гурион заявил, что Адольф Эйхман находится в Израиле и в скором времени предстанет перед судом…»

«В скором времени – это через год в лучшем случае» - усмехнулся Колокольцев.

«Во-вторых – это как раз об этом…» - вздохнул директор Моссад.

«Очень интересно» - с удивлением произнёс Колокольцев. «Я очень внимательно тебя слушаю…»

«Все ключевые фигуры процесса уже известны» - констатировал Иссер Харель. «Главным обвинителем будет…»

«… генеральный прокурор Государства Израиль Гидеон Хаузнер» - закончил за него Колокольцев. И объяснил: «Обвинителем на таком процессе никого другого и представить невозможно…»

Затем продолжил: «Главным судьёй будет Моше Ландау, я так полагаю…»

«Откуда ты…» - Харель аж запнулся.

«Дедукция, мой друг Иссер, дедукция» - усмехнулся Колокольцев. «Всё очень просто, на самом деле. Верховный судья Государства Израиль, родился и вырос в Данциге, свободный немецкий, никто в его семье не то, что не погиб в Холокосте, а даже не пострадал. Больше никакой кандидатуры не просматривается совсем…»

И предсказуемо спросил: «Адвокат из Германии, конечно?»

Директор Моссад кивнул: «Роберт Серватиус. Его предложила семья Эйхмана – он согласился…»

Колокольцев кивнул: «Знаю его. Видел на Нюрнбергском процессе. Он защищал НСДАП как организацию и Фрица Заукеля – а потом моего знакомого Карла Брандта на так называемом процессе врачей…»

«И что ты думаешь?» - обеспокоенно спросил Харель.

Колокольцев развёл руками: «Без комментариев. Иначе я сейчас тебе такую лекцию прочитаю обо всех этих процессах…»

Гальперин кивнул: «Я понял. Не надо лекции – я сам много чего могу сказать»

И осторожно продолжил: «По понятным причинам, им нужно знать, что на самом деле происходило во время Холокоста и какова на самом деле была роль Эйхмана…»

«Ты же понимаешь» - спокойно ответил Колокольцев, «… что я не могу выступить на процессе по делу моего в некотором роде коллеги. Ибо меня официально не существует. Есть люди с вымышленной биографией – израильтянин, британец, француз – а меня нет, не было и быть не может…»

И тут же сбросил бомбу. Атомную. Хиросимской мощности.

«Хотя очень жаль, конечно…»

«Ты хотел бы выступить на процессе Эйхмана???» - изумился Харель.

«Ты даже себе не представляешь, как» - усмехнулся Колокольцев.

«И что бы ты сказал судьям?»

Колокольцев пожал плечами: «Что Эйхман – омерзительный серийный массовый убийца, который заслужил виселицу с полмиллиона раз как минимум. Что он серая посредственность, зол не весь мир за то, что ему так и не дали полковника – а он для этого из кожи даже не вылезал, а выпрыгивал…»

Глубоко вздохнул – и продолжил: «Что, в отличие от Гиммлера, Гейдриха, Поля, Глобочника и прочих генералов СС он банальный винтик в огромной машине, которую создал не он – его тогда и близко рядом не было. Да, очень важный – но всё равно лишь винтик…»

Затем внимательно посмотрел на директора Моссад и честно предупредил: «А то, что я скажу дальше, не понравится никому вообще, кроме адвокатов и недобитых национал-социалистов. И тебе тоже. Очень сильно не понравится…»

«Я переживу» - уверенно заявил Харель. «Вперёд»

«Сам напросился» - усмехнулся Колокольцев. И продолжил: «Я сказал бы им, что, как вы там не выпрыгивайте из своих мантий и всего остального и к чему бы вы Эйхмана ни приговорили, юридически ваш процесс ничтожен, а Эйхман невиновен. И это всем вам, Государству Израиль и всем евреям мира ещё выйдет таким боком, что вы сто раз пожалеете, что не повесили оберштурмбанфюрера на первом суку на улице Гарибальди в Буэнос-Айресе…»

Директор Моссад молчал, переваривая услышанное. Переваривалось плохо. Колокольцев продолжал.

«Я сказал бы им, что, как вы там не выпрыгивайте из своих мантий и всего остального, у вас не получится скрестить ужа мести с ежом правосудия. Что оперативники Моссад своими подвигами в Аргентине заработали себе пожизненное по совокупности похищения, незаконного лишения свободы, использования психотропов в криминальных целях и трансграничного human trafficking.

Так что любой суд, который руководствуется не жаждой мести и пиаром Холокоста, а международно признанными юридическими нормами, немедленно освободит Эйхмана из-под стражи, а доблестных агентов Моссад посадит в кутузку – кстати, и тебя тоже, как организатора всего этого беспредела…»

Харель продолжал молча слушать. По выражению его лица было видно, что ему было очень неприятно, но он терпел. Колокольцев уверенно продолжал:

«Что это позорное судилище вообще не суд, а всё это действо не имеет никакого отношения ни к правосудию, ни вообще к юриспруденции. А Эйхман, которому приговор уже вынесен пятнадцать лет назад как, тут пятое колесо в телеге…»

Харель попробовал возразить, но Колокольцев ему не позволил:

«Прекрати лицемерить, Иссер. Ты же умный человек, гений даже… почти. Поэтому не придуривайся – ты прекрасно знаешь, что если брать суть дела, а не юридические формальности, то приговор может быть только один. Смертная казнь через повешение, ибо пулю на это дерьмо вы тратить не будете точно…»

Глубоко вздохнул – и продолжил:

«Я сказал бы им, что этот так называемый судебный процесс чисто политическая акция, цель которой состоит в том, чтобы международное сообщество вспомнило о Холокосте, а западногерманская Фемида подняла, наконец, свою толстую задницу и начала всерьёз привлекать к ответственности участников Холокоста…»

И, усмехнувшись, добавил: «Последнее – это единственное, в чём я с вами полностью солидарен…»

«Думаешь, поднимет?» - с надеждой спросил Харель.

«Поднимет, конечно» - уверенно ответил Колокольцев. «Только вас ожидает разочарование столетия…»

«Почему?» - удивился директор Моссад.

«Потому, мой дорогой Иссер» - наставительно объяснил Колокольцев, «что ФРГ – это тебе не Государство Израиль. Там беззаконие не прокатит. Там юридические нормы будут соблюдаться безукоризненно. А если их соблюдать…»

«Я понял» - мрачно кивнул Харель. «Если их соблюдать, то либо вообще ничего не докажешь, либо докажешь какую-то мелочь…»

«Совершенно верно» - подтвердил Колокольцев. И продолжил: «Кроме того, это вы тут можете специально для Эйхмана восстановить смертную казнь, а потом снова отменить. Креативно, не спорю - но по сути полный юридический беспредел…»

Его визави снова попытался возразить, но Колокольцев ему снова не позволил.

«Иссер, ну хватит, право слово. Ты же директор международного эскадрона смерти. И потому должен прекрасно понимать, что то, что вы сделаете с Эйхманом - это никакое не правосудие. Это отвратительное убийство из мести – отвратительное потому, что вы прикрываетесь фиговым листком юридического крючкотворства…»

Глубоко вздохнул – и продолжил: «Да, он это заслужил сотни тысяч раз – тут спору нет и быть не может. Но по сути это ровно то же самое, чем многие сталинские процессы…»

Директор Моссад изумлённо уставился на него. Колокольцев объяснил:

«Если ты внимательно изучишь сталинские процессы конца 1930-х годов, то ты увидишь, что многие известные их жертвы – самый яркий пример это Генрих Ягода – сотни раз заслужили пулю в расстрельном подвале. Но это не отменяет того факта, что эти так называемые процессы были банальным убийством. Актом государственного бандитизма. И ваш так называемый судебный процесс над Адольфом Эйхманом ничем не лучше…»

И продолжил: «В ФРГ никому такое и в голову не придёт. Поэтому максимум, на что вы можете рассчитывать, это пожизненное. С обязательной возможностью условно-досрочного, ибо LWOP только в США и в Британии…»

«Понятно» - мрачно произнёс Иссер Харель. «По состоянию здоровья и всё такое прочее. Плюс комфортные условия содержания…»

Колокольцев кивнул – и продолжил:

«А вот Государство Израиль и евреи по всему миру огребут по полной. Ибо вы уже дали антисемитам и юдофобам всех мастей пропагандистское оружие термоядерной мощности. Теперь все будут видеть в Израиле государство-террориста. Государство-убийцу, которое ради мести готово наплевать на любые международно признанные юридические нормы и правила поведения. Объяснить, к чему это приведёт или сам догадаешься?»

Директор Моссад мрачно кивнул: «Поддержка Израиля упадёт, а арабов вырастет. Будут бешеный рост антисемитизма, новые погромы, убийства евреев и прочие теракты… даже новая война…»

«Это того стоило, Иссер? А?» - жёстко осведомился Колокольцев. И тут же задал совершенно естественный вопрос:

«Ну вот почему ты мне не позвонил – ты же знаешь все мои номера? Мы бы сели с тобой… до хоть в этой гостиной, хлебнули бы моего любимого ирландского пойла, вспомнили бы былое, обмозговали бы всё это дело – и нашли бы решение несравнимо, несопоставимо лучшее, чем то, что вы тут уже наворотили…»

Всплеснул руками – и продолжил:

«Давид тоже хорош… друг, называется. Пригласил бы меня к себе, мы бы с ним посидели, тебя бы в компанию взяли. Перекинулись бы в старый польский преферанс, расписали бы пульку-другую… ну, и нашли бы решение…»

«Мы думали…» - начал было Харель. Тот махнул рукой и резко оборвал директора Моссад:

«Да знаю я, что вы думали. Братство СС и прочую чушь вы думали. Сто раз вам говорил, что я не СС. Я Братство Крылатого Маркграфа. И это после всего того, что я сделал для евреев вообще и для вашего государства, в частности. Стыд и позор… просто чёрная неблагодарность…»

«Значит, ты не станешь разговаривать с Ландау, Хаузнером и Серватиусом?» - в высшей степени разочарованно протянул Харель.

«С чего ты взял?» - рассмеялся Колокольцев. «Только дай мне месяц где-то. Я подготовлю для них этакий неформальный текст по истории Холокоста и дам почитать при мне. С собой взять не дам…»

«Это я прекрасно понимаю» - с облегчением усмехнулся явно повеселевший директор Моссад. И довольно улыбнулся: «Дам, конечно»

Затем вдруг резко поднялся с дивана и почти что приказал: «Поехали»

«Куда поехали?» - несколько насторожённо спросил Колокольцев. Харель объяснил:

«Ты меня совершенно не удивил своей… диатрибой. Мы с Давидом и Ицхаком Бен-Цви…»

«Я знаю, что Бен-Цви» - усмехнулся Колокольцев. «Понятно, что без президента Израиля никак…»

«… примерно этого и ожидали. И потому подготовили для тебя некую презентацию, которая…»

Он глубоко вздохнул: «Я рад, очень рад, что ты согласился. Мы тебе просто бесконечно благодарны…»

«Ящик водки» - бесстрастно объявил Колокольцев. «С тебя ящик водки… для начала»

«Ящик чего?» - изумился директор Моссад.

«Водки» - повторил Колокольцев. «Самой лучшей польской водки, какую только найдёшь…»

«Зачем?» - удивился Харель.

«Пить» - объяснил Колокольцев. «Давно надо было самому Эйхмана грохнуть, а то в голову дрянь всякая полезла, как только вы его сюда притащили. Только алкоголем и спасаюсь… пока»

«Операция Элизиум?» - участливо осведомился Иссер Харель.

Колокольцев покачал головой: «Нет, там как раз всё нормально было. Там я очень многих спас – на целый город хватило. Треблинка, Бельжец, Хелмно, Аушвиц, Майданек… да и расстрельные рвы тоже – вот это жуть полнейшая. Отвратительное ощущение полного бессилия – на твоих глазах людей на убой гонят тысячами, а ты сделать ничего не можешь…»

«Может, не надо тогда лекции для судьи, обвинителя и адвоката?» - заботливо спросил директор Моссад.

«Наоборот» - уверенно ответил Колокольцев. «Это меня как раз приведёт в норму». Глубоко вздохнул – и продолжил:

«Но до этого ещё надо дожить… так что ящик водки, не меньше. Да, и подгони мне полдюжины самых лучших шлюх, которых ты под дипломатов и прочих иностранцев подкладываешь. Говорят, ты такой бордель отгрохал – салон Китти и в подмётки тебе не годится…»

«Стараемся» - улыбнулся Харель. «Кстати, спасибо, что свёл меня с фрау Ульрих – она очень мне помогла…»

«Всегда пожалуйста» - улыбнулся Колокольцев. «Как она там – я её давно не видел…»

Директор Моссад задумчиво вздохнул: «Я никогда в жизни не видел такой абсолютно счастливой женщины. Готовится отмечать шестидесятилетний юбилей, выглядит на сорок пять максимум…»

Он запнулся, немного помолчал – и продолжил: «Знаешь, она светится изнутри. Светится мягким, тёплым, добрым и бесконечно любящим светом. А когда говорит о тебе…»

Харель снова запнулся – затем продолжил: «Она просто сияет. Как тёплое, ласковое солнышко. Ты невероятно счастливый человек – я никого не знаю, кого бы так любили…»

Немного подумал – и сказал: «Знаешь, всё равно поехали. Точнее, тем более поехали. Будем лечить подобное подобным…»

«Это как?» - удивился Колокольцев.

Иссер Харель загадочно улыбнулся: «Увидишь»

Директору Моссад полагался автомобиль представительского класса, поэтому Колокольцев совершенно не удивился, увидев припаркованный возле его дома новенький седан Rover P5 Марк I.

Когда «скиталец» вырулил на дорогу, ведущую в западную часть Иерусалима, Колокольцев сразу всё понял.

«Подобное подобным, значит» - усмехнулся он про себя. «Ну-ну…»

Но промолчал. Иссер Харель тоже был не расположен к разговору, так что до пункта назначения они доехали молча. Интуиция Колокольцева не обманула (странно было бы, если бы обманула), поэтому он совершенно не удивился, когда Ровер директора Моссад торжественно-благоговейно въехал на территорию Национального мемориала Катастрофы, всемирно известного как Яд ва-Шем.

После того, как Колокольцев, используя свои связи в ВВС Французской республики, приобрёл в своё личное пользование двухместный реактивный самолёт Фуга Магистр, он частенько летал в Землю Обетованную.

Авантюра это была та ещё, ибо летал он из своей штаб-квартиры в Риме через Афины, которые находились на пределе дальности Магистра как от Вечного Города, так и аэропорта столицы Государства Израиль. Однако именно это его и привлекало, ибо заставляло постоянно поддерживать себя в «лётной форме».

Тем не менее, он так ни разу и не посетил этот музей. Впрочем, странно было бы, если бы посетил, ибо он был прекрасно осведомлён об официальной истории Холокоста по версии Государства Израиль. И потому отлично знал, что эта история имеет весьма отдалённое отношение к реальности. Реальности, прекрасно известной ему как одному из ключевых фигур Катастрофы.

«Ты хочешь, чтобы я сначала прочитал свою лекцию директору Яд ва-Шем?» - усмехнулся Колокольцев после того, как директор Моссад припарковал Ровер у неприметного одноэтажного административного здания на краю территории мемориала. И уверенно добавил:

«А что – это идея… только карету скорой помощи подогнать не забудь. Я ведь щадить его чувства и эмоции не собираюсь…»

Харель его саркастическую реплику проигнорировал. Вместо этого кивнул неожиданно материализовавшемуся из ниоткуда дюжему охраннику, провёл Колокольцева по коридору сквозь здание и вывел в небольшой внутренний дворик, почему-то огороженный с трёх сторон (четвёртой была стена здания) неожиданно высоким забором.

Ощущение было… странным. Ибо этот дворик был словно мемориалом в мемориале. Каменные плиты, скамейка, кустарник, раскидистое оливковое дерево – национальное дерево Израиля – у дальней стены дворика…

И памятник. Прямо перед оливковым деревом находился памятник. Бронзовый бюст на постаменте; всё вместе примерно в рост человека. У Колокольцева после Преображения зрение стало необыкновенно острым; расстояние было небольшим – шагов десять, не больше, поэтому он сразу понял, что это памятник ему.

Он подошёл к своему бронзовому двойнику. Прямо под бюстом находилась бронзовая табличка с прекрасно известным ему именем: Эрих Хаген. Чуть ниже был указан род занятий: Дипломат.

Ещё ниже – вторая бронзовая табличка:

Мы не знаем точно, сколько человеческих жизней он спас.
Знаем только, что их было много. Очень много.

И подпись:

От благодарных граждан Государства Израиль и евреев всего мира.

Эрих Хаген был его «вторым я» - по документам этого реально существовавшего дипломата, как две капли воды похожего на него, он пересекал границы рейха, когда отправлялся на задания, требовавшие дипломатического прикрытия. Хаген погиб под американскими бомбами в апреле 1945 года, поэтому не мог возразить.

Как ни странно, Колокольцев не испытывал никаких эмоций. Вообще. Совсем. Когда он спасал людей, его интересовал только результат. Если ему удавалось спасти больше запланированного числа (а такое случалось), он был очень доволен; если примерно столько же – просто доволен; если существенно меньше – недоволен.

Он пообещал Инне Львовне Менухиной спасти сто тысяч еврейских жизней. Он спас триста тысяч. Так что он был очень доволен, а наличие или отсутствие памятника ему где бы то ни было ему было совершенно безразлично.

Хотя одна ассоциация у него всё же возникла. Причём такая, что он немедленно рассмеялся. Харель изумлённо уставился на него. Колокольцев весело вздохнул и объяснил:

«Я чувствую себя дважды героем Советского Союза…»

«Почему Советского Союза?» - удивился директор Моссад. «И почему дважды?»

«Тёмный ты, Гальперин» - усмехнулся Колокольцев. «До слёз тёмный. Я так себя чувствую потому, что указом Президиума Верховного Совета СССР от первого августа 1939 года после второго присвоения звания Героя сооружают бронзовый бюст на родине награждённого…»

И с удивлением обнаружил, что Харель куда-то исчез. Пожал плечами и вдруг почувствовал странное умиротворение. Светлое, доброе, ласковое и тёплое умиротворение.

Ему вдруг стало необыкновенно хорошо – как в бесконечно далёком детстве рядом с на удивление – учитывая её буйную и бурную юность – ласковой мамой. Увы, уже несколько десятилетий как покойной…

За спиной послышались шаги. Колокольцев даже и не подумал обернуться, ибо здесь ему точно ничего не угрожало, оружия он с собой не взял – пусть у Шин-Бет голова болит – а из умиротворения выходить совершенно не хотелось.

Вкрадчивый голос Гальперина произнёс:

«Я хочу тебя познакомить с одним человеком…»

Одним человеком мог быть только Михаил Евдокимович Колокольцев. Поэтому он нехотя повернулся на 180 градусов.

Рядом с Гальпериным стояла темноволосая – заметно, что крашеная – женщина лет пятидесяти или около того. Высокая – почти его роста – по-юношески стройная, привлекательно сложенная, она была одета в длинное – до лодыжек - светло-серое платье и чёрные туфли. В ней было что-то от католической монахини, однако звезда Давида на цепочке однозначно свидетельствовала о том, что она принадлежит к иудейской религии.

Её слегка неотмирное и до сих пор прекрасное, причём одухотворенно-прекрасное лицо показалось Колокольцеву странно знакомым. Он совершенно точно её раньше где-то видел… только вот где?

И тут он увидел её глаза. Карие, бездонные, колдовские, завораживающие и до сих пор по-девичьи смешливые. Хотя прошло уже сорок лет…

Он сразу всё понял. Покачал головой – и с улыбкой произнёс:

«Ну ты и прохвост, Гальперин. И детектив от Бога. Такого я за тобой раньше не замечал. Нашёл всё-таки…»

Затем улыбнулся – и обратился уже к женщине: «Здравствуй, Ева. Сорок лет прошло, а мне кажется, что мы с тобой расстались вчера…»