Маламзя

Сидел в квартирке своей. Бесполезно время проводил. Целый день играл в компьютер. Вечерело. Друзья написали в Телеграм, пригласили в гости. «Идейные» будут, говорят. Делать было нечего, все видео интересные посмотрел. Играть от безделья надоело. Быстро собрался, накинул кофту, черные джинсы, кроссовки. Косарь наличкой взял. Забыл и вернулся за телефоном. Почти разряжен. Обидно. Девятый час вечера был. Думал, что маршрутка уже не приедет. Закурил. Выехавшая из леса маршрутка обнажила свои числа. Не успел докурить, бросил бычок, оплатил. Уселся поудобнее в конце. Там можно быстро выйти через заднюю дверь. Включил музыку в наушниках. Наблюдая в окне густую тьму, которую периодически освещал свет фонарей, я вспоминал, как буквально несколько лет назад беззаботно ездил зимними утрами и среди кучи толкающихся людей. Смотрел в запотевшее окно. Слякоть дорог.

Подходя к подъезду, написал в Телеграм. Мне сказали, что задержатся, подойдут позже, но мне там откроют дверь. Через пять минут выходит худой парень с длинными сальными волосами. Взгляд совершенно был пустой. Он представился как Андрей. Мы обменялись рукопожатиями и закурили. Поговорили. Он рассказывал о том, как в дурке лежал, как ему диагноз шизофрении поставили. О наболевшем, - подумал я.

Меня такие не пугали. В моём бытие это уже казалось нормой. Он предложил зайти покурить, пока эти подтягиваются.

Я был не в расположении духа, но решил: «так и быть.» Может, будет что вспомнить.

Мы поднялись на этаж. Лифт не работал. Устал, пока бодро переступал ступеньки.

Квартира выглядела ужасно, но родственно. Отклеившееся обои в некоторых местах рваные, старый советский диван со следами засохшего кофе и рваного поролона, деревянные белые оконные рамы, с которых сыпалась краска. Лампа горела тускло, что добавляло некоторого антуража в помещение. Мы уселись. Белую табуретку подкашивало. Держал равновесие второй ногой.

Шизофреник медленно повернул голову ко мне. - Ты как, по Марксу угораешь или Локка вкусить хочешь?

Я задумался. Маркс, конечно, дешевый, но крепкий. Правда, на тревогу с него подсесть можно. Локк — дороже. Сейчас более популярен среди молодежи, но с него плавно накрывает.

Да ладно, — Шизофреник похлопал меня по плечу. — Можем что-нибудь новенькое поискать.

Он сходил в другую комнату за ноутбуком, скоро вернулся, и мы пододвинули табуретки друг-другу. Сели рядом. Начали искать на специализированном сайте, что сегодня новенького в городе.

Смотри Русская идея у нас в городе появилась, — восторженно сказал шизофреник, — говорят, прикольная штука, все хотел попробовать, стоит дешево, но её вечно прячут далеко от городов, ближе к деревням. За культурной нужно гнаться. Но, говорят, стоит своего пути, – ухмыльнулся Шизофреник.

Моё безразличие и спокойствие было разрушено. Название меня, безусловно, заинтриговало, но ехать долго и дорого.

— Слушай, друг, - обратился я к шизофренику, — а давай сейчас поедем, но попросим всех скинуться? Можем себе еще взять немного. За пройденный путь, так сказать.

Шизофреник пересел на кресло, немного подумал, по мозолил глазки. Ему очень сильно не хотелось так далеко ехать. Я подбодрил его немного, он согласился.

Мы написали остальным, все одобрили покупку, тем более такой путь им не приходилось проходить. Я подумал, что просто так, ночью вызывать такси так далеко будет странно. Я предложил ему взять и распить бутылку водки, чтоб ситуация для водителя выглядела так: “Напились мужики, да спьяну голову решили к родственникам съездить”. Он сказал, что на таблетках и нельзя ему пить, но спустя какое-то время согласился. Мы взяли бутылку водки Русский стандарт, пачку темного донского табака, вернулись в квартиру, мило побеседовали, отпили совсем немного, одну треть от общего объема и вызвали такси.

Подъехавшая Лада Гранта с номером 410 меня позабавила. Вспомнил «Пазик» из «Бесконечного лето», с помощью которого в детский лагерь попадали. Мы с моим шизофреником уселись. От нас несло дешевой водкой и донским табаком, так что таксист всё понял. Шизофреник, на моё удивление, разговорился с шофером, начал рассказывать, как у него семья развалилась, как мать с отцом его делили, даже в слезы пустился. Но водитель мужиком оказался и даже подбадривал его. В итоге такие откровения водителя повергли, он как-то в себя ушел, и мы молча ехали оставшийся час.

Он высадил нас на трассе рядом с кладбищем. Оплата по карточке долго не проходила, связь была поганая, но в итоге минут через 10 прошла. Он попрощался, сказал несколько хороших слов.

Было уже темно. Совсем русская ночь. Звезды поражали своей откровенностью. Они были яркие и огромные. В городе эти прыщики на небосводе почти не заметны. Мы пошли в сторону кладбища. Постепенно наши кроссовки совсем промокли из-за росы и грязи. Мы медленно, но верно двигались в сторону старого покосившегося забора, покрытого мхом. Почти подойдя к главному входу, Шизофренику стало плохо.

Ща, подожди немного. – Задыхаясь, он обратился ко мне.

- Что случилось, устал? – недовольно подметил я.

Нет, таблетки, похоже, подействовали. Ну, с алкоголем, которые смешал. Ты иди пока что. Я пока здесь постою. Может, вырвет на земле мертвых. Стыдно будет подобным заниматься, – после этих слов Шизофреник сел на землю и схватился за голову.

Я молча двинулся вперед. Уточнил только, где именно лежит идея. Он показал мне с экрана телефона Могилу. Дальше я решил его больше не беспокоить и двинулся самостоятельно.

Войдя на кладбище, было тихо. Только звуки тошноты «Шизофреника» и проезжающих машин. Пока я шел, мне постепенно становилось тревожно, но возвращаться к нему у меня не было никакого желания. Погружаясь все дальше, я заметил, что наступила совершенная тишина. Воспользовавшись фонариком телефона, я очень испугался, потому что путь, лежащий среди могил во тьме, казался значительно шире. Сейчас фонарик, освещающий мой путь, захватывал обе стороны могил, заборов которых я почти касался. Подул сильный холодный ветер, с одной из освещаемых мною могил упала икона. Мой животный страх всеми силами говорил мне возвращаться, но я настойчиво двигался дальше, постоянно освещая лица обитателей могил. В какой-то момент мои сырые стопы начали болеть, а в спину продолжал дуть сопровождающий ветер. Я решил возвращаться назад, но стоило мне только пойти в обратном направлении, мой телефон разрядился. В густой тьме мой путь продолжал сужаться, а не расширяться, как я ожидал. Мой страх продолжал накапливаться. До срыва оставалось совсем недолго. Пока я шел, не понимая куда, я очень резко зацепился кофтой за одну из изгородей могил. У меня полились слезы. Я начал плакать и молить Бога простить все мои грехи, мечтать вернуться. Я отцепился и решил сесть на лавочку, расположенную рядом с зацепившейся за меня могилу. Я продолжал плакать. Животный страх заставлял меня бежать в любом направлении, но головой я понимал, что это бесполезно.

Я оставался в сознании и старался не паниковать. Очень сильно хотел есть. Решил взять печенье и конфеты, помолиться за упокой лежащего. Конфеты были очень горькими, землянистыми и солеными. Я заметил, что луны начала постепенно озарять мне лицо, расположившееся на могильной плите. Это был человек, которого я и искал.

Пик моего страха был пройден. Тело было не способно двигаться. Душой я пытался убежать с этой могильной вечной земли. Я стал осознавать, что это и был наркотик. Наркотик был упакован в фольгу, которую я принял за конфеты. Меня заливал пот. Я считал, что передозировка неизбежна и я скоро умру. От подобных мыслей мне становилось все хуже и хуже. Кожа начала зудеть, я стал чесаться, рвать волосы на голове. Кости, охранявшие мои легкие, сжимались, казалось, что они надвигались друг на друга. Боль была невыносимой. Я свернулся на лавочке в позу эмбриона, плакал, рыдал и кричал, надеясь, что кто-то услышит и поможет. Я кричал со всей животной страстью, но никто не пришел. Я стал засыпать, но мне не дали. Неизвестный старичок поднял меня.

Что ты тут делаешь, сынок? Здесь ночью мертвецы упокоем наслаждаются, а ты живой. Что здесь забыл?

Я осознавал, что сейчас со мной разговаривает тот же человек, что расположен на могильной плите. Я был в состоянии шока, не способным что-либо ответить. Я сидел молча и потирал слезы.

Понимаю, испуган, - сказал мне седой мужчина в черном костюме. Нечего тебе здесь делать. Тут человеческие души в сопровождении богов отправляются на упокой.

После сказанного наступило несколько минут молчания. Мужчина отодвинул пиджак, достал пачку сигарет, протянул мне. Мы закурили. После этого он продолжил говорить.

Ты еще слишком молод. Мы свою жизнь прожили. Память человеческая всегда приятна. Льстит, что поминают. Здесь ты ничего не найдешь. Ты попал на задворки идеи Русской. Она непостоянна, неуловима, необъяснима. Безграничная Россия требует одной идеи. Без идеи она пропадет. Тяжела та ноша, что много весит. Душа должна наслаждаться своим путём, поисками ответов. Только это способно привести Россию к прекрасным результатам. Как там Тютчев говорил? Умом Россию не понять, аршином не измерить!

У меня полились слезы. Я не понимал почему все это происходит со мной. Я оказался просто не в состоянии что-либо ответить.

Нечего плакать. Уйдешь на рассвете. Русский человек умеет прощать, - он передал мне белый платочек. – На слезы вытри.

Я вытер слезы, хотел вернуть платочек обратно, но он сказал оставить себе. Он встал, похлопал меня по плечу и двинулся в неизвестном направлении, постепенно поглощаясь в темноту он исчез.