Почетный караул

      «сундук безумного вождя»
 

    - Господи, дай мне силы вытерпеть до утра, - повторял тихо рядовой Ерофеев. – Дай мне терпение не согрешить струей в священном месте. В знак признательности я обещаю не снимать с шеи крестик даже во время походов в казенный бордель. 
    Прочитав сдерживающую естественные позывы организма молитву, Ерофеев вышел из самого темного и дальнего угла церкви. Подошел к алтарю, на котором лежал опечатанный гроб с двенадцатью навесными замками и поставил автомат у треснувшей колоны. Кроме навесных замков, гроб был обмотан проволокой в нескольких местах, а его щели тщательно законопачены смолой. Хотя в одном месте смолы явно не хватило и из небольшого отверстия вытекала вязкая вонючая жидкость болотного цвета.
    Напарник Ерофеева сержант Волевой к тому времени закончил читать молитву, сдерживающую от курения. Однако она не помогла – курить хотелось еще сильнее. В конце концов сержант попросил прощения «на все четыре стороны», положил на алтарь оружие и достал из кармана мятую сигарету. Перед тем как закурить, он взглянул с тревогой на иконы и ему показалось, что лики на них спят. Глаза святых закрывали пятна старины и от этого они выглядели не такими суровыми. Но несмотря на иконную слепоту запятнанных святых, суеверный сержант все-таки спрятал огонек сигареты в кулаке, а дым стал выдувать себе за пазуху.

    - Что мы тут делаем? – спросил Ерофеев, когда сержант закончил грешить дымом.
    - Первый раз в почетном карауле закрывают? – ответил вопросом на вопрос Волевой.
    - Бог миловал, - кивнул Ерофеев.
    - А мне караулы у гроба нравятся, - сержант засунул окурок в сапог. – Шестой раз стою. Тут понимаешь, что жизнь продолжается.
    Будто в подтверждение его слов в гробу зашевелились. Чихнули, прокашлялись, настойчиво постучали в борт.
    - Тихо ты, иконы разбудишь, - шикнул на гроб старший караульный, но было уже поздно.
    Эхо маленькой, почти заброшенной церкви оказалось на удивление звучным. Оно повторило стук несколько раз, увеличило его громкость, отрикошетило от стен, словно пулю, добросило до вершины свода. Ерофеев от неожиданности присел, а Волевой ударил кулаком по крышке гроба.
    - Вот неугомонный полковник, –  сказал он с раздражением, – все никак не уймется. Но ничего, до утра затихнет.
    - Он что, живой? – удивился рядовой.
    - Конечно живой. К мертвецам конвой не приставляют. А бурлит потому что святости набирается. Настаивается до нужной кондиции. Как наберется, так и успокоится навсегда. 
    - А если не успокоится?
    - Священный раствор не терпит суеты, но дело свое хорошо знает, - сержант попытался успокоить коллегу конвоира. - Очищает от чего угодно, как кислота. И от грехов, и от жизни.
    Встревоженный Ерофеев обошел, на всякий случай, гроб кругом и проверил замки на прочность.

    - А за какие грехи полковника в безгрешную роту переводят? – поинтересовался он, закончив обход. – Я думал звания святого у нас получают лишь генералы.
    - Говорят, за ересь и критику генштаба, - пожал плечами Волевой. – Еще за непомерный во время войны аппетит. Кто его знает, за что сейчас повышение дают?
    - Разве не проще за ересь в камеру отправлять?
    - Может и проще. Но заключенных у нас и так слишком много, а веры не хватает. Вот они и решили роту святых генералов раздуть до размеров полка. А полковника этого я помню. Служил когда-то под его началом. Редкая сволочь.
    - Сволочи везде у нас – дорога, - заявил уверенно Ерофеев.
    - Сволочи везде у нас – почет, - согласился сержант.
    Гроб тоже не остался в стороне. Он затрещал с еще большим упорством, заскрипел, закричал что-то неприличное. Одни навесной замок не выдержал внутреннего давления и сорвался.
     Напуганный Волевой схватил свое оружие с алтаря и передернул затвор.
    - Не расслабляться! - приказал он рядовому. – Выполняй свои обязанности караульного конвоира, как того требует священный устав.
     Подчиняясь приказу Ерофеев стиснул зубы и направил автомат на гроб. Хотя гроб в ответ немного присмирел, рядовой бдительности не утратил. Так и простоял с автоматом до самого утра, несмотря на зловещие шорохи и неизвестно откуда взявшийся рой мух, что облепил не только гроб, но и лица караульных. 

    Когда сквозь грязные церковные витражи начало пробиваться солнце, полковник окончательно затих. Уставший почетный караул тоже больше не произнес ни слова – церковь укутала гробовая тишина. Спустя полчаса двери ветхого здания открылись и внутрь вошла похоронная комиссия. Осмотрела гроб со всех сторон, проверила сохранность печатей. Подписала документы, согнала с лиц караульных назойливых мух. Затем вывела солдат из молчаливого ступора и отправила в увольнительную. А гроб с новоиспеченным святым погрузили в гербовый катафалк и повезли хоронить со всеми почестями на кладбище высшей категории при храме министерства обороны.