Тёмные воды души моей. Продолжение 8

      Гостинцы для доктора. (Август 1941г.)

   Николай Павлович молча качал головой не в силах осознать предположение Горина, - он же уже был мёртв, когда вы его прятали под скамейки, разве не так?

-   Майор почему-то обернулся на стоящего в сторонке представителя особого отдела,- капитан? Что с вами, Вы сегодня не в меру скромны.
-   Извините Николай Павлович, я не совсем расслышал,- капитан, прикрывая лоб рукой пошатываясь подошёл к Ясеневу, -  политрук Лузиков совершенно точно был мёртв,- заплетающимся языком начал Фомин, - когда нас начали…

-   Вы ранены? – Майор по-хозяйски сбросил руку капитана прикрывающую голову, - открылась запёкшаяся кровяная ссадина и заплывший опухолью правый глаз. - Немедленно в санчасть.
-   Да я в порядке, не беспокойтесь, майор. Ударился о панель в танке. Пройдёт.
-   Не обсуждается, капитан. Кру-угом, шаго-ом марш. Лейтенант, проводите.

   Горин младший подхватил особиста забросив его руку себе на плечо и увлёк в сторону медпункта, который на удивление не был затронут минным обстрелом. Капитан с трудом переставлял ноги.
   Майор проводил их недовольным взглядом – вот что за безответственная эта наша лихость. Так что вы говорите, сержант?  Если политрук жив, как вы думаете… то где же он? А если мёртв, то где тело?

-   Товарищ майор, - Горин тяжело вздохнул, - могу лишь предположить, что смерть оказалась мнимой, хотя пульса действительно не было. Тем не менее, через какое-то время вероятно Кирилл Никифорович пришёл в себя и выполз из-под завала…
    Конечно с трудом верится. Но не испарился же наш политрук? В это время все были уже в рейде. Вероятно, он плохо ориентируясь побрёл… в неизвестном направлении.
   Мы осмотрели всё вокруг в радиусе пятисот метров. Предлагаю повторить попытку с рассветом…
   Николай Павлович, там фрицы оставили серьёзные запасы продуктов. Разных. Консервы, печенье, и даже овощи, морковка картофель, лук. А также оружие и боеприпасы. Горючее.  Кое- что из продуктов мы захватили с собой. Пару-тройку коробок набили всем что под рукой было. Куда прикажете передать? На камбуз?

   Майор поднял глаза к небу, - да-а, сержант если долго смотреть в звёздное небо, начинает казаться, что ты дома, в деревне на сеновале. С подружкой.  Смотришь на звёзды. Они те же самые. Тихо, тепло и радостно.
   И кажется так будет до скончания веков.
   Но кто-то придумал войну. Кому-то неймётся. Не сидится на месте, не дышится чистым воздухом, не пьётся родниковой водичкой, не любится красой синеокой с русой косой в простом ситцевом платьишке. Чего им надо?
   Почему они, а не мы нормальные здоровые, сильные мужики принимаем решения?  Почему позволяем этим убогим командовать миром?
   Вокруг так много достойных – музыканты, учёные, художники, поэты… А мы тупо идём за этими уродцами, разве мы верим им? Нет. Тогда в чём дело?
   Почему мы не можем объединиться и уничтожить всю эту нечисть?
   Он внезапно замолчал прислушиваясь, - слышишь? Сверчки. Как будто и не было только что взрывов? Как они выживают? ... А ты в детстве наверное мечтал стать моряком?

-   Да, Николай Павлович, были такие детские помыслы, - вздохнул с сожалением Горин,- мы с Вовкой хотели стать моряками, а наш младшенький лётчиком.
   Николенька, надеюсь его цель будет достигнута.
   А иначе зачем это всё? Ведь мы объединились. И мы вычистим Родину от этой нечисти?
-   Да-а - кивнул головой майор, - конечно. Правда я имел ввиду другое. Вообще, - развёл он руками. - Если за нами наблюдали бы какие-нибудь марсиане, они были бы крайне разочарованы поведением людей.
   Мы слишком незрелы и агрессивны. Планета нуждается в зачистке от человека разумного. 
-   Нет, Николай Павлович, извините, не могу с вами согласиться. Человечество живо именно благодаря художникам, музыкантам, поэтам. Когда-нибудь, через тысячу лет, на земле останутся только поэты, художники и музыканты.
-   Да, хорошо бы… Но кто же тогда будет пахать землю, выпекать хлеб, шить одежду, строить дома?
-   Умные автоматические машины. А люди будут только заниматься творчеством.
-   Не возражаю, мой юный друг, - засмеялся офицер, похлопав по плечу сержанта и добавил, понизив голос – и любить.
    Но всё же опустимся на грешную …
 
-   Полагаю, товарищ майор, фрицы передислоцируются и вернутся. Может нам устроить там засаду? Провиант и подходящее оружие с боеприпасами заберём, остальное взорвать.
-   Нет, сержант. Если взорвём тогда зачем им возвращаться? Останемся здесь. В одну воронку говорят снаряд не падает.  Здесь будет спокойнее.
    С рассветом надо организовать подводы и вывезти сюда из вражьих складов провиант, лёгкое оружие и боеприпасы. Заправить бензином машину по полной. Снаряды и патроны к пулемётам пополнить. Остальное заминировать.
    Организовать засаду. Направления подходов так же заминировать. Миномёты говоришь хорошие? Расставить по периметру. Эх разведка нужна. Лёгкая. Переговорим с Гориным младшим. Может на подводе с мамой?  Легенда - брошенная семья в поисках пропитания. Прокатиться и осмотреться на глубину километров пять на запад?
    Также поиск политрука.  Направление - на восток. На максимальную глубину.
    Продукты, отдайте в санчасть Екатерине Ивановне. Пусть раненых и больных попотчует.  Всё.
 
   Ясенев осмотрелся вокруг. - Говоришь, Маяковского любишь? – И театрально продекламировал:
 
     Послушайте!
     Ведь если звёзды зажигают,
     Значит это кому-нибудь нужно?

-   Это скорее мой младший любит, товарищ майор, а я не оригинален – Пушкин, Лермонтов, Тютчев.
-   Ладно свободны. Встретимся в четыре утра, предупредите, брата и весь экипаж, а также капитана Фомина, если он конечно будет в состоянии соображать и, наверное, Екатерину Ивановну.
   А, впрочем, мы же можем их навестить немедленно. Заодно занесём продукты.

-   Если можно, товарищ майор, я заскочу в конюшню на минуточку, проведаю моего друга и подтянусь к вам в медсанчасть.
 А коробки сейчас занесут бойцы, - он приставил два пальца к губам и громко свистнул.
 
   Немедленно подбежали, ожидавшие поодаль друзья.
-   Командир?
-   Сержант Акаев и рядовой Юрков возьмите ещё двух бойцов и перенесите коробки с продуктами в санчасть.
-   Есть, командир, - бодро ответили красноармейцы и бросились выполнять задание.

-   Молодец, уважают, - похвалил Горина командир.
-   Веселятся, товарищ майор. Молодые. Какой я им командир?
-   Ну как же? Они признали Вас, Иван Дмитриевич, - почему-то перешёл на «Вы» Ясенев, - командиром боевой машины, хотя у вас там были офицеры старше. По званию. А это, - поднял он палец вверх, - настоящее. Дорожите.
   А Ваш Орлик, возвращается к жизни, чему я очень рад. Прекрасный жеребец. Верный. Не прощаюсь.
-   Спасибо, я быстро. - Иван энергично зашагал в сторону конюшни, которая не сильно пострадала, так, изрешетило осколками.

   Орлик стоял в том же загоне и тянулся мордочкой через верхнюю горизонтальную жердь. Он словно учуял приближение хозяина, как любимая собака.
 
-   Дружочек ты мой, и правда хорош. Молодец, - Иван осторожно обнял жеребца за протянутую на встречу шею, привычно провёл рукой по шелковистому носу и прижался щекой. – А смотри что я тебе принёс, - он достал из кармана брюк оранжевую морковку, - попробуй, вкусная.
   Орлик мягко, губами, взял с поднесённой ладони яркий корнеплод и сочно, с аппетитом захрустел.
-   Вкусно, да? Сладкая. А у меня ещё кое- что есть. -  Он достал из другого кармана кусок пшеничного хлеба и из нагрудного кармана бумажку, свёрнутую в маленький конвертик. – Вот, смотри, - развернув конвертик показал жеребцу белый порошок, - соль тоже немецкая, но нам же с тобой всё равно, лишь бы была солёная, вот, - он присыпал солью кусочек хлеба и протянул лошади, - закуси.

   В это время в санчасти, Екатерина Ивановна, закончив промывать рану на лбу капитана, обратилась к наблюдающему за действиями Владимиру.

 -   Лейтенант подайте, пожалуйста, вон с полки баночку с раствором йода. Да эту. Спасибо. - Она смочила в растворе свёрнутую вчетверо марлю и приложила к повреждённому лбу капитана. Тот скривился и зашипел.
-    Подержите пожалуйста, я забинтую капитану голову. - Терпите, Александр Васильевич, ничего страшного, рассечены мягкие ткани, кость не повреждена. Отёк сойдёт через два дня. Всё будет хорошо. Но надо полежать дня три. У вас сотрясение головного мозга. Лёгкое.

-   А это ещё что за явление? Сержант Акаев Вы кажется уже окончательно выздоровели, раз таскаете тяжести? Что вы тут мне притащили?  Как и вы здесь? – Удивилась Екатерина Ивановна, увидев вошедшего следом Урку и тоже с коробкой в руках.

-   Это, Екатерина Ивановна вам презент от геройского экипажа, - пояснил вошедший за «носильщиками», майор тоже держащий в руках коробку, - куда ставить, хозяйка? Провиант это.  Вон молодцы раздобыли.
   Экспроприировали у противника. Экипаж машины боевой.
 
-   Спасибо, конечно, Николай Павлович, - тогда вот здесь у стеночки на скамейку пожалуйста.
 
   Военврач была немного растеряна. - И что это за продукты?

    Ещё двое красноармейцев с коробками появились на пороге.
-   Боже мой так много, спасибо. Что мне с этим всем делать?

-   Как что, Екатерина Ивановна, кушать конечно самой и больных выхаживать деликатесами от фюрера.

-   Не смешно, товарищ майор, - обиделась доктор. – Лучше забирайте себе.

-   Ну, что Вы, Екатерина Ивановна, извините если обидел.
   Это просто трофеи победителю. Посмотрите, что там?
   Признаться, я и сам не знаю. Вон победители. Они, наверное, знают.
   Да товарищ капитан?

-   Я не… - пытался что-то промычать болезненный особист.

-   Мы брали всё, что под руки попало, - объяснил Горин-младший, так что тоже не уверены насколько это всё съедобное.
   Ну, вот разве что у меня есть шоколад, для доктора, - Владимир вынул из нагрудного кармана картонную плитку красного цвета с белой полосой вверху, где черная надпись гласила: ZOTTER. А ниже на красном фоне белыми буквами: Panzerschokolade. В низу справа красовалась фашистская эмблема орла с раскинутыми крыльями, держащего в когтях свастику.

-   Попробуйте шоколад, Екатерина Ивановна, - протянул сладость Владимир.
-   Нет уж, спасибо. Не стану я есть эту гадость, - брезгливо отмахнулась доктор. Отрава, наверное.
 
-   Я попробую. - С трудом выговорил капитан.
-   Да-да. – Согласился лейтенант Горин,- пусть отведает, если что, не жалко.
-   Фомин закашлялся и у него вдруг прорезался голос, - грубо, лейтенант.
-   И действительно, Владимир Дмитриевич, - поддержала доктор больного, - не милосердно как- то.

-   Да, пожалуй, - подумав, согласился Горин, приношу свои извинения, капитан. Погорячился. Зато видите, как Вы сразу ожили. Искренняя злость, она бодрит.

-   Ладно, принимаю, ваши извинения. И действительно как будто пелена спала. Давайте Ваш шоколад. Испытаю на себе вражью еду.
   Владимир отдал шоколад больному.

-   Что это? – Екатерина Ивановна доставала из открытой коробки «заморский» провиант.

   Круглый длинный футляр похожий на капсулу от сигар, только картонный.
-   Марш - Гетренк ( Marsch-Getrank), 2,5L - прочитал Владимир.

-   Кажется, это сухой сок. Напиток, разводится водой. На два с половиной литра.

-   А это? – доктор держала в руках длинную узкую жестяную банку с красно- синей этикеткой: Хайне Букраст  (Heine Buckhurst).

-   А вот это кажется я знаю, - Ясенев взял в руки цветную жестянку, - угощался как-то. Консервированная колбаса.

   Военврач второго ранга продолжала доставать всякие диковинные продукты:
   Куринные яйца закатанные в трёхлитровую банку; консервированное молоко в жестяной банке ALPEN-MILCH с кормящей медвежонка из соски медведицей на этикетке в центре красного круга; сливочное масло в брикете; алюминиевая баночка Нескафе на две порции кофе; эрзац- кофе из ячменя для гражданских; сушёная савойская капуста Wirsing в бумажном пакете на 600 грамм; кофе в тюбиках с молоком и сахаром KAFFEE-KONSERVE; упаковка концентрированного горохового супа Кнорр; мясные консервы 850гр. без этикеток, но с армейским клеймом и многое ещё.

-   Это что, их вот этим кормят? – Екатерина Ивановна устало присела на табуретку. - Да, нам бы хоть десятую часть от этого ассортимента. Обидно.

-   Не обижайтесь, доктор, - капитан легко соскочил со скамьи и весело приобнял Екатерину Ивановну – и мы так научимся, дайте только время пожить без войн, хотя бы лет двадцать. Но ведь не дают же.
-   Немедленно ложитесь, Вам ещё нельзя вставать.
-   Ерунда, я отлично себя чувствую. Готов, как говорится, к обороне.
 
   Майор подобрал брошенную упаковку от шоколада, съеденного больным.
 
-   Да, панцершоколад. Танковый шоколад. Он содержит секретную немецкую разработку – Первитин (Pervitin) называется. Стимулирует нервную систему.
 
-   Знаем мы этот секрет, - доктор взяла из рук Ясенева обёртку. Покрутила перед глазами. По сути это амфитомин, допинг. Разгоняет сон, уменьшает чувствительность к боли, притупляет чувство голода и жажды. Увеличивает уверенность в себе. Готовность рисковать.

-   Прекрасно! Я за! – капитан готов был шутить и балагурить, - шоколад с добавками Первитина – вот наше всё!  Лейтенант, напомните мне где мы его взяли. Надо запастись. Это великолепно! Екатерина Ивановна вы прелесть! Я словно обрёл крылья! Товарищ майор, а давайте-ка рванём на склад и перетащим всё сюда?
   Капитан пританцовывал от нетерпения и радости, как юный козлик.

-   Что за веселье? – на пороге появился Горин- старший, - пир во время чумы?
-   О-о, сержант! Чего ты такой едкий, - капитан подбежал к Горину и весело его приобнял. Мир прекрасен несмотря ни на что. Мы живы и это здорово.

-   Товарищ Фомин, Вы что ли шнапс обнаружили? – Иван настойчиво освободился от объятий особиста, - лучше проспитесь, с рассветом предстоит решить серьёзные задачи.

-   Давайте так, друзья мои, - майор Ясенев был вежлив, но твёрд, - отбой всем до четырёх утра. В четыре утра встречаемся в штабе. Вас я тоже буду ждать, Екатерина Ивановна. Капитана проводят братья Горины. И это не обсуждается, капитан. Иван Дмитриевич, у Вас всё в порядке? Как Ваш друг?

-   Благодарю, Николай Павлович, Ваш должник.
-   А, ловлю, – пригрозил пальцем Горину майор. - Ну что ж, не задерживаю.

   Иван шагал неспешно в сторону развалившегося сельского клуба. Непроизвольно, погруженный в, кажущиеся теперь далёкими, воспоминания дома.
   Тёплый летний вечер, редкая тишина, стрёкот цикад, звёздное небо - почти всё напоминало последнюю встречу у одинокой старой ивы.
   Испуганные глаза Нины.
   Сероштан с ружьём, непривычно растерян и тих.
   Светлоликий Николенька прячущийся за спиной отца.
   Рассерженный Васька.
   Странная, тонкая и гибкая как ивовый прутик, фигура молодой, элегантной в чёрном, то ли цыганки, то ли армянки, исчезнувшей в сумраке ночи так же внезапно, как и появившейся, сверкнув напоследок серебряным набалдашником старинной трости.
   Разве только стойкий запах пожарища неизменно возвращал его в реальность, больше похожую на сон, от которого хочется скорее проснуться.
   И та короткая встреча робко, словно стесняясь, пробивалась в сознание как из трудного детства.  Да-да, детства. Смешно. Прошло то всего два месяца. А столько событий, переживаний, переоценки.
   Кажется, он невзначай прожил лишних лет двадцать.
 
   Хрустнувшие под ногами осколки выбитого окна заставили его остановиться. Он и не заметил, как упёрся в груду развалин бывшего сельского клуба.

   Хаотично обрушенное перекрытие плотно завалило первый этаж обломками досок, бывших, когда -то стропилами, балками и обрешёткой, а также присыпало сверху штукатуркой, песком и извёсткой, не оставив ни каких щелей и проходов. 
-   Ну и как же он сумел отсюда выбраться?
   Иван присел на сохранившуюся ступеньку резного крыльца.
   В поле его зрения попали две тёмные фигуры, неслышно двигающиеся от медпункта.

-   Иван Дмитриевич, а Вы что же не идёте спать? – окликнул его майор, - поздно уже, а вставать с рассветом.
 
-   Да не спится что-то.
 
-   Вот и нам тоже. Мы решили с Екатериной Ивановной подышать воздухом.

-   Да, хороший вечерок. Приятной прогулки.

-   Хотите, сержант, я дам Вам выпить снотворной настойки. Маковой. – предложила любезно Екатерина Ивановна, - она успокаивает и расслабляет. Погружает в здоровый крепкий сон.
-   Нет, пожалуй. Спасибо. Мне ещё надо немного подумать. Поразмышлять.
-   Ну смотрите. А то я сейчас провожу Николая Павловича и вернусь. Если передумаете, милости прошу. Средство эффективное. Растительного происхождения.

-   Мне кажется у сержанта что- то случилось, - сообщила доктор командиру, когда они отошли на несколько шагов, - он слегка отрешён от действительности, погружён в себя. Молодой ещё, мальчишка. Зачем они здесь? Им бы ещё учиться.
-   Знаете, Екатерина Ивановна, эти мальчишки, братья, сами пришли к нам. Сбежали из дома. И показали себя серьёзными бойцами. Сильными духом. Дерзкими и даже безрассудными. Да эти, как Вы говорите, мальчики дадут фору бывалым «старичкам». Младшему пятнадцать, а он уже с орденами, прошёл ускоренные офицерские курсы, лейтенант. В технике дока.
Старший по сдержаннее. Но тоже хорош. Уже ранение имеет. Аналитического склада. Храбр. Расчётлив. С лидерскими качествами. Не боится ответственности. А что они уже наворотили на немецкой бронетехнике. Шесть танков подбили уже здесь в окружении, седьмой протаранили сегодня. Не было снарядов. А раньше из ПТР ещё два.
   Лев Михайлович планирует представить их обоих к золотой звезде. Если выживем, конечно. А Вы говорите, мальчишки.

   Дальше шли молча до самого сельсовета, где расположился импровизированный штаб.
-   Ну вот мы и дома. – Улыбнулся Ясенев, - зайдёте?
-   Нет, спасибо. Устала. Да и подумать ещё надо над Вашим предложением…
Пойду. Благодарю вас за заботу. Спокойной ночи.

   Доктор прощально улыбнулась и двинулась прочь.
-   Спокойной ночи, - крикнул ей вслед майор, - Вы не обязаны... Это просьба.

   Она не останавливаясь махнула ему рукой.



                Несостоявшаяся дуэль. (Август 1941г.)

-   Может он выбрался ещё до того, как обрушилось здание? – Екатерина Ивановна, присела рядом с Гориным.
-   Нет, оно обрушилось почти сразу как мы накрыли его скамейками и едва успели выбежать.
-   А скамейки не сломались?
-   В том то и дело, что скамейки целы и стоят там-же где мы их оставили. Скамейки на месте, а тело исчезло.
-   А утащить его никто не мог?
-   Вы о чём? – не понял Иван, пристально вглядываясь в её неподвижное лицо.
-   Ну-у, не знаю животные? Волки или одичалые собаки.
-   Да, что Вы, Екатерина Ивановна? Если они тут и водились до войны, так давно разбежались. Да и в село всё равно не сунулись бы. А собак я здесь даже и домашних не видел, что конечно странно. Нет, думаю всё гораздо естественнее. Проще.

   Екатерина Ивановна Андреева – вонврач второго ранга, украдкой разглядывала задумчивое, почти отрешённое, смуглое и обветренное лицо воина – мужчины, которое всё равно не могло укрыть пробивающиеся, сквозь не плотный ещё слой трагического опыта и не запредельную длительность боли, детские треугольность, худобу и искренность. Диагноз: уже не мальчик, но почти мужчина.

-   Зачем Вы здесь, Иван? Ведь Вас не призывали?

   Горин почему-то не удивился её вопросу. Сам задавал его брату. Какого чёрта он попёрся за ним? Что это? Глупая безалаберность? Безрассудность? Или искреннее желание помочь своим? Ведь если нападут на твою мать или брата, или… ты же не будешь рассуждать зачем, а ринешься защищать их не раздумывая. Потому что любишь.
 
-   Во имя любви, - тихо ответил он. – А Вы?

-   Я? – Она задумалась на мгновение, - внезапный порыв ветра всколыхнул её тёмные локоны. Она непроизвольно поправила причёску. Шорох сзади заставил обоих обернутся. – Кто здесь? – Екатерина Ивановна тревожно вглядывалась в ночные развалины за спиной.
 
   Никто не ответил, только песком швырнуло по деревянным обломкам, словно кто-то бросил горсть крупы. – Я тоже. - Она затихла, прислушиваясь к мистическим звукам лунной ночи.

-   У Вас остался кто-то там? В той жизни? Любимая девушка?
-   Душная сегодня ночь… Мне не хочется вспоминать. Это было в другой жизни. В другой вселенной. Не со мной.
-   Да… Мне иногда тоже кажется, что всё это происходит не со мной. Будто я сплю… Только сон какой-то тяжёлый и тягучий. И всё никак не закончится.

-   А-а, голубки, так вы здесь? – сзади из-за груды развалин с хрустом и сопением вывалился человек. - Я так и знал. Молоденьких любишь. А я для тебя слишком стар. - Человек подошёл ближе раскачиваясь и размахивая руками. – Сержант, я имею честь предложить вам сатис… - он не удержался на ногах и рухнул под ноги сидящим.

   Екатерина Ивановна осуждающе покачала головой, - вот дуралей. Попадёт под трибунал. Может оттащим его в медпункт, пусть отоспится. Поможете?
  Она попробовала поднять тело потянув за руки, - тяжёлый.

-   Давайте лучше я. – Предложил Иван, - и приподнял лежащего, подхватив под мышки. А Вы попробуйте за ноги.

   Так они протащили безжизненное тело несколько метров.
   Потом «мёртвый» ожил, оттолкнул своих спасителей, с трудом поднялся на ноги. Пошатываясь, мутным взглядом обшаривая вокруг. Наконец взгляд его упёрся в Горина. - Так на чём мы…? Сержант… Я требую сатисфакции. Будем стреляться.

-   Капитан, давайте завтра, - предложил деликатно Горин, - сейчас темно, ничего не видно. Вы можете промахнуться.

-   А-а, так ты трусишь? Будем сейчас… Давай доставай табельное…
    Особист Фомин заученным жестом дёргал свою кобуру… Но она не поддавалась. - С десяти шагов… - Заплетающимся языком требовал он. - К барьеру.

-   Александр Васильевич, - пробовала остановить «дуэлянта» доктор Андреева, - давайте пройдём лучше в санчасть, я напою Вас вкусным кофе, трофейным.

-   Отставить, - настаивал разбушевавшийся капитан, - здесь и сейчас.

   Ему удалось, наконец вытянуть их кобуры самозарядный пистолет
    Зауэр-38Н (Sauer-38H). - Давай сержант, выходи, - считаю до трёх, - нетрезвый капитан твёрдой рукой направил дуло в лицо стоящего в сторонке Горина.

 -  Один, два, три…

   Раздался выстрел. Иван Дмитриевич покачнулся и упал. Екатерина Андреевна закричала и бросилась к лежащему неподвижно сержанту.

-   Что вы наделали, Фомин?

   Капитан шаткой походкой, с пистолетом в опущенной руке, приблизился к склонившейся над телом Горина, Екатерине Ивановне. Опустился на колени и свободной рукой ударил лежащего по щеке.

   На крик сбежались Горин-младший, Урка и Брюлик.
   Владимир перехватил руку капитана, намеревающегося вновь нанести пощёчину и грубо оттолкнул. Тот свалившись на бок, таращился выкатив глаза на бездыханное тело сержанта.
   Младший хладнокровно принялся делать брату искусственное дыхание.

   Горин открыл глаза и приподнял голову. - Сойди с меня, брат. Раздавишь, - шёпотом произнёс он. Ты уже большой. С правой стороны его головы над ухом сочилась бордовым рваная борозда.

-   Поверхностная, - облегчённо констатировала военврач Андреева. – Ребята, помогите ему дойти до медпункта. И этого туда же, - кивком головы указала она на притихшего капитана.

   Сослуживцы приподняли обоих и поддерживая под руки повели в медсанчасть.  Доктор помогала Горину-младшему, поддерживая его брата.

-   Спасибо, друзья, - поблагодарил Иван, - но кажется я сам. Он вежливо освободился от рук товарищей и подошёл к мрачному особисту.

   Они молча разглядывали друг-друга, один злобно, другой сочувственно.

-   Выстрел за тобой, сержант. В любой день и любое время я к Вашим услугам. Отпустите, я сам дойду. – Капитан оттолкнул поддерживающих его бойцов и твёрдой походкой двинулся вперёд.
   Не дойдя несколько шагов до медпункта свернул в сторону.

-   Постойте, Александр Васильевич, куда же Вы,- пыталась остановить удаляющегося капитана, обеспокоенная Екатерина Ивановна. – Я могу Вам помочь!

-   А мне не нужна помощь, крикнул он ей в ответ, - себе помоги или вон этому… пионеру твоему.

 -  Ну вот что за человек? - всплеснула руками доктор Андреева.

   Её окружили трое сослуживцев, провожающих укоризненным взглядом ретивого сумасброда.

   Владимир прижался губами к уху брата, - а это он про кого?

   Согбенная спина обречённого капитана уже растворилась в темноте.

-   Не знаю, брат. Болен он… Вот что, друзья мои, прошу Вас всех забыть об это инциденте. Сержант Акаев?

-   Как скажете, командир.
-   Красноармеец Юрков?
-   Да, командир.
-   Екатерина Ивановна?

   Доктор развернула голову сержанта Горина навстречу лунному свету, - надо обработать рану.  А то загноится.

               

                В разведку. (Август 1941г.)

   Ранним утром, ещё не взошло солнце, только розовые всполохи окрасили бирюзовый горизонт, а в штабе Доватора уже дискуссия в разгаре.

-   Товарищ полковник, мне кажется нет смысла рисковать тремя, если справятся двое, - настаивал лейтенант Горин, - зачем нам третий. Тем более великовозрастной. Какой он сынок, посмотрите на него – мужик, скорее уж муж. Но муж же нам не нужен, так Екатерина Ивановна?

-   Я согласна, с лейтенантом, мы справимся вдвоём. Подходящую одежду мы одолжили в селе, там и правда мать с малым сыном мается. Одна. Муж на фронте, старший сын тоже. Вот его одежду мы и одолжили для лейтенанта. По размеру подходит. Там же и подводу взяли деревенскую, а лошадь надо свою впрячь.
 
-   Оперативно, молодцы. Ну что тогда в путь. Далеко не углубляйтесь. В контакт не вступать. Напрасно не рисковать. По мере возможностей. Оружие не брать. Можно бытовой инвентарь: топор, лопата, нож. У Вас есть семь часов. Если к полудню не вернётесь, будем выдвигаться на свой страх и риск. И надо не забыть отблагодарить хозяйку.

-   Мы, товарищ полковник, передали хозяйке коробку с продуктами, с теми со склада немецкого.
-   Одобряю!

-   Товарищ полковник, - я всё-таки предлагаю придерживаться изначальной версии и перемещаться втроём. Две головы всегда лучше, если что больше шансов принять правильное решение.

-   А Вы товарищ сержант видимо мою голову в расчёт не принимаете? – Военврач Андреева вызывающе смотрела Горину- старшему в лицо, - очевидно Вас смущает мой новый наряд (Екатерина Ивановна была уже переодета в простое льняное платье ниже колен, цвета залежалой соломы и ватную серую жилетку. Ноги в хлопковых бежевых чулках в рубчик, обуты в чёрные кожаные с потёртостями ботиночки на скошенным каблучке.)
   Однако эта сельская одежда всё равно не могла скрыть её молодое двадцати четырёх летнее лицо и хрупкую фигуру.

-   Нет, ну что Вы, Екатерина Ивановна, я вовсе не это имел в виду, - пытался оправдаться Сержант Горин, - просто всё-таки двое мужчин, это лучше, чем мужчина и женщина.

-   Так вы думаете? И чем же лучше? Не забывайте я офицер Красной Армии.
-   Да, но всё же… Потом легенда о матери и сыне как-то не очень соответствует. Если конечно не считать, что Вы произвели на свет ребёнка в девять лет.

-   Спасибо, сержант. Видимо, я должна воспринимать то как комплимент? Вообще-то произвела, как вы выразились, я на свет ребёнка в семнадцать лет. И это была девочка.  А что бы Вас не смущать, я умою лицо дорожной пылью и сойду прекрасно за маму пятнадцатилетнего лейтенанта, выглядящего в деревенской одежде вообще на двенадцать.

-   Товарищ полковник, давайте, я хотя бы буду их подстраховывать. На расстоянии видимости. На всякий случай. – не унимался Горин.

-   Да, товарищ полковник и я тоже.  – Капитан Фомин с утра смотрел всё больше в пол и скромно молчал, но теперь не стерпел. - Мы пойдём скрытно, на расстоянии и … да, будем подстраховывать.

   Полковник Доватор недоверчиво оценивал поведение Особиста, - а мне доложили, капитан, что вы… не здоровы и вчера вечером…
-   Наговоры, Лев Михайлович, я совершенно здоров, в хорошей форме и …
с сержантом мы прекрасно справимся, подтвердите сержант.
-   Так точно, непременно. Легко справимся… с капитаном. – Срочно подтвердил Иван.

-   Ладно, если Вы так уверены в необходимости сопровождать скрытно…
-   Есть, товарищ полковник, - поспешили офицеры не дав договорить командиру.

-   Выполняйте, - махнул рукой Доватор.
 
-   Подождите, - капитан Фомин подошёл ближе к Владимиру и осмотрел его со всех сторон, провёл рукой по его волосам, - одежда конечно эта молодит, но не настолько, надо изменить причёску. У нас есть ручная машинка, хорошая. Немецкая кстати, Золинген. Подстрижём под пионера, чёлочку, остальное наголо.

   Лейтенанту Горину идея явно не понравилась, однако он понимал, что капитан прав.

-   Что скажете, лейтенант?
 
   Горин-младший тяжело вздохнул, - думаю, Лев Михайлович для дела так лучше. Пропадай моя головушка.

-   Вот это зрелое решение. Одобряю. Есть у нас цирюльник?
-   Я сам сделаю, товарищ полковник. – Предложил капитан Фомин, удовлетворённо потирая руки.

   Горин–младший в возмущении открыл было рот замахав отрицательно рукой, но капитан уверенно положил ему руку на плечо,- не беспокойтесь лейтенант у меня богатый опыт, я многих обкорнал лично. Прежде чем расстрелять.

   Вовка дёрнул плечом сбрасывая руку капитана.

-   Да ладно вам, лейтенант. Шучу я. Всё будет нормально. Стриг я много голов братьям своим в детдоме. Так, что давайте табуреточку.

   Пока капитан лязгал хромированной машинкой для стрижки, ловко состригая волосы с головы сослуживца, командир продолжал давать ценные указания: - двигаетесь вдоль старой Смоленской дороги на запад в сторону Берёзкино, Барсучки, Кардымово. Дальше не надо. Возвращаетесь, докладываете обстановку и, если останется светлое время, тронетесь на Север к Ярцево. Есть предположение о высадке немецкого десанта с целью уничтожить Соловьёвскую переправу. А это как вы знаете, с середины июля, единственная возможность материально-технического обеспечения войск Западного фронта.

-   Да, Лев Михайлович, - согласился майор Ясенев, -  только эту понтонную переправу и так перманентно бомбит немецкая авиация. А там, честно говоря, кроме машин и повозок снабжения Западного фронта, а также разнообразных верховых и пеших, бегущих на восток, не мало санитарных машин с ранеными, и никто уже их не пропускает вперёд. Суета и хаос. Боюсь уже необходимо принять жёсткие меры воздействия для сохранения дисциплины и порядка.

-   Дайте команду, товарищ полковник, - откликнулся капитан Фомин, сосредоточенно выводя контур чубчика лейтенанту Горину. Он отошёл на шаг и полюбовался своей работой, - видите красота какая, настоящий пионер. Сойдёте за пятиклассника лейтенант. – Отложив блестящий инструмент в сторону обернулся к командиру, - А порядок мы наведём жёстко и быстро, товарищ полковник. Если будет приказ.  Вставайте лейтенант, вас ждут великие дела.
 
-   Действительно, - полковник оглядел новую причёску Горина, - как-то вы помолодели Владимир Дмитриевич…
   Хорошо выполняйте задание. А с переправой, я думаю порядок следует навести, но давайте попробуем сначала без радикальных мер.
   Николай Павлович, свяжитесь с базой, пусть организуют контроль за движением через переправу. Обеспечат оговоренную ранее очерёдность.
   И санитарные машины с ранеными пропускать в не очереди.
   А также уточните поступление обещанной артиллерийской батареи из семи экспериментальных реактивных установок «Катюша».
   Кстати, Катюша, - обратился командир к лейтенанту санчасти, - Екатерина Ивановна, Вам не кажется, что Ваш вид как- то не очень крестьянский. Что-то с причёской, мне кажется… Может сделать как-нибудь по проще?
 
-   Хорошо, Лев Михайлович. Я повяжу косынку. Попрошу у хозяйки.
-   Так, ну что же… Тогда как говорится с бо… Удачи. По коням.


               
                Контакт. (Август 1941г.)

   Екатерина полулежала на соломенной пышной подстилке аккуратно уложенной толстым слоем в четырёхколёсную старую телегу с деревянными осями, которые несмотря на обильную смазку убаюкивающе поскрипывали. А неровности грунтовой дороги, лучше сказать отсутствие таковой, заставляли её тело ритмично двигаться из стороны в сторону как в лихом танце. Однако добрый слой соломы гасил избыточные колебания. В то время как Владимир расположившейся на передке подпрыгивал всем телом, словно скакал на непослушном жеребце.

-   Удивительно красивые места, правда Владимир, - доктор, облачённая крестьянкой, восхищённо разглядывала колосящиеся хлебные нивы, которые уже не суждено было убрать, белые берёзы вдоль разбитой дороги и невысокие малочисленные избёнки на низеньких зелёных холмах, мелкие речушки с чистой прозрачной водой. Бирюзовое небо с пушистыми облаками. Вы видели когда-нибудь такое?

-    У нас на Ставрополье не менее красиво. Конечно, здесь на Смоленщине всё немного погуще, поярче, посочнее, позеленее. А Вы сами не из этих мест?

-   Нет, Питерская я. Но с удовольствием бы поселилась в этой красоте. Вот так вот лежала бы и смотрела в эту бесконечную синеву. Вечно.
 
   Владимир натянул поводья и остановил запряжённую лошадь.
   Екатерина приподнялась на локтях, - что случилось?

   Впереди над горизонтом поднимался вверх чёрный дым. – Что это? Екатерина Ивановна развернувшись легко спрыгнула с телеги и сложив ладони козырьком над головой всматривалась вдаль.

   Справа за обочиной послышался шорох и из-за кустов вышла невысокая с измождённым лицом женщина в оборванной одежде, держа за руку маленькую девочку.
   Было видно, что они едва держатся на ногах.
   Доктор бросилась к ним и помогла дойти до повозки.

-   Что с вами случилось? Откуда Вы?
-   Из Кардымовского района мы, - тяжело дыша ответила женщина. Немцы там. Много. Мужчин и старух убили, а детей и женщин собрали и куда-то погнали как скот. Мальчика моего, Ваську убили,- буднично сообщила она, - он с мальчишками решил освободить пленных. Двенадцать ему было. Их тела так и бросили на дороге. А мы с младшенькой сбежали в лес и решили идти на восток к нашим.
   Нет ли у Вас немного хлебушка, а то мы четыре дня уже... Бежали то впопыхах, ничего не захватили. Так в чём были.

-   Да-да, конечно, сейчас. – Екатерина засуетилась. Достала из- под соломы холщовый мешок и вынула из него хлеб, сало и бутыль с молоком. Затем в её руке, откуда ни возьмись, появился нож с растрескавшейся деревянной ручкой, которым она быстро отрезала от круглой буханки два широких куска белого хлеба и нарезала кусочками сало, прижав шмат к ребру деревянного борта телеги. – Пожалуйста кушайте, не стесняйтесь.
   Берите же.

   Женщина неуверенно протянула подрагивающую руку. В её выцветших серых глазах, окаймлённых чёрными кругами, появился неосмысленный страх.
  Маленькая ладонь девочки выскользнула из ослабевшей руки матери и ребёнок опустился без чувств на пыльную дорогу, мягко, словно большая тряпичная кукла.

-   Доченька! – испуганно закричала мать и упала рядом.
 
   Доктор Андреева присела на корточки возле неподвижных тел и пощупала пульс у девочки, затем у её матери. – Живы! – констатировала она. Лейтенант, помогите мне погрузить их в телегу.

   Вдвоём они подняли не без труда и уложили на солому потерявших сознание мать и дочь. То ли от голода, то ли от усталости и страха.
 
-   Давайте, Владимир не будем их пока трогать. Пусть полежат немного и придут в себя. Вероятно, это всё же голодный обморок на фоне пережитого потрясения. Полагаю, надо возвращаться.

-   А как же задание? Впрочем, и так понятно, что немцы километрах в 5-6 отсюда. Хорошо. Разворачиваемся.  Мы пойдём пешком рядом, а то тяжело будет лошадке. Вы не против?
-   Конечно.

   Он взялся за поводья и потянул влево, - но-о милая, давай.
Однако развернуть телегу не удалось так как сбоку послышался громкий окрик: Штеин! (Stehen)!( Стоять!)
 
   Из-за деревьев вышли двое немецких солдат с пистолетами-пулемётами в руках МР-40 Генриха Фольмера , известных у нас как автоматы Шмайссера.
 
-   Веа, ву, ву? ( Wer, wo, wo?) (Кто, откуда, куда?)

   Владимир опустил руку и незаметно пошарив сбоку под соломой, нащупал обух прижатого к торцу телеги топора.

-   Антвот. Шнель. (Antwort. Schnell.) (Отвечать, быстро.)

-   Извините, мы не понимаем, - испуганно пролепетала Екатерина.

-   Вер ис дас? (Wer ist das?). (Кто это?) – Немец указал дулом автомата на лежащие неподвижно тела в телеге. И не дождавшись ответа демонстративно замахнулся оружием над головой Екатерины.

-   Антвот, шнель.

   Екатерина невольно отшатнулась, прикрыв голову руками. – Мы не говорим по-немецки. – выглядывая из- под руки сообщила она, - как это у вас там: нихт щпрехен.
 
   На противоположной стороне в перелеске, наблюдавшие за сценой на дороге капитан Фомин и сержант Горин схватившись в рукопашную катались по земле.

-   Отпусти, сержант – прибью. – Шипел сквозь зубы капитан.
-   Нельзя сейчас, - отвечал ему шёпотом Горин продолжая удерживать за гимнастёрку, - разоблачим всех. А если там еще фашисты есть? Понаблюдать надо.
-   На хрен пошёл, понаблюдать. Он сейчас убьёт её, придурок. Тогда я тебя убью следом.

   Капитан оттолкнул от себя более лёгкого сержанта Горина и быстро стал продвигаться вперёд, прикрываясь деревьями.
 
   Владимир медленно убрал руку от топора и развернувшись лицом к врагу произнёс, нарочито артикулируя каждый слог, выставив ладони перед собой: Вир шпрехен шлехт доич. (Wir sprechen schlecht deutsch).  (Мы плохо говорим по-немецки.) Майне мутор унд их лауфен фо хуна дафон. (Meine Mutter und ich laufen vor Hunger davon). (Мы с мамой бежим от голода.)  Эс ис кранк. ( Es ist krank ). (Это больные). Анштекинд. (Ansteckend). (Заразные).

   Оба немецких солдата одновременно отодвинулись назад, направив дула автоматов на тела в телеге.
 
-   Нет, нет! Не надо,- замахала руками Екатерина, заслонив собой лежащих.

   Один из солдат сделал шаг вперёд и с размаху ударил женщину рукояткой автомата по лицу, сверху вниз.

   Екатерина вскрикнула, прикрывшись ладонями, но не отступила. Молча отняла руки от лица, посмотрела поморщившись на окровавленные ладони и упрямо уставилась на ударившего её Фрица. Яркая густая кровь вязко стекала по левой щеке на разбитые губы.

   Из леса напротив, выскочил человек с пистолетом в руке и быстро приближаясь, стрелял на ходу по растерявшемуся фрицу, тот взмахнул руками и свалился на землю. Второй подбежал к нему и попытался приподнять, но в этот момент Владимир нанёс ему удар обухом топора по голове, и он рухнул рядом со своим злобным собратом.

   Капитан, приблизившись к Екатерине обхватил её лицо руками, - ничего, просто немного содрана кожа.
 
   Она молчала, потрясённая случившимся, ошеломлённая своей смелостью, не в силах поверить, что это произошло с ней в реальности.
   Она уже много повидала и крови, и боли, но чужой боли и не своей крови. И теперь вот… такое крещение.

   Капитан Фомин непроизвольно прижал её к себе сочувственно поглаживая по спине. – Всё будет хорошо.

   Подбежал запыхавшийся Иван, - уходить надо. Срочно. Думаю, скоро здесь появятся основные силы.
   Екатерина Ивановна давайте тоже в кузов, у вас есть с собой аптечка? Надо обработать рану на лице. И вколоть обезболивающее. Быстрее, быстрее. Уходим.
   Брат, забери у этих автоматы и проверь, что у них в карманах.
 
   Сверху послышался нарастающий гул. Лейтенант Горин достал бинокль и несколько секунд вглядывался в розовый горизонт, - бомбардировщики люфтваффе, - ровным голосом сообщил он.