Здравствуйте!

                Здравствуйте!

   Так вышло, что тогда не на всех хватило этого нового перспективного лекарства. А самым неперспективным на отделении считался в тот момент Васенька…

   Всегда, встречая его где-нибудь в коридоре или видя во время ежедневного обхода, она каждый раз приятно поражалась его какой-то как будто бы обращенной непосредственно к ней неподдельно искренней улыбке, словно слегка, даже почти незаметно касавшейся линии его, как ей всегда представлялось после первого знакомства с ним, правильно очерченных губ. Или загоравшейся в его глазах, когда он на мгновение встречаясь с ней взглядом, произносил свое обычное: - «Здравствуйте!» каким-то очень спокойным и одновременно внушительным, значительным что ли для нее, четким, хорошо поставленным голосом.

  Той особенно холодной и ветреной осенью больных было много, и на какое-то время она уже даже почти словно бы и забыла о нем, теперь уже совсем не выходящем из палаты. А потом как-то незаметно, как в таких случаях это, наверное, всегда и бывает, его не стало.
Только ей через какое-то время начало казаться, что она как будто «встречает» этого пациента порой даже в случайных, совершенно незнакомых ей людях. Приходило то яркое для нее светлое чувство, когда, здороваясь с ней, он поднимал загорающиеся на какое-то мгновением теплым огнем глаза. Чувствуя в эти моменты какую-то беспомощность и одновременно желание в чем-то помочь встреченному ей человеку, нуждающемуся в этот момент в ней, она стала замечать, что как-то что ли глубже и участливей стала воспринимать чужую, не имеющую к ней никакого отношения боль или беду, всегда теперь искренне стараясь, если это было, конечно, в ее силах, чем-то конструктивно помочь.

   «Все же, наверно, я схожу с ума. Хотя все это и непохоже на какое-то обычное классическое сумасшествие,»  - стали раз за разом мысли приходить. – Но почему же это мое новое, не совсем обычное на первый взгляд мироощущение всегда как бы неразрывно теперь связано для меня с приобщением к чему-то большому и светлому, как будто бы заново оживляющему и зажигающему каким-то непонятным, но теперь таким родным для меня огнем сердце, заставляя его искренне всех любить и сострадать каждому? - Нет, это, наверное, даже и не сумасшествие, а что-то совсем другое…».

   А однажды, спустившись в первый раз за много лет в метро и уже забыв за эти годы как сами связанные с этим действием ощущения, так и различные правила безопасности пребывания в общественном транспорте, в задумчивости или в какой-то рассеянности расположила кисти рук в опасной близости от щели, в которую каждый раз входят открывающиеся на станциях двери.

  - Людмила Францевна, осторожно!.. У вас пальцы сейчас может внутрь затянуть! - она не то чтобы услышала, - нет это были совсем не те патологические «голоса», а скорее, почувствовала в самой глубине сердца эту всегдашнюю теплую улыбку, этот словно поддерживающий ее в трудную минуту взгляд и ей, наверное, сами пришли что ли на ум эти слова, когда она неожиданно посмотрела на свои находившиеся в тот момент в опасном положении кисти рук. Как бы то ни было, она еще долго в этот день вспоминала этого своего бывшего пациента. И какое-то особенно теплое, как бы укрепляющее ее чувство, даже, скорее, мироощущение все это время так и не покидало ее.

    «Наверное, есть Бог!  - подумала она уже совсем поздно вечером, когда муж лег спать – И не зря я избрала эту профессию, раз Он пусть даже и таким на первый взгляд совсем необычным способом укрепляет меня… Честь Ему и хвала! И дай Бог мне быть на моем жизненном пути достойной этого Его доверия, чтобы по мере сил оправдать чаяния огромного количества вверенных мне в моей медицинской практике пациентов и сделать все возможное и невозможное для того, чтобы они были здоровы!»


                Резвые ножки.

   Сегодня, только лишь я проснулась после того, как наш больничный батюшка, отец Олег, со Святыми Дарами приходил, исповедовал меня и причащал, смотрю  - опять он в палату как по мановению какой-то волшебной палочки заходит… с подарком от благотворительного фонда! А потом днем мне еще огромную-преогромную куклу из «АдВиты» – спонсорской организации  - привез ее давнишний волонтер, наш самый добрый больничный лифтер! И я, прижимая ее к себе, вспоминаю, как недавно нам на отделении во всех палатах кровати заменили на новые! Потому что сотрудница одной очень богатой фирмы со своей тоже заболевшей дочкой на другом отделении недавно в больнице у нас лежала, и увидела, что мебель везде негодная. Совсем никудышная, плохая… Вот она как-то там со своим руководством тогда перетерла и убедила, что детям помочь надо, да еще и каких-то спонсоров, сама, наверное, не знаю уж как, по своим каким-то каналам нашла – и нам на отделение в первую очередь новые прочные кровати поставили, на которых теперь очень удобно лежать, а самое главное: они даже и не разваливаются, и ночью с них неожиданно с грохотом не упадешь на пол…

   А когда-то давно, когда я еще в больницу на долгое, почти шестимесячное лечение только еще поступила, то на единственную свободную кровать со сломанной рассыпающейся сеткой, в которой уже не хватало очень много потерянных звеньев, меня положили, потому что и не было тогда свободных других мест! И все это время, пока я ворочалась от температуры и постоянной ломоты, подложенные под матрац очень жесткие фанерки мне постоянно в тело впивались. Я тогда даже кричала и плакала. И уже жить совсем не хотела, пока от медикаментов, словно куда-то проваливаясь, тяжелым сном вперемешку с охватывающим меня ужасом и безысходностью, наконец, не засыпала…

   ...А теперь… Вот еще Таня из другого благотворительного, городского нашего фонда придет! Я знаю – у нас все это сейчас чувствуют - она очень любит детей! И поэтому всегда такие качественные и интересные наборы для творчества нам приносит… сама их для нас всегда сама выбирает! - Одна красивая гофрированная бумага чего стоит!.. И в этот раз, наверное, и ее, и что-то другое еще, такое же интересное, принесет!..

   Слышу, как какие-то посторонние взрослые, не с нашего, наверное, отделения говорят: зачем они все так часто ходят?.. Не понимают, наверное, как хорошие и добрые люди детям нужны!!!

   Ура! Наконец-то пришла… В конце коридора с ухаживающими за тяжелыми детьми мамами о чем-то разговаривает. Спокойная и как всегда удивительно позитивная, что так нравится нашим родителям, и конечно же, нам, детям! И вдруг, опять чувствую, как какая-то радостная теплая и очень светлая волна как будто бы по всему телу пошла, и настроение радостное… только бегать и прыгать я еще не могу. А тут неожиданно для самой себя вдруг мысленно, в своем воображении совсем как раньше, когда была еще здорова, подпрыгнула и разбежалась. Ноги-то у меня пока еще ватные. Аж дух захватило!

    Вышла я из палаты. Даже уже совсем не покачиваюсь, а замечаю, что прямо иду! Остановилась. Ноженьки к полу как будто прилипли и так на месте и стоят. И вдруг такое озорство нашло на меня, как если бы какая-то Сила, - наверное, мне ее послал добрый Боженька, как об этом совсем недавно мама из соседней палаты своему несколько месяцев уже неходячему сыну говорила: «Боженька даст, - и, как все, передвигаться обязательно научишься потихоньку с Его помощью!»  Которому я все это время молилась, меня словно от пола оторвала! И я с легкостью и замиранием сердца, с какой-то радостной уверенностью в себе, и в своем обязательно будущем скором выздоровлении сама в первый раз за долгие месяцы подпрыгнула и разбежалась!!!




         Маленькая ниша.

     Сначала я жил грешно, неподобающе, а потом встретил доброго батюшку и стал потихоньку омываться, очищаться благодатью Божьей от своих грехов…

   Вот прошло уже много лет, и я нашел свою маленькую нишу, где со мной моя вторая половинка и наши детки. И, слава Богу, в радости и тишине проходит наша маленькая, надеюсь, по мере сил добрая жизнь, где мы стараемся делать все так, чтобы оно было по праведной и святой, и единственно благой воле Божьей. Милующей и врачующей всех. Всегда радостной, доброй и светлой!


!
                Друг.

   - Мы в подвале живем… - сказал он. И я увидел в какой-то момент в его глазах отчаянье, безысходность. А потом он как-то механически, машинально повернулся ко мне спиной, и они: он и его какая-то очень симпатичная, приятная в общении девушка ползком, осторожно пригибаясь, стали продвигаться вглубь черного, лишенного света коридора. Наверное, в этот момент его взгляд был уже сосредоточенно внимателен: надо было предельно сконцентрироваться, чтобы добраться до конечной точки передвижения и там, уже на месте в спокойной обстановке отойти ко сну…

   А до этого его взгляд был веселый, глаза иногда даже метали как бы неожиданно загорающиеся в них, где-то в другом измерении, в какой-то недосягаемой для скудного земного разума глубине, озорные искры. По-другому быть и не могло, ведь мы тогда вместе отмечали Пасху!

  Я им дал за помощь в работе немного денег… Вручил бы, наверное, и больше, но все вышло как-то уж совсем неожиданно, потому что они не сказали тогда, где живут. Наверное, постеснялись! А потом догонять было уже, наверное, поздно. Наверху горел свет, и вела вверх добротная ухоженная лестница, но нужда заставила их двигаться во тьму, вниз.

   Только сила молитвы в этот сложный период жизни нам помогала, как позже рассказывал он. И те добрые и неравнодушные люди, которые, наверное, исключительно по ней встречались и встречаются до сих пор на нашем таком, конечно, не очень простом пути...


             День рождения.

   - Да не нужен ты никому!.. – сказал мне санитар в интернате, похлопывая по плечу... – Надоел своей единственной родне – сестре... У нее свои дети маленькие... ей, наверное, и так не хватает денег... Вот и иди на отделение... И закроем мы тебя, да и таблетки назначим, чтоб не буянил... чтобы чего ни вышло!.. А то плохо ведешь!.. А еще лучше - уколы, наверное, чтобы побольше спал!..

   ...А сегодня же у меня был день рождения!.. И мы с моим другом волонтером ходили в магазин, он мне торт большой-пребольшой купил, наверное, очень дорогой и самое главное, думаю, - вкусный!

  ...Холодно на улице уже. И я иду к сестре, она живет недалеко, там, во дворе... совсем рядом…

   Стою на лестничной площадке, открывает она дверь, и слышно, как ребенок где-то в квартире плачет, позвякивают вилки, ложки и ножи о тарелки – гости, думаю, сейчас в большом количестве у нее. И еще слышу шум: стулья елозят по полу.

   - Давай торт! – неожиданно говорит сестра. – С днем рождения!

   Я машинально протягиваю руку с картонной коробкой, и она как-то хищно ее выхватывает у меня, забирает:

   - Ну все, все, иди! - Мне некогда! – и сразу дверь захлопывает, пробормотав еще раз на прощание:

   - С днем рождения! Иди...

   Так и не попробовал я его, торт, а вкусный, наверное, в это день.
Выхожу на улицу. Холодно как-то. Неуютно. Но сестру не осуждаю... зачем ей сейчас я, у нее все равно же дома свои гости... Вольные, свободные. А я же сейчас – интернатский. Весь пропитавшийся казенным запахом, как его еще иногда называют некоторые, почему-то «собеса» или «совка»...

   Но то, что торт мне купили, - приятно! Все-таки день рождения! И поэтому как-то радостно все-таки на душе, хотя все больше постепенно становить грустно... Но все равно, радость эту, как будто, пока совсем ничем не перешибить!.. Но холодно становится одному стоять на улице – это накатывает волнами... Да и поздно, понимаю, уже... Надо садиться на электричку и ехать туда, в интернат...


  Давно мне что-то колят... Так, говорят, тебе назначили... Лежу в палате на отделении... и то ли сплю, то ли грезится это мне наяву: везут меня на каталке куда-то... Спешат, бегут, но я их совсем не вижу, а средство передвижения это все время подпрыгивает и гремит, и я чувствую во всем теле слабость, даже с трудом могу голову от ложа приподнять или совсем медленно повернуться, но когда волна какой-то беспомощности  отступает, я все время по какой-то привычке смеюсь, и слышу, как кто-то совсем рядом торжественно и как-то, как будто бы, очень значительно говорит:

  - Если будут грехи... как багряное – как снег убелю... если будут... – тут, может быть, моя эта каталка снова подпрыгнула, и я не расслышал - ... как волну убелю...

   Наверное, это Господь! – приходит мне в голову непонятная мысль, и я снова почему-то, ее переваривая, все громче и громче смеюсь и смеюсь... И словно уже бегут за моей каталкой все мои родственники, уже когда-то умершие или еще живые... и что-то хотят сказать… и плачут. А я улетаю, проваливаясь куда-то в облака, наслаждаясь какой-то охватывающей меня приятной прохладой... Все дальше... дальше и куда-то, наверное, ввысь...