Спортивный врач о допинге

Я уже немало написал об использовании запрещенных средств спортсменами для улучшения спортивных результатов. Для спортсменов любителей это было не так важно, а вот для тех, кто занимался спортом профессионально, и от результатов зависело материальное благополучие,  многие применяли допинг.

Когда я в 1965 году поступил в Хабаровский медицинский институт, первый год занимался волейболом. Но мои прежние увлечение еще в школе легкой атлетикой позволили успешно выступить на соревнованиях в беге на 100 метров и в прыжках в длину. В последнем виде я стал чемпионом института, и пришедший на кафедру физкультуры новый тренер, только что закончивший факультет физвоспитания Хабаровского педагогического института Слава Власов уговорил меня перейти в легкую атлетику. Это случилось осенью 1966 года.

В этом же году в Хабаровске был открыт институт физической культуры. Все спортивные залы института начали функционировать, кроме зала тяжелой атлетики. И институт физкультуры стал арендовать этой зал в нашем спортзале. Я ходил в этот зал покачать силу мышц ног, и временами занимался вместе с парнями из СКИФа (спортивный клуб института физкультуры). В душе после тренировок о многом говорят. Вот тогда я и услышал впервые об анаболиках. Парни из СКИФа делились опытом вдруг с другом. Мол, после выполнения нормативов первого разряда надо начинать пить анаболики, и вскоре можно стать мастером спорта, что в те годы было очень престижно.  Более опытные парни рассказывали об участии в чемпионатах или «Буревестника», а кое кто защищал цвета других спортивных обществ – «Труд», «Трудовые резервы», которые платили им стипендии.. Так что даже на полупрофессиональном уровне в 1966 году спортсмены пили анаболики, препарат «неробол», о котором я впервые услышал именно в то время.

Помню фамилию одного из этих парней – Овчаренко. Это был невысокий, ростом примерно 160 см, атлет с красивой фигурой, выступающий в весе до 67,5 кг.  В это время он был кандидат в мастера спорта. Потом я смотрел его выступления на чемпионате краевого ДСО «Буревестник», когда он выступал уже в весе до 75 кг и был мастером спорта. Он был все так же с красивой фигурой, хотя немного рыхловатый.  Я потом я увидел его выступление в весе до 82,5 кг, когда он выглядел как бочонок.  Потом я окончил институт и меня отправили служить на флот на три года по распределению родного медицинского института, и я его потерял из виду.

А потом спортивный допинг стал применяться всеми спортсменами. Были разработаны научные программы, какие дозы тех же анаболиков надо применять. Но государственном уровне это делалось в ГДР, и страна стала второй по количеству завоеванных медалей на Олимпиадах.  В ГДР жило чуть меньше 20 млн, в ФРГ под 50, а в США – больше 200 млн, но восточные немцы за счет использования допинга опережали их сборные. А в Болгарии допинг применяли штангисты, которые тоже стали одними из сильнейших в мире. Да и наши спортсмены не отставали от них, понимая, что побеждать, получать спортивные награды, и потом правительственные и премии, без допинга невозможно.

Когда допинг стал бичом спорта, международные федерации и Международный Олимпийский комитет – МОК – начали борьбу с допингом. После соревнований все медалисты и спортсмены по жребию стали сдавать мочу для выявления запрещенных препаратов, список которых с каждым годом увеличивался. И первым в этом списке стояли анаболические гормоны.

Знаменитый советский спортивный врач Сергей Сарсания ушел из жизни 19 августа 2021 года в возрасте 83 лет. Незадолго до смерти он дал интервью «СЭ», где рассказал, как впервые в карьере столкнулся с анаболиками.

— Я стал врачом сборной СССР по тяжелой атлетике в сентябре 1967 года, — вспоминает Сарсания. — Был на сборах в Дубне. Команда готовилась к предолимпийской неделе в Мехико. Уже тогда Григорий Воробьев, врач легкоатлетов, принес мне бутылочку с таблетками. Ничего не объяснил, просто сказал давать всем по одной. Я уже был кандидатом наук, но он на тот момент не думал, что я соображаю. Сам догадался, что нужно делать поправку на весовую категорию: мухачу давать одну таблетку, а пузану — две-три.

— Что было дальше?
— Незадолго до Мехико-1968 в Дубну приехали два представителя института эндокринологии. После приватного разговора с ними мне многое стало понятно. Оказывается, у них в институте проходили клинические испытания препаратов одной венгерской фирмы. Она выпускала «Неробол», который на Западе называли «Дианабол». Воробьев каким-то образом все пронюхал, и этот препарат появился у нас.

В Мексике команда выступила удачно — три золота, три серебра. Установили несколько мировых рекордов. Но главное — я познакомился там с известным штангистом Томми Коно. Он был двукратным олимпийским чемпионом, потом становился «Мистером Вселенная» в бодибилдинге. Так вот на той Олимпиаде он работал тренером сборной Мексики и параллельно — корреспондентом американского журнала. По возвращении я пошел во ВНИФК и заказал этот журнал. Просто было интересно, что он написал. И совершенно случайно наткнулся на одной из страниц на статью о влиянии анаболических стероидов на функции печени. Заключение было такое: влияние — значительное.

— И вас это заинтересовало?
— Провел свое исследование. Напечатал его в журнале «Спорт за рубежом». Внезапно статья вызвала огромный интерес во всем Советском Союзе, особенно в Прибалтике.
Я же потом разработал первую инструкцию для служебного пользования. И штангисты начали включаться. У меня были хорошие отношения с Яаном Тальтсом, Давидом Ригертом. Предложил им апробировать определенную схему. Контроля тогда не существовало. Это даже не было запрещено.

Да, это делалось для роста спортивных результатов, но я, не буду скрывать, ощущал, что из-за этого всё уже не в одинаковых условиях. Те, кому я не помогал, были заведомо обречены, потому что мои спортсмены использовали современные достижения науки.

Парень принимал по 25 таблеток в день и умер от цирроза печени.
— Правильно понимаю, что в то время из-за отсутствия системности в регионах происходили страшные вещи?
— Абсолютно точно. Спортсмен далеко не всегда грамотный человек, может, даже писать не уметь. Но в своем деле каждый из профессионалов очень умен. Если надо — профессора обучит. И многие — хитрые. Где-то на грани того, чтобы уничтожить соперника.

Реальные примеры. Я говорю условному Пете: принимать нужно столько-то и столько-то. Потом он едет домой. Там, на периферии, всегда спрашивают: «Что там в Москве нового?» И он, рассказывая о фармакологии, намеренно в разы завышал дозы приема. В результате на местах люди из-за проблем со здоровьем заканчивали карьеру. Все — минус конкуренты!

На заставке: Спортивное питание.

Прием препаратов был огромным, этот процесс нельзя было контролировать. Тот же «Неробол» спокойно продавали в аптеках без рецепта. Я, осознав ужас происходящего, пытался добиться запрета. Ничего не вышло. Вот в Болгарии так просто купить его было нельзя. Но у них маленькая страна, берегут каждого спортсмена. А у нас людской ресурс был неисчерпаемым, никто на такие вещи внимания не обращал.

Как-то в сборной проводили анонимный опрос: кто сколько препаратов употребляет. Так, один парень из Волгограда, чемпион Спартакиады народов СССР, признался, что употреблял в день 25 таблеток «Неробола». Это 125 миллиграмм. Громадная доза! Даже тяжам я рекомендовал по 15 миллиграмм в день. Естественно, закончил тот парень очень плохо. Умер от цирроза печени. Такое было время...

От цирроза печени в молодом возрасте умерла обладательница мировых рекордов в беге на 100 и 200 метров темнокожая спортсменка Флоренс Гриффит-Джойнер.  Её мировые рекорды установлены на Олимпиаде 1988 года, когда был пик приема спортсменами запрещенных препаратов. После этого с допингом стали более активно бороться, и  объемы таблеток и сроки их применения стали уменьшаться, чтобы не попасться. Ведь спортсменам грозила дисквалификация на несколько лет. И хотя борьба ведется, но желающих попробовать допинг для роста результата до сих пор хватает.