Я и Кот - любовь наоборот - 5 -

   Июлю полагается быть сухим и жарким, потому как это время покосов.  Траве предписано стать к уборочной поре высокой и сочной, чтобы потом кормить и радовать коров, козочек  и всякую другую живность в наши затяжные северные  зимы.  А луговым цветам назначалось  не только красоваться пестрым ситцем на полях, но и превращаться в ароматные   отдушки  для пушистого, золотого свежего сена. Как же особенно умиротворенно пахнет на сеновалах в июле, когда хозяева закладывают новый урожай высушенных трав.  Я помню этот аромат, как и особенное, солнечное детство, проведенное на Оке среди любимых людей.
 
    Но в этом году июль-месяц в наших краях выдался грозовым, ливневым, сырым и туманным. Он  в своих лесных лабораториях выращивал  бесчисленное количество насекомых (кусачих, ползущих, дурно пахнущих лесных клопов, клещей, комаров, оводов, мух). Только появившись на свет, эти мелкие чудовища нападали на всех  теплокровных  и спасу не было ни людям, ни животным.

    Я все чаще (вместо того, чтобы гулять по  подмосковной Швейцарии)  сидела на крыльце или  на веранде.  В лес идти не хотелось. Да и зачем?  В этом году грибы в огромных количествах росли прямо на участке. И, если честно, даже немного поднадоели. Я наморозила к зиме полный пакет одних только шляпок от молодых подберезовиков.
 
    Баюн  же шлялся все ночи напролет. И вот загадка: на нем не было ни одного укуса. Кот казался заколдованным (Может, дело в классном японском ошейнике? Тогда почему их не производят для людей?).

   - Ты не вкусный, - уверяла я кота, вытирая его плюшевую шкурку мохнатым полотенцем после очередного  загула.
 
Он ухмылялся и дерзил:

   - А тебе от сладкой вкусности легче живется? Сидишь арестованная, а лету скоро конец!
 
Крыть мне было нечем.

   За деревней местный агроном (используя травопольный севооборот) оставил обширное поле под паром. Наши говорили:

   - Нынче поле гуляет. Не родит.
 
Оно было сплошь покрыто цветами львиного зева, ромашек, колокольчиков, луговых гвоздик, зверобоя… Одним словом, поле наряжалось в яркие сарафаны от избытка безделья: ячмень рожать не нужно, гуляем! Именно к нему на свидание каждый день ходил Баюн.
 
   И вот в одно прекрасное утро  я проснулась от сильного тарахтения за приоткрытым окном. Сельсовет прислал тракториста, чтобы начать сенокос по плану, невзирая на погоду. Зрелище, скажу я вам…   Час тракторист работает.  Потом начинается гроза: молнии высыпают на луг стрелами  из облачных колчанов. Тракторист (Егор) еле успевает добежать до крайнего дома тети Люды (козьей мамы), чтобы переждать погодный катаклизм и согреться первачом  (слегка, дабы болезнь от сырости в радикулит не ударила). В связи со сложными погодными условиями и добротой тети Люды, вместо отпущенного на сенокос одного дня,  он работает уже третьи сутки.
 
   От греха подальше кот моим личным волевым решением был водворен в дом. То есть арестован ни за что, ни про что.  Нет, я, конечно, не думала, что он с его могучим интеллектом захочет сражаться с трактором, чтобы и его победить.  Дело было в  Егоре,  постоянно пребывающем в  расслабленном состоянии  от лечебно-согревающих процедур…  Мало ли? Вдруг тракторист покусится на беззащитного кота, приняв его за детеныша кабана?
 
   Месть Баюна за арест оказалась изощреннее, чем могло нарисовать мое скудное  воображение.
 
   Так вот. Сижу я на крыльце и слышу странный звук, словно молочный бидон с забора упал. Но я же –  спокойная… Ну, упал и упал, что  такого? Потом схожу к бане и подниму (там специально сушилка устроена для банок и бидонов).
Прошло полчаса. А ну его, этот бидон.  Я решила  засветло уйти домой, чтобы не заразиться   радикулитным поветрием от  Егора.  В моем буфете с весны (припрятанная для особо торжественных случаев) стояла праздничная  бутылка розового Мартини. Лечить этим напитком простреленные мышцы как-то не комильфо.   Лучше горячего чаю с медом попить.
 
   И вот захожу я в гостиную…
 
   Возле печки  всегда стоял эмалированный тазик, в который я собирала золу, чтобы потом использовать ее, как подщелачивающее почву удобрение. Прежде кот вообще не обращал на него никакого внимания. Тем более, что тазик был прикрыт древней (раритет от моей бабушки)  алюминиевой крышкой.
 
   Крышки на тазике не оказалось. Ее сознательно сбросили (с грохотом и без стеснения) на плиточный пол  ловкие лапы, чтобы использовать золу в качестве наполнителя для кошачьего  туалета. (Такого  раньше не было! Никогда!) Причем, кот не просто повозился в золе и в том, что в ней оказалось после его посещения, он полез на новое меховое диванное покрывало (цвета мороженого крем-брюле) с высоким ворсом. Тщательно о него вытерся, вылизал себя всего, и оставив негодную диванную тряпку (ценой в треть моей месячной зарплаты) для прачки (обслуга должна форму не терять!), победоносно  исчез из гостиной. Его не было нигде, даже в кладовке.
 
   Моя безмятежность, держалась на волоске!
 
   И именно в минуту внутренней борьбы с эмоциями  (вдруг) из подсознания вынырнуло  подозрение. Я отправилась к себе в спальню. Растянувшись на голубом, (цвета  майского неба) покрывале, изодрав предварительно белый  пуховый оренбургский  платок в клочья, дрыхло плюшевое сосредоточие мести и силы характера.
 
   Покрывала и платка мне было жалко до слез.  Безмятежность, где ты? Ау…

   Я ушла спать на диван в кабинет, не сказав ему ни слова.


 

Продолжение следует…