Шобла добродушных предателей или Клаус и пруд

                Моей любимой рыженькой прелестнице Елене Ландер
     - Или это вот еще, как ему, - он с трудом подбирал слова пообтекаемей, чувствуя затылком свинцовый взгляд Татищева, замедузившего предшествовавшего Ерпанче Троцу, стоял теперь таежный багор чуть скосоебившись на пополдень, удерживая дланью кем - то кощунственно намалеванный прешпект с улыбающейся вдоль бабешкой, вперилась, значится, она, а ты, видя таковское - то, мыслишь, что неспроста она так - то вот. Или вци чует, или Кузьма Рощин какой неспешно подбирается к фотографирующему бабешку мужику в синих очках и линялых джинсах  " Ливайс ", или, чем чорт не шутит, завершится наконец эра всеобщего, вот двинет дуба государь, она и кончится.
     - Эта, слышь, чево, брат Кельмень, - Ерпанча двигал толстым языком, стараясь не задеть фальшивую накладку с цианидом, с таким трудом доставленную в бункер  " Физилер - шторьхом " Ханны Райч, что сразу после посадки на Аллее Героев, затащив самолет в ангар, дежурный взвод вольтижираров, коротко посовещавшись, вынес резолюцию о недопущении последующих самолетов. Фюрер подмахнул документ особо - то и не вчитываясь. Все последние дни он подписывал массу документов, готовя будущему канцлеру неплохой задел : на одно лишь поверхностное ознакомление уйдет у Деница Редера мало - мало с год, а за год многое случиться вольно. И Черчилль может с ума войти, и дядюшка Джо окажется вдруг мингрелом, что для загадочной славянской души - нож вострый, а то и повернут вспять победоносные армии Кайгердэ - гэгэна, растают в сизоватой дымке предполья, как и не было их. Да вот, сказать напримерно, лупили Сбышев. Ну, лупили и лупили, как и водится это на войне или в набеге, с баб овчины клок, у мужика последнее, даже сирых старцев не миловали - лупили почем зря, у кого костыль отымут, кому единовременность на пособие вэа - фэа сменяют, будто ведают оголтелые, что историк Пряников интерес проявит да в  "Комсомольской правде " от имени правления Союзмолока и выступит. Обрушит, так сказать, раскачает хрупкое равноценностью смирение в подобии, вызовет нездоровый интерес у юношества, еще и не прошедшего первичную санобработку молодого гольца, все, понимаешь, в карасях пребывающего. А не бывать тому !
    - Не бывать, сука, - страшно хрипел Кильмень, наматывая на парусиновый обвол поясницу Ерпанчи. Сам не возвидел, как уцепил накрепко, зажучив, ан дальше и поздно стало : плоет врядь Ерпанча, смешит невозмутимого Татищева, чотко отмечающего все этапы битвы разумов претендентов, адьюнтка, вишь ты, изгнал, сокрушив, всю правду никак себе решил захапать.
    Ерпанча глился, втыкая ногой в послушный живот Троцы, обтекающего опокой китайскую кроссовку знатного рудознатца, меревал выкличнуть по - саксонски  " Глюкауф ! ", что означает весьма многое, но только времени не подошло открыть - то то многое весьма, так люди и прозябают. Довольствуются крохами малыми, рядят по себе, судят по волку, кому Егорий в зубы дал расчет мелкими. Знакомо же всякому : в тайге Микола - Бог. А вельки Васяй как же тогда ?
     - Киреметь, - шепнул набольший боярин Ян, бросая в полутьме Ерпанче кривой свой нож. Полоснул наживую Ерпанча, аж визг пошел по заимке, Татищев уши прикрыл от греха двумя тазами немного не до конца лужеными пробеглым о прошлом веке механиком из уйгуров, что грамотку свою напридумывали, а ученым людям или научным людям растратчикам с той самой поры ходу - то и нету. Все места ходовые жидовствующие позанимали, везде своих да наших втычкнули, любой Дамбас красют сиреневым, непременно указуя понизу курсивом, что мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, временно оккупированная ЮАР на грани самой лимеса крепостца малая под наименованием Магдебург прославится вскоре как символическая данница прав и свобод всяких и разных, нисколько не лишних в условиях временного экспортозамещения утекших за рубежи мозгов с умами.
     Заговаривает зубы Киреметем и вельки Васяем Ерпанча, вводит Татищева в сомнения, мнится тому, что пропал пропадом блистательный Санкт - Петербург, на месте его - камень Вороний, за им воевода Боброк Кармаль тяжкие думы таит, силушку копит, а как заслышит по рации заранее обусловленный приказ на Запад, так в другую сторону и двинет.
    - Камсум ? - смеется вызывающе Ялалетдин, вставая сапогом на босую ногу Троцы. - Борсовик ?
    - Ты ж басмач, - изумляется Татищев, всю свою жизнь ищущий диалекты да местничество, чем и славен в Истории государства Московитского от и до. От Синеуса с Трувором и до Крым ваш, очучивающихся впрогляд и искус после обычным ярлом разбойным, наотличку красившим усы синькой из виссона и пурпура императорского, как сапоги ( калиги ), например, верной дружиной окруженным вскрой, так что и мышь тривиальная не шорохнется подпольем, не умыслит зловещего на погибель, не призовет Чарноту Гадячского, не сломит и участи целому народу не предоставит к перемене, со всех сторон обезопасился Рериг Ютландский, а более всего хранит его оберег самого Одина. Про крымы же не будем. Во избежание. А то порешат какие многомысельные да верткие жопами юркие и склизкие с хребтами гибкими, как лаосский проходец сквозь марево джунглей от Ангкоргка и до Ришара Анконина, что под Дьенбьенфу капитану Менжу, потерявшему руку под Камероном, пулеметную ленту подменил на сгущенку белорусской фабрикации. Обрешат такие - то вот, что недостоинство бутербродом само проистекает от именования : тута тебе брот, сиречь головы всем, тама вам, пожалуйста, прибавка к пенсии. Гуще денег, ширше шаг, дубовые замыслы да дабовые штаны на проходящем всегда мимо суне узкоглазом, пять тысяч, мать вашу так, лет собственную и личную, будто эрекция, цивилизацию строящем. Никак не успокоится сун, все строит да строит, и того ему мало, и этого внавал, а что московиты всех опять одолели попущением Божиим - то ему невдомек.
     - Басмач, - утверждают достоинства Ерпанча и Кильмень, нашедшиеся сообсоюзить такой почин великий. Словно Васяй упомянутый, вот как велик. Могуч Бог чувашский, никакой Кузьма Рощин не прибегнет, Троца как окаменел, так и красуется торсом голым, ни дать, ни взять - Давида революционного творение, наглядная скульптура Джавдета, что невидимо по целому кино прошел, став персонажем странным, как Турист или Гарри Лонсдейл, хотя того вместе с усами козырными и видали все неравнодушные. - Но акцент у япошек позаимствовал, так веселее.
     Рад Татищев, обретя. И коала не подвел, шикарно мозги зае...л, не хужее оды к Восшествию Веселой Елисафет, в нарушение постановления Госдумы обрядившейся в костюм мужеский, от пресловутого Передонова оставшийся, не подошел, выходит, Володину костюмец - то, знает сверчок, что шапки ломать перед образами неповадно, а что гильотина в нашем климате мало личит, про то забыл. И не напомнит ведь никто, все заняты делишками своими, кто кредит уплочивает, кто так ходит, кто пургу несет, а кто, как Татищев, Жору - буфетчика подзывает. Велит ему пир горой, потому как рыжая воистину прекрасна, ничем не стремнее Сиенны Гиллори.
     Вот так, Елена, и закончился научный диспут с общественной дискуссией, позволивший Татищеву вместить в Третий том Листуар пур амур фотографию Алины Витухновской в шлафроке королевы Анны. Любой, что французской, что английской, главное, что деревянна. А уж что именно, нога, жопа или голова, про то решать каждому здесь и сейчас. По мне - лучший поэт современности, зачем - то вечно мажущийся говном политики, коей не было тута, нету и не будет никогда. Да и слава Богу.