гл. 7 Сафрон

      гл 7 Сафрон      
   Был у нас такой капуцин, Сафроном звали. Капуцины это маленькие, забавные и шкодные обезьянки. Их родина – тропическая Америка. Обитают в кронах гигантских тропических деревьев, а питаются, хочется сказать – чем придется, я имею в виду, что меню у них достаточно разнообразно – от различных плодов, семян, сочных побегов, орехов и до насекомых, лягушек и даже мелких пичуг.  Живут группами до 30 особей. Из всех приматов Америки считаются чуть ли не самыми сообразительными. Весьма общительны и быстро привыкают,  к людям,  и  домашним животным, особенно в молодом возрасте. Очень  подвижны и обладают удивительной способностью, пользоваться цепким хвостом, как пятой конечностью. Всего известно 4вида капуцинов. У нас был черноголовый, или как его еще называют – фавн. Главенствует в группе самый сильный самец, но делает это весьма демократично, не претендуя на всех самок. Сразу хочу оговориться - вот к кому-кому, а к обезьянам, как к виду,   особой любви никогда не испытывал. Сафрон - исключение.  Про горилл, шимпанзе и орангутангов я не говорю, так как это уже не обезьяны.  И одно дело на природе. Но обезьяны в зоопарке, на мой взгляд,  это всегда очень неприятное зрелище. Это мое мнение. Хотя любой зверь в клетке - зрелище жалкое и отвратительное.  Правда в те годы мне на это было не так тошно смотреть как теперь. Очень люблю Даррела, но совсем с ним не согласен в том, что, как он говорит - если животных хорошо кормить, то они не уйдут из зоопарка. Среди людей тоже есть такие, которые соглашаются всю жизнь жить на пособие. Стая, или лучше семья,  обезьян к вольере и на природе это совсем разные вещи. Мои мысли постоянно убегают из зоопарка на волю. Может быть именно поэтому я давно уже и не ветеринар вовсе.
  Почему капуцины. И какое отношение имеют обезьяны к монахам. Члены ордена капуцинов имели особую форму одеяния с высоким белым колпаком -«капуца» - от слова  «капо» - голова. Один из первых описанных представителей рода и был белоплечий капуцин, который весьма напоминал францисканца. От него и пошло название всему роду.    А мне эти обезьянки больше напоминают маленьких, забавных и очень проворных мишек.
 Сафрон был одним из старожилов зоопарка, и никто уже не помнил, когда он там появился. Долгое время он жил один, и когда удалось приобрести ему самку он уже немного состарился. И уже теперь, на старости лет, своё заточение он делил с Кнопкой – молодой, стройной и очаровательной капуцинихой. Однако продолжить свой обезьяний род у них ни как не получалось. Грешили конечно на Сафрона и даже посылали по зоопаркам заявку на молодого самца капуцина. Но безуспешно. И хоть потомства у них не было - жили они очень дружно, не в пример своим собратьям в других вольерах. А может потому и дружно, что жили вдвоем - не надо выяснять -  кто главный. У обезьян борьба за иерархическое положение в стае почти никогда не прекращается – отсюда и скандалы. 
Обычно обезьяны,  не очень любят делиться едой, и кто-кто, а уж капуцины одни из первых скандалистов возле кормушки, после мартышек, естественно. Первый, кто подбегает к кормушке, - это касается почти всех мелких обезьян, - быстро начинает набирать  провизию во все члены, которые могут что-то хватать или нести. А это четыре 4 лапы, рот, подмышки, а у капуцинов еще и хвост. Правда таким образом упакованная обезьяна далеко от кормушки уйти не успевает, а получив подзатыльник от других сокамерников, что-нибудь роняет, начинает при этом  волноваться и орать, теряет большую часть добычи, и наконец, прижав к груди одно единственное яблоко или банан, ищет укромный уголок.
Почти у всех обезьян первым всегда все пробует самец. Если самкам иногда и удается вихрем что-нибудь с кормушки снести, то их, как правило, ожидает взбучка.  В доме у Сафронов было все иначе - чинно и пристойно. Наверно именно за это они мне сразу приглянулись. Сафрон с Кнопкой во время трапезы садились друг напротив друга, немножко боком, миска с едой при этом оказывалась только возле Сафрона. Кнопка искоса и бегло поглядывая на Сафрона, ждет разрешения.
- Можно да? А-а-а.. еще нет, да?
Сафрон не сразу принимается за еду - сначала внимательно разглядывает все , что разложено на блюде.  Ознакомившись с меню, аккуратно сортирует все продукты . Потом подцепив, скажем - гроздь винограда, не глядя протягивает её Кнопке:
- Да ладно, не суетись, угощайся. Теперь можно. 
Из всех остальных обезьян, такое уважение к своим собратьям за столом, я замечал только у шимпанзе и орангутангов. 
Кнопка с благодарностью берет кисть винограда и начинает есть. С аппетитом, и совсем не по обезьяньи, а медленно, не торопясь, каждую виноградинку берет двумя пальчиками, серединку высасывает, шкурки откладывает  в сторону. Сафрон же еще немного поковыряв пальцем в миске,  выбирает - ягоду, кусочек каши, хлеба с повидлом и т.д., постепенно наращивая темп. А так как у него почти нет зубов,    то половина всего этого добра падает на его громадное пузо, либо между ног. Когда Кнопка расправляется с виноградом, Сафрон предлагает ей каши, или бутерброд. Обед продолжается. 
Но вот миска опустела. Кнопка лениво отправляется на полку. А Сафрон приступает к «десерту»:. - тщательно перебирает каждый волосок на своем брюхе, извлекая от туда все что в первый раз в рот не попало, и делает это до тех пор, пока пузо не станет стерильным. 
После трапезы небрежно вытирает пальцы прямо об попу и почти скользя животом по полу, забирается на полку поближе к Кнопке. Отдохнуть.
Потомства, как я уже заметил, у них не было, несмотря на то, что вместе они жили довольно долго.  А обвиняли в этом конечно Сафрона. Как говорил директор: 
- Савсем старий остался. Вибраковка нада делат.
А Зоотехники уже подумывали о том, чтобы приобрести для Кнопки кавалера помоложе.  Но история эта имела совсем  неожиданный поворот.   

  « Познакомил» меня с Сафроном наш фельдшер -Василич.   Василич давно жил бобылем и поэтому утром приходил рано и уходить домой никогда не торпился. Жена от него ушла когда он заболел бруцеллезом. Он тогда работал в колхозе. Бруцеллез  профессиональное заболевание ветеринаров и никогда не знаешь на какой овце или корове его можно подцепить . Чаще всего это происходит во время родовспоможения.
По вечерам Василич смотрел телевизор и много читал. А утром просыпался  чуть свет, и тут же отправлялся в зоопарк. А и я любил приходить рано, потому как утром животные могут рассказать о себе гораздо больше чем днем. Так что утренний обход мы частенько совершали  вместе с Василичем. Он мне много рассказывал про обитателей нашего зоопарка и со всеми знакомил.

 Василич больше любил Кнопку, чем Сафрона. Когда он подходил к обезьяннику, - некоторые обезьяны старались  привлечь его внимание, так как уже знали, что у него в кармане всегда что-то вкусное для них припасено. Первой по списку была Кнопка. Но подходил всегда сначала Сафрон, как главный.  Пока он занимался ревизией карманов, Василич ловко успевал вручить  лакомство именно Кнопке.   
- А тебе, - говорил он Сафрону – давно пора на диету.
Сафрон сердился и иногда пытался оторвать от Василича хотя бы лацкан кармана.   Когда я на обходе один - тоже обязательно подхожу к Сафроше, заранее приготовив ему гостинец.  Сафрон оттопыривает мне все карманы, охает, и непременно там находит яблочко или ягодку, или просто листики яблони или ивы. Сафрон выгребает угощение и сразу отворачивается - я ему больше не интересен. Кнопка подходить  ко мне почему-то боится, но я ей тоже что-нибудь оставляю на полочке.   
Но однажды в середине осени Кнопки не стало. Вроде с вечера было все в порядке, а утром меня уже встречал один старикашка Сафрон. Он сидел на своем обычном месте, на деревянной полочке. Просунув свои лапки сквозь сетку и вытянув губы трубочкой – очень тихо жаловался…
Я подошел. Сафрон прихватив  ногой   карман моей куртки, смотрит мне прямо в глаза и что-то бормочет, и даже совсем не интересуется, что я сегодня принес. Кнопка лежит на цементном полу и поза ее очень неестественна для живого существа. Вчера вроде была вполне здорова... Сафрон не хочет меня отпускать, и кажется «просится на ручки». 

  При вскрытии, у Кнопки был обнаружен целый «букет» болезней - хроническая мелкоочаговая пневмония, плеврит, нефрит, киста яичников и в довершение ко всему хороший, свежий инфаркт. Как она со всем этим жила не проявляя никаких признаков болезни – сложно сказать. В графе причина болезни очень хочется написать – не соответствующие условия содержания и цементный пол. Но делать этого не следует. Для удобства уборки цементные полы - практически во всех клетках. Летом, в жару многих животных тянет поваляться на прохладном цементе. Но после захода солнца, - в условиях резко континентального климата - цемент очень быстро становится из прохладного - ледяным.
После того как не стало Кнопки, Сафроша приуныл и даже вроде как начал худеть и чахнуть. Других явных признаков недомогания не было и эти изменения приписали внезапному одиночеству и его возрасту. Работница по уходу за обезьянами жаловалась, что он мешает убирать в клетке, и вообще стал  агрессивный. Закончилось это тем, что однажды, когда она ему наподдала веником, он ей своим единственным клыком распорол руку от локтя до кисти. Правда она в тот день, как сама потом призналась, была "выпимши". Работнице оказали скорую помощь и отправили на больничный, а над Сафроном уже серьезно нависла угроза выбраковки.
Вскоре пришло время переводить обезьян в зимнее помещение. Зимнее помещение  ни как не связанно с летним и поэтому обязьян приходится два раза в год перемещать туда-сюда при помощи транспортных клеток - довольно неприятная процедура как для животных, так и для работников обезьянника. Обезьяны далеко не все по доброй воле заходят в транспортную клетку и многих приходится отлавливать сачком.   
Сафрошу же на общем собрании, как старого и утратившего экспозиционную ценность, большинством голосов приговорили к выбраковке и изъятию с экспозиции. Специального стационара для содержания животных утративших экспозиционную ценность мы не имели. Выбракованных животных иногда продавали в частный сектор, но если охотников на это добро не находилось, то приговоренного следовало усыпить. Как правило, в таких случаях вся ветеринаная братия зоопарка голосовала против, но в конце концов, кому то из нас эту обязанность приходилось исполнять.
В те времена хранение и приобретение сильных снотворных и наркотических препаратов было весьма проблематично, поэтому для этой цели имелся ТОЗ 16-го калибра. Уже чуть позднее удалось приобрести, в том числе и для этой цели - дитилин - очень сильный обездвиживающий препарат, который при небольшой передозировке вызывает паралич центра дыхания и быструю смерть.
Ловим обезьян обычно втроём – Василич, Александр  и я.  Всех обезьян, малой кровью ( без потерь с обеих сторон - имеется в виду) наконец удалось перетащить. Остался один Сафрон, и ловить его нам совсем не хотелось. Естественно он пронаблюдал процедуру отлова всех его соседей и был довольно возбужден, догадываясь, что грядет и его очередь. Но деваться некуда, надо – так надо. 
О том, как он всего пару недель назад порвал руку служительнице, все хорошо помнили, а кой ему вынесен приговор тоже все знали.  Стрелять его я наотрез отказался, а гуманно (если вообще это слово имеет здесь смысл) усыпить, на тот момент было нечем, разве что кубик воздуха в сонную артерию. 

  Вооруженные двумя сачками для ловли обезьян и переносной клеткой, заходим в вольер. Сафрон принимает боевую стойку и показывает нам своё единственное, но грозное оружие – клык. Иногда процедура ловли обезьян заканчивается очень быстро. Все обезьяны уже хорошо знакомы с сачком и его очень боятся, поэтому некоторым достаточно только его показать и они сразу прячутся как раз в переносную клетку. Но Сафрон, как чувствует недоброе, и забирается по сетке под самый потолок.
Несмотря на свой избыточный вес, он оказался довольно проворным и каждый раз весьма лихо уворачивается от сачков, которыми орудуют Василич с Александром.  Я поджидаю Сафрона с переносной клеткой, дверцу которой надо успеть быстро захлопнуть, когда обезьяна окажется внутри. Но с каждым заходом Сафрону все сложнее избежать сачка – силы его уже на исходе. И пару раз он было не попался.
 Но дальше все пошло по другому сценарию. Описав очередной раз пару кругов по сетке почти под потолком, Сафрон со всего размаху прыгает мне на руки. Я на лету его ловлю и совершенно автоматически прижимаю к груди. Это случилось так неожиданно, что я даже не успел испугаться. Единственное, что  сообразил, что если бы он хотел меня укусить, то он бы это сделал уже несколько раз. Одной мокрой лапой он меня прихватил за ворот халата, а второй показывал на двух "злых" дядек, которые его хотят поймать. При этом он почти задыхался и громко охал. Потом,  вытращив на меня свои исполненные мольбы глаза вытянул губы дудочкой и продолжая возмущенно охать - дыхнул мне прямо в нос!
Запах был такой тяжелый, что мне чуть не стало дурно.
- О тож прошу пана до гилясы! - простонал я отвернув голову в поисках воздуха посвежее. Но быстро придя в себя добавил:
- Коллеги! Думаю клетка нам сегодня больше не понадобится, а этого Пузатого Медведя я забираю в лечебницу на опыты! Он согласен. 
- А это «шо за гиляса», которую ты только что упоминал? – спросил Василич. 
- Да это такая вонь, что хоть вешайся.
Дословно, в переводе с польского это означает –«так вот же попрошу пана на виселицу» -  грубоватая польская шутка - но этим выражением мы частенько пользовались в студенческой жизни, с подачи  Ричарда Викентьевича, преподавателя зоологии, который любил таким образом пригласить нерадивого студента к доске. 
До лечебницы Сафрон ехал на мне, крепко уцепившись за  шею своими холодными как у лягушки лапками,  обдавая меня своими «ароматами» и вытирая свой мокрый нос об мой халат.
 
  В лечебнице мы его определили в небольшую клетку, специально приспособленную для фиксации и проведения различных процедур не крупным животным,   Клетку изнутри мы утеплили ватным одеялом потому что ветлечебница далеко не самое теплое место в зоопарке. Ежели по доброму, то он и не возражал.
Клетка была довольно просторная и Сафрону   сразу понравилась настолько, что его даже не пришлось уговаривать туда лезть. Правда когда он увидел, что его  заперли - сразу беспокойно и чисто по капуциньи зачирикал. Но получив кисточку винограда, -успокоился.   
- Вот так то,  Толстый , если жить хочешь, придется тебе у нас поработать лабораторным зайчиком - поставил я в известность  Сафрона, имея к нему на самом деле некий профессиональный интерес. По запаху который он обрушивал на меня, при каждом выдохе, было нетрудно догадаться, что он такой же хронический пневматик как и Кнопка. А судя по озлобленности на персонал наверно он страдал  от болей, которыми сопровождается  плеврит.   
По Кнопке - результат лабораторного анализа на туберкулез, - оказался отрицательным, и это обнадеживало в отношении Сафрона, а с остальным, я был уверен - мы справимся. 
Интерес же мой к Сафрону, как бы это цинично не прозвучало,  заключался в том, что я до сих пор не мог профессионально делать внутривенные вливания мелким животным. Особого позора я в этом не видел, так как это довольно тонкая процедура и чтоб ее качественно выполнять, необходима не только постоянная практика, но и сноровка. Прописав капуцину внутривенно антибиотики, витамины и обезболивающие – я,  на удивление быстро, и с первого раза попал в вену, и закатил ему первую порцию. Не могу сказать, что  ему понравилось, но вынес он это довольно смиренно. Правда прослушать себя не дал. Мешала этому боль внутри его существа. Я решил отложить процедуру более детального обследования до завтра.  Рабочий день уже давно закончился и я заторопился домой. Замок от клетки где-то затерялся и пришлось прикрутить дверцу обычной проволокой.  О чем потом крепко сожалел, - следовало всё же поискать замочек.

  На следующий день утром,  войдя в  лечебницу,  я  пришел в легкое замешательство. Впрочем этого и следовало ожидать. Входил я, умышленно очень тихо, заранее предчувствуя что-то неладное. Проволока, естественно, размотана, клетка, конечно! - открыта. Сафрона в клетке... - отгадайте с трех раз. 
Добрая половина посуды с лабораторного стола валялась на полу уже в виде осколков. Шкаф, в котором я хранил травы - раскрыт на распашку, почти все пакетики тщательно выпотрошены. А Сам сидел на подоконнике и с большим любопытством наблюдал как шофера на хоз-дворе безуспешно пытаются с ручника запустить зоопарковский газик. 
Увидев меня, Сафрон как ни в чем небывало, подкатил ко мне по лабораторному столу и полез шарить по карманам. 
- Слушай ты,  Толстый!  Я тебя кроликом совсем не для того назначал, чтоб ты мне тут погромы устраивал! - Попробовал я его устыдить, хотя прекрасно понимал, что моей вины в этом гораздо больше.
Сафрон же вытащив из кармана 3 грецких орешка, с завидной легкостью раскусил один из них так, словно это была семечка от подсолнуха и отправился его ковырять досматривая кино за окном. 
- Ничего себе беззубый – подумал я.
Не откладывая утренние инъекции в долгий ящик, я сразу поставил стерилизоваться шприцы. Надо было срочно придумать какими коврижками его заманить в клетку, ведь орешки я уже проворонил. Но как только я взял в руки веник, чтоб подмести следы его дебоша, пока ни кто не пришел, как он при виде такого грозного оружия, беспокойно «чирикая» пулей влетел в клетку. Многие работницы обезьянника, перегоняют некрупных обезьян в соседнюю клетку обычным веником. Стало-быть и Сафрон с ним хорошо знаком .
Заняв оборону в дальнем уголу клетки, он тем не менее, безропотно позволил себя запереть. На этот раз понадежнее. 
Когда шприц был готов, как ни странно - долго уговаривать Сафрона дать мне лапу не пришлось. Фиксационная клетка обладает одной особенностью – одну из ее стенок можно передвигать таким образом, что к находящемуся в ней животному можно подобраться с любой стороны. Сопротивление в этой ситуации бесполезно, но некоторые тем не менее пытаются. Сафрон оценив всю бесисходность своего положения – протянул мне сразу две лапы:
 - Сдаюсь!
Вены у него, несмотря на полноту, были хорошо выражены и вся процедура не составила никакого труда. Но сопровождалась она его недовольным, но и не так уж чтобы сердитым - чириканьем. Для Сафрона удалось раздобыть пролонгированный антибиотик и  можно было обойтись двумя инъекциями в день. Однако прослушать себя опять не дал. Фонендоскоп его почему-то напугал. Но зато удалось взять кровь и собрать мочу  для анализов.
Акт выбраковки  всё-же пришлось состряпать, но в устной форме я директору доложил, что Сафрон пока посидит у нас, а я на нем потренируюсь в инъекциях. 
  -Толко ти его силно не мучай! Он савсем старий остался – сострадательно попросил директор.
Я ему пообещал. На том и договорились.

  Да. Но в такой клетушке держать его всю зиму конечно было нереально, и надо было что то срочно придумать. Теплых помещений  в зоопарке было совсем не много. Так как умного придумать в этой ситуации было всё равно нечего нельзя, - на первое время решили надежно запереть все что можно разбить, сломать, или опрокинуть, а Сафрона оставлять в открытой клетке на всю ночь. Только клетку поставили возле самой теплой батареи. Замерзнет – сам полезет поближе к одеялу.
На следующее утро мы пришли одновременно  с Верой Степановной - нашей санитаркой.  Сафрон как и в прошлый раз сидел не в клетке, а на подоконнике и разглядывал в окошко - что там происходит на хоз-дворе.  В лечебнице было всё условно пристойно. Вера Степановна на Сафрона немножко поворчала, хотя я прекрасно понимал, что это ворчанье адресовано мне, работы-то прибавилось. К животным, которые иногда свободно разгуливали по лечебнице, Степановна давно привыкла, но теплоты к ним никакой не испытывала.
Поставив стерилизоваться шприцы я отправился на утренний обход. Все обитатели были живы-здоровы, поэтому вернулся я довольно скоро. Шприцы к этому времени были уже готовы. В один я набрал раствор антибиотика, в другой витамины, а в третий анальгетик. Сафрон больше не смотрел в окно, а внимательно наблюдал за моими действиями. Когда у меня было всё готово, он меня очередной раз крепко удивил.  Сам подошел ко мне и бесцеремонно уселся, на лабораторном столе.  Понюхал пустые ампулы и отложил их в сторону. Потом тяжело вздохнув, протянул мне руку, и  еще при этом правильно ее повернул - как раз для внутривенного вливания! Я протер ему спиртом вены. Он очень заинтересовался спиртовым тампончиком. Я  отдал. Сафрон его сначала осторожно понюхал, а потом принялся усиленно им натирать себе грудь.
Пользуясь моментом я одной рукой передавил ему вены, а второй успешно, один за другим опустошил все три шприца. Правда когда я его уколол он отвернул голову и потихоньку заохал, но всё же при этом краем глаза не упускал из виду мои манипуляции. 
- Смотри-ка! Зверушка, а понимает, что ему добра хотят, не всяк человек, так терпеть будет – сочувственно заметила Степановна.
- Понимает, Вера Степановна. Понимает. Нам бы их так понимать, как они нас понимают.
Между тем, Сафрон у меня выпросил и второй спиртовый тампон, которым я ему протер место инъекции. И опять его понюхав, продолжил им натирать себе грудь. Это с одной стороны меня удивило, а с другой - натолкнуло на интересную мысль. Но не успел я ее воплотить, как Сафрон отчудил еще более крутую фишку, которой поверг в легкий шок Веру Степановну и очень развеселил меня. Сафрон встал на задние лапы с интересом наблюдая за золотистой струйкой,  пописал прямо со стола на пол,. Но это не все!  Подставив под струйку свои лапки, - их небрежно помыл. Конечно,  Степановна у нас многое повидала, и удивить ее чем-то было сложно, но такого откровенного безобразия от обезьянки она ни как не ожидала и обложила Сафрона трех-этажным матом! . Сафрон от таких слов весьма смутился и быстро вытерев  лапки об свою задницу,  прыгнул ко мне на ручки. Лапки вытер плохо, но очень скоро сообразил, что мой халат для этой цели подходит гораздо больше! Вонючка. 
Пока он мирно сидел у меня на руках, я вернулся к мысли про тампончик со спиртом.

 Плеснув камфорным спиртом на кусок ваты, я попробовал растереть грудь Сафрона. Попытка не просто удалась, но даже ему очень понравилась. После того как с грудью было покончено, он тут-же мне подставил свою спину. А когда я его растирал он даже удовлетворенно постанывал и кряхтел. И когда в следующий раз увидел в моих руках флакон с камфарным спиртом и ватный тампон - радостно заохал и подбоченясь, и растопырив локти в разные стороны, подставил мне свою спину. 
С этого дня мы его на ночь больше  не запирали. Да и днем, когда у нас не было других пациентов он все время находился на свободном выпасе. Когда боли у него совсем исчезли, он разрешил себя послушать фонендоскопом. Но чтобы я там что вразумительное услышал – не могу сказать, но то, что  здоровые легкие звучат по-другому – было очевидно. Хорошим «слухачом» у нас был Георгич, он и поставил окончательный диагноз по мелкоочаговой пневмонии. Зато  из лаборатории пришли результаты анализов – в крови стафилокок, а в моче белок. Так что лечение продолжалось с диагнозом –  мелкоочаговая пневмония и плеврит. Правда теперь к этому еще добавился хронический нефрит.
Чувствовал себя в лечебнице Сафрон привольно,  будто здесь всегда и жил, а чтоб его загнать в клетку теперь достаточно было волшебного слова:
- ВЕНИК!
Вел он себя достаточно пристойно. По старости лет он был весьма спокойный и не такой активный как молодые обезьяны. Правда ругался На Веру Степановну когда она брала в руки веник или швабру. Но зато она его быстро приучила ходить справлять нужду в соседнее помещение,  -   стационар-изолятор для более крупных животных, и где убирать за ним гораздо удобнее. Держать его там всё время было нельзя из-за отсутствия отопления. Вот так он и прижился.   
Как-то Василич принес с озера еще живых карпов. Поджарить. Мы ловили карпов прямо на наших озерах на территории зоопарка. Карпов когда-то давно запустили в эти озера и их развелось так много, что мы их добавляли в рацион крокодилов, белых и камчатских медведей и даже орланов белохвостов. Ну и себя не забывали. Кроме ветеринарной секции  и акватэррариума промыслом карпа на территории зоопарка больше ни кто не занимался, многие считали эту рыбу мало пригодной в пищу - из за душка который в нем активно присутствует. Конечно, когда кругом столько горных рек с  благородной форелью и маринкой - «душистым» карпом можно и принебреч. Но я вам скажу - карпа надо уметь приготовить! 
Да, так вот как только Сафрон увидел живого карпа с ним случился приступ эйфории. Он начал прыгать со стола на стол, потом подбегал к Степановне и дергал ее за халат, потом скакал по стульям и опять возвращался к Степановне. При этом выдавал весь арсенал известных ему звуков от оханья до чириканья. На руки его Степановна на брала. И даже трогать опасалась. А он и не просился.
- Чо, этот скворец так разволновался, рыбы штоль хочет? В ей же костей не счесть - подавится. – Степановна с опаской поглядывая на Сафрона чистила рыбу. 
- Юрич! Чо скажешь?    
Сафрон так активно интересовался рыбой, что отказать было просто не в моих силах.
- Теть Вер, да дайте ему рыбёшку! Подавится - мы с Василичем как-нибудь с ним справимся.
Пока Степановна вылавливала в ведре самого маленького карпа, Сафрон стоял рядом в полный рост, держался одной рукой за край ведра и очень волновался. Получив наконец рыбешку, он ее схватил двумя руками и прижав к груди, так на задних ногах и отправился в сторону своей клетки. Карп выпрыгивал из его объятий, но не успевая упасть на пол, всякий раз был пойман. Сафрон хватал рыбешку обеими лапами и пытался запрыгнуть на стол. Но как только он освобождал лапу, чтоб зацепиться,  карп оказывался  на свободе. Не на долго. Тогда Сафрон прихватил его всеми 4-мя лапами, но  так он и вовсе не мог прыгать. Наконец,  просто засунув его голову себе в рот и одной лапой прижав к груди, на стол таки запрыгнул. После этого, удобно усевшись и  наступив ей ногой на голову, а рукой прижав к столу ее хвост - начал сдирать чешую! Дальше отгрыз рыбешке голову, и тщательно выпотрошил, размазав кишки по всему лабораторному столу. После этого  съел с большим аппетитом и не оставил даже хвоста. И ни одной косточки. Не подавился! 
На улицу Сафрон не выходил. Но очень любил подойдя к двери и стоя на задних  лапах, наблюдать  - что там происходит. Правда как-то однажды увидев снег, не удержался и выскочил. Немного пробежав на четырех лапах сразу встал на 2 задние, и спрятав ладошки от холода под мышки, по-капуциньи в раскачку засеменил обратно в лечебницу. Так, всю зиму его больше улица не интересовала, до тех пор, пока от туда не повеяло весенним теплом.   
  Когда же мы садились обедать, не смотря на то, что Сафрону ставили миску с трапезой отдельно, возле его клетки, он обязательно подходил к нам что-нибудь выпросить. Садился на край лабораторного стола и протягивал руку в нашу сторону. В этом жесте не было никакого унижения, он это делал как бы между прочим:
- То что в моей миске я уже видел. Ну-ка, что там  у вас то?
И только что-нибудь получив с нашего стола, отправлялся в свой уголок.   
Пневмонию мы ему подлечили. Надо заметить, что мелкоочаговую пневмонию у диких животных диагносцировать практически не возможно, предварительно их не изловив для прослушивания. А общее воспаление легких у зоопарковских животных, можно определить уже только тогда, когда они соберутся помирать. Они переносят болезни на ногах, до последнего, а кашля при отсутствии бронхита-трахеита может и не быть. И очень часто параллельно с пневмонией развивается плеврит. Это вот такая есть особенность при содержании животных в условиях ограниченной подвижности на цементном полу.
При более детальном обследовании Сафрона выяснилось, что он хоть и почтенного возраста, но не такой уж и старый, и что зубов то у него полный рот, только они очень маленькие и сильно стерты, а отсутствует на самом деле только один нижний клык.
А тут как то на пятиминутке директор и говорит:
- Нам по заявка дают ребёнка обезяне капусин, самка. Тепер нада будет искат самес!
 
 Тут наверно можно сделать маленькое отступление и хоть пару слов сказать про директора. За время моей работы в зоопарке их сменилось несколько, и я позволю себе остановиться только на одном, не называя его имени. Тем более, что еще в самом начале я предупредил, что рассказы больше про животных, чем про людей, и об их взаимоотношениях. Конечно,  особо яркие человеческие персонажи остались без изменения. Поэтому я заранее прошу  прощения у тех своих бывших коллег, которые здесь себя не узнают либо вовсе не найдут. Ничего личного, просто для удобства повествования. На самом деле я их всех очень хорошо помню и люблю.
Так вот вернемся к директору, по крайней мере к тому который мне полюбился более. Это был мужчина на вид лет сорока,  очень меланхоличный и спокойный, но весьма не далекий . Между прочим бывший колхозный ветеринарный фельдшер, а директором стал по партийной линии. С дикими животными никогда до этого не работал, впрочем как и мы все остальные. Мало того животные его вообще как-то мало интересовали. Он был директор по своей природе. Я таких больше никогда не встречал. Занимался он чисто администрированием. Очень редко выходил из кабинета, - если только на общий обход или в отдел культуры ( к нашему начальству). Представляете какая роскошь для нас, для работников! Когда бы вы ни пришли в кабинет директора -он всегда на месте и всегда готов вас и принять, и выслушать, и решить ваш вопрос. Одним словом - ГОЛОВА. Очень любил изучать документы и ставить на них подписи и печати. Когда мне доводилось ему на подпись приносить какие-то документы или бумаги, я всегда с большим любопытством наблюдал за его действиями. 
Первое - он всегда досконально вникал в документ. За мою практику ни разу такого не было, чтоб он что-то подмахнул не глядя. Потом говорил: 
- Хм.
Потом думал. В это время не следовало напоминать о своем присутствии. Процесс шел своим чередом. Изучив документ задавал несколько вопросов по теме и несколько встречных вопросов, к которым надо быть готовым заранее, чтоб не попасть в неловкое положение. Например:
  -Ти на кому ловил вчера риба на озеро - домой забирал?, или давал на медведя? А сам то уже до этого все выведал. Или:
- Ти вчера во сколко домой ходил?
Отвечать надо было правду, но при этом надо было заранее подготовить уважительную причину, к правде надо заранее подготовиться.
Тогда в общем никаких проблем. Когда же получал аргументированные ответы на все вопросы, говорил:
- Хоп, майляш.
Это значит – порядок! 
Втотрой этап – это подписание документа. Документ ложился на стол и тщательно приглаживался. Из прибора на столе извлекалась перьевая чернильная авторучка, аккуратно снимался колпачок и ложился рядом на стол. Дальше неторопливо выводилась большая, красивая, чисто директорская подпись. Ручка собиралась и водворялась на место. Только после этого третий, очень важный этап. Из письменного стола так же медленно, важно и чинно выдвигался ящик, из ящика извлекался ключ от сейфа. Затем в том же ритме ключ вставлялся в замочную скважину сейфа и проворачивался несколько раз. Открывалась дверца и извлекалась сама печать. Потом директор долго на нее дышал, и только после этих манипуляций, плавным, торжественным, волевым движением печать опускалась на документ и плотно прижималась.  Документ забрать сразу после этого ритуала у меня ни разу не получилось. Надо было всегда дождаться конца процедуры, пока ключ от сейфа опять не окажется в столе. После этого документ оценивался еще раз. Вот теперь можно забрать. Должен здесь сразу и заметить - в разумных просьбах и требованиях (особенно что касалось лечения, кормления и содержания) отказа никогда на было. 
Был у директора всё-же один, но весьма существенный недостаток - он не любил, и очень боялся ответственности. А может в этом  было его достоинство? Что же касается моих методов лечения, а они не всегда были традиционными - я ему до сих пор бесконечно благодарен за то, что он будучи фельдшером по образованию, никогда не давал мне советов по лечению животных. Он являлся специалистом в своем директорском , а я в своем ветеринарном. 
Вот. Когда ГОЛОВА всегда на месте - всё идет своим чередом.   

   А здесь мы опять возвращаемся в кабинет директора, но уже на пятиминутку, где мы узнали, что к нам едет самочка капуцина и срочно нужен самец. Как я говорил, директор не очень интересовался животными, а вет лечебницу за всю мою практику посещал раз или два. Директор посмотрел в нашу сторону и спросил: 
- Что Сафрон еще не подохал?
- Вовсе нет!- оживилась ветеринарная секция,
- Напротив, даже очень поправился и вполне может находиться на экспозиции.
Директор немного призадумался.
- Но ви же его списали и на бухгалтерии он не стоит.
- А мы его оформим как подарок – предложил Василич.
Директор опять призадумался, потом вздохнул и сказал: 
- Хоп, майляш, - оформляйте его как подарка! 
Сафроша к весне действительно похорошел,  и даже сбросил в весе. . Даже шерсть стала опять гладкая и блестящая и весь его внешний вид теперь был очень даже  экспозиционный. Уже по весне Сафрон два раза уходил в бега, и оба раза его застукали на охоте за воробьями. Он и раньше за ними охотился, но мне удавалось увидеть уже только трапезу, во время которой Сафрон воробья тщательно общипывал, потом  потрошил,  и только после этого с аппетитом хрустел его косточками. Охотился он каждый раз в небольшом садике возле хоз. двора и из него никуда не уходил. Но с нимать его с дерева каждый раз удавалось только при помощи свежего сазанчика или карпа. 
   Вновь  прибытая "Ребенка капуцин" оказалась достаточно взрослой, чтоб после карантина сразу попасть в лапы к Сафрону. Они пришлись друг другу очень по нраву, да настолько, что уже следующим летом их стало трое! Так что зря мы грешили на старикашку Сафрона.
 Еще не один год зоопарк торговал потомством Сафрона и его молоденькой подружки. Однажды им даже удалось «состряпать»  двойню, что у капуцинов случается довольно редко.