Блуждающие в пограничье

- Господи! Четыре часа утра! Ладно, уговорили!
- А не надо было подслушивать! Уговорили. Так и знал, я говорил вам, она все слышала. А вы: «Да ладно, она в берушах как бревно»! - Извини. - Теперь она придумает против нас какие-нибудь чаи, таблеточки. Что? Вот и молчите, если не понимаете!
- Так, хватит бурчать. Сказала, уговорили, значит стихли. Понимать должны – роетесь там внутри всю дорогу, а понимания, су**, никакого. Заглохли там!
- Так, тихо тут всем! Она сидит уже, пишет. Злая…
- А может это и есть оно – средство? Напишет и мы все – нам всем всё? Прости прощай, поминай, как звали, как корова языком и ни слуху ни духу? Фьють - как водой смыло и тю-тю? Помрем?
- Кончай тут петь, филолог. Носитель мусорного языка. Понабрался мусора – не отчистишь!
- Кстати, а что у вас там жужжит иногда? Жужжит и потом стучит так «бум-бум-бум»? Я просыпаюсь от стука!
- От стука? Интересно. Думали, это не так действует. Надо пересмотреть.
- Да уж. Так что это?
- Вот он и есть – пылесос. А сегодня еще выбивали.
- Что?! Вы там что, внутри меня пылесосить вздумали?
- Ну нет, нам нужно веником пыль поднимать и задыхаться!
- Прекрасная идея!
- Типун тебе на язык, чудовище!
- Так, филологам слова не давали! А что тебе – плохо? Уборочка быстрая внутри, пока ты спишь.
- А что убираете? Ненавижу, когда без моего ведома что-то чистят и убирают.
- А что, кто-то жаловался?
- Что за бред? Я жалуюсь! У меня внутри столько всего ценного скопилось за жизнь, а вы со своим пылесосом… А выбивали что? Ковры? У меня там что – и ковры имеются?
- Смешно! Ковры имеются, да. Я говорил им – к черту эти ковры! Надо все сжечь!
- Сжечь?! Внутри? Вы что вообще! Я еще и дымиться начну так.
- Ну и что. Подумаешь. Подымишься чуток. К тому же у тебя затычки в ушах. Уши вычеркиваем, дым пойдет из…
- Так, закончили тут меня исследовать!
- Ха-ха-ха! Только начали!
- Черт, сейчас прекращу писать!
- Все, не кипятись. Просто подымишься под одеялом чутка. Никто не почувствует.
- Таааак, хватит там веселиться! Сказала, не надо ничего сжигать – мне это все надо!
- Ага! Интересно, и зачем тебе ковры, о существовании которых ты даже не догадывалась?
- Догадывалась. Просто надо. Кстати помню ковер большой – настенный. Бабушка его притащила к нам домой. На плече несла. И в электричке в толпе. А мы потом с мамой вдвоем его к стене приколачивали – такой тяжелый оказался.
- У тебя бабушка тоже - недочищенная?
- Возможно. Еще ковер маленький, с узорами – ромбами. Любимый. Вместо телевизора был. На него смотришь и фигурки разные видишь: то гуси, то женщины танцуют, то лампы… Такой еще…
- Этот самый пыльный. Может ну его выбивать уже? Этот больше всего притягивает к себе.
- Оставьте все. Только стучите потише. А то в ушах гудит и в подушку отдает. Я же не могу внутрь беруши принять.
- Почему?
- Почему?
- Почему?
- Так, замолчали все и тихо сидим! Почему не можешь? Они мягкие. Проглоти да запей водой.
- Молоком! Лучше молоком!
- И?
- Мы поймаем и заткнем тут внутри!
- Вы что, совсем? Это не так работает! Я что – кит? Подводная лодка? У меня внутри протечка может?
- Давно протечка! Вот и сидим тут – охраняем. Чтобы не затопило. Давно бы ушли.
- Слушайте, валите уже. Утомили меня. Каждый день мешаете – шевелитесь, дергаете там за все внутри, толкаетесь. Вот что это такое?
- Где?
- Вот сейчас! Почему слезы на глаза лезут?
- Протечка! Мы же говорили!
- Какая в жо** протечка? Вы там что-то снова передвинули, я же чувствую!
- Так, кто там!? Подожди, пожалуйста, сейчас…
- О, боже. А утром – это же цирк! Зачем вы путаете меня? Я же спать хочу. А вы. Надоедливые. Я даже песни сегодня слышала. Вам что – днем никак?
- Ты что тут, сама с собой разговариваешь? Я же уходил.
- А ты не уходи в другой раз.
- То уходи, то не уходи. Короче, там просто ковер носки какие-то притянул. Мультяшные.
- Носки?
- Да, они. Ну выкинуть хотели – на кой они, носки дурацкие.
- Ношенные такие, старенькие, растянутые, с дырочкой, с вишенкой?
- Ага. Все, не реви. Я понял. Носки оставим на месте. Я уже сказал. Да блин.
- Не трогайте там ничего, пожалуйста. Ты можешь им там сказать?
- Уже. Все. Помолчим.
- Помолчим? А ночью так нельзя помолчать?
- Ночью нет. Ночью веселее как-то. Сны разные твои – смешные и всякие. Прямо как Гай Ричи и Гайдай в одном флаконе. И иногда Уэс Андерсон тоже проскакивает. Не сам, а его манера все занепонятить. Только Билла Мюррея нет, как в последнем фильме.
- Да, Мюррея нет в последнем… А ты откуда знаешь? А, да. Может мне поспать, пока ты молчать будешь?
- Не. Не уснешь теперь. Лучше пиши.
- Точно. А как вы, кстати, сны мои смотрите?
- Ооо, это красиво очень. Записывай! Как северное сияние. Переливается все, и звуки, и запахи, и все объемное такое – прямо внутри сна бултыхаешься. Ты все видишь, а тебя никто.
- Сколько D?
- Много, прямо много! Сначала качество изображения от звука отстает. Звук четкий, правда иногда текст непонятен, в смысле, как будто на каком-то языке другом. Ну yfv dct hfdyj. Так, язык поправь, сбился. Ага. Ну нам все равно. У нас там для понимания переводчик есть.
- Да? Филолог?
- Нет, наш филолог только четкий текст считывает. И чаще реагирует на штампы. А это переводчик сонного языка. Он отличный интуит и эмпат. Ни словечка не пропустит.
- А мои сны понять можно? Или так? Как у Уэса?
- Ну не скажи – у Уэса понять можно.
- Ясно.
- Ну что. Будешь писать?
- Не знаю. Сомненьюшки какие-то.
- А поток?
- С потоком странно – боязно.
- Не, норм. Ты главное пиши. Мы тут внутри любим, когда ты пишешь. Сразу все так по ящичкам само раскладывается. Пыль рассеивается. Все четенько и ладнень… Да что же это! Опять у филолога понахватался! Убью пойду его!
- Так, вы там сильно не… Ладно? И не обижайся. Будь. Все будьте.
- Не прощаемся?
- Ну подумаю.
- Обнимашки?
- Как это?
- Ладно, шучу. Не плачь много. Помни про братьев своих невидимых! Или беруши сразу глотай!
- Нам что, не расстаться?
- Аться, аться, аться… Это я ухожу, а за мной эхо! Смешно? Вот и ладно. До скорого!
- Ага. Спасибо!