Затор

   
Тёплый апрельский ветер ласкал первую степную траву. Ярко зеленую, сочную, прикрывшую земную наготу после зимы. Кое-где чернели корявые стволы деревьев, да проглядывали рыжие залысины дороги, которая  прижималась к берегу реки.  Её русло пробороздило степь от пёстрых гор и уходило за горизонт. Ветру мало было травки и скрюченного саксаула, ему бы такую компанию, что б насладиться этим простором. Он добрался до старого аула. Там жили тем, что разводили лошадей и овец. Другой работы и другого способа жить, в этом месте не было настолько далеко, насколько хватало взгляда.

Ранним утром пастухи пустили животных на выгул. Овечки потрусили  на пригорки, лошади спустились к реке. К разочарованию ветра,  табун не побежал с ним резвиться по свежей траве. Кобылы, с огромными округлыми боками, неспешно щипали зелень. Жеребцы кормились каждый со своим гаремом. Было слышно их равномерное дыхание и  фырканье, когда  приставучие слепни мешали спокойно пастись.
На два внедорожника, в которых ехали люди в камуфляжной одежде, лошади не обратили внимания. Пастухи, напротив, обсудили между собой маленький караван, и пришли к выводу, что это проехали эМ-Че-эС-ники.
Машины МЧС остановились у подножья. Здесь, зажатая в узком ущелье, скопилась огромная пробка из ломаного льда. Вода с шипением вырывалась из  щелей и терялась среди каменистого дна русла.

Люди расставили заряды и поспешили укрыться. Земля содрогнулась.
Грохот обвалился на табун, который лениво шел через пойму. Сквозь подковы, по точённым стройным ногам, прямо в большое лошадиное сердце проскочила дрожь от земли и заколотила там всепоглощающим страхом.
Кони заржали. Что за огромный табун несется к ним? Невозможно стоять. Бежать. Надо отсюда бежать, и жеребцы, увлекая за собой кобылиц, бросились вперёд.
Тяжелая грязная волна накрыла всех с головой, закрутила, потащила. Следующая волна принесла блестящие, белые куски льда. Льдины кружились в смертельном танго, подминали под себя лошадей, чиркали острыми лезвием своих краёв по их ногам, вспарывали бока, пробивали головы, и тащили мертвых животных за собой в реку, как подношение богам воды.

Берега поймы быстро обросли ледяными буграми и уже не давали страшному потоку вырваться с русла, и, наоборот, покинуть низину жестоким убийцам и их жертвам. Пастухи чудом не погибли и смогли вывести на высокий берег десятка два израненных животных.

Машины службы спасения двинулись в обратный путь. Работа сделана чисто. От затора не осталось и следа. Проезжали мимо аула, через мерный рокот мотора в кабину просочился истошный вой. Они свернули в селенье. Пустые улицы провожали их надрывным лаем привязанных собак и открытыми настежь воротами. Выехали за аул. Люди в машинах ужаснулись. Отсюда с пригорка было хорошо видно, как бурлит освободившаяся река, и как колыхаются пойманные в западню окровавленные льдины и лошадиные туши.

Все сельчане собрались на берегу. Женщины попадали на колени и, раскачиваясь из стороны в сторону, истошно голосили. Мужчины сбились по два-три человека. Кто-то курил, кто-то просто стиснул зубы, но были и те, кто опустил свои седые головы и тихо глотал слезы. Оставшиеся в живых кони стояли рядом с людьми. Их била дрожь. Они перетаптывались у самой кромки и громко ржали.

Машины уехали.

Приехали другие. Женщина из города тыкала им в лицо бумагу, и заявляла, что компенсации за погибший скот они не получат. Пасти скот в пойменных местах запрещено. Распоряжение они получали. Она без умолку стрекотала, подавляя любые объяснения стариков о том, как произошел несчастный случай. Чиновница на все лады втолковывала, что они виноваты сами, и предупредила, если хотят за государственный счет поживиться, то ничего у них не выйдет. Это им не советская власть. Пусть на пастухов в суд подают. С этим и укатила обратно в район.
А над аулом закружило воронье.

Не ведая горя, ветер рыскал по аулу в поисках своих лучших напарников. Где же табун, который встречал он здесь каждое утро и мчался с ним наперегонки в бескрайнюю степь?

Вот в этом дворе он трепал гривы трем красавицам-кобылицам, а игривому жеребцу нашептывал о дальних странах. Эй! Бежим скорее со мной! Заунывным скрипом отозвалась ему лишь незапертая дверь конюшни.

На пороге дома сидел седовласый мужчина. Руки безвольно повисли на коленях. Тонкие струйки слёз выписывали зигзаги по морщинистому лицу. Он смотрел, не мигая, как раскачивается дверь и в мыслях своих вопрошал у Всевышнего, зачем он послал ему и всем остальным такое испытание, какой урок они еще не выучили, прожив столько лет на земле?

Беспородный пес, единственная живность, которая у него осталась, слизал соленые капли с хозяйской руки и ткнулся в неё мокрым носом. Старик с тоской посмотрел ему в глаза, и потрепал по загривку:
- Эх, приятель! Как мы будем жить дальше?
Пес приподнялся и пролаял  прямо в лицо хозяину:
- Мы будем жить…будем жить…будем жить…