Глава 7. Бессонная ночь на Сундуках

Черный дьявол, или Хакасские хроники
Книга 1. Шесть пудов золота
Глава 7. Бессонная ночь на Сундуках

Калолка прискакал в Чебаки перед рассветом четвертого дня, как и обещал. Друзья, наскоро выпив чаю, без промедления выдвинулись в тайгу. Переправившись вброд через Черный Июс, они неторопливо поехали в сторону устья Секты, а охотник, наконец, заговорил.
— Передал я твою просьбу каму, Захар Михалыч, — сказал Калолка. — А он призвал своих духов, и те согласились помочь. Поэтому сегодня ты должен на Сундуках переночевать, а завтра к шаману на беседу явиться.
— И зачем, интересно, мне там ночевать? — невольно спросил Цибульский.
Он, разумеется, прекрасно знал горную гряду Сундуки, состоящую из пяти отдельных высоких холмов, расположенных в долине Белого Июса. От Чебаков до гряды было верст сорок, а необычное название она получила по имени большого останца на первом холме, своей прямоугольной формой действительно очень напоминающего огромных размеров сундук. Сам Захарий Михайлович во время охоты неоднократно проезжал мимо этих гор, но ничего интересного в них никогда не замечал, кроме древней писаницы на буром склоне четвертого холма.
— А зачем там ночевать, мне неведомо, — пожал плечами Калолка, — мы слова кама не обсуждаем. Он велит — мы делаем. А значит и тебе придется его волю исполнить, коли хочешь с ним встретиться.
Цибульский задумался. Когда три дня назад он попросил кызыльца поговорить с шаманом, то и сам не рассматривал свою просьбу всерьез. Он согласился на предложение товарища скорее ради шутки, да под воздействием трех шкаликов коньяка. А следующим утром, на трезвую голову, Захарий Михайлович сначала посмеялся над своей наивностью, а потом и вовсе думать забыл про шамана и его духов, занимаясь расчетом работников, да инспекцией местной ярмарки. И сейчас золотопромышленник очень сильно удивился тому, что кам откликнулся на его просьбу, и более того, без промедления принялся ее выполнять. Но теперь и самому Цибульскому стало интересно узнать, как будут развиваться дальнейшие события, и чем обернется для него аудиенция у шамана? Ведь настоящего кама он никогда в жизни еще не встречал. Ни в каких волшебных духов Захарий Михайлович, разумеется, не верил. Но кто знает — а вдруг шаману и на самом деле что-нибудь известно о золотых россыпях от какого-нибудь местного Егора Лесного? И отказываться сейчас от беседы с ним было бы непростительной глупостью со стороны Цибульского.
Расстояние от устья Секты до Сундуков составляло около тридцати верст, и после охоты на глухарей золотопромышленник вполне мог направиться не в Чебаки, а на Сундуки, и переночевать там. Хотя Цибульский и собрался в тайгу всего лишь на один день, но, по старой сибирской привычке, взял с собой теплые вещи и побольше продуктов, из расчета на возможную ночевку в лесу. Ведь вдали от людей могло случиться все что угодно, и рассчитывать в тайге можно только на самого себя. Захарий Михайлович совершенно не понимал, зачем ему проводить ночь на Сундуках, но, тем не менее, решил исполнить странное желание шамана, и сообщил об этом спутнику. Тот молча кивнул, и друзья поехали дальше.
Добрую половину дня охотники бродили вдоль Секты. Они искали глухарей на лиственницах, хвою которых птицы сейчас поедали, выслеживали их на берегу реки, где те клевали гальку для лучшего пищеварения — однако все было тщетно. Золотопромышленник с горя хотел даже посвистеть в манок, но Калолка тут же высмеял товарища, ведь ток у глухарей завершился полгода назад, и приманивать их сейчас бесполезно. Тогда друзья решили бросить неудачную охоту, вышли из тайги к Черному Июсу, перекусили на его берегу, а потом поскакали в сторону места сегодняшней ночевки.
— Где спешимся, возле какой горы? — спросил Цибульский, когда в сумерках показались характерные очертания первого Сундука.
— Там, где тебе понравится, — ответил кызылец, — так шаман сказал.
Захарий Михайлович поморщился. Он не любил всякого рода неопределенностей, и поэтому пробурчал:
— Давай для начала поужинаем, а там и видно будет.
У подножья самого ближнего, первого Сундука, охотники спешились, расседлали лошадей, развели костер, вскипятили чай и принялись за нехитрый ужин. Пока друзья ели, небо совсем почернело, и Цибульский решил не лазить в темноте по холмам, а расстелил свой походный ковер возле костра, намереваясь здесь же и заночевать. Но потом он случайно поднял голову, увидел вдалеке на фоне звездного неба четкий черный силуэт прямоугольного останца, и золотопромышленника непреодолимо потянуло к нему.
— Я наверх пойду спать, — сказал он неожиданно для самого себя.
— Хорошо, Захар Михалыч, — невозмутимо пожал плечами кызылец, — ну а я с лошадьми тут останусь.
Цибульский снова свернул ковер и потащился вверх по склону, сам не понимая, почему его так тянет к Сундуку. Минут за десять он добрался до останца, устроился на большом плоском камне чуть ниже, положил рядом ружье и постарался заснуть. Но сон почему-то совсем не шел. Вокруг стояла кромешная тьма, звезды блестели в небе сказочными золотыми россыпями, а вязкая тишина окутала гору и укрыла землю. Ветра совсем не было, хотя Цибульский и находился сейчас на приличной высоте. Золотопромышленник повернулся с боку на бок и вдруг увидел, что возле останца, саженях в двадцати от него стоит высокого роста человек, чей черный силуэт отчетливо выделялся на фоне звездного неба. Изумленный Захарий Михайлович помотал головой, поморгал и видение исчезло, превратившись в высокий камень. Цибульский облегченно выдохнул, поняв, что обознался в темноте, и снова закрыл глаза.
Но сон так и не шел к нему. Золотопромышленник вспомнил вычитанный в какой-то газете способ заснуть, представил себе целый табун лошадей и начал их пересчитывать. Однако лошади плыли перед ним бесконечным вороным и гнедым потоком, и счету не поддавались. А потом Захарий Михайлович зацепился взглядом за единственную белую в этом темном царстве лошадь, и принялся наблюдать за ней. Но та куда-то очень быстро убежала, а сон так и не пришел. Цибульский чертыхнулся, открыл глаза и обомлел — в том месте, где чуть раньше стоял черный силуэт, теперь мирно паслась та самая белоснежная лошадь, убежавшая из его головы. Золотопромышленник вскочил на ноги, но видение в тот же миг растаяло, а на холме возле останца никого не оказалось.
Захарий Михайлович опустился на ковер и покачал головой. Таких странных призраков он никогда в жизни еще не видел. Цибульский уже решил было спуститься вниз, достать из сумки фляжку со спиртом и хлопнуть шкалик, чтобы поскорее уснуть. Но все же решил дать себе еще один, последний шанс задремать на горе, и улегся обратно на ковер.
Золотопромышленник в очередной раз повернулся с боку на бок, и вдруг его прошиб холодный пот — на холме, в нескольких саженях от себя, на фоне звезд он снова увидел черный силуэт. Тот стоял неподвижно, спиной к лежащему, и смотрел куда-то на север, в сторону холма, который местные называли Черной горой. Захарий Михайлович отчаянно заморгал, но на этот раз видение почему-то не исчезло. Он попробовал встать, но, к своему огромному удивлению, не смог пошевелить ни ногой, ни рукой. Его как будто парализовало.
Цибульский попытался было позвать на помощь Калолку, но у него получилось выдавить из себя только еле слышный стон, больше похожий на писк. А пришелец, услышав посторонний звук, понял, что обнаружен. Он медленно обернулся, посмотрел на лежащего и неторопливо направился к нему, ступая совершенно беззвучно. Лица его в темноте разглядеть было невозможно, оно представлялось золотопромышленнику лишь плоским черным пятном. Вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая только доносившимся откуда-то снизу очень тихим и странным рычанием. Впрочем, оно быстро прекратилось. Цибульский судорожно попытался дотянуться до ружья, однако ни руки, ни ноги его так и не слушались. Черный человек медленно, но неотвратимо приближался, и постепенно становился все больше и больше, полностью заслонив собой яркие звезды. А Захарию Михайловичу даже показалось, что он слышит в темноте тихое дыхание пришельца. Силуэт подошел совсем близко и остановился. Он и на самом деле оказался гигантского роста. Черный человек с минуту постоял неподвижно, а потом неторопливо протянул руки к лежащему. Золотопромышленник похолодел от ужаса. И в этот момент тягучую ночную тишину неожиданно нарушил щелчок за спиной пришельца, очень похожий на звук взводимого курка. Силуэт резко обернулся, и через мгновение у Цибульского заложило уши от грохота выстрела, ослепительной вспышкой озарившего все вокруг. А в ярком свете огня черный человек рассыпался на мельчайшие кусочки и бесследно исчез, словно состоял он не из плоти и крови, а из комка пыли.
Захарий Михайлович, ноги и руки которого наконец-то снова начали ему повиноваться, схватил ружье, вскочил, резко обернулся по сторонам и замер в полнейшем недоумении. Яркие звезды куда-то внезапно исчезли, а черное до сих пор небо порозовело, накрыв все вокруг сумеречным утренним светом и предвещая скорый восход солнца. Изумленный таким резким изменением окружающей действительности, Цибульский огляделся еще раз, и с запозданием сообразил, что встреча с черным человеком не произошла наяву, а лишь приснилась ему. Он без сил рухнул на ковер, продолжая крепко сжимать ружье, и вытер со лба холодный пот, чувствуя, как бешено в его груди скачет сердце. А вокруг стояла ничем не нарушаемая мертвая тишина. Не пели даже птицы. Но ухо Захария Михайловича вновь уловило тихое и странное рычание, доносящееся снизу, из долины, то самое, которое он слышал во сне. Цибульский посмотрел туда, откуда доносился звук, и до него наконец дошло, что загадочное рычание было ни чем иным, как богатырским храпом Калолки. Вогнутая поверхность первого Сундука, словно линза, собирала и усиливала все раздающиеся на ней звуки. Поэтому Захарий Михайлович и слышал так хорошо храп товарища, хотя тот находился не ближе трехсот саженей от него.
Незадачливый путешественник чертыхнулся про себя и, на всякий случай, перекрестился. Он внимательно осмотрел траву и камни в том месте, где рассыпался в пыль черный человек, но никаких следов таинственного ночного гостя не обнаружил. Тогда Цибульский свернул ковер, закинул ружье за спину, и на ватных ногах поплелся вниз, в долину. Только сейчас он понял, как сильно замерз, поэтому добравшись до беспечно храпящего товарища, он растолкал его и велел развести костер, да вскипятить воды для чая.
— Совсем я сегодня не выспался, Захар Михалыч, — пожаловался Калолка своему другу, во время завтрака, отчаянно зевая и с наслаждением отхлебывая из кружки обжигающий чай.
— Что так? — поинтересовался отогревшийся у костра Цибульский, уминая холодное вяленое мясо, — Замерз?
— Да лучше бы замерз, — засмеялся инородец. — А то пришлось всю ночь тебя от айны спасать. Ну и приснится же такое!
— От какого айны? — ошарашенно спросил Захарий Михайлович.
— От злого духа, шайтана, или черта, по-вашему, — сказал кызылец. — Сколько лет в Чебаках живешь, а наш язык так и не выучил. До сих пор ни единого словечка не знаешь. Посмотри на меня, я ведь по-русски не хуже твоего болтаю! Надо мне как-нибудь взяться за твою учебу, Захар Михалыч.
Калолка и на самом деле говорил по-русски совершенно свободно, в отличие от многих других инородцев. Но Цибульскому сейчас было совсем не до упражнений в лингвистике, и он нетерпеливо потребовал:
— А что снилось то тебе, расскажи!
— А снилось мне, будто явился за тобой айна, в обличии черного человека! Уж не знаю, зачем он пришел — может просто убить тебя хотел, а может в Нижний мир решил утащить. Ну а пока ты всю ночь храпел без задних ног, я за айной следил. Не успею задремать, а он проклятый уже из-за останца вылазит, и к тебе подкрадывается! Я проснусь — нет никого, только ты наверху знай себе рулады выводишь. Засну, а он опять схватить тебя хочет! И так полночи… Совсем я не выспался. Лишь под утро сообразил, что делать. Взял во сне ружье, и пристрелил айну, когда тот уже руки к тебе протягивал! Зато потом спал как убитый, покуда ты меня не растолкал.
Калолка гордо посмотрел на спасенного им во сне товарища и спросил:
— Ну а тебе чего там, наверху снилось, Захар Михалыч?
— Вообще ничего, — медленно ответил Цибульский, которого слова охотника будто обухом ударили по голове.
— Счастливый ты человек! — засмеялся кызылец, выплеснул из кружки остатки чая, и принялся собирать лагерь.